Big Brain Show

— Нет, я хочу сказать, что кентавры могли бы существовать, если бы эволюция пошла другим путём, понимаешь? Ген захихикал и повертел палочки между пальцами. — Понимаю, Сэнку-чан! Загвоздка в том, что у них шесть конечностей, а в нашем мире у всех позвоночных только по четыре лапки. Ну, хотя, может, они водятся в той же Вселенной, где обитают традиционные драконы?  — У которых четыре лапы и крылья? — Сэнку с удовольствием затянулся своим очередным кофейно-молочным монстром.  — Именно! Шесть конечностей — звучит как имба. Ух, я бы разгулялся… — Ген поиграл бровями, но Сэнку не отреагировал. — Но всё-таки, мифы и легенды не просто так появляются, — он аккуратно положил в рот сашими, прожевал и продолжил. — Ну, знаешь, легенды о драконах появились из раскопанных скелетов динозавров, легенды о русалках — из воспалённого долгим плаванием сознания моряков и некстати кричащих на камнях ламантинов… Откуда могли появиться легенды о кентаврах? Сэнку пожал плечами. — Понятия не имею. Но чисто теоретически, сами кентавры могли появиться из-за мутации гомеозисных генов. Они же, в первую очередь, люди, а потом уже лошади… Когда они вышли из спортивного зала, Сэнку был зол, как чёрт, и так же голоден. Ген, выяснив, что Сэнку не завтракал, заявил, что все его беды именно от этого, потащил его в свой любимый ресторанчик неподалёку, и, слава галогенидам, вопросов про йогу не задавал. Сэнку понадеялся, что его странное поведение не менее странному Асагири показалось вполне нормальным, и принял тактическое решение отпустить ситуацию. Стратегически отпускать не стоило — обо всём этом точно нужно было ещё подумать.  Они шли по улице, и Ген довольно щурился, купаясь в солнечных лучах, рассказывал что-то об истории йоги и о каком-то Йозефе Пилатесе, а Сэнку… Смотрел.  И думал, думал, думал. Он не был идиотом. Да, очевидно, что он был немного социально неуклюжим дураком, но ведь не идиотом. В конце концов, он был доктором наук, верно? И у него были друзья. Более того, они утверждали, что дружить Сэнку умеет, и очень даже в этом неплох. И потому он не мог не сопоставлять, не мог не анализировать.  Их дружба с Геном… несколько отличалась от знакомых и привычных Сэнку моделей. С ним было так же комфортно, как и со всеми остальными друзьями Сэнку, так же легко, он был интересен и порой смешон, и о нём тоже… хотелось заботиться.  Сэнку умел и любил заботиться, хотя предпочитал этого не показывать.  Но ещё Гена хотелось разглядывать. Он всегда был сложносочинённым, головоломчатым — вот сегодня на нём длинное наивно-сиреневое пальто и внезапный красный шарф. Кончик его носа симпатично покраснел. На голове пушистые белые наушники, и Сэнку немного завидует — у него самого мёрзлым мартовским утром уши окоченели.  Ген прячет ладони в широкие рукава и морщит нос на солнце, а потом чихает, но снова подставляет фарфоровое лицо лучам. Глупый.  Милый.  Вообще-то Сэнку не употребляет слово «милый». Он считал милой… Суйку? Может, иногда — её пса Мелка. И всё, пожалуй.  Но вот в мыслях о Гене эта словесная категория возникает регулярно, и Сэнку не уверен, как на это реагировать. Звучит просто омерзительно. Давно он стал таким сопливым болваном? Но это всё ещё полбеды.  Самое странное, что Гена хотелось… потрогать.  В исследовательских целях, конечно. Ну, в нём было столько разных текстур: прохладная кожа, шелковистые волосы, шерстяное пальто, влажные губы…  После того, как Хром ляпнул ему «просто подумай об этом, чувак», после того, как сам Сэнку прочёл те комментарии, после того, как на него, блядь, накатила эрекция прямо посреди адовой тренировки по йоге, не думать было уже невозможно.  Но Сэнку… Сэнку не мог и думать — тоже.  Потому что, ну, о чём думать? В какую сторону думать? Он никогда раньше не сталкивался с подобным.  Если их общение с Геном не совсем похоже на дружбу, то что это тогда?… Так выглядят… отношения? Так люди чувствуют себя, когда ходят с кем-то на свидания? Сэнку вспомнил всех знакомых, которые с кем-то встречались, и… да хрен его знает, что! Какая это всё хуйня, какой смысл… — Мы пришли! — Ген счастливо указал на обвитую зеленью вывеску небольшого ресторанчика. — Эй, ты меня слушаешь, Сэнку-чан? — Ага, — Сэнку слушал, но не с абсолютным вниманием. Он отлетел в свои мысли, но просто слышать голос Гена само по себе было приятно. — Пойдём. Здесь подают кофе? — О, ты заценишь местных кофейных монстров! Я знал, куда тебя вёл! — Асагири распахнул дверь и хихикнул.  Они заказали, кажется, всё меню. Ген оказался прав — было очень вкусно. Завтрак сумел компенсировать пыточное начало субботнего утра, и Сэнку сидел, рассуждал о том, как могли бы размножаться кентавры, смеялся над остроумными комментариями Асагири, и, да — был вполне доволен жизнью.  — …ну, ты прав, конечно, что половая система у них будет лошадиная, потому что вряд ли человеческая матка на такое способна, — Ген задумчиво постучал пальцем по подбородку. — Но мозг-то у них человеческий! Поэтому их половое поведение и стратегии спаривания тоже будут человеческими. И, честно говоря, мне их даже жаль, понятно, чего они в легендах такие психованные… — А мне не понятно. Какие ещё стратегии спаривания? — Сэнку недоумённо выгнул бровь.  — Ну, смотри. Как ты говоришь, их репродуктивная система лошадиная. А это значит, что самки-кентавры совершенно равнодушны к вопросам размножения в течение двух из трёх недель. И человеческим мозгом это может восприниматься как полная потеря либидо, — Ген облизал губы, и Сэнку снова подумал о том, какова же наощупь их текстура. Ну, что? Он кинестетик! — А потом у кобыл начинается течка, которая длится, ну, около 5-7 дней. То есть, получается, самка кентавра будет постоянно возбуждена с утра до ночи в течение целой недели! Представляешь, что будет происходить с человеческим сознанием в режиме постоянного возбуждения? — О, про режим возбуждения Сэнку сегодня поимел, так сказать, некоторое представление. Ходить так целую неделю ему совсем не улыбалось. — И это я уже молчу о восприятии человеческим мозгом процесса спаривания с организмом, по сути, другого вида — члены-то там с вагинами лошадиные! По ребятам плачет терапия! — Бедные кентавры, — подытожил Сэнку, у которого от сомнительных ассоциаций снова пересохло во рту. Да что за хрень-то с ним сегодня…  — Это точно! Бедные кентавры! Не знаю, как там дела у самок, но не хотел бы я разгуливать повсюду со вставшим членом, — хихикнул Ген, и, что? Сэнку показалось, или в его голосе читалась ирония? Какого хрена? Ладно, наверное, показалось.  — Ты много знаешь о биологии. И, видимо, о психологии.  Ген посмотрел на него в упор, помолчал пару секунд и расхохотался. — Ты продолжаешь удивлять меня своей проницательностью, Сэнку-чан! И как ты это только заметил? — Ну, вообще-то, я делаю выводы из того, что знаю, а знаю я только о твоих идиотских антинаучных книжках, — пожал плечами Сэнку и запихал в рот кусочек вафли.  Асагири театральным жестом схватился за сердце. — Сам доктор Ишигами читал мои книги? Какая честь, я польщён! — Нет, — фыркнул Сэнку. — Юдзуриха читала и, помню, трещала о тебе потом ещё недели три, — он тепло усмехнулся своим воспоминаниям. — Обложка твоей этой «Магической психологии» была буквально первым, что всплыло в моём сознании, когда Укё на нашей первой встрече назвал имя моего соведущего.  Ген подозрительно сощурился. — Ты поэтому был такой противной злюкой, когда мы только встретились? Потому что сделал выводы обо мне в своей капустной башке до того, как успел хотя бы просто со мной познакомиться?! — Сэнку стыдливо поджал губы, а Ген в очередной раз драматично ахнул. — Какой скандал, гениальный японский учёный уличён в навешивании ярлыков!  — Не только в этом дело! Ты был раздражающим и громким, а я был напуган! — Защищался Сэнку.  — А всё, а всё, скандальные заголовки уже улетели в прессу!  — Рюсуй выкупит все ваши жёлтые газетёнки и засудит вас за клевету! — Нет, я буду сто часов ныть об этой несправедливости Укё, и Рюсуй не рискнёт его злить! — Ладно, туше! — усмехнулся Сэнку и, странно набравшись смелости, щёлкнул Гена по розовому носу.  Ген заливисто рассмеялся, и у Сэнку под диафрагмой растеклось тепло. Как этот серебристый смех ещё пару месяцев назад мог его раздражать? Расправившись с, по приблизительным расчетам Сэнку, примерно полутора центнерами еды, они решили прогуляться. Погода стояла приятная, расходиться с Геном совсем не хотелось, и Сэнку не стал искать причины не идти в парк. Ген заплатил — Считай, что твой завтрак был оплачен с гонорара от моей книги, Сэнку-чан, пусть тебя терзает эта мысль, я хочу, чтобы ты страдал! — и упаковался в своё пальто, а Сэнку снова подумал, что сиреневый ему чертовски к лицу.  Они шли по тенистому скверу, уже перевалило за полдень и на улице ощутимо потеплело. Совсем скоро должна была зацвести сакура, и они завели дискуссию о бессмысленности (по мнению Сэнку) и трогательности (по мнению Асагири) традиции ханами. — Ты слишком рационален, Сэнку-чан, — мягко усмехнулся Ген. — Видишь ли, в любовании краткосрочной, мимолётной красотой, заложен глубокий смысл: опадающие лепестки цветов отождествляют с быстротечностью самой жизни… Иногда нам всем нужно сделать паузу и полюбоваться прекрасным, потому что скоро мы все умрём! — Ген хохотнул, остановился у раскидистого дерева и поднял голову вверх, разглядывая птиц. Сэнку смотрел на него и думал, что иногда — иногда! — и правда можно потратить драгоценное время на то, чтобы просто полюбоваться чем-то прекрасным. Ген поднялся на цыпочки и потянулся, слегка покружившись. — И вообще, это так романтично! Неужели никто не приглашал тебя на праздник ханами в старшей школе, Сэнку-чан?  — Нет, — фыркнул Сэнку.  Ген хихикнул. — Невозмутимый и преданный науке с ранних лет, а? — Он игриво подмигнул. — Ещё скажи, что ты никому не дарил подарков на Белый день, ммм?  — Что ты несёшь? — усмехнулся Сэнку, но почувствовал странное смущение. — Конечно, нет.  — Ах, наука всегда была его единственной любовью… — Вся эта ваша любовь — всего лишь помесь фенилэтиламина с эндорфином, а во всём остальном, что называют этим словом, нет ни капли научного.  Ген выгнул бровь. — И с чего ты это взял? — Ну а что, хочешь сказать, что я не прав? — Сэнку так же скептично выгнул бровь в ответ.  — А что, если я скажу тебе, что у любви есть вполне конкретное и рациональное определение? — хитро прищурился Ген.  — Удиви меня.  — Слушай и внимай, мой юный падаван, — драматично начал Ген, и Сэнку легонько пихнул его локтём в плечо. — Простой немецкий парень Эрих Зелигманн Фромм, философ, социолог, психоаналитик и просто хороший человек, много наблюдал за людьми, проводил, знаешь ли, исследования, всё, как ты любишь, и вывел универсальное определение самого нерационального чувства. Итак, любовь — это активная заинтересованность в жизни и развитии объекта любви. Всё, лекция окончена, не нужно цветов и аплодисментов… — Чего? — Сэнку поморщился, и Ген расхохотался. — Активная что? — Существует много видов любви, Сэнку-чан, дружеская, братская, родительская, ну, и эротическая, конечно, но давай рассмотрим это определение на так называемой «любви к сущему», на примере твоей любви к науке, — Ген взглянул на Сэнку и тот выглядел так, словно в его мозгу перегорела пара транзисторов. — Объект твоей любви — наука. Так? — Ну, допустим.  — Что значит «активная»? Это значит, что ты предпринимаешь какие-то действия, а не пассивно наблюдаешь. Да, да, сейчас ты начнешь мне втирать за эффект наблюдателя, но у нас тут не квантовая физика, ладно? У нас тут вещи посложнее, — Ген хихикнул. — Итак, предпринимаешь ли ты какие-то активные действия по отношению к науке? Сэнку растерянно смотрел на Асагири, не очень понимая, к чему он клонит. — Очевидно, да? — Окей. «Заинтересованность в жизни и развитии». Это значит, что тебе не всё равно, что тебе принципиально важно, чтобы наука жила — в сердцах людей, например, — и чтобы развивалась. И, вспоминая, что заинтересованность твоя активная,  ты не просто сидишь и ждёшь, чтобы так было, ты предпринимаешь для этого действия. Похоже на тебя? — Сэнку молча кивнул. — Поздравляю, ты любишь науку, подтверждено Эрихом Фроммом!  Сэнку нахмурился. — Всё слишком очевидно. Что насчёт людей? — Ну, ты кого-нибудь любишь? — Ну, Кохаку? — Отлично, заинтересован ли ты в её жизни и развитии? — Конечно!  Ген кивнул. — Предпринимаешь ли ты для этого активные действия? — Хм, — задумался Сэнку. — Не так часто, как хотелось бы, но, в целом, да… Он прогнал через эту призму Суйку, Тайджу и даже Рюсуя. Схема работала и была понятной и простой. Он снова хмыкнул.  — Это звучит слишком рационально.  Ген расхохотался. — То тебе недостаточно рационально, то слишком рационально, да тебе не угодишь, Сэнку-чан! Сэнку пожал плечами. — Люди обычно не это имеют в виду, когда говорят о любви.  — Потому что они говорят не о любви, — хмыкнул Ген. — Об уважении, о дружбе, о влюблённости, и страсти, о желании, в конце концов… Для любви нужно друг друга знать.  Сэнку покосился на него. — Когда ты приглашал меня на свидание, ты знал меня несколько часов.  — Так я и не признавался тебе в любви, вроде как, или я что-то неправильно помню? — Нет, но зачем тогда ты это сделал? Что тебя сподвигло позвать меня на свидание? Ген нервно рассмеялся. — Сэнку-чан, что за вопросы? — Ответь. Это ты начал этот дурацкий разговор, — он упрямо уставился в кошачьи глаза Гена. Тот так же упрямо молчал. — Если для любви надо знать, а ты меня не знал, то получается, тобой двигала страсть? Желание, может быть? Ген усмехнулся. — Ты к чему клонишь? Сэнку сделал шаг ближе. — Не думал, что ты из тех, кто зовёт кого-то потрахаться спустя пару часов знакомства, — он язвительно прищурился.  Вообще, Сэнку просто хотел разбить слишком уж складную теорию Гена, потому что чувствовал раздражающий зуд от того, что не может уловить в ней сути, но лучше бы он, конечно, не ввязывался.  Лучше бы он, блядь, заткнулся. Потому что Ген, ещё секунду назад казавшийся нервным и растерянным, вдруг, словно по щелчку пальцев, стал совершенно другим человеком.  На его красивом лице расползлась недобрая улыбка, черты вдруг стали острее и жёстче, подстать татуировке, в глазах загорелся странный, властный огонь, он сделал шаг навстречу, оказавшись совсем близко. — Неужели ты думаешь, дорогой мой Сэнку, — его голос был низким и тягучим, и Сэнку от его звучания словно током прошибло, — что я бы стал так с тобой церемониться, если бы просто хотел потрахаться? — Он придвинулся ещё ближе, и ещё, и Сэнку сделал шаг назад, оказавшись прижатым к дереву, словно загнанный в ловушку хитрым лисом кролик. Ген пригвоздил его своим коленом между его ног и наклонился, шепча прямо в ухо, так близко, что Сэнку почувствовал тот самый лавандово-пряный аромат. — Неужели ты думаешь, что мне понадобилось бы столько сил и времени, чтобы затащить тебя в постель? — Ген взял его за подбородок властной хваткой, и глупое трепещущее сердце Сэнку вдруг опустилось куда-то в преисподнюю, а уши запылали. В кошачьих глазах плясали черти. — Ты, кажется, забываешь, Сэнку-чан, что манипуляции человеческим сознанием — это буквально моя работа, и то, что я общаюсь с тобой иначе, это исключительно мой выбор, а не твоя заслуга. — Ген смотрел ему прямо в глаза, и Сэнку нервно сглотнул. Такого он не ожидал. Такого Гена он себе даже представить не мог. Это… это какой-то исключительно новый опыт, немного пугающий, но, блядь, определённо привлекательный.  Сэнку кивнул. — Ага. Я понял.  Ген улыбнулся самой греховной улыбкой в галактике, и Сэнку ощутил странное неуместное притяжение. Хотелось наклониться к нему ближе, хотелось слизать эту греховную улыбку с его лица- Ох, блядь, а это ещё что за мысли? Интересно, глядя на эту сцену, что сказал бы Хром про сексуальное напряжение, которое можно резать ножом?… Асагири снова наклонился к его уху и влажно прошептал, от чего у Сэнку пробежал табун мурашек от красного уха вниз по позвоночнику. Прямо куда-то в штаны. — И, да, Сэнку, твоё «нет» было услышано громко и ясно. И ничего не изменится, пока ты не станешь умолять об обратном. — Он сделал большой шаг назад, вернув Сэнку его личное пространство, и тот, наконец, судорожно перевёл дух.  Ген уже через сотую долю секунды вернулся в своё обычное состояние и подмигнул. — Я ответил на твой вопрос, Сэнку-чан? Вообще-то, не ответил, но возражать Сэнку не рискнул. Перед глазами всё ещё маячили черти в кошачьих глазах.  Сэнку действительно порой забывал, что этот очаровательный мужчина был профессиональным лжецом и дипломированным манипулятором.  Но было что-то в этих чертях на дне сизых глаз, что заставило в горле пересохнуть, а в груди потяжелеть.  А в голове — возникнуть странным, идиотским, совершенно неуместным мыслям.  Пока Сэнку пытался прийти в себя, Ген уже мягкой поступью ушёл вперёд и щебетал что-то о местных птицах. Сэнку потряс головой и поспешил его догнать.  Что это было, и почему ему, кажется, снова нужен холодный душ, Сэнку решил обдумать потом.  ••• Опыт Сэнку в романтических отношениях был, мягко говоря, скудным.  В старшей школе у него была девушка из научного клуба — она призналась ему в чувствах, и Сэнку ей не отказал. Ну, не было смысла отказывать — она была приятным человеком, и Сэнку толком не знал, что значит «встречаться».  Оказалось, что нужно ходить за ручки, провожать её со школы и целоваться. Сэнку, в общем-то, пролетал по всем пунктам — синтезировать бензин из пластиковых крышечек в школьной лаборатории казалось куда привлекательнее, чем вся эта чепуха.  Девушка бросила его через две недели. Не то чтобы в жизни Сэнку что-то изменилось.  Следующие два эксперимента были уже в университете — с одногруппницей на первом курсе (эксперимент продлился три недели, потому что, опять-таки, лабораторные исследования оказались куда веселее), и со студенткой по обмену из Европы уже на третьем.  Она была такой же увлечённой наукой, и, возможно, у них могло бы даже что-то получиться, если бы после первого секса Сэнку не заявил, что как-то не понял всеобщих восторгов от процесса.  Ну, зато теперь он знал, чего говорить не стоит.  Как истинный учёный, он честно пытался изучить вопрос привлекательности соития ещё несколько раз в течение следующих трёх лет, но, к сожалению или счастью, к удовлетворяющим выводам не пришёл. Краткое удовольствие можно было получить и без дополнительных сложностей, связанных с социальным взаимодействием, и Сэнку решил, что это того, пожалуй, не стоит. Вопрос необходимости романтических отношений больше его не заботил в принципе, вопрос о необходимости сексуальных отношений решался актом мастурбации.  Он, знаете ли, был вполне самостоятельным мужчиной.  Погуглив статьи на этот счёт и не особо заботясь о ярлыках, он решил, что находится где-то в А-спектре, и закрыл для себя эту тему.  Вплоть до вчерашнего дня.  Невозможно было дальше делать вид, что между ним и Асагири ничего не происходит. Он был бы глупцом, если бы продолжал игнорировать очевидное — это замечали даже случайные люди в интернете, чёрт бы побрал эти комментарии.  Что-то происходит. Но что? Дружить с Геном ему нравилось. Рядом с ним Сэнку, впервые за долгие годы, чувствовал себя весёлым, интересным, живым. И всё было хорошо, всё было под контролем вплоть до этой грёбаной «собаки мордой вниз». Ладно, ладно, если быть до конца честным с самим собой, первые подозрительные ощущения появились ещё тогда, когда Сэнку увидел эти длинные бледные ноги в своей постели.     Но тогда всё ещё можно было контролировать.  Потому что желание слизать ту греховную улыбку с его лица уже сложно назвать контролем.  Окей. Допустим, Асагири его сексуально привлекает. Но это же, вроде как, объяснимо? Ну, не зря же это существо на третьем месте в списке самых сексуальных знаменитостей Японии, верно? Верно?… Мысль о том, сколько людей считают Гена сексуально привлекательным, отдалась неприятным жжением в желудке.  Ладно. Сэнку, как-никак, уже 30 годиков, он испытывал в своей жизни сексуальное притяжение, и он уже знал, что ничего выдающегося в этом деле нет.   Он мысленно хмыкнул. С этим разобрались, пять стадий принятия пережили.  Ген его привлекает, но что с этим теперь делать? Казалось бы, самым очевидным вариантом было просто потрахаться, вспомнить, так сказать, что это всё того не стоит, и отпустить ситуацию, как это бывало раньше, но что-то ему подсказывало, что это вообще не вариант. Ген сказал об этом прямым текстом — ему нужно не это.    Ему это не нужно.  Да и в целом, Сэнку слишком нравилось с ним дружить, а с друзьями, вроде как, сексом не занимаются.  Это у тебя просто друзей подходящих не было, подсказал Сэнку его воспалённый мозг, но он лишь отмахнулся от очередной идиотской мысли.  А что там на счёт отношений?… Они ведь Сэнку не нужны. Этого, наверное, хотел Ген, когда звал на свидание, но Сэнку всё ещё ни на миллиметр не заинтересован. Зачем ему отношения? У него вирусы, бактерии, ракеты, гранты, съёмки, ему некогда тратить время на эту чепуху.  Но ты уже тратишь на это время, опять подсказал ему мозг, и Сэнку мысленно выдал себе затрещину. Не на это.  В общем, очевидно, что ситуация требует дальнейшего наблюдения и структурного анализа, а он уже стоял перед дверьми квартиры Ксено и Стэнли.  Сегодня воскресенье и их традиционный ужин. Сэнку вздохнул, повертел в руке бутылку бурбона и нажал на звонок.  Дверь открыл Стэнли с сигаретой в зубах. — Ты опоздал.  Сэнку снова вздохнул. — Я принёс бурбон? Стэн протянул руку, и Сэнку вложил в неё Hudson Baby восьмилетней выдержки. Снайдер просканировал бутылку взглядом и одобрительно хмыкнул. — Ладно, прощён. Проходи.  Они зашли в гостиную, где в своём роскошном кресле восседал Уингфилд, смеривший Сэнку осуждающим взглядом. — Опаздывать неэлегантно, доктор Ишигами.  Стэн показал бутылку бурбона и довольно ухмыльнулся. — Не начинай, милый, он уже прощён.  Ксено оценивающе поглядел на этикетку. — Восьмилетней выдержки? Эх, ладно, прощён, но только из-за потакания нашему ностальгическому настроению… — Ага, как скажешь, — Сэнку плюхнулся в соседнее кресло. — Стэн, дорогой, что сегодня на ужин? Снайдер выгнул бровь. — А ты не прихуел ли? Ксено хохотнул, а Сэнку закатил глаза. — Все мы знаем правду, что собрались мы исключительно, чтобы пожрать, и готовишь тут только ты. — На десерт — чизкейк Нью-Йорк, — фыркнул Стэнли и направился на кухню. — А на основное блюдо будешь ловить пулю между глаз, если ляпнешь хоть ещё один подобный комментарий.  Сэнку перевёл взгляд на Ксено, тот, на удивление, выглядел крайне весёлым. — Он сегодня не в духе? — Полагаю, ему было очень тяжело сегодня стоять, — Стэн из кухни заорал «Ты тоже будешь ловить пулю, я всё слышу, засранец!», и Ксено мерзко захихикал, утопая в своём гигантском кресле.  Сэнку веселья не понял, но угрозы физической расправы в этом доме были будничным явлением, так что он просто хмыкнул. Снайдер вернулся через минуту, сел на подлокотник кресла Ксено и демонстративно поджёг сигарету.  — Стэнли, ты дерзишь, — Ксено выгнул бровь.  Снайдер закинул ногу на ногу, наклонился к нему и выпустил дым прямо в лицо. — И что ты мне сделаешь? Сэнку почувствовал себя лишним. — Кхм, ну, я, пожалуй, пойду, налью себе чего-нибудь? — Бля, если Хром тогда в лаборатории чувствовал себя так же, нужно будет перед ним извиниться.  Стэнли встал, не отрывая взгляда от чёрных глаз своего мужа. — Пошли, малой, я тоже не откажусь выпить, — и одним плавным движением оказался уже в дверном проёме. Сэнку ретировался за ним на кухню.  Ужин начинался занятно.  Аккуратно разложив салфетку на коленях, Ксено поднял бокал с бурбоном. — Предлагаю выпить за моего ученика… — Сэнку вопросительно поднял бровь. — …у которого были все шансы опозориться на всю планету, но он, вроде как, почти не опозорился.  — Ты посмотрел выпуск? — И почитал комментарии, — хохотнул Стэн.  Ксено устало выдохнул. — Я предпочитаю игнорировать маргинальную прослойку интернета и не забивать себе сознание подобной ерундой. — Сэнку тоже был бы рад не забивать своё сознание, но… — Должен признать, что это не так плохо, как я ожидал. Сценарист явно талантлив, потому что даже из твоего унылого рта вылетела пара неплохих шуток.  Сэнку хотел было возразить, что во всех диалогах они, вообще-то, импровизировали, но решил промолчать. Спорить с Ксено себе дороже — его не засмеяли и не выгнали с позором, и на том спасибо.  Он глотнул бурбон, и приятный сладковато-терпкий вкус разлился теплом по его рецепторам. Хорошую штуку придумали американцы, ничего не скажешь. Привычная атмосфера званого ужина, фаршированная индейка от Стэна и крепкий алкоголь помогли Сэнку немного расслабиться — последние несколько дней в голове сновало слишком много неопознанных чувств, сомнительных эмоций и мыслей, от которых сводило зубы. — Когда там приезжает Луна? — О, я рад, что ты спросил! — Ксено довольно заёрзал. — Уже через три недели, в начале апреля. Она так ждёт встречи с тобой! — Почему? — Нахмурился Сэнку. — Мы не общались уже миллиард лет.  — Ну, потому и ждёт, успела соскучиться по своему маленькому жениху, — хохотнул Ксено, и нахмурился теперь уже Стэн. — Вы так хорошо ладили в детстве! Сэнку поморщился. — Мы никогда не ладили!  — Милый, остановись, — Стэнли подложил в тарелку Ксено кусок индейки. — Они сами разберутся, окей? Ты не можешь контролировать всё.  Сэнку, кажется, опять что-то упускает. Это, определённо, начинает раздражать. — В чём мы должны разобраться? Снайдер затянулся сигаретой и мизинцем указал на Ксено. — Он по каким-то совершенно не понятным мне причинам решил, что вы с Луной будете отличной парой.  Сэнку поперхнулся индейкой и закашлялся, а Ксено сердито цыкнул. — Стэн, ну не так же об этом говорить! — А как об этом говорить? — Вы чё, охренели? — Чета Уингфилд-Снайдеров синхронно повернулась к нему. — Я бы предпочёл, чтобы вы не лезли в мою личную жизнь! Ксено закатил глаза. — Ой, да было бы, куда лезть… — Вот именно, милый, Луна заслуживает кого-нибудь получше, чем этот твой занудный ботаник, который тяжелее пробирки в жизни ничего не поднимал… — Эй, я всё ещё здесь!  Словесная перепалка продолжалась ещё минут двадцать, но самым большим возмущением в сознании Сэнку билось это «было бы куда лезть». Какого чёрта, на нём что, совсем уже крест поставили?  Внезапно скользнула мысль, что он, вообще-то, сумел понравиться одному из самых привлекательных мужчин в стране, но этот приятный факт перебил другой, почему-то, куда, менее приятный — ему, Сэнку, вообще-то, эта симпатия вовсе ни к чему.   Да блядь.  После ужина Стэн заявил, что очередь мыть посуду за Ксено, тот похныкал про свой маникюр, но всё-таки смиренно пошёл штурмовать раковину. Сэнку скользнул вслед за Снайдером на балкон, где тот уже раскуривал очередную сигарету.  — Эй, Стэн.  Тот молча выгнул изящную бровь.  — Ты… счастлив?  Снайдер смерил его подозрительным взглядом, выпустил дым в небо и немного помолчал. — Да. К чему ты спрашиваешь? Сэнку облокотился на перила рядом с ним и тоже посмотрел на небо. Звёзд было почти не видно из-за светового загрязнения, но он знал, что они там есть. Далёкие и невозможно красивые, как глаза Асагири. — Как ты понял, что хочешь быть с ним? Стэнли поперхнулся дымом и ошалело уставился на Сэнку. — Я спросил бы, откуда взялся этот интерес, но, боюсь, ответ будет более волнующим, чем я к тому готов. — Сэнку продолжал молча смотреть на небо, и Снайдер, как-то очень понимающе усмехнулся. — С трудом понял. По началу думал, знаешь, что мне всё это даром не надо, ну, с моей-то работой? Но потом… В какой-то момент его стало слишком много в моей жизни, и быть без него уже было не так приятно. Можно, конечно, но зачем, если с ним — лучше? Сэнку медленно кивнул. — Понятно.  — То есть, верно говорят, что нет дыма без огня, да? — Подмигнул ему Снайдер, и Сэнку недоумённо нахмурился. — А, забей, мысли вслух.  Сэнку обсудил с Ксено пару свежих статей, выпил ещё стакан бурбона, и остаток вечера ловил на себе долгие задумчивые взгляды Стэна.  Это, признаться, было странное внимание, к которому он не был готов.  Чего, ну, задал он впервые за двадцать лет какой-то личный вопрос, ну, с кем не бывает? Что-то после вопросов о том, как из говна и палок собрать огнестрел, он так обеспокоенно на него не смотрел.  Хотя там, вероятно, было нужнее… Когда Сэнку засобирался домой, чизкейк Нью-Йорк Снайдер ему заботливо завернул с собой.  ••• Во вторник Сэнку промок под дождём, и всё бы ничего, если бы они с Хромом не работали целый день в лаборатории низких температур. Там промокший Сэнку окоченел и под вечер уже основательно шмыгал носом.  В среду он проигнорировал недомогание и, поскольку в четверг был важный и длинный съёмочный день, хлестал энергетики и работал вообще без перерывов, чтобы не психовать, если не получится вернуться в лабу после съёмок. И после традиционного кофе.  В четверг Сэнку с трудом оторвал голову от подушки. Глаза слезились, горло болело, башка раскалывалась — по всем параметрам ему бы отлежаться, отпоить себя горячим чаем, но сегодняшний выпуск был посвящён сборке долбанного мобильного телефона из подручных материалов, и Сэнку не мог это пропустить.  Закинувшись анальгетиком, чтобы хотя бы голова не болела, он, даже не глядя на себя в зеркало, отправился на студию.  В целом, он держался бодрячком. Никки даже ничего не заподозрила — только сказала, что ему нужно больше спать. Ген вглядывался в него с подозрением, но Сэнку уверял, что с ним всё порядке, и тот, вроде как, поверил.  Схема съёмочного дня была такой же, что и тогда с ракетой — сначала они соберут два телефона в студии, а потом отправятся куда-то в лес, чтобы снимать то, как эти телефоны будут работать. У Сэнку чесались руки. И горло, к сожалению.  — Когда ток закручивается в спираль, он превращается в электромагнитные волны, — Сэнку немного хрипел и слегка задыхался, когда долго говорил. Судя по беспокойству в глазах Асагири, он замечал эти изменения, но всем остальным, вроде как, напускная бодрость Сэнку казалась вполне естественной. — Эти волны нам нужно преобразовать в электромагнитные импульсы, но они получатся слабыми, и нам нужно будет их усилить при помощи вакуумных ламп, — Сэнку хотел было поднять лампу и продемонстрировать её, но понял, что у него дрожат пальцы, и не стал брать в руки хрупкую деталь.  Ген, заметив его короткое незаконченное движение, сам взял лампу в руки и покрутил. — Вы про эти симпатичные штуки, профессор Ишигами?  Сэнку благодарно улыбнулся ему. — Ага, про них. Если мы эти усиленные волны пропустим через резонирующий с ними динамик, то получим звук! — Что-то от вашей высокоинтеллектуальной тирады у меня аж сердечко прихватило, — нервно хихикнул Ген. — Давайте вы просто объясните нам, что делать, ладно? На площадке им сегодня помогали «рабы науки», как их обозвал Асагири — Кинро и Гинро. Так как для демонстрации созвона им, очевидно, нужно два аппарата, параллельно с Сэнку и Геном парни должны будут собирать второй.  Гинро был шумный, визжащий, и Гену отчаянно нравилось его дразнить. Кинро ворчал про технику безопасности и то, что «правила есть правила», и первые этапы сборки телефонов были похожи на съёмки какого-то дурацкого ситкома. И Сэнку даже получал бы от этого удовольствие, если бы в студии не было так холодно.  Какого чёрта? Кондиционер, вроде бы, не работает… На перерыве он сполз на диван, практически без сил. Откинувшись на подлокотник, Сэнку прикрыл глаза, пытаясь совладать с накатывающей с новой волной головной болью и дрожью во всём теле.  Вдруг на его лоб опустилась прохладная ладонь. — Боже, Сэнку-чан, ты весь горишь! Сэнку с трудом распахнул глаза. Перед диваном на корточках сидел крайне обеспокоенный Асагири, прижимая нежную холодную ладонь к его кипящему лбу. — Кхх, я в порядке, — прохрипел Сэнку и закашлялся.  — Я чувствовал, что что-то не так, — Ген встал и прикоснулся к его лбу своими губами. Они тоже были прохладными и такими мягкими, что Сэнку тихо застонал от того, каким приятным было это прикосновение. — У тебя жар, Сэнку-чан, тебе нужно домой… — Нет! — Сэнку попытался резко встать, но всё вокруг поплыло, и он, зажмурившись, откинулся обратно на подлокотник. — Это не у меня жар, это ты вечно холодный, — проворчал он и снова закашлялся. — Никуда я не поеду.  — Глупый мой Сэнку-чан, — прошептал Ген, мягко поглаживая его по голове, — беспокоится о работе больше, чем о себе… Давай мы отправим тебя домой, м? Тебе нужно поспать, отдохнуть… Сэнку насупился. — Никуда. Я. Не. Поеду. Всё нормально. Сейчас выпью ибупрофен и буду как новенький.  Асагири вздохнул. В кошачьих глазах плескалась тревога и нежность.  Сэнку подумал, что если бы этот взгляд сизых глаз был бы последним, что он увидит, то он был бы не против и умереть.  Ген поджал губы, задумавшись. — Давай так. Сейчас ты и правда выпьешь таблетку, но съёмки заканчивать буду я. Можешь стоять и не отсвечивать, просто тыкать нам пальцем, что делать. Мы снимаем сборку и я везу тебя домой. Пусть тесты телефона ребята снимают сами.  — Но- — Никаких «но», Сэнку, — строго сказал Ген, и Сэнку надулся. Ген хихикнул. — Сколько тебе годиков, три? Не дуйся, глупый, я же о тебе забочусь. Ты мне нужен здоровый, будем тебя лечить, хорошо? А ребята справятся уже без нас, ага? Сэнку надулся ещё сильнее. — А больной я тебе, значит, уже не нужен? Асагири с мягкой улыбкой покачал головой.  Остаток съёмок в студии Ген и правда сумел взять на себя. Он придумал какую-то идиотскую песенку про марганцевые батарейки, заставил её выучить всех людей на площадке и припрёг собирать эти самые батарейки тех, кто был свободен.  — Ты недостаточно стараешься, Гинро-чан! — У меня нет мотивации для этой сложной работы… — Если я пообещаю, что не превращу тебя в мышь, ты будешь стараться лучше? Он бросался шутками, искрился улыбками, и не оставлял никому даже малейшего шанса задуматься, почему в этом масштабно разворачивающемся действии так мало профессора Ишигами.  Сэнку стоял в декорациях, привалившись к стойке, и прикидывался ветошью. Иногда опускал пару научных комментариев, когда Асагири нёс уже совсем откровенную чушь, но, в целом, Ген справлялся даже с объяснениями процесса. Если бы Сэнку не было так плохо, он бы, наверное, испытывал более ярко выраженное чувство гордости, но даже так он не мог не улыбаться, глядя на своего блистательного соведущего.  — А теперь, Кинро-чан, суй вот этот проводок вот в эту колбочку.  — А нас током не шибанёт? — Нас, Кинро-чан, не шибанёт, а вот тебя — вполне может быть, так что отойду-ка я подальше, хи-хи! Но, честно говоря, прямо сейчас Асагири и правда нёс какую-то чушь.  Впрочем, не важно, делают они всё то, что нужно.  В какой-то момент Сэнку снова завалился на диван, и, видимо, отрубился, потому что следующее, что он помнил, это нежная ладонь на горячей щеке и мягкий тягучий голос. — Сэнку-чан, поехали домой, м? Нас уже ждёт такси.  Когда Сэнку открыл глаза, то обнаружил, что уже лежит мешком картошки на собственной кровати, а Ген стискивает с него носки.  Какое-то сомнительное дежавю.  — Мы дома? — прохрипел Сэнку.  — Дома, ага, — Ген швырнул носок на пол и встал. — Я хотел, чтобы тебе было удобно, давай ты переоденешься? Что тебе подать? Сэнку указал на аскетичную стойку для одежды, куда были навалены домашние футболки и растянутые спортивки. — Что угодно.  Ген принёс ему одежду, намешал какой-то горячий порошок, уложил в постель, закутав одеялом, и померил температуру раздобытым в задворках ванной комнаты градусником. — Тридцать девять и три, Сэнку-чан, — он мягко улыбнулся и снова положил прохладную ладонь на горячий лоб. Так приятно. — Я всегда знал, что ты горячая штучка, но хотелось бы, чтобы не так буквально, м? Сэнку устало усмехнулся. — Это ты горячая штучка, а я так… — Ладно, отдыхай. Лекарства я оставил здесь, выпей обязательно ещё перед сном, хорошо? — Ген начал подниматься с краешка кровати, на котором сидел, и Сэнку захлестнуло какое-то отчаяние и страх потери.  Он схватил его за руку. — Останься, — и потом прошептал, — пожалуйста. — Ген выглядел застигнутым врасплох и почему-то таким невыносимо печальным, что Сэнку стало стыдно, и он решил добавить. — Я же болею? Я слышал, больным нельзя отказывать в подобных просьбах… Асагири выдохнул и улыбнулся. — Я тоже где-то такое слышал. Могу я во что-нибудь у тебя переодеться?  Всю ночь температура у Сэнку то поднималась, то опускалась, он то отключался, то просыпался, и Ген был где-то рядом. Он заказал продукты, — Если бы у тебя в холодильнике повесилась мышь, Сэнку-чан, из неё хотя бы можно было бы сварить суп, а у тебя даже несчастных грызунов не водится! — наливал Сэнку апельсиновый сок, когда тот вредничал и не хотел пить горькие таблетки, — Ну же, Сэнку-чан, не капризничай, давай, выпей лекарство, чтобы не болеть, и сразу же потом запьёшь вкусненьким, м?  — и менял компрессы на его лбу, чтобы облегчить жар.  Правда, нежная прохладная ладонь была куда приятнее компрессов, но просить ещё и об этом Сэнку уже не стал. И так уж на него выпало много чести.  Сэнку проснулся около шести утра от солнечных лучей, просачивающихся сквозь незадёрнутые шторы. Чувствовал себя он ощутимо лучше, почти что бодрым. Он оглянулся — Ген, видимо, притащил из кухни стул и сидел на нём, как сломанная кукла. У него были закрыты глаза, он ровно, но поверхностно дышал, а в руке он сжимал телефон — наверное, отключился совсем недавно.  Чёрно-белые волосы симпатично растрепались, и вид такого уютного домашнего Гена в старой футболке Сэнку наполнил сердце какой-то доселе неизведанной нежностью. Футболка была поношенной и растянутой, слегка сползала, оголяя хрупкую ключицу. Линия татуировки спускалась ниже. Смотреть на Гена было больно — от того, как сильно хотелось прикоснуться к коже на этой длинной тонкой шее,  от того, в какой неудобной позе он уснул.  Сэнку, покачиваясь и кряхтя, встал с постели и задёрнул шторы. Заметил стакан с апельсиновым соком и с удовольствием залил его в себя. Затем мягко потряс Асагири за плечо. — Эй, Ген? Тот резко распахнул глаза, сразу же бросив взгляд на постель. Не увидев там Сэнку, испуганно огляделся, но, заметив его прямо перед собой, расслабился и улыбнулся. — Привет, Сэнку-чан. Как ты? — Намного лучше. Ты уснул сидя на стуле.  Ген потёр припухшие глаза. — Ага, кажется, так и есть. Ты знал, что болтаешь во сне? — Да? И о чём я говорил? — Да так, о всякой научной ерунде, — Ген отвёл глаза и нервно хихикнул. Как-то подозрительно. Сэнку что, и во сне умудрился ему что-то не то ляпнуть? Он глянул на часы в своём телефоне. — Слушай, совсем рано ведь. Тебе бы ещё поспать.  — А ты? — А я пойду в гостиную. У тебя вполне удобный диван. Ага? Давай, ложись.  Он укутал Сэнку одеялом, ещё разок прикоснулся ко лбу — он не был горячим,  — и ушёл, аккуратно прикрыв за собой дверь. Сэнку хотел бы, чтобы Ген лёг рядом с ним, потому что кровать была явно удобнее, чем диван, а он и так целую ночь нормально не спал, но, опять-таки, просить об этом показалось неуместным.  В следующий раз, когда он открыл глаза, Сэнку чувствовал себя отдохнувшим как никогда. Он лежал, прислушиваясь к ощущениям в теле, и у него ничего не болело. Когда такое было в последний раз? Потом он услышал приглушённые звуки. Музыка? Он встал с постели, потянулся, и побрёл на звук. Скоро к звуку присоединился запах, и Сэнку, ведомый своими органами чувств, оказался в дверном проёме своей кухни, на которой… Асагири, негромко включив музыку, что-то готовил, пританцовывал и напевал в лопатку, как в микрофон.  Сэнку замер, широко распахнув глаза, затаив даже дыхание, чтобы не спугнуть прекрасный мираж.  Потому что… Асагири, в его старой домашней футболке и подвёрнутых спортивных штанах. Ворот футболки слегка широковат, и открывает тонкую линию фарфоровой кожи на его плечах. Ген босиком, и его пятки такие розовые, словно у ребёнка, а не у взрослого мужчины. Он незатейливо, но с явным удовольствием танцует, жмурясь в солнечных лучах, такой изящный и гибкий, покачивает бёдрами в такт музыке. Периодически он подцепляет на сковородке блинчик лопаткой, переворачивает его, а потом поёт в эту лопатку пару слов. Такой забавный. И, видимо, настолько увлёкшийся своей странной формой досуга, что, даже не заметил, как подошёл, собственно, хозяин кухни.   Сэнку прислонился к косяку и наблюдал. Это зрелище было таким… уютным? Таким светлым? Ген не попадал в ноты и знал не все слова, притоптывал и поводил плечами, и Сэнку вдруг так захотелось подойти к нему сзади, обнять, положить подбородок на это точёное плечо… Нет, нет.  Остановись, Ишигами.  Это минутная слабость. Тебе это не нужно.  Просто приятно, когда кто-то заботится о тебе, когда ты болеешь. Это всего лишь благодарность.  Да, просто стоит сказать «спасибо».  Ген, покружившись в своём импровизированном танце, обернулся и испуганно выронил лопатку, заметив Сэнку. — Блядь! Сэнку-чан, ты меня чертовски напугал! — Это, вообще-то, моя кухня, — усмехнулся Сэнку и, наконец, прошёл дальше. — Чего ты готовишь? — Он с любопытством взглянул на плиту.  — Сварил тебе куриный суп, это лучшее средство при простуде, — Ген поднял крышку кастрюльки, продемонстрировав аппетитный прозрачный бульон с кусочками мяса и лапшой, — И, вот, испёк на завтрак немного блинчиков, — он самодовольно приосанился.  — Ты лучший, ты в курсе? — Сэнку схватил из тарелки один блинчик и впился в него зубами. — Офигеть, как вкусно! Ген хихикнул. — Приятного аппетита! Сэнку потянулся за следующим. — Святые нуклеины, я почти готов на тебе жениться!  — Ммм, — помычал Ген. Сэнку оглянулся на него и... Улыбка сползла с лица Асагири на долю секунды, но Сэнку успел это увидеть. Успел разглядеть всколыхнувшуюся на дне сизых глаз печальную болезненность. Да, бля, что ж такое-то, он хотел поблагодарить его, а не обижать… — Что ж, я польщён, что тебе нравится, Сэнку-чан. Как ты себя чувствуешь? Сэнку вздохнул. — Намного, намного лучше. Спасибо тебе… за заботу.  — Не благодари, я рад был тебе помочь.  — Нет, я… попросил тебя остаться, и ты всю ночь просидел на неудобном стуле, и теперь вот готовишь мне завтрак, и суп, и я… не знаю, как тебя теперь отблагодарить. — Сэнку нервно сглотнул. Кажется, это была самая длинная благодарственная речь за все его тридцать лет.  Ген протянул к нему руку и снял невидимую пылинку с плеча. — Угостишь меня кофе в следующий раз? Он будет последним, помнишь?  Точно.  Последним.  Они завтракали, и Ген рассказывал о том, чем закончились вчерашние съёмки. Укё контролировал процесс, и сегодня отзвонился Гену. Вроде как, утверждал, что Кинро и Гинро неплохо справились и стали той ещё мемной парочкой. Если шоу продлят на второй сезон, их можно будет задействовать более активно.  Сэнку был рад, что не испортил выпуск, но и недоволен, что многое пропустил.  Оказалось, Ген уже написал Хрому, что Сэнку заболел, и тот организовал ему больничный. Не то чтобы Сэнку чувствовал себя нуждающимся в больничном, но было приятно, что о нём побеспокоились.  На вопрос, как Ген связался с Хромом, тот похихикал и заявил, что, вообще-то, лаборант Сэнку — его преданный фолловер в инстаграм.  У Хрома есть инстаграм? Ладно, этот вопрос он задаст ему лично.  После завтрака Ген принялся разглядывать фотографии на стенах, потому что «в первый раз в этом доме задачей было просто выжить». Фотографии развешивала Кохаку, и поначалу Сэнку ворчал, что это всё ерунда и просто лишний визуальный шум, но потом искренне полюбил эти уютные напоминания о счастливых моментах и близких людях.  Вот они с Тайджу и Юдзу около той самой ракеты — со своими маленьким вязаными копиями. Ген улыбается, говорит, что вместо Сэнку можно было бы посадить в ракету кочан капусты и никто не заметил бы подвоха.  Вот фотография со свадьбы Кохаку и Рюсуя. Кохаку сказала, что она там прекрасно получилась, и потому — пусть висит. Ген заливается смехом от того, каким общипанным цыплёнком кажется Рюсуй, и говорит, что возраст ему к лицу.  Вот Сэнку дарит Суйке щенка, и она такая счастливая. Ген разглядывает эту фотографию особенно долго. Говорит, что Сэнку на ней такой мягкий, и что ему пошло бы быть отцом. Почему-то Ген от этих своих слов кажется печальным, и Сэнку рассказывает ему о Суйке — что она смотрит его шоу и даже учит трюки. Ген в восторге. — Обещай, что познакомишь нас, Сэнку-чан! — Конечно, Сэнку обещает.  Защита первой докторской. Спуск на воду парусного судна — их с Рюсуем безумного проекта. Проводы Тайджу и Юдзу в Африку.  Бьякуя.  Ген кланяется этой фотографии. — У вас прекрасный сын, Бьякуя-сан.  Сэнку пихает его в бок и говорит, что он придурок. Ген заливисто смеётся.  Если взять все утра Сэнку за последние десять лет, то это стомиллионпроцентно войдет в топ-3.  Ген улизнул в туалет и вышел уже в своей вчерашней одежде. — Пей лекарства и отдыхай, Сэнку-чан. Дай мне слово, что будешь лечиться.  Сэнку усмехнулся. — Есть, сэр, да, сэр.  Ген сверкнул ямочками и ушёл. Сэнку ощутил укол разочарования.  Через несколько часов к нему заехала Кохаку с охапкой пакетов с продуктами, крайне недовольная. — Какого чёрта ты опять перерабатываешь до обмороков? – С порога заявила она, и Сэнку, признаться, опешил.  — Чего? Я всего лишь немного простыл! Она с подозрением его осмотрела и приложила руку ко лбу. — Небольшая температура. Выглядишь бледноватым, но не смертельно. И правда, не похоже, чтобы ты умирал на работе.  — Я и не умирал! С чего ты вообще взяла? Она вскинула руками. — Нанами позвонил! Сказал, что ты вчера на своих съёмках отрубился, и что я плохо за тобой присматриваю. Как будто ты мой питомец, ей богу! Сэнку прыснул. — Так и рождаются сплетни. Ну, да, у меня вчера поднялся жар и я, кажется, уснул на перерыве. Ген там всё сам разруливал, а Рюсую, видимо, рассказал Укё.  — Ну, видимо, так и было. Ладно, пойдём тебя кормить, ветеран ударного труда, — вздохнула Кохаку и закинула пакеты на стол так, будто они ничего не весили. Иногда то, каким сильным было её хрупкое тело, немного пугало Сэнку.  — Я не голодный и у меня есть еда. Будешь суп? — Он открыл крышку, и Кохаку заглянула в кастрюлю с видом, будто Сэнку предложил ей позавчерашнюю рвоту.  Она покосилась на него. — Пахнет и выглядит так, будто это съедобно.  — Готовил Ген, — заржал Сэнку, — и это не только съедобно, но и вкусно.  Кохаку уставилась на него с непередаваемым недоумением. — Это… Ген готовил? Ты… эм, ты не хочешь мне ничего рассказать? Этот вопрос никогда не предвещал ничего хорошего. Никогда.  — Нет?… — Сэнку, — строго сказала Кохаку, и он поёжился. — Почему Ген готовил тебе суп? — Я не знаю, когда я проснулся, он уже возился на кухне! — Он словно чувствовал необходимость защищаться, — Я его об этом не просил! — Он… ночевал у тебя?  — … Да? Ну, в первый раз он ничего не готовил, но- — В первый? То есть, то, что у тебя дома ночует какой-то мужчина, это уже некоторое регулярное событие? Сэнку нахмурился. — К чему ты клонишь, Кохаку? Мне, кажется, уже не 10 лет, чтобы отчитывать меня за ночёвки с друзьями без спросу… Она вздохнула и пошла в гостиную. Сэнку пошёл за ней. Кохаку залезла с ногами на диван и немного помолчала. — Я не отчитываю тебя, Сэнку. Извини, если так показалось. Просто… это очень неожиданно. Я не думала, что вы настолько… сблизились? Чтобы он оставался у тебя на ночь? Уже не в первый раз? Сэнку сел рядом с ней. — Мне стало плохо на площадке, и Ген привёз меня домой. Я сам попросил его остаться, знаешь? Он всю ночь просидел рядом со мной, менял холодную повязку и всё такое… Она взяла его за руку. — И что ты чувствуешь по этому поводу? — Благодарность? — И всё? Сэнку задумался. — Ещё я не хотел, чтобы он уходил. Она кивнула. — Понятно. А почему ты этого не хотел? — Потому что… я не знаю? Ну, у него прохладные руки, и было так приятно, когда он клал их на мой горячий лоб. И потому что рядом с ним мне комфортно? И я ему доверяю, я не знаю, Кохаку, чего ты хочешь от меня?  — Например, чтобы ты понял, чего хочешь ты?  — Прямо сейчас я хочу, чтобы мне не задавали идиотских вопросов.  Она ещё раз приложила руку к его лбу. — Ты не настолько в критическом состоянии, чтобы ставить мне такие условия.  Сэнку закатил глаза.  Кохаку хохотнула. — Ладно. Тогда, пойдём, будешь угощать меня супом. А то я после смены страшно хочу есть.  Угощать супом — это запросто.  Потому что разбираться в том, чего он хочет — это слишком сложно для его больного мозга.  Когда Кохаку осторожно отхлебнула суп, сразу изменилась в лице. — Он это сам готовил?! — Вкусно, скажи? Кохаку сделала ещё один большой глоток супа. — Сэнку.  — Ммм? — Умоляю, не проебись.  — … ладно? О чём она?