***
Стук двигателя и бесконечно одинаковые пейзажи за окном убаюкивали Мэгги, отяжеляя её веки с каждой секундой. Мысли сливались в один бессмысленный поток, среди которого сложно было разобрать хоть что-то внятное. Девушка прислонилась щекой к теплому стеклу, прижимая рукой рану. Кровь перестала уже течь, но ноющая боль по-прежнему тревожила предплечье. Зачем? Зачем он помог ей? Зачем вообще ему помогать кому-то? Осталось ясное понимание того, что он просто-напросто садист, желающий видеть, как ей плохо, как она страдает, чтобы потом прийти и спасти её. Ему нравится видеть этот бессильный гнев, который пожирает всё доброе и человечное. Это делает её покорной перед ним. Покорность. Он добился, чего желал. Она поддалась ему и сделала первый шаг. Она настолько начала задыхаться в собственной ненависти, что сил сделать вдох свежих мыслей и чувств уже не осталось. И этот шаг в пропасть в надежде избавиться хоть от чего-то. Нет. Лучше было бы, если бы её сожрали ходячие в том торговом центре, чем принимать его помощь и быть благодарной. Так было бы хоть что-то понятно. Смерть. И ничего нет. Но только не себя надо убивать, а причину диссонанса. Так точно станет легче?***
Погрузившись в мысли, Мэгги всё-таки заснула. Ниган остановил машину, не проехав и половины пути домой. Он снял с себя свою любимую кожаную куртку и укрыл ею спящую девушку. Мужчина старался как можно тише выйти из машины, чтобы не разбудить пассажира. Он прислонился спиной к кузову пикапа и достал сигарету из мятой пачки. — Последняя… — недовольно произнес Ниган и прикурил от спички. Вечерний прохладный воздух уносил сигаретный дым куда-то далеко. С ним же уносились тяжкие мысли о прошлом, настоящем, но не будущем. Может действительно уйти в отшельники и выживать в одиночестве? Не для своего спокойствия, он сможет адаптироваться к любой ситуации. Для спокойствия единственного человека, которому он сделал так больно, как только мог. И продолжает наносить раны, сам того не желая. Так получается. Так просто получается. Сейчас в этом никто не виноват. А может виноваты все. Впрочем, не имеет смысла думать об этом. «— Твои грехи, в принципе, искупить невозможно», — мысленный яд, который намертво впился в сознание Нигана. Как перестать об этом думать? Как перестать думать о ней, когда она, такая спокойная и умиротворенная, спит в критической близости к объекту своей посмертной ненависти. Никогда, вероятно, он не видел Мэгги спящей. Солнце уже скрылось за горизонтом, освещая все остатками своей былой яркости. А где-то сейчас только-только наступает рассвет, и просыпается жизнь. То, что от нее осталось. Тлеющая сигарета уже прожгла фильтр и подбиралась к пальцам, чтобы обратить внимание Нигана на то, что он слишком задумался, и уже пора ехать. В машине, потирая глаза, сидела сонная Мэгги и не понимала где они. Никакой паники, почему-то, в ней не проснулось. — Доброе утро, Ри, — бросил взгляд на нее Ниган и завел машину. — Где мы, и почему ты здесь? — опомнилась девушка и прижалась спиной к двери, готовясь к обороне. Сердце билось так быстро, как бьется у загнанного в угол зайца на охоте. Рукой она пыталась нащупать нож в ножнах на бедре, но ничего не нашла. — Это ищешь? — в руке Нигана сверкнуло лезвие, которое он достал из кармана в двери. — Успокойся. Ты за столько лет ещё не поняла, что я для тебя не угроза? Да ты сама мне можешь больше вреда нанести, чем я тебе. Девушка потянулась забрать нож, но но остановилась, смотря в глаза Нигану. Закатное небо бликами играло в болотных глазах мужчины. Губы дернулись в полуулыбке, а щетина с редкими седыми волосками просела в местах, где есть ямочки на щеках. Он смотрел расслабленно, но было ощущение какой-то игры, в которой оба были не против принять участие. Она убегает, он догоняет. Она противится, он только ближе подступает. — Ты — моя камера пыток, Мэгги, — почти шепотом проговорил Ниган, одной рукой протягивая нож, а другой убирая прядь каштановых волос за ухо девушке. От его хриплого голоса по спине побежали мурашки, в горле пересохло. — Перестань, — сглатывая непонятный ком в горле, девушка нехотя убрала его руку от себя. — Нам пора ехать.***
— Всё в порядке, она просто спит, — Ниган зашел в поселение со спящей Мэгги на руках. Она устала. От войн, от ненависти и от боли. От бесконечных проблем. От того, что нужно быть сильной. — Я тебе не верю, — подбежал к мужчине Дэрил и приставил пальцы к шее девушки, проверяя пульс. — Что с её рукой? — Упала на стекло. Я сделаю перевязку, и все будет нормально. Дай мне только отнести её до дома. Припасы в машине, разберите, – Ниган кивнул в сторону пикапа и пошел к дому Мэгги. — Если ты с ней что-то сделал — я отрежу тебе руки и брошу гнить в подвал, — прошипел Дэрил через зубы и крепко сжал плечо Спасителя. Ниган лишь самодовольно улыбнулся и кинул колкий взгляд, оставляя мужчину за своей спиной. Толкнув дверь ногой, он с легкостью зашел в помещение и направился в спальню. Хершел уже давно спит в своей комнате, поэтому внезапного гостя никто не встретил. Ниган уложил Мэгги на кровать и сел на край рядом. «Твои грехи, в принципе, искупить невозможно», — эти слова пронизывали Нигана, став переживанием, которое не отпускало его ни на секунду. И в эту самую мрачную ночь он, сидя у окна, смотрел в бесконечные звезды, пытаясь найти ответ на свои мучительные вопросы. Любовь к Мэгги проникала глубоко в его сердце, но сейчас, когда он видел ее спящей, эта любовь сопровождалась бурлящим потоком сожалений. Мэгги, неведомая ему красота и нежность, лежала рядом, когда его ум забрасывали тревожные мысли о прошлых грехах. Он видел в ней прекрасное противоположное изображение — мир и вечную молчаливую гармонию. Это казалось ему чудом, но чувство вины не позволяло ему наслаждаться ее присутствием полностью. Каждый вздох, каждое движение Мэгги пробуждало в Нигане мысли о его темных делах, о преступлениях, которыми он не так давно занимался. Какие-то далекие голоса из прошлого шептали ему о том, что он не достоин ее, не достоин счастья. Он замыкался в себе, пытаясь найти способ преодолеть эту пропасть, отделиться от своих грехов и предложить Мэгги что-то большее, что-то очищающее. Он тихонько прикоснулся к ее коже, словно искренний числитель к знаменателю, пытаясь уравнять свою душу с ее чистотой. Он был уверен, что в ее присутствии он становится лучше, но этого недостаточно. Как перестать думать о них, о своих грехах, о Мэгги, когда она спокойно дышит рядом с ним? Почувствовав на себе ее нежный взгляд, Ниган замирает, чувствуя внутреннее благосостояние, и снова задает себе вопросы. Быть может, внутри его тоска разгорелась с новой силой, но теперь он чувствует, что в любви к Мэгги лежит его истинное искупление. Ее присутствие становится шансом на новую жизнь, на преодоление темноты и вступление на путь обновления. — Ты снова здесь? — прошептала Мэгги уже без сил на сопротивление и бесконечные бега. — Я пришел, чтобы… — начал было неуверенно говорить Ниган, но был прерван девушкой. — Спасибо, что помог. Считай, ты искупил свои грехи. Я не хочу больше на тебя злиться, я просто не хочу тебя больше видеть. — Я хочу перевязать тебе руку. И тогда я сделаю всё, что ты захочешь. Где у тебя бинты? — В ванной за зеркалом. Ниган молча встал и пошел за перевязочным материалом. В ванной он увидел себя в зеркале и ужаснулся. Лицо уставшее, обросшее достаточно крупной щетиной, пустой взгляд. Кем он стал? Еще утром он в зеркале видел самца, а теперь там влюбленный придурок. И влюбленность эта не приносит счастья. Она сжирает его, заставляя внутри корчиться от боли. Она — Мэгги. Изумрудные глаза смотрят на своего обладателя с ненавистью и жалостью. Открыв дверцу с зеркалом, он всё-таки взял бинты, вату и спирт. Вернувшись в комнату, он быстро перевязал девушке руку и молча покинул её дом. Он здесь чужой. Выбор очевиден. Нужно уходить.