Алыми чернилами поверх исписанного листа.

Они до последнего думали, что у них все выйдет. До самого последнего мига – верили в это всей искореженной, уставшей душой. …они ошибались. Молодой человек с яркими красными волосами молча наливает чашку чая и ставит перед ним. Это уникальное зрелище и не менее уникальный опыт – обслуживающий простолюдина дворянин. Он смотрит на чашку, исходящую горячим паром, без единого слова. Его мысли в раздрае. Один за другим, все его товарищи пали. Кто-то от удара в сердце, кто-то – от удара в спину. Кого-то взяли числом, кто-то сражался с врагом один на один. Были и те, чью смерть враг огласил сам, издеваясь и насмешничая, показывая свое превосходство и пренебрежение к чужой загубленной жизни. И осознание пришло только под конец, когда было уже ничего не изменить. …их с самого начала не воспринимали всерьез. - Это бергамотовый чай. Сладкий. Судя по твоему состоянию, тебе это сейчас нужно. Голос аристократа, сидящего напротив, тихий и спокойный. Совершенно не такой, какой должен быть у того, кто еще несколько дней назад валялся посреди трактира в луже собственной крови, избитый до состояния отбивной. В этом голосе – ни намека на гнев, на обиду или тщательно скрываемую ненависть. …он уже давно научился распознавать и то, и другое, и – в частности – третье. Пальцы, затянутые в черную ткань перчаток, касаются ручки чашки так, словно та может сломаться от одного лишь прикосновения. Он помнил разруху вокруг. Горящий мир – горящий в самом прямом смысле этого слова. Пламя на земле, пламя под землей, пламя в небесах. Мироздание крошилось, сыпалось пеплом, тонуло во тьме. Он остался совершенно один – против существа, которое и человеком-то язык не поворачивался назвать. …существа, которое отняло у него все, что он когда-либо имел. Человек напротив подносит свою чашку к губам, делает глоток. Он кажется таким нереальным, ненастоящим, что на миг – жуткий, пугающий, пробирающий до самых костей миг – Чхве Хана пронзает ужасающая мысль. Может ли это все быть предсмертной галлюцинацией в попытке измученного рассудка хоть как-то облегчить грядущую смерть?.. Его горло сжимали чужие пальцы. Он не мог вырваться, не мог сделать вдох. Все, на что хватало его сил – это смотреть в глаза чудовищу, что утратило любую человечность в погоне за божественностью. В эти холодные, равнодушные глаза бездушной и бессердечной твари, принесшей в угоду своим амбициям целый мир и всех, кто его населяет. Он умирал. Он знал, что умирает. Последний из тех, кто еще жив в полуразрушенном мире. …именно тогда он услышал сдавленный стон в стороне. - Пей. Холодным этот чай не такой вкусный. Тихий голос вырывает Чхве Хана из тяжелых мыслей, заставляя вновь сосредоточить все свое внимание на дворянине по другую сторону стола. Реальность, что кажется иллюзией, обретает болезненную четкость, стоит ему ощутить обжигающую жидкость на губах. …это по-настоящему. …это все правда. Он глотает чай, с каким-то странным трепетом ощущая, как горячая вода скользит по горлу. На языке остается сладкое послевкусие, такое чужеродное после горького пепла бесконечной бойни. Чхве Хан медленно ставит чашку на стол, вновь вперив немигающий взгляд в оппонента. Кейл Хэнитьюз. Он видел краем слезящегося глаза, как неподалеку пытается подняться с земли человек. Один из тех, кого он считал уже мертвыми. Солдат ныне не существующего королевства Роан, в потертом мундире, покрытый сажей и копотью. Его сердце, готовое вот-вот затихнуть, утратившее любое желание сражаться дальше, долбанулось о сломанные в битве ребра неожиданно сильно, словно реагируя на другого выжившего, отвечая крепнущими и набирающими силу ударами на каждую попытку человека приподняться. …он был не один. …он не один! Чхве Хан стискивает чашку в своей руке, лишь чудом не ломая. Аристократу напротив явно не по себе под его взглядом, но он как-то умудряется и дальше спокойно пить свой чай. Кейл Хэнитьюз… Рон, этот жуткий старик с холодными глазами, однажды с насмешкой сказал – ему, Чхве Хану, непременно нужна причина сражаться. Причина идти дальше. Будь это задание от кронпринца, чья-то просьба или кто-то, кого нужно защитить. В голосе убийцы из рода Молан тогда звучало столько неприкрытого пренебрежения, что Мастера Меча это сильно покоробило. Оглядываясь назад, Чхве Хан понимал – каждое слово Рона было правдивым. Ему нужно было что-то – или кто-то, ради кого он мог поднять клинок. Человек, что сейчас силился откашляться, выбираясь из-под трупов своих товарищей, был именно этой самой причиной. Тем самым «кем-то». Смыслом сражаться – существовать дальше. Он не был единственным, что осталось от этого мира. Он еще мог защитить кого-то!.. …он действительно так думал. - Я не полагал, что увижу тебя снова, - Кейл Хэнитьюз избегает смотреть ему в глаза. Это царапает сильнее, чем он мог бы ожидать. – Зачем ты пришел? Они оба понимают, насколько неправильная вся эта ситуация. Чхве Хан отчетливо осознает это. Он медленно выпускает ручку чашки из своих пальцев. Стул скрипит ножками по паркету, отодвигаясь: в тишине этот звук особенно противен. Дворянин напрягается, когда он поднимается плавным движением хищника, неспешно огибает стол, приближаясь. Чхве Хан не может его винить. Их первое знакомство было не слишком… приятным. Для них обоих. …но оно сейчас не имеет никакого значения. - Ты помнишь. Голос Чхве Хана звучит надтреснуто. Тишина комнаты поглощает его, не позволяет зародиться даже отголоску эха. Но слова уже брошены, подобно камню. Слова, как тот камень, упали на дно омута. Были услышаны. Герой континента – будущий, прошлый – останавливается рядом с Кейлом Хэнитьюзом. Стоит почти что вплотную, ощущая исходящее от него тепло. …живой. Чхве Хан слышит его дыхание. Тихое, настороженное. …он еще жив. Дворянин по-прежнему не поднимает на черноволосого глаз, прижав к губам кромку чашки в каком-то трогательно-защитном жесте. Словно эта самая чашка может в один миг стать барьером между ними. …его не поглотило безжалостное пламя на глазах у Чхве Хана, захлебывающегося в рёве зверя, утратившего последнее, что имело для него значение. Кейл Хэнитьюз прямо перед ним. Вот он. Чхве Хану достаточно просто протянуть руку, и он коснется его. Ему стоит сжать пальцы на плече аристократа, чтобы ощутить живое тепло и убедиться окончательно в реальности происходящего. Иномирец стоит неподвижно. Лишь его глаза по-прежнему не отводят взгляда от красноволосого молодого мужчины. Последний из выживших. Причина Чхве Хана в тот проклятый миг снова ощутить желание бороться. Единственное, что смогло в тот миг удержать его скатывающийся в смолу отчаяния рассудок. …если подумать, то, что ему сломали шею почти что в то же мгновение, когда пламя чудовища алчно накинулось на Кейла – это поистине благословение. …а потом он открыл глаза посреди леса, укутавшийся в дорожный плащ, рядом с потрескивающим костром. В мире, который еще полнился жизнью, полнился надеждой, полнился людьми и иными существами. Словно бесконечная, утягивающая все и вся в гущу отчаяния и страха война – лишь кошмар. Но это был не кошмар. Не жуткий сон. Сны не бывают такими отчетливыми. Не оставляют в глотке привкус крови и пепла, дрожи в руках, пустоты в грудной клетке, где неохотно начинает биться еще миг назад застывшее безвольно сердце. Чхве Хан смотрит на Кейла Хэнитьюза пристально и хищно. - Ты помнишь, - повторяет он, - верно? Аристократ осторожно ставит чашку на стол. Как и Чхве Хан, он сделал разве что пару глотков. Герой континента может видеть свое отражение в мерцающей жидкости. - …И что с того, если помню? Тихий голос дворянина врезается в его уши подобно крику. Что-то внутри в яростном, ненормальном восторге заставляет иномирца втянуть воздух сквозь плотно сжатые зубы. Кейл Хэнитьюз наконец поднимает на него взгляд: спокойное марево выдержанного вина, мерцающее в полумраке свежей кровью по радужке. Это не глаза того аристократа, который еще пару дней назад хлестал выпивку и устраивал пьяные дебоши. Это – глаза солдата, что видел Ад и шагнул в него без колебаний. …те самые глаза, взглядом с которыми он встретился за миг до конца всего. Чхве Хана трясет. Но он заставляет себя сделать глубокий вдох. - Почему мы вернулись? – его голос звучит почти спокойно. Почти. Кейл Хэнитьюз еле заметно пожимает плечами. Взгляд Чхве Хана цепляется за это простое движение. - У меня есть предположение. Но оно может прозвучать слишком фантастически. - Скажи. Не просьба, не приказ. Нечто между этими двумя понятиями, понемногу – и от того, и от другого. Чхве Хан видит, как слегка дергается бровь Кейла. - Когда ты… умер, ты слышал шепот? Это не совсем то, что ожидает услышать Чхве Хан. Он еле заметно качает головой в отрицании, отмечая, как темнеет лицо старшего из графских детей. …он подмечает все нюансы, каждое изменение с ненормальной жадностью. Дворянин отводит от него взгляд, слегка кусая нижнюю губу, прежде, чем произнести: - Бог Смерти предложил мне сделку. …не совсем правда, но не ложь. Чхве Хан испытывает подобие удовлетворения, понимая, что дворянин не намерен обманывать его открыто. А то, что сказано еще не все… что ж, кто сказал, что в дальнейшем оно так и останется? - Какую? - Он хотел привести в мир того, кто… сможет помочь тебе. И снова почти что правда, но определенно не ложь. …Герой континента отмечает, что это даже интересно – ловить молодого мужчину перед ним на лжи. - Но не привел, - он не спрашивает, уже поняв, что что-то пошло не так. Слабый кивок Хэнитьюза оставляет слабое приятное послевкусие. - Верно. Вместо этого… похоже, время откатилось назад. Чхве Хан медленно кивает, куда отчетливее, чем до этого кивнул Кейл. Он не спешит отходить от дворянина, всматриваясь в его лицо и вслушиваясь в размеренное дыхание. - Вопрос лишь в том, только ли для нас двоих, - его оппонент кидает на него взгляд, немного настороженный. Похоже, его напрягает отсутствие какого-либо пространства между ними. …это даже забавно. - Когда ты вернулся? – вопрос Чхве Хана заставляет молодого дворянина замереть. Он поднимает на него взгляд с легким недоверием, будто в безмолвной просьбе повторить. И иномирец повторяет: - Когда именно ты вернулся, Кейл? Если его собеседника и коробит от такого фамильярного обращения, виду он не показывает. - Три дня назад. Чхве Хан моргает. Теперь его очередь молча высказывать недоумение. И Кейл это самое недоумение видит без каких-либо проблем. - Ты… вернулся недавно? – осторожно, словно ступая по тонкому льду, уточняет он. - Этим утром, - лицо Чхве Хана ничего не выражает, но в темных глазах клубится некое понимание. – Я вернулся позже тебя. …не так. Его вернули позже Кейла. …и, возможно, сделано это было намеренно. Годы бесконечной игры в кошки-мышки с секретной организацией заставили Чхве Хана научиться смотреть между строк, вылавливая смысл в том, что кажется на первый взгляд не таким уж и важным. Он осознает почти сразу же, что есть что-то определенное в том, в какой очередности они пробудились в прошлом. Еще вчера Чхве Хан не знал, через что ему суждено пройти, но этим утром он пробудился с полным набором чудовищных, тяжелых, пропахших и пропитанных кровью воспоминаний – с ужасом, стискивающим его нутро когтистой лапой, и болезненной потребностью в некоем якоре, что подтвердил бы реальность всего произошедшего. И этот «якорь» сидит прямо перед ним, на расстоянии какого-то локтя. Здесь есть определенный смысл. Некая закономерность. …погруженный в свои мысли, Кейл Хэнитьюз не замечает странной улыбки, скользнувшей по губам будущего Героя континента, что в будущем проиграл.