Благие намерения

Проводив экстренную медбригаду, общение с которой заняло от силы полчаса, Харитон доковылял до софы и опустился на нее, совершенно обессиленный. Несмотря на то, что подоспевшие реаниматологи из "Павлова" нашли его состояние абсолютно удовлетворительным, ощущение было такое, словно он только что отмахал марафон. Пожаловаться на здоровье Харитон не мог: все-таки, тело – это инструмент, а инструменты нужно держать всегда наготове и в безупречном состоянии. Однако, бешеный темп последних дней свое черное дело сделал: руки и ноги ощущались бесполезными макаронинами, а сердце тяжело ворочалось в груди. Пережитый стресс понемногу выветривался, иногда возвращаясь отголосками в виде приступов легкого головокружения. В висок ему ткнулся холодный треугольник кошачьего носа. Муся, изрядно перенервничавшая из-за хозяина, бесцеремонно вспрыгнула ему на грудь и свернулась калачиком, мурлыкая изо всех сил. Теплая вибрирующая тяжесть приятно убаюкивала и расслабляла, заставляя глаза самопроизвольно закрываться. Захаров сам не заметил, как задремал, растянувшись во весь рост. Сквозь неверный сон слышался то бубнеж робота, то негромкий голос Ларисы откуда-то снизу – она говорила с кем-то по телефону, разобрать слова никак не получалось, но фамилию "Морозов", повторяемую несколько раз, удалось расслышать отчетливо. Открывать глаза и просыпаться не хотелось. Измученный бессонной ночью и экспериментальными самоубийственными каруселями, мозг отчаянно требовал отдыха, но после недавней встряски соскользнуть в глубокий сон не получалось. Пару раз ему даже начинало что-то сниться: небольшая прокуренная комнатушка в студенческом общежитии, черный лес и собачий лай за спиной, огоньки свечей и удушливый запах ладана... но каждый раз образ улетучивался, а Харитон раз за разом возвращался на грань реальности и сна. Похоже, недавний переход в Лимбо в сочетании с хроническим недосыпом окончательно вывел нервную систему из и без того хрупкого равновесия, и сейчас он мог испытывать на себе все сомнительные прелести явления под названием "сонный паралич". Пружины софы заскрипели, прогнувшись под тяжестью чьего-то тела. Это явно была не кошка, та все еще дремала на прежнем месте, иногда мурлыча и перебирая во сне пушистыми лапками. Харитон не мог с уверенностью сказать, был ли сидящий рядом человек реальным или игрой биохимических реакций в его голове, но последовавшее прикосновение теплой ладони к лицу было однозначно приятным. Мягкие пальцы обвели скулу, подушечками задели бровь и остановились в районе щеки, едва заметно пульсируя. Захотелось отстранить от себя чужую руку, но собственные конечности все еще отказывались повиноваться, оставаясь бесполезным грузом где-то на периферии сознания. – Спите, профессор? – тихий шепот на грани слышимости. – Спите... Как же вы меня напугали, – вторая ладонь, ощутимо пахнущая чем-то мятным, повторила путь первой. – Я, наверное, в жизни ни за кого так больше не боялась. Пришла, а вы здесь лежите, как мертвый. Лучшее твое действие за последнюю неделю, хотел саркастично ответить Харитон, но передумал. Он спит, в конце концов. Даже если его собственное подсознание сейчас шутит с ним злые шутки, подкидывая ему картинку и ощущение простой человеческой ласки, почему бы и нет? – Я знаю, что вы, наверное, сейчас высмеяли бы меня и мои неуместные чувства, если бы не спали, но мне, если честно, уже плевать. Вы – самый невероятный человек из всех, кого я знаю, и я, наверное, звучу сейчас как полная дура, да? А вот это уже явно не было сном. Харитон попытался пошевелить ногой и с облегчением понял, что ему это удалось. Сонное оцепенение, наконец, отпустило, контроль над телом вернулся, но маленький бенефис Ларисы он обязан был дослушать до конца. В том, что это была именно Лариса, сомнений не возникало. В конце концов, других женщин, заинтересованных в его персоне, вокруг не наблюдалось уже очень давно. Пожалуй, с того момента, как он защитил докторскую диссертацию. Женщины же, заинтересованность которых была взаимной, и вовсе были в его жизни аномальным явлением. – ... и знаете, я подумала, что даже если вы не ответите мне взаимностью, я буду на вашей стороне, даже если это будет мне стоить многого. Готова, подумал Захаров. По-видимому, в лояльности ученицы отныне сомневаться вряд ли придется. Он уже был готов сознаться, что не спит, и открыть глаза, и даже сдержаться от очередной колкости, которая сейчас пришлась бы очевидно не к месту, ни к чему было подрывать едва сформировавшуюся эмоциональную привязанность, но так и не успел. Потому что во время поцелуя заниматься этим оказалось чрезвычайно затруднительно. Безусловно, поцелуй от молодой привлекательной женщины был приятным во всех аспектах – и для самолюбия, и для резкого выброса гормонов удовольствия в мозгу. У Ларисы была очень нежная кожа на лице, ощущавшаяся как гладкий сатин, а пахло от нее все той же мятой и самую малость духами. Проблема была лишь в одном. Все это было не к месту и не ко времени. Разорвав затянувшийся тактильный контакт, Харитон выдохнул, слегка приоткрыв один глаз. – Никогда не думал, что окажусь когда-нибудь в роли Спящей Красавицы, но, видимо, и невозможные события иногда случаются, – протянул он, с усмешкой глянув на девушку. Лицо Филатовой продемонстрировало всю гамму румянца – от закатного неба до цвета бедра испуганной нимфы. Лариса отшатнулась и закрыла лицо руками. У нее порозовели даже кончики ушей. – Ну-ну, Лариса, – в голос пришлось вложить все умение успокаивать. – Дыши. Ты не сделала ничего, за что можно было бы тебя осуждать. Та мелко закивала и наконец отняла руки от лица, глубоко вздохнув. – П-простите, я думала, вы спите. – И решила воспользоваться моим, безусловно, беспомощным положением? Умно, – Захаров почесал за ухом проснувшуюся Мусю и привстал на локте, с наслаждением отметив, что болезненная тяжесть в голове, наконец, отпустила. – Я думаю, эту тему нам стоит обсудить позже, иначе из-за твоих пылающих щёк у меня сгорит кабинет. Глаза Ларисы засветились благодарностью. Она кашлянула, помотав головой и, по-видимому, отгоняя остатки смущения, после чего резко перешла на более деловой тон. – Пока вы спали... – Ты связалась с капитаном Морозовым, получила от него инструктаж или интересную информацию, пришла с этим ко мне и решила воспользоваться беспомощным положением своего старого наставника, – Харитон в притворном ужасе закатил глаза. – Ай-яй-яй, Лариса. Как тебе не стыдно. – Да ну вас! – девушка скрестила руки на груди. – Ладно, продолжай, – смилостивился Харитон. – Я узнала две вещи, которые вы просили меня узнать. Первое: как Штокхаузен получил данные об эксперименте. Все просто – узнав о том, что Дмитрий Сергеевич отправился с вами в лабораторию, он удаленно подключился к камерам наблюдения через резервные каналы, которые не связаны с "Коллективом" и не были блокированы, и сам убедился в результатах. После этого напрямую отправил информацию в соответствующие инстанции. – А мои перемещения? – "Вихрь". К нему, собственно, можно подключиться через нейросеть, через доступ академика Сеченова. Шток этим воспользовался, записав попытку входа как стандартную в рамках своих должностных обязанностей. – Погоди-ка. Ты нейрохирург, а не программист, Лариса, – Харитон заинтересованно приподнял бровь. – Как тебе удалось все это отследить? – У меня есть друг еще со студенческих времен, Витя Петров, – Лариса развела руками. – Очень хороший программист, сейчас работает в театре Плисецкой. В "Коллективе" – как рыба в воде, может даже робота-погрузчика заставить сплясать цыганочку с выходом так, что ему аплодировать будут. – А доступы? – Ну... – небольшая заминка в голосе девушки подсказала, что информация была получена, мягко говоря, нелегальным путём. – Скажем так, талантливый спец может сделать правильные выводы и по косвенным данным в системе. – Допустим, – Харитон позволил себе намёк на улыбку. – Уже хорошо. Я так понимаю, ты передала Морозову именно эту информацию. – Да, и теперь Михаэль будет иметь "фесьма большие непхриятности", – Филатова очень похоже передразнила немецкий акцент и хихикнула. – А вторая новость? – Вторая новость про пожилую гражданку с очень длинным носом. Витя бегло просмотрел основные узлы связи на Предприятии и нашел подключение, которое очень тщательно скрыто от рядовых инженеров. Вообще говоря, это устаревшая линия экстренной связи, которую по недосмотру или злому умыслу не демонтировали вовремя. Дальность передачи – приблизительно километров сто, но проблема в том, что она позволяет перехватывать вообще все переговоры, вне зависимости от того, насколько они защищены. Как раз в силу того, что канал экстренный. – Я даже знать не хочу, каким образом ты уговорила этого Петрова потратить на такие поиски несколько суток своей жизни, и более того, потом держать язык за зубами, – Захаров зло улыбнулся, теперь уже в открытую, – но это очень хорошие новости. Я тобой горжусь. Думаю, капитан Морозов тоже был счастлив услышать всё это. – Не всё, – Лариса пожала плечами. – Я озвучила ему только грехи Штокхаузена, предусмотрительно умолчав о том, кто из инженеров оказывал содействие в поисках. Предположила, что с гражданкой Муравьёвой вы захотите переговорить лично, потому что угрожала она, насколько я поняла, именно вам. – Достойно, – одобрил Харитон. – Да, и не только мне. Спасибо. Если вся история с тайными каналами связи была правдой, а шанс на это был, надо сказать, не маленький, источником слива данных об "Атомном Сердце" мог оказаться вовсе не безвестный программист, который мог попросту приторговывать данными по мелочи и погореть на этом в силу неопытности и природной тупости. Захаров нутром чуял, что в случае с чрезмерно любопытной старухой нарвался на корни какой-то сложной и чрезвычайно плохо пахнущей истории, в которую был вмешан и он сам, и Дима, и даже капитан Нечаев со своей супругой. Оставалось понять, какие именно разговоры успела перехватить та, что притворялась полоумной бабкой, какие выводы из них сделала и куда потом отправились эти данные. И отправились ли куда-то вообще. Филатова расцвела, и, метнувшись вперед – он даже пальцем не успел пошевелить, – стремительно коснулась губами его щеки. – Относительно тебя у меня только один вопрос, – Харитон дернулся от прикосновения, словно его ужалили. – И достаточно серьёзный. Ты осознаешь, что ввязываешься в сомнительного рода внерабочие отношения с немолодым, некрасивым и не самым приятным в общении человеком, Лариса? – Мне все равно, – легко ответила та. Дело было сделано. Судя по вегетативным реакциям и нездоровому блеску глаз, мозг девушки был переполнен коктейлем из гормонов удовольствия чуть более, чем полностью, что безусловно влияло на ее способность к осознанному выбору. Тем не менее, сейчас она сама, добровольно, перешла в его полное и безвозмездное распоряжение. – Хорошо, я понял, – Захаров пожал плечами. – А, и еще кое-что, – Лариса задумалась. – Пока вы были в отпуске, назначили дату открытия ВДНХ Предприятия. Дмитрий Сергеевич будет выступать, вас тоже просят произнести речь, как одного из руководителей. – В первый раз об этом слышу. – Естественно, вы же в отпуске, – развела руками Филатова. – Церемония состоится двадцатого ноября. Говорю на всякий случай, чтобы не стало неожиданностью. Она международная, там будут делегации посольств и все высшие члены партии, так что отказаться от присутствия не получится. – Никаких проблем. Проблемы, на самом деле, были. Харитон не очень-то любил публичные выступления, особенно те, на которых приходилось отвечать на вопросы аудитории. Но отвертеться от участия в мероприятии такого уровня даже ему не представлялось возможным. К тому же, учитывая аппетиты КГБ, поневоле придется сохранять приличное лицо и демонстрировать образцовое поведение для учёного своей величины. Тридцать первое октября подходило к концу. Ноябрь начинался для Харитона в очень смешанных оттенках, которые, впрочем, совершенно не отражали всех масштабов грядущей катастрофы.