соломенный дом, соломенный пес (straw house, straw dog)

Я сплю, мне снятся сны. Я выдумываю вещи, которые никогда бы не сказал. Я произношу их очень тихо.

— Тогда — Переезд из бункера был самой умной идеей, которая когда-либо приходила в голову Дину на его памяти. Еще до возвращения Каса Дин взбесился из-за того, что Каса больше не было рядом. Дни сливались в одно долгое затемнение, невозможно было сказать, какой сегодня день недели. Дин не смог бы назвать год, не говоря уже о месяце. Однажды, особенно поздней ночью, спустя несколько месяцев после того, как он закрутился по спирали, он решил, что ему нужно выбраться из бункера. Они заслуживали жизни за пределами подземного центра. Кас… Кас может и не вернуться, но если каким-то чудом Кас вернется, они это выяснят. Самая маленькая, ничтожная искра не надежды, а чего-то светлого, заставила Дина захотеть сделать что-то только для них. Каким бы ни было это чувство, Дин решил, что доведет дело до конца. Кас заслуживал хороших вещей, и если Дин мог их предоставить, он собирался это сделать. Это потребовало некоторого планирования. Больше, чем он ожидал, но это дало ему то, за чем он мог проводить свои дни. Он составил на своем телефоне список мест, выставленных на продажу в этом районе. Не более чем в двух часах езды от бункера. Он все еще хотел быть рядом с Сэмом, который принимал роль почти лидера этой новой волны охотников. Дин был готов остаться поблизости на случай, если в нем возникнет необходимость, но он хотел иметь место подальше. Безопасный и уютный дом для него. И Каса, если он когда-нибудь действительно вернется. Хотя он нашел много домов на продажу, лишь горстка из них соответствовала тому, что он хотел. Он не хотел быть придирчивым, но знал, чего хочет. И они заслуживали того, чтобы получить то, что он хотел для них. Однажды ночью, когда он искал, рядом с ним стоял стакан виски, и он понял, что впервые за несколько месяцев не теряет сознание после выпивки. Он нашел что-то, что удерживало его от этого, и он чувствовал, что Кас гордился бы им за то, что он не напивался до беспамятства каждую ночь. Он почувствовал, как внутри у него потеплело, он был доволен тем, что делает что-то, гарантирующее, что он сделает Каса счастливым. Даже если Каса не было рядом, чтобы увидеть это. Он отмахнулся от этого хода мыслей. Как только у него появился список адресов, он выключил ноутбук и забрался в свою кровать. Он продолжит свои поиски завтра. Дин все еще боролся с тем, чтобы заснуть. Но ему нужен был отдых, он не мог делать это, и в то же время быть не в своем уме. Кас все равно бы этого не захотел. Дин должен был быть лучше, чем был на самом деле. Он продолжал говорить себе, что это было для Каса, и это не работало в полной мере. Но это не значит, что оно не работало. Он закрыл глаза и просто поплыл. Он оставался в том промежутке между сном и бодрствованием, когда чувствовал, что погружается в пену памяти еще сильнее, чем раньше. Комфорт отдыха — долгожданная перемена в его обычном водовороте закручивающихся мыслей и чувств по поводу всего, что он не мог исправить. — Кас, я надеюсь, ты навострил уши, чтобы слушать. Я знаю, что все произошло неправильно. Что ты бросил меня, когда подумал, что другого выбора нет, — Дин на мгновение остановился, переводя дыхание. — Когда ты вернешься, и я имею в виду — «когда». Ты не будешь готов к тому, как все изменится. К лучшему, конечно. Я вытаскиваю нас из этого бункера, это больше не дом. Не без тебя. Так что будь готов, ангел, у нас будет свое собственное место. И ты поможешь мне сделать его идеальным. Потому что мы должны быть вмес… Дин почувствовал, как слово застряло у него в горле. Никакое усилие не позволило бы ему вырваться. Итак, он попробовал еще раз: — Мы будем только вдвоем, и как это может быть неправильно? Он надеялся, что донес свое послание. Он надеялся, что Кас услышал его слова в Пустоте. Что даже несмотря на то, что они были разделены, Кас услышит его и найдет хотя бы малейшее утешение. Дин погрузился внутрь себя после своей небольшой речи. Это могли быть минуты, а могли быть и часы. Его разум погрузился не совсем в сон, но в полубессознательное состояние. Его мозг вызвал сценарии, которые он подавлял годами. Образы его и Каса в этом новом доме, который он искал, составляли ему компанию, пока он отдыхал. Это было не так больно, как обычно. Во всяком случае, это заставило его расслабиться еще больше. Он представлял сцены, в которых они с Касом существовали вместе так, как он никогда раньше не позволял себе активно воображать. Дин представил, как стоит у плиты, помешивая что-то на маленьком огне, а Кас подходит и обнимает его. Он увидел, как Кас положил подбородок на его плечо, а затем уткнулся носом в шею. Его пятичасовая тень приятно скользит по чувствительной коже шеи Дина. Он видел, как они лежали на диване. Как он откидывается назад между ног Каса, положив голову ему на плечо. Фильм, который они смотрели сотни раз, крутится, пока он расслабляется в объятиях своего ангела. Кас работает в своем саду, в то время как он работает над созданием решетки для входа, по которой Кас мог пустить виться свои цветы. Дин представил, что смотрит на Каса и солнце ярко освещает их обоих. Лицо Каса раскраснелось от дневного тепла и напряженной работы на грядках. Дин представил себе, как он подходит к Касу, толкая его вниз, в сидячее положение. Занимает место на коленях у ангела, обвивает руками шею Каса и глупо целует его. Он мог представить, каково это — прижиматься к твердому телу Каса, в то время как их поцелуи становились все грубее и грязнее. Он не мог не почувствовать эффект этого конкретного сна и поерзал в постели, переворачиваясь на другой бок, чтобы попытаться отвлечь свои мысли от дальнейших размышлений. Они могли бы быть вместе вот так, в реальной жизни, если бы только Дин не был гребаным трусом. Кто-то может предположить, что он никогда ничего не делал из-за того, что Кас был мужчиной и все такое. Но он был далек от того, чтобы беспокоиться об этом. Сосуд Каса был идеален, это было то, что выбрал Кас, как это могло быть чем-то меньшим, чем все, чего он хотел? Кас мог быть в любом теле, он просто хотел Каса, существо, которое содержалось внутри. И, честно говоря, Кас выбрал кого-то, кто действительно проверил все его ящики. Темные волосы, всегда выглядевшие так, словно кто-то провел по ним руками. Сколько раз Дин представлял себя тем, из-за кого Кас выглядел растрепанным, проводя руками по мягким на вид прядям. Больше, чем он мог сосчитать, если быть честным. Голубые глаза, никаких метафор или прилагательных, достаточно сильных, не хватит, чтобы передать ту глубину, которая пригвоздила его к месту, когда они смотрели друг на друга. Он был помешан на голубых глазах, и Касу приходилось появляться в таком виде, как у него, и с такими голубыми глазами, что сравнение обычно не подходило. Он должен был знать, что ему конец. Тогда ему пришлось пойти и стать лучшим другом Дина. И хотя физическое влечение всегда было там, иногда дремлющее, когда их жизнь безжалостно отнимала у них все больше и больше, но всегда было. Когда пытаешься наблюдать, как Кас уничтожает монстров своим ангельским клинком, со всей силой и могуществом, тогда не приходится думать буквально ни о чем, чтобы удержаться от неуместного стояка на публике. А каково наблюдать, как Кас водит пальцами по древним текстам во время исследования, или подпирает подбородок руками, проводя указательным пальцем по розовым потрескавшимся губам, пока обдумывает их следующий шаг. Дин был всего лишь человеком, и теперь у него не было ничего, кроме времени подумать об этом. Это было все, о чем он мог думать. Его влечение к своему лучшему другу. И это было не просто физически. Независимо от того, насколько сильно он сосредотачивался на физических чертах Каса, дело было не только в этом. Дин скучал по их ночам в пещере, когда они вместе смотрели фильмы. Где Кас задавал бы больше вопросов, чем следовало. И с кем-нибудь другим Дин бы пожаловался на то, что они распускают язык. Но с Касом ему это нравилось. Любил объяснять что-то Касу или делиться мелочами, которые он узнавал со временем, об актерах или съемках. Он скучал по езде в «Импале», по негромко играющей музыке между ними. Голосу Роберта Планта — саундтреку к их разговорам обо всем на свете. Асфальт американских автострад и проселочных дорог — их постоянный спутник. Дин почувствовал, как первая слеза скатилась из-под его закрытых глаз, горячая дорожка скатилась по щеке и упала на подушку. Воспоминания были единственным, на что он мог опереться, образы и сценарии того, что могло бы быть, были горько-сладкими. Хотя это было то, чего он хотел больше всего на свете, иногда было пыткой воображать эти вещи, но не иметь возможности получить их на самом деле. Кас, возможно, сказал ему, что счастье не в том, чтобы иметь. Но он ошибался. Счастье не в том, чтобы просто быть, потому что прямо сейчас быть — было больше, чем он хотел. Если бы у него был Кас, все было бы лучше. Он докажет это. Кас просто не знал, что обладание может быть еще лучше, потому что он думал, что у него этого не может быть. Что ж, Дин собирался сделать все, что в его силах, чтобы изменить это, начиная с этого нового дома. Кас должен был вернуться, для этого должен был быть какой-то способ. И когда он это сделает, у них будет свое собственное место. Дин собирался показать ему, что иметь — это все, чего он когда-либо мог желать. С этой последней мыслью Дин погрузился в легкий сон, грезы наяву превратились в реальные сновидения. Его окружала густая тьма, это ни на что не было похоже. Это было не совсем угнетающе, но всеохватывающе. Он мог посмотреть вниз и увидеть свои руки, но вокруг него ничего не было. Хотя смотреть было не на что, он почти мог уловить ощущение глубокого дыхания. Это становилось невыносимым, Дин не мог сказать почему, но когда он закрыл глаза, он почувствовал под собой пену памяти, а открыв глаза снова, увидел темноту своей комнаты. Света от будильника было достаточно, чтобы расставить знакомую мебель вокруг него. Он чувствовал себя немного дезориентированным, но, покачав головой, позволил этому чувству медленно исчезнуть и снова уткнулся лицом в подушку. Он заснул прежде, чем успел еще как следует подумать об этом.