М.М. Пришвин
29 января 1877 года. Эрнест Синглтон
Лука нерешительно обернулся на Фридриха, лицо которого было привычно сосредоточенным и словно бы безразличным, но увидев, что друг замешкался, он слегка улыбнулся и ободряюще кивнул. Лука шумно выдохнул и приоткрыл дверь кабинета. — Проходи, Лука, — произнёс Эрнест, сидя в кожаном кресле за письменным столом. Кабинет был маленьким и довольно уютным. — Присаживайся. Он неуверенно сделал несколько шагов и опустился на красивое кожаное кресло напротив родственника своих друзей. Эрнест был чуть младше Вьятта, ещё более серьёзным и, как Фридрих, с пугающим безразличием на лице, но при этом с крайне внимательными и проницательными глазами под взглядом которых становилось крайне неуютно, словно мистер Синглтон видит каждого насквозь. — Кажется, ты сумел найти общий язык с моими внуками, — медленно начал Эрнест, неотрывно смотря на Луку. — Раньше в их компании никто не задерживался дольше, чем на несколько дней. Тебе ведь интересно проводить с ними время? — полуутвердительно спросил он. — Да, сэр, очень, — негромко ответил Лука, хмуро смотря на мага и не понимая, к чему тот клонит. — Я слышал, ты родом не из Англии. Это правда? — спросил Эрнест, и мальчик нерешительно кивнул, думая о том, что мистеру Синглтону не нравится общение внуков с чужаком. Внутри кольнул страх: не запретит ли он дружить им?.. — При этом, тебе хватило лишь одного года, чтобы привыкнуть к новой жизни… — задумчиво продолжал он, — и совершенно не похож на дикаря, каким тебя описывали мои внуки год назад. Скажи, Лука Гарсиа Цраиг, что есть для тебя дружба? — Верность, сэр, — негромко ответил Лука, но таков ответ не устраивал мистера Синглтона: он продолжал выжидающе смотреть, ожидая более полного ответа. Тогда Лука добавил: — Готовность защищать спину ценой собственной жизни. — Ценой собственной жизни иногда защищать легче, чем пойти на компромисс, — медленно сказал Эрнест. — Свою жизнь отдать, порой, гораздо легче, чем претерпеть огромные потери во имя дружбы. За друзей нужно не умирать, а убивать и отдавать. Впрочем… этому жизнь тебя ещё научит, — вальяжно откинувшись на спинку кресла, Эрнест достал из портсигара толстую папиросу и пристально посмотрел на школьника. — Ты знаешь, зачем я пригласил тебя? — Нет, сэр, — покачал головой Лука и задумчиво уставился на мага. — Почему Вы хотели видеть меня? Мистер Синглтон выдохнул в сторону густой дым, который медленным потоком улетел в окно, очевидно собранный магией, чтобы в помещении не скапливался дым. Лука проводил его взглядом и вновь посмотрел на хмурого Эрнеста, который хотел было что-то сказать, но вновь поднёс к губам сигару. Выдохнув дым, он перевёл взгляд на Луку, от которого стало совершенно не по себе. Мистер Синглтон медленно и тихо заговорил: — Настоящая дружба не ограничивается школьными стенами, — начал он. — Настоящие друзья познаются не в школьных коридорах, а в горе, беде и лишениях. Если я скажу, что знаю судьбу своих внуков и то, что находиться подле них будет тяжело и крайне опасно, то что дальше делать будешь ты? — глаза Эрнеста слегка сузились, а зрачки, кажется, на миг стали чуть больше. — Не то, что вы думаете, — тихо прошептал Лука, исподлобья смотря на мистера Синглтона. — Если они мои друзья — то, о чём Вы говорите, ни на что не повлияет, я буду с ними, — Эрнест слегка запрокинул голову, откинувшись на спинку, вновь сделал затяжку и выдохнул клубы дыма, всё также оценивающе смотря на мальчика. Лука не сомневался, что сейчас он проверяет его мысли, эмоции, прошлое: в голове, словно перед глазами полупрозрачными образами, проносились каникулы, бабушка, Нга Матуку, арики, профессор Фронсак. — Даже если эта дружба сведёт тебя в могилу? — тягуче поинтересовался Эрнест. — Не сведёт, — уверенно ответил Лука, отчего мужчина слегка усмехнулся и опустил сигару в пепельницу. — Что ж… быть может, и выйдет что-то из этого пути… — очень тихо сказал он, поднявшись с кресла и отступив к окну. Не оборачивая, Эрнест сложил руки за спиной и громче продолжил: — Я хочу, чтобы ты запомнил то, что я тебе скажу. Какой бы безнадёжной ни казалась ситуация — выход есть, — мистер Синглтон обернулся и посмотрел в глаза Луки, уверенно продолжая: — Даже если большая война кажется безнадёжно проигранной — есть хотя бы один единственный шанс выиграть её. Возможно, один из сотен или тысяч, но он есть. Всегда. Даже если это случайность — её можно поймать и использовать. И один из таких шансов может оказаться в твоих руках, маленький генерал. Не упусти его. На кону будут высокие ставки. Слишком высокие. — Генерал? — спросил Лука. — Почему генерал? — Таково твоё предназначение, — ответил Эрнест, смотря в окно. — Предназначение? — растерянно повторил Лука незнакомое слово, — Как это? — То, что предначертано твоей судьбой, — не оборачиваясь, ответил Синглтон. — Жизненный путь, который ты должен пройти, чтобы жизнь не прошла в пустую. — Но как Вы поняли, что мой путь — такой? — Эрнест медленно повернулся и задумчиво застыл, словно решая, стоит ли говорить об этом. Лука затаил дыхание, и с каждым стуком часов, ему всё больше казалось, будто прошла целая вечность, за которую мистер Синглтон успел забыть о лохматом маленьком госте. Но ещё несколько ударов секундной стрелки спустя, Эрнест всё же ответил: — В нашей семье, — степенно начал он, — по мужской линии передаётся некий дар. Именно поэтому мы очень внимательно и настороженно относимся к тем, кто появляется рядом с нами. Не стану скрывать, что наводил о тебе справки. Несколько недель назад мне удалось увидеть возможный вариант будущего, один из многих, — пристальный взгляд Эрнеста вновь поднялся к лицу Луки. — Он может свершиться, а может и нет. Но я считаю своим долгом сказать тебе об этом, потому как в видении был и ты, — чуть помедлив, он продолжил: — Впереди будет сложный путь. Не всегда старшие люди могут говорить правильные вещи. Не все те, кто кажется другом, несёт в себе добро. Следуй за сердцем, ни на кого не оглядываясь. — Вы это увидели? — удивлённо спросил Лука, — Но почему Вы увидели пророчество обо мне, а не о своих внуках или детях? — лицо Эрнеста смягчилось и, кажется, взглядом он даже улыбнулся. Но лишь взглядом, лицо его, как и у Генри, не выражало совершенно ничего. — Я видел и своих потомков, и тебя, — тихо ответил он, и небрежным жестом призвал в руку папиросу и поднёс к губам. — А потому, — выдохнул он клубы дыма, — решил всё проверить, составил твои гороскопы, — Эрнест вновь сделал паузу, длинную и тягучую, но Лука понимал что он сказал не всё, и оказался прав: — Ты сможешь спасти тысячи жизней, если не свернёшь со своей дороги и будешь действовать не так, как хотят другие, а так, как тебе велит твоя душа — но не желание и не первые порывы, — холодные бледные глаза серо-голубого цвета вновь были прикованы к мальчику, но уже не улыбались. — У тебя есть чрезвычайно большие шансы стать одним из самых величайших волшебников следующего столетия, Лука. — Я не хочу быть великим, — покачал он головой, но где-то внутри эхом отзывались слова мистера Синглтона, будто приговор, неопровержимый факт. Это чувство веры чужим словам совершенно не нравилось Луке, но сделать что-либо с этим он не мог, слепо веря деду своих друзей, которого видел впервые в жизни. — Я знаю, — кивнул Эрнест, будто нежелание быть великим — что-то само собой разумеющееся. — Ты хочешь найти своё место в этой жизни и быть нужным… — сказал он, и Лука нахмурился. — Ты им станешь, — уверенно сказал мистер Синглтон, и Лука вновь с горечью верил. Отступив от окна, он добавил: — Но только в том случае, если научишься не слушать тех, кто сбивает тебя с пути. — А как я узнаю, что они сбивают меня? — спросил Лука следя непонимающим взглядом за мистером Синглтоном, который опустился в кресло и напоминал сейчас грациозного сытого хищника. — Ты поймёшь это. Почувствуешь. И будешь противится тому, что они навязывают тебе. Иди всегда своей дорогой, время же расставит все ответы к нужным вопросам, — Эрнест вновь выдохнул дым, который тут же струйкой протянулся к окну и холодно закончил: — А теперь ступай, Лука. Мальчик рассеянно кивнул и поднялся с кресла, а затем неуверенно отступил к двери, но взявшись за ручку, остановился и обернулся. — А можно спросить? — слегка сощурив глаза, Эрнест степенно кивнул, словно уже зная о том, какой вопрос задаст мальчик. — Спрашивай, — Лука закусил губу и мазнул взглядом по ковру, на котором стоял, а затем посмотрел на мистера Синглтона и, переступив с ноги на ногу, вновь опустил взгляд, подбирая слова. Молчание затягивалось, а потому он выпалил: — Ребята говорят о гоблинах, которые убили их брата… — Лука посмотрел на собеседника и тихо спросил: — будет война? Скоро? — Это не твоя война, — уверенно покачал головой Эрнест. — Тебя она не коснётся. — Я… я буду не здесь? — хмуро спросил Лука, и мистер Синглтон кивнул. — Я… я… я вернусь в Нга Матуку? — с надеждой спросил он, но маг неопределённо мотнул головой, пристально смотря на маленького туземца. — Не знаю, где именно ты будешь, когда всё свершится, но совершенно точно ты будешь далеко за пределами Англии. А теперь ступай, мальчик. Мне нужно поговорить со своими внуками.***
Ребята вернулись в Хогвартс тем же вечером. Лука всё думал о разговоре. Ещё никогда и никто не говорил о будущем с такой уверенностью. И никогда Лука прежде не встречал пророков. Можно ли верить в то, что только будет? И отчего всё же зависит, свершится будущее или свернёт другим путём? Сколько таких путей существует — и существуют ли они?.. Перебирая в голове вновь и вновь слова мистера Синглтона, Лука всё глубже уходил в мысли о том, какой был смысл говорить о дружбе, если ему суждено вновь уехать в Нга Матуку, когда здесь будет война и он не сможет помочь друзьям? И как вообще он сможет уехать, зная о том, что будут непростые времена? Он бросит друзей? Никогда! Он не может предать так глупо. Но что тогда?.. — Эй, лохматый, ты жив там? — смеясь, толкнул в бок Юстус и уселся рядом на подоконник, — Чем тебе дед так голову заморочил? — Он часто видит будущее? — спросил Лука. — Ингода, — ответил Азаро. — Но будущее переменчиво. Зная, что будет, можно приложить усилия, чтобы избежать его. — Но изменяется не всё, — холодно и уверенно сказал Фридрих. — Есть то, что предначертано на всех путях, то, что неизбежно и не зависит от поступков и знаний. — Ты тоже решил в пророка играть? — усмехнулся Юстус, — Ну и что, сколько баллов будет у Когтеврана в конце года? Кубок будет наш? — Понятия не имею, сколько будет баллов, но и без всяких пророчеств, могу сказать, что кубок будет наш, — Фридрих задумчиво посмотрел на Луку. Сейчас он казался маленькой копией своего деда с такими же пугающими глазами. — Не знаю, что именно ты хочешь спросить, но у деда на тебя очень большие надежды. Больше ничего не знаю. — Ну вот, значит, разговор можно закончить и пойти пакостить Слизеринцам! — весело сказал Юстус, но Фридрих покачал головой. — Мы больше не воюем, а тебе пора взрослеть и учиться. Сейчас идём в библиотеку, — Фридрих уверенно направился вперёд, и трое Когтевранцев, переглянувшись, нехотя поспешили за юным мистером Синглтоном в сторону лестниц.22 марта 1877 года. Ушедшие с Хине-нуи-те-по
С окончанием урока истории магии, Когтевранцы отправились на улицу, где впервые за долгие серые дни вышло яркое весеннее солнце, которое напоминало Луке о палящих новозеландских солнечных лучах и родных островах, на которых затерялась небольшое магическое поселение Нга Матуку. Но солнце там было жарче и светило круглыми днями, в туманной же Англии это казалось чем-то несбыточным и невероятно далёким. Лука брёл с ребятами по небольшой алее, вспоминая другое солнце и другую жизнь, которая теперь казалась совершенно прошлой жизнью, навроде сна, который, кажется, вроде и был, а вроде уже и позабылся, покрылся таким же густым туманом, как тот, что скрывал порой от глаз Запретный лес или Чёрное озеро. Фридрих на ходу читал книгу из тех, что передал ему дед, Азаро просто шагал с ними, а Юстус, как и всегда, неустанно вертелся. Ему было скучно просто гулять, ему хотелось творить. Ну или хотя бы болтать. А потому он как бы ненароком, оказался рядом с Лукой. — О чём задумался? — спросил Юстус, привычно толкнув друга плечом. Он часто так делал, и Лука долго пытался понять, что это значит, но так и оставил этот вопрос, не найдя разумного ответа. Он пожал плечами, смотря на причудливые высокие облака, плывущие над лесом. — О солнце, — просто ответил он. — Здесь оно холодное, а в Нга Матуку всегда горячее. — Разве солнце не везде одинаковое? — нахмурился Аддерли и резко обернулся, продолжая путь спиной вперёд. — Фридрих! Хватит уже читать! Лучше скажи, что ты знаешь о солнце. — Он вас не слышит, — улыбнулся Азаро, смотря на старшего брата, который так и шёл, уткнувшись в книгу. — А солнце… — он посмотрел на Юстуса, — солнце, пожалуй, везде одно. — Но там же не бывает холодно, значит, что-то не так! — возразил Аддерли. — Может, потому что тут много туманов, а там их не бывает? — предположил Лука. — Ребят… — неожиданно оторвался от книги мрачный Фридрих, захлопнув её и остановившись, — я, пожалуй, вернусь в замок. — Да ну тебя! — воскликнул Юстус, махнув рукой, — Ты и так не с нами, книжный упырь! — он отвернулся и продолжил путь один, невзирая на то, что Когтевранцы остановились. — Что случилось? — почти в унисон спросили Лука и Азаро, отчего Фридрих лишь больше помрачнел. — Не знаю, муторно на душе, — тихо отозвался он, не смотря на друзей. — Не спокойно. Как на похоронах паршиво… — Ты что-то чувствуешь, как Эрнест? — тихо спросил Азаро, но Фридрих пожал плечами, опустив голову. — Юстус! — окликну Фидрих брата, но тот и не думал останавливаться или уже не слышал. Выдохнув, Азаро подошёл к Синглтону и негромко сказал: — Он три дня назад приходил ко мне во сне и прощался. Ты думаешь… — Он говорил, что скоро… — кивнул Фридрих, — в этом году. — Он почувствовал приближение Хине-нуи-те-по? — спросил Лука, хмуро смотря на друга. — Что? — растерянно спросил Азаро. — Да, — ответил Фридрих. — Он давно чувствовал, что уйдёт, поэтому много учил меня и дал все эти книги. Если я прав, нам скоро сообщат, — он перевёл взгляд на среднего брата, — нам нужно быть с Рэммой. Для неё каждая смерть — тяжёлый удар, — Азаро мрачно кивнул. — Да, ты прав, нам лучше вернуться и быть всем вместе. Но… что теперь? Теперь ты не преемник, а хранитель, если дед… — Да, — шумно выдохнув, Фридрих запрокинул голову и тихо добавил: — Нам теперь нужно быть ещё осторожнее. — Хранитель чего? — спросил Лука попеременно смотря на друзей. Но, кажется, всего не знал и Азаро, который тоже хмуро смотрел на старшего брата. — Дара Кандиды Когтевран, — ответил тот, мрачнея на глазах. — В жилах Синглтонов течёт особая магия. Ею обладала Кандида и передала нам. Мало кому известна её история… Когтевран она стала после замужества. А до вступления в брак носила фамилию Синглтон. Многим известна история её дочери Елены, которая не наследовала никакой особой силы, но только древнейшим семьям известно о том, что до вступления в брак, Кандида родила внебрачного сына и оставила ему свою девичью фамилию. Фредерик Синглтон хранил тайну своего рождения много лет и рассказал лишь своим детям. Доказательством служила особая сила, передавшаяся с кровью Кандиды. Эта сила есть и у меня, и у моего деда. Остальное вам знать опасно. — Почему? — спросил Лука. — Многие хотели бы знать, что несёт будущее, и в большинстве своём, не из добрых побуждений, — ответил Фридрих, медленно шагая к школе. — Дед умирает, у отца дар слабый. Остаюсь я. Мраксы — наследника Салазара Слизерина, несущие в себе дар парселтанга. Они всегда ненавидели нас за то, что могут только понимать змей, и на этом их сила заканчивается. Годрик Гриффиндор не оставил наследников или о них ничего не известно. Потомки Пенелопы Пуффендуй не имеют какого-либо дара. Мраксы беднеют слишком стремительно, но пока ещё не потеряли положения в обществе. Дед был уверен, что их род скоро пресечётся. Но пока они есть, и одержимы идеей вернуть величие рода за наш счёт. — Как это? — Много лет назад Мраксы убили единственного наследника Гриффиндора. Есть поверье, что они стали сильнее, но их род оказался проклят. Они стали нищать, затем утратили приобретённую силу. И есть те, кто считает, что за этим стоит наш род, якобы мы мстим за пресечение великого рода. Многие чистокровные семьи со Слизерина охотно пересказывают эту выдумку Морина Мракса и твердят, что те, кто династиями учится на Когтевране — опасные враги, которые прокляли Мраксов, — Азаро усмехнулся и добавил: — Конечно, мы опасные и умные враги, но прокляли они себя сами, потому что на наследнике Гриффиндора была защита рода. Как, к слову, и на наших, и на большинстве других исконно чистокровных. — Бурх летит, — сказал Фридрих, смотря куда-то вдаль. Лука перевёл взгляд в ту же сторону и увидел коричневую сову. — Это ваша сова? — спросил Лука, наблюдая, как Фридрих вытягивает руку, куда, подлетев, тут же опустилась птица. — Буривух, — поправил Азаро. — Говори, Бурх, — сказал Фридрих и, кинув взгляд на Луку, добавил: — он свой. — Корнелиус Синглтон, — неожиданно заговорила птица скрипучим голосом, — просил оповестить о кончине своего отца Эрнеста Синглтона и сообщить о том, что вам двоим, а также Рэмме и Юстусу до каникул категорически запрещено покидать стены Хогвартса. Об этом же говориться в письме, которое придёт с совой профессору Фронсаку в течение получаса. Вам надлежит немедленно вернуться в стены школы, здесь небезопасно. — Я за Юстусом, — кивнул Азаро и побежал в ту сторону, куда ушёл младший брат. — Похороны когда? — спросил у птицы Фридрих. — Ваш отец запретил сообщать дату, — нахохлившись, сообщила птица. — Вас на них не будет. — Что-то ещё? — медленно спросил Фридрих. Бурх осмотрелся и хрипло ответил: — Перед смертью Эрнест просил передать тебе, что время пришло. — Я уже понял. Возвращайся к отцу. Пробормотав что-то, птица взлетела — вспышка — и Бурх тут же замертво упал на землю. Лука обернулся и увидел Ницодемуса Малфоя, Виктора Руквуда, Экли Барнса и ещё нескольких Слизеринцев, которые смеялись. Убийцы. — Какая досада, старая сова сдохла, — сказал Руквуд, медленно подступая к Луке и Фридриху, всё ещё стоящему спиной к смеющимся Слизеринцам. Лука хотел было схватиться за палочку, но рука Фридриха неожиданно схватила его за запястье. — Не сейчас. Уходим, — сказал друг, и Лука хмуро кивнул, точно зная, что Фридрих не из тех, кто проглатывает обиды. Они ответят. Обязательно. Просто сейчас не время. Тело птицы перелетело в руки Фридриха, а сами Когтевранцы направились к замку, словно ничего не произошло. — Трусы! — весело выкрикнул Экли, ещё не догадывающийся, что об этом никто из присутствующих не забудет никогда... — Сейчас нельзя, — тихо сказал Фридрих, когда они ушли достаточно далеко, чтобы Слизеринцы не слышали разговора. — Бурх жил в нашей семье почти сорок лет, это не останется безнаказанным. — Что мы сделаем? — спросил Лука. Лишь шагов через десять Фридрих ответил: — Я сделаю всё сам. Сначала я, потом закончит отец — Бурх его любимец. Не думаю, что Руквуд и Малфой после этого останутся в Хогвартсе. Жаль, в Азкабан сажают только с пятнадцати. Но сейчас это не важно, своё они получат сполна. Нужно найти Рэмму и дождаться братьев, чтобы решить, как быть с запретом отца. Про Бурха пока никому ни слова, я сам скажу, когда время придёт. Особенно Юстусу, он слишком вспыльчивый. Пусть змеи подумают, что мы проглотили и расслабятся. Если мстишь по-крупному — никогда не мсти сразу, это слишком предсказуемо, и они будут готовы. Пусть забудут. Фридрих говорил как всегда: спокойно и безэмоционально, но было в нём сейчас что-то такое, заставляющее Луку холодеть от каждой тихой фразы, от каждого спокойного слова, от каждого невыразительного взгляда. Он казался спокойным. Как всегда. Но Лука ощущал его ярость и боль каждой клеточкой своего тела, прекрасно понимая, что дело только в колоссальной выдержке друга, какой он сам никогда не обладал. И рано или поздно выдержке придёт конец — и все зажатые эмоции утопят Слизеринцев в последствиях того, что они натворили…30 мая 1877 года. Обещание
Лука не знал, как именно, Фридрих отомстил Слизеринцам, но с середины апреля они стали обходить Когтевранцев десятой дорогой. Сам друг молчал, ни слова не проронив о том, что произошло. Братьям и сестре о смерти птицы он так и не сказал, а Лука гадал было ли то нежеланием причинять им боль или же собственной болью, не готовой сорваться словами. Впрочем, как бы там ни было, Лука никогда не лез другим в душу, понимая, что то, что Фридрих сочтёт нужным — расскажет сам. Пока же оставалось лишь ждать. Прошлым летом Лука узнал, что брат его отца, сын бабушки Ирэнэ, когда-то давно переехал в Российскую Империю и завёл там семью. Испанский язык ему наскучил, а потому Лука начал учить пятый язык — русский. Про гаитянский и маори он не забывал, считая их родными, на английском говорил постоянно, а на испанском за год научился сносно читать. Ему нравилось учить и сравнивать языки, для него это было развлечением: Лука представлял, как путешествует по миру и везде его принимают за своего. Он мечтал увидеть родину бабушки и отца — Испанию, хотел побывать в Америке и увидеть те улицы, о которых рассказывала мама. Теперь в его мыслях было и путешествие в Российскую Империю, чтобы найти дядю и познакомиться со старшей сестрой, которую, как и дядю, он никогда не видел. А посмотрев мир, Лука больше всего мечтал вернуться в Нга Матуку и рассказать арики о бабушке Ирэнэ, о друзьях, об этих городах, где всё такое другое. Быть может, Радик и Лион уже на родных островах и ждут младших братьев и сестру?.. Мотнув лохматой головой, Лука посмотрел на своё отражение в окне и отошёл: нет, он не похож на кого-либо из иви. Здесь он не бледнолицый, а как все. Но как же хочется вернуться… Обернувшись, Лука смотрел на учителей и учеников. Всем им в общем-то глубоко всё равно. У каждого свои заботы и проблемы, свои радости, свои дела. Да, в Нга Матуку днём тоже все были заняты и работали, но ему отчаянно не хватало тех вечеров у костра, когда рангатиры или арики рассказывали легенды и истории. Или Большие советы, на которых каждый был важен и говорил то, что думает о жизни в иви. Там каждый был важен и значим, а здесь… здесь можно потеряться в толпе и едва ли кто-то заметит, не смотря в список класса, что тебя нет. Людей много, но ты никому не нужен и тебе всегда найдут замену. В иви же все были незаменимые и особенные, потому что в их иви было людей примерно столько же, сколько и второкурсников в этом году. Для Луки было сложно понять это: когда людей гораздо больше, но больше и одиночества; когда людей мало и важен каждый, но, если много — все, как тени или призраки. — Нет! Ты — просто выходец из богатого рода! Всего лишь! Но кто такие Малфои и какие у вас заслуги? — послышался грубый и громкий девичий голос, и Лука обернулся. Хепзиба Смит, которая в этом году была ещё толще, чем в прошлом, казалось, пытается задавить Ницодемуса, тыкая толстым пальцем в грудь опешившего Слизеринца. — Не знаю ни одного величайшего волшебника с такой фамилией, потому что вы просто богатые воры! Вы — никто! Поэтому иди к Мордреду, Малфой, там тебе самое место! — А сама-то ты кто такая?! Думаешь, твои предки все честные и правильные были? Между прочим, Малфои гораздо богаче каких-то там Смитов с маггловской фамилией! Может, ты грязнокровка, а? — Я — потомок самой Пенелопы Пуффендуй! — гордо заявила Хепзиба, уперев руки в бока и выпятив грудь. Кажется, она хотела выглядеть важной, но Лука еле сдержался, чтобы не засмеяться. — Врёшь! Ты — грязнокровка, которая… — У нас дома есть чаша самой Пенелопы! — перебила его Хепзиба, — Не хочешь — не верь, но я говорю правду. А ты не веришь, потому что Малфои никогда не отличались особым умом. Вот! Лука с усмешкой смотрел на то, как Хепзиба резко развернулась и с комично важным видом потопала к кабинету ЗоТИ, а Ницодемус, красный как рак, стоял посреди коридора, зло смотря ей вслед. Хорошо, что Руквуда пару недель назад забрал отец из-за какого-то скандала, были бы Малфой и Руквуд вместе — не поздоровилось бы и Хепзибе, и Луке. Но пока Ницодемус один, он беспомощен и смешон. Пытается быть таким же, как Виктор, но его никто не боится. Возможно, это потому, что отец Руквуда пару раз сидел в Азкабане, если верить слухам, то один раз за убийство магглов. Видя же поведение Виктора, все понимают, что он может пойти гораздо дальше отца, это многих пугало. А отец Малфоя, если верить слухам, работал несколько лет в Гринготтсе, недавно был то ли повышен, то ли понижен, и переведён в Министерство возглавлять финансовый отдел. Сам Ницодемус гордился, что его отец теперь в Министерстве, а Фридрих считал, что тот попался на воровстве, вот его и перевели туда, где он будет под бо́льшим контролем и не посмеет воровать — а если посмеет, то не покинет стен Министерства, порталом отправившись отдыхать в Азкабан на пожизненное. Луку такая теория забавляла. То тут, то там Лука то и дело слышал разговоры о чистоте крови, о древних родах, о том, кто предок какого рода, и всё это казалось ему странным и бессмысленным: какое значение имеет, кем были предки много поколений назад, если его потомок не смог добиться подобного? В Нга Матуку дети всегда старались стать лучше родителей: лучше плести сети или быть более сильными воинами, а если у них не получалось быть хорошими воинами или добытчиками, многие уходили куда-то далеко, в другие хапу и па, чтобы не позорить своего отца-воина или деда-рыбака. Здесь же всё иначе, почему-то заслуги предков означают какое-то особое положение, которым многие хвалятся, но какая, в сущности, разница, кто были их предки, если сами они не достигли совершенно ничего и живут тем, что досталось им в наследство, а не то, что заработали сами? Сколько бы дней не пролетало, Лука не мог перестать сравнивать Англию и Новую Зеландию, пытаясь объяснить для себя все различия, но в большинстве случаев, найти объяснений он не мог. Прошло почти два года, но домом он по-прежнему считал иви, тоска о котором всё прочнее селилась в душе. Он смог стать таким же, как другие внешне, не выделяться, не нарываться, но всё это совершенно ничего не значит: он не смирился, не привык, не сдался, не признал новую жизнь, а просто ждал, когда сможет вернуться к Мине и Юлию, а потом… когда-нибудь однажды сделать всё возможное, чтобы вернуться домой. И слова мистера Синглтона о том, что во время войны с гоблинами Луки не будет в Англии вселяли надежду — куда ж ещё он может уехать, кроме как не домой?.. — О чём задумался? Увидев Галатею, Лука вздохнул и пожал плечами, как научил его Юстус. Разговаривать не хотелось, но сокурсницу это беспокоило мало. Точнее, не беспокоило вовсе. — Представляешь, Алберта рассказала, что Каллиопа отстригла волосы коротко-коротко, заколдовала их так, что они стали менять цвет, а потом вырастила обратно и они стали переливаться нежными тонами. Здорово, правда? — Лука кивнул и слегка улыбнулся, хотя интересным это не считал. Гриффиндорцы постоянно попадают в такие ситуации, а потом со всеми об этом болтают. — Только вот, профессор Зильберт, когда увидел, списал с Гриффиндора пятнадцать баллов и отправил на отработки драить котлы и перебирать и чистить флоббер-червей всю неделю… — Лука снова кивнул и вздохнул, не понимая, зачем ему всё это знать и что она ждёт от него в ответ. Он очень не любил такие ситуации, когда не понимает, что говорить. А с Галатеей эти ситуации его преследовали постоянно. — А Мирабель Чесноук с Пуффендуя уже решила, что всю жизнь хочет работать в теплицах, где много-много растений, представляешь? — Всю жизнь в теплицах?.. — поморщился Лука, вспоминая последний урок травологии, где у него взорвался какой-то там магический огурец, плюющийся ядовитыми иголками. Кажется, Галатея тоже вспомнила об этом и неловко затопталась на месте потупив взгляд. — А Хепзиба, представляешь, говорит всем, что она богатая и никогда не будет работать, и у неё всегда всё будет, потому что она наследница Пенелопы Пуффендуй. — Но она же на Слизерине, почему она наследница Пуффендуя? Разве так бывает? — Не знаю, Иона и Гвендолин говорят, что Хепзиба лгунья, но мне почему-то кажется, что у неё и вправду есть реликвия… — Они могли её купить, — хмуро предположил Лука, чтобы хоть как-то поддержать разговор и не обидеть Галатею. — Или украсть. Или им могли подарить. — Моя бабушка говорила, что реликвии невозможно украсть. Но папа говорил, что это глупости и сказки. А ты как думаешь? — Я об этом и не думаю, — ответил Лука и окинул взглядом дверь кабинета истории магии. Профессор Бинс появляется, увы, только со звонком. — А о чём ты думаешь? — он хмуро посмотрел на Галатею. Как она не может понять, что он не хочет общаться? Но сказать ей об этом прямо — недостойно для ученика арики. — Ты не Бог. Мысли человека — должны быть его сокровенным. Неприкосновенностью. Их могут знать только Боги, — такого закона арики никогда не упоминал, но отчего-то Луке отчаянно хотелось, чтобы он непременно существовал: иначе что же будет кругом, если все будут знать мысли друг друга? — Было бы меньше недопониманий и войн, — хмуро ответила Галатея. Кажется, она начинала злиться, но старалась этого не выдавать, по крайней мере, так показалось Луке. Но сказать что-либо ещё никто из них не успел: со звонком профессор Бинс открыл кабинет, и они заняли свои места. На истории магии с Лукой сидел Фридрих, ещё в начале года попросивший Галатею пересесть к Батильде, с которой девочка часто общалась. Вилкост нехотя, но всё же пересела. Кажется, тогда она совершенно не думала, что потеряла то место не на один урок, а на все. Лука этому был рад, Фридрих не отвлекал на уроках, иногда помогал, а потому успеваемость резко повысилась по всем предметам — ведь он теперь и на других уроках сидел с Лукой. — Даже жаль, что это последние уроки… — задумчиво сказал Фридрих, сев рядом с Лукой за парту. — Не знаю, по мне учиться самому — гораздо интереснее, — пожал плечами Лука. — Истину говорит! — весело поддакнул Юстус сзади, через парту перегнувшись к ним, чтобы слышать разговор и иметь возможность вклиниться: он часто так делал. — Мне одному сегодня лень его конспектировать ввиду бесполезности происходящего? — задумчиво спросил Азаро. — Ничего конспектировать и не надо, у призрака заело шарманку, — вздохнул Фридрих, откинувшись на спинку, чтобы быть ближе к братьям. — Он рассказывает об этом уже третий урок подряд. Вы не заметили? — Синглтон усмехнулся, что показалось Луке вполне зловещим, а Азаро хмуро стал листать записи. — А по-братски не сказать было? — спросил он, подняв взгляд на всё ещё ухмыляющегося старшего брата. — Зачем? — деланно изумился он, и Лука не сдержал смешок. — Умнее будете. С первого раза не запомнили. Урок не выучили дважды. Так что… пожинайте плоды. — А чего ты такой довольный? — насупился Юстус, — Не знаю, как вам, а лично мне его довольная рожа не нравится совершенно. Он знает что-то ещё! — Фридрих, став ещё более загадочным, упорно молчал. — Мистер Синглтон, ты будешь бит, — процедил Азаро, пролистав тетрадь. — Что там? — отобрал её Юстус. Озадаченный Лука начал пересматривать свои записи, но ничего странного не найдя, поднял взгляд на загадочного друга и вопросительно изогнул бровь, как научил его Юстус. — У тебя всё нормально, — почти беззвучно сказал Фридрих. — А у них — нет. — Что ты сделал? — также тихо спросил Лука, чувствуя себя участником какой-то крайне увлекательной авантюры, которая обойдётся боком, но чертовски увлекательна. — Ты как это провернул, мистер гений, — рука Юстуса дёрнула Фридриха за шиворот на себя, и если бы стул не упёрся в парту, а руки не вцепились в парту, тот бы точно рухнул, — Как?! — Не стану скрывать, что ты поразил и меня… — задумчиво сказал Азаро, всё ещё листающий свою тетрадь. — Как ты сделал так, что никто ничего не заметил? Ладно, Юстус не помнит темы уроков, но я учил и… — Фидрих с непонятным выражением лица посмотрел на брата в упор. — Ну?! — нетерпеливо спросил Юстус, ткнув Азаро в бок, — Ты понял? — Я учил, — уверенно сказал тот, исподлобья смотря на безразличный профиль Фридриха, уже сидящего на стуле боком и терпеливо ожидающего догадок младших братьев. — И там было нашествие дромарогов в Сайрэнтли, а не гоблино-эльфийская война. — Он что, ещё и память тебе изменил? — вытянулся Юстус, — Чего ты молчишь?! — Лука, можно твою тетрадь? — спросил Азаро. Лука хотел протянуть, но рука Фридриха прижала её к парте и со словами: «Долго думаешь. Экзамен провален», Фридрих потерял всякий интерес к младшим братьям, открыл книгу по ритуалистике и углубился в чтение. — Мордред, за что нам такой старшей брат? — пробубнил Юстус, — Что это было и зачем тебе тетрадь Луки? — Он подменил наши записи, поймал на невнимательности и тугодумии, — мрачно отозвался Азаро, смотря в спину брата. — Нас легко обмануть, а потому на роль его телохранителей мы не годимся. — Пф, и хорошо! — сказал Юстус, — Больно надо! — Фридрих медленно обернулся и с ничего не выражающим лицом сказал: — С такой внимательностью — ты не пройдёшь в Аврорат. А я не дам доступ к лаборатории. — И что? Больно нужна мне твоя мифическая лаборатория! — Ты один не протянешь, — констатировал Синглтон. — Если Фидрих проживёт один, то ты — обречён. — Это ещё с какой такой стати? Я не беспомощный! — Глупость страшнее беспомощности. Сколько времени ты способен провести, не общаясь со мной или Азаро? Рекорд пять часов. Потом ты начинаешь намеренно творить глупости, чтобы мы тебя из них вытащили. Сколько ты протянешь, если не поумнеешь, а мы с Азаро больше не будем появляться рядом месяцами? — Это чего это месяцами? — встрепенулся Юстус, но Фридрих уже отвернулся. Азаро вздохнул и пояснил: — Если ты не пройдёшь в Аврорат, а мы пройдём, то мы будем видеться раз в полгода в лучшем случае. — Чего вам именно Аврорат-то сдался? — Оставь, Азаро, если он не пройдёт — его проблемы, — бросил Фридрих через плечо. Чуть помолчав, он тихо добавил, перелистывая страницу. — Может, хоть это его умнее сделает… — Почему именно Аврорат? — спросил Лука. — За меня всё решено. Азаро имеет все шансы пойти по стопам родителей. У Юстуса пути постоянно меняются из-за его непостоянства и резкости. Он делает ошибки там, где их быть не должно — уникальная способность, о которой меня предупредил дед, потому что не мог определить его судьбу. — А ваши? — У нас по два-три пути. Но нужно иметь ввиду, что Юстус наш брат, а потому, меняя свои пути, он меняет и наши. Есть поверье, что иногда рождаются люди без пути, без определённой судьбы. Это для них самих не плохо и не хорошо, но для тех, кто видит будущее — они могут быть огромной помехой, меняющей всё. — Это ты меня помехой назвал?! — вновь вытянулся вперёд Юстус. — Если не поступишь в Аврорат — точно будешь помехой, — одёрнул его на место Азаро. — Почему у тебя всегда всё так сложно? — вздохнул Лука. — Мне иногда кажется, что мы попали не на тот курс… — На тот, — отложив книгу, сказал Фридрих. — Просто мы с тобой повзрослели, а они ещё дети. Меня вынудил дар, у тебя детства по сути и не было, поэтому нам двоим приходится быть скучными взрослыми, но среди детей. У тебя ответственность за брата и сестру, у меня за братьев. Потому что ты в чужой стране. А я с плохим даром. — Плохим? Почему? — Потому что он лишил меня всего, — эхом отозвался Фридрих. — С его появлением — я больше не принадлежу себе. Мою судьбу решает государство. Такие, как я и дед — свободны не бывают. Если только лет в пять не додумаются скрыть дар. Пообещай, что, если будешь однажды решать — всё будет иначе. — То есть? — То есть корона не будет знать о таких, если они не захотят этого сами. — С чего ты взял, что… — Дед. Дед так считал. Это и его просьба. — Обещаю, конечно. Только… — усмехнулся Лука, — сам подумай, кто в этой стране даст мне хоть что-то решать? Я чужак, который и пишет, и говорит с ошибками, который не знает местных богов и… — Ты пообещал — теперь я спокоен, — с нажимом сказал Фридрих. — Повтори трансфигурацию, сегодня тебя спросят, и ты не ответишь. — Ты и такие пустяки чувствуешь? — Нет. Я чувствую последствия. Тебе нельзя сегодня пересекаться с отцом Руквуда. Не ответишь на уроке — отправишься к директору. Тогда проблемы будут у всех нас. — Хорошо, — кивнул Лука, послушно призывая к себе учебник по трансфигурации.17 июня 1877 года. Подарки от друзей
Стоило Луке рано утром переступить порог комнаты и выйти в факультетскую гостиную — на него накинулись три неразлучных брата с объятиями, кучей слов и свёртками, в которых были подарки. Лука помнил только один праздник, который был на далёких отсюда островах и который отмечали целый месяц летом, начиная с июльского полнолуния — Матараки. Здесь этот праздник называют Новым годом и отмечают зимой всего один день. В Нга Матуку никогда не отмечали день рождения и не дарили подарки, а потому поздравления от друзей застали Луку врасплох. Откуда они узнали дату, которую он и сам плохо помнил — тоже оставалось загадкой. — И что я за это должен? — растерянно спросил Лука, попеременно смотря то на подарки, то на друзей и вспоминая прошлогодний подарок Галатеи, от которого ему до сих пор не по себе из-за того, что он что-то ей теперь должен, когда они повзрослеют. Но друзья рассмеялись. — Подарки — это не обмен, — улыбнулся Фридрих. — Ты нам ничего не должен, ведь это от души и чистого сердца, — сказал Азаро. — Ну почему это ничего не должен?! — не изменяя себе, вклинился Юстус, — Дружить! Не-друзьям подарки не дарят! Так что… так что предлагаю всем сейчас поклясться в вечной дружбе! — но тут покачал головой Фридрих: — Нет, дружба, в которой возникают клятвы, становится более шаткой. — Опять ты… — закатил глаза Аддерли. — И откуда у тебя такая чепуха в голове? В книжках вычитал? Там много врут! — Не книги, а жизненный опыт, — бросил Фридрих, садясь в кресло. — О как! — оживился Юстус, — Это кому это ты без меня клялся в дружбе, и кто умудрился предать такого гения, который знает всё наперёд? — но Фридрих показательно открыл книгу, показывая, что продолжать разговор не намерен. — Ладно, заунывник, не хочешь веселиться, будем без тебя! Давай подарки смотреть! — Не тактично. Это его подарки, а не твои, — из дальнего угла напомнил Фридрих, и Юстус запустил в него диванной подушкой, которая не долетев до цели, развернулась обратно и слишком быстро сшибла Юстуса с ног, — Без палочки?! — взревел тот, — Да я тебя..! — Что здесь происходит, второй курс? — раздался от дверей строгий голос Дины Гекат. — Сие поведение непозволительно для будущих аристократов. — Что значит «будущих»? — обиженно надулся Юстус, и Лука незаметно закатил глаза. Понеслось… — Аристократами только рождаются. — Ваше поведение, мистер Аддерли, за два года нашего знакомства ни разу не было достойным аристократа, — ответила декан и, смерив взглядом второкурсников, проснувшихся слишком рано, прошла в комнату факультетского старосты, держа в руках список ЖАБА и СОВ, даты которых в последнее время постоянно менялись. — И что сие значит? — передразнил её Юстус. — Очевидно, что ты — не аристократ, — важно отозвался Азаро. — Полагаю, такое возможно только при одном варианте… — он сделал высокопарную паузу, а младший брат непонимающе нахмурился. — Разумеется, — подхватил из угла Фридрих наисерьезнейшим тоном, — Он может быть не аристократом, только если он не Аддерли. — Что значит «не Аддерли»?! — подскочил Юстус, — А кто ж ещё?! — Блэки несколько серьёзнее и темноволосее… — задумчиво протянул Фридрих. — Пруэтты, Уизли и Дойлы — рыжие, тоже не подходят, — подхватил с таким же серьёзным видом Азаро. — Горбины, Бёрки, Флетчеры низкорослые… — Исходя из характера и силы — Гриффиндорец, — важно сказал Азаро. — Определённо, — согласился Фридрих и оценивающим взглядом обвёл младшего брата, — Дамблдоры выше… — Дураки! — фыркнул Юстус. — Поттеры умнее, — продолжал Азаро. — Полагаю, он не чистокровный, потому как по характеристикам ни к одной фамилии не подходит. Лука, как думаешь? — Я в родах не разбираюсь, — отозвался он. — Но думаю, вполне чистокровный. — Манеры отнюдь не чистокровные, — покачал головой Фридрих. — Ладно, за неимением иных родов, содержащих клоунов, нарекаю тебя Аддерли и позволяю остаться в роду. — Благодарствуйте Ваше Величество! — язвительно отозвался Юстус. — Ну вот… я нарёк его исконно чистокровным и при этом умным, а он не пал ниц… во и вся благодарность наших холопов, — вздохнул Фридрих и перевёл взгляд на Луку. — Рекомендую подарки посмотреть сейчас, иначе наш наречённый сгорит от любопытства. Подарок Азаро в синем свёртке он видел, а вот мой в коричневом — нет. Впрочем, он не поймёт. Маленький ещё. Но тебе, полагаю, понравится. Лука неуверенно поднял небольшой коричневый свёрток и развернул. Внутри оказался небольшой перстень. Юстус разочарованно фыркнул, но Лука в отличие от него прищурился, рассматривая маленькую вещицу, от которой явственно расходились магические потоки. Он кинул любопытный взгляд на Фридриха, и тот слегка качнул головой, предостерегая от вопросов, а затем слегка кивнул в сторону Юстуса. Лука незаметно кивнул, понимая, что лучше, как и многое другое, это обсудить без лишних ушей. В свёртке от Азаро обнаружилось красивое дорогое перо и красивая чернильница, кажется, серебряная. Лука нахмурился, понимая, что это очень дорогой подарок, он поднял голову, чтобы возразить, но… братьев в гостиной уже не было. Как он не заметил, что они ушли? Неужели, так долго любовался перстнем?.. В свёртке от Юстуса оказались карманные часы на цепочке. Лука растерянно покрутил в руках, совершенно не зная, как ими такими пользоваться. Нажав на небольшую кнопочку, он их случайно раскрыл, и застыл, наблюдая за тоненькой секундной стрелкой. — Ой, это подарки? У тебя сегодня день рождения? — послышался сзади растерянный голос Галатеи, и Лука испуганно помотал головой. — А чьи это подарки? — Нет, не подарки. Фридрих дал посмотреть, — соврал Лука. Галатея как-то слишком хмуро кивнула, и молча ушла обратно в комнату. Лука подхватил подарки и обёртки от них и быстро занёс в комнату, где ещё спали Августус и Элтон. Быстро убрав всё в тумбу около кровати, он выскочил из комнаты и поспешил на поиски друзей, опасаясь, что вновь столкнётся с Галатеей и не сумеет отвертеться.28 июня 1877 года. Лучший студент Когтеврана
За окном светило яркое солнце. Уроки все давно были уже где-то позади и последние недели две второкурсники лишь отдыхали, пока другие сдавали долги по учёбе, а старшекурсники писали СОВ и ЖАБА. Лука с самого утра был бодр и весел, предвкушая путь домой и долгожданную встречу с Миной, Юлием и бабушкой Ирэнэ. — Не хочешь на каникулах погостить у нас? — спросил Юстус, плюхнувшись радом на подоконник, и Лука улыбнулся: — Если разрешит бабушка Ирэнэ и если можно с младшими. Я не брошу их ещё и на каникулах, — Лука проводил взглядом первокурсников и широко улыбнулся: — В следующем году будет особенно весело — мои тоже пойдут в Хогвартс! — О, здорово! — подхватил Юстус, — Будут помогать против Слизеринцев! Как говорит бабушка: «молодой мозг быстрее старого и идей в нём больше»! — Лука и Юстус посмотрели в сторону, где Фридрих задумчивой тенью стоял у другого окна, о чём-то напряжённо думая. — Эй, зомби, не рад, что домой едем? — но старший из братьев не ответил. — Что-то случилось? — помрачнев, спросил Лука. Фридрих немного опустил голову, а затем посмотрел на друга и, слегка улыбнувшись, покачал головой: — Просто не люблю долгие разлуки. — Долгие! — фыркнул Юстус, — Лука к нам приедет с младшими, а через каких-то два месяца опять будете за одной партой сидеть! Лука промолчал: ему показалось, что Фридрих имеет ввиду что-то совершенно другое. Наверняка, он что-то знает, о чём не знает ещё никто другой. Как его дед Эрнест. Но спросить он не успел: подошли Азаро с какой-то девочкой, с которой он пропадал в последнее время слишком часто, как казалось Юстусу. — Ребят, позвольте представить вам Кейт Дож, она тоже Когтевранка и… — И та, на кого ты променял нас, — перебил Юстус, соскочив с подоконника. — Лука, пойдём и… — Ты не прав, — сказал Лука, и Аддерли застыл, хмуро смотря на друга. — Лука, — представился он девочке, и Азаро слегка выдохнул, немного расслабившись. Фридрих тоже подошёл и галантно представился, поцеловав руку Когтевранки и извинившись за поведение младшего брата, который всю жизнь был против появления чужих рядом с братьями. Луке тут же вспомнился тот день, когда Юстус сам втянул Луку в их компанию и как потом отнекивался, когда Фридрих его чуть не придушил, с невозмутимым видом говоря о том, что Лука теперь их друг. Вплоть до прощального обеда они болтали. Кейт была скромной, милой и очень начитанной девочкой. В какой-то момент Луке показалось что они знакомы всю жизнь. А ещё, когда они уже разошлись, Фридрих сказал, что видел её в будущем брата — они станут парой и поженятся сразу после школы. Но это знали лишь Фридрих и теперь Лука, и это должно было остаться секретом, чтобы будущее не переменилось. День казался просто замечательным, даже несмотря на то, что Юстус где-то бродил несколько часов и, придя на ужин, отказался разговаривать с братьями и Лукой, считая их предателями. Впрочем, для него такое поведение было привычным, а потому настроение портило не сильно: все знали, что пройдёт ещё часа два, и он не сможет больше молчать, ведь долго молчать и обижаться Юстус совершенно не может, а одиночество угнетает его сильнее любой из обид. Весёлый, шебутной и отходчивый, хоть и порой вспыльчивый. Когда в зале уже все собрались, а еда на столах ещё не появилась, перед школьниками по традиции вышел директор, чтобы выступить с речью и подвести итоги года, а также вручить кубок факультету-победителю. В этом году всем было предельно ясно, что безусловную победу одержал Когтевран. Впрочем, послушать профессора Фронсака Луке было и без того интересно. — Прежде, чем приступить к торжественному прощальному обеду, я бы хотел подвести итоги этого учебного года, — начал Бэзил, усиленным магией голосом. — Год выдался гораздо спокойнее прошлых и обошёлся без серьёзных происшествий, хотя были и серьёзные проблемы с поведением, особенно на одном из факультетов — все вы знаете, на каком именно… Хотя директор подразумевал Слизеринцев, Лука невольно подумал о том, что профессор Фронсак имеет ввиду то, что к этому Слизеринцев вынудили они, Когтевранцы, и ему стало очень неловко. Судя по взгляду сидящего напротив Азаро, он считал также. — Подводя итоги, — продолжал директор, — я также не могу не упомянуть и то, что в этом году нас скоропостижно покинул Эрнест Синглтон, который известен многим из вас. Он был заслуженным учителем и очень мудрым человеком, который сделал огромный вклад в развитие Хогвартса, но при этом предпочёл остаться в тени, приписав свои заслуги Министерству магии. Да, именно благодаря Эрнесту Синглтону в Хогвартсе появились новые парты, были приведены в порядок несколько заброшенных ранее кабинетов, а также были закуплены новые учебники на будущий учебный год. Также на средства мистера Синглтона летом будет проведён ремонт поля для квиддича и заменены школьные мётлы на новые, выпущенные менее года назад… Зал на несколько мгновений погрузился в молчание, образуя некое подобие минуты тишины — в замке действительно многие знали и уважали профессора Синглтона, который, как узнал Лука от друзей, ежегодно делал что-то для Хогвартса, но никогда потом не принимал благодарности — он всегда говорил, что делает это не по доброте душевной, а для того, чтобы его внуки учились в достойной школе, за новыми партами и по качественным учебникам. Чаще всего он просил, чтобы его личность не была озвучена — так, лишь ежегодная помощь Министерства, лишние выделенные средства или благотворители. — Закончить свою речь я бы хотел ежегодным подведением итогов гонки факультетов за кубок Хогвартса, — продолжил профессор Фронсак. — На моей памяти впервые один из факультетов вырвался так далеко вперёд с самого начала года, что уже с зимы было вполне очевидно, кому достанется победа. Возможно, не все средства были честны и правильны, особенно по отношению к одному из трёх оставшихся факультетов, но имея ввиду прошлогоднее противостояние и то, что кубок достался тогда не стараниями и знаниями, а хитростью и порой подлостью, я закрою на это глаза — но при условии, что взятый реванш остановит нечестную игру и поставит точку на подобном отношении между студентами Когтеврана и Слизерина. Итак, начнём… четвёртое место в этом году занимает факультет Слизерин, набравший всего сорок три балла. Третье место досталось Пуффендую с их ста семнадцатью баллами. На второе место вышел Гриффиндор, набравший за год сто пятьдесят четыре балла. И победителем становится Когтевран, впервые за несколько десятков лет преступивший черту в рекордные двести девяносто семь баллов, и набравший триста семнадцать баллов! Зал наполнился гулом. Обычно тихие Когтевранцы ликовали. Гриффиндорцы и Пуффендуйцы поздравляли их. — Они будут мстить! — весело сказал Юстус, кажется, уже отпустивший все обиды, — Вы только посмотрите на их серые рожи! — Разумеется, — кивнул Фридрих, — минимальное количество баллов было у Пуффендуя почти полтора века назад. Меньше семидесяти девяти баллов не набирал ещё ни один факультет со времён основания. Как ни у кого и никогда не было больше двухсот девяноста семи — к слову, это тоже был Когтевран. Тогда, к слову, к такому их вынудила тоже война со змеями. Бросив взгляд на стол Слизерина, Лука понял, что в следующем году они сделают всё, чтобы отыграться: такого позора у Слизеринцев не было за всю историю Хогвартса. — Эти же сорок три балла отныне прочно войдут в историю замка, — вздохнул Азаро, — продолжать нельзя. — Согласен, — кивнул Фридрих. — Чревато большой войной. — Вы чего?! — возмутился Юстус, но не успел сказать что-то ещё, заглушённый директором: — Прошу тишины, господа студенты! — сказал Бэзил и, дождавшись тишины, продолжил: — Я бы хотел отдельно поблагодарить одного из наших учеников и назвать его самым старательным за несколько последних лет и преподнести ему в подарок весьма редкую книгу заклинаний из своей личной библиотеки. Ведь именно благодаря этому второкурснику факультет Когтевран выиграл с таким отрывом... Зал вновь погрузился в аплодисменты. Лука с улыбкой посмотрел на безразличного ко всему происходящему Фридриха, ведь именно его имя сейчас назовёт директор — в этом Лука не сомневался, ведь даже своими успехами он во многом обязан именно его. Они вместе заработали почти половину всех баллов, негласно соревнуясь между собой. — За небывалые старание постичь новое, за усердие и жажду знаний, этот экземпляр я вручаю… Луке Гарсии, — сказал Бэзил, и Лука застыл, широко распахнутыми глазами смотря на директора. — Лука, выйди ко мне пожалуйста. Юстус ткнул в бок, и он растерянно поднялся со скамьи и неуверенно пошёл к директору. Все взгляды словно прожигали насквозь. Все смотрели на него. Весь замок. Особенно змеи. Каждый жест не оставался незамеченным. В ушах неприятно загудело и Лука толком не помнил, как принял книгу, что было потом и как он вернулся на место. Туман в голове рассеялся лишь когда он вновь сидел на скамье, крепко прижимая к груди большую и толстенную книгу. На столах уже стояли блюда, а Юстус что-то увлечённо говорил, не забывая жевать. Сердце ныло, не сильно, но явственно напоминая о себе. Подняв взгляд, Лука столкнулся с Ницодемусом, надменным, высокомерным и, кажется, уже продумывающим план мести, о которой Когтевранцы сейчас совершенно не хотели думать. Весь обед прошёл в тумане. После — была суматоха и прощания, из-за которых Лука так и забыл книгу на скамье Когтеврана. У повозок он долго прощался с ребятами и самым неожиданным для него стало поведение Юстуса, который чуть ли не плакал, прощаясь с Лукой, хоть и пытался это скрыть. В тот момент Луке казалось, что три брата знают чего-то, о чём ему они говорить не хотели. Впрочем, скорее всего так и было — к этому выводу Лука пришёл гораздо позже… Это был последний день в Хогвартсе, который запомнился Луке солнечными лучами жаркого солнца, забытым подарком от директора и странным прощанием с друзьями. Много лет спустя Лука будет вспоминать этот день с тоской на душе и грустной улыбкой на губах, ведь пока он ещё не знал, что это его самый последний день не только в учебном году, но и в Хогвартсе в качестве ученика. Он ещё не знал, что больше никогда не сядет за обеденный стол Когтеврана в Большом зале и не будет никогда пить отвратительный тыквенный сок. Лука покидал Хогвартс, уверенным, что вернётся в замок через два месяца, станет старостой и получит доступ в Запретную секцию библиотеки. Что они вновь разгромят Слизеринцев. Он хотел летом посетить друзей и познакомить их с Миной и Юлием. Но повозка увозила лохматого мальчика отнюдь не на каких-то два месяца, а на гораздо более долгий срок…29 июля 1877 года. Знакомство с тётей Альбой
Лука проснулся почти с самым рассветом. В доме все ещё спали, а потому, тихо застелив постель, он вышел из комнаты, стараясь не разбудить Мину и Юлия, а затем тихо прошёл на кухню, чтобы приготовить завтрак. С каждым днём бабушка Ирэнэ чувствовала себя всё хуже и почти перестала вставать, а как помочь ей, Лука не знал. Но он теперь ходил на рынок, готовил, убирал. Мина помогала, а Юлию было как будто всё равно, и это злило Луку. Он не понимал безответственности брата и несколько раз не сдерживаясь, лез с кулаками, но каждый раз между ними появлялась Мина, которая со слезами разнимала братьев. Подвинув тяжёлую скамью к тумбе, Лука залез на неё, чтобы снять с верхней полки шкафа большую миску. Пока он снимал её, что-то звякнуло. Спустившись и поставив миску на стол, он обнаружил небольшой раскрывшийся кулон. На маленьких колдографиях были портреты двух молодых мужчин, а внизу были крошечные подписи: «Эдуардо» и «Пабло». Лука заворожённо смотрел на того, что был младше — красивого улыбающегося молодого человека, который смотрел куда-то в сторону и лишь на миг поворачивался в анфас. У него были такие же курчавые волосы, только очень тёмные, может быть, чёрные. Пабло… На губах Луки появилась улыбка: теперь он знал, как выглядел его отец. Как жаль, что он не помнил его! Каким он был? Кажется, весёлым и добрым. И, наверное, очень-очень умным, раз мог работать в самом Министерстве магии! Лука посмотрел на мужчину со второй Колдографии. Он был более серьёзным, хоть и не на много старше. Завитые усы, строгий серый пиджак, трость и взгляд, такой же, как у бабушки Ирэнэ — строгий и задумчивый. Кажется, Эдуардо ещё до рождения Луки перебрался в Российскую Империю. Или после… Лука точно не помнил. Но, наверное, он хотел бы знать своего дядю. По крайней мере на Колдографии он кажется очень мудрым человеком. И ответственным. Чуткий слух в спящем доме уловил тихий щелчок замка, и Лука испуганно замер. Бабушка, Юлий и Мина спят. Воры? Или послышалось? Нет. Не послышалось. Он бесшумно поднялся с пола и сунул кулон в карман. Подняв со стола палочку, Лука аккуратно двинулся навстречу грабителям, полный готовности дать отпор. Выйдя в коридор, он столкнулся с женщиной, чья колдография висела на стене в комнате бабушки Ирэнэ. — Тётя Альба? — растерянно спросил он, и дочь Ирэнэ смерила его холодным, неприветливым взглядом. — Здравствуйте, молодой человек, — глядя на него свысока с каким-то пренебрежением, сказала она. — Очень досадно, что к своему возрасту Вы ещё не научились здороваться и выказывать уважение старшим. Лука нахмурился и убрал палочку в карман, исподлобья смотря на сестру отца. Кажется, с ней найти общий язык будет не легче, чем с бабушкой. — Здравствуйте, тётя Альба, — медленно исправился он, пытаясь понять, чего ещё можно ожидать от неё.***
Через несколько часов, когда все уже проснулись, Лука узнал, что это бабушка Ирэнэ пригласила Альбу пожить с ними. В комнате, которая была отведена им, появились ещё перегородки и вещи тёти на кровати Радика, что невероятно разозлило Юлия, который всё ещё надеялся, что братья вернутся. — Мне она не нравится! — упрямо твердил он. — Это место Радика! А если он вернётся? Она приехала, чтобы всё испортить! — Она приехала, чтобы помочь бабушке! Ты же видишь, как ей плохо, — отвечала Мина. — А если Радик и Лион вернутся, то… — Они не вернутся, — тихо сказал Лука, прикрыв глаза. Кажется, он устал верить в лучшее. И устал от чужих заблуждений. — Что ты такое говоришь?! — выкрикнул Юлий, — Предатель! Дурак! Тебе без них хорошо! Ты просто не хочешь, чтобы они вернулись — вот и говоришь такое! А они вернутся! Слышишь?! Вернутся! Боги накажут тебя за… — За что? — резко открыв глаза, спросил Лука, в упор смотря на младшего брата, и тот словно испугавшись чего-то, отступил на шаг назад. — За то, что я остался с вами? За то, что помогаю бабушке? За то, что отпустил братьев их путём, который они выбрали сами? Если Боги кого-то и накажут, так тебя, Юлий. Ты забыл, что такое кодекс воина. Ты забыл законы племени. Предал Богов. Эта жизнь нравится тебе больше, тебе не нужна родина — так по какому праву ты говоришь о наших Богах, если ты отрёкся от них? Юлий отступил назад, мотая голой и зло смотря на брата. Мина переводила взгляд с младшего брата на старшего, вновь не зная, чью сторону принять, а Лука просто стоял и безразлично смотрел на Юлия, допуская мысль о том, что он не прав, но ни капли не раскаиваясь: ведь Юлий сам предал Богов и потому не имеет права обвинять в чём-либо старшего брата. Брата, которого однажды он назвал арики и признал главным. Юлий ушёл из комнаты, а Мина застыла, растерянно смотря на старшего брата. — Зачем ты так? — скривившись, спросила она, и выбежала вслед за Юлием. Лука чувствовал лишь опустошение. Дыру внутри. Было всё равно, что происходит вокруг. Словно, всё это не с ним. Скучал когда-то, а теперь хотел поскорее вернуться в Хогвартс. Мелькнула мысль о том, что Юлий будет и там… прикрыв глаза, Лука шумно выдохнул: казалось, когда брат был младше, он любил его сильнее, чем теперь… а любит ли он его вообще? И что такое любовь? Если от неё можно устать так скоро — то любовь ли это или просто… просто что-то другое?..6 августа 1877 года. Драка
Прошла неделя. Дом жил теперь по строгому расписанию, по правилам, установленным Альбой. Она готовила, а детей заставляла держать дом в идеальном порядке, который не могла понять даже Мина, тихо возмущаясь о том, что тарелки не в шкафу, а на полке — это не беспорядок, как и веник не в чулане, а в прихожей. Однако, возразить в глаза никто не решался. Все просто тихо ждали, когда она уедет. Строгое отношение Альбы Лука для себя объяснял тем, что она учитель в одной из магических школ, а потому привыкла к дисциплине. По слухам, в Махотокоро порядки куда более строгие, чем в Хогвартсе. Впрочем, узнавать об этом Луке не хотелось совершенно. Он тосковал по друзьям, особенно по Фридриху. И немного по Юстусу. Азаро вспоминался реже, наверное, потому что с ним Лука общался не так много, как с Фридрихом и потому что тот не совал всюду нос, как Юстус. — …нет, ты дурак! Как так можно?! — возмущалась Мина, следуя за Юлием, который прошёл в комнату и рухнул на кровать сестры. — Что теперь она о нас подумает? Что теперь вообще будет?! — Пусть катится в свою Японию, мы её не звали, — огрызнулся Юлий и отвернулся к стене. На глазах Мины заблестели слёзы, и Лука нехотя поднялся с кресла и подошёл к сестре, хмуро смотря на брата. — Что он натворил? — Мина прикрыла глаза и судорожно выдохнула, а затем виновато посмотрела на Луку и крепко обвила его руками. — Он испортил её вещи, а другие выбросил в окно, я пошла их собирать, а там… — Мина всхлипнула, — а там… — «А там», «а там», — передразнил её Юлий, вскочив с кровати, — в море улетели, тютю, чайки растащили! Так ей и надо! А ты — дура, раз не понимаешь! Мы должны её прогнать! — А бабушку кто лечить тогда будет?! — выкрикнула сестра сквозь слёзы, уже готовая кинуться с кулаками на брата. — Да мне всё равно! — выкрикнул Юлий, — «Бабушка», «бабушка», «бабушка» — чего заладила, как попугай? Уйдёт с Хине-нуи-те-по — нам же легче будет! — А жить ты на что собр… — выкрикнула Мина, но осеклась, испуганно смотря на Луку, который ударил брата в живот. Юлий закашлялся и упал на ковёр. — Лука! Ему же больно! — но старший брат подошёл к младшему и за ухо поднял на ноги. — Ещё раз услышу подобное — прокляну, — сказал он и оттолкнул Юлия на кровать. Этим летом Лука не видел ничего, кроме ссор. Юлий становился всё более неуправляемым, злым и чёрствым. Он не думал о других никогда. Радовался тому, что бабушка Ирэнэ заболела и больше не контролирует каждый его шаг, не ругается. Он почти не помогал за ней ухаживать. Луке казалось, что брат попадёт на Слизерин, и это его с каждым днём пугало всё больше. Что Юлий станет таким же, как Руквуд или Малфой… Сзади набросился брат и повалил Луку на пол. Удар в живот. Металлический привкус во рту. Визг Мины. Растерявшийся Лука пропустил несколько ударов, но потом резко скинул с себя брата, но не успел встать, как Юлий вцепился в волосы и попытался ударить по лицу, но Лука рефлекторно откинул брата магией. Поднявшись на ноги, он почувствовал влагу на лице и, опустив взгляд увидел, что кровь капает на ковёр. На крик Мины вбежала Альба — как раз в тот момент, когда Юлий вновь хотел наброситься на Луку. — Он напал! — тут же указала на брата Мина, впрочем, и без объяснений всё было на лицо: растерянный Лука, пытающийся остановить кровь из носа и горящий от злости Юлий. — Наказаны все, — вынесла вердикт Альба, и Мина изумлённо раскрыла рот, но не нашлась, что сказать. — Неси розги, — обратилась она к Мине. — Ч-что?.. — растерянно спросила та, отступив к Луке. — Розги, — повторила Альба. — Я не знаю, что это… — растерянно прошептала Мина. Лука знал, но виду не подавал, обдумывая, что делать дальше и как быть. Альба вышла сама на поиски розог. — Лука, что будет? — испуганно прошептала она, заглядывая в хмурые глаза старшего брата. — Из-за тебя всё, — прошипел он, кинув взгляд на потерянного Юлия, который тоже понятия не имел, что такое розги. Лука вышел в коридор и услышал голоса из комнаты бабушки Ирэнэ. Он хотел извиниться за поведение брата и драку, но услышанные обрывки фраз заставили его застыть под дверью: — … в моём доме не бывать, — донёсся негромкий слабый голос Ирэнэ. — Так, да? Распустила детей, они неуправляемые дикари и… — Не смей так говорить, Альба. Ты пока в моём доме, и я ещё жива. Если тронешь этих детей — лучше сразу убирайся, — Лука забыл, как дышать: неужели, это говорила бабушка Ирэнэ?! Она их защищает… даже сейчас… — Мама… — тихо сказала Альба, но договорить ей Ирэнэ не дала: — Я всё сказала. Ты понятия не имеешь, что они пережили. И что им предстоит пережить, — несмотря на то, что говорить ей было очень тяжело, голос её был твёрд и уверен. — Они недавно перестали плакать по ночам, вспоминая свой дом, мать и тех, кого любили… — Мама, — резко начала Альба, — они… — Молчать! Они видели смерти больше, чем ты. Они научились жить в городе, в котором не понимали совершенно ничего, потому что до этого они видели только лес, море, хижины и войну с англичанами — между прочим, в стране которой они теперь вынуждены жить. Они потеряли мать и двух братьев, а очень скоро потеряют и меня. — Мама… — как-то жалобно и тихо произнесла Альба. Внутри Луки что-то сжалось в тугой ком. — Ты и сама это понимаешь — времени нет. И эти дети без тебя пропадут. — Я найду колдомедиков и… — Это не поможет, Альба, я ухожу. Завтра за мной придёт Сметвик и заберёт в Мунго. А ты с детьми отправишься обратно в Яп… — Мама, нет! Я не оставлю тебя и… — Тебя уволят. На что тогда ты будешь содержать троих племянников? Я запрещаю тебе, ясно? — несколько долгих секунд тишины, Ирэнэ настойчиво спросила: — Ты меня услышала, Альба? — Да, мам, — сдавленно ответила та. — Я не брошу детей своего брата. Но как я могу бросить тебя? — Ты не бросаешь меня, а даёшь уйти спокойно, зная, что мои внуки в надёжных руках. Воспитывая их помни, что я тебя и твоих братьев не била никогда, но все вы стали достойными людьми. А теперь иди, Альба… я очень устала и хочу спать…9 августа 1877 года. Письмо
Лука стоял у причала, любуясь морем. Вчера бабушку Ирэнэ забрали в больницу, а вечером тётя Альба сказала детям собираться. Ни на какие вопросы она не отвечала. Юлий кричал, Мина плакала, а Лука молча стал собирать свои и их вещи. С рассветом он пришёл на причал, с которого началось их знакомство с Англией. Здесь он впервые увидел бабушку, здесь же потом беседовал со стариком, которого отчего-то хотел увидеть и сегодня. Попрощаться. Чайки над морем, как и прежде кричали, а Лука вспоминал о словах Эрнеста Синглтона — «Не знаю, где именно ты будешь, когда всё свершится, но совершенно точно ты будешь далеко за пределами Англии». Теперь Лука знал. Он не вернётся в Хогвартс. Не увидит своих друзей. Хотел бы он хоть письмо им написать, но адреса не знал. Быть может, написать в Хогвартс? Профессору Фронсаку, чтобы он рассказал ребятам? Идея накрыла с головой, и Лука рванул домой. Как он не додумался раньше?! Ведь директор писал ему пришлым летом — и адрес на конвертах сохранился! Жаль только, ответа он уже не получит. Но он сообщит. Ребята будут знать, что он не бросил их — а это главное. Вбежав в дом, Лука, чуть не сшибив с ног брата, схватил лист пергамента, перо и навис над столом. «Уважаемый профессор Фронсак! Я уезжаю в Японию и, кажется, больше не вернусь, а потому прошу Вас сообщить об этом моим друзьям — Фридриху Синглтону и его братьям. У меня нет их адреса, и я не могу им написать. Но они могут написать мне в японскую школу магии — я буду учиться там и там же работает моя тётя Альба. С уважение, Лука Гарсия» Посмотрев на получившееся письмо, он нахмурился. Результат ему совершенно не нравился. Буквы некоторые расплывались чернильными пятнами, а строчки были слишком кривыми и неровными. Но переписывать было уже некогда — Лука выскочил из дома и побежал к совятне, расположенной через несколько улиц, которые казались бесконечно длинными. Она была всего одна в Абердине, ведь это маггловский район, здесь нет других волшебников. Столкнувшись с прохожим, Лука упал в грязь и чуть не порвал письмо. Испуганно осмотрев лист пергамента, он вскочил на ноги и помчался дальше, проклиная свою нерасторопность — надо ж было так поздно додуматься! Перед самым отбытием! А если он не успеет вернуться до времени, когда портал сработает? Что будет тогда? Его бросят здесь совсем одного? Или так будет даже лучше? Он тогда вернётся в Хогвартс или его отправят всё равно в Японию? Вбежав в небольшое здание, он подбежал к почтальону. — Здрасьте, можете письмо отправить? — он протянул листок пергамента. — Конверт стоит полпенни. Адрес? — Вот, ответное, — он протянул старый конверт, и только теперь застыл, широко распахнутыми глазами смотря на почтальона: денег с собой у него не было. — Вместе с конвертом выйдет ровно шиллинг, — подняв взгляд на взъерошенного запыхавшегося мальчишку, мужчина переменился в лице. — Если денег нет — проваливай! — махнул он рукой, и Лука попятился, мотая головой. Как?! Как он мог не взять деньги?! — Rewera... — прошептал он, — kao, e kore e taea... — пятясь назад, Лука столкнулся с дверью и над головой зазвенел колокольчик, — Mahunga poauau! — выкрикнул он, в отчаянии выбегая на улицу. Посмотрев время на часах, которые подарил Юстус, Лука сильно зажмурился, чувствуя, как колет сердце, но побежал к дому, глотая слёзы. Когда он вернулся, на лестнице его уже ждала злющая тётя Альба, которая встретила племянника подзатыльником — до срабатывания портала оставалось лишь несколько минут. Лука не помнил ни того, как добежал, ни того, что именно кричала тётя, ни того, как их засосало в отвратительную воронку, созданную порталом. Так, безрадостно и стремительно жизнь свернула, разрушая все планы лохматого мальчишки, который меньше месяца назад строил большие планы на осень и жизнь в целом. Обещание не бросать друзей, данное самому себе перед самым отъездом из Хогвартса, было нарушено — отныне Лука знал, что лучше вообще никогда ничего не обещать и не строить долгосрочных планов, потому что они не сбываются никогда…