Крокодилы и миротворцы

20 мая 799, Хайнессен Фредерика с отвращением стащила с головы очередное белое, кисейное и воздушное нечто. Поморщилась, больно уколовшись о заколку из искусственного жемчуга, которая вроде бы должна была удержать это великолепие на ее коротко стриженных волосах. Она терпеть не могла бесконечные примерки и наряды. Армейская форма долго спасала ее от такого, но теперь придется привыкать. Хотя надо признать, то струящееся белое платье идеально село по фигуре. Не зря Ортанс после двухчасовых мучений в свадебном салоне наконец-то одобрительно сощурилась. В отличие от будущей невесты, жена вице-адмирала Кассельна выглядела как довольная жизнью акула, которой повезло проглотить что-то крупное. На ее лице застыло предвкушающее выражение, а глаза сверкали, как у полководца за миг до триумфальной победы. «А теперь к этому платью нужны соответствующие туфли, дорогая!». Фредерика вспомнила, что весь долгий день, по крайней мере — всю церемонию, ей придется провести на каблуках, и застонала про себя. Ортанс Кассельн была неумолима и целеустремлена, как розенриттеровский танк. Честно говоря, Фредерика не знала, как бы обходилась без нее. Она привыкла организовывать, держать в кармане множество мелочей и действовать быстро, но это… Цветы и декор, угощения, поиск заведения, способного уместить всех ожидающихся гостей, выбор закусок и алкоголя — тысяча мелочей, которые и делают свадьбу собственно свадьбой. Если бы не Юлиан, Ортанс, ее муж и пара тех крепких парней из полка, которых специальным приказом ей выделил генерал Шёнкопф, она ни за что не справилась. Свадьба обещала быть скромной по затратам, но большой и очень шумной. Официально флот-адмирал Ян Вэньли еще не вышел в отставку, а это означало присутствие на церемонии и после нее целого выводка "уважаемых почетных гостей". Хорошо хоть от прессы удалось избавиться, только ее там и не хватало. «Флот-адмирал Ян Вэньли, вы женитесь на мне?» Фредерика прикрыла глаза, вспоминая. Она знала, что никто не удивится. В конце концов слухи про нее и командующего ходили давно, особенно с той самой грязной газетной утки, после парламентских слушаний. Предатель Трюнихт, мерзкая душёнка, мстил и в мелочах. Что бы он сказал сейчас, если бы узнал, насколько к месту оказалась та его выдумка? А главное, — все поверили. Даже свои. Особенно свои. Они все были уверены, что она неровно дышит к адмиралу. Кажется, из всего штаба только Вальтер фон Шёнкопф всё понимал правильно, но, разумеется, помалкивал. Между ним и Фредерикой установилось своеобразное молчание заговорщиков, объединенных одним чувством и общей тайной. Ведь если офицеру не повезло родиться женщиной, и она готова умереть или убить за своего командира, то она в него, безусловно, влюблена. Как же иначе? Фредерика никогда не пыталась опровергать слухи. Во-первых, бесполезно. Только подольет масла в огонь. Во-вторых, просто неважно. Адмирал Ян знает правду. Он может положиться на нее во всем, и даже больше. Намного, намного больше. Конечно, поначалу было очень обидно. В армии Альянса официально декларировалось равенство, но в реальности ряд армейских специальностей для женщин был под запретом. Разумеется, все знали и негласную причину. По сравнению с империей, население в Альянсе медленно, но неуклонно сокращалось. Политики бормотали с трибун про необходимость поднять рождаемость, а массовый набор женщин детородного возраста в действующую армию расходился с задачами восполнения человеческих потерь. Женщин было много среди интендантов и деловодов, на штабных и вспомогательных должностях. Пилотов и связистов в боевые части во флот набирали только потому, что потери в этих специальностях были велики, и нехватка людей стояла особенно остро. Фредерику никогда не прельщала недолгая запрещенная карьера десантника, или разрешенная — «спартанца». Она была дочерью адмирала, она пережила бегство с Эль-Фасиля и собиралась стать офицером. Женщине, но с именем известного отца за спиной, самый простой путь к этому лежал через адъютанство. Фредерика ухватилась за возможность обеими руками и была идеальна во всем — от оценок до поведения. Что не мешало злословию за ее спиной — Фредерика понимала, что никогда не избавится от подозрений в протекционизме. Однако шепотки о том, что она то ли уже спит, то ли собирается спать со своим командующим, вызывали у нее вспышки белого гнева перед глазами. Как кто-то смел даже предполагать, что Ян Вэньли мог иметь отношения с подчиненной?! Адмирал мог проливать на себя чай и бренди, приходить на совещание в кителе, увешанном кошачьей шерстью, разбрасывать на командирской консоли на мостике чашки, рапорты, ноги и ботинки. Он мог еще и не такое — у Фредерики волосы шевелились под беретом, когда она становилась свидетелем того, как Ян позволял себе разговаривать с политиками и высшим командованием. Но она не знала никого порядочнее и чище его. Подозрение в адрес адмирала для Фредерики было сродни святотатству. И она точно помнила тот момент, когда ее слепое во многом детское восхищение командующим перешло в осознанное служение. 20 сентября 797, Тринадцатый флот — Лейтенант Гринхилл… Фредерика… — она подняла заплаканные глаза. Командующий Ян стоял на пороге ее каюты, не решаясь войти. За рыданиями она и не услышала, как он стучал. Фредерика пораженно замерла на кровати, прижимая к груди фотографию. Адмирал никогда раньше не называл ее по имени. И никогда раньше не заходил в ее каюту. Позорно шмыгая носом, Фредерика дрожащими руками поставила фото на тумбочку, и вскочила со смятой кровати, одергивая китель. — Сидите, сидите, — Ян замахал на нее рукой как мельница, неловко топчась в дверях. — Можно мне войти? — Да, конечно, командующий. Извините меня. Я веду себя неподобающе… Я… — Фредерика, — перебил ее Ян, грустно глядя прямо в глаза. — Ваш отец не покончил с собой. В первую секунду ей показалось, что она ослышалась. Во вторую — что потолок каюты рухнул прямо на нее. Она захлопала на адмирала мокрыми ресницами. Тот шагнул в каюту, плотно прикрыв за собой дверь. — Извините, что я так сразу, лейтенант. Тело вашего отца сейчас в морге. Был приказ о проведении вскрытия, предварительный вывод однозначен. Он погиб от выстрела в голову. Даже такой паршивый стрелок как я, способен понять, что невозможно с того расстояния самостоятельно выстрелить и попасть себе в середину лба, — тут адмирал вынул руку из-за спины и показал ей какие-то бумаги. — Гриф секретности, но и черт бы с ним. Показания путчистов сходятся — вашего отца застрелил имперский агент бывший контр-адмирал Линч. Установлено, что он проводил подрывную работу среди командования наземными военными базами. Как раз перед началом путча. Он и ваш отец учились со многими из этих офицеров. Пока мы еще не до конца понимаем, что там произошло. Знаем только, что между вашим отцом и бывшим контр-адмиралом произошел конфликт. — Отец… он бы никогда… Отец разоблачил его как имперского агента? — Это самое вероятное объяснение. Допросы арестованных членов Комитета национального спасения еще идут. Они сговорились объявить о том, что адмирал Гринхилл покончил с собой. Понятно, чтобы не выглядеть имперскими марионетками. Но кое-кто из них все же заговорил. Мне… нам удалось достать часть протоколов их допросов… не все, конечно. Возьмите. Вы должны знать, что на самом деле произошло с вашим отцом. Фредерика схватила протянутые ей листы бумаги, как утопающий в море хватает протянутый ей конец спасительной веревки. Ее трясло. С безумной надеждой она уставилась в темные сочувствующие глаза командующего. — Адмирал, вы… вы имеете в виду, что папа... адмирал Гринхилл узнал, что путч изначально был инспирирован имперцами? Как вы и полагали. Он мог… захотеть прекратить это. — Мы не знаем точно. Но это возможно, лейтенант. Вообще-то даже моего допуска не хватает для доступа ко всем материалам дела. Но точно известно, что вашего отца убил имперский агент Артур Линч. Это не было самоубийство. Вот и все, что я хотел сказать вам. Еще раз извините и... еще раз примите мои искренние соболезнования. Она стояла перед ним, судорожно сжав пачку бумаг, испещренных грозными официальными грифами. А потом смотрела, как он неловко козыряет, замявшись на выходе и затем аккуратно прикрывая за собой дверь. Сердце продолжало ныть от горечи и сожаления, но бежали секунды, — а разрывающее ее на куски чувство вины больше не возвращалось. Глубоко вздохнув, Фредерика повесила назад на стену над кроватью и тщательно выровняла рамочку с фотографией. Вытерла слезы, убрала протоколы допроса в полагающийся адъютантской каюте маленький сейф и отправилась в ванную. Она просмотрит их позже. А пока ей надо привести себя в порядок и возвращаться к выполнению своих обязанностей. Отец не покончил с собой. Его убили. Убил агент Рейха, когда отец собрался разоблачить имперский заговор и сдаться адмиралу Яну. Она чувствовала, что снова может жить и дышать. Ей нечего бояться и нечего стыдиться. Четверть часа спустя легким шагом направляясь в сторону мостика, погруженная в эти мысли Фредерика чуть не налетела на высокого симпатичного парня в летном оранжевом комбинезоне. Слегка удивившись, она вспомнила, что у пилотов только что окончились очередные маневры по боевому слаживанию. — Извините меня, лейтенант! Я задумался и был неловок, — блондин взъерошил челку и торопливо отступил с ее пути с такой скоростью, что ей показалось — отпрыгнул. Подавив чуть истеричный смешок — с этим распирающим изнутри клубком из благодарности, грусти и облегчения она могла сбить с ног и не заметить самого вице-адмирала Мюраи, — Фредерика, козырнув, вежливо запротестовала: — Нет, это моя вина, майор. Это я задумалась и не смотрела по сторонам. — Да, сейчас всем есть над чем подумать, не так ли? — смущенно ляпнул пилот, совсем смешавшись и отступая еще на один шаг. Фредерика бросила на него внимательный взгляд. «Комэск Иван Конев, настоящая летная легенда, как и командир первой эскадрильи Поплан», — информация легко всплыла в ее голове. В отличие от лучшего друга и заклятого соперника, комэск второй эскадрильи был спокоен, молчалив, и в офицерских барах обычно забивался в угол с какой-то книжечкой и карандашём в руке. Может, он художник, как полковник Линц? Громкая слава серцееда, бегущая за майором Попланом, обходила стороной его приятеля. Фредерика, воспитанная в суровой атмосфере офицерского дома, обычно слегка хмурилась, слыша за спиной бесконечные шуточки Поплана. Майор Конев был тем, кто одной фразой мог заткнуть поток его сомнительного остроумия. Но сейчас он выглядел совсем расстроенным, ведь наверняка подумал, что последнюю фразу она приняла на свой счет. Фредерика чуть ободрительно улыбнулась ему, смягчая официальный сухой ответ: — Я тороплюсь на мостик, майор. Еще раз прошу простить. Лейтенант Гринхилл обогнула застывшего столбом пилота и уже через секунду выкинула его из головы.