Самый дерьмовый поцелуй

      Москва встречает серостью. Весьма неприветливо. Они ехали сюда из Рязани четыре с половиной часа, и сейчас почти пять утра. В пол бредовом состоянии после неспокойного сна, от которого только одно название, мозг Антона генерирует то, что в Рязани погода была приятнее.       Он поднимается с кресел, вспоминая, что вообще-то лежит у Арсения на коленях и хочет себе треснуть по лицу. Что им двигало в тот момент, когда он соглашался на это?       И что двигало Арсением, который это предлагал?       Антон толкает его в плечо, чтобы просыпался тоже, потому что они остаются в автобусе почти самыми последними. Но это Антона не удивляет. Арсения, по всей видимости, тоже. Он спокойно продирает глаза, показательно морщась от того, что затекли ноги и задница.       Они вываливаются из автобуса поочерёдно, но вместе самыми последними, потому что Матвиенко соображает после сна чуть лучше.       Теперь они привычно вызывают такси, чтобы разъехаться по домам до двенадцати дня. Поспать нужно нормально, чтобы к часу уже приехать и готовиться к концерту. Он последний. Наконец-то. — В отель поедешь? — Серёжа хлопает Арсения по плечу, обращая на себя внимание. — Могу к себе пристроить. — Нахуй. У тебя отвратительный диван, — Арсений язвит даже в состоянии полного непонимания происходящего. — Ладно. Тебе лишь бы деньги на ветер пустить, — Серёжа ворчит, но не спорит. Если Арсению хочется в отель – пусть едет.       Антон видит, как он садится в такси, и почему-то снова чувствует себя нехорошо. Достаёт привычным движением сигареты из кармана и неспешно затягивается. Это всегда успокаивает. — Поговорили всё-таки? — их с Димой машины ещё не приехали, и тот не упускает возможности спросить то, что его интересует.       И пусть Позов тактично молчит о том, что видел в автобусе, он всё-таки сделал какие-то свои выводы, а ещё действительно заинтересован в том, что происходит. Как минимум, потому что переживает за обоих. — Нихуя мы не поговорили. Пусть пока так. — Как?       Как? Антон сам не знает, как у них с Арсением сейчас и что между ними происходит. Они будто в лабиринте и сейчас зашли в тупик, где со всех сторон голые стены без намёка на подсказку. И пока между ними так. Лучше, блять, и не скажешь. — То есть голубятню устраивать на задних сидениях вы можете, а поговорить нет? — Дима говорит это так прямо и внезапно, что Антон даже смущается.       Благо на улице холодно и румянец с покрасневшими кончиками ушей можно списать на низкую температуру воздуха. — Поз, а что делать? Мне остаётся просто плыть по течению. Я пробовал с ним говорить, а теперь пусть пробует он.       Дима с одной стороны вынужден согласиться, а с другой его невероятно удивляет и совсем чуть-чуть злит то, что эти двое ведут себя, как малые дети.       Смущаются, как подростки, смотрят друг на друга, как пара женатиков, считая, видимо, что делают это незаметно, обижаются, как малолетки, а поговорить, увольте, и даже без месячного оклада. — Два взрослых мужика уже несколько лет всё ходят вокруг да около, а подойти боятся. С ума можно сойти.       Дима окидывает напоследок нечитаемым взглядом и садится в своё такси. Антон уезжает тоже, но дома не становится легче. Слова Димы застревают в голове и давят грузом осознания: они с Арсением уже несколько лет играют в кошки-мышки. Несколько ёбаных лет.        Обрывки сна только усугубляют ситуацию, потому что начинает болеть голова, а поспать нормально не получается из-за расшатанных нервов.       Арсений в отеле находится в похожем состоянии, только вот он ещё борется с высокой температурой, которая неожиданно с отметки 37:3 подскочила до 37:9. Арсения знобит, он пьёт какие-то таблетки, что находит в своей аптечке и упрямо не хочет никому ничего говорить.       Он в Крокус Сити Холл приезжает к часу минута в минуту из-за пробок и почти опаздывает. Столкновение с Шастуном возле входа его веселит. Это шутки Вселенной? Невероятный рофл судьбы? Юмореска, предписанная жизнью? — Выглядишь так себе, — подмечает Арсений, пытаясь заполнить молчание хоть чем-то, но лучше бы он, ей богу, молчал. Брал бы пример с Антона. Тот вон молчит, даже не реагирует никак на сказанное. Эмоций никаких, и вот тут Арсению становится не по себе. — Шаст, ты не заболел?       Арсений спрашивает серьёзно без единого намёка на сарказм, потому что до него только что доходит, что Антон мог заразиться. Они же в автобусе буквально находились на расстоянии вытянутой руки, даже ближе. А Арсений всё-таки болеет.       Почему он не подумал об этом раньше? Он бы ни за что не позволил Антону к себе приближаться, потому что шанс заразиться весьма высок. — Нет.       Антон отвечает коротко, потому что с Арсением разговаривать всё ещё не хочет. Он по-новой прокручивает в голове слова Димы, сказанные утром, осознавая, что они снова просто тратят время, и всё равно не может по-другому. Упрямый он до жопы. И всё ещё неприятно скребёт в районе грудной клетки от разговора в отеле Тулы. Антон обижается.       Арсений хмыкает, понимая, что поговорить им нормально вряд ли удастся, по крайней мере сейчас. Антон, как видно, не хочет, а сам Арсений в отвратительном состоянии с температурой, еле сбитой таблетками и грозящей подняться снова в любой момент, тоже не может ни о чём серьёзном говорить.       Арсению бы хоть на сцену выйти. И желательно там не откинуться, потому что бегать, прыгать и заниматься чуть ли не акробатикой, при этом шутить, развлекая зрителей – его работа. А из-за простуды и слабости в теле, он не может даже нормально соображать. — Арс, ты охуел?       До концерта остаётся всего двадцать минут, все расходятся по туалетам и позвонить. В гримёрке, по всей видимости, сидят только Серёжа и Арсений. — Ты с температурой припёрся?       Антон останавливается у двери, подпирая собой стену и надеется, что его тень, скрывающуюся за углом, не видно в гримёрке. — Да там температура тридцать семь и девять, это ни о чём, — Антону хочется пробить себе ладонью лоб в жесте фейспалма.       Он, конечно, может и выёбывается, как подросток, ждёт извинений, цветов, конфет и с Арсением пока разговаривать не особо желает, но всё же не может не переживать.       Этот идиот пришёл сюда больной (во всех смыслах слова), чтобы что?       Конечно, Антону известно, как и всем остальным, что Арсений скорее умрёт, чем пропустит съёмки, концерты и т.д., потому что ему кажется, что он несомненно всех подведёт. И в первую очередь самого себя. А в себе разочаровываться не очень хочется.       В этом они кстати похожи. У Антона такой же пунктик. Тоже вечно кажется, что подводит всех и вся. Готов забить на своё состояние, на плохое самочувствие, лишь бы не чувствовать себя так, словно из-за одного него у кучи людей всё пошло под откос. Безосновательное чувство вины – отвратительная штука.       Антон не замечает, как их окрикивает Оксана в конце коридора, зовёт за кулисы. Арсений с Серёжей выходят так быстро, что среагировать нормально не получается. Антон попросту застывает на месте, пугая Арсения, что выскакивает первым. — Подслушиваешь? — спрашивает он мягко, оказываясь на ничтожно близком расстоянии.       Разница в росте играет Антону на руку, иначе бы они с Арсением рискнули столкнуться лбами. Тот улыбается примирительно и хлопает по плечу, чтобы Антон, наконец, перестал изображать статую. Они идут за кулисы рядом, но в окружении Серёжи, Оксаны и присоединившегося Димы.       Всё идёт по тысячному, как кажется Антону, кругу: приветствия, овации, крики, шутки, касания, они с Арсом в куклах, крики и овации с новой силой, какие-то визги с балкона. Как карусель, что никак не может остановиться.       Он не представляет, как чувствует себя сейчас Арсений, который приехал сюда простуженным, но судя по его уставшему лицу и очевидной слабости в теле, ему точно не очень хорошо.       В куклах Арсений почти летает по сцене. И дело тут то ли в девчонке, которая, наплевав на все правила, только и делала, что толкала, вместо того, чтобы аккуратно двигать, то ли в том, что Арсению было чересчур уж хреново, и он умудрялся падать Антону в руки, даже когда мог бы устоять на ногах. — Пиздец, совсем уже ебанулись, — подмечает Антон после окончания недовольным тоном, когда Позов на пару со Стасом шутят про то, что Арсения умудрились уронить за один концерт больше раз, чем за все предыдущие вместе взятые. — А если бы я не успевал ловить?       Арсений плетётся сзади полностью опустошённый. У него по ощущениям не осталось никаких жизненных сил.       Он мечтал оказаться в Питере уже завтра, но, судя по всему, останется в Москве ещё на пару дней, пока не станет хоть чуточку легче. — Я говорил одеваться? Нет же, ещё мозгов хватило с температурой по сцене скакать, — Дима начинает с контратаки, как только они оказываются в гримёрке, и Арсений бессильно опускается на диван. — Язык как помело, — он с укором смотрит на Серёжу, который непонятно когда умудрился всё всем рассказать. — Арс, в самом деле, как маленький, — в дело вступает ещё и Стас, а у Арсения банально нет сил ответить им всем.       Его знобит, тело ватное. Он молча одевается, пропуская все замечания подключившейся к дискуссии Оксаны, и уже вызывает такси, наскоро со всеми прощаясь, потому что сил не хватает больше ни на что. Но прямо около выхода из Крокуса его за руку подлавливает Шастун.       Он воровато оглядывается по сторонам, Арсений тоже, потому что оба боятся появления нежданных гостей в виде фанатов. Это, правда, запасной выход, куда сунуться не должны (и который спасает в любом городе в случаях экстренных, как сейчас, ситуаций), но шанс на подобную встречу весьма высок.       Антон без куртки, за что Арсению уже хочется сказать ему пару ласковых, но его пламенную, так и не начавшуюся речь, обрывает тихое: — Только попробуй в Питер упиздовать в таком состоянии.       Арсений, конечно, мог бы увидеть в этом своеобразный акт заботы, но есть одно «но».       Шастун от него шарахается, как от огня, на разговор не идёт, извинения не принимает. А тут на те – хуй в томате, нарисовался строить какие-то установки, больше похожие на претензии. Конечно, Арсений не отрицает, что перегнул тогда, когда чуть ли не послал Антона по известному адресу и вообще вёл себя весьма грубо, но ему теперь и шанса не хотят дать всё исправить, при этом пытаясь проявлять заботу на уровне абу-бандита восьмиклассника. — Ты, блять, чего добиваешься, — рычит Арсений, хватая Антона за ворот футболки. — Ты не хотел меня видеть буквально два часа назад, а сейчас чуть ли не босиком по снегу? Разберись в себе. А то заебал, честное слово. — Я, — Антон запинается, а после дёргается, заставляя Арсения выпустить из сжатой ладони его футболку, добавляет ещё тише. — Прости. Больше не подойду.       Звучит так виновато, что Арсению хочется пробить себе череп об асфальт. Он снова перегнул палку.       Антон уходит, всё наивно ожидая, что его окликнут, остановят, но Арсений его отпускает, так больше не сказав ни слова. Он уезжает в отель, засыпая в такси, и чувствует себя во временной петле, потому что совсем недавно он пребывал в похожем состоянии, когда вообще ничего не соображал.       Арсений без малейшего понятия сколько сейчас уже времени и как он добрался до номера. Его словно отключают, как только он опускается на кровать.       Кажется, организм дал окончательный сбой.       В пустой квартире Антон чувствует то же самое. Он уезжает следом, не сказав никому ни слова, по приезде домой, правда, перезванивает Диме, который оказывается пытался выйти с ним на связь четыре раза за час. — Вы заебали, Шаст. — Уже успел это услышать сегодня.       Дима вообще планировал сразу высказать всё, что он думает про этих двоих, которые развели драму на ровном месте, а теперь не знают, как закончить представление, но он замолкает, как только слышит от Антона что-то непонятное, но нервирующее из-за того же тона, что и в отеле, когда Арсений его послал. Кажется, он успел сделать это и сегодня. — Если хочешь, я приеду и мы поговорим, — Дима не понимает нихуя, если говорить совсем уж честно, но хочет помочь. — Ёбнулся? — слышит он тихое. — Отдохни, мы ж только домой вернулись, с семьёй побудь. Я не маленький уже, Поз, разберусь. — Ага, — бросает Дима саркастичное. — Только в умат не напивайся. Целую. Звони, если что.       Антон усмехается, потому что Позов проницательный, что пиздец. Всё-то он знает. Хотя за столько лет их дружбы это не удивительно.       Антон в самом деле собирается выпить. Но именно выпить, и Дима об этом знает прекрасно, просто так отпуская шутку про состояние несостояния из-за алкоголя.       Конечно, напиваться Антон и не собирался. Он так, расслабиться. А потом ещё излюбленно покурить на балконе, и точно отпустит. Хотя бы чуточку. Хотя бы ненадолго. Арсений отпустит и мысли о нём.       Телефон в руке спустя час одиночного употребления армянского коньяка насмешливо и осуждающе смотрит Антону в глаза, и тот не совсем понимает, когда его успело прилично так размотать. Сколько он выпил тоже непонятно, а самое интересное то, откуда Позов мог знать об этом с самого начала?       АРС       Антон терпеливо ждёт, но как-то не особо, потому что собирается сбросить уже через несколько секунд, когда запоздало всё же понимает, насколько это плохая идея. Арсений трубку взять успевает. Блядство. — Шаст, что случилось?       Антон хмыкает. Какая трогательная забота… — В молчанку играть будем? Что происходит, Антон? — Я хочу, чтобы ты приехал.       Блять.       У Арсения сердце подскакивает в горлу и хочется его выблевать, но он лишь ждёт, что Антон посмеётся, скажет, что это тупая шутка, что он, блять, снимает какое-нибудь ебанутое шоу и ему надо было кому-то позвонить, но тот молчит и шумно дышит. — Шаст, что-то серьёзное? — Мне нужен ты прямо сейчас.       Арсению кажется, что Антон пьян. Но это очень и очень сомнительно, потому что ему может правда нужна помощь. Только почему он просит приехать именно его? Почему не мог позвонить Диме? Арсений вообще-то болеет, и Антон об этом знает прекрасно. — Зачем я тебе? — Блять, просто приезжай.       Антон больше ничего не говорит, сбрасывает звонок, не отвечая на вопрос. Арсений перезванивает ещё несколько раз, но Антон попросту не берёт трубку.       Арсению всё ещё кажется, что это какая-то неудачная шутка, но он не может утверждать точно и, послав в дальние дали высокую температуру, начинает собираться. Если это и правда что-то серьёзное, то он нужен Антону прямо сейчас рядом.       Арсений вызывает такси, благо от его отеля до дома Антона не так уж и далеко, и всю дорогу думает о том, что между ними всё-таки что-то есть и появилось оно явно не недавно. Арсений ради немногих сорвётся вот так с высокой температурой в восемь вечера куда-то беспричинно. Ради очень немногих. А Шастун в их числе. Это точно что-то да значит.       Первое, что осознаёт Арсений, переступив порог чужой квартиры – жарко, даже чересчур, а второе, Арсению не показалось во время телефонного разговора. Антон пьян. Но сейчас это не имеет никакого значения, потому что он уже проебался, когда подумал, что это действительно что-то серьёзное и он Антону нужен. Он уже, проехав около часа в такси со странным водителем, находится в квартире Шастуна, что ж. — И зачем ты мне звонил? — Я хотел тебя увидеть.       Арсений пропускает пьяное откровение мимо ушей, пока разглядывает на столе в гостиной коньяк в красивой бутылке и садится на диван рядом с Антоном, у которого на щеках играет яркий румянец. Ему явно жарко, и самочувствие оставляет желать лучшего. Трясущиеся руки и испарина на лбу это подтверждают. И Арсений готов поставить все свои деньги на то, что Антона всё же заразил.       Он спрашивает, где находится аптечка, в которой, соответственно, градусник, потому что даже побывав в доме Антона несколько раз, о таких подробностях он не осведомлен. Тот указывает рукой на верхнюю полку стеллажа и утыкается в телефон. — Ты жалеешь, что приехал ко мне? — спрашивает он тихо, пока Арсений пытается разобраться в коробках, стоящих на полках.       Он оглядывается на Антона, который уже не смотрит в экран, а ждёт ответа, смотрит как-то виновато. Арсению становится стыдно в эту самую секунду. Антон, по всей видимости, напился из-за него. Точнее из-за слов, что могли здорово задеть вообще-то. Арсений понимает, что так оно и есть.       Он отворачивается к стеллажу снова, перед этим пробурчав: «Нет конечно». На Антона он смотреть больше не может, тот выглядит слишком разбито. Алкоголь всегда усиливает те чувства, которые ты испытывал, пока был трезвым. Антон явно пребывал не в лучшем расположении духа, и пол бутылки выпитого коньяка это доказывает.       Арсению становится хуже, то ли от того, что температура снова подскакивает, то ли от собственной догадки. И он не знает, что должен сделать, но он точно уверен, что ему сейчас тут не место. Он не заслуживает находиться с Антоном рядом, после всего, что наговорил. А ещё точно знает, что Шастуну пора бы укладываться спать, чтобы не стало ещё хуже.       Такой расклад Антону естественно не по душе, потому что его тянет на поговорить. Алкоголь развязывает язык, и это не новость, и Арсений бы может в любой другой ситуации с удовольствием послушал бы истории, подкинутые пьяным мозгом Шастуна, но сейчас ему бесконечно плохо.       Он уже чувствует, как температура, немного сбитая после сна, в самом деле поднимается снова и явно ползёт к отметке выше даже, чем 38.       Он, задумавшись о том, как ему в таком состоянии помочь Антону и самому не умереть желательно, протягивает ему градусник и только потом замечает, что тот уже несколько минут стремительно что-то вещает, глядя в экран телефона. Арсений заглядывает незаметно, выдыхая с облегчением, когда видит, что Антон отправляет кружочки, проговаривая какой-то пьяный бред Диме. И хорошо, что ему, а не на дохулионную аудиторию в свой телеграмм-канал. — Мне похуй, что вы думаете, потому что я знаю, что всё охуенно.       Антон непонятно на что так бурно реагирует, но Арсений сейчас даже при всём желании не смог бы об этом задуматься. Он слышит писк градусника как-то слишком быстро, а это подтверждает его предположения. У Антона температура. 37:5.       Арсений матерится на самого себя сквозь зубы, тупо смотрит в чужой экран, запоздало замечая, что на кружочки со странным содержанием начали приходить ответы от Позова с вопросами всё ли хорошо и сколько Антон выпил.       А Дима как всегда всё знает наперёд. Арсения это до сих пор удивляет. — Здарова, Поз, — он сам решает позвонить, уходя на время в коридор. Ломка в теле явно намекает на то, что Арсению бы выпить жаропонижающие, которые для начала нужно купить. В аптечке у Антона их не обнаружилось. — Сможешь приехать к Шасту? Он в не очень хорошем состоянии, я и сам сейчас откинусь. — Я не понял? Ты у него что ли? — Да. — Ты же болеешь, совсем еблан? — Дима вздыхает. — Скоро приеду. — Дверь будет открыта. Купи таблеток по пути, у Шаста температура. Но невысокая. — Понял. Из-за алкоголя может. — Может, а может и нет. Я мог его заразить.       Дима отключается, обещая приехать как можно скорее. Арсений ему чисто по-человечески благодарен. Позов – отличный друг, который даже ночью сможет приехать и помочь. Их взаимоотношения, правда, в небольшом напряге из-за всего, что происходит, но Арсений всё равно в данный момент готов на него молиться. — Они говорят, что я недостаточно хорош. А я скажу, что вы не знаете какой мой хуй на вкус. Будете дальше писать всякую хуйню — обязательно попробуйте. Ясно?       Возвращаясь в комнату, Арсений видит, что Антон спамить Диме в личку продолжает, явно в своей голове отвечая на какой-нибудь неприятный ему комментарий. В любой другой ситуации это было бы уморительно, но сейчас Арсению плохо и его раздражает абсолютно всё. — Да, Шаст, а теперь дай мне телефон. — Тебе могу дать только по ебалу. Твоему тупому. Сеня, — тянет он в ответ, используя ненавистную Попову вариацию его имени.       Арсений подходит к дивану близко, но не слишком, замирая напротив Антона, тот почти уже съехал на пол. Улыбается пьяно, пытается в глаза смотреть – Арсению становится некомфортно, мозг подкидывает максимально неуместные идеи. Особенно усугубляется это, когда Антон разводит ноги в стороны, наверное, чтобы Арсений подошёл к нему впритык, но тот продолжает стоять на месте. — Не тупи, Сеня, — Антон шепчет, облизывая губы, и Арсению хочется стереть из головы эту картинку, которую его больной мозг точно запомнил и сохранил. — Ты не перегибай, — он сдаётся, делая полушаг к дивану, но всё же сохраняя расстояние. — Мне максимально нехорошо, Антон. Я ведь могу не дожидаться Поза и просто уехать. Имей хоть каплю благодарности.       Антон пропускает мимо ушей информацию о том, что к нему должен приехать Дима, и усмехается в привычной манере. Он сейчас в слегка приподнятом настроении, и под действием алкоголя хочет совершать необдуманные поступки. Так, смеха ради. — Я сейчас хочу иметь только тебя.        Арсений готов уже лезть на стену, а потом и на потолок от своей собственной глупости и от сюрреалистичности ситуации. Зачем он вообще к Антону приехал? И ладно бы тот сидел молча или лёг спать, но Шастун выбрал трепать Арсению нервы, не затыкаясь ни на секунду вот уже почти час. А терпение, к слову, на исходе.       Арсений бы уехал сейчас, да не может, пусть он и не нанимался сиделкой для тридцатилетнего бухого долбана, который бесит неимоверно и делает это намеренно.       Арсений наговорил слишком много херни и, наверное, заслуживает быть сейчас здесь, даже несмотря на собственное состояние. За всё, что ты сделал нужно расплачиваться, и пусть этот вечер – Арсений прекрасно понимает – не перекроет того, что он успел натворить по отношению к Антону, он должен быть с ним сейчас.       На самом деле Арсений признаётся себе, что не чувствуй он сейчас своей вины за то, что наговорил, да ещё и, видимо, заразил, он бы был уже в отеле. И это подтверждает, что друг из Арсения откровенно хуёвый, как всегда говорил Серёжа и был прав.       Наверное, поэтому они с Антоном и не друзья. Они вообще друг другу непонятно кто. Но сейчас пускаться во все тяжкие и по новой задавать себе вопросы в стиле: что с этим делать – бесполезное занятие, потому что Арсений никогда не найдёт ответов. Это, конечно, не помешает ему подумать об этом потом, в одиночестве. — Ты тогда так и не ответил мне. Что тебе помогает? Успокаивает, короче.       Антон неожиданно становится тихим, не несёт больше всякой херни и не пытается подъёбывать, но каким-то образом вспоминает разговор трёхдневной давности.       Арсения Антон пытается потянуть на себя, но тот успевает вовремя руку одёрнуть и просто садится рядом. Шастун выглядит слегка поникшим, но не садиться же к нему на колени в самом деле.       Арсений не хочет снова начинать этот разговор, но поддаётся. И не потому, что он чувствует вину (хотя, он её чувствует), а просто из-за необходимости. Ему так надо. — Меня успокаивает Омск.       Арсений не тешит себя надеждой, что опьянённый мозг Антона запомнит эту ничего не значащую информацию, но теперь хотя бы можно не четвертовать себя назойливыми мыслями о том разговоре. Антон двигается к нему ближе, щекой прижимается к плечу, и Арсению почему-то хочется ощущать его ещё ближе. — Тогда… поехали в Омск? — хрипловато шепчет ему Шастун. — Вместе поедем. — Что? — Да, съездим, тебе легче станет. И всё опять хорошо будет.       Арсений улыбается, качая головой. И почему он не может мыслить на трезвую голову также, как пьяный Антон? Съездил в Омск на пару дней к маме на пирожки, и все проблемы, помахав ручкой, вышли за дверь.       К тому же то, что Арсения тревожит больше всего, точно никак не разрешится само. Потому что главной головной болью является Антон. Вот такие вот шутки. Не знаешь, правда, смеяться тут или плакать.       И как сказать о том, что Омск не решит проблему тех чувств, что находясь под огромным давлением хуеву тучу лет, всё-таки вышли наружу. Из-за Антона кстати.       Точнее из-за его длинного языка. Арсений бы с удовольствием нашёл ему другое применение, но пока приходится довольствоваться тем, что есть.       А подавленное состояние, вызванное тем, что Арсений маску клоуна не снимает уже который год, только усугубляет и без того хреновую откровенно ситуацию. Заставляет копать себя глубже и глубже, выявлять какие-то причины и следствия. А это самое отвратительное состояние – самокопание. Арсений чувствует, что совсем скоро оно превратится в самозакапывание.       И почему всё это поистине дерьмо вылилось ему на голову так неожиданно, да ещё и в таком количестве? Арсений не верит в депрессию. Это оправдание собственной лени и нежелания делать что-либо, чтобы помочь себе.       Арсений не в депрессии, нет. Он просто устал: притворяться, прятаться и прятать то, что столько лет пыталось выбраться. И выбралось вот. Прямо сейчас.       Блядские эти чувства к Шастуну, подавляемые столько лет, под действием апатии и самого Антона с его любовью помогать и лезть в душу, теперь сдавливали горло похлеще удавки. — Ты почему ещё не уехал?       Арсений замечает, что Шастун окончательно притих на его плече, только когда слышит хлопок двери, а после видит Позова, проходящего в комнату. Похоже он слишком сильно увяз в собственных размышлениях, потому что не увидел даже, что Антон успел уснуть. Арсений встаёт, укладывая Антона на бок и боясь разбудить, после привычно расправляет собственную одежду.       Дима удивлён, это видно по его чуть сдвинутым бровям и интересу во взгляде, который тут же становится нечитаемым, стоит им с Арсением посмотреть друг на друга. — Не мог же я его оставить в таком состоянии. — Это тянет на поступок хорошего человека. Но по этому поводу есть сомнения, так что беру слова обратно.       Дима хмыкает, и Арсений начинает раздражаться. Он ненавидит Позова в такие моменты, когда тот сначала молчит, а потом добивает своим сарказмом, ещё смотрит ухмыляясь, словно самый умный и знает про Арсения большего него самого. Но отрицать этот факт до конца Арсений не может сам.       Позов всегда был проницателен до ужаса и это всегда бесило. Арсений под его взглядом себя чувствовал абсолютно открытым, а открываться кому-то для него было пытке подобно. А с Позовым это вдвойне пытка, потому что открываться ему Арсений не планирует никак и никогда, но тот всё равно каким-то образом считывает его от и до, как будто насквозь видит. Рентген ёбаный.       Арсений так откровенно заебался не понимать, чего от него хотят, и почему он резко стал для всех куском мусора. Для всех тех, кому не сделал ничего плохого. Он мог бы понять Антона, но и тут ожидает тупик. Антон, которому, по правде говоря, Арсений причинил боль, всё равно пытается быть рядом и коммуницировать. Да, обижается, язвит иногда, но он и до этого подъёбывал без конца, так что по сути особо ничего не изменилось.       От этого в разы запутаннее, и Антон только всё усложняет, смотря этим своим вечно преданным взглядом, словно Хатико, готовый следовать за Поповым куда угодно и прощать ему что угодно, и от этого осознание, насколько Арсений конченный человек, бьёт по мозгам с удвоенной силой. Но это касается только его и Антона. И вот тут спрашивается: какого хуя? — Ну ты серьёзно? — Вполне. Ты — мудень, каких ещё поискать надо, Арс.       Арсению хочется орать потерпевшей чайкой. Он, сука, знает. Но. Это. Только. Его. Дело. — Завались, блять. Чё ты возишься с ним, как с маленьким мальчиком? Я пытался его от этого оградить и по итогу — мудак, — Арсений кричит шёпотом, чтобы не потревожить и без того беспокойный сон Антона, но продолжать спор на дозволенной громкости всё сложнее. — Что, блять, от меня требуется? Скажи мне, что? — Вали, Арс. Сейчас от тебя больше ничего не требуется. Если в твоей башке хоть что-то есть, подумай, окей? Поразмышляй, я знаю, ты любишь это дело.       У Арсения, кажется, несколько минут до нервного срыва. Позов с его нарочито спокойным тоном, от того заставляющим бессильно опустить голову, убивает в Арсении последние причины существовать, играя на оголённых нервах с рвением музыкально необразованного человека. Лишь бы посильнее ударить.       Но проблема в том, что музыкальное образование у Позова имеется, поэтому и знает он, сука, за что дёргать, чтобы стало ещё хуже, чем было. И хуже становится, но Арсений не позволяет случиться необратимому здесь, наспех обуваясь и накидывая куртку на плечи. — Хотя бы напиши, как он, — бросает будто с небрежностью, в спешке, хотя внутри всё клокочет. — Надо будет – напишешь сам, — Позов неприклонен до последнего. — Позвони, когда доедешь. Мало ли.       И всё же он переживает, даже когда зол. Функция «заботливой мамочки» срабатывает на всех и на Арсения в частности. — Надо будет – позвонишь сам, — язвит тот в ответ. — Да что ж ты за баран? — это последнее, что Арсений слышит перед тем, как хлопнуть дверью сильно и обиженно.       Тело безвольно опускается на первую ступень, в голове пусто. Арсению кажется, что он задыхается. Дрожащие пальцы находят телефон, нужно вызвать такси.       Следующий час проходит, как в тумане. Снова. Арсений садится в машину, просит притормозить у первой попавшейся на глаза аптеки, чтобы купить таблеток, из последних сил стараясь не уснуть.       Но после возвращения в машину, купив всё, что нужно, его буквально вырубает. Он спит всё время, что его везут до отеля. И водителю приходится аккуратно трясти его за плечо, чтобы тот проснулся. Арсений еле добирается до номера, безвольным телом опускается на кровать, впервые не находя в себе сил снять верхнюю одежду.       Арсению холодно, его знобит. И всё, что он может сделать – укрыть себя кусочком одеяла. На остальной его части он лежит сам. Арсений буквально заставляет себя приподняться, чтобы взять градусник с прикроватной тумбочки.       Он не хочет верить в то, что температура поднялась до отметки 39:2. Остаётся надеется, что, проснувшись завтра, окажется, что такой скачок произошёл из-за нервного срыва.       Глаза невольно закрываются, и из головы напрочь вылетает мысль позвонить Позову, чтобы банально спросить о самочувствии Антона.       Дима, который сидит у Шастуна уже около часа и пытается облегчить ему жизнь, понимает, что Арсений ему уже точно не позвонит. Скорее всего тот уснул сразу же, как только оказался в номере. Дима надеется, что тому хватило мозгов купить и выпить таблетки.       Позов сам безумно хотел спать. Катя писала ему, спрашивая о самочувствии Антона и о том, когда сам Дима будет дома. Последний ответа не знал ни на один из этих вопросов.       Антон был вроде в норме, а вроде по-прежнему разбитый и в добавок пьяный. Температура постепенно спадала, видимо, Антон трезвел. Что ж, по крайней мере Диму радовало то, что друг не заболел, а просто переутомился и напился. Организм дал небольшой сбой. В целом, ничего страшного. — Почему Арс уехал? — Дима просидел рядом с Антоном почти два часа. Почти молча.       Антон разговаривал нехотя, потому что сказать ему было особо нечего, а ещё он чувствовал себя не очень хорошо. Тем более, что Позов спрашивал об изменениях во взаимоотношениях с Арсением, а их не было.       Разве что душу грел факт, что Арсений с высокой температурой сорвался к Антону, даже толком не зная зачем должен приехать. А ещё он всё-таки открылся, пусть снова почти ничего не сказал, но его тихое: «Меня успокаивает Омск», – для Антона было невероятным проявлением доверия. — Совсем уже ебанулся со своим Арсением, — Дима на все эти россказни лишь покачал головой. — Поз, почему всё складывается… нихуя не складывается, — спрашивает Антон тихо, провожая Диму до двери. Тот уже собрался уезжать домой. — Потому что вы ничего сложить и не пытаетесь.       Дима подпирает собой дверной косяк и смотрит проницательно. Как всегда. И ничего нового в том, что Антона пробило на разговор, только когда друг собрался уходить, тоже нет. — Вы как взрослые дети, которые вырасти – выросли, а повзрослеть забыли. Поговорите и разберитесь, что вам нужно друг от друга. Вам ничто не станет мешать, если захотите быть вместе, — Антон машет головой в знак протеста, и Дима, явно не договорив, замолкает. Смотрит устало. Он не любит, когда его перебивают. — Дело не в этом. Что бы мы там не чувствовали, мы не сможем просто так спокойно существовать и… любить.       Антон после своих же слов выглядит ещё более поникшим, чем до этого. Хотя, казалось бы, куда уж более.       До Димы вдруг доходит, что Антон, видимо, также, как и Арсений просто-напросто боится? Они в самом деле не просто так бегают друг от друга вот уже сколько лет. Как и все люди на этой планете они боятся быть осуждёнными за собственный выбор. — Любовь не имеют права осуждать. Вы выбрали друг друга, и это лишь ваше дело. Мы поддержим вас. Ты же знаешь. — Но вокруг существуете не только понимающие и толерантные вы. И это проблема. Такое не для этого мира. — У этого мира, — Дима делает пальцами кавычки, — есть проблемы посерьёзнее, чем парни, целующие других парней. Никому нет до вас дела, пока вы не начнёте сосаться на камеру или ходить за руки по улице. Не будь Арсом, не драматизируй, а? — Хуй на, — Антон усмехается грустно, но тянется Диму обнять. Ему не лучше, но легче.       Короткий разговор успокоил, но с каждым часом, особенно когда Позов уехал, Антону становилось всё паршивее. Ему было стыдно. Как минимум за то, что Арсений приехал к нему в отвратительном состоянии, так ещё и переступил через себя, открылся Антону. Пусть и сказал всего три слова. Но для него – Шастун знает – это невероятный подвиг.       И перед Димой тоже неудобно. Тот вообще не должен был во всём этом участвовать, но каким-то образом всё равно оказался причастным.       Антон с этим мыслями, откровенно погаными и терзающими, не спит до самого утра. Много курит, измеряет температуру, отмечая, что всё в норме и отсылает Позову сообщение с извинениями, потому что ему действительно стыдно, а ещё пишет, что с ним всё в порядке, чтобы друг лишний раз не переживал.       Арсению бы написать тоже, но Антону слишком дурно от одной только мысли. Он решается на кое-что другое, но пока и сам не уверен в том, что делает. Ему нужен Матвиенко и чуть больше храбрости. Антон бы выпил, но его тошнит сейчас даже от самого слова «выпить».       Так что приходится пихать неуверенность себе же в задницу, в сотый, кажется, раз прокрутить в голове их с Позовым диалог и всё же писать Серёже. В семь утра, блять. Антон надеется лишь, что не будет послан нахуй. Хотя туда-то ему и надо.

***

— Сука, — вчерашний нервный срыв, похоже, был не при чём.       Или у Арсения теперь вся жизнь превратилась в сплошной нервный срыв. Тут не разберёшь. С утра легче не стало, хотя с чего бы?       Арсений после того, как померил температуру, моментально уснул, так и не выпив таблеток. Зато теперь он выпивает даже больше, чем нужно на одну, чтобы подействовало наверняка.       И тут то ли что-то не так с таблетками, то ли с самим Арсением, который выпил их на голодный желудок, потому что даже через час легче не становится и температура особо не меняется, теперь оставаясь на отметке 38:5.       Арсений не понимает, что с ним происходит, потому что настолько халатно он к себе ещё не относился, если и заболевал, точно знал, что делать, а что не делать. Вчера вечером он проебался по всем пунктам. — Серёг, я тебя умоляю, привези нормальных таблеток.       Матвиенко вздыхает. На часах уже одиннадцать, но Арсений его явно разбудил. Он ждёт, что друг будет недовольно бухтеть, но слышно лишь, как Серёжа просто поднимается с кровати. — О жаропонижающих не слышал? — зевает он в динамик. — Покупал, хер они помогают. — Ладно, приеду скоро. Посоветуюсь с одним умным человеком, привезу тебе колёс нормальных.       Арсений удивляется. Серёжа даже вроде не был недовольным. Или он просто сжалился над Арсением, понимая, что в данный момент, когда тот болеет, не лучшее время для хорошего пропиздона за утренние звонки. Что ж, если так, то Арсений должен быть благодарен.       Он все несколько часов до приезда Матвиенко может только лежать в постели, потому что тело на уговоры встать поддаётся плохо.       Арсений терзает себя следующие несколько часов попытками написать Антону и спросить о том, как он себя чувствует, но он чувствует себя настолько лишним и лишённым права в принципе лезть к Шастуну, что забивает на эту идею. Ему до невыносимого плохо, и всё, что Арсений может, это бессмысленно листать ленту инстаграмма, свернувшись на постели. Матвиенко застаёт его в этом положении. — Херово выглядишь, — сообщает он очевидное, оказываясь в номере. — Спасибо, — Арсений откладывает телефон, протягивая руку для приветствия. — Колёса пил какие-нибудь? — Серёжа, поздоровавшись, уже роется в пакете, что привёз с собой, и молчит, в принципе не нуждаясь в ответе Арсения на свой вопрос. — Я тебе тут купил по советам доктора Позова, так что пей. Сам, в общем, разберёшься. — Позов гнев на милость сменил?       Арсения забавляет их молчаливая с Димой перепалка, но при этом всё та же забота и уважение. — Нет, — Серёжа, по всей видимости, тоже уже в курсе всего, хотя он в этом случае самая незаинтересованная единица. — Просто он не изверг, а ты реально еблан. — Хотя бы ты не начинай, — Арсений смотрит строго. Ещё от Серёжи нотаций ему не хватало. — И не собирался. Сами разберётесь. Я поехал. Лечись давай.       Арсений практически заставляет себя подняться с постели, друга идёт провожать. — Там Шаст просил позвонить, кстати, — бросает Серёжа, обуваясь. — Зачем? — Откуда я знаю? Позвони и спроси, — Матвиенко хмыкает, он естественно знает и естественно заметил, как изменился Арсений при одном упоминании Шастуна. Клоуны. — Ведёшь себя, как ребёнок, честное слово. Всё, до скорого.       Арсений усмехается, махнув Серёже рукой на прощание. Шастун через Матвиенко просил ему позвонить, удивительно. И кто после этого из них ребёнок, спрашивается?       Арсений решает звонить прямо сейчас. Антон наверняка ждёт уже какое-то время. Громкие звуки из динамика неприятно бьют по ушам. Первый гудок, второй, третий… — Здарова, Арс. — Антон не заставляет долго ждать. Трубку поднимает быстро. — Здарова, — голос подводит, хрипит. — Как самочувствие? — Откуда узнал? — Арсений чувствует себя тупым. — А, ну да, Серёга же. — Ты сейчас в отеле? — диалог сворачивает в странное русло, отчего Арсению немного не по себе. — В отеле. — Ко мне, может? Чё по отелям то? — Арсений молчит пять долгих секунд, слышатся только частые вдохи, и Антон успевает пожалеть несколько раз, что вообще предложил. — Не знаю, Шаст, — наконец слышится ответное. — Я и тут нормально обустроился.       Антон на другой ответ и не надеялся. И всё же он раздражается. Он тут давил на горло собственным страхам и переживаниям, выпытывал у Матвиенко позвонит ли в итоге Арсений и стоит ли предлагать ему приехать, чтобы теперь тот лепил какие-то отговорки? — Бля, Арс, не выёбывайся, — Антон вздыхает. Как же он заебался. — Давай хоть попытаемся наладить контакт.       Арсений снова молчит, видимо, раздумывая, а Антону становится не по себе, потому что если ему всё же откажут, будет неприятно и очень сильно. Причина на это веская. — Ладно, эксперт по контактам, — судя по голосу Арсений напряжён. — Через час где-то буду.       Добавляя про себя: «Надеюсь». По вечерним московским пробкам за полтора бы доехать. Вчера Арсению повезло и он добрался относительно быстро, но раз на раз не приходится. — Я приеду за тобой, — слышит он в ответ. — Не стоит. — Я приеду за тобой, — тон Антона непоколебимый. Арсений хочет возразить снова, но не успевает и рта открыть. — И только попробуй свалить, потому что я уже на пол пути к твоему отелю.       Окей, в самом деле было бы неприятно, если бы Арсений сейчас отказался, потому что Антон уже полчаса стоит в пробке. Он собрался ехать ещё до того, как Арсений ему позвонил. А причиной тому Серёжа, который сообщил, что лучше бы Антону самому брать быка за рога.       Арсений не в лучшем состоянии и желательно за ним присмотреть. Он бы мог его к себе пристроить, но уступит Антону с удовольствием. На сегодняшний вечер у Матвиенко имелись планы.       Антон собрался сразу же, даже не дожидаясь звонка. Арсений мог ему вообще не перезвонить. Проверять это не хотелось, а вот забрать Попова к себе очень даже.       Арсений нервничает и с каждой минутой сильнее, потому что оказывается совершенно не готов встретиться с Антоном. Он понятия не имеет, что ему говорить, стоит ли извиниться ещё раз и что от него вообще хотят. Наверное, стоит отдать Антону должное — он пытается хоть что-то изменить между ними, потому что это нужно было сделать намного раньше.       Непонятно только, какая муха его укусила и заставила затолкать собственные гордость и обиду куда подальше, чтобы решиться на это. Арсений подозревает, что лично знаком с этой самой мухой. И имя её – Дмитрий Позов. Если это правда, то Арсений снимает перед другом шляпу.       От Матвиенко приходит сообщение, что в пакете, в котором были лекарства, находится ещё и еда, потому что Попов явно ничего не ел, а таблетки на голодный желудок принимать точно не стоит.       И Арсений, честное слово, не понимает, чем он заслужил таких людей в своём окружении и кого за них благодарить.       Он не замечает прошедшего часа за приёмом пищи, которая то ли обедом является, то ли поздним завтраком, а Шастун звонит ему снова, сообщая, что уже подъехал. Арсений, напрочь забыв об остатках вещей, которые он успел выложить, поспешно заталкивает их в рюкзак, морщась, потому что он ненавидит беспорядок.       Забавным кажется это, потому что будучи перфекционистом буквально во всём, Арсений всё никак не наведёт порядок в собственной жизни. Бардак в рюкзаке на этом фоне – невесомая мелочь.       Посмотреть на себя в зеркало в сотый раз перед выходом – привычка, но Арсений не собирается от неё избавляться. Он всё пытается пригладить волосы, но делает ситуацию на голове только хуже. Он поспешно накидывает капюшон толстовки, поверх него капюшон куртки и надевает маску. В таком виде он сам себя не узнаёт: отёкший, уставший, с болезненным цветом лица и в мешковатой одежде.       Шастун, на удивление, вычисляет его без труда, выходит из машины и зачем-то идёт навстречу. Они замирают друг напротив друга. — Можно я?.. — тихо начинает Антон вместо приветствия, кладя руку на чужое плечо.       Арсений всё понимает без слов, потому что сам хочет того же. Прижимаясь к Антону всем телом и слабо обнимая того за талию, в груди разливается приятное тепло. Антон отзывается на объятия сразу же, стискивая Арсения в руках, как плюшевого медведя. Это так странно.       Между ними всё ещё огромная бетонная стена из недопониманий, невысказанных слов. Они даже толком не помирились. Просто всё между ними так сумбурно, что оба даже не успевают понять, что им нужно делать.       Антон зачем-то хочет сказать, что скучал, хотя они виделись буквально вчера. Но, обнимая Арсения прямо сейчас, до него вдруг доходит, что скучал он именно по таким вот моментам спокойствия между ними. Когда они могли позволить себе хотя бы обняться при встрече, пусть обычно и не так крепко, как сейчас. Им не хватало «их» все эти дни молчания, обид и общего выгорания. — Я рад тебя видеть, — произносит Антон, заменяя невозможное «скучал».       Арсений его точно поймёт, потому что Антон уверен наверняка, тот тоже это чувствует.       Они стоят так совсем недолго, не шевелясь, пока Арсений утыкается носом в чужую шею с каким-то извращённым наслаждением, но скоро отсраняется, боясь быть замеченным. Одежда скрывает их практически полностью, пряча от внешнего мира, но Арсению по-прежнему некомфортно из-за постоянного ощущения уязвимости. — Поехали, — произносит он тихо, стараясь придать себе серьёзный вид, но Антон смотрит на него с неподдельной нежностью, и это сбивает с толку, потому что Арсений не тот, на кого можно так смотреть. Он не достоин такого взгляда, полного чего-то запретного, непонятного ему. Только не от Антона. — Ты очень красивый.       У Арсения мешки под глазами размером с планету и маска на пол лица. У Арсения растрёпанные волосы, которые никак не хотели укладываться. У Арсения болезненный и изнемождённый вид из-за высокой температуры. У Арсения дохулион загонов по поводу и без, и Антон об этом лучше всех осведомлён. А ещё у Арсения секундное замешательство. К такому прямолинейному Антону он не готов. К таким словам от него тем более. — Просто поехали, пожалуйста.       Иногда Арсению хочется себя ударить, а больше этого хочется, чтобы ему вмазал сам Антон.       Арсений неблагодарный, не умеющий принимать заботу и уж точно не умеющий заботиться о ком-то сам, он даже комплименты воспринимать не может нормально. Он не достоин этого всего. И бесит, что Антон, прекрасно об этом знающий, всё равно зачем-то с ним возится. — Арс, посмотри на меня.       Антон ловит прохладными ладонями арсовы щёки, не пытается развернуть, но, ожидая ответной реакции, легонько придерживает пальцами. Внутри всё огнём горит, Арсению не хочется смотреть. Он чувствует себя таким обезоруженным и слишком беззащитным перед Антоном.       Он уже знает, что сейчас столкнётся с каким-то слишком понимающим и настолько осознанным взглядом, что начнёт казаться будто это не Арсений старший, а Антон. — Ну же.       Арсений должен набраться смелости, хоть раз в жизни он хочет перестать бояться этого прямого взгляда, который он так хочет прочитать, но, даже несмотря на открытость и доверие в глазах напротив, не может, как бы ни пытался.       Антон смотрит пристально, мягко поглаживая Арсовы щёки через маску большими пальцами, и тот наконец поднимает глаза с желанием тут же опустить голову, но продолжая упрямо смотреть. — Не бойся этого, пожалуйста, — просит Антон тихо. — И если ты позволишь, я позабочусь о тебе. — Я не заслуживаю, Шаст. — Поехали домой, и я подробно расскажу тебе, почему ты ошибаешься.       Это всё переходит безопасную черту, последнюю их разделяющую. Доверие – это большой риск. А здесь – Арсений понимает – речь идёт именно о нём.       Антон просит ему довериться, но Арсению всё так же страшно ошибиться. Он не хочет ошибаться, он вообще, блять, никогда не позволял себе ошибаться. Что бы он там не чувствовал, нельзя так рисковать. А что, если это будет неоправданно? — Пора позволить себе рискнуть, Арс. — Мысли что ли читаешь? — У тебя на лице всё написано.       Видимо, не такой уж Арсений и скрытный, хотя может дело в самом Антоне? Может только ему Арсений позволяет читать себя, как открытую книгу, может он, в самом деле, хочет ему доверять? А если так, не значит ли это, что он уже ему доверяет?       Антон хочет поскорее оказаться дома, чтобы Арсения нормально покормить и уложить спать, потому что он буквально слышит, как Арсовы тараканы в голове совершают марафон.       Антон перестаёт церемониться с ним, как с девицей; просто берёт смущённого Арсения за руку и легонько тянет в сторону машины.       Они едут молча. Веских причин на это три: во-первых, Арсений сейчас говорить не захочет точно, во-вторых, при высокой температуре не до разговоров, в-третьих, он спит.       Антон этому рад, потому что так будет легче. Тишина между ними не будет давить, как всё остальное время, когда они остаются наедине. Наверно, это будет продолжаться ровно до тех пор, пока они не разберутся в себе и взаимоотношениях друг с другом.       Антон, позволив себе смотреть, пока они стоят в пробке, теперь точно знает, что он готов к разговору, а ещё готов ждать. Он даст Арсению столько времени, сколько ему потребуется, но он точно не оставит его. Они нужны друг другу. — У этого мира есть проблемы посерьёзнее, чем парни, целующие других парней.       Антон готов верить.

***

      Они оказываются у Антона в квартире спустя всего час. Арсений сонный и размякший после сна, пусть и некомфортного, но хотя бы сна. Ему наконец-то легче спустя несколько дней. Таблетки, что посоветовал Позов действительно действовали.       В квартире Антона намного теплее, чем в номере отеля, так что Арсений уже почти не жалеет, что согласился сюда приехать.       Нахождение с Антоном наедине всё ещё пугает, но тот не пытается что-то сказать или начать выяснять отношения, молча разувается и спрашивает не нужна ли Арсению какая-то одежда. — Я еду нам закажу. — Не спросишь даже, что буду? — Арсений присаживается на диван в гостиной, на самый край прямо как смущённая школьница и не знает, куда себя деть. — Я знаю, что ты будешь. Всегда одно и тоже заказываешь, когда мы в офисе ужинаем.       Антон улыбается, пока делает заказ, и незаметно поглядывает на Арсения. Телефон после откладывает и, чтобы не смущать ещё больше, отправляется в душ. Им обоим есть над чем подумать за это недолгое время. Антону особенно.       То, что вертится в его голове очень долго, требует размышлений. Он пока даже не может понять, решаться на это или нет. Идея бредовая до невозможности, и всё же он хочет довести тот несостоявшийся разговор с Арсением, начатый ещё в отеле Тулы, до конца. Либо Антон ебанулся, либо Антон ёбнулся – он сам пока не особо понимает, но задуманное из головы не выходит.       Арсений зачем-то осматривает квартиру, в которой был не один раз, и обходит по очереди все комнаты, пока Антон находится в душе. У него в квартире уютно, тепло, и Арсений чувствует себя здесь также комфортно, как и у себя в Питере. Дома.       Тишина, разбавляемая шумом воды за дверью ванны, не давит, наоборот, успокаивает.       Ровно до того момента, пока Арсения не ловят с поличным на обходе территории. Антон застаёт того в спальне, и неосознанно начинает улыбаться. Всё сложилось удачно само собой.       Нет, он не собирался с Арсением спать, лишь поговорить. Просто по-особенному. И спальня им подходит больше всего. — Ты чего? — Арсений его пристальный взгляд замечает.       Сам старается не залипнуть на голом торсе. Антон в одних шортах. Но оно и понятно. У него в квартире не то что тепло, жарко даже. — Разговор есть, Арс, — Антон подходит ближе и чувствует это напряжение между ними. — Не начинай, пожалуйста. Не сейчас, — Арсений тяжело вздыхает, глаза всё же опуская. — Тебе не придётся ничего делать, Арс, говорить могу только я. — В чём подвох?       Арсения эта вся ситуация начинает до жути напрягать, ладони становятся влажными, а это плохой знак, он точно знает. Не знает только, чего можно ожидать от Шастуна, который берёт его за руку и заставляет шагать к постели.       Арсений идёт вперёд спиной, его вынуждают довериться, ведь он в любой момент может оступиться. Антон берёт над ним контроль, пока держит его ладонь в своей. — Шаст, что ты делаешь? — Знаешь, что эффективно помогает сбить температуру? — они останавливаются у края кровати. Антон всё ещё держит за руку, говорит странные вещи и заставляет Арсения хмурить брови в попытках понять, что происходит. — Нужно как следует пропотеть, Арс. — На женских форумах вычитал? — Арсения по-прежнему Антон считает сукой, что язвит, даже когда теряет контроль над ситуацией. Антон знает, что это неприятно и даже неприемлемо, особенно, если ты – Арсений Попов.       Вынуждая того сесть на постель, Антон думает, что точно свихнулся, но это, вероятно, неплохо. В здравом уме он на такое бы не решился. Ничего, потом он себе такому бесстрашному ещё спасибо скажет. — Поговорить всё-таки придётся, Арс, — Антон сглатывает, последний раз кивая самому себе, и присаживается перед Арсением на колени. — Ты что делаешь? — тот пугается не на шутку, чуть не отпихивая Антона ногами, и притягивает колени к груди. — Забочусь о тебе, — Антон видит – Арсений напряжён до предела, но сегодня он не собирается останавливаться.       Антон с колен поднимается, и Арсений, глядя на него испуганно, но с неподдельным интересом, отползает на другой край постели спиной вперёд. Это играет с ним злую шутку, Антон ограничивает его движения, нависая сверху и заставляя Арсения лечь на спину.       Тот смотрит по сторонам и замирает, замечая руки Антона, расположенные по бокам от его головы. — Шаст, я не понимаю, — выдыхает он хрипло. — Почему ты не хочешь принимать мою помощь?       Арсений молчит, только дышит глубоко. Он злится сам на себя, потому что в его голове нет ни единой мысли. Он понятия не имеет, что ему говорить, как это прекратить, а ещё ему кажется, что он ебанулся окончательно, потому что интерес и азарт берут верх над паникой, и Арсений в самом деле готов вступить в эту игру, даже не зная правил. — Ответь, — Антон видит, что Арс под ним в замешательстве, но никакого сопротивления не оказывает. Удерживать его на месте смысла нет – он не сбежит. — Потому что я могу без всех, самостоятельно, — тянет тот еле слышно, но в полной тишине комнаты это звучит почти оглушающе. — Я готов поспорить, — Антон садится от Арсения сбоку, оставляя его лежать в положении натянутой струны. Тот заметно нервничает.       Антону завтра будет пиздец как стыдно, но отступать он не имеет права. Стягивает с Арсения штаны, и слышит в ответ неразборчивое мычание. — Шаст, это… — Заткнись.       Сегодня Антон непреклонен, как сотня спартанцев. Отступать некуда.       Штаны спускаются до колен, и Арсений лежит перед Антоном в одних трусах. Ему неловко, слишком открыто и хочется прикрыться руками, но Арсений стоически терпит, смотрит во все глаза на Шастуна и хочет то ли врезать, то ли поцеловать. Охуеть.       Антон руку кладёт ему на пах, молчит и пока решает, что это правильно. Нужно Арсения чуть расслабить. — Хочешь, да? — спрашивает он так мягко, что у Арсения сердце делает ебаный кульбит.       Арсений почти никогда в своей жизни не испытывал неловкости, но сейчас это перешло все границы. Шастун гладит его член и при этом говорит такие вещи, что становится как-то дурно. Арсений возбуждается из-за ласки, в этом нет ничего удивительного, но ему впервые за это стыдно.       Антон смотрит в глаза, разглядывает Арсения всего. И для него это будто бы пытка, потому что всё, что происходит – чересчур.        Но оказывается «чересчур» – это длинные тёплые пальцы в собственных трусах, смыкающиеся на члене. Арсений невольно дёргается навстречу прикосновениям.       Он не может так, чувствуя чужой взгляд и чужие пальцы, закрывает лицо руками и стыдливо мычит, кусая ладонь. — Какого хера? — слышится от него через секунду, когда Антон неожиданно останавливается. — Пожалуйста, убери руки от лица. Я хочу тебя видеть.       Антон говорит мягко, но требовательно. Арсений не может ему подчиниться. Ему слишком стыдно.       Антон второй рукой приподнимает чужую футболку, наклоняется, начиная целовать живот и рёбра, и у Арсения вырывается громкий судорожный выдох. Вторая рука Антона ощущается непозволительно мало, он лишь слегка поглаживает член сквозь ткань трусов. Дразнит. — Просто убери руки, и я сразу же продолжу, — тянет он серьёзно в перерыве между короткими поцелуями.       У Арсения внутри всё скручивается, ему хочется прикосновений, хочется Антона. Он подчиняется и винит в этом отсутствие секса и собственное неудовлетворение.       Антон обещание сдерживает, но перед этим стягивает с Арсения трусы для удобства. Тот приподнимается даже, помогая. Ему слишком хочется, чтобы Антон прикоснулся снова. — Ты сейчас такой открытый, — произносит Антон в абсолютной тишине, прерываемой лишь тихими выдохами Арсения. А потом совершает пиздец – облизывает свою ладонь, перед тем, как взять в неё член.       Арсений не выдерживает. Опять. Ему страшно сейчас услышать то, что скажет Антон, а ещё страшнее то, что он может сделать. Собственные ладони снова закрывают лицо в попытке убавить неловкость хоть на грамм, а Шастун останавливается. — Руки, Арс, — напоминает он мягко и терпеливо ждёт. Арсений ему подчиняется уже во второй раз. Это просто немыслимо. — Ты можешь подрочить по-человечески, если уж взялся? — вырывается язвительное, и Антон хмыкает. — Я всё сделаю, Арс, только доверься мне, — хочется оглохнуть, лишь бы этого не слышать. — Почему ты стесняешься меня? Ты особенно красивый сейчас.       Арсений хочет Антона попросить заткнуться нахуй, но тот в момент как-то слишком правильно смыкает пальцы на головке, чем заставляет застонать во весь голос. Арсений паникует и быстро прикусывает губу, теперь умоляя заткнуться нахуй себя.       Он даже не подозревал, что может издавать такие звуки. Тем более, что Антон ничего особенного не делает. Арсению страшно даже думать о том, что всё дело именно в нём. В том, что именно Шастун касается его. — У тебя великолепный голос, — это нелегально, такое должно быто под запретом. И слова такие, и пальцы эти блядские.       Арсений с силой закрывает глаза, пока Антон продолжает смотреть на него. Рассматривает словно какую-то картину в музее, в попытках понять её смысл. Арсений бы пошутил, но боится услышать от Антона подтверждение этих слов. — Я хочу помочь тебе, Арс, — снова слышится тихое. Арсений чувствует этот шёпот кожей.       Он бы покраснел, если бы давно уже не был весь красный и потный от страха, стыда и возбуждения. Но самое страшное, что Арсений почти повержен. — Как… ты мне… поможешь, — у него в прямом смысле не поворачивается язык сказать хоть что-то.       Слова заглушают хлюпающие звуки выделившейся смазки, и это звучит порнографично в мёртвой тишине комнаты. Антону кажется, что настолько сосредоточен он не был никогда. Он впитывает каждый вдох, каждое движение чужого тела. Такое хочется видеть постоянно.       Он, не сдержавшись, снова припадает к чужой коже, мажет губами по низу живота, иногда по ткани футболки, что сейчас очень не кстати.       Он набирает темп и пальцы смыкает плотнее, но, будто, издеваясь, выбирает момент, когда Арсений возбуждён до предела, и останавливается. Тот шипит и распахивает глаза, немного теряет связь с реальностью из-за ощущений. — Я хочу, — Антон оставляет поцелуй на животе, — чтобы ты сделал то, что принесёт тебе удовольствие, — он касается кончиком языка головки. Твою мать. — И я хочу быть с тобой рядом, но ты отказываешь мне. — Мне сейчас принесёт удовольствие оргазм.       Антон вдруг и целовать прекращает тоже, а Арсений хочет ему въебать. Он так нуждается в руках Антона сейчас, но тот ему не даётся, совершает запрещённое, заставляет чувствовать больше, чем хотелось бы. Чем надо бы в принципе. — Но ты же можешь всё сам. У тебя есть собственные руки.       Что?.. Нет, нет, нет! — Шаст, — Арсений не привык кого-то о чём-то просить. Арсений тем более считает унизительным о чём-то умолять. Но сейчас он как никогда близок к этому. — Пожалуйста, я… — он совершает необратимое, решаясь. — Я хочу тебе поверить.       Антону не дрочат сейчас, но у него перед глазами звёзды, он, кажется, полгорода осветить может. Слова в сердце летят острыми стрелами, причиняя приятную боль. Он так долго их ждал. — Полетели в Омск? Я хочу, чтобы тебе стало легче, — Антон по-новой облизывает ладонь, глядя прямо в глаза, он просит невозможного. Арсения словно гипнотизируют. Господи Боже.       Пальцы вновь смыкаются на члене, но Антон медлит, ждёт ответа. Арсений почти благодарно мычит, глаза непроизвольно закрываются снова, как только он чувствует прикосновения. Но их, блять, мало. — А-ах… Антон, это глупо, — у Арсения по вискам течёт пот и футболка противно липнет к телу, он почти чувствует отвращение к самому себе в эту секунду, представляя, как же жалко он сейчас выглядит, но это всё утрачивает вес. Снова.       Антон снова убирает руки с его тела. — Нет, пожалуйста, — Арсения будто бы пытают. Прикосновения острые, необходимые, и его снова их лишают. Он почти хнычет. — Моё предложение всё ещё в силе, Арс, — Антон не хочется тешить себя надеждой, ему элементарно больно, но он почему-то продолжает. — Мой отказ тоже, — Арсению снова страшно решиться. Страшно поверить.       Антон для него словно непробиваемая стена, которую тот решил разбирать по кирпичикам. Только больнее от этого. — Я понял, Арс, — слышит он в ответ разочарованное.       А дальше его выгибает дугой. Антон дрочит ему остервенело, быстро, так, что пальцы на ногах сжимаются в предвкушении оргазма. Арсений ловит ртом воздух, пытается не сгореть, хотя плавит безбожно. Он чувствует, насколько ему сейчас жарко и до противного хорошо.       Он вновь кажется себе мерзким, но приятное напряжение внизу живота и ощущение тёплых ладоней заставляет забыться и охуеть. Антон уже давно не целует его тело, но ловит своими губами губы Арсения, когда тот вымученно стонет и кончает, изливаясь в чужой кулак. — С-сука, — произносит он, заикаясь.       Тело всё ещё мелко подрагивает, Арсений чувствительный сейчас до чёртиков, перед глазами мелькают белые пятна.       Антон поднимается с кровати быстро, Арсений едва успевает заметить его передвижения. Он буквально на секунду перекрывает глаза, но Антон его уже не целует. Стоит у прикроватной тумбочки и стирает сперму с пальцев влажной салфеткой. — Шаст, — зовёт Арсений осторожно, натягивая трусы вместе со штанами. Тот не оборачивается. — Хорошо пропотел? — слышится тихое и слишком серьёзное, чтобы быть шуткой. — Извини меня за это, ладно? Хотя за такое вряд ли можно… Пиздец, в общем, прости, Арс, я не знаю, нахуя я…       Антон говорит это, всё ещё стоя к Арсению спиной. А потом слышит телефонный звонок и сбегает в другую комнату.       Наверное, курьер принёс им ужин. Хотя, кто бы в нём сейчас нуждался.       Они едят за одним столом молча, а потом также молча Антон разводит Арсению хороший раствор, чтобы тот прополоскал горло, молча подаёт стакан воды и таблетку жаропонижающих. Он молча тянет Арсения за собой в ванную и протирает его тело влажным полотенцем, чтобы освежить и смыть пот с его тела.       Арсений молча наслаждается заботой и также молча охуевает. Он не знает, что говорить в таких случаях. Антон не разговаривает с ним. Он выглядит пустым и разочарованным. И Арсений боится даже предполагать, что является причиной этого.       Антон ведь снова пытался поговорить, помочь, решить даже не свою проблему, которая для него почему-то проблемой тоже является, а что Арсений? Снова оттолкнул. Снова назвал глупостью все те попытки помощи и заботы. — Спать где хочешь? Могу предложить спальню, либо тут.       Они стоят в гостиной, и Антон старательно смотрит в телефон, пока Арсений переодевается в чистые вещи. В его вещи. — А ты где будешь? — Зависит от того, что выберешь ты.       Арсений сглатывает от напряжения и возникшей снова неловкости, но выдаёт уверенное: — Я хочу с тобой лечь, — это просто ради того, чтобы проверить насколько обижен Шастун. Просто проверка. По крайней мере, Арсению хочется так думать. — Не стоит, — Антон отрывается от экрана, смотрит всё также разочарованно. Арсению от этого нехорошо почти физически.       Он больше ничего не говорит, Антон тоже. Арсения отправляет в спальню, потому что там кровать лучше, сам раскладывает себе диван и проваливается в сон почти сразу же, как голова касается подушки. На сегодня с него хватит. А завтра он попытается снова.

***

      Антон отговаривает Арсения до последнего, но тот только недовольно хмурится и в очередной раз отрицательно машет головой на просьбы остаться дома. — Я прекрасно себя чувствую, — Арсению и правда уже лучше, даже температура спала, но голова всё ещё болит и усталость грузом лежит на плечах. У Арсения ещё и горло дерёт, фантастика. — Пиздишь, — Антон ему естественно не верит, потому что видит состояние Арсения, которое явно не такое, как обычно. — Поехали, Шаст, в выходные отлежусь.       На самом деле, сегодня они не должны были появляться в офисе, но одну из съёмок перенесли, и Арсений вроде даже рад, что не успел умотать в Питер, потому что возвращаться сегодня сюда на день ему точно было бы лень.       Арсений Антона старательно избегает все часы съёмок, потому что ему, как минимум, неловко после вчерашнего. И проклятый мозг, единожды получив сигнал, теперь работает в каком-то неправильном направлении. Теперь к Антону не только ворох непонятных противоречий, называемых чувствами, но и желание. Чисто человеческое такое желание потрахаться.       Арсений пока не решил, что им делать и как взаимодействовать после работы. Стоит ли ему от Антона уезжать куда-то, тоже непонятно. Но Арсений думает решать проблемы по мере их поступления. — Арс, я хочу поговорить, — возникают они неожиданно, когда Арсений пропускает момент и остаётся с Антоном в кабинете один на один. Тот вроде только недавно курить отходил, а сейчас уже стоит рядом. Сегодня Арсений как-то тормозит. — Мы вчера уже, — тянет он насмешливо. — А ты, блять, будто против был.       Антон от таких реплик вспыхивает словно спичка. — Для чего тебе это всё? — Арсений устал от всех игрищ, ему бы простого спокойствия, а с Антоном у них как на минном поле. — Для того, чтобы ты снова улыбался, Арс, — тот почти вздрагивает от этой фразы. Остро. — Я волнуюсь за тебя. За столько лет ты должен был понять, что ты для меня намного больше, чем просто коллега. Я, знаешь ли… — Антон осекается вдруг на невысказанной до конца фразе и через секунду мечтает помыть рот с мылом. Ему оставалось сказать два ебучих слова.       Он больше ничего не говорит. Боится. Ведь то, что между ними настолько хрупко, настолько шатко, что, кажется, всё может испортить лишний вздох. Убеждаться в этом приходится уже почти две недели, начиная с концерта в Туле. Поэтому сейчас оба, затаив дыхание, способны просто смотреть друг другу в глаза, не произнося ни слова.       Арсений надеется, что за его молчанием можно скрыть смущение. Смущение из-за того, что только что почти было произнесено. Антон надеется провалиться сквозь землю.       Он почти сказал, спохватившись так невовремя-вовремя, без малейшего понятия, что было бы для них лучше. Но точно не это молчание. — Прости. Я не должен был это… Я не хотел, оно просто само, — из головы вылетает всё напрочь, и Антон, взволнованный, как будто он тут однокласснице в любви признаётся на выпускном, забывает, как нормально говорить.       Он мычит неразборчиво, а после забивает на это.       Оправдания не несут никакого веса, как бы искусно он их не наплёл, ведь сказанное ранее, пусть это и жалкое подобие чего-то стоящего, полностью лишает возможности его оправдать.       На эмоциях, чистейших и искренних, Антон почти выпаливает признание-прости-господи-блять-в-любви, и как бы жалко оно не звучало, это было по-настоящему. Арсений распознал это легко. Именно поэтому он сейчас тоже не знает, что сказать.       Нет, Антон ничего не ждёт. Он давно знает, что надеяться не на что. Он больше не романтизирует невзаимные чувства. И он не будет плакать ночами. Возраст давно не тот. Только всё равно больно. Невзаимность острым лезвием ощущается, давит на горло и грозит перерезать его в любой момент. — Ты это всё серьёзно? — Арсений чувствует себя идиотом, но пытается хоть как-то заполнить паузу. Неловкую длинную паузу. — Нет, блять, шутки тут шучу. А почему ты не смеёшься?       Антон почти огрызается, хоть и понимает, что никто кроме него не виноват в том, что только что произошло. Более того, он ещё и Арса поставил в неудобное положение. Тому вроде и ответить бы на это нужно, а сказать-то и нечего. Антон свалился как снег на голову со своим нелепым признанием.       В кабинет, по всей видимости, никто возвращаться не собирается. Забавно даже. Если бы они с Арсением сейчас сосаться начали, – Антон уверен – сюда слетелись бы все. А когда они вот в таком вот положении, все будто испарились.       Паузу заполнить больше нечем, да и незачем, именно поэтому Антон решает, что с Арсения хватит. С него тоже. Он решает уйти из кабинета сам, найти Диму или Серёжу, да кого угодно, и вернуться сюда с ними. А сейчас лучше, наверное, оставить Арсения наедине с собой. Тот наверняка ещё от вчерашнего не отошёл. — Прости ещё раз за это, — Антон делает один небольшой шаг.       А после происходит то, от чего сердце подпрыгивает к самому горлу. — Проехали, ладно? Шаст, я, в общем, по поводу твоего предложения. Я думаю, что это не так уж и глупо, — Арсений, схватив Шастуна за рукав его свитера, всё также продолжает держать его руку в своей. Он переходит почти на шёпот, потому что ему до ужаса неловко это всё говорить. — Ты согласен полететь со мной в Омск на выходных?       «Даже после всего, что произошло?» – остаётся в мыслях на грани произношения.       На удивление, даже после смущённого бубнежа и желания исчезнуть с этой планеты с концами, Антон сияет словно начищенный до блеска самовар.       Арсений, который до этого сомневался в правильности своего решения, внезапно пришедшего в голову, сейчас отбрасывает сомнения прочь. Антон улыбается ему, а значит, Арсений всё сделал правильно.       Он бы хотел сказать Антону больше, чем сказал, потому что им давно пора было обозначить то, что между ними. Но сегодня с него достаточно. — О чём воркуете, голубки?       Дверь распахивается вроде очень вовремя, а вроде уже и не к месту. Серёжа, по мнению Антона, был бы уместен минуту назад. А сейчас, когда от Попова прозвучало то, чего Антон уже и не надеялся услышать, Матвиенко и появившийся следом Стас, не облегчили ситуацию ни на грамм.       Антон до сих пор не понимает, шутка это, попытка Арсения сгладить неловкость, или ему просто стало жаль Шастуна, смотревшего побитым щенком после сказанного, но Арсений – Антон видит по взгляду – тоже чувствует недосказанность, повисшую между ними в воздухе. — Я сегодня у тебя? — произносит он тихо, приподнявшись на носочках. Антон кивает и находится в полном ахуе. Он это правда сейчас слышит? — Тогда продолжим дома.       Антон даже не может кивнуть в ответ, и пока кабинет постепенно заполняется людьми, проходят обсуждения сегодняшних и последующих съёмок, которые должны начаться только на следующей неделе, он не говорит ни слова. Редко смеётся с каких-то их коллективных шуток, почти выпадает из разговора и не может думать ни о чём другом, кроме как об Арсении, который ведёт себя как ни в чём не бывало.       И правильно, они же сейчас не одни. Только Антону даже это понимание не помогает взять себя в руки.       Когда они оказываются дома, спустя долгих два часа, тот на пороге, только захлопывается дверь, тянется обниматься. Арсений ему удивляется, но охотно подаётся навстречу. — Чего это ты? — Хочу так, — Арсений ответом удовлетворён и больше ничего не спрашивает. Раз Антон хочет обниматься – будут обниматься, Арсений совсем не против. Ему этого тоже очень не хватало. Ровным счётом также, как и смелости. Он обязательно скажет Антону спасибо за то, что тот чуть смелее в их безумном тандеме. — Сегодня я точно сплю с тобой, — произносит Арсений в шею важно, и Антон ожидаемо смеётся. — Давай купим билеты и ляжем, ладно?       Арсений всё ещё немного пугается всего, что происходит, но он твёрдо кивает, больше даже самому себе, поскольку Антон давно решился. Арсения ждёт. Тот не может дать по тормозам сейчас. Тем более, что совсем недавно он сам предложил это сделать.       Арсений иногда наблюдает в своём поведении намёки на какое-то расстройство личности, но предпочитает думать, что это норма. Лучшее решение проблемы для него – сделать вид, что её нет. — Твои родители будут рады видеть тебя, — Арсений хмыкает на это, пока собирается в душ, оставляя Антона выбирать билеты, лёжа на кровати. Для него это всё ещё кажется супер спонтанным и каким-то нереальным, но Антон, что не сводит с него глаз весь вечер, и его яркая улыбка вселяют в Арсения уверенность, что всё не зря. Это его реальность. Здесь и сейчас. — Тебя они будут рады видеть не меньше, — Арсений нисколько не врёт. Его родители Антона принимают прекрасно. Мама так вообще от него без ума.       Арсений невольно вспоминает о том, что так и не позвонил ей несколько дней назад. Решает для себя, что непременно это сделает. Он нуждается в разговоре с кем-то, кому может довериться чуточку больше, чем всем остальным.       Он закрывает дверь в ванную и думает, что для приватного разговора самое место. Теперь он знает, что ей сказать. Надеется лишь, что Антон не решит прийти и не будет всего этого слышать. Пока хочется разобраться в себе без его участия. — Привет, мам, — на душе становится более чем спокойно, когда Арсений слышит ответное «привет, милый». Ему не хватало этого. — Мне поговорить нужно, — женщина на другом конце провода обеспокоено выдыхает. Арсений тоже. Ничего, она его точно выслушает и поймёт. — Сейчас так тяжело. Словно часть меня отсутствует. Вроде всё есть, а всё равно чего-то не хватает.       Арсений выпаливает, как ему кажется, кучу сумбурной и сложной для восприятия информации, по сути не несущей в себе какого-то ядра осознанности. Но никак по-другому сказать не получилось.       Повисло недолгое молчание. Арсений знал его. Оно означало, что нужно подумать над сказанным, сделать выводы и правильно их преподнести. На это уходит около минуты. Арсений привык, так что не спешит, терпеливо ждёт. — Любви не хватает, сынок, — слышится в трубке тихое. — Она же всегда нужна. Семь тебе лет или сорок.       Арсений понятия не имеет, как ей всегда так точно удавалось определять суть проблемы. Он понимал, о чём она говорит. Он чувствует нехватку этой самой любви. Сейчас, правда, находясь не в своей квартире, но со своим, кажется, человеком, чувствует чуть меньше. — Когда про любовь, мам? — Ты сам поймёшь, когда про любовь. Потому что это у всех по-разному, но всегда чувствуется, когда про любовь. — Однажды я покажу тебе… — Арсений вовремя затыкает себя, на непрозвучавшем: его. Но врать не хочется, и всегда есть золотая середина. — Это прекрасный человек. — Я не сомневаюсь, — слышно, как женщина улыбается. Она знает, что Арсений имеет в виду. — Хорошие люди заслуживают всего самого прекрасного. А ты у меня очень хороший. — Я люблю тебя, мам. Я приеду завтра. С Антоном, — Арсений выпаливает, как скороговорку и слышит в ответ лёгкую усмешку. Словно был какой-то шанс, что она не заметит последних слов. — Я скажу отцу. Мы будем ждать вас. Я люблю тебя, милый. Отдыхайте.       Арсений в прямом смысле выдыхает, когда слышит гудки. Ему нелегко даются подобные разговоры, но порой они ему необходимы. Прямо как сейчас. — Арс, всё в порядке?       Антон легонько стучит костяшками по двери. Беспокоится. Арсений заставляет себя не улыбаться таким банальностям. Ему всё-таки не пятнадцать. — Скоро выхожу, — Антону за дверью остаётся только усмехнуться. Он же слышал, что Арсений даже воду ещё не включал. — Я всё купил, — сообщает он, расправляя плед на постели, когда видит разморённого после душа Арсения в махровом халате. — Ты милый.       Антон, словно ничего и не сказал, продолжает возиться с пледом, а у Арсения к щекам приливает кровь и краснеют кончики ушей. Он не был готов к комплиментам. — Ты не можешь называть почти сорокалетнего мужика милым, — Арсений приваливается плечом к двери. Неловко. — Могу, ты милый, — Антон подхватывает полотенце со спинки стула и тоже отправляется в душ. Тормозит рядом с Арсением и мягко прикасается губами ко лбу. — Температуру померь. И выпей таблетки.       Антон делает всё это настолько обыденно и привычно, что Арсения буквально плавит от его заботы. А ещё от мысли, что это выглядит правильно. Он прикрывает глаза в близости Антона и чувствует приятный трепет.       Господи, да он в самом деле влюблён.       Арсений Антона до двери ванны провожает глазами, в голову лезут неуместные идеи зайти и присоединиться, но они не в порно, именно поэтому Арсений отправляется делать всё, что ему сказано, а после ложиться в постель и ждёт. У него слипаются глаза, но ему хочется лечь с Антоном.       Потребность в его близости ощущается особенно остро после того, как они позволили себе, наконец, стать ближе. — Меня ждёшь? — Антон снова в одних трусах и хочется возмутиться на этот счёт, потому что он выглядит чересчур хорошо, но Арсений и сам в одних боксерах. — Штаны с футболкой надень. Не хочу, чтобы ты замёрз, — Антон же никакого сексуального подтекста не улавливает и уже роется в шкафу, выуживая вещи и бросая их на кровать.       Арсений фыркает недовольно, потому что не привык совсем к тому, что за ним кто-то может вот так присматривать. — Иди уже сюда, — и да, ему не терпится. Он хочет Антона рядом с собой. — Оденься сначала. — А сам ходишь голышом, — Арсений забавно фыркает, и Антон широко улыбается, глядя на него. Такой забавный, словно ребёнок, которому запретили есть сладкое. — Оденься, Арс, хотя бы футболку, ночью можешь замёрзнуть, — Арсений повинуется, футболку натягивает. — А ты? — А я оденусь тоже, если пойму, что замерзаю. Просто ты не до конца вылечился, опять сляжешь с температурой. Кому это надо?       Антон говорит об элементарных вещах так, как будто Арсению пять лет, стоит – руки в боки. От этого пробивает на смех. — Копия мать, — проговаривает Арсений со слабой улыбкой.       Антон улыбается в ответ и, наконец, ложится рядом, но не придвигается слишком близко, сохраняя дистанцию. Когда Арсений начинает недовольно сопеть возле плеча, привлекая внимание, Антон больше не тормозит: одну руку кладёт Арсению под шею, сгибая в локте и моментально запуская в немного растрепанные волосы, второй ближе к себе Арса притягивает, оставляя широкую ладонь на его спине.       Тот укладывается поудобнее, щекотно дышит в чужую шею, заставляя Антона ёжится от мурашек, но становится до приторного приятно и спокойно. Арсений тоже позволяет себе расслабиться, прикрывая глаза и прижимаясь ещё ближе. Так правильно. — Арс, — Антон вдруг нарушает тишину. — Мы свет забыли выключить. — В жопу иди, — слышит он совсем тихое.       И всё-таки идёт. Но не в жопу, а к выключателю. Арсений терпеливо ждёт, не возникает, но поскорее хочет Антона назад.       Тот ложится, сразу же обнимая, даже крепче, чем в первый раз. Арсения всё устраивает. И теперь свет не бьёт по глазам. Он вдыхает запах чужого геля для душа, с каким-то детским восторгом отмечая, что сам сейчас пахнет также и почти проваливается в сон.       Антон позволяет себе поцеловать Попова в макушку, даже не задумываясь. Для него это вдруг кажется чем-то привычным. Арсений взамен дарит невесомый поцелуй куда-то в ключицу, а у Антона сердце от этого простого жеста начинает биться чуть быстрее.       Для удобства он пропускает одну ногу Арсения между своими, а вторую тот сгибает немного и кладёт Антону на бедро. Телами они теперь соприкасаются полностью, и, засыпая, Арсений ловит себя на мысли о том, что спустя тридцать с лишним лет он-таки смог найти человека, с которым чувствует себя спокойно.       Неужели истина так проста? Если счастье в комфорте, а комфортно ему с Шастуном, значит ли это, что он и есть счастье?

***

— Ты серьёзно планируешь посидеть с ними всего один вечер? — Ага.       Антон, конечно, чужие решения осуждать не имеет права, но будь он на месте Арсения, то от мамы бы по приезде в Воронеж не отходил ни на шаг. У них тёплые взаимоотношения. И даже с отчимом.       У Арсения же всё немного по-другому. Он рад увидеться с родителями, но долго с ними находиться ему тяжело. Он любит их и очень сильно, но себя чуточку сильнее. Именно поэтому давно нашёл золотую середину: можно и родителей радовать и о своём комфорте не забывать.       Антону он всех противоречий в отношениях с самыми близкими, казалось бы, людьми объяснять не хочет и не будет. Возможно когда-нибудь, когда эта тема станет менее болезненной, чем есть сейчас, он сможет поделиться этим.       Но Антон в душу залезть и не пытается. Молча кивает, продолжая собирать небольшую дорожную сумку. — Тем более, что я хотел тебе показать один уютный отель. — Хорошо, я доверяю твоему вкусу.       Арсения такие признания плавят и совсем немного смущают. Вроде и слова-то самые простые, а от Антона всё равно звучат по-особенному.       Арсений тепло улыбается своим же мыслям, закидывая вещи в стиральную машину. У них ещё куча времени до самолёта, и Антон, постоянно напоминающий о том, что им некуда спешить, помогает Арсению выдохнуть и собраться относительно спокойно.       В аэропорт они всё равно приезжают рано по меркам Шастуна, но он не возникает, потому что знает, что Арсению так спокойнее.       Среди людей, пусть и немногочисленных (бизнес зал, всё-таки), что Антон, что Арсений всё равно заметно нервничают. Их вряд ли кто-то узнает здесь, но попасть в какой-нибудь всратый паблик по «артону» очень не хочется.       И пусть на них несколько слоёв одежды, маски, капюшоны от толстовок, натянутые так, что скрывают пол лица, всё равно не по себе.       Они проходят регистрацию быстро и садятся куда-то в самый угол, относительно отдалённый от основной немногочисленной массы. — Шаст, может нам стоит разойтись на время? — предлагает Арсений тихо, с осторожностью глядя на незнакомого мужчину, сидящего через пару кресел от них. — Сильно некомфортно? — Арсений от прямого вопроса слегка теряется, но тут же неразборчиво машет головой. — Мало ли узнают, сам понимаешь, что потом будет.       Антон согласно кивает, но вопреки своим же мыслям и словам Арсения, которые очень правильные на самом деле, решается на опасное. Аккуратно пальцами левой руки скользит со своей ноги по рукаву Арсовой толстовки, где почти невесомо прикасается своими пальцами к тыльной стороне чужой ладони. Арсения словно током прошибает, как на шокерах. Он смотрит на это ошарашено несколько секунд, а потом чуть дёргается. — Шаст, ты ёбу дал или что? Люди же…       Арсений, кажется, напуган не на шутку. Он по сторонам озирается, а Антон перемещает руку на его колено. — Тише, Арс, на нас никто не смотрит.       Антону самому тревожно, потому что это нихуя не шутки. Попасть под прицелы камер на пару с Арсением в аэропорту, чуть ли не держась за руки — верх проёбов за все годы их совместной работы.       И всё же в Антоне говорит азарт, а ещё чувство жадности: он Арсения не хочет отпускать, не хочется сидеть здесь без него. Он долго ждал, так что теперь имеет полное право побыть эгоистом и забыть про окружающих. — Забей на мнение других. Пошли они нахуй, — Антон руку с чужого колена всё же убирает, пока Арсений нервно заламывает пальцы. — Шаст, сам же знаешь, хватает имбицилов, которые лезут в чужое личное пространство.       Антон понимает. Сколько раз уже они сталкивались с этим? С неадекватными людьми, которые видят контент в любом взаимодействии и снимают их исподтишка. — То, что они долбоёбы не твоя проблема, — Арсений на это только качает головой. — Как раз-таки моя, точнее наша. Несправедливый, но факт.       Антон невесело усмехается в маску, но Арсений всё понимает. Ему от осознания, что полностью свободными они не будут теперь никогда, тоже нелегко. И всё же он, переступая через себя, позволяет Антону, почти съехавшему со стула, опустить голову на своё плечо.       Тот всегда в поездках хочет спать, и Арсений готов предоставить ему некое подобие комфорта, хотя бы в благодарность за все те моменты спокойствия, что дарил ему Шастун.       Через час, когда они уже идут на посадку, приходится легонько подталкивать Антона в нужном направлении, потому что тот всё ещё в полусонном состоянии. Арсений, пока они стоят в небольшой очереди, успевает быстро набрать маме и сообщить, что приедут они только завтра погостить на денёк.       Сегодня ехать домой нет никакого смысла, потому что время уже десять вечера, а им ещё нужно долететь до Омска и заселиться в отель. Беспокоить родителей поздним визитом не хочется. Тем более он не планировал задерживаться у них больше, чем на один день. У них всего два выходных в запасе.       И пока Арсений перебирает в голове варианты того, что может случиться за эти несчастные два дня, Антон мечтает поспать ещё хотя бы час. Именно поэтому его вырубает почти моментально, как только они занимают посадочные места. Арсений заботливо пристегивает ему ремень безопасности и укладывает голову Антона себе на плечо.       Они сидят сзади, где их не увидит никто, пока не обернётся. Никому в самом деле нет до них дела, потому что всё, о чём мечтают пассажиры, это поскорее лечь спать.       Арсений тоже постепенно расслабляется и засыпает, положив тёплую ладонь на руку Антона. Он раздумывает об этом добрых пятнадцать минут, взвешивая за и против, и в итоге решается. По прилёте, он уверен, они оба оценят этот маленький подвиг.