Big Brain Show

— …ну я и сказал, что провожу эксперимент.  Рюсуй посмотрел на него так, словно у Сэнку внезапно отросло две гомункулообразные головы. Он отвернулся, пустым взглядом уставившись на арену, где прямо сейчас один боевой робот разрезал болгаркой менее удачливого собрата, и, не говоря ни слова, глотнул своё пиво.  Сэнку нахмурился и слегка пнул его по голени. — Ну, эй, ты сам заставил меня излить тебе душу, не молчи теперь!  Нанами глубоко вздохнул. — Погоди, мне нужно это осмыслить.  — Что осмыслить? — То, что я столько лет дружил с конченым идиотом. На это, знаешь ли, нужно время. Ну, типа там, отрицание, торг… Сэнку вздохнул. — Вот и Ген сказал, что ему нужно время.  — Пиздец.  Они молча смотрели, как машины для уничтожения других машин сражаются друг с другом, и Сэнку мысленно сокрушался, что на третьем пиве всё-таки прогнулся и рассказал до нелепости настойчивому Рюсую, чем для него закончилось афтепати.  Потому что закончилось оно скрученным от тревоги желудком и ощущением, что грудь сковало цепью — не выдохнуть, не вдохнуть. То ли это было от вины и сожаления, то ли от отчаянного непонимания, где и как он облажался. В том, что он облажался, сомнений вообще не оставалось, но выяснить, где конкретно он сумел напортачить за такой короткий срок, у Сэнку не получалось.  Прошло уже три дня, и Ген не ответил ни на один звонок. Сэнку писал ему сообщения, но и они висели непрочитанными. Ощущение всепоглощающей фрустрации не давало Сэнку ни есть, ни спать, ни даже нормально работать, хотя именно в работу он погрузился с головой. Обещанный поход на битву боевых роботов с Рюсуем казался спасением, необходимым отвлечением, но и здесь он не смог избежать навязчивых мыслей о глубоких сизых глазах, в которых плескалась боль.  Из-за Сэнку.  Робот с болгаркой разрезал своего соперника напополам. Сердце Сэнку снова стянуло тревожным спазмом. Он глянул на Рюсуя — вообще-то, Сэнку рассчитывал на поддержку от этого придурка. Должна же дружба как-то окупаться, что он, зря всё это время терпел его идиотские шутки на грани фола? — Эй, скажи что-нибудь, — Сэнку стукнул своим пивом о его пиво.  — Я не знаю, что сказать, Сэнку. Ты облажался. Ну, думаю, раз он сказал, что позвонит тебе, то позвонит? У нас он тоже не появлялся, если тебе интересно. По крайней мере, раз не явился с мороженым наперевес, то, значит, не считает это любовной неудачей, да? Наверное, это хороший знак, но я не знаю наверняка.  Сэнку поджал губы. — Я облажался? Рюсуй повернулся к нему, выгнув бровь. — То есть, ты ещё в этом сомневаешься? — Да нет, я просто не понимаю, в чём.  Рюсуй медленно провёл рукой по лицу и покачал головой. — Блядь, ты безнадёжен, — он хлебнул пиво. — Ты вероломно и без объявления войны поцеловал влюблённого в тебя человека, а потом заявил, что это у тебя такие эксперименты. Что же он, интересно, подумал… Ровно ноль идей! — Нанами язвительно фыркнул.  Сэнку хлебнул пиво. — Я не понимаю. Когда он предлагал мне дружить, он употребил это же слово. Он сказал: «ты же учёный, давай проведём эксперимент». Вот и я так и сказал. Потому что это ведь эксперимент и есть, разве нет? Как я могу быть уверен в том, что у нас всё получится? Я же ещё не пробовал. Надо попробовать. Проверить опытным путём. Это и называется «провести эксперимент». Что я, блядь, во всём этом упускаю? — Сэнку, — Рюсуй покачал головой, — чувства… Бля, как тебе объяснить-то? Попробовать дружить с новым человеком в качестве эксперимента — это одно. Но экспериментировать с чувствами — это совсем другое.  — Да в чём другое-то? — Слегка охмелевший мозг Сэнку начинал злиться.  — Отношения так устроены, что никто не знает, получится у них или нет. Ни один человек, вступая в них, не уверен, чем они закончатся. В теории все понимают, что вероятность «долго и счастливо» довольно низкая, но просто в это верят. Ошибаются, расстаются, начинают другие отношения — и всё равно верят. Ты, конечно, конченый прагматик, но твой Асагири-то не такой. Я понятия не имею, чем его так зацепило твоё постное хлебало, Сэнку, но он так на тебя смотрит, словно никого в мире больше не существует. Особенно, когда ты этого не видишь. Он, может, и не надеялся даже на твою взаимность, но вполне очевидно о ней мечтал. А тут ты со своими экспериментами, — Рюсуй посмотрел на Сэнку, но тот промолчал, и потому он продолжил. — Когда ты употребляешь это слово в контексте чьих-то чувств, это может звучать как «я не знаю, нравишься ты мне или нет, но я бы попробовал, вдруг, мне вкатит». Типа, если не вкатит, то ну и ладно, не больно то и хотелось. И тебе-то может ну и ладно, но о нём-то ты подумал? Бля, он столько месяцев играл с тобой в дружбу, я в шоке с его выдержки. И, я уверен, он ещё бы столько же играл, если бы знал, что ты его уважаешь и ценишь хотя бы как человека. А ты над ним эксперименты ставишь. Долбоёб.  Сердце Сэнку сжалось тоскливым болезненным спазмом. Ген смотрел на него. Ген мечтал о нём. Ген несколько месяцев первоклассно, очень органично держал лицо, чтобы его, Сэнку, не смущать, не злить, не раздражать своими чувствами, а Сэнку ляпнул одно дурацкое слово и обесценил этим всё, что между ними происходило.  Блядь.  — Блядь.  — Ага, — выдохнул Рюсуй.  — И что мне теперь делать? Рюсуй пожал плечами. — Ждать? Он же попросил дать ему время. Полагаю, ему нужно обдумать, соглашаться ли на то, чтобы быть твоим лабораторным кроликом, или нет.  Сэнку застонал. — Но я же вообще не это имел в виду… — Но знаешь об этом только ты, братан. Мы с Асагири не то чтобы друзья, но мы знакомы давно и неплохо, и я бы сказал, что Ген не из тех, кто делает поспешные выводы. Уверен, он позвонит, и когда это случится- — Если.  — Когда. Когда это случится, ты высунешь свой умный язык из своей тупорылой задницы и нормально ему всё объяснишь.  Сэнку вздохнул и кивнул головой.  Больше они эту тему не поднимали, просто потягивали пиво, смотрели на финальный поединок и обсуждали степень смертоносности роботного вооружения.  Сэнку болел за робота с болгаркой, но он проиграл более крупному сопернику с увесистой кувалдой.  Ну, жаль, конечно, но, в целом, пофиг.  Он вернулся домой и стал ждать.  На следующий день Ген опять не позвонил. Сообщения все ещё висели непрочитанными, и Сэнку даже начал беспокоиться, не случилось ли с Геном чего. Разволновался настолько, что полез в инстаграм, проверить, не появлялись ли на странице Асагири новые истории.  Истории были, но они не многое рассказали Сэнку — очередное красное закатное солнце без подписи, фото фарфоровой кофейной кружки, которая была разбита и склеена золотым лаком, и расписание его живых выступлений в Токио. Не было ни забавных видео, ни ярких улыбок, ни хотя бы просто мельком его красивого лица, и это не утешало. Но, по крайней мере, Ген был жив, и, скорее всего, здоров, раз смотрел на закаты и пил кофе. Сэнку вздохнул.  Прошло уже пять дней. Почти неделя. С вечера субботы по утро пятницы. Всего ничего в масштабах Вселенной, жалкая точка на ленте мироздания, но ему казалось, что эти дни тянулись бесконечно долго. Каждый раз, когда Сэнку брал в руки телефон, он ловил себя на мысли, что надеется увидеть сообщение. Каждый раз, когда натыкался на смешную картинку где-то в новостной ленте, палец почти рефлекторно тянулся отправить её Асагири. Как же плотно этот фокусник врос в его жизнь, с ума сойти.  Сэнку сидел на совещании, но мыслями каждый раз возвращался туда, на эту чёртову вечеринку после премии. Ген был таким красивым. Он так счастливо смеялся. В какой момент что-то пошло не так? Это был потрясающий вечер, который закончился жгучим разочарованием в себе, одинокой поездкой на такси и бессонной ночью наедине с потолком. Неужели каждый счастливый момент в его жизни должен перекрываться чем-то, что пачкает пальцы липким мазутом тревоги? —…ми-сан? Ишигами-сан, вы меня слушаете вообще? О, кажется, его очередь отчитываться. — Слушаю, — вздохнул Сэнку. — Итак, грантовые деньги нам выделили, вчера пришло письмо с подтверждением…  Какой идиот придумал совещания? Бесполезная трата времени и сил. Сначала напиши письменный отчёт, потом перескажи его, чтобы все услышали, зачем, для чего?  Кому это надо?  Неужели всем этим людям больше нечем заняться? Сэнку говорил на автомате, не придавая особого значения ни тому, что он рассказывает, ни тем людям, кому. Не то чтобы это было что-то новое, но раньше на подобных, к счастью, не самых частых в их институте мероприятиях, ему хотя бы иногда было интересно слушать других. Сегодня гораздо интереснее было предаваться самобичеванию.  Вдруг телефон, который был зарыт где-то под бумагами, разложенными перед Сэнку на столе, громогласно завибрировал о глянцевую деревянную поверхность.  Сэнку замер. Все руководители отделов, которые точно так же скучающе клевали носом, слушая его монотонный голос, оживились и заинтересованно повернулись на звук.  Сэнку потупил пару секунду и, даже не закончив своё предложение, ринулся раскапывать из-под отчётов мобильник. Схватив телефон, Сэнку, с невероятным грохотом в груди, словно это было не сердце, а отбойный молоток, глянул на контакт вызова.  Асагири Ген.  Сердце замерло. Ладони вспотели. — Прошу прощения, но это очень важно, — буркнул Сэнку и вылетел из конференц-зала. — Алло? Его коллеги невпечатлённо переглянулись. Начальник вздохнул.  — Ну, раз у Ишигами-сана, как всегда, есть что-то важнее, чем отчёты и совещания, давайте продолжим без него. Что там у инженерного отдела, Касеки-сан? ••• — Привет, Сэнку-чан. Я, наверное, не вовремя? — Вовремя, — выдохнул Сэнку. — Ты всегда вовремя. Привет, Ген.  Ген тихо, как-то очень хрупко усмехнулся. — Звучишь запыхавшимся.  — Я просто… рад тебя слышать. Очень, — сердце билось лихорадочно, во рту пересохло, и Сэнку нервно сглотнул вязкий комок в горле.  — И я рад, — Ген почти прошептал, и его голос звучал так нежно, так тепло, что у Сэнку засосало под ложечкой. — Слушай… я обещал тебе позвонить- — Пожалуйста, давай встретимся, — выпалил Сэнку и только потом понял, что перебил его. Ген вздохнул. — Думаю, нам нужно с тобой поговорить. И, да, для этого, пожалуй, лучше встретиться.  — Когда? Я приеду. Скажи, куда, — Сэнку звучал довольно жалко, но сейчас ему было всё равно.  — Куда?… Даже не знаю, не уверен, что хочу обсуждать что-то в людном месте… Ну, логично. Он же публичный человек. А говорить они явно будут не о методах селекции дикой пшеницы.  — Приезжай ко мне. Можешь сегодня? Давай сегодня.  Ген хихикнул, и у Сэнку на душе немного посветлело. Он представил его, со всеми этими ямочками и смешинками в кошачьих глазах, и захотелось скорее хотя бы просто его увидеть. — Хорошо, Сэнку-чан. Когда ты будешь дома? — В шесть буду точно.  Сэнку был дома уже в половину шестого, впервые в новейшей истории бросив все задачи на Хрома. Тот лишь понимающе улыбался и прогнал Сэнку домой даже раньше, чем он рассчитывал. Сказал, что от Сэнку всё равно сейчас нет никакого толка.  Впрочем, так и было. За два часа он разбил пробирку, перегрел реактивы и допустил ошибку в расчётах. Сэнку ощущал себя так, словно его мозг — это браузер с двадцатью пятью открытыми вкладками, который уже ничего не прогружает.  Он приехал в квартиру и бесцельно бродил кругами по гостиной. Может, заварить чай? Он отправился на кухню и поставил чайник. Вернулся в гостиную и окинул помещение оценивающим взглядом. Унёс в раковину пару грязных кружек, выкинул банановую кожуру, поправил диванные подушки.  Чёрт возьми, ну вот чем он занимается? Сэнку сердито уселся на диван, но уже через секунду принялся постукивать по полу ногой.  Блядь, да почему он так нервничает?! Сэнку страдальчески застонал и откинулся на подушки. Надо выдохнуть. Надо успокоиться. Надо- В дверь постучали, и он метнулся в прихожую со сверхзвуковой скоростью.  С каждым ударом сердце отбивало одно короткое, но такое важное имя.  Ген. Ген. Ген.  Сэнку распахнул дверь и увидел человека, от одного взгляда на которого его глупая, бестолковая сердечная мышца затрепетала со скоростью крыльев колибри. Он стоял прямо у него на пороге — со всеми признаками недосыпа на красивом и бледном лице.  Ген выглядел так, словно все эти бесконечные дни нервничал похлеще, чем Сэнку. Впрочем, скорее всего, так и было — Ген отличался не только эмоциональностью, но и эмпатичностью, и наверняка переживал не только за себя, но и за Сэнку. От этой мысли в груди потянуло. Под кошачьими глазами залегли тени, острые скулы стали ещё острее, мягкие (чёрт, Сэнку знал, какие они мягкие, и это знание казалось слишком весомым, чтобы о нём молчать) розовые губы потрескались. Он стоял, закутанный в очередной безразмерный свитер наивно-зелёного цвета, и смотрел на него с какой-то сложной, плохо читаемой эмоцией во взгляде. Он не улыбался — совсем, никак, ни своей фальшивой очень вежливой улыбкой, ни маленькой и искренней, ни, уж тем более, той, что с ямочками, за которую Сэнку готов был биться.  Видимо, прошло слишком много времени с тех пор, как Сэнку открыл дверь и лихорадочно впился в него глазами, разглядывая, запоминая, потому что в сизых омутах вдруг плеснулось веселье. — Я могу войти, Сэнку-чан, или ты предпочитаешь разговаривать вот так? Сэнку моргнул, выдохнул и сделал шаг в сторону. Вот же он осёл. Ген осторожно переступил через порог, словно кошка, ждущая, что её прогонят. От деликатности этого действия, его нарочитой вежливости, у Сэнку заныло где-то под диафрагмой. Ещё совсем недавно этот человек заявлялся к нему, как к себе домой, танцевал на его кухне, рисовал пальцем половые органы на пыльном телевизоре… Ген аккуратно снял обувь, прошёл немного вперёд и замер. Его плечи были напряжены, а пальцы на левой руке слегка подрагивали. Сэнку нужно было что-то сказать, что-то сделать, — хотя бы, блядь, поздороваться, как тебе такой вариант, Ишигами? — и он уж было шагнул к нему, но остановился на полпути. И снова это липкое чувство. Ладони вспотели и он раздражённо вытер их о брюки. Вдохнуть полной грудью не получалось, не получалось даже разжать челюсти. Сэнку зажмурился в каком-то немом отчаянии. Ну что за хуйня.  Соберись, тряпка.  Сэнку изо всех сил сгрёб в кучу остатки своего мужества и прохрипел. — Ген… Тот поднял глаза и, кажется, понял, что это был максимум, на который сейчас способен Сэнку. Уголки его губ дёрнулись в крошечной полуулыбке, и он сделал шаг ближе к застывшему камнем доктору наук, который не мог сейчас ни одного слова из себя выдавить, встал к нему вплотную, так, что Сэнку казалось, что он чувствует тепло его тела. Ген чуть закусил нижнюю губу и осторожно обхватил лицо Сэнку руками, заглянув прямо ему в глаза. Огромные чёрные зрачки метались, выискивая что-то, что Сэнку не мог, не умел ему сказать, но так отчаянно хотел.  Он был так близко — и такой невозможно настоящий. Такой реальный. Прохладные пальцы нежно касались горячих щёк Сэнку, успокаивая и заземляя. Сэнку глубоко вздохнул и слегка потёрся лицом о его ладони, словно провинившийся пёс. Ген мягко погладил его скулы большими пальцами, улыбнувшись самыми уголками губ. Тогда, на террасе, было слишком темно, и Сэнку не сумел — и не успел — как следует его рассмотреть.  Сейчас же, когда Ген был так близко, когда напряжённо смотрел прямо ему в глаза, было заметно, какие длинные у него ресницы, как красиво от них падали тени на высокие скулы. Ресницы немного склеились, и это добавляло какой-то кукольности его красивому лицу. Выразительно очерченные кошачьи глаза слегка покраснели у кромки век, будто их долго тёрли. Сэнку увидел крошечную родинку в уголке его правого глаза. И разглядел сизое вечернее небо его радужек. Заметил нежный шёлковый пушок на щеке — и сразу вспомнил своё хмурое невыбритое с утра лицо, чёрт, вместо того, чтобы подушки расставлять по дивану, лучше бы в зеркало посмотрел.  Взгляд упал на его губы — пухлые, нежные, но сухие, в мелкую трещинку, словно покусанные. Сэнку помнил их влажными и прохладными. Интересно, Ген тогда пользовался каким-то бальзамом? Сейчас, как будто бы, нет. Нижняя губа Гена была чуть полнее верхней, такая аппетитная, словно созданная, чтобы её целовать. Сэнку засмотрелся на неё и неосознанно облизнул свои собственные губы.  Что бы Ген ни искал сейчас в его лице, он, вероятно, нашёл, потому что в кошачьих глазах заиграли лукавые смешинки — словно солнечные блики на поверхности тёмных вод. Он проследил взглядом за языком Сэнку, убрал с его лица вечно выбивающуюся прядь, нежно огладил прохладными пальцами по линии челюсти. Он выглядел так сложно, словно решал в уме систему с тремя неизвестными, но вдруг его взгляд расслабился. Кончик носа немного порозовел, и Ген, слегка качнувшись, вдруг наклонился вперёд  и поцеловал.  Это был лёгкий, очень целомудренный поцелуй, простое прикосновение губ к губам, которое закончилось быстрее, чем хотелось бы Сэнку, и потому, когда Ген отстранился, Сэнку схватил его так мягко и аккуратно, как только мог, и притянул обратно к себе. Он прижал его к груди, тесно, близко, уткнувшись головой в изгиб его шеи, так отчаянно, словно кто-то незримый мог сейчас его отобрать.  Ген хихикнул, положил ладони ему на плечи и прошептал. — И я рад тебя видеть, Сэнку-чан.  — Я боялся, что больше тебя не увижу, — тихо пробормотал Сэнку. Здесь, на стыке шеи и плеча, так ярко пахло пряной лавандой, и Сэнку не удержался, потеревшись носом о нежную кожу.  — Я же сказал, что позвоню, — Ген погладил его по спине и сам положил голову Сэнку на плечо.  — Это не мешало мне бояться, — прошептал Сэнку, на секунду прижав Гена к себе ещё сильнее, прежде чем немного отстраниться.  Этот маленький, крошечный поцелуй словно снял с него проклятие оцепенения — Ген был тут, к нему можно было прикоснуться, и он явно был не против с ним, Сэнку, поговорить.  Сэнку выдохнул. — Прости меня.  Ген, что мягко держал ладони на плечах у Сэнку, слегка погладил пальцами его шею, послав по его позвоночнику табун мурашек. — За что? — За то, что я такой тупой.  — Ты совсем не тупой, Сэнку-чан, — Ген покачал головой. — Ты у меня самый умный, и, возможно, в этом твоя проблема, — Ген тепло улыбнулся, совсем немного губами, но в основном — глазами. — Ты сказал, что хочешь провести эксперимент, верно? Сэнку снова напрягся, и Ген, почувствовав это, нежно погладил пальцами его шею. Сэнку выдохнул. Кивнул. Прошептал: — Да, я так и сказал, но есть шанс, что, если я начну объяснять, что имел в виду, то сделаю только хуже.  — Я бы очень хотел, чтобы ты постарался, Сэнку-чан, — мягко прошептал Ген, всё ещё поглаживая его шею. — Обещаю, что больше не уйду и выслушаю тебя до конца. Прости, что ушёл, оставив тебя так… Сэнку мотнул головой. — Нет, пожалуйста, не извиняйся. Я… — он снова замялся, почувствовав волну липкой тревоги, но нежные прохладные пальцы на его шее как будто удерживали его сознание на плаву. Сэнку выдохнул. — Ты мне нравишься, Ген. Но я тупой и нелепый, — Ген отрицательно помотал головой, но Сэнку нахмурился, — не отрицай, прошу, просто дай мне договорить, — Ген тихо хихикнул, и этот знакомый звук придал Сэнку сил. — Я тогда пытался сказать, что не знаю, что делать. Я не умею строить отношения. Я не умею ходить на свидания. Наверное, я даже целоваться не умею, раз ты от меня убежал, — Сэнку нервно усмехнулся, — и я не хочу… тебя разочаровать. Но если ты не против поэкспериментировать… Понимаешь, попробовать? Я бы… я бы хотел… — навык складывать буквы в слова вдруг окончательно атрофировался, и Сэнку просто застонал, раскрасневшись от чувства собственной нелепости.  Ген тихо засмеялся, ткнувшись лбом в его плечо. Потом снова поднял глаза. — Спасибо, Сэнку-чан. Я понял. Тогда просто… — Его взгляд стал каким-то совсем лукавым, он мазнул губами по линии челюсти Сэнку и прошептал прямо в губы, — …давай экспериментировать.  И поцеловал. Снова.  Он прикоснулся своими мягкими, слегка шершавыми губами к губам Сэнку, слегка примяв их, и деликатно провёл языком между, словно спрашивая разрешения. О, конечно, Сэнку уступил этой невинной просьбе. Рука Гена скользнула за шею Сэнку, притягивая ближе, а вторая когтисто зарылась в его волосы. Так приятно. Сэнку прижался к нему, обхватил губами упругий язык, повернул его голову под идеальным углом. Ген был на вкус как клубничная карамель, и Сэнку провалился в эту сладость с головой.  Он притянул его ещё ближе, скользнул рукой на тонкую, хрупкую талию, погладил его между лопаток, и Ген тихонечко вздохнул, не отрываясь от поцелуя. После этих долгих дней какой-то совершенно дурацкой, никому не нужной разлуки, вот так держать его в руках, вдыхать его запах, прижимать его к себе, было чем-то совершенно не из этой реальности. Сэнку казалось, что он надышался веселящим газом, голову вело, лёгкие искрились восторгом, хотелось смеяться. Интересно, всегда ли поцелуи вызывают такой наркотический эффект?  — Вы удивительно хорошо целуетесь, профессор Ишигами, вы, как всегда, себя недооцениваете, — томно прошептал ему в губы Ген, оторвавшись от поцелуя. Он потерся носом о щеку Сэнку и мягко вздохнул.  Сэнку зарылся пальцами в шелковистые пряди на чёрно-белом затылке, и Ген подался прикосновению, словно ластящийся кот. — Я даже не помню, когда это делал до тебя, — также тихо прошептал Сэнку. — Да что там — делал, даже не помню, когда я до тебя вообще чего-то хотел… — А со мной захотел? — Мурлыкнул Ген, легонько прикусив мочку его уха и сразу лизнув место укуса.   — Ага… — чёрт подери, своими нехитрыми, но крайне возбуждающими манипуляциями Ген вообще не помогал собраться с мыслями, чтобы ещё и на вопросы отвечать.  — И чего конкретно ты захотел, Сэнку-чан? — От этого влажного шёпота по внутренностям Сэнку прошёлся спазм тяжелого возбуждения. — Хотел меня поцеловать?  — Да, — выдохнул Сэнку, зарываясь носом в укромное местечко за нежным розовым ухом Гена, наслаждаясь лавандовым запахом, который здесь был особенно сильным. — Так давно… — Как давно? — Ген лизнул у него под челюстью, и у Сэнку подогнулись коленки.  — В первый раз я подумал об этом в тот вечер после шоу, когда ты отправлялся в тур, — пальцы Гена обводили его губы, и Сэнку поймал один своим ртом, проводя языком по прохладной фаланге. Ген захлебнулся мягким тихим стоном, закинув голову назад, обнажив беззащитную бледную шею, которая так и манила припасть к ней губами. Что Сэнку и сделал. Он продолжил шептать ему в шею, покрывая её влажными поцелуями в перерывах. — И с тех пор, — поцелуй,— не было ни дня, — тихий вздох Гена, — чтобы я не думал, — ещё поцелуй, и ещё, — о том, как же я хочу тебя себе, — Сэнку прикусил угол его челюсти, и Ген жалобно заскулил, дрожа и плавясь в его руках.  — Прямо ни дня? — полувыдохнул-полупростонал Ген, пока Сэнку методично выцеловывал каждый сантиметр белой кожи на его горле.  — Ни единого, — Ген притянул его за голову в следующий жгучий поцелуй, и Сэнку, ошалев от того, что ему позволяют, опустил свои руки с его талии ниже, на поясницу, на бёдра с острыми косточками, и Ген тихонько застонал ему в губы. Сэнку прижал его ещё ближе. Между ними совсем не осталось пространства, но этого всё равно казалось недостаточно. Хотелось быть ещё ближе, ещё, хотелось врастать друг в друга атомами, и, возможно, если бы на них не было одежды…  От этой мысли у Сэнку зашумело в ушах. Ген, обнажённый Ген Асагири в его постели, под его руками, на его коленях. О, проклятье, не слишком ли рано? — Боже, Сэнку, ты станешь моей смертью, — прошептал Ген, — ты бы знал, как я давно об этом мечтал… — Ген о нём мечтал. От этого очень весомого знания Сэнку потерял последний стыд, мозг пожелал удачи своему хозяину и совсем отключился, и руки Сэнку потянулись ещё ниже, легли на упругий, совершенно восхитительный зад, который, Сэнку точно об этом знал, наощупь был даже лучше, чем на вид. Сэнку сжал в ладонях две аккуратные, идеально округлые половинки, и они так потрясающе помещались у него в руках, и перебирать их пальцами было так приятно, лучше было бы только укусить… — Оооо, твою маааать, — застонал Ген и впился в его губы голодным, кусачим поцелуем. Крошечные всплески боли лишили Сэнку последних разумных мыслей.  Он потерся пахом о его пах, и ощутил под ширинкой узких джинсов Гена вполне очевидный стояк. Это было так непристойно, но так хорошо, и Сэнку, чей член уже давно окреп, болезненно стиснутый брюками, чувствовал, как с каждой секундой теряет остатки самообладания.  — Сожми сильнее, — простонал Ген и потёрся о Сэнку в ответ, так длинно, сладко и искушающе, что по позвоночнику, как в том опыте с лестницей Иакова, пронёсся высоковольтный разряд.  Сэнку рыкнул и отчаянно сжал эту сочную задницу ещё крепче. Он всосал в рот маленькую прохладную мочку, и Ген жалобно захныкал. — Хочу тебя раздеть, — тихо прорычал Сэнку прямо в розовое ухо, — хочу посмотреть на тебя… — Чего ещё хочешь? — Ген облизнул его шею, и у Сэнку перед глазами всё поплыло.  — Хочу тебя трогать…  — Да? И где же? — Абсолютно бессовестно, совершенно порочно уточнил Ген, царапнув ногтями по затылку Сэнку.  — Везде, — Сэнку сильнее сжал упругие ягодицы, помяв их пальцами, пока прикусывал основание нежной белой шеи. — Хочу изучать тебя, хочу, чтобы тебе было хорошо… — Не то чтобы я против, Сэнку-чан, — выдохнул Ген, подставляя беззащитную тонкую шею кусачим поцелуям. — Я бы даже сказал, это отличный план… — Он тихонько заскулил, когда Сэнку спустился на линию его ключиц, нежно провёл по ним языком и сразу прикусил кожу сильнее. — Но было бы неплохо реализовывать его где-нибудь не в прихожей, как считаешь? Сэнку, может, и согласился бы, но мягкая кожа Гена была слишком сладкой, слишком вкусной, чтобы от неё отрываться. Он выцеловывал эти острые косточки, зализывал, прикусывал, то поднимаясь выше по шее, то спускаясь к основанию плеча. Он промычал что-то бессвязное, проведя языком по линии татуировки, оттягивая ворот его совершенно ненужного свитера зубами, ещё сильнее обнажая ключицу и тонкую чёрную линию, спускающуюся вниз.  Что там? Чем заканчивается эта татуировка? Блядь, как же хочется его раздеть. На кой чёрт люди вообще придумали одежду… Сэнку с трудом оторвал ладони от мягкого зада, ухватился за свитер и потянул его вверх.  Но Ген, тихо ахнув, обхватив пальцами его горло, оттащил от своей шеи. Он сжимал гортань крепко, цепко, и Сэнку, чёрт возьми, знал, столько силы в этих обманчиво хрупких узких ладонях. От осознания того, что, сожми Ген пальцы чуть сильнее, то Сэнку не сможет дышать, в паху потянуло сладким томительным спазмом. Ген заглянул ему в глаза, и Сэнку понял, что сейчас его горло сжимает сам грех во плоти. Щёки Гена раскраснелись, на губах была лукавая порочная улыбка, острый, тёмный взгляд излучал похоть, и под прохладными узкими пальцами пульс Сэнку забился ещё быстрее — такой Ген заводил до невозможности, хотя казалось, что сильнее уже некуда. Быть в его руках, целиком и полностью в его власти — это сводило с ума, вселяло в Сэнку одновременно и ужас, и благоговение.  Ген чуть сильнее сжал его горло, так, что Сэнку почти задохнулся — то ли буквально, то ли от волны нахлынувшего возбуждения, — и томно прошептал, почти приказал. — В спальню. Живо.— И Сэнку не мог ему не подчиниться, но не мог даже вдохнуть, и потому просто кивнул. Ген расплылся в абсолютно дьявольской, насквозь греховной улыбке. — Хороший мальчик.  Ох, блядь.  В прошлый раз, когда Сэнку видел эту улыбку, он захотел слизнуть её с этого красивого лица. И сейчас он, вроде как, имел на это полное право. И потому, когда Ген отпустил хватку на горле, Сэнку тут же прижался к нему обратно, длинно и сладко лизнув его губы.  Ген когтисто схватил его за волосы на затылке и слегка оттянул, и это было так приятно, что Сэнку заскулил. — Какой ты непослушный, Сэнку-чан… — Так хороший или непослушный? — Откуда в перевозбуждённом мозгу Сэнку были силы вести диалоги, он понимать отказывался. — Определись… — Одно другому не мешает, — мурлыкнул Ген, оставляя крошечные поцелуи по линии его челюсти. — Но порой ты, конечно, просто невыносимый… — Хотите написать жалобу? Можно оформить возврат… — Сэнку ответил не глядя, он был слишком увлечён выцеловыванием каждой фаланги этих длинных, хрупких, но таких сильных пальцев, под которым он готов был умереть.  — Ну уж нет, — Ген выдохнул, снова обнял его лицо своими нежными ладонями и посмотрел прямо в глаза. Взгляд у него был полупьяный, шальной и голодный. Он потянулся к нему и совершенно целомудренно и бестолково чмокнул Сэнку в уголок рта. — Мой теперь, не отдам.  От этого уверенного, довольного «мой» у Сэнку перехватило дыхание. Твой, твой, твой.  Сэнку вдруг совершенно не захотелось торопиться. Всё, что происходило, ощущалось таким правильным, таким естественным. Сейчас, когда их с Асагири взаимоотношения, вроде как, нащупали нужный маршрут, он представил, как было бы здорово пригласить его на свидание — настоящее. И забрести куда угодно, хоть в кофейню, хоть в парк, хоть поехать на дикий пляж с ивами, тихо смеяться, обнимать его и целовать пальцы. И, если Ген будет посмеиваться над его излишней сентиментальностью, или нести какую-то чушь и глупо хихикать, то можно легко заткнуть его поцелуем.  Им теперь можно постепенно изучать друг друга. Он ещё не задал Гену так много вопросов. Он ещё так многого ему не сказал. Сейчас, когда на горизонте забрезжила надежда на их... что-то, очень хотелось сделать всё правильно. Не налажать. Не торопиться.  Но у Гена, видимо, было на этот счёт своё мнение, а Сэнку никогда не удавалось на самом деле и всерьёз ему сопротивляться.  Потому что Ген взял его за руку, нежно переплетая пальцы, и смотрел на него терпким, пьяным взглядом, когда потянул за собой в спальню. Он шёл спиной, не отрывая от Сэнку глаз, и Сэнку не мог не идти за ним, словно его околдовали, зомбировали, загипнотизировали… Словом, ни одного рационального объяснения того, почему от этого голодного влажного взгляда, от этой лукавой улыбки голову так вело.   Чёрт подери, ну какой же он.  Сознание мутило от яростного возбуждения, такого сильного, словно у Сэнку всё это было впервые. Ну, в каком-то смысле, так и было — в последний раз он занимался сексом больше семи лет назад, почти целая вечность прошла, с тех пор в его организме не осталось ни одной помнящей это событие клетки.  А тот факт, что Сэнку был буквально в шаге от того, чтобы лечь в постель с человеком, в которого был так отчаянно влюблён, — такое было точно в первый раз.  Стоп. Влюблён?! Эта мысль возникла в сознании так внезапно, что застигла врасплох. Сэнку не поспевал ни за телом, ни за мозгом, и потому решил отбросить осточертевший самоанализ на потом. Сейчас были дела поважнее — например, исследовать один сладкий, невозможно приятный рот, прижимать к себе гибкое сильное тело, которое так плавно и совершенно похабно извивалось в его руках, которое нужно было раздеть, обласкать, заставить течь и плавиться на пальцах, как белый шоколад…  Они добрались до спальни в каком-то беспамятстве, не отрываясь друг от друга, и тонкие тихие стоны Гена, которые он оставлял в их поцелуе, доводили нервную систему Сэнку до исступления.  Колени уперлись о боковину кровати, и Ген повалился на неё спиной, не разрывая поцелуя, утаскивая Сэнку за собой, так, что тот едва успел упереться руками в матрас, чтобы не упасть на него всем своим весом. Ген выгнулся, подался бёдрами вперёд и вверх, обхватывая Сэнку своими бесконечными ногами, притиснулся к нему плотнее, и Сэнку, снова ощутив невыносимо-недостаточное трение в паху, прикусил эту аппетитно-припухшую нижнюю губу.  Чёрт возьми, целоваться всегда было так приятно, или просто Ген до абсурда талантлив и в этой области? Оказавшись в кровати, прижимая к себе этого невозможного, прекрасного парня, ласкового, как морской бриз, Сэнку вдруг накрыло осознанием крайне неприятного факта, который тревожным звоночком маячил на задворках сознания последние десять минут.  Только такой идиот, как Сэнку, мог столько времени засматриваться на мужчину, пускать на него слюни и даже мастурбировать на его светлый образ, и ни разу, блядь, даже не вспомнить, даже не подумать погуглить что-то про однополый секс.  Что-то, конечно, он знал, о чём-то догадывался, что-то понимал в общих чертах, но ведь есть нюансы.. Блядь, надо было хотя бы у Рюсуя спросить! Он бы, конечно, ржал над ним ещё три тысячи лет к ряду, но пару советов бы дал… Утонуть в пучине самобичевания не дал Ген, который сладко прикусил его кадык, и Сэнку, пронизанный очередными спазмом отчаянного возбуждения, отбросил эту мысль — будет разбираться по ходу дела, опираясь на свои скудные познания и недописанную докторскую по биологии, которая, правда, ко всему происходящему имела довольно опосредованное отношение.  — Сэнку-чан, ты что-то говорил про «раздеться»? — Выдохнул Ген. — Полагаю, сейчас самое время, — он слегка оттолкнул от себя Сэнку, уперевшись ладонями в его грудь. — Я хочу, чтобы ты снял рубашку… Сэнку было тяжело от него оторваться, но мысль, что прижиматься к Гену будет намного приятнее, если на них не будет одежды, помогла принять верное решение. Он напоследок ещё раз прикусил маленькую розовую мочку и слез с постели.  Пальцы не слушались, когда он пытался расстегнуть пуговицы на своей рубашке, и на него начало накатывать раздражение. У него никогда ничего не получалось, когда он торопился и нервничал — всё валилось из рук, разбивалось и оставляло эти нелепые мелкие шрамы на пальцах.  Сэнку выдохнул. Чёртовы пальцы. Нужно замедлиться. На кой чёрт он вообще напялил сегодня рубашку? Точно, было совещание. Ну, и хрен бы с ним, как будто никто на работе его в толстовке не видел… Блядь, о чём он думает? Справившись, наконец, с несколькими пуговицами, тем самым ослабив ворот, Сэнку потянулся к краям рубашки, чтобы стянуть её через голову, но снова замер.  А если он не понравится Гену без одежды?  Он был тощ, у него выпирали косточки на суставах, и на месте кубиков пресса красовался впалый живот, а Ген, он ведь словно из мрамора высечен, может, стоило всё-таки хоть немного спортом позаниматься, может… Да какого чёрта? Разозлившись на себя за эти мысли, Сэнку остервенело сорвал рубашку, бросил её в сторону и поднял глаза.  И увидел Гена, который приподнялся на локтях, полулёжа на кровати, и смотрел на него с вожделением. Ген медленно оглядывал каждый сантиметр открывшейся кожи и буквально облизывал его взглядом, ласкал его одними глазами так, что Сэнку едва ли не ощущал это физически. Ген дышал рвано, поверхностно, его глаза были тёмными и терпкими, фарфоровая кожа раскраснелась… Он был похож на развратное божество какого-то забытого пантеона, и Сэнку почувствовал прилив странной гордости — всё это томление страсти было его, Сэнку, заслугой.  Ген, заметив его взгляд, расплылся в кошачьей улыбке. — Не могу на тебя налюбоваться, Сэнку-чан… Какой же ты! — Какой? — Ляпнул Сэнку и подумал, что этот вопрос, наверное, не особо уместный, но Ген только довольно прищурился, сел и потянулся к Сэнку.  Сэнку подошёл ближе, возвышаясь над сидящим на кровати Геном, и Ген, соблазнительно глядя исподлобья, осторожно огладил его плечи, руки и торс. — Такой красивый… Я обожаю твои руки, — Ген взял его ладонь и оставил в самом центре влажный поцелуй, — я обожаю твои пальцы, — он потерся о них щекой, — я обожаю смотреть, как ты работаешь, так уверенно, размеренно, так скрупулёзно… это так сексуально, Сэнку-чан, ты не представляешь, — в груди у Сэнку разлилось трепещущее тепло: вот так всю жизнь думаешь, что ты  просто занудный душнила, а потом выясняется, что твой человек считает это сексуальным. — Помнишь, ты чистил фрукты, когда мы созванивались? Я тогда чуть не кончил от одного вида того, как твои пальцы раздевают этот чёртов грейпфрут, честное слово, я после того звонка дрочил на это минут двадцать… Низ живота скрутило такой волной возбуждения, что у Сэнку подкосились колени. Значит, не он один такой… — Не один? — хмыкнул Ген, и Сэнку понял, что снова начал мыслить вслух. — Ты тоже ласкал себя, когда думал обо мне? — Невозможно было сопротивляться этой греховной улыбке и этим чертям в глазах, и потому Сэнку согласно кивнул. Ген закусил губу. — И что ты себе представлял, Сэнку-чан? Ген потёрся лицом о его живот, лизнул ниже пупка, и Сэнку всхлипнул. Они ещё даже ничего не сделали, а было уже так невозможно хорошо. — Я… не умею ничего представлять, просто образы мелькают, но… — Сэнку тяжело дышал и облизывал губы, не в силах выбраться из коматоза своего возбуждения. Он запустил пальцы в волосы Гена, и тот едва ли не мурлыкал, улыбался мечтательно, глядел так жадно. До чего же Сэнку с ним повезло. — Обычно это твои ноги, блядь, твои ноги такие красивые, и ты такой гибкий, и это просто сводит меня с ума, я вспоминаю твои балетные сторис… Ген дразняще прищурился. — Неужели? Нравятся мои ноги? — Сэнку кивнул. — Ох, чёрт, Сэнку-чан… — Ген поцеловал его в живот, оглаживая руками спину, — Может, брюки тоже снимешь, м? — игриво спросил он, закусив губу.  — Я могу, но что мне за это будет? — Подхватил Сэнку.  Ген развратно ухмыльнулся. — А чего ты хочешь?  Блядь, Сэнку так много чего хотел.  — Хочу узнать, чем кончается твоя татуировка.  — Хорошо, — хитро протянул Ген и отстранился. Он игриво подмигнул, такой соблазнительный и пленяющий, ухватился пальцами за край своего свитера и потянул, миллиметр за миллиметром обнажая нежную фарфоровую кожу. Сэнку медленно открывался вид на плоский подтянутый живот с лёгким рельефом мышц, на узкую грудную клетку… Ген стянул свитер, бросил его на пол одним изящным движением и приосанился, словно позируя, словно предлагая Сэнку себя рассмотреть.  И Сэнку смотрел.  Вниз по тонкой шее спускалась чернильная линия, пересекая ключицу, и тянулась вплоть до такой же чернильной окружности, в центре которой был маленький розовый сосок. В соске поблескивала штанга пирсинга, и вся эта конструкция буквально была мишенью с огромными неоновыми буквами «целовать здесь». Сэнку выдохнул. Горячо.  — Это… горячо.  Ген выжидающе выгнул бровь. — Моя часть сделки выполнена. Снимай брюки. — Приказал он и залез поглубже на кровать, подобрав под себя ноги. Сэнку принялся расстёгивать ремень своими лихорадочными пальцами, немного повозившись с ширинкой, и, когда поднял глаза, на Гене уже не было джинсов. Он смотрел на него жадно и голодно и, поймав взгляд Сэнку, поманил его пальцем. — Хороший мальчик. Иди ко мне.  И Сэнку не мог не пойти.  Едва он забрался на кровать, оказался опрокинут на подушки. Ген оседлал его бёдра, жадно огладил его торс, едва ли не пожирая взглядом, и от осознания того, что Ген его хочет, вот такого — тощего и несуразного, — что облизывает и кусает губы, глядя на него, на Сэнку, возбуждение вышло на какой-то качественно новый уровень. Едва контролируемый. Потому Сэнку потянул его на себя и втянул в обжигающий, сводящий с ума поцелуй, впиваясь пальцами в эти подтянутые бёдра, оглаживая эти длинные сильные ноги, не сдерживая стона.  Он провёл руками от голеней к бёдрам, поднимаясь выше, вжимаясь пальцами в нежную кожу на спине и боках. Ген тихо фыркнул в поцелуй. — Щекотно.  — Не трогать? — Трогай как хочешь, где хочешь, что хочешь, то и делай со мной, — прошептал Ген ему в губы, проехавшись промежностью по налитому стояку в трусах у Сэнку, вызвав низкий грудной стон.  — Чёрт, Ген, ты меня с ума сводишь, — выдохнул Сэнку и потянулся за очередным поцелуем.  Задница Гена прижала напряжённый член, и от этой восхитительной, но абсолютно недостаточной статики Сэнку хотелось выть. Ген опёрся руками по обе стороны от его головы и проехался пахом о его пах, и Сэнку не смог сдержать стон. Ген улыбнулся нежно, игриво, и повторил — его изящное гибкое тело двигалось плавно, как набегающая волна, и Сэнку сжимал и гладил его бёдра, и было умопомрачительно хорошо, но, чёрт возьми, невыносимо мало.  — Я хочу раздеть тебя полностью, можно? — Прошептал Ген ему в губы, и Сэнку смог только рвано выдохнуть и кивнуть. Ген довольно улыбнулся и совершенно целомудренно чмокнул его в щёку, и это действие было почти комичным на фоне того, как развратно в этот момент изгибалось его тело в руках Сэнку. Ген двинулся ниже, оставляя мягкие, нежные поцелуи на линии его челюсти, на шее, на ключицах. Он провёл языком по груди, слегка прикусил сосок, и Сэнку тихонько заскулил, вплетая пальцы в чёрно-белые шелковистые пряди. Ген ухмыльнулся. — Такой чувствительный, мой дорогой профессор, — и прикусил сосок ещё раз, сжимая пальцами второй, сразу же зализывая место укуса. — Так и запишем, нежный и восприимчивый, — Сэнку слегка потянул его за волосы и Ген застонал. Он провёл носом по солнечному сплетению, выцеловывая дорожку вниз по животу, порой слегка прикусывая кожу, и от его горячего дыхания и мягкой ласки у Сэнку сносило крышу.  Он, наконец, подцепил пальцами резинку трусов, провёл руками от бёдер вниз, и Сэнку сам не понял, как, но вдруг обнаружил, что лежит перед Геном абсолютно голый. Ген же сидел на его коленях и смотрел на него, не дыша, совершенно влюблёнными глазами. Он нежно провёл ладонями по груди Сэнку вниз и прошептал. — Ты потрясающий, Сэнку-чан…  Сэнку схватил его за руку и потянул на себя. — Иди сюда. Но Ген усмехнулся, мотнул головой и протянул: — Нееет, я ещё тут не закончил.  Сэнку хотел было поинтересоваться его планами, но Ген уже мягко и нежно обхватил головку члена губами, мазнув по ней языком, и из груди вырвался такой громкий стон, что Сэнку даже не сразу понял, что это он сам.  В голове пронеслись лихорадочные мысли про душ, но Ген втянул щёки, двигал головой и работал своим языком так увлечённо и пьяно, что вряд ли его что-то сейчас смущало. Он сосал ритмично и упоённо, лишая Сэнку остатков выдержки. Когда Ген погладил языком уздечку, Сэнку неосознанно вцепился пальцами в его волосы, через мгновение испугавшись, что сделал больно, но Ген лишь вибрирующе застонал. Сэнку на пробу потянул за волосы ещё разок, и Ген заскулил, двигаясь ещё активнее. Осознание того, что случайная грубость ему даже нравилась, хлестнуло по Сэнку выламывающим кости удовольствием, и он понял, что долго так не продержится.  — Ген, всё, иди ко мне, — он оттянул его за голову, и Ген с хлюпающим звуком выпустил изо рта его член. Он утёр губы тыльной стороной ладони — они покраснели и распухли ещё сильнее, и Сэнку потянулся к нему сам, чтобы скорее поцеловать. Ген одобрительно замычал в поцелуй.  Через секунду он оторвался от Сэнку и заглянул ему в глаза. — Чего ты хочешь, Сэнку-чан? — Прошептал он, прижимаясь к нему всем телом.  Сэнку как-то совсем отчаянно усмехнулся. Он хотел так много, но совершенно не знал, что для этого нужно. Мозг плавился и отказывался соображать. — Я хочу тебя, — признался он, нежно целуя розовое ухо Гена, вызвав его тихий вздох, — но я не понимаю, что мне делать. Помоги мне… — Для начала, не хочешь ли ты раздеть меня? — Шкодливо усмехнулся Ген.  Сэнку лихорадочно закивал головой и сел перед ним на колени, залюбовавшись его стройным сильным телом. Проколотый сосок, обведённый татуировкой, так и манил к себе, и Сэнку, поддавшись искушению, зацепил его зубами и слегка потянул. Ген крупно задрожал в его руках протяжно и сладко заскулил, и Сэнку, увлёкшись, поиграл языком со штангой, вызывая рваный тонкий стон. — И ты ещё меня называл чувствительным? — Усмехнулся Сэнку, довольный проделанной работой. Он провёл руками вниз по его телу, аккуратно стягивая тонкую ткань белья с упругих ягодиц. Ген переступил с ноги на ногу, стоя на коленях, ловким движением скинув куда-то ненужную тряпицу, и Сэнку, набравшись смелости, глянул вниз.  Признаться честно, какая-то его часть немного волновалась, что, столкнувшись с чужим членом, так сказать, лицом к лицу, он или испугается, или желание пропадёт, или… да хрен его знает, что может пойти не так. Но то, что он увидел, вполне ему понравилось. Сэнку в своей жизни встречал не так уж много членов, но этот конкретный показался ему очень симпатичным. Он был довольно крупным, но не пугающим, обрезанным, с нежно-розовой влажной головкой. Сэнку осторожно обхватил его пальцами — в отличие от его сексуального опыта с женщинами, прямо сейчас он точно знал, как обращаться с этим органом так, чтобы было хорошо.  Сэнку сжал ладонь вокруг члена плотнее, и Ген зашипел. — Помягче, Сэнку-чан, помедленнее, иначе это всё слишком быстро закончится, ты ведь не этого хочешь? О, даааа, вот так, — тихо выдохнул он, сладко откинув голову назад. Сэнку провёл носом у него под подбородком, жадно вдыхая нежный пряный запах.  — Ген, что мне делать?…  Он закусил губу и заглянул Сэнку в глаза. — Чёрт, я так много всего хочу с тобой сделать, — он мягко улыбнулся и оставил невесомый поцелуй на его губах. — Но давай начнём с того, с чем мы оба точно справимся, м? — Сэнку кивнул, и Ген улыбнулся. — Облокотись на спинку кровати, вот так. И слегка согни колени.  — Я обожаю, когда ты командуешь… — О, я знаю, — мурлыкнул Ген, — но я определённо рад, что ты сам это признаёшь… — Сэнку усмехнулся. Сейчас он был готов сознаться вообще в чём угодно, лишь бы Ген продолжал к нему прикасаться. Ген тем временем оседлал его бёдра, проехавшись плотной мошонкой по прижатому к животу члену, и Сэнку всхлипнул. Ген потянулся куда-то в сторону, пытаясь вслепую нашарить что-то в складках одеяла. — Приласкай меня.  И Сэнку приласкал. Он снова мягко взял в ладонь его член, а губами ухватился за пирсинг в соске, лаская языком нежный розовый кусочек плоти.  — Ох, твою мать, как хорошо, — Ген тихо выдохнул, слегка подавшись бёдрами в руку Сэнку, и тот, вдохновлённый одобрением, принялся работать с ещё большим энтузиазмом.  Сэнку услышал какое-то щёлканье и хлюпанье, и только примерно через минуту понял, чем сейчас занят Ген, который отвёл руку за спину и тяжело дышал. Сэнку посмотрел на одеяло — рядом с ними лежал небольшой тюбик лубриканта и пара презервативов, которые, видимо, Ген предусмотрительно  притащил с собой. От нахлынувшего предвкушения голову повело. Он притянул его к себе ещё ближе, покрывая поцелуями шею, прикусывая хрупкие ключицы.  Щёки у Гена были почти алыми, словно кто-то оставил на них мазки красной краской, длинные ресницы слегка дрожали, на лбу выступили капельки пота, и он был прекрасен, так невозможно красив, что Сэнку не верилось, что всё это происходит в реальности. Ген слегка покачивался взад-вперёд, рвано дышал и облизывал яркие припухшие губы, и было так сложно поверить, что всё это — и румянец, и закрытые от удовольствия глаза, и неровное томное дыхание — дело рук Сэнку. Он ничем, ничем такого не заслужил, но, раз уж это счастье, это прекрасное похотливое божество свалилось в его руки, Сэнку уж точно не был намерен его упустить.  — Ген, — мягко позвал Сэнку, и длинные ресницы взметнулись вверх, открывая совершенно пьяный, оголтелый, едва лишь осмысленный взгляд. — Можно… мне тоже? Хочу помочь… Ген выдохнул и кивнул, не отводя от него блаженных тёмных глаз, и Сэнку не глядя выдавил из тюбика себе на пальцы густой прохладный гель. Он осторожно завёл руку туда, где двигалась сейчас рука Гена. Мышцы входа, которые сжимались вокруг двух его хрупких пальцев, были очень горячими. Сэнку аккуратно прикоснулся, обвёл вокруг, и, дождавшись одобрительного кивка, толкнулся внутрь. Ген внутри был таким нежным, невозможно мягким, тесным, что Сэнку испуганно подумал, не слишком ли грубые его пальцы, не стоило ли перед этим подстричь ногти, может, не лезть сейчас, но Ген подался навстречу его руке, насаживаясь с тихим стоном, с таким явным удовольствием, что Сэнку эти мысли отбросил.  Всё в порядке.  — Ещё, — выдохнул Ген, и Сэнку добавил ещё один палец. Ген выгнулся с тихим звонким «Аааа!», и этот звук отправился электрическим разрядом прямо в член Сэнку. То, как жадно Ген насаживался на пальцы, то, как вздрагивал и стонал, когда удавалось задеть его простату, как блаженно улыбался и закусывал губу, всё это сводило с ума, пьянило похлеще любого алкоголя. Сэнку вогнал в него пальцы чуть глубже и сильнее, и Ген сладко застонал, распахнул глаза, в которых плясали черти, и низким шёпотом приказал. — А теперь трахни меня.  Сэнку, понимая, что вряд ли готов задавать вопросы, взял презерватив, с третьей неловкой попытки вскрыл упаковку и дрожащей рукой раскатал его по стволу. Ген, явно довольный тем, что его слушаются, выдавил на член столько смазки, словно собирался измазать в ней всего Сэнку целиком. Улыбаясь так хищно, так дьявольски жадно, Ген пристроил член Сэнку ко входу и начал медленно на него опускаться.  Сэнку задыхался. От удовольствия перед глазами вспыхивали белые огни, голова кружилась, словно он наглотался эйфоретиков. Такого не было никогда, ни разу, и только теперь Сэнку в полной мере осознал, почему люди вообще этим занимаются. Ген, с мягким стоном опустившись до конца, начал двигаться, опираясь на плечи Сэнку, запрокинув голову назад, и Сэнку бессистемно гладил его по спине, по дрожащим бёдрам, целовал его ключицы, ласкал языком маленькие розовые соски.  Длинные белые пряди хлестали по красным щекам, когда Ген опускался, полностью принимая в себя член, и Сэнку потянулся рукой к его лицу, мягким жестом заправляя его волосы за ухо, обводя большим пальцем припухшие губы. Ген поймал его палец и всосал в рот, от этого нехитрого действия Сэнку пробило дрожью и он завалился на спину. Он впился пальцами в податливые ягодицы и следующее движение Гена встретил на полпути, вогнав член глубже, так, что Ген вскрикнул. Сэнку было испугался, что сделал что-то не так, что причинил боль, но Ген взглянул так пьяно, так терпко, и начал двигаться ещё резче, что Сэнку понял — всё в порядке. Тут уместна лёгкая грубость. В этой позе у Сэнку было больше контроля, и он активно подмахивал бёдрами. Руки скользили по влажной горячей коже, и Ген подавался навстречу движениям со звонкими стонами, и это было так хорошо, что продолжаться долго просто не могло.  Он обхватил член Гена и тот тихонько завыл, наклонился, упираясь одной рукой в матрас, а второй цепко схватил Сэнку за подбородок, впечатался в губы жгучим кусачим поцелуем и стал насаживаться на член так яростно, что Сэнку даже подумал, не повредит ли он чего себе. Но, судя по его блаженно-греховному лицу, у Гена было всё хорошо. Он смотрел ненасытно, целовал и гладил лицо Сэнку так по-хозяйски властно, с таким явным наслаждением, что из сознания выбивались последние связные мысли, и Сэнку только отвечал на поцелуи, вдыхал его пряный запах, сжимал и гладил везде, куда дотягивались пальцы, и было так жарко, так сладко, так невыносимо хорошо.  Вдруг Ген наклонился ещё ближе, уткнулся лицом куда-то ему в плечо, насадился до конца отчаянным рывком, и на пальцы Сэнку полилась сперма. Ген кончал с тихими стонами, выдыхая в шею, его сорванное дыхание таяло на коже, вызывая мурашки, и эти мурашки стали последней каплей, окончательно срывая рычаг экстаза, и Сэнку кончил следом, впившись зубами в хрупкое солёное плечо.  ••• Наскоро управившись с липким беспорядком, они так и повалились на постель — Ген рухнул на грудь Сэнку, пытаясь отдышаться, а Сэнку вдыхал его запах и нежно гладил по спине, прикрыв глаза в тихом, сытом удовольствии.  Всё произошедшее казалось каким-то внетелесным опытом, по венам пузырьками булькал окситоцин, и в голове не было ни одной разумной мысли. Сплошная пустота, космический вакуум.  Сэнку зарылся пятернёй во влажные пряди на чёрно-белом затылке, слегка массируя кожу, и Ген блаженно вздохнул. — Как же мне хорошо…  — И мне. — Мммм, правда? — Ген мягко потёрся щекой о кожу на груди у Сэнку, расплывшись в счастливой улыбке.  — Ага. Как никогда раньше, — улыбнулся Сэнку ему в ответ.  Ген хихикнул. — Почему я рядом с тобой такой по-дурацки счастливый, а, Сэнку-чан? Потому что я тебя люблю.  Эти слова были прямо здесь, едва-едва не сорвались с губ, и Сэнку испуганно прикусил язык.  Это не то, что нужно сейчас говорить. Не после секса. Сейчас эти мысли — всего лишь результат цунами из гормонов, которые хлестали у него по венам. После секса — особенно, после настолько охуенного секса — и не такое в голову может прийти. Пока рано. Сэнку дёрнул головой и решил увести диалог в другое, более насущное русло. — Ты знал, чем всё закончится, когда сюда ехал? — Ммм? — Ты привёз с собой смазку и презервативы. Умоляю, только не говори, что ты просто всегда таскаешь с собой этот джентельменский набор… Ген хмыкнул. — Не всегда, — он приподнялся и чмокнул Сэнку в ярёмную ямочку. — Я не знал, конечно, но… не знаю, подозревал? Прихватил на всякий случай. Ты тогда, на афтепати, был довольно настойчивым… Сэнку застонал. — Прости, это было слишком?  — Ну, это определённо было горячо, но… — Ген замолчал, и Сэнку нежно погладил его по левой щеке.  — Может, не стоит это спрашивать, но… о чём ты тогда подумал? Я понял уже, что сказанул какое-то дерьмо, но обычно ты не реагируешь так остро на мои фейлы… Ген молчал и Сэнку стыдливо подумал, что спросил лишнее. Видимо, не стоило снова поднимать эту тему. Но около минуты спустя Ген тихо вздохнул. — Мне жаль, что я так отреагировал. Я довольно быстро пожалел об этом и хотел тебе позвонить, но… мне было страшно, что та, первая моя мысль, могла быть правильной. Хотя рационально я понимал, что ты не такой человек, — он нежно погладил Сэнку по груди кончиками пальцев, и Сэнку крепче его обнял, слегка потянувшись, чтобы чмокнуть в макушку. Ген мягко выдохнул. — Видишь ли… так уж вышло, что я уже сталкивался в жизни с любителями, так сказать, экспериментов. Которые охотились за новым опытом, за свежими ощущениями, но… — Но которым не был нужен ты, да? Которые искали развлечения на одну ночь?  — Ага, типа того, — тихо согласился Ген. — И хотя я понимал, что между нами с тобой, ну… что-то явно более серьёзное, но это был довольно болезненный триггер, и я… Сэнку потянул Гена чуть выше, чтобы покрыть его лицо маленькими поцелуями. — Мне жаль, что я заставил тебя хотя бы на минуту так подумать, Ген. Мне так жаль.  — Всё в порядке, Сэнку-чан, — Ген хихикнул и мягко поцеловал его в губы. —  Я здесь.  — Ммм. Ты здесь. Не отпущу, — Сэнку зарылся носом в его макушку, наслаждаясь его весомым присутствием.  — Не отпускай, — Ген снова устроился у него на груди, выводя по коже невидимые узоры кончиком пальца. Спустя пару минут приятной тишины он внезапно спросил. — Знаешь, что мне в тебе больше всего нравится? — Понятия не имею, — хмыкнул Сэнку, явно заинтересовавшись. — По моим последним данным, тебе нравятся мои руки. Но всегда есть вероятность, что дело в моих прекрасных социальных навыках.  Ген хохотнул и чмокнул его в ключицу. — Ты умеешь видеть суть, Сэнку-чан… и в тебе совсем нет фальши. А я так устал от фальши… Сэнку не совсем понял контекст, почему Ген вдруг об этом заговорил, поэтому просто хмыкнул и погладил его по плечу.  Ген забавно потянулся к его ладони, словно кот, просящий ласки, и Сэнку, усмехнувшись, почесал его за ухом.  — Мрррр! — Ты что, котёнок? — Улыбнулся Сэнку.  — Мррр… — утвердительно кивнул Ген и тихо засмеялся. Сэнку провёл пальцем по линии его татуировки. Ген чуть извернулся, позволяя Сэнку спуститься с его лица ниже, по шее, обведя пальцем контур вокруг соска. Ген хихикнул. — Почему ты так хотел увидеть, чем она заканчивается?  — Не знаю… то, как она ныряла в твою одежду, создавало интригу. Я всё ещё считаю, что это довольно странное решение, но не могу не признать, что это сексуально, — Сэнку всё ещё обводил пальцем контур татуировки, слегка залипнув на этом действии. Но вдруг он заметил, что Ген снова как будто застыл, и это никогда не было хорошим знаком. — Ген, милый, я что-то опять не то сказал? Ген помолчал немного и медленно выдохнул. — Она тебя настолько смущает? — Нет, нет, она меня совсем не смущает, — Сэнку мягко его погладил. — Извини, я правда считаю, что это горячо. Просто… любопытно. Такая заметная деталь. Мне кажется, что ты не совсем из тех, кто так привлекает к себе внимание, но не то чтобы я разбираюсь… Ген притих, и Сэнку мысленно выдал себе затрещину. Вечно он портит моменты. Вечно ляпнет что-то невпопад…. Но вдруг Ген взял его ладонь и приложил указательный палец к левой щеке, туда, где кожу рассекала чернильная линия. Он вжал палец Сэнку в мягкую плоть и чуть поводил им влево-вправо. Сэнку почувствовал глубокий рельеф, который не мог быть просто татуировкой. Ген отпустил его руку, и Сэнку уже сам, очень аккуратно с лёгким нажимом ещё раз провёл по его скуле.  — Это… что, шрам? Ген кивнул. — Ага.  — Ты перекрыл татуировкой шрам на лице? Но она такая тонкая… совсем не заметно. — Ген хмыкнул и Сэнку мягко погладил его щёку большим пальцем. — Откуда взялся этот шрам?… — Ген словно вжался в него сильнее, тихо выдохнув. — Ты что, боишься? Ген, ты можешь не отвечать, правда, это вообще не важно, это… — Я просто никогда об этом не рассказывал. Впрочем, никто и не спрашивал, — тихо прошептал Ген, и Сэнку поддерживающе погладил его между лопаток. — И я правда немного боюсь… — Почему? Он пожал плечами. — Ну… я очень долго хотел этого, Сэнку. Вот так лежать с тобой и… Ты очень давно мне нравишься — с первого дня, помнишь? И мне страшно спугнуть тебя сейчас. Вдруг ты подумаешь, что я ненормальный, и не захочешь иметь со мной дел.  — Ген, эй, посмотри на меня, — тот слегка повернул голову, жалобно глядя на Сэнку исподлобья. — Я тоже давно этого хотел. Не так давно, как ты, наверное, но, поверь, мне от тебя всё время голову вело нехило, я просто этого не понимал, — Ген легонько усмехнулся. — И нет буквально ничего, что могло бы меня сейчас отпугнуть. Ну, только если ты не скажешь, что не любишь «Властелина колец»… — …Ждите меня с первым лучом солнца, я приду на пятый день, с востока, — драматично прошептал Ген, и Сэнку засмеялся.  — Всё, теперь нет ни одной причины. Я тут, с тобой, и, что бы ты там ни сделал, меня это не спугнет. Ты врос в мою жизнь так, что не выкорчевать, и эта реакция необратима.  В сизых глазах плеснулось что-то невообразимо тёплое, и Ген, легко подтянувшись, прижался к его губам своими. — Спасибо, Сэнку-чан, — прошептал он и снова поцеловал. Сэнку подтянул его ближе к себе, подхватив под ягодицы, и внутри колыхнулось угасшее было возбуждение, но для второго раунда, пожалуй, было рановато. Ген устроился удобнее на его груди и мягко вздохнул. — Шрам появился, когда мне было восемнадцать. Не то чтобы он сам по себе появился, конечно… Он тихо рассказывал, как, будучи совсем ещё юным, впервые пришёл собеседоваться в одну из тех дешёвых ночных передач, которые он давно уже перерос. Рассказывал, что это сейчас он может выбирать, где и с кем работать, а тогда тоненький и хрупкий, полный надежд Ген столкнулся с многомесячной чередой из кастингов и отказов. В конце концов один старый продюсер зажал паренька в углу с недвусмысленным намёком: или он даёт трахнуть себя в это хорошенькое личико, или путь к славе ему заказан.  Ген занимался акробатикой с детства, и от удара сильного бедра прямо между ног старый продюсер согнулся пополам и сыпал проклятьями, утверждая, что таланта в Гене ни на йоту, а красивое лицо — единственное, что стоит в нём внимания.  Ген от него убежал, но, вернувшись в крошечную квартирку, которую он всего как пару месяцев снимал с двумя едва знакомыми парнями, несколько часов рыдал в душе. В порыве отчаяния, рассматривая в зеркало это своё красивое лицо, которое доставляло одни неприятности, Ген вдруг решил, что это его проклятие, и воткнул в щёку опасную бритву.  Слава всем богам, Цукаса вернулся домой раньше, услышал в ванной рыдания и обнаружил там Гена со вспоротой щекой, всего в крови и соплях.  Цукаса отвёз его в больницу. Цукаса настоял на том, чтобы Ген записался к психологу. Цукаса ещё несколько лет сопровождал его на всех выступлениях в ресторанах и барах, чтобы никто не обижал. В тот год они и стали близкими друзьями, хотя до этого почти не общались — Ген тогда успел подружиться только с Укё.  — …шрам, конечно, затянулся и стал совсем тоненькой линией, но я всё равно переживал. Казался себе уродом, знаешь? Да ещё и дураком — сам же виноват. И Цукаса предложил превратить это в мою изюминку. Мы напились тогда страшно, и Укё нарисовал маркером эту линию на лице. На утро проснулся, посмотрел в зеркало — мне понравилось. Дорисовал её ниже, решил, что прикольно. Поехал и набил. И пирсинг тогда же сделал. Так что… ну, если тебе не нравится, даже не знаю. Придётся смириться. Я люблю эту татуировку.  Сердце Сэнку бешено колотилось — от смеси волнения, стыда и вины. Во рту было горько. Ген, его трогательный, хрупкий, пронизанный солнечным светом  Ген, который пережил столько дерьма, прикрывал этой татуировкой болезненный опыт, а Сэнку — абсолютный, непробиваемый осёл — обозвал её уродской. И сомнительной.  Пиздец.  Сэнку шмыгнул носом и обнаружил, что по щеке стекает слеза. Он тихо выругался, а Ген испуганно приподнялся и глянул на него. — Сэнку? Божечки, ты чего, что случилось?  Сэнку притянул его к себе, покрывая поцелуями всю левую щёку. — Прости меня, прости, я такой еблан… — Эй… — Ген прервал поток его бессвязных извинений мягким поцелуем. — Ты ведь тут совсем не виноват… — Я сказал, что татуировка уродская.  Ген хихикнул. — Ну, мы давно выяснили, что на переговоры тебя лучше не отправлять, — он нежно погладил Сэнку по лицу. — Но я не злюсь на тебя, и не обижаюсь.  — Всё равно прости.  — Ты сегодня, наверное, исчерпал лимит извинений на год вперёд… больше я от тебя их не дождусь, верно? — Ген усмехнулся.  — Вполне вероятно, — улыбнулся Сэнку, погладив Гена по щеке. — Так что я просто постараюсь не косячить.  Ген саркастично выгнул бровь. — Мы вместе всего где-то пару часов, а сомнительные обещания уже пошли в ход… Говорили мне ребята не связываться с сумасшедшими учёными! — Плохо ты слушал ребят… — Плохо, — Ген сверкнул ямочками, и Сэнку, не удержавшись, утянул его в очередной поцелуй.  Они лежали так уютно, и прикасаться к Гену было так приятно — гладить его и целовать, когда только вздумается. Они ещё немного пообсуждали всякую ерунду, и совсем скоро Ген засопел, пригревшись на груди у Сэнку.  Сэнку смотрел на его точёный профиль, вдыхал его сладкий запах и надеялся, что этот человек задержится в его жизни подольше, мечтал продлить этот момент тихого счастья.  Он изо всех сил старался не думать о том, что однажды этот момент вполне может закончиться.