Big Brain Show

— Какой я тебе малыш? — Ну, а кто ты? Ты младше меня, — Ген принялся загибать пальцы, — ты ниже меня, ты зарабатываешь меньше меня- Ай! — Сэнку принялся его щекотать, и Ген заливисто расхохотался, перекатываясь на другую сторону кровати. — Ну и в чём я не прав, красавчик-чан, я просто констатирую факты! Ай, да прекрати, хахаха! Сэнку притянул его обратно, сгребая в охапку и влажно, противно расцеловывая его лицо. — Какой же ты засранец! Вот стоило один раз дать тебе себя трахнуть, как ты сразу обнаглел! Ген смеялся так, что в уголках кошачьих глаз выступили слёзы. — Я всегда был наглый, ты просто до этого не замечал. Я раскрыл твою чакру социальной внимательности! — Я даже думать не хочу, что именно ты пытался сказать этим эвфемизмом… — Да какие уж тут эвфемизмы, малыш, я буквально взял и раскрыл, сначала пальцами, потом… Ай, да всё, сдаюсь! Не малыш, не малыш, очень большой и очень взрослый доктор наук, пожалейте меня, сжальтесь над бедным несчастным стареньким фокусником… — Ген причитал, сквозь смех и слёзы, пытаясь вырваться из щекотливой хватки Сэнку, а Сэнку целовал этого придурка, быстро перебирая пальцами нежную кожу на его рёбрах, и думал, как же он, мать вашу, счастлив.  Ген запыхался, всхлипывая остаточными всполохами смеха, и спустя пару минут затих в его руках. Сэнку нежно провёл кончиком пальца по линии его татуировки на щеке, обнимая ладонью линию его челюсти, обводя контур влажных губ.  — Ты самый наглый засранец на свете, но ты мой, и я люблю тебя, — смешливо сказал Сэнку и обхватил эти мягкие губы своими.  Утро пробивалось сквозь щели в шторах, солнце путалось в белых волосах, Ген в его руках был таким тёплым, таким реальным, и Сэнку ощущал себя по-настоящему живым. Первозданная, беспечная радость пульсировала где-то под кожей, с каждым ударом сердца билась по венам окрыляющей эйфорией, той, что бывает после пары шотов, хорошего секса или, как выяснил Сэнку опытным путём, каждое утро в объятиях очень конкретного фокусника.  Оказалось, очень конкретные фокусники умеют творить настоящую магию, которую Сэнку не мог, не хотел пытаться объяснять силой науки, ведь тут дело явно было в чём-то большем, нежели просто в букете из разнокалиберных гормонов.  Кажется, всё волшебство было в этом: — И я люблю тебя, Сэнку-чан.  Ген прикрыл глаза, явно нежась и наслаждаясь этим моментом не меньше Сэнку. Сэнку не удержался и поцеловал его веки, чуть дрожащие ресницы, острые скулы — всё, куда дотягивался, — вызвав тихое фырканье и довольное мычание.  — Любовь моя, нам нужно собираться на работу. Сегодня снимаем последний выпуск, ты помнишь? — Угу, — хмыкнул Сэнку. — В этот раз мне даже совсем не беспокойно. Только чистый энтузиазм, без всяких неприятных тревожных примесей… Ген удивлённо вскинул брови. — А в прошлый раз тебе было беспокойно и тревожно? Почему? — Ну, — Сэнку поцеловал его в висок и притянул ещё ближе к себе. — Я тогда думал, вдруг, после окончания съёмок мы с тобой больше не будем общаться? Закончится общее дело, и ты уйдёшь из моей жизни вместе с проектом… А мне очень не хотелось тебя терять.  — Боги, Сэнку-чан, ну как ты умудряешься разбивать мне сердце и склеивать его обратно одной лишь случайно брошенной фразой? — Ген прошептал трепетно и нежно, обнимая прохладной ладонью его щёку, в кошачьих глазах забрезжили вселенные, и Сэнку подумал, что каждое решение, которое привело его в этот момент времени, в эту точку таймлайна, — было верным, потому что он едва ли не физически ощутил, как влюбился в этого человека ещё сильнее.  Сэнку смог только улыбнуться ему, чмокнув напоследок этот симпатично порозовевший в приливе чувств нос. — Пойдём собираться на работу, иначе я к тебе прирасту и уже никуда не пойду.  Ген переливчато рассмеялся. — А потом по кофе? — Конечно, это же наша традиция. Пока ты там ездил по командировкам, я без тебя кофе не пил… ••• — …меня не было на площадке один день, профессор Ишигами, всего один день, и за этот день вы умудрились сотворить самый уродливый автомобиль во Вселенной! Сэнку хмыкнул и почесал затылок. — Ничего он не уродливый… — Нет-нет, док, это… это ужасно с точки зрения эстетики, просто поверьте мне, — лицо Гена выражало одновременно отвращение и крайнюю степень забавы.   — Прямые линии, это, вообще-то, классика! — Возмутился Гинро, похлопав их самодельный электрокар по крыше. — Мы сюда даже кассетную магнитолу приткнули! Почти винтаж! Ген расхохотался. — Умоляю, только не говорите мне, что этот капот вы сделали из гаражной двери… — Именно из неё! А сзади — целых два садовых кресла в качестве пассажирских сидений, очень удобно! — Сэнку расплылся в своей фирменной ухмылке и открыл скрипящую дверцу. — Присаживайся, Менталист! Прокатимся с ветерком! — Если нас тряхнёт на кочке, боюсь, есть вероятность сломать позвоночник, док… — Не сломаешься, садись давай! — рассмеялся Сэнку.  — Мы назвали нашу ласточку «Генриетта»! — Похвастался Гинро, указывая на намалёванное сиреневым цветом на кубообразном кузове название рядом с зелёной капустной головёшкой — шуточным логотипом всех творений Сэнку ещё с подростковых времён.  — О, да, «Генриетта» — это чистый, незатуманенный восторг, — задумчиво покачал головой Ген. — Но, пожалуй, ей бы больше подошло что-то типа «Мегера»… Гинро ахнул. — Не обижай «Генриетту»! — Он погладил машину по капоту, словно успокаивая. — Не слушай его, малышка, он просто ничего не понимает… Сэнку расправил плечи, уперевшись руками в бёдра. — Что бы ни, мы с вами сами практически с нуля собрали автомобиль, и сегодня мы устроим нашей «Генриетте» краш-тест! По местам, и погнали! Добираться до тестового полигона было решено прямо на их крафтовой машинке. Для этого Укё пришлось заполнить целую кучу заявлений и добиться тонны разрешений, чтобы выпустить их рукотворное чудо на городские улицы, но его дипломатичная натура умела решать все бюрократические вопросы с такой вопиющей лёгкостью, что никто не задумывался над тем, как это всё, на самом деле, было сложно.  Каким-то магическим образом, не иначе, они сумели вчетвером запаковаться в этого железного монстра, больше напоминающего игрушечный танк, чем настоящий электрокар. За рулём восседал Гинро, восторженно гладящий по рулю «свою ласточку», рядом с ним уселся Кинро, который уверял, что ему необходимо контролировать соблюдение Гинро правил дорожного движения, а на чудесных плетеных садовых креслах сзади уместились Сэнку с Геном.  Сэнку искоса поглядывал на Гена, который искрился весельем и перманентно щебетал какие-то незатейливые шутейки, и едва сдерживал себя, чтобы не положить ладонь ему на бедро.  Судя по тому, какие взгляды на него бросал Ген, он тоже не прижимался к Сэнку исключительно на силе своей непоколебимой воли.  Минами заранее разместила в их крафтовой машинке небольшую камеру и микрофоны, и вместе со своей ассистенткой Челси и парой операторов ехала впереди них с настроенными светом и прочей аппаратурой, потому что добраться до полигона само по себе было испытанием, которое необходимо задокументировать.  — Божечки, оно правда едет, оно движется! — Пищал Ген, когда Гинро завёл мотор и они, наконец, тронулись с места.  Сэнку как-то маниакально фыркнул. — Ну, конечно, едет, а ты думал, мы ерундой страдали все три месяца в студии?  — В целом, именно этим мы и занимались, но главное, что она едет! Едет! — Орал Гинро.  — Смотрите, велосипедисты нам улыбаются и машут, — усмехнулся Кинро. — И мы их даже обгоняем!  — Почему мы замедляемся? — Ген озадаченно перегнулся вперёд, через сидение Кинро.  Гинро почесал затылок. — Кажется, потому что я включил поворотник… — Профессор Ишигами, это точно предполагаемое следствие такого простого действия? — выгнул бровь Ген.  — Наверное, силовая установка начала давать сбой, поворотник спровоцировал сильный спад напряжения, — нахмурился Сэнку.  — Всё-таки, надо было ставить четыре аккумулятора, а не два, да, док? — обернулся к ним Кинро.  — Вы поставили два аккумулятора вместо четырёх?! — Лицо Гена выражало крайнее возмущение. — Какого чёрта? Вас вообще нельзя оставлять без контроля, этот сумасшедший учёный неадекватно оценивает реальность! Сэнку защищался. — Я хотел уменьшить массу, чтобы увеличить мобильность! Зато мы добавили два пассажирских места для нас с тобой! — Да лучше б я на велосипеде за вами прокатился, не сильно бы отстал! — Пробубнил Ген.  Гинро ошалело улыбался, выруливая в очередной поворот. — Думайте о том, что мы собрали эту красавицу своими руками! С нуля! Из гаражного хлама, буквально! — И она едет! Рулит, зажигает поворотники и везёт нас! — Подхватил Кинро.  — Вот именно! Хватит искать в ней недостатки, Менталист, — Сэнку похлопал Гена по плечу, наслаждаясь хотя бы этим простым доступным сейчас прикосновением. — У нас ведь даже есть магнитола! Кстати, давайте врубим музыку. Что хочешь послушать, Ген? — Желательно, не панихиду, док… — Ну, Асагири-сан! До полигона они добрались всего с одной остановкой, зато с совершенно неожиданной — аккумуляторы почти разрядились, и им пришлось на сорок минут зависнуть у «заправки» для электрокаров под аккомпанемент бесконечных подтруниваний Гена.  — А сколько вообще нужно времени, чтобы полностью зарядить электрокар?  — Порядка 6-7 часов для любых подобных красавчиков.  — Сколько?! — Опешил Ген. — Док, скажите, что мы не проторчим у чёртовой розетки весь съёмочный день! — Ну, с нашей ёмкостью нам хватит и сорока минут, чтобы добраться до полигона и пройти краш-тест, Менталист! — Почему вы не поставили её заряжаться на ночь, как мобильник, я не понимаю? О, боги, во что я вообще ввязался! Мало того, что этот ваш агрегат уродлив, как огромный кубический слизняк, так ещё и ползёт со скоростью улитки… — Асагири-сан, прекратите портить момент! — Завопил Гинро. — Малышка была голодна, и потому так медлила! Не будьте к ней предвзятым! Ген заливисто рассмеялся. — Ладно, посмотрим, на что будет способна ваша «Генриетта» после плотного завтрака… Каким-то образом ему удалось переманить на свою скептичную сторону Кинро — убеждениями о стандартах качества, правилах дорожного движения и сравнениями их автомобиля с гужевой повозкой. Сэнку казалось, что к вечеру он умрёт либо от аневризмы, либо от смеха, но до полигона они, слава нуклеотидам, добрались раньше его позорной смерти.  — Итак, все ведь знают, что такое краш-тест? — Начал Сэнку объяснять происходящее уже непосредственно на полигоне. — Прежде чем какой-либо автомобиль отправится на серийное производство, он подвергается ряду обязательных испытаний. Видели эти видео, где в замедленной съёмке машины со специальным манекеном за рулём врезаются в бетонную стену? Вот, это и есть краш-тест! Точнее, лишь один из его этапов.   — О, вы планируете запустить «Генриетту» в промышленное производство? — Оживился Гинро.  — Ну, а что, — усмехнулся Ген. — Стильный кубический дизайн, быстрая зарядка батареи… Уверен, ваша «Генриетта» пользовалась бы спросом! Сэнку рассмеялся. — Не «ваша», а «наша», Менталист! Ты принимал в её создании самое непосредственное участие!  — Я, честное слово, готов отдать свою часть авторских прав Кинро-чану! — Ген драматично положил руку на сердце.  — А, кстати, где наш специальный манекен для краш-тестов? — Заозирался по сторонам Гинро.  Ген расплылся в дьявольской улыбке. — Хехе, кстати, о птичках! Мы настолько верим в успех «Генриетты», что нашим манекеном будешь ты, Гинро-чан!  — Эй, я думал, вы тогда пошутили… — Мы никогда не шутим о науке, верно, Менталист? — Но я хочу жить! — Гинро панически завопил и замахал руками, вызвав смех у всей съемочной группы.  — Да не трясись ты, мы же все вместе поедем! — Попытался успокоить его Кинро, но безуспешно.  — Значит, мы все умрём! — Ну, зато мы умрём с магнитолой и в твоей драгоценной ласточке, а? Отличный план, Гинро-чан, чудесный способ уйти из жизни молодым! — Ну, Асагири-саааан…  Ген рисовал трясущемуся Гинро специальные метки на щеках, как у тестовых манекенов. — Я правильно понимаю, что эти кружочки — своего рода базовые точки для фокусировки высокоскоростных камер? — Десять миллиардов очков тебе, Менталист! Раз у нас настоящий краш-тест, то и все процессы мы будем фиксировать по-настоящему. И первым нашим испытанием будет классическая гонка. Наши соперники на сегодня: гольфкар, ассистентка нашего режиссёра Челси на велосипеде и бегущий Кинро, самый быстрый и спортивный человек в нашей команде… Минами махнула гоночным флагом в шашечку, объявляя старт, и они рванули с места с, по ощущениям, почти сверхзвуковой скоростью в 23 километра в час.  Гольфкар обогнал их в первую же секунду, но зато они с отрывом обошли Кинро и Челси. Ген настаивал, что Кинро им поддавался, но Гинро и Сэнку были слишком счастливы, чтобы его слушать. Буквально перед финишной прямой они вырвались вперёд окончательно и бесповоротно, оставив позади даже гольфкар.  — Нет, ну вы видели, как он лихачит? Шумахер нервно курит в сторонке! — Хохотал Ген, вывалившись из «Генриетты» сразу за финишем. — Дорогие телезрители, не повторяйте за Гинро, такие скорости опасны для жизни! — Мы обогнали гольфкар! Мы его обогнали! — Кричал Гинро. — Как тебе это нравится, никчёмная пластиковая крыса для гольфа, а? Мы были быстрее тебя, хахаха! Кинро пытался отдышаться, Ген смеялся над корчащим рожи гольфкару Гинро, а Сэнку ощущал себя идиотом, но самым счастливым идиотом на свете.  — Мы собрали её буквально из хлама, и обогнали гольфкар! Что бы ни, разве это не впечатляет? Менталист, какова была наша максимальная зафиксированная скорость? Ген пролистал датчики камер. — Сорок два километра в час!  — Почти в два раза больше, чем на старте, но не запредельно быстро, я думал, скорость будет выше, — Сэнку почесал затылок.  — Ну, зато на нашей ласточке можно спокойно ездить по спальным районам и не бояться нарушить правила, — хохотнул Гинро. — Прошли ли мы испытание, профессор? Сэнку ухмыльнулся. — Стомиллиардпроцентно прошли! Следующим испытанием был подъём по горке с уклоном в 35 градусов.  Проехав до середины подъёма, они забуксовали, однако, решили делать выводы, основываясь на сравнении мощности «Генриетты» с гольфкаром. — Как вы можете видеть, независимый водитель на гольфкаре не смог пройти и половину пути, который удалось проехать вверх по горке нам, — Сэнку выглядел очень довольным.  — Мне кажется, док, или за рулём гольфкара сидит Гинро с приклеенными усами? — Подозрительно прищурился Ген.  — Как можно, Менталист! — Пожалуй, слишком возмутился Сэнку. — Это совершенно независимый водитель.  — Разве? Выглядит, как Гинро с усами. Кстати, где Гинро, док? Сэнку развёл руками. — Таким образом, наша «Генриетта» прошла и этот тест! Следующая задача- — Док! — Ген потыкал Сэнку в плечо. — Где Гинро? Док! Я нажалуюсь Кинро, и он проведёт расследование! Эй, Кинро-чан!.. Сразу после этапа с подъёмом на горку настала очередь испытания неровной дорогой — километр пути, покрытый брусчаткой.  — Зачем нам этот странный тест, профессор Ишигами? — Задумчиво спросил Ген, разглядывая выбоины и кочки на искусственно созданной каменной мостовой.  — Этот тест нужен для проверки качества сборки автомобиля, — объяснял Сэнку, деловито поглаживая корпус «Генриетты». — Мелкие и крупные неровности дороги создают вибрации разной интенсивности и тем самым вводят каждую деталь машины в резонанс. В итоге- — Короче говоря, если у нас ничего не отвалится в процессе, можно смело считать, что тест мы прошли?  — Схватываешь на лету, Менталист! Таковы европейские стандарты качества! — А японские стандарты каковы? — Ну, у нас немного другая система, но, в целом, японская промышленность брала за основу именно европейские стандарты… Спустя две минуты поездки по брусчатке у них вывалились из ниши магнитола. Спустя ещё две — наполовину слетела с петель правая дверь. Ген визжал, вцепившись в неё обеими руками, пытаясь удержать её на месте, и из-за тряски его голос казался механическим, что вызывало у всех остальных пассажиров автомобиля почти истерический смех.  Сэнку казалось, что это не закончится никогда, потому что сначала они смеялись над Геном, потом они смеялись над тем, как хохочет Гинро, потом — над тем, как неожиданно заливисто гоготал Кинро, когда Гинро начал икать…  На последнем метре брусчатки правая дверь отвалилась окончательно.  — Напомните-ка мне, док, какие результаты должны быть, чтобы тест считался пройденным? Чтобы отвалилось не больше одной двери? — Ген озадаченно постучал пальцем по подбородку.  Сэнку рассмеялся. — Именно, Менталист! Одна дверь, очевидно, допускается.  — Очень высокие стандарты качества у европейцев, профессор Ишигами! — Хихикнул Асагири, аккуратно поглаживая капот машины. — Как здорово, что мы сумели пройти и этот тест тоже! Сэнку хохотнул. — Нам действительно крупно повезло, что «Генриетта» справилась с этими испытаниями, потому что на финал мы оставили самое вкусненькое — боковой и лобовой удары!  — И неужели сегодня вы даже ничего не взорвёте, док? — Испытание динамитом не входит в европейский стандарт, но- — Но входит в японский? — Ген заговорщицки выгнул бровь.  — В очень локальный японский, определённо, входит, да, — Сэнку растянулся в своей маниакальной ухмылке, глядя прямо Гену в глаза. Зная, что Ген эту самую ухмылку очень любил и считал её крайне сексуальной, Сэнку даже сумел разглядеть, как мелькнули демоны на дне кошачьих глаз, но Асагири, безусловно, крайне профессионально держал лицо. — Ну, погнали дальше? Руки так и чешутся! Ген хихикнул, чуть прикусил нижнюю губу, и от этого простого действия в груди у Сэнку тонко зазвенело.  Такой милый.  — Пойдёмте удовлетворять вашу тягу к разрушениям, док! Тест бокового столкновения по сути своей представлял отвесный удар огромной кувалдой по боковине автомобиля. Всей командой они столпились у этой установки, чтобы отсчитать от десяти до нуля и, смахивая слёзы, наблюдать за уничтожением «Генриетты».  На этот раз они всё-таки посадили в корпус настоящие манекены, вызвав тем самым у Гинро искренний вздох облегчения.  — Итак, док, если с остальными тестами порог прохождения был интуитивно понятен, то что должно случиться с машиной после удара, чтобы тест считался пройденным?  Сэнку протянул Кинро алюминиевую баночку из-под колы, которую на перерыве потягивал Ген. — Как думаешь, Кинро, что будет, если ты сожмешь эту банку рукой? Кинро молча взял банку, смял её в кулаке и продемонстрировал результат. — Будет вот так, профессор.  Сэнку хмыкнул. — Очень часто люди критически сравнивают современные автомобили с алюминиевыми банками, потому что их очень легко помять. И, да, это действительно так — помять их легко. Однако не всё так просто! — Кстати, это, и правда, всегда казалось мне довольно странным! — Ген задумчиво разглядывал смятую банку в руках у Кинро. — Почему бы просто не сделать металл потолще или поплотнее, чтобы он не мялся от легчайших столкновений? Вроде тех обитых резиной машинок на магнитных подушках из парков аттракционов! На них годами сталкиваются изо всех сил и день ото дня — ни царапины! Гинро оживился. — Обожаю эти аттракционы! Почему все машины не делают такими неубиваемыми? — Не поверите, но это исключительно ради безопасности жизни! — Сэнку расплылся в ухмылке. — Металл для корпуса автомобиля должен быть достаточно мягким и не слишком упругим, чтобы поглотить энергию от удара. Кинетическая энергия расходуется на деформацию, и это… — Сэнку принялся объяснять, как работает физика удара, и, хотя Ген пытался нудеть, мол, объяснения — это скучно, и совершенно по-идиотски фыркать от слова «деформация», научный монолог удалось отснять. — …и чтобы выяснить, насколько металл корпуса способен деформироваться, не разлетаясь на осколки и защищая человека внутри от волны кинетической энергии, и нужны тесты на боковой и лобовой удары.  Гинро выглядел крайне печальным. — Но это значит, что «Генриетта» будет уничтожена?.. — И как мы выясним все эти данные при разрушенной машине? — Нахмурился Кинро.  — А для этого и нужны наши дружочки-манекены, верно, док? — Ген, в отличие от Гинро, выглядел подозрительно довольным.  Сэнку ухмыльнулся. — Да, «Генриетта» будет смята похлеще этой банки колы, и, да, все итоги теста нам расскажут манекены. Готовы? Запускаем! — Ген разразился злодейским смехом и опустил рычаг установки для бокового удара.  Гинро же в ответ разразился рыданиями.  Остаток съёмочного дня пролетел динамично. Их крафтовую машинку били и швыряли в бетонную стену, а потом, конечно, в исключительно исследовательских целях, для получения более объективных результатов, всему тому же подвергли несчастный гольфкар.  «Генриетта» справилась со всем настолько хорошо, что даже в сплющенном состоянии смогла доехать до финальной точки — места, где они, вооружившись динамитом, детонатором и очередным укрытием из оргстекла устраивали взрыв.  — Профессор, объясните, зачем нам взрывать нашу ласточку? Ей и так плохо, — хныкал Гинро, повиснув у Сэнку на рукаве. — Неужели её нельзя починить?! Ген мягко отлепил его от Сэнку, успокаивающе поглаживая по плечу. — Знаешь, Гинро-чан, в чём сакральный смысл мандалы? Гинро недоумевающе хлопнул глазами. — В смысле? При чём тут мандалы? — Ты долго и скрупулёзно создаёшь нечто прекрасное, вкладываешь в это душу, эмоции… — Ген красиво жестикулировал рукой, и Сэнку невольно следил взглядом за его тонкими пальцами. — Но потом, в конце, это обязательно нужно уничтожить. Смыть. Разорвать. Сжечь.  — Зачем?! Ген расплылся в улыбке. — Сознательное уничтожение того, что ты создал сам — символ того, что ничто не длится вечно, учит не привязываться к материальным вещам. Мы создавали «Генриетту» не ради неё как таковой, а ради процесса, ради всей той науки, что стоит за привычными нам и почти что бытовыми вещами. Её путь закончен.  — Да вы философ, Асагири-сан, — буркнул Гинро.  Сэнку усмехнулся. — Не знаю, о каком символизме ты вещаешь, Менталист, но я точно знаю, что взрывы — это весело! Готовы? — Сэнку обратился ко всей своей команде, что скучковалась в прозрачном укрытии. — Три, два, один, ба-бах! — И нажал на кнопку детонатора.  Сцена была красочной и восхитительной в своём разрушительном великолепии. Яркая вспышка, громкий хлопок, отлетевшие двери и осколки лобового стекла… …Ген, который незаметно взял Сэнку за руку и слегка прижался к нему.  Сэнку огляделся украдкой, и, заметив, что на них не направлено ни одной камеры — Челси снимала место взрыва, Минами — то, как рыдает Гинро, — притянул Гена в свои объятия, крепко прижимая к своей груди.  В кошачьих глазах отражались всполохи огня, и Сэнку, не удержавшись, мягко погладил рукой его щёку и осторожно поцеловал.  Целовать Гена на фоне взрыва казалось чем-то из другой реальности.  Но Ген был живым и тёплым, и тихо ахнул в поцелуй, сразу вжимаясь в Сэнку ещё сильнее, и реальность происходящего немного сносила голову, и- — Эй, ребята! — Минами свистнула. — Фото для семейного архива, помашите маме ручкой! — Сэнку с трудом оторвался от любимых губ, оборачиваясь на голос, и зажмурился от вспышки. Ген звонко рассмеялся, устраиваясь в объятиях Сэнку поудобнее, красиво улыбаясь специально для фото. Сэнку хмыкнул и уткнулся щекой ему в макушку, повернувшись к Минами. — Скажите «сыыыыр»! — Протянула она, и раздался звук затвора.  Сэнку подумал, что нужно будет потом распечатать эту фотографию и повесить на свою «стену памятных моментов», как называл эту инсталляцию Ген.  Потому что это и правда был памятный момент.  Сегодня он впервые понял, что больше не ждёт, когда это счастье, пузырящееся по венам, исчезнет, потому что раньше оно всегда ускользало. Теперь он смело этим счастьем наслаждался — оно было прямо тут, в его руках, серебристо смеялось, сверкая ямочками, нежно гладило по руке. И Сэнку, казалось, знал теперь, как его удержать.  — Мы сделали это, ребята! Мы сняли второй сезон! — Укё шумно и пенно открыл бутылку шампанского. — Это было феерично! — Мужики, хорош целоваться, — крикнул им уже вливший в себя фужер шампанского Гинро. — Мы все завидуем! — Кому именно? — Хихикнул Ген, выпутываясь из объятий Сэнку.  — Лично я завидую Сэнку, — Минами отсалютовала им бокалом. — Ты такой хорошенький, Асагири, сил нет! Жалко только, что по мужикам, а то я бы за тобой приударила! Сэнку нахмурился, а Ген рассмеялся, крепче сжимая его ладонь.  — Давайте выпьем за нашу команду, — мягко улыбнулся Укё. — Я правда нами горжусь. Каждым из нас. Спасибо вам, ребята! Все зааплодировали, радостно загудели, и чувство общности разлилось в груди у Сэнку приятным теплом. Столько всего хорошего в его жизни произошло благодаря этому шоу. Благодаря этой команде.  Благодаря его соведущему.  Сэнку улыбнулся и глотнул шампанского. Нужно запомнить, что после взрывов очень хорошо заходят поцелуи и игристое.  ••• — Ген, пошли отсюда.  — Что? Почему? — Ген заозирался по сторонам. — Отличное же место! Место, куда они решили зайти выпить свой традиционный кофе после съёмок, и правда было отличным — им его посоветовал Укё, и Сэнку сразу здесь понравилось. Вот только едва они зашли, как за дальним угловым столиком Сэнку заметил знакомые розовые кудряшки.  — Ген, пожалуйста, давай поедем в нашу кофейню- — Сэнкииии! Ах, какая встреча! Ты так давно у нас не появлялся! — Голос Луны Сэнку узнал бы из тысячи голосов, уж слишком часто и долго он его слышал в своей жизни. — О, ты со своим парнем! Сэнку вздрогнул, крепче сжал в своей руке узкую прохладную ладонь и бросил быстрый взгляд на Гена, который, как оказалось, вообще не выглядел обеспокоенным.  Луна подбежала к ним в течение секунды и сразу же бросилась Сэнку на шею. — Я так соскучилась! — Потом, сияя ослепительный улыбкой, протянула ладонь Гену. — Ах, Асагири-сан! Помните меня? Я Луна Райт! Ген мягко, одним элегантным движением пожал протянутую руку и чуть поклонился. — Конечно, помню, мисс Райт, и вас, и ваш роскошный образ от Ив Сен Лоран!  Девушка смущённо хихикнула. — Ах, да бросьте! И можно просто Луна! Ген улыбнулся ей, сверкнув ямочками.  — Тогда и я — просто Ген!  — Пойдёмте с нами за столик? Я тут с папой Стэнли! — Луна не сочла нужным дожидаться согласия, и, втиснувшись между ними, одной рукой под локоть схватив Сэнку, второй — Гена, потащила их за собой. — У нас с ним отцовско-дочернее свидание, но, уверена, он не будет против вашей компании! Ах, Ген, мои папы так давно хотели с тобой познакомиться! Ген беспомощно посмотрел на Сэнку и как-то виновато улыбнулся. — О, правда? Это, эм, довольно лестно? — Папа! Смотри, кого я нам привела!  Стэнли сидел, закинув ногу на ногу, как всегда, с идеальной укладкой и совершенно невпечатлённым выражением арктически-холодного лица. — Какая встреча! — Он выгнул бровь, оглядывая Сэнку с головы до ног, и покрутил зажатую в зубах зубочистку. — Долго же ты нас игнорировал, малой.  — О, возможно, это моя вина! — Ген улыбнулся вежливо и деликатно, обрушив на Стэнли всю силу своего обаяния. — Я, увы, часто свободен только по воскресеньям, и потому настойчиво отвоёвываю себе всё внимание Сэнку! Стэнли перевёл на Гена явно заинтересованный взгляд. — Вы, должно быть, Асагири Ген? Что ж… У вас узнаваемый образ.  Ген кивнул. — Так точно. — Он протянул руку. — А вы, должно быть, Стэнли Снайдер?  Снайдер удивлённо выгнул бровь и пожал протянутую Геном ладонь. — Неужели малыш Сэнку рассказывал обо мне? — Немного, — Ген улыбнулся одними уголками губ. — Но я узнал бы вас и без подсказок.  — Каким же образом? — У вас тоже довольно узнаваемый образ для очевидно военной выправки, — Ген указал взглядом на губы Стэнли, традиционно выкрашенные тёмной помадой. Сегодня, например, была фиолетовая.  Снайдер усмехнулся. — Вы всех военных знаете в лицо? — Нет, только снайперов элитных подразделений, — Ген кокетливо повёл плечом и прямо, открыто, с каким-то внутренним вызовом посмотрел Стэнли в глаза.  На секунду Сэнку показалось, что в кофейне стало будто на пару градусов холоднее, но потом Снайдер весело фыркнул. — Довольно сомнительное увлечение — запоминать снайперов в лицо. Ну, присаживайтесь, что ли? Леди, прошу, принесите меню! — Он жестом подозвал официантку, и Ген, бросив на Сэнку забавляющийся взгляд, по-кошачьи элегантно уселся в кресло напротив.  Сэнку, тяжело вздохнув, плюхнулся рядом с Геном. — Ну, вы, конечно, вроде бы как, и сами справились, но, если что, Стэн — это Ген, Ген — это Стэн.  — Ген, я видела, что у тебя скоро будет новое шоу? Это так удивительно! Я смотрю каждый выпуск «Иллюзиона», но видеть всё это вживую, наверное, очень захватывающе! — Луна восторженно жестикулировала. — Расскажи, как это? — Ну, мне со сцены сложно объективно оценить, как это, — хихикнул Ген. — Но Сэнку-чан бывал на моём живом концерте, может быть, он расскажет? — Ага, я бывал. И это было потрясающе, Луна, я почти поверил в волшебство, — Сэнку протянул руку и коснулся нежной кожи на хрупкой ладони. Ген в ответ обхватил его пальцы и улыбнулся так тепло, что в грудине что-то сжалось звенящим спазмом.  — Бляха, Хьюстон никогда мне не поверит, если я ему скажу, что своими глазами видел, как Ишигами-младший флиртует, — хохотнул Стэн. — Очаровательная сцена!  Сэнку закатил глаза. — Не собираюсь перед вами двумя оправдываться.  — Да я ж не обвиняю! — Снайдер выглядел удивительно дружелюбным. — Я удивляюсь! Ген, можно на ты? — Тот мягко кивнул. — Так вот, как тебе это удалось? Он же был кем-то вроде киборга, мы с Ксено даже думали добавлять ему в салаты машинное масло вместо оливкового… Ген рассмеялся. — Волшебник никогда не раскрывает своих секретов! Но могу сказать, что он слишком мило краснел для киборга, так что, если у меня и были такие сомнения, то быстро развеялись… — Ха! Могу представить его алеющие уши! — заржал Стэнли. — Слушай, а научи меня какому-нибудь трюку, чтобы раздражать Хьюстона? Ну, что-нибудь простое, но чтобы прям бесило! — Дай-ка подумать… — Ген постучал пальцем по подбородку. — Есть у меня пара идей… Он выудил из кармана колоду карт — как это, зачем они мне с собой, Сэнку-чан, я же фокусник, это, считай, мой рабочий инструмент! — и принялся показывать Стэнли мозговзрывательные трюки. А потом загадывать мыслительные загадки. И учить вытаскивать монету из уха.  Руки Стэнли, с сильными уверенными пальцами, привыкшими к оружию, были довольно ловкими, не такими, конечно, как у Асагири, но справлялся он неплохо.  Луна восторженно пищала, Снайдер хохотал и, вооружившись шальной фантазией Гена, строил планы розыгрышей своего дражайшего супруга, а Сэнку думал, что это, в целом, была не такая уж плохая идея — присоединиться к ним за кофе. За окном вечерело, на августовском небе забрезжил закат, Стэнли уже совсем ловко доставал из-за уха монету, а Сэнку допивал свой капучино на миндальном молоке. С одним кубиком сахара. Почти диетический, и уж точно — героический. Попытки Гена взрастить в нём приверженность к здоровому питанию, кажется, давали свои плоды.  — Так как ты, всё-таки, узнал, что я снайпер, если Сэнку тебе не говорил? — Хлебнув последний глоток своего кофе, поинтересовался Стэн.  — Папа, ну, он же Менталист! — Прошептала Луна. — Он умеет читать мысли! Сэнку закатил глаза. — Луна, ментализм это не телепатия, это психология, а психология — это наука… — Боги, что я слышу?! Сэнку-чан, любовь моя, неужели ты признал это! — Ген засмеялся весело, колокольчато, и Сэнку от этого жизнерадостно-лёгкого звука захотелось улыбнуться.  — Я и не отрицал, — он пожал плечами. — Я только книжки твои дурацкие антинаучными называл.  — А ещё язык цветов, медитации, — принялся перечислять Ген, — философию- — Так что там на счёт снайперов? В чем научный фокус?  Ген сверкнул ямочками. — Никакого научного фокуса, всё до банального просто! Мой лучший друг — Укё Сайонджи, помните такого?  — Да ладно! Как тесен мир! — Стэнли удивлённо вскинул брови. — Передавай ему от меня привет! Сэнку нахмурился. — Я не понял. Откуда ты знаешь Укё? Что вас вообще связывает? — Стрельба! — Стрельба! Ах, точно. Точно.  Укё очень меткий стрелок.  Но всё равно, при чем тут Стэнли? — А знаете-то вы друг друга откуда? — Я его одно время тренировал, — хмыкнул Стэнли, зажёвывая зубочистку. — Талантливый был парень, жаль, людей убивать не хотел.  Ген деловито кивнул. — До сих пор, кстати, не хочет.  — Уважаю, но не понимаю, — Стэн потянулся и хлопнул ладонями по столу в приступе какой-то необъяснимой бодрости. — Кстати, я тут- — Стэн, какого хрена ты не берёшь трубку? Оу. Какая у вас тут интересная компания.  Все обернулись на резкий голос, и Сэнку едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Ну, конечно, блядь.  — Я не беру трубку, потому что телефон на беззвучном- — У нас такая договорённость, папа, когда у нас отцовско-дочернее свидание, никаких телефонов! — Прощебетала Луна.  Ксено цокнул.  Стэнли очень устало вздохнул. — Милый, ты что здесь, мать твою, делаешь? И как ты, блядь, вообще понял, что мы тут? — Ну, — Сэнку, кажется, впервые увидел, как Ксено замялся. — Я выследил тебя по GPS.  — Ты выследил меня по GPS? — Стэнли выгнул бровь. Ксено дёрганно кивнул. Ген выглядел крайне заинтересованным происходящим. Снайдер снова вздохнул. — Хьюстон, тебе, конечно, пиздецки повезло, что я тебя люблю, потому что это буквально из раза в раз спасает твою голову от знакомства с моей пулей.  — Тебя не было на связи целый день! — Потому что я взрослый человек, а ты не можешь контролировать всё! — Пап, просто садись к нам! — Примирительно улыбнулась Луна и пересела на диванчик к Стэнли, освобождая отдельное кресло для Ксено. Ксено, кажется, только сейчас вспомнил, что за столом был ещё кто-то, кроме его почти-что-без-вести-пропавшего мужа. Он окинул взглядом Сэнку. Его глаза, тёмные, такие чёрные, что даже не было видно зрачков, заставили Сэнку поёжиться.   Чего-чего, а этой встречи он точно не хотел. Не готов он пока был к подобным семейным посиделкам, не после их скандала с JAXA.  — Добрый вечер, доктор Уингфилд. Рад, наконец, встретиться с вами лично, — голос Гена был мягким, но сквозящим стальными нотками, словно обитая плюшем арматура.  Взгляд обсидиановых глаз метнулся к Гену, и Сэнку непроизвольно потянулся к его ладони, сжимая тонкие прохладные пальцы. Этот жест не остался незамеченным, и Ксено расплылся в жутковатой, почти издевательской ухмылке. — Кого я вижу, неужто это господин Асагири? — Он посмотрел на Сэнку. — Как же настойчиво ты его от меня прячешь!  — Ага, аж по GPS выслеживаю, лишь бы с тобой не пересечься, — проворчал Сэнку.  Ксено с царским видом уселся в кресле, совершенно не смущенный комментарием. — Итак, не хотите ли вы все объясниться? Объяснять, как и почему эта маленькая семейная встреча, которую до появления Ксено можно было бы вполне назвать уютной, даже — милой, сформировалась без его величественного присутствия, пришлось Стэнли.  Потому что… нет, они не специально. Нет, они не строят против него коварных планов. И даже, нет, они не собираются устраивать вечеринку-сюрприз на его приближающийся день рождения… Разобравшись со своим мужем, Ксено снова повернулся к Гену. Тот мгновенно собрался, нацепив очень вежливую улыбку, едва почувствовал сверлящий взгляд чёрных глаз. — Итак, господин Асагири.  — Можно просто Ген.  — Господин Ген, — Ген раздражённо вздохнул, но так тихо, что услышать это мог только Сэнку. Сэнку знал, что, если бы Ген того хотел, никто во Вселенной не узнал бы его истинных чувств, а, значит, эта крошечная демонстрация раздражения была для него, для Сэнку. То, что Ген пытался сказать «я с тобой и мы вместе», каким-то образом помогло немного расслабиться. Ксено деликатно прочистил горло. — Вы довольно популярны, пусть и в узких кругах, вы богаты, хороши собой… — Ген выжидающе выгнул бровь. — …зачем вам этот Ишигами? Ген моргнул. — Прошу прощения? — Я говорю, зачем вам Сэнку? Отпустите его, вряд ли он вам действительно нужен, вы легко можете найти себе кого-нибудь получше. Сэнку уставился на Ксено в упор. Ему же, блядь, не послышалось? Он реально сейчас это сказал? — Доктор Уингфилд, — голос Гена был обволакивающе-ледяным, — боюсь, вы слишком многое себе позволяете.  Снайдер заржал. Ксено выгнул бровь. — Извините, что? — Я не вполне понимаю, к чему вы клоните, доктор Уингфилд, но с вашей стороны довольно опрометчиво бросаться подобными тезисами в первую  же минуту нашего знакомства, — Ген хлебнул кофе. — Если вы пытаетесь принизить моего любимого человека, то вряд ли у вас это получится, потому что Сэнку удивительный и великолепный, и я знаю об этом не понаслышке. Если же вас просто корёжит какой-то псевдо-родительской ревностью, то вопросов нет, есть только сочувствие.  Над ними повисла жутковатая, гнетущая тишина. Сэнку искоса бросил взгляд на Стэнли, и тот, очевидно, едва сдерживая смех, слегка пожал ему плечами. Луна потягивая свой молочный коктейль, смотрела то на Гена, то на Ксено, с широко открытыми глазами.  Вдруг, спустя пару мгновений, Ксено прыснул, совершенно по-мальчишечьи захихикал, хлопнув ладонью по колену. —  Ладно, Стэнли, ты был прав! Хахаха, он и правда ничего! Мне нравится!  Стэн усмехнулся. — Я всегда прав, однажды ты это запомнишь.  Сэнку фыркнул. — Всё, демонстрация окончена? — О, любовь моя, — Ген мягко коснулся его плеча. — Полагаю, она только началась. У вас есть ко мне какие-то вопросы, доктор Уингфилд? Ксено подался вперёд, опираясь локтями на стол. — Образование? Ген закинул ногу на ногу, откинувшись на спинку кресла, сложив руки на груди. — Магистратура токийского, психология.  — Почему не пошёл дальше в науку? — Потому что пошёл в шоу-бизнес.  — Не жалеешь, что тратишь жизнь на что-то настолько бессмысленное? — Бессмысленные тут только ваши вопросы, доктор Уингфилд, а я был рожден блистать, — Ген кокетливо заправил за ухо длинную белую прядь, сверкнув ямочками.  Ксено расхохотался, запрокинув голову назад. — Я понял всё, что хотел понять, господин Асагири.  — Ген.  — Хорошо, Ген. — Ксено протянул ему свою небольшую ладонь с длинными выкрашенными серебристым лаком ногтями. — Добро пожаловать в семью, — он улыбнулся так искреннее и дружелюбно, что Сэнку на секунду подумал, не является ли это галлюцинацией.  — И всё? Так просто? — Сэнку нахмурился, глядя на Уингфилда.   — А ты что думал, я устрою ему пытки? Пф, тоже мне, важная птица, — фыркнул Ксено. — Предпочитаю пытать только полезных людей, а вы оба какие-то бесполезные.  — Эй, Ксено, — позвал Стэн. — Что это у тебя? — Где? — Всколыхнулся Ксено, и Стэнли протянул к нему руку, нежно заправил ему за ухо выбившуюся прядь и, недавно отработанным движением, достал монетку у него из-за уха. Ксено уставился на него, как на идиота. — Стэнли, ты что, головой ударился? Стэнли хохотнул и провернул трюк второй раз, достав монету из-за другого уха. — Ты устроил из своих ушей бумажник, а я ещё и головой ударился?  Ксено аж покраснел от злости. — Ты что, идиот? Какого хрена? Стэнли подмигнул Гену. — Отлично работает! Тот отсалютовал ему чашкой кофе и прищурился на Ксено. — Не такие уж мы и бесполезные, м? — Это что, заговор? — Зашипел Уингфилд. — Я как знал! Как чувствовал! — Папа, мы просто случайно встретились… — И случайно научили моего мужа очередной идиотской шутке! — Я же должен как-то подрывать твою домашнюю тиранию! — Стэнли, ты будешь наказан! — Даже не знаю, что ты можешь такого придумать, чтобы я был прям наказан… Порка больше не работает, для фистинга ты слишком наманикюрен… — Стэнли! Тут Луна! — Папа! Вы оба отвратительны! Сэнку слушал их, выбирая ложечкой молочную пенку из своего кофе, и наслаждался ощущением прохладной ладони на своём предплечье. Он покосился на Гена — тот явно забавлялся, выглядел расслабленным и уютным, ничуть не смущенным и ничуть не расстроенным.  Ген всегда умел за себя постоять, и только рядом с ним, с Сэнку, демонстрировал свою ранимую натуру. Стало немного печально — как часто Сэнку, пусть ненароком, но делал ему больно, царапал столь доверчиво распахнутую специально для него душу…  Он накрыл своей рукой его ладонь, поглаживая большим пальцем нежную кожу. Ген мягко и тепло улыбнулся, чуть вывернул кисть и стал постукивать пальцем по пальцу Сэнку.  Кажется, это какой-то ритм? Мозг Сэнку лихорадочно перебирал все знакомые ритмы, и… это что, азбука Морзе? Ген посылает ему какой-то код, пока за столом происходит типичная для четы Уингфилд-Снайдеров вакханалия? Три точки, тире, точка, точка, тире, тире, тире… ах. Вот оно что.  Сэнку усмехнулся и наклонился чуть ближе к Гену, чтобы прошептать ему на ухо. — И я тебя люблю.  ••• Они ехали в такси по ночному городу, Ген разглядывал огни, а Сэнку разглядывал его. Тонкий профиль. Галактические в вечернем свете радужки кошачьих глаз. Влажные мягкие губы — нижняя чуть более пухлая, и её очень удобно целовать и прикусывать, Сэнку точно это знал.  Под диафрагмой тонко звенело от счастья. Как же ему с Геном повезло.  Тот, словно почувствовав мысли, слегка повернулся к Сэнку. — Ты меня разглядываешь, Сэнку-чан.  — Мне очень нравится то, что я вижу, — улыбнулся Сэнку, притягивая его ближе, тыкаясь носом в пахнущий лавандой висок. Ген довольно сощурил глаза, словно большой кот. — Как ты? — Я? Всё прекрасно, любовь моя. А почему ты спрашиваешь? — Ну… Как тебе Ксено? Ген хмыкнул. — Он забавный. Вы с ним чем-то похожи.  — Чего? — Возмутился Сэнку. — Чем это ещё? — Непоколебимой уверенностью в своей правоте, собственническими замашками, вопиющей рациональностью… И даже мальчишеской дурашливостью при случае.  Сэнку фыркнул. — Абсолютно не согласен с тобой. С таким же успехом можно сказать, что ты похож на Стэна.  — Ну, как минимум, у нас с ним схожий типаж мужчин, — хохотнул Ген. — А, и ещё склонность к эпатажу!  — Склонность быть раздражающим, я бы сказал. — усмехнулся Сэнку и острожно поцеловал нежное местечко за ухом.  — Вот об этом я и говорю, — хихикнул Ген. — У вас с Ксено… Как бы это сказать? Словно одинаковые настройки при разных моральных фундаментах. Если бы ты рос в другой среде, возможно, не спасал бы сейчас человечество, а пытался его уничтожить вместе с этим экстравагантным мужчиной в черном кожаном плаще.  — Брр, — Сэнку поёжился от одной только мысли.  — Но я рад, что ты вырос таким душкой! — Ты хотел сказать, душнилой? — Заметь, это даже не моя шутка, — хихикнул Ген. — Я считаю, что душнилы секси! Сэнку усмехнулся, прикрыв глаза, втягивая ставший таким любимым аромат пряной лаванды.  — Слушай, Ген.  — М?  — Помнишь, когда я болел, ты сидел со мной? Ген удивлённо взглянул на него. — Помню? — Почему ты остался со мной тогда? — Да я, вообще-то, не хотел, но ты так попросил… и я не мог отказать. Ты был таким милым и таким несчастным.  Сэнку нахмурился. — Почему не хотел? Ген поджал губы.— Ну… к тому моменту я был уже бессовестно сильно в тебя влюблён. И отчаянно безответно. Мне казалось, моё сердце не выдержит такого испытания, потому что ты… вёл себя несколько неоднозначно. Я боялся надеяться.  Слышать это было немного больно. Но эти смешанные чувства, в которых они оба запутались, к счастью, остались в прошлом.   — Ты тогда сказал, что я болтаю во сне.  — Ага, — хихикнул Ген. — Больше не болтал, так что, скорее всего, ты был в бреду.  — Что я тогда сказал тебе? — Сэнку нежно провёл по линии татуировки. — Я помню, что ты был… смущён, что ли.  Ген покраснел. — О научной ерунде, я же говорил? — Ты чего-то не договариваешь, я чувствую.   — Ты правда хочешь знать? — Ага.  — Ну, если конкретно, то, когда я менял тебе холодный компресс, ты сказал, что мои руки приятнее влажного полотенца… — Так и было! — …и ты схватил меня за руку, понюхал её и сказал, что я приятно пахну…. — Ну… не могу осуждать себя, всё так! — …и потом ты поцеловал моё запястье, и принялся сбивчиво объяснять, что если человеку нравится запах другого человека, это хороший знак, и можно судить о сексуальной совместимости, и что это породило миф о влиянии феромонов, и это был бы даже интересный спич, но в процессе ты отключился.  — Оу.  — Я был несколько смущён, да.  Сэнку хмыкнул. — Я тогда тоже о тебе… думал. Уже. Много.  — Приятно знать, любовь моя, — хихикнул Ген. — На йоге это было особенно заметно… — Ты никогда мне этого не забудешь, верно? — Никогда! — Ген выглядел, кажется, даже слишком довольным.  Сэнку рассмеялся и уткнулся носом в его макушку. Он пах всё также сексуально, и его руки всё также были приятнее прикосновения любой ткани, хоть шёлка, хоть бархата. И Сэнку всё также о нём думал. Но, слава нуклеотидам, додумался, наконец.  Во внутреннем кармане пиджака ощущалась приятная тяжесть ювелирной коробочки, которую Сэнку успел вчера забрать у Джоэла, лучшего помощника Касеки. Там, укрытые бархатистой чёрной тканью, лежали инкрустированные алмазами запонки, на субъективный взгляд Сэнку, довольно изящные и элегантные, подстать тонким запястьям Гена.  А в соседнем отсеке лежало тонкое кольцо с самым крупным из получившихся камней посередине. Кольцо не было ни очевидно мужским, ни очевидно женским, оно было плоским и геометричным, и Сэнку очень, очень надеялся, что Гену оно понравится.  И что он его примет.  И что… поймет, что Сэнку пытается этим сказать.  ••• Первый день экспедиции был утомительным: долгая дорога на автобусе, потом, водрузившись палатками, — пешком в горы, а после задача — разбить лагерь… К вечеру Сэнку чувствовал себя почти измождённым, и, признаться, он довольно переживал о том, как справится с походом Ген, но… …но Ген не выглядел даже уставшим. Он бодро шагал, собирая по дороге цветы, наблюдая за птицами и насвистывая себе под нос незатейливые мелодии. Пока все разбивали палаточный лагерь, Ген готовил костёр, и вместе с Хромом организовал полевую кухню.  Он успел только немного поругаться с Магмой, который отличался большой силой, но не отличался большим умом, и, в очередной раз поражая Сэнку масштабом своей тупости, оскорбился от того, что не смог понять секрет пары фокусов с цветами, которые Ген демонстрировал на перевале.  Сэнку окинул Магму испепеляющим взглядом, и тот, ворча, утопал в другой конец колонны.  Ген потом ещё долго от этого посмеивался, называя Сэнку своим защитником.  То, как много жизни было в Асагири, каким ловким и сильным он был при всём своём обманчиво-хрупком образе, как удивительно органично вписался в их диковатую компанию из немного пристукнутых на голову химиков, геологов и геммологов — всё это взрывало Сэнку мозг и заставляло сердце биться чаще, стискивало грудину сладостным спазмом.  Уже на закате, заварив всем ароматного травяного чаю, Ген отошёл из шумного круга у костра, и Сэнку даже не сразу заметил, куда.  Приглядевшись, Сэнку разглядел изящный силуэт, устроившийся на обрыве.  — Ты чего, котёнок? — Сэнку осторожно уселся рядышком с Геном на большой плоский камень, поросший мохом.  Ген поднял на него сияющий взгляд, в котором отражался весь небосвод, и сердце Сэнку, кажется, совершило тройной кульбит. В очередной раз. — Немножко устал. Шумные вы ребята.  Сэнку пригляделся к нему. Сейчас, вдали ото всех, стало заметно, как сильно Ген вымотался. Сэнку мягко взял его за руку. — Что правда, то правда. Но ты всех покорил. И всем помог. Спасибо.  — Я рад быть здесь, — улыбнулся Ген, больше глазами, чем губами, и снова повернулся к обрыву, глядя в бесконечность вечернего неба и горных долин. — Тут очень красиво. И ты кажешься счастливым.  — Я иногда выбираюсь с ребятами, мне весело в таких походах, — Сэнку хмыкнул и аккуратно обнял Гена, уложив подбородок ему на плечо. — Но больше всего мне хотелось показать тебе эти места, и… ну? Другую сторону моей жизни, что ли. Показать, что я не только лабораторный зануда. Ген колокольчато рассмеялся. — Я никогда не считал тебя лабораторным занудой. Но… я ценю то, что ты показал мне эту сторону своей жизни, душа моя. — Он невесомо поцеловал Сэнку в висок и словно обмяк в его объятиях. — Во сколько у вас принято ложиться спать и во сколько — вставать? — Долго тут вряд ли проспишь, честно говоря, — хохотнул Сэнку. — Как только солнце поднимется, палатка сразу накалится, и в ней будет ёбаный ад с пеклом. Но это ничего, ночью будет так холодно, что это пекло покажется благословением… — Ночью будет холодно? — Ген нахмурился, явно недовольный.  — Увы, да, мы же в горах. Но я взял тёплые спальники, и одеяла, и- — Я знаю лучший способ сохранить тепло ночью в палатке! Лучшим способом сохранить тепло оказалось залезть в один спальник вдвоем.  Голышом.  Ген честно пытался это как-то научно аргументировать, но кто Сэнку такой, чтобы сопротивляться идее всю ночь прижиматься кожа к коже к самому красивому человеку во Вселенной? ••• Сэнку не знал, что именно его разбудило, но, судя по слабому свету, что едва просачивался сквозь ткань палатки, это была какая-то противная мудаковатая птица, разбудившая не только его, но и всех остальных своих мудацких птичьих друзей. Обычно промежуток времени между тем, когда Сэнку открывал глаза, и тем, когда он действительно просыпался, составлял где-то от пятнадцати до двадцати минут, в зависимости от степени усталости в предыдущий день. Но сегодня лихорадочное сознание захлестнуло его мозг примерно за тридцать секунд.  Он чувствовал себя обновлённым. И Сэнку знал причину — в экспедициях так было всегда, в палатке и на свежем воздухе, без раздражающего света фонарей и шума города, он спал глубже и крепче. Сэнку посмотрел на свои часы. 4:37 утра. Слишком рано просыпаться, даже для экспедиции, у него был в запасе ещё примерно час до того, как проснётся Хром и начнет греметь котелками, но вряд ли Сэнку сможет снова заснуть. Было достаточно рано, так что в палатке всё ещё было прохладно, но чем выше восходило бы солнце, тем жарче бы становилось. Пока единственный жар, который он ощущал, — это тихое дыхание Гена где-то в районе его шеи, это его бёдра, плотно прижатые к бёдрам Сэнку и вполне осязаемый, возмутительно-требовательный его собственный стояк.  Было ли это влияние утра и самой прозаичной физиологии, или бодрящая сила горного воздуха, или то, что вдвоём в одном спальном мешке было тесно, и каждый миллиметр его тела был прижат к Гену, к его фарфорово-прохладной коже, мягкой, такой невыносимо приятной наощупь? Он втянул пряный лавандовый аромат.  Определённо, последнее.  Сэнку невесомо провёл кончиками пальцев по его спине, ощущая упругую силу точёных мышц, расслабленных во сне, но всё равно твёрдых.  Сэнку старался не думать о том, как приятно ощущать его бёдра на своих бёдрах. Или о том, каким мягким и милым было лицо Гена, когда он спал — с его длинными чуть дрожащими ресницами, едва распахнутыми розовыми губами и нежным румянцем на матово-бледной коже. Он старался не думать о том, как вечно мёрзнущий Ген прижимался к нему всё крепче и крепче… Ох, чёрт, кажется, он всё-таки об этом думал.  Между твердым теплом Гена и его знакомым и столь любимым запахом Сэнку чувствовал, едва ли не физически ощущал, как цепкие щупальца возбуждения скользят по венам, почти болезненно оседая в его паху.  Ген всё ещё мирно сопел, и, хотя часть Сэнку отчаянно хотела его разбудить и трахнуть, он решил не быть настолько жестоким. Да и палатка, признаться, была не лучшим местом для подобных развлечений. Сэнку вообще не был уверен, как Ген отнесётся к идее физической близости в, так сказать, полевых условиях.  Но просто так лежать и изнывать от желания прикоснуться тоже казалось сомнительной перспективой. Поэтому Сэнку осторожно вытащил руку из сонных объятий Гена, чтобы нежно провести пальцем по его щеке. Убрать за ухо выбившуюся белую прядь. Провести по линии челюсти, по тонкому беззащитному плечу. Скользнуть под резинку его белья...  Сэнку перевёл сбившееся дыхание. Чёрт, Гена было приятно трогать везде. Он невесомо и легко провел пальцами по ещё мягкому члену, прежде чем нежно его обхватить, медленно, но настойчиво поглаживая, наслаждаясь ощущением, как он твердеет и наливается в его руке. Когда Ген был настолько горячим и тяжелым, насколько это было возможно, Сэнку вгляделся в его лицо. Ген всё ещё крепко спал.  Ну, это было не так уж удивительно, учитывая, насколько много физической активности вчера было. Вечером, сидя на обрыве, Ген казался почти истощённым.  Сэнку осторожно потянулся к молнии спального мешка и медленно расстегнул её, чтобы теснота не мешала движениям. Он ощущал почти мучительное напряжение в своих трусах, и потому, недолго думая, просто стянул их вниз. Член Гена, розовый и влажный, высовывался из его нижнего белья, и Сэнку действительно чувствовал, как от этого зрелища у него текут слюнки. Когда он успел стал таким?  Впрочем, не то чтобы Сэнку жаловался.  Каким ещё можно было быть, когда в его руках было само совершенство? Сэнку не удержался и поцеловал его в нос. И в щёку. И в уголок слегка распахнутых губ.  Как Ген умудрялся быть таким?  Восхитительным, сводящим с ума. Чёрт возьми, как же Сэнку был в него влюблён.  И как непростительно мало он об этом говорил.  Нужно будет сказать. Обязательно. О том, что его колокольчатый серебристый смех для Сэнку — самый желанный звук во Вселенной. О том, как эти кошачьи глаза цвета вечернего неба заставляют его сердце переполняться нежностью всякий раз, когда Сэнку на него смотрит. О том, как улыбка Гена — яркая, лучистая, с этими очаровательно-пленительными ямочками — превратилась в образ, который Сэнку видит каждый раз, когда закрывает глаза.    Сэнку покрывал его лицо и плечи невесомыми поцелуями и осторожно ласкал, вызывая томные вздохи сквозь марево сна, и эти звуки были вторыми в его личном топе совершенства.  О, Сэнку обожал эти звуки. Ген не был порнографично-громким в постели, что часто транслировалось как нечто возбуждающее. Сэнку изучал некоторые материалы в сети для своих, так сказать, личных исследований, и, признаться, не оценил предполагаемой прелести столь популярных ревущих криков.  Куда привлекательнее казались тихие тонкие стоны и рваные влажные вздохи, томный шёпот и звонкие всхлипы.  Как же Сэнку хотелось их сейчас услышать.  Удивительно, но Ген не проснулся даже после того, как Сэнку стянул с него нижнее белье, или когда провёл пальцами по всей длине, обводя каждую венку, или когда обхватил и медленно качнул рукой вверх и вниз. Было так приятно прикасаться к нему, ощущать его бархатистый жар.  Но когда Ген всё ещё не проснулся, Сэнку фыркнул. Какого хрена? Не может же человек настолько крепко спать? Он залез на бёдра Гена и наклонился вперёд, вглядываясь в его лицо. — Ген, — осторожно сказал Сэнку. — Родной, ты спишь?  Ответа не последовало.  Сэнку начал беспокоиться. В голове зароились совершенно неуместные мысли о летаргическом сне и коме. Блядь. Он немного откинулся назад и схватил Асагири за плечи. — Ген! Просыпайся! — А? Что? — пробормотал тот, медленно, отупело моргая. Спустя секунду взгляд кошачьих глаз, наконец, сфокусировался на Сэнку. — Сэнку-чан, ты что, приставал ко мне во сне? — спросил Ген, оглядывая себя, и, очевидно, делая выводы о сложившейся ситуации ниже пояса (включая Сэнку, сидящего на его бёдрах).  — Да, — прямо ответил Сэнку, вздохнув от облегчения. С Геном всё в порядке. — Но теперь ты, наконец, проснулся, и я могу приступить к активным действиям. Ты ведь не против? Ген опять моргнул, раз, два, явно пытаясь осознать происходящие. Потом растянулся в лукавой улыбке, щурясь, и любовно огладил бёдра Сэнку. — Ммм, доброе утро, душа моя, — он потянулся рукой к его лицу. — Иди ко мне.  И Сэнку не мог не пойти.  Поцелуй оказался каким-то едва ли не внетелесным опытом. Чем-то внеземным. Внезапно случившимся благословением. Мягкие губы, такие красивые, нежные, прохладные, на его губах, и эти маленькие звуки удовольствия, которые вырывались у Гена, и эти цепкие пальцы, зарывшиеся в волосы на затылке… Сэнку застонал в поцелуй, когда, опускаясь на предплечья, откидывая Гена на свернутые в спальном мешке одеяла удобнее, проехался членом по его члену, и почувствовал, как любимое тело под ним пробило дрожью.  Сэнку потерся о него ещё раз, и Ген всхлипнул, откидывая голову назад, оставляя такой беззащитной, такой требующей поцелуев свою идеальную бледную шею… Ген тихо застонал, его ноги плотно обхватили бёдра Сэнку, и Сэнку прижался к нему ещё сильнее, одной рукой сжимая их обоих, пока он прерывисто, но нетерпеливо выцеловывал его горло.  — Ты… ты не беспокоишься о том, что нас кто-то услышит? — Ген задыхался, выгибаясь, чтобы встретить следующее движение Сэнку. — Хром-чан буквально в соседней палатке… — Сэнку более чем болезненно осознавал, как всё это будет выглядеть снаружи, потому что палатка явно сотрясалась и звуки копошения изнутри сложно было как-то ещё интерпретировать, но это осознание только сделало его толчки более беспорядочными, более интенсивными.  — Пусть это беспокоит их, а не нас, — Сэнку слегка прикусил нежный изгиб на стыке шеи плеча, и Ген смешливо фыркнул, сразу после едва сдерживая стон в кулаке, лихорадочно вздымая бёдрами, когда Сэнку особенно хорошо обвёл большим пальцем головку. — Я слишком люблю тебя, чтобы беспокоиться о нервной системе Хрома… Ген излился первым, рвано выдыхая в губы Сэнку, смешивая их дыхание, когда Сэнку продолжал гладить его во время оргазма. — Сэнку-чан, — выдохнул он, касаясь горячими губами щеки Сэнку, его подбородка, вплетаясь пальцами в волосы, нежно массируя кожу, — продолжай, продолжай. Мне нужно чувствовать тебя.  Сэнку слегка отстранился и провёл ладонями по внутренней стороне его упругих подтянутых бёдер, вызывая сладкую дрожь, прежде чем подчиниться. Он свёл его ноги и проскользнул между, и Ген задохнулся, сжимая колени ближе друг к другу. Сэнку медленно упёрся в заднюю часть его бёдер, позволяя себе скользить сквозь их податливую мягкость, сквозь гладкую нежную кожу всего в одном дыхании от того места, где Ген сейчас чувствительнее всего.  — Боги, Сэнку, ты такой сейчас… — Сэнку  сцеловал оставшуюся часть фразы, яростно, текуче, наслаждаясь нежной сладостью его губ, оглаживая эти длинные бледные ноги, один вид которых способен был свести его с ума.  — Спасибо, что ты со мной, — прошептал Сэнку в его губы, спускаясь поцелуями по линии челюсти, к маленькому розовому уху. — Кажется, с каждой секундой я люблю тебя только сильнее, Ген, — Он прикусил мочку, тут же зализывая, продолжая толкаться между его бёдрами, прижимая эти длинные ноги к груди, сложив Гена почти пополам. — Я не понимаю, как ты это делаешь, но ты просто с ума меня сводишь, — Сэнку проехался членом по его промежности, и Ген выгнулся дугой, снова полутвёрдый, его лицо вспыхнуло прелестным алым цветом, и он обхватил руками шею Сэнку, чтобы прижать его к себе ближе, ещё ближе, и ещё.  Это было так интимно. Сэнку впился в его губы. Он жаждал Гена больше, чем пьяница жаждет вина, опьянённый шалым матовым блеском в кошачьих глазах и мягкостью его губ. Ген снова раздвинул ноги, и чуть наклонился вперёд, обхватывая Сэнку рукой, чтобы погладить его через край, и Сэнку кончил с низким стоном прямо ему в ладонь, стоило этим хрупким пальцам его коснуться.  — Чёрт возьми, Ген… — выдохнул он, когда Ген, сверкнув ямочками, начисто облизал свои пальцы, и его сизый взгляд такой игривый, такой лукавый, заискрился шалостью. Сэнку не смог сдержаться — он наклонился, чтобы снова припасть губами к его губам, и только потом скатился с него, чтобы обессилено рухнуть рядом.  Они оба тяжело дышали, и Сэнку казалось, что каждая его кость превратилась в желе, и каждый волосок на его теле словно опалили огнём.    В горле пересохло, и только сейчас Сэнку понял, насколько горячим стал воздух внутри их палатки. Как будто они лежали в духовке. Сэнку повернулся к Гену, и, нет, его сердце однажды этого не выдержит. Его красивое лицо было совершенно блаженным, он улыбался, прикрыв глаза, и длинные чернильные ресницы отбрасывали тени на острые скулы. Сэнку готов был выжечь его образ под своими веками. Он никогда не привыкнет к тому, какой человек его выбрал.    Сэнку абсолютно полностью намеревался наслаждаться этим моментом до конца своей жизни. Он тоже прикрыл глаза, но вскоре услышал копошение и шуршание пакетов.  — Ты чего? — Спросил он, приподнимаясь на локтях, и…   У него перехватило дыхание от того, как свет играет на лице Асагири. От того, как лучисто и мягко он ему улыбается. Кажется, Сэнку тотально пиздец, потому что он прикоснулся к солнцу, и теперь или сгорит, или схлопнется без его присутствия. Ген — его солнце, центр его звёздной системы, и, если он, вдруг, потухнет, или исчезнет, Сэнку покроется льдами, и- — Мне срочно нужны влажные салфетки, — хихикнул Ген. — Это было прекрасно, любовь моя, но крайне негигиенично.  — Тут недалеко есть ручей. Можно даже помыться.  Ген поёжился при мысли о холодной воде, но потом оглядел масштаб липкой катастрофы на своём животе. — Сначала салфетки. А потом — ручей. Покажешь мне, куда идти? ••• — Луна сегодня красивая, правда, Сэнку-чан? Сэнку улыбнулся и обернулся на его голос. — Ты со мной флиртуешь? — Рад, что ты заметил, — хихикнул Ген. — Ты чего ушёл? Сэнку вздохнул.  С самого утра он был… немного на нервах. Мягко говоря.  В момент, когда Ген улыбнулся ему утром, его мозг пронзило мыслью: сегодня.  Это нужно делать сегодня. Нельзя тянуть. Нет смысла тянуть. Ему нужен этот человек: заботливый, удивительный, сильный и мягкий одновременно. И Сэнку нужно, почти жизненно необходимо показать ему, как много он для него, для Сэнку, значит.  Но целый день не возникало нужного момента. После ручья в лагере их уже ждал слишком деятельный для 6 утра Хром, днём Сэнку проторчал в пещере шесть часов к ряду, вечером был шумный ужин вокруг костра с гитарой, и, вот, закат, луна, и нервозность достигла своего пика.  Чтобы как-то справиться с ней, Сэнку улизнул на плато с раскидистым деревом, место, под которым отлично думалось.  Но, конечно, Ген не мог упустить его отсутствия.  Сэнку посмотрел на него. Ген аккуратно присел рядом с ним под деревом и достал из рукава цветы, которые тут же принялся сплетать в венок. Ловкие пальцы быстро перебирали стебли, его взгляд был таким умиротворённым и мягким, его кожа в вечернем свете казалась сияющей, словно мерцающей изнутри, и… Сейчас.  — У меня есть кое-что для тебя, Ген.  Тот поднял глаза на Сэнку, заинтересованно выгнув бровь. — Да? Что же? Сэнку выдохнул и выудил из кармана бархатистую коробочку. Молча открыл её и протянул Гену.  Тот уставился на поблескивающее бриллиантами содержимое в немом отупении. Его лицо выражало… ничего.  Молчание затянулось.  Сэнку не выдержал. — Это… помнишь, мы с тобой взрывали графит, чтобы получить  алмазы? Так вот, это те самые алмазы. Я их вырастил немного в установке и отдал ювелирам на огранку, и, вот- — Это… запонки, верно? — голос Гена был хриплым и словно чуть надломленным. — Ты… ты запомнил, что я тогда ляпнул про запонки? Сэнку хмыкнул. — Конечно, запомнил. Может, это не очень заметно, но я стараюсь запоминать всё, что ты говоришь.  — Обалдеть, — выдохнул Ген. — Неужели из тех крошечных обугленных уродцев получилась такая красота? — Ага, — довольно кивнул Сэнку. — Скажи, удивительно? Ген поднял на него свой сизый искрящийся взгляд. — Это… у меня нет слов, Сэнку-чан. Боги, я… — он вздохнул, всплеснув руками. — Охренеть! Это не просто удивительно, это уму не постижимо! Спасибо! Сэнку чуть нахмурился. Ген не замечал главного? Он качнул рукой, протягивая коробочку очевидно предлагающим жестом. — Там ещё кое-что есть.  Ген вскинул брови, потянувшись за ней, и, видимо, заметив тонкую полоску металла в соседнем маленьком отсеке, замер, прикрыв рот ладонью. Сэнку вытащил кольцо, протягивая его Гену. Тот смотрел на него неотрывно, кошачьи глаза начали округляться. — Сэнку-чан… это… это… — Это кольцо, — выдохнул Сэнку. — Ну, ты тогда ещё сказал про кольцо, помнишь? Что оно бы тебе пошло, — от волнения он начал тараторить. — И я выбрал самый крупный и самый красивый бриллиант, и заказал его для тебя. Специально для тебя. Я надеюсь, оно будет тебе впору? Ты не носишь кольца, но оно плоское, и не должно мешать, и- — Сэнку, — Ген облизнул губы. — Скажи… на какой палец мне его надеть?  Сэнку взял его левую руку, поцеловал кончики пальцев, непривычно тёплые, почти горячие. Он чуть отвёл его безымянный палец и надел на него кольцо. Металлический ободок скользнул легко, словно сам стремился на отведенное ему место. На изящной узкой кисти Гена плоское кольцо с крупным втопленном в металл камнем смотрелось органично, даже красиво. Сэнку поцеловал его в центр ладони и поднял на него глаза.  Ген переводил изумлённый взгляд с кольца на лицо Сэнку и обратно и хлопал своими длинными ресницами. Сэнку мысленно потрепал себя по плечу — Ген не был испуган, и кольцо ему явно нравилось, а, значит, пока он всё делает правильно. По крайней мере, ему очень хотелось в это верить.  — Ты… можешь его снять, если хочешь, — Сэнку прижал его руку к своей груди, переводя дыхание от волнения. — Но мне бы хотелось, чтобы ты его носил почаще. Честно говоря, мне бы хотелось, чтобы ты носил его всё время, но, наверное, с твоей работой на руках не должно быть ничего, чем можно зацепиться, но… Но мне очень хотелось подарить тебе что-то, что могло бы показать тебе, как много ты для меня значишь, раз уж словами я не очень умею.  — Сэнку-чан… — Кошачьи глаза наполнились слезами, тихий голос дрожал, нежные щёки залились красной акварелью, и сердце Сэнку застучало бешено и сладко. — Это… Чёрт, Сэнку, это… это выглядит так, словно… я могу подумать, что ты… — Выходи за меня, Ген, — Сэнку скользнул кончиками пальцев по линии его челюсти и немного погладил за ухом, обнимая ладонью острую скулу. — Я хочу прожить с тобой каждую минуту в этом мире, и в каждом из миров. В любой из Вселенных.  — Ты… точно уверен? — Ген всхлипнул, по его нежным щекам потекли слёзы, и Сэнку принялся их сцеловывать, прижимая к себе за трогательно дрожащие плечи.  — Как ни в чём в жизни уверен.  — Но… я много работаю, и часто езжу в командировки… — Я работаю не меньше, и я готов тебя ждать сколько угодно, лишь бы знать, что ты вернешься, — Сэнку целовал его в висок, в макушку, и волосы Гена щекотали ему нос, но невозможно было остановиться и перестать трогать их губами.  — Но мы знакомы меньше года, Сэнку-чан… и живем вместе месяц, вдруг я буду тебя раздражать? Я пою в душе, и везде разбрасываю цветы, и- — И это лучший месяц в моей жизни. Лучшие полгода, те, что мы вместе. И я обожаю, когда ты поёшь в душе. И разбрасывай свои цветы сколько угодно, я буду скармливать их твоему зайцу.  — Боги, Сэнку-чан, — Ген уткнулся носом куда-то в толстовку Сэнку, дыша часто и тяжело.  Сэнку гладил его между лопаток и целовал куда дотягивался — в волосы, в лоб, в нежное розовое ухо, в пахнущий лавандой висок. Он мог бы просидеть так хоть до следующего лета, баюкать Гена в своих руках и чувствовать, как тот дышит, как утихает дрожь в его спине и плечах, как он вжимается в него объятиями. Наконец, Ген вздохнул, потёрся лицом о его толстовку и чуть отстранился. Положил ладонь с кольцом ему на грудь, погладил его пальцем другой руки и улыбнулся, сверкая своими очаровательными ямочками.  — Поверить не могу, Сэнку-чан, — тихо сказал он, поднимая на Сэнку свой сизый мерцающий всеми галактиками взгляд. — Ты делаешь мне предложение.  — Делаю, — улыбнулся ему Сэнку, утирая большим пальцем остаточные солёные дорожки на щеках. — Но уже начинаю волноваться, потому что пока ты только приводишь аргументы против. — Я просто не могу осознать, что ты… что ты считаешь меня достойным себя, я… — Ген, — Сэнку всё никак не мог прекратить трогать его лицо, так и водил пальцами, гладил линию татуировки, нежный пушок на щеках, красивый изгиб челюсти. — Это я, понимаешь? Я не могу поверить, что ты считаешь меня достойным себя. Потому что ты… бля, ты совершенство, Ген. Тебя можно взять и записать куда-нибудь в СИ, как эталон человека, — Ген смешливо фыркнул и покачал головой. — Ты делаешь со мной страшные вещи, ты в курсе? Ты вытряхнул меня из моего панциря, из привычного мирка в режиме дом-лаба-дом-лаба, ты буквально заставил меня снова жить и смотреть вокруг, менять мои взгляды и привычки, заставил о чём-то мечтать. Подобное до тебя вообще никому не удавалось, понимаешь? Я был уверен, что так и будет всегда. Я и помыслить не мог, что это вообще возможно — мечтать, желать, наслаждаться, дышать полной грудью, но пришёл ты, и свёл меня с ума. И теперь я столько всего хочу показать тебе… столько всего тебе дать. Всё, что могу. Всё, что умею, Ген, всё, что ты захочешь. Хочу стараться для тебя, хочу меняться для тебя, хочу, чтобы ты был счастлив. Желательно, со мной, но- — Да. Да, да, да, Сэнку-чан, боги, да, — тонкие хрупкие пальцы легли на рот Сэнку, заставляя остановиться, а потом их сменили губы — солёные от слёз и горячие. Сэнку обнял его за шею и талию, прижал ближе, еще ближе, и Ген одной рукой вцепился в его плечи, прихватывая губами губы, забираясь пальцами в волосы — другой.  — Мы правда поженимся? — Счастливо переспросил Сэнку. — Это же это «да», я же правильно понял? Ген тихо рассмеялся, снова уткнувшись щекой в грудь Сэнку, разглядывая, как бриллиант в кольце переливается в закатных лучах. — Да.  Сэнку выдохнул. — Кажется, я никогда не был таким счастливым, знаешь.  — И я, любовь моя. Я даже и не думал, что так можно, что моё сердце умеет так радоваться.  Сэнку глупо улыбался и тёрся носом о любимую чёрно-белую макушку.  Кажется, насыщенность красок в его жизни вдруг выкрутили на максимум.  В его руках тихо смеялось его долгожданное счастье, и Сэнку ни за что его не отпустит.  Никогда.