Big Brain Show

— Сэнку? Чувак, алло, ты здесь вообще?  — А? Чего? — Сэнку встрепенулся и поднял глаза на Хрома, который щёлкал пальцами у него перед носом. Видимо, уже довольно долго, если судить по его недоумевающему виду.  Впрочем, это не показатель, у Хрома каким-то образом почти всегда был недоумевающий вид.   — Ты не реагировал на мой голос минут пятнадцать, и ожил только с третьего щелчка! — Хром озадаченно вскинул брови и тут же нахмурился. — Что с тобой? Ты даже в худшие свои времена никогда так не подвисал.  Сэнку оторопело моргнул. Тяжело вздохнул. Закрыл глаза.  Что с ним? Признаться честно, цензурных определений для этого состояния у него не было.  Ген уехал в пятницу поздно вечером.  Всю ночь Сэнку не мог заснуть. Всегда, когда он нервничал, сон его презрительно игнорировал, бессонница была его старой боевой подругой и давно уже не пугала, но… но раньше у Сэнку никогда не было проблем с тем, чтобы себя занять. Но не сейчас.  Сэнку лежал на своей стороне постели и смотрел на ту — оскорбительно-свободную, где сейчас должен был тихо сопеть его любимый человек. Ген всегда спал крепко и сладко, свернувшись в клубочек, изредка шмыгая носом и причмокивая губами, и был похож то ли на котёнка, то ли на нахохлившегося воробушка, нежный и трогательный. Сэнку, который обычно, за редкими исключениями, засыпал позже и просыпался раньше, любил за ним наблюдать. В эти моменты сердце почти замирало от неконтролируемой нежности — с красивого лица Гена спадали все маски, обнажая его хрупкую ранимую суть, и Сэнку оставлял мягкие невесомые поцелуи или на тонком плече, или на симпатично-вздёрнутом носу… Чёрт возьми, как же Сэнку был отвратительно, приторно-сладко влюблён. Они успели прожить вместе всего неделю, но каждый из этих дней, когда Сэнку возвращался домой, а он его там ждал, или когда сам Сэнку спешил домой, чтобы ждать Гена, был исполнен трепетным счастьем.  Но сейчас Сэнку ворочается в холодной постели, на тех самых стильных чёрных простынях, которые пахнут человеком, которого здесь нет, мучаемый иррациональным страхом перед завтрашним днём. Ну что за нелепость? Сэнку достал свой ноутбук, чтобы изучить отчёты об испытаниях, и, может, почитать пару свежих статей. Чтение научных изданий всегда успокаивало его разум, подавляло ненужные мысли и, как следствие, помогало быстро заснуть.  Но в браузере он наткнулся на ту идиотскую рекламу белья, вспомнил их предыдущую нелепую ссору с Геном и раздраженно захлопнул ноут.  Как же всё бесит.  Сэнку попытался почитать статью с телефона, но пальцы сами забрели в инстаграм. Как же он давно сюда не заходил.  Последняя фото в ленте Асагири — милое домашнее селфи в футболке Сэнку. Ген немного растрёпанный и нежно щурится в солнечных лучах, на фоне, если присмотреться, можно разглядеть очертания его, Сэнку, гостиной, и это фото было такое… уютное, пронизанное чем-то столь родным, что сладко щемило в груди. Сэнку мягко погладил фотографию большим пальцем. Так хотелось прижаться к нему сейчас, ощутить шелковистость его прохладой кожи, услышать тихий серебристый смех, просто почувствовать его тёплое весомое присутствие.  Но Ген уехал.  Сэнку ещё раз тоскливо взглянул на пустую часть кровати и сердито перекатился на подушку Гена. Она едва уловимо пахла его волосами — пряной лавандой, немного мускусом с нежными цветочными нотками, и от этого аромата у Сэнку тонко, но болезненно зазвенело где-то в солнечном сплетении. Нет, вдыхать запах Асагири без возможности к нему прикоснуться — это какой-то особо изощрённый вид морального самонасилия.  Проворочавшись так до тех пор, пока за окном не забрезжил рассвет, Сэнку соскреб себя с постели, проклиная каждое мгновение прошедшей ночи. Суббота была хмурой, подстать настроению. Как будто вместе с собой Ген забрал и солнце — ещё вчера на небе — редкий случай в Токио — не было ни облачка, а сегодня мелкий дождь моросяще и нервно барабанил по окнам. Как Ген вчера барабанил своими тонкими пальцами по столу, когда Сэнку читал то чёртово письмо из JAXA.  Сердце снова сжалось тоскливым спазмом.  Ну надо же так было… из-за какой-то абсолютной херни. Из-за ублюдочно-упрямого Ксено, которому не знакомо слово «нет». Из-за… из-за того, что у Сэнку эмоциональный интеллект примерно на уровне поломанной табуретки, и он не смог вовремя понять, что с Геном что-то не так, и остановиться в потоке своего плюющего через край раздражения. В тумане тоскливого отчаяния прошли суббота и воскресенье, наступил понедельник, а Сэнку словно всё ещё не пришёл в себя, сидел, невидящим взглядом уперевшись куда-то в чашки Петри, и даже не слышал, как его зовёт Хром.  Сэнку ещё раз тяжело вздохнул. — Всё нормально.  — Братан, с тобой явно что-то не так, — его лаборант склонил голову вбок, словно волнистый попугай. — Ты хорошо себя чувствуешь? Сэнку был учёным и точно знал, что никакой души не существует. Но если души нет, то что тогда у него сейчас так ноет и болит? — Не уверен, Хром. Чувствую себя странно.  Хром кивнул и посмотрел на него как-то особенно внимательно. — Хочешь поговорить? Сэнку пожал плечами. — В пятницу мы… даже не знаю, поругались? Это сложно назвать руганью, правда, если судить по тому, как Рюсуй ругался с Кохаку, там происходило вообще- — Вы поругались с Геном? — Да, — во рту появилась вязкая горечь, и Сэнку попытался её сглотнуть. Вышло не то чтобы эффективно.  Хром закинул ногу на ногу и упёрся щекой в ладонь, явно приготовившись слушать. — Из-за чего? — Бля… — Сэнку откинул голову назад, уставившись в потолок. — Ему позвонил Ксено. А, я не говорил? Этот придурок подал за меня заявку в JAXA, прикинь! Хром выгнул бровь. — Как он мог подать заявку за тебя? — Вы что, сговорились? — Сэнку сердито зыркнул на своего лаборанта. — Асагири спросил то же самое! Но это не я инфантил, это просто Ксено — домашний тиран! — Ну, это как бы очень логичный вопрос, братан, — пожал плечами Хром. — Ну, допустим, Ксено тиран и подал за тебя заявку. И? — И я не знаю. Ксено позвонил Гену, а Ген рассердился, что я якобы планирую свалить с этой планеты.  — А ты планируешь? — Нет, но Ген-то об этом не знал. Подумал, что я вру. И я рассердился, что он подумал, что я вру. А он в ответ рассердился ещё сильнее… Хром почесал затылок. — Звучит как-то странно. Из-за чего конкретно он рассердился? Сэнку раздражённо вскинул руки, уставившись на Хрома, как на идиота. — Если бы я знал, мы бы с тобой сейчас об этом не разговаривали! — Ну так а чего ты у него не спросил? — Я хотел, — Сэнку вздохнул и поковырял мизинцем в ухе. — Но не успел. Он быстро собрался и ушёл, ничего мне толком не объяснил. Сказал, ему нужно обо всём подумать.  Хром озадаченно моргнул. — Мне не хватает исходных данных, чтобы до конца понять ситуацию.  Сэнку вздохнул и снова откинул голову лицом к потолку. — Даже мне, блядь, не хватает.  — Я сейчас скажу, возможно, до странного очевидную речь, но… — Хром прочистил горло и махнул рукой в неопределённом жесте. — Ты не пробовал ему позвонить и спросить?  Сэнку не пробовал.  Честно говоря, у него было не всё в порядке с общением в конфликтных ситуациях. Ну, особенно в конфликтных ситуациях. Он довольно неплохо умел поддерживать коммуникацию, но только когда был уверен, что базово всё в порядке. С Геном это выражалось в ненавязчивой фоновой переписке с обменом мемами, случайными фотками и сообщениями типа «проснулся с мыслью, что кремация — отличная профилактика зомби-апокалипсиса, что думаешь?», но… вот сейчас, когда Сэнку ощущает смутную тревогу и щемящую тоску, когда не понятно, хочет ли Ген его слышать или видеть даже в качестве контакта на экране телефона, когда радиомолчание на их волне затянулось вот уже на третьи сутки, как Сэнку мог сейчас просто взять и позвонить? Просто прислать смешную картинку? Разве это было бы уместно? — Не уверен, как он воспримет мой звонок, Хром, — Сэнку поджал губы и покачал головой.  Хром, в свою очередь, выгнул бровь. — А я не уверен, как он воспримет то, что ты не звонишь, — он почесал щёку и начал активно жестикулировать руками. — Знаешь, как у нас бывает с Рури? Мы редко ругаемся, но иногда такое бывает, и когда она уходит, я точно знаю, что ни в коем случае нельзя оставлять её одну надолго. Она начинает много думать, и хрен его знает, чего надумывает.  — Ну, Ген не Рури… — Да, но… — у Хрома стало какое-то сложное выражение лица. — Ему может показаться, что тебе всё равно.  Сэнку не было всё равно. И ему совсем не хотелось, чтобы Гену вдруг так показалось. Он снова опустил голову, чтобы посмотреть на Хрома. — Думаешь, стоит позвонить? Хром пожал плечами. — Чувак, я правда не хочу давать тебе советов… но я бы позвонил. Мне бы самому стало легче, если бы я хоть что-то сделал.  Сэнку подумал и кивнул головой. Не говоря ни слова, он вернулся к своему микроскопу и чашкам Петри, и Хром спустя пару секунд последовал его примеру.  Остаток рабочего дня прошёл смазано и липко. Тревога не отпускала, но внутреннее решение хоть что-то сделать успокоило нервы и помогло собраться.  Вечером, после получасовой крайне нервной и раздражающе-метательной медитации на экран мобильника, Сэнку всё-таки тыкнул на самый первый контакт.  Ген не брал трубку так долго, что Сэнку уж было хотел сбросить звонок. — Алло, — в конце концов выдохнул он в трубку, так тихо и надломленно, что все тревожные сирены в груди у Сэнку активизировались с новой, ещё большей силой.  — Привет, Ген, — выдавил из себя Сэнку, тысячу раз пожалев о том, что позвонил.  Тот помолчал несколько секунд, и потом ответил. — Привет, Сэнку-чан.  И что говорить, вашу ж мать? Чёрт возьми, какая нелепость.  Ген же тебе не чужой, Ишигами. Он тебе, пожалуй, самый близкий и родной человек на данном этапе жизни. Ты ему, вообще-то, пару недель назад в любви признался. Почему же теперь так сложно подобрать слова и что-то сказать?  — Я… скучаю.  — Угу. И я, — как-то странно, механически ответил Ген.  — Вернёшься домой? Нам, наверное, нужно поговорить, да? — С абсолютно иррациональной надеждой спросил Сэнку.  Ген прочистил горло. — Боюсь, что нет, Сэнку-чан. Прямо сейчас я еду в Киото.  Сэнку-чан нахмурился. — В Киото? Надолго? — Иногда Гена выдёргивали вот в такие внезапные командировки, на частные выступления за очень много денег. Ген такие вылазки любил, а вот Сэнку к подобным непредвиденным обстоятельствам относился, мягко говоря, без восторга.  — Пока не знаю… К четвергу точно вернусь. Обещал Укё не пропускать съёмки, — натянуто, будто бы раздражённо пояснил Ген.  — Ты обещал, что вернёшься, но уже два дня прошло, и я волнуюсь… — Сэнку ощущал, как его сердце медленно падало куда-то в желудок, а потом ниже, ниже, ниже, и он никак не мог собраться и остановить это отчаянное свободное падение.  Ген как-то надломленно выдохнул. — Я сказал, что сначала мне нужно подумать обо всём. Я… думаю.  — Мгнм, — понуро помычал Сэнку. — Ну, хорошей тебе поездки? Найду, чем себя занять, пока ты не вернёшься.  — О, — усмехнулся Ген, но как-то… будто на себя не похоже. — Уж в этом я не сомневаюсь. Пока, Сэнку-чан, — он отключился, не дожидаясь ответа.  Да что с ним там делает этот Хьёга, что он такой замученный?! Зла на этого хищного менеджера не хватает.  Но, поскольку Сэнку дали хоть какую-то определённость — они увидятся в четверг, на съёмках, — тревогу можно было отложить на потом, и заняться делами.  Благо, этих дел навалилось много. Клинические испытания в самом разгаре, отчёты от врачей, отчёты из лабораторий, колонии, пробирки — привычное, понятное, знакомое.  Простое.  Работа — это, слава нуклеинам, просто.  Чёрт, но почему отношения — это так сложно? ••• Когда Сэнку приехал на съемочную площадку, Асагири уже был там. Он сидел в кресле у Никки, устало улыбался и о чём-то кивал ей головой, а Никки щебетала что-то на тему, как бы здорово было Гену отрастить волосы, такие они у него гладкие и шелковистые. Сэнку представил Гена с длинными чёрно-белыми прядями, собранными в конский хвост, и получившаяся картинка показалась ему крайне привлекательной. Ген, казалось, был очень увлечён разговором, и не заметил, как Сэнку появился, и потому у Сэнку была возможность тихо полюбоваться им со стороны.  Изгибом его длинной тонкой шеи, остро очерченной линией его подбородка, грациозной осанкой даже будучи расслабленным в кресле…  — Сэнку! Я принесла вам кофе! — Сэнку дёрнулся, когда его внезапно схватили за рукав и звонко заговорили где-то прямо под ухом. Обернувшись на раздражающий источник звука, он обнаружил Рубин, которая ярко улыбалась ему и протягивала стаканчик из Старбакса. Сэнку перевёл недоумевающий взгляд с Рубин на, видимо, кофе и обратно, и она предлагающе качнула рукой, улыбаясь ещё шире. — Держите, это вам! Сэнку взял стаканчик. — Спасибо, — он моргнул и попробовал кофе. Не сладкий. Такой он не любил, но это был, вроде как, подарок, поэтому он улыбнулся девушке, но вышло как-то сдавленно.  Рубин надулась. — Не вкусно? — Да нет, нормаль- Она внезапно схватила Сэнку за руку и потащила куда-то. — У меня с собой есть сливки! И сахар! Можно сделать лучше!  Сэнку растерянно огляделся и поймал взгляд Гена, который смотрел на развернувшуюся сцену с Рубин через зеркало. В кошачьих глазах на жалкую долю секунду плеснулась боль, но Сэнку успел её уловить. Сэнку хотел было улыбнуться, что-то ему сказать, но его уже крайне настойчиво дёрнули за руку и утянули куда-то прочь, и в этот момент он почувствовал себя каким-то беспомощным и ведомым, но слишком ошалевшим, чтобы повлиять на ситуацию.  Что за дерьмо, давно он стал таким сопливыми слабаком? Рубин щебетала и, управившись с «улучшением» его кофе и всучив его обратно Сэнку, слегка погладила его пальцы, когда передавала стаканчик. Сэнку одёрнул бы руку, но в ней уже был кофе, и всё это её внимание уже явно переходило его привычные рамки тактильности, и Сэнку хотел было возмутиться, но его уже усадили в кресло, распустили волосы и принялись массировать голову, и как-то было уже неуместно возмущаться.  Ген с другой стороны студии бросил на него какой-то очень сложный взгляд, такой, будто хотел что-то сказать, но сдерживал себя. Сэнку послал ему робкую улыбку, но Ген отвёл глаза и повернулся к Никки.  В груди поселилась тяжесть. Им срочно нужно было поговорить, Сэнку уже не справлялся таскать за собой грёбаные ментальные булыжники смутной неопознанной тревоги.  Следующий раз, когда Ген поднял на него глаза, был после громкого, заливистого смеха Рубин. Сэнку ответил ей что-то саркастичное почти невпопад, и это почему-то показалось ей крайне смешным. Взгляд Гена в этот момент потяжелел, потемнел, но к нему подошёл появившийся на площадке Укё и больше Асагири на Сэнку не смотрел.  Вплоть до момента, когда Минами объявила минутную готовность.  Они стояли совсем рядом, у Гена была абсолютно бесстрастное лицо, почти безразличное, но он был таким прекрасным, похожим на произведение искусства, таким неземным, но таким далёким, что Сэнку уже просто не выдержал. Он осторожно, почти украдкой прикоснулся мизинцем к его мизинцу — нежному и прохладному, и сизый взгляд кошачьих глаз, наконец, встретился с его взглядом.  Сердце сжалось в трепетном спазме, и Сэнку прошептал. — Ты сегодня какой-то особенно красивый.  Уголки влажно-розовых губ дёрнулись в усталой полуулыбке. — Ты предвзят.  — Никогда, — Сэнку, осмелившись, мягко сжал его пальцы. — Я очень скучал. Привет.  Сизый взгляд немного смягчился, став куда более привычным и знакомым, но тут раздалось минамино «камера, мотор!», и Ген мгновенно превратился в профессионала.  Его лицо оживилось, стало игривым и острым, улыбка — дерзкой и немного кокетливой, и у Сэнку — в очередной раз — перехватило дыхание от артистизма Гена, от уровня его мастерства.   Как у него это получалось, чёрт возьми? Он из ниоткуда достал одуванчик и протянул его Сэнку. — Что вы знаете о языке цветов, профессор Ишигами? — Что это очередная антинаучная ерунда, которой ты увлекаешься, Менталист? — Сэнку усмехнулся и выдохнул. Ген, вроде как, был расслаблен и вёл себя как обычно, а значит, всё не так уж и плохо. Может быть, даже хорошо. Может быть, после съёмок они, наконец, поедут домой вместе, и Сэнку прижмёт его к себе в такси, поцелует в нежное местечко за ухом, и Ген улыбнётся ему своими ямочками, так, что невозможно будет не погладить эти фарфоровые щёки, прежде чем- — Какой же вы иногда зануда, док! — Хихикнул Ген. Чёрт, рано, рано думать о поцелуях! Сначала работа, потом разговор, а потом уже — слизывать улыбки с этих греховно-соблазнительных губ, Ишигами, держи себя в руках! — Между прочим, язык цветов — крайне полезная штука, на нём без особых усилий можно сказать много всего интересного. Признаться в любви, например, или, наоборот, элегантно послать куда подальше! Сэнку взял одуванчик у него из рук, выгнув бровь в ироничной ухмылке. — То есть, так ты меня посылаешь, я правильно понимаю? Ген драматично ахнул. — Как можно, профессор! Одуванчик, между прочим, символ радости и преданности. Если вам дарят одуванчик, то хотят сказать что-то вроде «не грусти, ведь я с тобой»! Правда, мило? — Это не мило, а бессмысленно, — фыркнул Сэнку. — Предлагаю тебе новую трактовку, — Сэнку растянулся в своей фирменной ухмылке и достал из-под стойки целый ящик, наполненный одуванчиками. — Если кто-то дарит тебе одуванчики, то хочет сказать «давай варить экологичную резину»! — Ну, полагаю, варить резину для вас — это такой отдельный вид радости, док, — хихикнул Ген. — Просто очень своеобразный! Сэнку хохотнул. — С этим не поспоришь! Но я, вообще-то, предельно серьёзно. Сегодня мы с тобой будем варить резину! — Из одуванчиков? — Выгнул бровь Ген.  — Из них, — подмигнул Сэнку. — У нас с тобой, считай, полное погружение в эру новых технологий, с упором на экологию! Конечно, то, что в одуванчиках содержится каучук, было известно уже давно, но там его так мало, что никто его не использовал. Однако, буквально пару лет назад была разработана новая технология изготовления по-настоящему качественной резины из каучука, добытого из корня одуванчиков… Задачей сегодняшнего выпуска стало изготовление шин для колес их электромобиля, но, конечно, в масштабах студии снять и сделать проект такого масштаба было невозможно. Потому Кинро и Гинро вместе с Челси отправились снимать то, как изготавливают одуванчиковые шины на небольшом мануфактурном производстве, а Сэнку с Геном воспроизводили процесс в студии, превращая замысловатую химию в понятное и занятное шоу.  — …видишь эту тоненькую плёночку на поверхности, Менталист? Это латекс. И его нам нужно собрать.  Ген удивлённо вскинул брови. — Прямо настоящий латекс? Из него можно брать и лепить всякие… эм, латексные изделия? — Он стыдливо хихикнул, и Сэнку рассмеялся.  — Ага, хирургические перчатки, например.  — Я о них и говорю, док! Ну, так можно? Сэнку покачал головой. — Хах, конечно, нет, чтобы лепить перчатки и другие латексные изделия, нужно пройти ещё пару этапов обработки. Однако нам с тобой нужен именно этот полуфабрикат. Собери всё в чашку, ага, вот так, — Ген аккуратно орудовал металлической лопаткой, подцепляя полупрозрачную тягучую плёночку с кипящей поверхности жижи из перемолотых стеблей и корней жизнерадостно-жёлтых цветов, а Сэнку залипал взглядом на его красивые хрупкие пальцы. — И что мы будем с этим полуфабрикатом делать? Варить отдельно до готовности? Или, может, запекать? Сэнку усмехнулся. — Да уж, Менталист, хорошо, что фокусник из тебя вышел неплохой, клоуном бы тебя в цирк не взяли, шутки у тебя так себе… — Ну, эй, — рассмеялся Ген, сверкнув своими ямочками, и у Сэнку на душе потеплело. — Я, вообще-то, в цирке не выступаю! — То есть, тебя даже фокусником туда не взяли? Прости, я не хотел разрушать твою карьеру настолько основательно… — Ген театрально схватился за сердце и замахнулся на Сэнку измазанной одуванчиковым латексом лопаткой. — Ладно, ладно, ты молодец. Вон, как орудуешь инструментом… — Ген пихнул его локтем в бок. — Ай! Шучу! — Вас бы тоже клоуном не взяли, док! — Поэтому мы и работаем здесь, Менталист… Они рассмеялись. Работать с Асагири всегда было одним удовольствием.  Остаток съёмочного дня Сэнку и вовсе не мог оторвать от него взгляда. Когда они смешали с каучуком серу, и начался процесс вулканизации, одновременно и зрелищный, и отвратительный в своём изрыгающе-чёрном разложении, в кошачьих глазах снова горели вселенные, которые Сэнку успел полюбить ещё полгода назад. Шутки лились рекой, они обменивались тёплыми взглядами и, казалось, план «поехать домой вместе и прижиматься друг к другу в такси» становился всё более реализуемым.  — Стоп, снято! — Радостно оповестила Минами. — Парни, вы оба какие-то странные сегодня, но получилось неплохо. Динамично, — она усмехнулась. — Но юморок у вас, конечно… Ген хихикнул, заправляя за ухо длинную белую прядь. — Да брось, Минами-чан, уверен, смотрелось это хорошо! — Ага, очень увлекательно, — хохотнула она.  — Ген, мне нужно с тобой согласовать графики, — откуда-то внезапно вынырнул Укё, который сегодня выглядел почти замученным. — Хьёга прислал мне твоё расписание. Как ты с ним вообще работаешь? — Ген уже подошёл к своему другу, ухватив его под локоть, и они отошли куда-то в другую часть студии, тихо продолжая беседу. Сэнку проводил его взглядом с мягкой улыбкой на губах. Он и сам задавался вопросом, как Ген работает с кем-то вроде Хьёги, но Асагири был настолько принимающим, настолько дипломатичным и терпимым к человеческим порокам, что, казалось, мог найти подход вообще к кому угодно. Эта его черта восхищала Сэнку особенно сильно — в нём самом даже намёка на умение находить общий язык с людьми не было, а у Гена это получалось естественно и легко.  Тут Сэнку внезапно снова схватили за рукав. Эта тенденция, признаться честно, что-то уже нихрена его не забавляла. — Сэнку, у меня для вас кое-что есть! — у Рубин слегка порозовели щёки, она выглядела какой-то трепетно смущённой, и Сэнку мысленно вздохнул. Эта девчонка начинала его утомлять.  — Что же? — Всё ещё пытаясь казаться вежливым, спросил Сэнку. Он хотел брать пример с Асагири и старался быть профессиональным и дипломатичным, честно старался. Получалось не всегда, но на Рубин, вроде бы, ему удавалось отрабатывать этот не заложенный программными установками навык.  Она хлопнула накрашенными ресницами и извлекла из сумки какой-то расписной лоточек. — Я заметила, что вы в прошлые разы брали обед с собой, и, знаете, я вот увлекаюсь инкрустацией и росписью, и сделала для вас это, чтобы было удобно носить еду, и красиво, и… — Девушка запнулась, протянула лоточек вперёд, и Сэнку разглядел в нём аккуратный деревянный ланч-бокс, раскрашенный разными оттенками зелёного, на котором были нарисованы всякие пробирки и формулы, приклеены какие-то объёмные стекляшки, и это выглядело… мило? Довольно симпатично? Очень в духе Сэнку? Да, в прошлые разы он действительно брал обеды с собой, потому что обожал то, как готовит Ген, и не готов был променять его с любовью завёрнутых рисовых кроликов ни на какое ресторанное блюдо. Было бы забавно носить обеды от любимого человека в специальном боксе, и Сэнку улыбнулся. Он взял протянутый Рубин лоточек обеими руками. — Спасибо, Рубин! Это очень мило.  Она почему-то не опустила лоточек, а вместо этого сделала полшага ближе и переместила руки так, чтобы накрыть своими ладошками пальцы Сэнку. — Пожалуйста, Сэнку, — прошептала она, наклонившись ещё ближе. Сэнку почувствовал прилив иррационального смущения. — Для вас всё, что угодно… Раздался звук упавшей бумажной папки и Сэнку обернулся. В паре метров от него стоял Ген, который и выронил из рук какие-то документы, листы которых театрально разлетелись вокруг, медленно опускаясь на пол. Он смотрел на Сэнку, широко распахнув глаза, в которых плескалась боль пополам с гневом.  Асагири простоял так пару секунд, не сдвинувшись с места, переводя сложный взгляд с Сэнку на то, как руки Рубин накрыли его пальцы, держащие ланч-бокс, а потом как-то остервенело дёрнулся, издал неопределённо-сердитый звук в глубине горла и принялся собираться упавшие бумаги.  Сэнку аккуратно вывернулся из цепкой хватки маленьких ладошек, буркнул Рубин ещё одно «спасибо» и поспешил ему помочь.  Однако Ген от него отшатнулся, сгребая бумаги в бессистемную охапку, поджав губы, хмуря тонкие брови.  — Давай я помогу, — мягко предложил Сэнку, стараясь угнаться за его пальцами, чтобы ухватить и погладить, успокоить, Ген явно из-за чего-то очень нервничал. Сэнку предположил, что это связано с графиками и Хьёгой, поскольку он только что обсуждал это всё с Укё.  Однако Ген отдёрнул свою руку и сипло выдавил. — Я сам справлюсь.  Потом он резко встал, сжимая папку с листами до белых костяшек, словно невидящим взглядом озираясь по сторонам и торопливо направился к выходу.  — Ген! — Окликнул его Сэнку, но Ген не обернулся. — Ген, погоди! — Сэнку рванул за ним, ухватив того за плечо. — Ты куда? Плечо Гена под пальцами Сэнку словно потряхивало, он весь замер, мелко-мелко дрожа, и бросил на Сэнку очередной сложный взгляд, который Сэнку не смог разобрать на составные части. — Домой.  Сэнку нахмурился. — Я думал, мы вместе поедем… Ген дёрнул плечом, и Сэнку неохотно убрал с него свою руку. — Я только сегодня утром вернулся в город, — Ген тяжело вздохнул и судорожно облизнул свои губы. Сэнку с щемящим желанием проследил взгляды за его языком. Как же и ему хотелось эти губы облизнуть… — Нужно… разобрать чемодан. Хочу прийти в себя.  — Я надеялся, мы с тобой поговорим… — Сэнку мягко прикоснулся к его пальцам. Прохладные. Мелко дрожащие. Сэнку вздохнул и погладил их в беспомощной попытке вернуть наметившуюся было на съёмках близость.  Ген закрыл глаза и медленно выдохнул, забирая у Сэнку свою ладонь. — Завтра. Давай поговорим завтра.  За диафрагмой болезненно заныло. Ну что ж такое, куда ещё тянуть, и, главное, зачем?  — Сегодня вечером приезжают Тайджу и Юдзуриха, помнишь? Завтра они зовут на ужин, и я предполагал, что мы пойдём вместе… — Сэнку- — Ты обещал! Ген поджал губы и посмотрел вниз. Выглядел он крайне сопротивляющимся, таким, словно принимал какое-то крайне тяжёлое решение. Потом вздохнул. — Да… Я обещал, — он кивнул и закусил щёку. — Хорошо. Напиши мне, куда приехать.  — Напишу, — Сэнку потянулся к нему, но Ген лишь ещё раз молча ему кивнул, снова поджав губы, и быстро ушёл, прижимая папку к груди.  Как-то всё было… не так, как Сэнку себе представлял. Ментальные булыжники никуда не делись, и, кажется, стали ещё тяжелее.  ••• — СЭНКУУУУ! Не успел он обернуться, как его обхватили сильные руки, а чувство равновесия напрочь потерялось, когда ноги оторвались от земли.  — Тайджу, поставь его на место! — Из-за спины раздался нежный девичий голосок, и в венах Сэнку от счастья словно запузырился кислород.  — Привет, здоровяк! Сэнку ещё немного покружили, но всё-таки поставили на землю. Тайджу и Юдзуриха были всё такими же — высокими, красивыми, энергичными, только теперь ещё и очень загорелыми. По обычно белым лицу и плечам у Юдзу рассыпались коричневые веснушки, а на носу у Тайджу облазила кожа.  Как же Сэнку по ним соскучился, чёрт возьми! Он стиснул в объятиях Юдзуриху, вызвав у неё весёлый взвизг, оказался снова стиснутым объятиями Тайджу, на этот раз, слава нуклеинам, без оскорбительно-незатруднительного отрывания от земли, и они зашли в старенькую раменную, куда ходили ещё в детстве — это была их маленькая традиция.  — Ты сегодня один, Сэнку? — с мягкой улыбкой спросила Юдзу.  Сэнку вздохнул. Асагири опаздывал, но, вроде как, для него это был вариант нормы. — Ген должен приехать, как освободится. У него сегодня репетиция большого концерта, который будет в воскресенье, наверное, задерживается.  — Офигеть, а он у тебя и правда знаменитость, да? — Восторженно воскликнул Тайджу.  Юдзуриха хихикнула. — То, что Асагири Ген знаменитость, не должно быть для тебя новостью. А вот то, что и Сэнку теперь настоящая звезда — вот это в голове не очень укладывается. Сэнку усмехнулся. — Ой, скажете тоже, звезда. В каких-то очень узких кругах, может, и да, но в целом...   — Не важно! Мы дружим со звездой, Юдзу! — Расхохотался Тайджу, и Сэнку расплылся в довольной улыбке.  Вот же большой болван.  Они смеялись и обменивались шутками, и им уже даже принесли еду, но Гена всё ещё не было. Сэнку пару раз пытался ему позвонить, но трубку Ген не брал.  Сэнку начинал злиться.  — Ну, может, генеральная репетиция перед большим концертом требует больше времени, Сэнку, — примирительно улыбнулась Юдзу. — Если он даже не берёт трубку, наверное, занят, правда ведь? — Конечно, Сэнку, не парься, — махнул рукой Тайджу. — Даже если у него не получится сегодня приехать, в другой раз с ним познакомимся! — Но он обещал, — Сэнку нахмурился. В груди было неспокойно, тревожно. Вспомнилось, что Ген вчера, вроде бы, не особо-то и хотел на эту встречу идти, но ведь он согласился, да и после ужина они должны были поговорить… Какого чёрта? Почему он так себя ведёт? Почему опять сбегает?! Он говорил, что не будет больше сбегать.  Захотелось снова назвать его лицемерным придурком, но Сэнку мысленно прикусил себе язык.  То, что внутри закипала злость, не значило, что он имел право даже мысленно оскорблять Гена. Сэнку ведь не знал, может, и правда что-то случилось… Он выдохнул.  Тайджу с Юдзу переглянулись и оба как-то странно на него посмотрели.  — У вас с ним… какие-то проблемы, Сэнку? — Юдзуриха тревожно сдвинула брови.  Он покачал головой. — Нет, нет. Надеюсь, нет. Просто волнуюсь немного, это на него не похоже.  Тайджу хлопнул его по плечу. — Всё будет нормально, братан! Мало ли, что там у них, у селеб, на репетициях происходит, м? Сэнку вспомнил то, каким неприятно-дотошным может быть Хьёга, и согласно покачал головой.  Скорее всего, Ген просто задержался на репетиции.  — Ну, расскажи, как дела у тебя? Как Кохаку? — Тайджу хлебнул большую ложку рамена, и выглядел крайне довольным.  — Как Суйка? Совсем уже большая, наверное, — добавила Юдзуриха, нежно улыбаясь.  — Ага, Суйка уже совсем взрослая, — усмехнулся Сэнку и принялся рассказывать последние новости. Их было не то чтобы много, но вот так, вживую болтать со старыми друзьями, видя их глаза и настоящие реакции, было особенным удовольствием. Вдруг у Сэнку зазвонил телефон. — О, кстати, а вот и Кокаху, — усмехнулся он и взял трубку. — Алло? Кохаку звучала нервно. — Сэнку, можешь говорить? — Да, что такое? — Предчувствие было нехорошим, пусть Сэнку не верил ни в какие предчувствия.   — Ген… — она вздохнула, кашлянула и заговорила снова. — Ген попал в больницу, в ту, где я работаю, привезли в отделение скорой помощи.  Сердце упало в желудок.  — Что?!  — Позвонили Цукасе, он у твоего Гена контакт на случай экстренных ситуаций, а Цукаса как раз был у меня, кхм, на приёме, — она снова вздохнула. — Я не знаю подробностей, он сразу убежал к Асагири, но я решила, что стоит позвонить тебе.  Сэнку, кажется, забыл, как дышать.  — Я сейчас приеду, — прохрипел он и отключился.  Тайджу и Юдзу выглядели встревоженными, настороженными. — Что-то случилось? Ты побледнел… Сэнку сглотнул. — Ген попал в больницу.  — О боже, — выдохнула Юдзуриха. — Что с ним? — Я… не знаю, — Сэнку ощущал, как паника скручивает желудок и расползается по венам морозными иголками. — Ребят, я… наверное, поеду, простите… — Что ты, — Тайджу замахал руками. — Не извиняйся, конечно, езжай!  — Напиши потом, всё ли в порядке, ладно? Сэнку кивнул и дрожащими пальцами вызвал такси.  ••• Когда Сэнку ворвался в больницу, собрав по дороге все токийские пробки и потратив, кажется, километры своих нервных клеток, Гена уже увезли из отделения скорой помощи в отдельную палату.  Пришлось пробежаться по коридорам.  Запыхавшийся и взмокший, он замедлил шаг, когда увидел Хьёгу, Укё и Цукасу, которые стояли у одной из дверей и что-то тихо, но активно обсуждали. Они выглядели взъерошенными, даже немного сердитыми, но не печальными, а, значит, трагедии не случилось, и это уже радовало.  Слегка приблизившись, Сэнку сумел разобрать кусочек их диалога.  — …я клянусь, такого никогда не было, — Хьёга активно жестикулировал. — Он всегда идеально отрабатывал каждую часть, я не знаю, как он мог не выпутаться, он сегодня был просто не в себе, но он сам настоял на том, чтобы не переносить репетицию, я и подумать не мог… — …это пиздец, Укё, то, что с ним происходит, это нихрена не нормально, — Цукаса из них троих выглядел особенно злым.  Укё был скорее угрюмым. — Цукаса, ты не видишь всего.  — Я вижу, блядь, достаточно, чтобы понимать, что Гену плохо, — Цукаса заметил Сэнку и, нахмурившись, замолчал.  Гену плохо? О чём они говорят? Укё повернулся к Сэнку и кивнул. — Привет.  — Что с ним? — выдохнул Сэнку, всё ещё пытаясь выровнять своё дыхание.  — Ты только не волнуйся, — начал Укё, но Цукаса фыркнул, перебив его.  — А этот какого хрена здесь делает? — Они встречаются, Цукаса.  — Мн. Вот в этом-то и проблема, — Шишио скривил гримасу, и Сэнку нахмурился.  — Что с Геном?! Укё мягко начал. — Он сейчас спит, ему вкололи что-то- — Я не думаю, что он захочет тебя видеть, когда проснётся, — снова перебил его Цукаса. Укё на него цыкнул, но он продолжил. — Я бы сломал тебе лицо, Ишигами, вот только не хочу расстраивать Кохаку.  Сэнку нахмурился. Он-то тут вообще при чём? Почему Ген не захочет его видеть? Что за хуйня тут, вообще, происходит?! Укё сердито стукнул Цукасу в плечо. — Прекрати! Иди лучше, купи попить, пожалуйста.  — Мгм, — промычал Шишио и, сурово зыркнув на Сэнку, протиснулся мимо него сквозь узкий коридор. — Пойду подышу и потом принесу что-нибудь.  Хьёга пожал руку Сэнку, а потом Укё. — Я тоже поеду. Нужно уладить все вопросы с площадкой, скорее всего придётся переносить концерт. Бывайте.  — Давай, — кивнул Укё и повернулся к Сэнку, тяжело вздохнув. — Не обращай на Цукасу внимания, он просто очень расстроен.  — Мне на него глубоко плевать, — Сэнку закатил глаза. — Укё, что произошло? — Что-то пошло не так во время прогона трюка с ящиком в воде, — Укё нахмурился. — Ген запутался в оковах, не  смог сразу вскрыть замки, начал паниковать, терять кислород, сильно наглотался воды, и, когда всплыл на поверхность, просто рухнул с высоты своего аквариума.  — Блядь, — выдохнул Сэнку. — Как он? — Ну, он, слава богу, жив и даже относительно цел, но сильно ушибся, ударился головой, скорее всего, сотрясение. Вывихнул лодыжку, выбил плечо, и, кажется, заработал нервный срыв. Ему вкололи какие-то успокаивающие, обезболивающие, всё вправили, и, вот, он уснул. Ему нужно отдохнуть.  — Да… — бездумно кивнул Сэнку. — Конечно, конечно, ему нужно отдохнуть. Блядь, мне никогда не нравился этот его номер, это так опасно… Укё угрюмо потёр глаза. — Он без преувеличения один из лучших в мире в выполнении этого номера, Сэнку, и он правда всегда идеально выполняет каждый его элемент. Для Гена этот трюк не сложнее любого другого.  — В чём тогда дело? — Нахмурился Сэнку.  — Ну… по всей видимости, он был сегодня… несколько несобранным, — Укё поджал губы. — Разнервничался, отвлёкся, и всё, там счёт идёт на доли секунды.  — Из-за чего он разнервничался? Сайонджи вздохнул и посмотрел куда-то вдаль. — Он успел мне немного рассказать, до того, как снотворное подействовало, но, если честно, не уверен, что это я должен тебе рассказывать.  — Укё, — окончательно встревожился Сэнку. — Что у него случилось? Бля, он мне ничего не рассказывает, я видел, что с ним что-то не так, но что происходит, я не понимаю! — Он тебе ничего не рассказывает? — Нет! — Что ж, — Укё как-то жалостливо поморщился, — это вполне в его духе… — Объясни мне, пожалуйста, — Сэнку развёл руками, — что с Геном и почему Цукаса хочет сломать мне лицо? Укё потёр лицо. — Чёрт возьми, ладно. Если опустить эмоциональные подробности, Ген рассказал, что перед прогоном номера зашёл растянуться за кулисы, и случайно услышал разговор работников театра, которые обсуждали… ну, так скажем, ваши с ним отношения.  Сэнку нахмурился. — В каком плане? — Ну… — Укё помолчал, словно подбирая слова. — Тот факт, что после публикации небезызвестных фотографий ты не дал никаких комментариев… Бля, — Укё снова потёр лицо и в упор посмотрел на Сэнку. Его лицо было печальным и суровым, таким Сэнку его ещё никогда не видел. — Люди склонны к сплетням. И многие из почитателей жёлтых изданий решили, что ты… просто им воспользовался и свалил в закат. И то, что Ген потом давал комментарии один, что даже на ваше совместное интервью приехал только он, без тебя, всё это выглядело жалко. Будто он просто пытается оправдаться, и… ну, это ведь так и было. Это было жалко и он пытался оправдаться. Он и так переживал на этот счёт, но когда услышал, как об этом говорят случайные работники театра, и смеются над ним, видимо, его нервы сдали.  Сэнку почувствовал прилив тошноты. Он облокотился на стену, в глазах потемнело, желудок скрутило мучительно-тревожным спазмом.  Это… Блядь.  Что ж, он бы и сам сломал себе лицо, если бы знал только эту сторону ситуации.  Но у ситуации было две стороны.  — Укё, но ведь я работал… — сердце стучало бешено, тяжело, так, что трудно было дышать. — У меня началась важнейшая стадия проекта, я просто не мог… — Я знаю, — кивнул Укё. Пожалуй, он и правда знает, потому что Рюсуй тоже во всём этом задействован. — Думаю, Ген это тоже понимает, — он пожал плечами. — Полагаю, поэтому он тебе ничего и не говорил.  Вот только Ген говорил.  Сэнку вспомнил печальные кошачьи глаза и натянутое «я чуть не умер там со стыда, но я большой мальчик и сам справился».  Но Сэнку тогда предпочёл не обсуждать это, а, поставив галочку, что проблема решена, просто полез к нему целоваться.  Да, это всё, конечно, очень неприятно, но… — Но почему Ген так остро отреагировал? Ну, болтают там что-то какие-то рандомные люди, он говорил, что о нём всегда болтают, и что ему на это плевать… Укё посмотрел на него долгим, тяжёлым взглядом. Его глаза из травянисто-зелёных стали холодными, почти изумрудными. — А вот это уже точно не я должен тебе объяснять.  Сэнку зажмурился. Мазутная тревога разливалась по его венам, густая и чёрная, такая, что сердце с ней уже не справлялось. Хлёсткое чувство вины ударило его поддых, и дышать было почти невозможно.  — Я могу его увидеть? — Он спит, но, думаю, зайти туда можно, — Укё указал на дверь, и Сэнку на дрожащих ногах оттолкнулся от стены, делая шаг в палату.  Ген был бледным. Обычно, когда он спал, его лицо выражало безмятежность, а на губах была едва уловимая улыбка, но сейчас он выглядел пугающе-безжизненным, напоминая больше восковую куклу себя самого. На острой скуле краснели ссадины, левое плечо было перевязано, запястья — изодраны, видимо, от того, как он пытался выпутаться из оков.  То, что он вообще жив, выдавало лишь неглубокое дыхание, вздымающее его узкую грудную клетку.  Сэнку присел у больничной постели, взял в руку его холодную — даже не прохладную! — ладонь и припал губами к казавшимся особенно хрупкими пальцам.  — Прости меня… прости, Ген.  Ген, конечно, ничего не ответил.  Побыв с ним ещё немного, Сэнку тихо вышел из палаты. Там, на небольших диванчиках, сидели Укё, Цукаса и Кохаку, которая обнимала последнего со спины и что-то тихо шептала ему на ухо. Сэнку мысленно закатил глаза.  То, что его сестра связалась с этим напыщенным мачо, радовало всё меньше с каждой секундой.  Кохаку заметила его и, оставив на щеке Цукасы мягкий поцелуй, наконец, блядь, от него оторвалась и подошла к Сэнку.  Он шикнул на неё. — Ты что, с ним встречаешься? Что по этому поводу думает этический комитет? Она закатила глаза. — Я больше с ним не работаю. Спать с ним оказалось куда веселее, чем работать.  — Отвратительно, блядь, — поморщился Сэнку, и Кохаку тихо рассмеялась.  — Как твой Асагири? Сэнку пожал плечами. — Не знаю. Выглядит хуже, чем я год назад.  — Никто живой не может выглядеть хуже, чем ты год назад, — Кохаку фыркнула и покачала головой. — Я спросила у ребят из скорой. Физически с ним всё более менее нормально, но у него была истерика, поэтому они накачали его транквилизаторами. Оклемается завтра, закинут его в МРТ, проверят на сотрясение и всё такое.  — У него пирсинг в соске, надо будет снять перед МРТ.  Кохаку присвистнула. — Эффектно! — Сэнку закатил глаза. — Сам снимет, говорю же, в целом, всё нормально. Сейчас тут делать больше нечего. Можешь ехать домой.  Сэнку кивнул на двоих на диване. — А эти тогда тут чего?  — Цукаса ждёт, когда у меня закончится смена. А Укё составляет ему компанию, пока за ним не приедет Нанами. Он заберёт Суйку с занятий и сразу сюда.  Сэнку поджал губы. — А если Ген проснётся и окажется тут совсем один? — Сэнку, с той дозой, что ему вкололи, до утра он точно не проснётся. Так что езжай домой, поспи сам, а завтра утром возвращайся. Привези ему что-нибудь из одежды, может, цветы, и всё будет хорошо.  Сэнку кивнул.  Слова Кохаку звучали рационально. Просто торчать тут, если Ген не проснётся до утра, смысла точно не было, так что он попрощался с Укё, Цукасой и поехал домой, чтобы вернуться в больницу с цветами и извинениями.  ••• Утром в больнице Гена уже не оказалось.  Высокий и худой крайне молоденький доктор в очках разводил руками. — Асагири-сан уехал! Очень рано, ещё пару часов назад! — Какого чёрта вы его отпустили? — Сэнку злился.  — Он настаивал, и у нас не было оснований его держать, — молоденький врач пытался объяснять уверенно и авторитетно, но под гнётом разъярённого доктора Ишигами терялся и звучал не очень убедительно. — Мы проверили его на- — МРТ никогда не начинает работать так рано, — рявкнул Сэнку. — Вы не могли его проверить! Доктор вздохнул. — Когда Асагири-сан проснулся, у него не было никах симптомов, которые могли бы вызывать опасение. То, с какой высоты он упал, и как легко при этом отделался, можно назвать чудом, но я готов вам поклясться, что с ним всё в порядке. Ему показан отдых, но отдохнуть он может и дома, для этого не обязательно оставаться в больнице… — Блядство, — Сэнку тоскливо посмотрел на несчастный букет у себя в руках. — И что мне теперь делать? Врач удивлённо вскинул брови. — Ну, вы же можете навесить его дома, верно? Верно.  Сэнку мог бы, но он никогда не был у Гена дома. Он знал только район, в котором тот живёт, но понятия не имел даже о приблизительном адресе своего, блядь, парня, какой же ты еблан, Ишигами, это же просто абсурд какой-то… Он достал телефон. Набрал номер человека, который точно мог бы сейчас помочь, хотя, безусловно, Сэнку перед ним было уже стыдно.  Голос Сайонджи был сонным и хриплым. — Ммм, Сэнку?  — Укё, мне срочно нужен адрес Гена.  В трубке повисло молчание. Потом Укё сипло и недоверчиво уточнил. — Ты не знаешь его адрес? Сэнку страдальчески застонал. — Я понимаю, что это звучит ужасно, и мне стыдно, хорошо? Но, пожалуйста, Укё, мне нужен его адрес.  — Пришлю тебе смс, — вздохнул Укё и отключился.  Через тридцать восемь мучительных минут Сэнку стоял у дверей квартиры с крошечной табличкой «Асагири Ген» и требовательно нажимал на кнопку звонка.  Ген приоткрыл дверь нескоро, настороженно выглянув в щёлочку. Увидев на пороге Сэнку, он удивлённо моргнул и замер.  — Ген, пусти меня.  — Что ты здесь делаешь? — сухо спросил Ген, тоном, от которого у Сэнку сердце рухнуло вниз, куда-то прямиком к земному ядру.  Ген, кажется, не рад его видеть.  — Какого чёрта ты сбежал из больницы?! — К сожалению, Сэнку ещё не перестал злиться, и очевидная отстранённость Асагири только подливала масла в огонь его праведного гнева.  Ген вздохнул и распахнул дверь. Сэнку вошёл и пристально посмотрел на него — бледного, с воспалённой ссадиной на скуле, наряженного в иссиня-чёрную шёлковую пижаму, которая выглядела дороже всей одежды Сэнку вместе взятой. — Не кричи на меня.  Сэнку выдохнул. Протянул ему букет, уже изрядно потрёпанный — паслёны и белые лилии. Ген такие любил. — Я просто за тебя волновался.  Ген посмотрел на него тяжелым взглядом, но букет взял и с наслаждением втянул аромат цветов. — Спасибо. Красивые, — потом снова взглянул на Сэнку, уже чуть мягче. — Пойдём на кухню. Будешь кофе? От кофе Сэнку бы не отказался.  Кухня у Гена была большая, современная, но как будто бы безжизненная. И, да, в неё почти не попадал солнечный свет, поэтому всё казалось серым. Он медленно достал из шкафчика вазу, наполнил её водой, подрезал цветы и поставил их в воду, аккуратно расправляя каждый листок.  Всё это было молча, под аккомпанемент гнетущей, почти издевательской тишины. Когда Ген, всё так же не проронив ни единого слова, принялся настраивать кофемашину, Сэнку не выдержал.  — Ген, объясни мне, что происходит, — Ген никак не отреагировал, молча наблюдая, как в красивую чашку течёт кофе с молочной пенкой. — Твою мать, Ген!  Ген тяжело вздохнул и поставил перед ним чашку кофе и сахарницу. Сэнку всыпал в кофе две ложки сахара и глотнул. Ген опёрся на кухонную стойку и посмотрел на Сэнку. — Зачем ты приехал, Сэнку-чан? Чтобы на меня кричать? Сэнку окончательно вскипел.  Он, блядь, уже грёбаную неделю маринуется в какой-то непонятной каше из эмоций, без объяснений и конкретики, проглатывает бесконечные обещания «поговорить позже», он беспокоился, он был почти в панике, когда нёсся вчера в больницу, только чтобы увидеть восковую фигуру своего парня вместо его самого, он приехал сюда, потому что от волнения за него, за Гена, уже было невозможно вдохнуть — так сдавило грудь, а теперь ему ещё и предъявляют претензии за то, что он приехал? Какого хрена?! — Я приехал, потому что беспокоился о тебе, глупое ты создание! — Сэнку вскинул руки в гневном жесте. — Ты нихрена мне не объясняешь, я ничерта не знаю, что с тобой происходит, ты просто не приходишь на ужин с моими друзьями, а потом я узнаю, что ты, мать твою, в больнице, ты хотя бы примерно, блядь, представляешь, что я вообще чувствую?! Ген расхохотался отчаянно и зло. — Ох, простите, профессор Ишигами, что я, такой негодяй, сорвал ваш ужин с друзьями!  — Да не в ужине дело! — Сэнку сорвался на крик. — Я не понимаю, что происходит, Ген! Ты просто… просто сбегаешь от меня из раза в раз! Ты говорил, что тебе нужно подумать, так объясни мне, что ты, блядь, думаешь?! — Я думаю, что нам нужно расстаться, Сэнку-чан, — тихо, но твёрдо сказал Ген и опустил глаза в пол. — Боюсь, эксперимент… провалился.  Чего?… — Ген, погоди, — Сэнку нервно усмехнулся. — Я, конечно, на тебя зол, но не до такой степени… Ген метнул на него хлесткий болезненный взгляд. Он выглядел так, словно был на грани, таким Сэнку его ещё никогда не видел. — Ты на меня зол? — Он надломленно, почти безумно рассмеялся. — Видишь ли, Сэнку, дело не в том, что ты зол, а в том, что я зол. Представляешь? У меня тоже есть чувства, Сэнку! Я понимаю, что для тебя это шокирующе новости, но, вот- — Что ты несёшь?! — Рявкнул Сэнку, со звоном поставив чашку кофе на стол. — Ты меня уже неделю маринуешь, ты можешь просто нормально объяснить, что, блядь, происходит? — Ты бросил меня, Сэнку. Оставил меня совсем одного, в ситуации, когда мне была необходима твоя помощь.  — Я работал! — Воскликнул Сэнку. — Ты же знаешь, у меня начались клинические испытания- — Я знаю! — Ген всхлипнул. — Я понимаю, Сэнку-чан! Я всё понимаю, я всё, блядь, принимаю, у меня не голова, а грёбаный дом терпимости! — Он судорожно вздохнул, утирая покрасневшие глаза. — Но это не значит, что мне не больно! — Ген- Ген выставил вперёд ладонь останавливающим жестом и выдохнул, прикрыв глаза. Сэнку замолчал. Под диафрагмой завыли сирены. Сэнку, блядь, опять забыл, что хотел извиниться, и вместо извинений принялся на него наезжать. Что он за человек такой, а? — Прости меня, Сэнку-чан, что я от тебя убегал. Я правда убегал. Как школьница, ей богу. Мне жаль, что я тебя мариновал. Просто… просто это решение далось мне очень нелегко.  Хреновое начало. Тревога в грудине Сэнку набирала обороты. — Ген… Он жалобно посмотрел на Сэнку. — Пожалуйста, Сэнку-чан, дай мне закончить. Мне просто нужно всё сказать, иначе я никогда не скажу. — Сэнку кивнул, и Ген продолжил. — Я… очень люблю тебя, Сэнку. Очень. Так сильно, что иногда плачу по ночам, потому что мои чувства просто во мне не помещаются…  — Ну так ведь и я люблю тебя, Ген, так какого чёрта! — Не выдержал Сэнку и перебил его.  Ген закусил щёку и выглядел так, словно вот-вот готов был разрыдаться. — Я знаю, Сэнку. Я знаю. Но одной любви недостаточно.  — А что тебе ещё нужно? — Сэнку нахмурился.  Ген горько усмехнулся. — Мне нужно, чтобы меня уважали. Мне нужно понимать, что я — не просто… лабораторная мышка, что не просто красивая зверушка, что я… что меня ценят. Мне нужно знать, что есть общее «завтра». Мне хочется просыпаться и быть уверенным, что это «завтра» вообще наступит, что меня не выкинут за ненадобностью, что со мной видят будущее… Мне нужна уверенность, Сэнку, — Ген поднял взгляд на Сэнку и у него задрожали губы. Он потёр и без того воспаленные, покрасневшие глаза, собираясь с силами. — Я не могу так больше. Я не могу жить с тобой и понимать, что я для тебя — просто предмет интерьера. Трофей. Красивая игрушка, которую можно взять для веселья и вернуть на полку, когда наскучит, забавный питомец, которому можно свиснуть, когда соскучишься, и он прибежит, виляя хвостом… — Ген, с чего ты взял, что всё это так?! — Сердце Сэнку улетело куда-то в желудок, а желудок скрутило тошнотворной тревогой.   — Ты сам так сказал, — Ген закрыл глаза, проглатывая накатившие слёзы.  — Что за бред? Не мог я такого сказать, — опешил Сэнку.  Ген покачал головой. — Но ты сказал. И сделал. — Ген снова поднял на него свой бесконечно прекрасный сизый взгляд, преисполненный болью и горем. — Сэнку-чан, мне было очень больно, когда ты оставил меня разбираться со СМИ самому и даже на звонки не отвечал. Мне было страшно. И одиноко. Я чувствовал себя… покинутым. Но я понимал, что ты… бля, что ты спасаешь человечество. Я восхищаюсь тобой, Сэнку. Правда. Я сказал себе: он спасает человечество, Ген, это важнее, чем какой-то ты. Я понял это и принял. Но это не значит, что мне не было больно.  — Прости меня, Ген, это было неправильно, — Сэнку чувствовал, что пора было объясняться, но Ген снова поднял руку, и Сэнку захлопнул рот, давая ему продолжить.  — Я бы справился с этим, если бы… если бы чувствовал, что я имею хоть какое-то значение. Но я этого не чувствовал, понимаешь? — Он снова всхлипнул и снова взял себя в руки. — Ты спасаешь мир, но я — не часть твоего мира. Ты звонишь мне только когда тебе скучно, и я приезжаю по первому зову, потому что не могу не приехать. Потому что я слаб, Сэнку-чан, и я очень боялся тебя потерять. Ты не спрашиваешь, как у меня дела. Ты вообще меня не слушаешь, словно я какой-то радиоприёмник на фоне, и я даже это готов был принять. Я всё готов был принять, Сэнку, я так бессмысленно сильно в тебя влюблён, — по его щекам потекли слёзы, и Ген зашипел, когда одна солёная капля задела его ссадину на скуле. — Но я понял, что не справляюсь. Я так не могу. Тебе нужен кто-то другой...  — Ген- — …кто-то, кто будет готов поставить тебя на пьедестал и служить, понимаешь? Ты стоишь того, чтобы тебе служить, ты потрясающий, Сэнку. Ты почти бог. И я готов поклоняться тебе, но я не готов посвятить свою жизнь ожиданию того, когда ты до меня снизойдёшь. Считай меня самым эгоистичным, самым поверхностным человеком на земле, но я не готов быть твоей секс-игрушкой, или твоей зверушкой… Я очень люблю тебя, Сэнку, но себя я люблю больше. Тебе нужен кто-то другой. Я не смогу дать то, что тебе нужно.  — Ген, мне не нужен кто-то другой, — Сэнку нахмурился, отчаянно пытаясь понять, с чего он вообще всё это взял. — Мне нужен ты… — Если бы я был тебе нужен, — неожиданно яростно выплюнул Ген, — ты бы не флиртовал с другими прямо у меня на глазах! Сэнку оторопело уставился на него. — Я ни с кем не флиртовал! — Ну конечно! Ты бы, блядь, поцеловал её, подойди я к вам на минуту позже! — Из груди Гена вырвалось рыдание и слёзы полились с новой силой.  — Да о чём ты?! — О твоей новой гримерше! — Ген злобно на него посмотрел. — Боже, если бы у неё была возможность, она бы прямо на своём столе перед тобой ноги раздвинула! Сэнку нахмурился. Он про Рубин? Но… — Она со мной флиртовала?… — О, нет, Сэнку, она с тобой не флиртовала! Она тебя соблазняла! А вот ты с ней — ты с ней флиртовал, да! — Ген остервенело утёр с лица слёзы и посмотрел на Сэнку. — Ой, только не делай вид, что ты этого не понял! Сэнку моргнул. — Я с ней не флиртовал! Клянусь, я пытался быть вежливым! — Таким вежливым, что держался с ней за ручки и стонал от того, как она мнёт твою голову, точно! — Ген фыркнул. — Когда я впервые к тебе подошёл, ты мне даже руку побрезговал пожать, а с ней… — Он снова утёр слёзы. — Ну, оно и понятно, молодая, красивая, социально одобряемая, такую не стыдно привести знакомить с названной семьёй, правда?  Ген развернулся лицом к стойке и, кажется, окончательно разрыдался. Тонкие плечи, укутанные тканью шёлковой пижамы, дрожали, он рвано дышал, явно пытаясь успокоиться, но столь же явно безрезультатно.  Сэнку ощущал себя идиотом.  Он флиртовал с Рубин?… Сколько ещё было таких моментов, когда он даже не задумывался, как может трактовать его действия Ген, тем самым причиняя ему боль? — Ген, послушай, пожалуйста, — Сэнку выдохнул. — Я клянусь, я не понимал, что Рубин со мной флиртует. Я воспринимал её… ну, девчонкой? Кем-то чуть старше Суйки? Сколько ей лет вообще, пятнадцать?  — Двадцать два, — просипел Ген, слегка развернувшись, но всё ещё стоя спиной. Но Сэнку сумел распознать это маленькое движение и посчитал хорошим знаком.  — Двадцать два? Не важно, — Сэнку перевёл дыхание. — Важно то, что она казалась мне навязчивой и странной, но я пытался быть с ней вежливым. Я помню, как повёл себя с тобой в первую нашу встречу. И это самый мой идиотский поступок в жизни, за которой я готов извиняться до скончания веков. Но я просто социально-тупой, Ген.  — Не до такой же степени, — то ли всхлипнул, то ли усмехнулся он.  — Именно вот до такой, — Сэнку осторожно встал и подошёл к нему со спины. Слегка дотронулся до плеча. Ген навострился. — Понимаешь, ты… ты всегда такой. Дипломатичный. Вежливый. Внимательный. Я просто… ну, хотел взять с тебя пример? Получилось коряво, знаю, но я пытался научиться у тебя чему-то хорошему, чему-то, чем я в тебе восхищаюсь.  Ген слегка развернулся, глядя на него из-за плеча. — Восхищаешься?… Сэнку мягко погладил его плечо. — О, да. Восхищаюсь. Я вообще многим в тебе восхищаюсь.  — О, неужели чем-то ещё, помимо моей внешности? — Горько всхлипнул Ген. — В смысле? — Не понял Сэнку. — Ты, конечно, самый красивый человек из всех, кого я знаю, но это далеко не то, чем я в тебе восхищаюсь.  Ген настороженно обернулся. — Нет?… — Почему ты в этом сомневаешься? — Ну… — он нервно сглотнул и окончательно развернулся к Сэнку, упираясь руками в кухонную стойку за спиной. — Ты всегда говоришь, что я красивый, но… больше ничего не говоришь, — он печально поджал губы. — У меня ощущение, что я тебя только этим и зацепил. Ну, типа… я красивая игрушка, с которой прикольно трахаться, но ничего кроме. — Сердце Сэнку сжалось. Он мысленно перебирал всё, что когда либо говорил Гену, и в голову приходили только вариации на тему «ты такой красивый». Ну, да. Да, конечно, что же Ген ещё мог, блядь, подумать?! После недолгого молчания Ген вздохнул и продолжил. — Особенно это стало понятно после того разговора про бельё. Ты тогда едва ли не прямым тестом об этом сказал, что я… что меня можно нарядить и трахать, но ты так унижаться никогда не будешь. Как будто… Как будто даже мысль о том, чтобы опуститься до моего уровня тебе претит… Бля, — по нежным щекам снова потекли неконтролируемые слёзы, и Ген их лихорадочно утёр. — Но я тогда подумал, может, я чего-то не понял. Может, ты просто был с утра сердитый и ляпнул глупость. Не может же такое быть… правдой, — он всхипнул, и Сэнку едва не умер от разрыва сердца. — А потом… а потом ты сказал, что никогда не пустишь меня в свой мир, что… что я никогда не стану твоей семьёй, и я понял, что всё так и есть, что всё это не набор случайностей, что ты реально меня видишь так, что… что ты меня, может, и любишь, но так, как дети любят свои игрушки, и, боги, это было так больно… Ген не выдержал и закрыл лицо руками, разразившись рыданиями.  Пресвятые ДНК, ну родятся же на свете идиоты, и почему, блядь, Сэнку — один из них? Сэнку с силой потёр переносицу.  Как же так, блядь, получилось-то, что Сэнку умудрился успеть подумать о переезде и их совместной жизни, об экспедиции в августе и об отпуске где-нибудь на море — в сентябре, успел подумать даже о том, чтобы, блядь, прикупить лейку и корма для чёртового белого кролика по кличке Сахарок, но не подумал о том, что всё это время чувствовал Ген, что он думал и как интерпретировал происходящее… — Ген, посмотри на меня, пожалуйста, — позвал его Сэнку, и воспалённый взгляд кошачьих глаз медленно поднялся. Сэнку вздохнул. — Ген, ты не представляешь, как дико для меня звучит всё, что ты сейчас говоришь. Я такого себе даже представить не мог, что для тебя мои слова и действия выглядят… так.  Ген нахмурился. — Сэнку-чан, пожалуйста, если ты в очередной раз хочешь оповестить меня о том, что я глупый или нелепый, то избавь меня от этого.  — Нет, нет, нет, Ген. Чёрт возьми, это не ты глупый. Не ты нелепый, Ген. Это я, я тут последний идиот.  — Сэнку- — Погоди. Я идиот, Ген, но ты ведь об этом знал. Почему ты не сказал мне всего этого раньше? Сразу? Почему ты молчал? — Ну не настолько же ты идиот, Сэнку-чан, — Ген покачал головой.  — Вот именно настолько. Я не понимал, Ген. Я даже не подозревал. Так почему ты ничего не говорил? Ген посмотрел на него долгим, тяжелым взглядом. На дне сизых глаз плескалось горе. — Я прекрасно понимал, что ты меня не уважаешь, но… но это не значит, что я хотел слушать этому подтверждение. Считай, что я предпочёл жить в иллюзиях.  Сэнку кивнул. Было очень обидно. А ещё очень зло. Но все эти чувства были обращены на него самого, не на Гена. Потому что он сам, своими руками, своим собственным тупорылым языком планомерно и методично разрушал своё же долгожданное счастье.  Это ж надо быть таким дебилом.  — И ты хочешь расстаться.  — Я не хочу расставаться, Сэнку-чан, — сглотнул слёзы Ген. — Но я хочу, чтобы ты был счастлив. И я хочу быть счастлив сам. А мы… мы друг другу дать этого не можем.  Ген тихо утирал своими тонкими хрупкими пальцами мокрые щёки, и Сэнку до боли хотелось его обнять, зацеловать эти влажные солёные ресницы, утереть эти слёзы с фарфоровой кожи, погладить его между лопаток и целовать, пока не успокоится, но… Но не мог.  Сейчас не мог.  Всё это потом, потом, если повезет, потому что Сэнку… Сэнку не собирался его упускать.  — Ген… — начал он, делая полшага ближе к нему. — Мне невыносимо жаль, что я заставил тебя всё это чувствовать. Что заставил тебя пережить всё это. Что дал тебе повод… думать так. — Сэнку нежно обнял ладонью его мягкую щёку и аккуратно провёл большим пальцем по раненой скуле. — Это непростительно. Потому что я уважаю тебя. Я восхищаюсь тобой. И я уже понял, что очень хреново выражаю свои чувства словами, но, видимо, больше тянуть нельзя. Ген, любимый мой, хороший мой, ты себе не представляешь, как много ты для меня значишь. И я, честно говоря, всё ещё не знаю, как это тебе объяснить — я не знаю слов, которые могли бы это передать, — второй рукой Сэнку взял его ладонь и поднёс к своим губам. — Но что я точно знаю, так это то, как сильно я был восхищён тобой с самой первой нашей встречи, — Сэнку оставил мягкий поцелуй на прохладных пальцах. — Я не встречал человека с таким цепким умом, как у тебя. С таким огромным сердцем, как у тебя. Я не знаю никого, с кем можно так долго и так интересно говорить, — ещё один поцелуй. — Я влюбился в твой ум, в твое чувство юмора, в твой невероятный профессионализм задолго до того, как понял, что влюбился в тебя целиком. Меня восхищает в тебе всё, Ген. Ты просто не представляешь, как хреново мне было без тебя все эти годы, когда я жил и не знал, что где-то на этой планете ходишь ты — вот такой, — Сэнку выдохнул и оставил нежный поцелуй в самом центре его ладошки. — Такой остроумный. Такой любознательный. Такой весёлый, такой забавный, такой сильный, такой… такой… такой красивый, я не могу об этом не сказать, прости, я клянусь, я не встречал никого, кто мог хотя бы сравниться с тобой, Ген, ты похож на произведение искусства, — Ген тихонько фыркнул, и Сэнку поцеловал его раненое запястье. — Я всё никак не могу поверить, что ты выбрал меня. Что ты мой. Что я имею право к тебе прикоснуться. Что мне посчастливилось слушать твои шутки, что я могу слышать твой смех и видеть ямочки на твоих щеках. Что ты разрешаешь мне быть с тобой рядом. Я тебя ничем не заслужил, Ген, — кошачьи глаза заблестели слезами, на дне сизых омутов забрезжили звёзды. — Я не буду посвящать тебя ни в какую семью, потому что ты и есть моя семья, понимаешь? Ты даже больше, чем семья. Ты — самый родной мой человек. Самый близкий. Ты мой воздух. Ты пришёл в мою жизнь, включил в ней свет, и я не собираюсь тебя из неё отпускать. — Розовые нежные губы, которые сейчас немного потрескались, задрожали. Второй рукой, свободной от хватки Сэнку, Ген утёр с новой силой хлынувшие слёзы. — Поэтому, родной, — Сэнку выдохнул. — Умоляю, дай мне ещё один шанс.  — Сэнку-чан… — Умоляю, Ген, — Сэнку медленно опустился на колени, обнимая его ноги. — Умоляю — всего один шанс. Если ты захочешь, я больше в жизни не заговорю с Рубин. Но знай, что я вообще кроме тебя никого не вижу, мне к чёртовой матери не сдались никакие социально одобряемые малолетки. Если хочешь, я познакомлю тебя с Ксено. Я не хотел, потому что он бы выставил меня в твоих глазах идиотом, но я и сам прекрасно справился с этой задачей, — Ген смешливо фыркнул сквозь слёзы. — Если хочешь, я скуплю все розовые кружева, и буду носить их каждый день, клянусь… только, пожалуйста, пожалуйста, дай мне шанс доказать тебе, как сильно я тебя люблю. Как отчаянно ты мне нужен. Умоляю, Ген.  Сэнку поцеловал его колени, и Ген, всхлипнув, стёк к нему на пол, обрушившись прямо в его объятия. Сэнку схватил его и прижал к себе что есть силы. Ген уткнулся носом ему в шею и прошептал. — Мне так страшно, Сэнку. Я не хочу, чтобы мне снова было больно.  — А мне, Ген, очень страшно тебя потерять, — Сэнку нежно поцеловал его в висок. — Но я… я думаю о будущем. И везде, в каждой мысли есть ты. Я думаю о том, чтобы поехать с тобой экспедицию в августе, и на море в сентябре, а через год, может, сгонять в Америку… — Правда? Ты правда обо всём этом думаешь? Сэнку зарылся носом в его макушку, с наслаждением вдыхая нежный лавандовый запах. — Мысли о тебе всегда самые приятные мысли за день. И они в моей голове постоянно, согревают в фоновом режиме. — Поверить не могу, — выдохнул Ген. — Я был уверен, что этот разговор будет нашим последним… — Ты даешь мне этот шанс?  — Ну, если ты умоляешь…  — Умоляю, умоляю, умоляю, — шептал Сэнку, оставляя мягкие невесомые поцелуи по его щекам.  — …тогда я даю тебе шанс, Сэнку, — улыбнулся Ген, ловя губами его губы. — Только не обижай меня больше.  Сэнку прошептал. — Ни за что, — и, наконец, поцеловал его.  Губы Гена были сладкими, как карамель, но солеными от слёз. Сэнку прижал его к себе, обхватывая за талию, запуская пальцы в шелковистые волосы, и клялся сам себе, что не допустит того, чтобы так облажаться ещё раз.  Спустя долгие минуты нежного тягучего поцелуя Ген, оторвавшись, прошептал прямо в губы Сэнку. — Я так тебя люблю.  — И я люблю тебя, — Сэнку чмокнул его в нос. — Я сделаю всё, чтобы ты был счастлив, Ген, но, пожалуйста, пожалуйста, родной, говори со мной. Я не очень хорош в вербальной коммуникации, но мысли читаю я ещё хуже. Я правда не считываю полутона и намёки, смело считай, что я дебил, и мне нужно разжёвывать… Ген тихо рассмеялся. — У меня, видимо, тоже проблемы с вербальной коммуникацией… — Значит, будем справляться вместе. Если ты меня прощаешь, конечно, — Сэнку снова втянул его в поцелуй. Слишком уж ему нравилось целовать эти губы.  — Прощаю, — выдохнул Ген. — Значит, вместе… Ген прильнул к нему и покрывал мелкими поцелуями его лицо, прижимаясь к нему всем телом, живой и настоящий, реальный, а Сэнку бессистемно трогал пальцами шёлк его кожи и вдыхал его запах, и с каждым таким лавандовым вдохом липкий мазут тревоги, что тёк вместо крови по венам, растворялся, уступая место привычному тихому счастью, которое он по своей глупости чуть было не потерял.  ••• В понедельник Сэнку заглянул в соседний корпус своего научно-исследовательского института, туда, где был инженерный отдел, которым руководил его старый знакомый и некогда любимый преподаватель Касеки.  — Эй, старик, — Сэнку растянулся в ухмылке. — Есть у меня тут одна работёнка… Касеки — коренастый, но пугающе-сильный старичок — фыркнул. — Сам ты старик, Сэнку! Я молод телом и душой! — Он отвесил Сэнку щелбан по лбу и рассмеялся. — Что там у тебя?  Сэнку достал из бумажника маленький свёрток. Там, собранные в салфетку, лежали крохотные технические алмазы, которые были получены взрывом на съёмках последнего эпизода прошлого сезона Big Brain Show. — Слышал, у вас появилась алмазная установка. Скажи, можно ли вот этих малышей использовать в качестве зёрен? Касеки взял один алмазик и деловито рассмотрел в лупу. — Вырастить можно. Для каких целей? Сэнку смущённо почесал затылок. — Хотел заказать пару запонок, и… ну… кольцо.  Касеки посмотрел на него с прищуром. — Кольцо, говоришь? — старик фыркнул. — В таком случае, Сэнку, вырастим тебе самый красивый бриллиант, м? — Надеюсь на тебя, старик, — улыбнулся Сэнку. — Очень надеюсь.