Самые важные слова

      В пролёте третьего этажа стоял долговязый молодой человек. Одной рукой он словно пытался удержать в воздухе невидимый тяжёлый шар — даже видно было, как вздулись от напряжения вены. В другой — опущенной — сжимал развёрнутый ватман. Рядом валялось ещё несколько скрученных листов бумаги.       Уэнсдей перевела взгляд на волка. Юноша расслабил кисть. Дикий зверь махнул хвостом, прыгнул в сторону ватмана и растворился в воздухе — на его месте лишь повисло дымчатое облачко остаточной магии.       — Как ты тут оказался… Ксавье? — девушка направилась к своему неожиданному спасителю, — Здесь почти никто обычно не ходит.       — М-м-м, пожалуйста, Уэнсдей, — кивнул в ответ Ксавье Торп и развёл свободной рукой, — Шёл в больничный покой и наткнулся… на это вот безобразие.       Это был первый раз, когда Уэнсдей говорила с Ксавье после прошлой ночи с пожаром Крэкстоуна и целым ворохом других событий. Уроков не было, в столовой они и так почти никогда не пересекались. Энид, правда, попыталась отправить соседку «сходить ну хоть спросить, как там у него дела», но Уэнсдей пропустила эти слова мимо ушей. Логичным казалось, что без неё эти дела будут только лучше.       Сейчас же Ксавье стоял чуть сверху — в своей излюбленной толстовке, с небрежно собранными волосами — и выжидающе наблюдал, как она поднимается к нему. Он опять оказался рядом с ней ровно в тот момент, когда случилось что-то угрожающее.       — Теперь, наверное, будешь подозревать, что это я их натравил на тебя, да? — верно истолковав оттенок выражения бледного лица, вздохнул Ксавье, — Впрочем, делай как знаешь.       Торп принялся аккуратно расправлять рисунок, который держал. С ватмана на Уэнсдей воззрились ярко-жёлтые глаза уже знакомого волка. Животное замерло в высокой траве: сильные мышцы напряжены, поза наизготовку. Волк явно следил за жертвой и выбирал момент для броска. Обманчиво скрытый, смертельно опасный. Надо признать, это было нарисовано довольно талантливо.       Дольше Уэнсдей полюбоваться не удалось — Торп свернул ватман с волком в рулон и стал подбирать остальные листы.       — В подозрениях я пока не уверена. Расскажешь подробнее, что произошло.       В своей манере — Уэнсдей не просила. Уэнсдей утверждала.       — Произошло то, что на тебя напали. Ты почти получила художественный пролом в черепе. Но уже допрашиваешь меня. Как это в твоём духе, — Ксавье криво усмехнулся, поднимая последний рулон, — Пойдём до больничного покоя, по дороге расскажу.       На немой вопрос Уэнсдей он добавил:       — Зачем бы ты ни шла туда ранее, теперь к этому явно прибавлена рана на голове.       Объяснять школьному доктору происхождение этой самой раны было последним, что Аддамс сейчас хотелось. Но любопытство всё-таки пересилило — теперь они уже вдвоём направились обратно, в тот самый коридор.       — Я был в кабинете живописи, — Ксавье кивнул на ватманы, которые держал, — хотел забрать некоторые работы домой, когда уедем. На обратном пути решил заглянуть в медпункт: врач вчера велел ходить на перевязку. Когда я свернул в переход перед медпунктом, увидел на другом конце этих двух отморозков, которые тебя подняли с пола и куда-то поволокли. Ты явно была без сознания. Выглядело это всё не очень, и я последовал за вами.       Уэнсдей медленно кивнула рассказу. Звучало достаточно правдоподобно. Правда оставался вопрос, на какую-такую перевязку шёл Ксавье — в отличие от Энид или Бьянки его в тот день вроде бы никто не увечил. Пока юноша говорил, Уэнсдей исподволь осматривала его, пытаясь найти следы ранения или ушиба. Её цепкий взгляд почти сразу остановился на шее Ксавье: из-за ворота толстовки выглядывал бинт.       — У тебя что-то с шеей?       — А… Да, — Ксавье рассеянно поправил капюшон на воротнике, — Это от тех тюремных кандалов. Раны хайда с рисунка вскрылись, и попала инфекция. Придётся наблюдаться. А то получить гангрену на шее — это даже смешно. Голову не ампутируешь. Хотя ты бы, наверное, оценила.       Договорив, Ксавье как бы между делом стянул резинку с головы. Волосы рассыпались до плеч, скрывая повязку. Ему явно не очень хотелось останавливаться на этой теме.       Они как раз проходили поворот к месту нападения. Уэнсдей придирчиво осматривалась в поисках чего-то подозрительного. Почти сразу внимание привлёк предмет, торчащий из-за цветочного горшка в стенной нише. Спустя мгновение девушка извлекла на свет увесистую охотничью рогатку. Видимо, орудие преступления эти двое планировали забрать потом.       — Ого. Похоже, они из этого по тебе.       — Что было когда ты последовал за нами?       — Наблюдал сверху, как они тебя связали и обсуждали свой дурацкий план. Хотел позвать кого-нибудь на помощь, но тут сеть совсем не ловит. А оставить вас я побоялся. Пришлось… м-м-м, импровизировать.       — Не знала, что ты можешь создавать настолько реалистичные и осязаемые иллюзии… — тут Уэнсдей осеклась. Вообще-то, когти нарисованного хайда, который полоснул своего создателя по шее, тоже были как ни крути вполне осязаемыми.       — Признаю, оживить его таким плотным было сложновато, — согласился Торп, — поэтому я и провозился долго. Сначала надеялся просто спугнуть этих дурней, но тут ты пришла в себя. И очень накалила ситуацию. Хорошо, что я успел.       В интонации Ксавье и вправду проскользнуло облегчение. Видимо, он действительно переживал за жертву несостоявшегося похищения. Как обычно. Правда, также Уэнсдей заметила и нечто необычное. Всегда открытый и дружелюбный к ней, сейчас Ксавье был скорее равнодушно-отстранённым. Он говорил спокойно, даже немного холодно. Избегал смотреть на неё. Не улыбался. Это как-то… выбивалось из привычных паттернов его поведения. А потому ощущалось неправильным: как фальшивая нота в гармонии. От дальнейших мыслей на эту тему Уэнсдей отвлекла дверь больничного покоя.       Школьный врач приняла Ксавье первого, сославшись на то, что «с ним закончит быстрее». И пока она готовила бинты, антисептик и меняла повязку, Уэнсдей была предоставлена самой себе.       От нечего делать, она пыталась обдумать случившееся и прикинуть, кем могли быть её обидчики. Но мысли не удерживались в голове, и взгляд почему-то всё время соскальзывал с окна или стола на сидящего неподалёку Торпа.       Врач собрала обратно его волосы и уже сняла старые бинты. В обрамлении спущенного ворота толстовки явно проглядывали три длинные воспалившиеся раны — края покраснели и покрылись желтовато-белой коркой. По кайме виднелись фиолетовые прожилки синяков. Раны явно доставляли неудобство Ксавье: пока врач чистила их от гноя и накладывала новую повязку, он несколько раз болезненно дёрнулся.       Когда женщина надавила особенно сильно, что Ксавье даже слегка скривился, Уэнсдей почувствовала вдруг слабый укол. Как будто стальной сюрикен прокатился по грудной клетке, оставляя саднящий осадок — резкий, холодный и неприятный. Непроизвольно девушка слегка сжала кулаки. И сама тотчас удивилась — что могло вызвать в ней подобную реакцию? В это время юноша от манипуляций медика вздрогнул ещё раз, и колючий холодок снова прокатился по телу Уэнсдей. Неосознанно мышцы живота напряглись, сократилась диафрагма, сжались пальцы. Телу явно подсознательно не понравилось наблюдаемое зрелище. И что тут такого — даже не лепра и не чёрная оспа.       Уэнсдей медленно выдохнула и с усилием отвела глаза. Уколы стихли, но пальцы всё ещё подрагивали. Больше она не смотрела на Ксавье вплоть до конца перевязки.       С ней самой врач действительно провозилась гораздо дольше: всё время ахала, разглядывая под лампой затылок, очень тщательно и аккуратно, стараясь не задеть лишний раз, перевязывала плечо. Минут десять выспрашивала, точно ли пациентка ударилась так о полку. Потом ещё двадцать — нет ли у неё каких недоброжелателей. После этого наконец отпустила. К счастью, ссадина в итоге оказалась неглубокой — даже повязка не понадобилась.       Всё это время Торп в коридоре терпеливо ждал, пока Уэнсдей освободится. Хотя она и была почему-то уверена в обратном.       — Ты здесь?       — Подумал, может, тебе нужна ещё помощь. Ну не знаю, там — до комнаты проводить. В конце концов, не каждый день в стенах школы нападают на студента. Даже на доставляющего столько проблем, сколько ты. Кстати, непривычно выглядишь.       Уэнсдей нахмурилась. Чтобы добраться до травмы на голове, врачу пришлось распустить косы. Чёрные волосы свободно спадали вниз. Уэнсдей ощущала себя на одну треть раздетой. Ну или, возможно, на четверть.       — Мне не нужна охрана. Теперь я просто буду к этому готова.       Ксавье усмехнулся.       — Что ж, я не особенно ожидал другой ответ…       — Но я хотела бы обсудить с тобой это происшествие. Можем сделать это по пути.       Впервые за вечер лицо юноши немного просветлело.       — Как скажешь, Уэнсдей Аддамс.       И они неспешным шагом направились в сторону женского общежития Офелия-Холл. Спустя пару минут Уэнсдей нарушила тишину:       — Накануне я получила пару записок с угрозами. Не думала, что дойдёт до чего-то большего, но, очевидно, авторами были эти двое.       — Я тебя очень прошу, будь осторожнее. В коридорах школы и в произносимых выражениях. Здесь сейчас все взбудоражены. Не надо нарываться.       — Ты знаешь, кто они были? — девушка явно не посчитала последнюю фразу достойной внимания.       — Нет, не думаю, — Ксавье отрицательно покачал головой, — похоже только, что старше нас. И вроде бы в конце они упоминали имена? Логан и Гэри, кажется?       — Да, — задумчиво подтвердила девушка, — Причём тот, что Логан, называл себя племянником директрисы Уимс. Интересно.       — Хм, я слышал, что в Неверморе учится кто-то из её родни, но больше ничего не знаю.       — Это обидно, — Уэнсдей потёрла подбородок, — Похоже придётся опросить всех оставшихся студентов старших курсов, а времени до отъезда крайне мало.       Ксавье удивлённо уставился на собеседницу.       — Ты знаешь, я поражаюсь тебе. Причём каждый раз по новой причине. Зачем тебе старшекурсники? Просто спроси у Энид.       — У Энид?       — Кончено. Она — кладезь ценной информации о жизни учащихся любого из курсов, не только нашего. Ты бы знала, если бы читала её. Хотя да, тебе же не с чего…       При мысли о перспективе подписаться на хранилище-всех-сплетен-школы Уэнсдей почувствовала подкатывающую тошноту. Не в этой жизни.       — Я подумаю, — не слишком честно ответила она.       Путь они продолжили в молчании. В больничном покое пришлось потратить немало времени — уже начало вечереть. Сквозь витражные стёкла закат раскрашивал полы коридоров в причудливые цвета. Яркий оранжевый свет играл в канделябрах на стенах. Этот же свет искрился в волосах Ксавье, обрамляя его профиль ярким контуром. Казалось, все краски вечера рассыпались на нём в этот момент. Юноша шёл аккурат между Уэнсдей и окнами, словно специально скрывая её в своей тени от буйства вечернего цвета. Отношения юной Аддамс с колористикой были весьма однозначными: она признавала либо все цвета сразу, либо их полное отсутствие. Но никаких, пожалуйста, полумер. От попадания на кожу любого чистого излучения длиной волны до 780-ти нанометров та очень скоро начинала чесаться. Сейчас же, благодаря Ксавье, Уэнсдей имела возможность дойти до своей комнаты без надоедливого зуда. С большой долей вероятности, она в принципе имела возможность куда-то сейчас идти тоже благодаря нему. Только вот в его молчании по-прежнему струилась отстранённая холодность. Наступило неожиданное осознание, что зуд она всё-таки чувствует. Правда не снаружи: несколько раздражающих уколов снова прокатилось где-то внутри. Ужасно захотелось вдруг сказать или сделать что-то, чтобы он перестал отводить от неё глаза и снова стал прежним собой.       На одну невероятно короткую миллисекунду Уэнсдей Аддамс подумала, что надо было им пойти более длинной дорогой. Ибо именно в этот момент путь закончился. Они подошли ко входу в Офелию.       — Ну что, похоже мы пришли, — Ксавье остановился, — Хорошего тебе вечера.       Однако Уэнсдей не торопилась идти к комнатам. Она медленно сделала шаг вперёд и обернулась.       — Я хотела ещё кое-что сказать. Счёт два — два, Ксавье.       — Э-э-э, это означало «пока»?       Ксавье явно не очень понял, как реагировать на её заявление. Чёрт, неужели и ему надо всё объяснять?       Собираясь с мыслями, Уэнсдей так и замерла вполоборота, пристально смотря на Торпа. По её волосам тоже рассыпались солнечные блики — тень больше не защищала. Глаза смотрели внимательно. Она подбирала слова.       — Я тебя не просила, но, когда ты вытолкнул меня из-под горгульи, было один – один. Сейчас я тоже не просила, но у тебя есть свойство вмешиваться без спроса.       — Хочешь сказать, ты имела в виду…       Уэнсдей чувствовала, как говорить снова становится сложно. Совсем как было во время беседы с Энид. Но она уже набрала воздух в лёгкие, и назад пути не было.       — Ты, вероятно, спас мне жизнь сегодня. С… сп… спасибо.       На последнем выдохе можно было заметить, как дрогнули её губы. Ксавье наблюдал за девушкой с удивлением. Маленькая Уэнсдей стояла напротив него в лучах закатного солнца. Распущенные волосы обрамляли её точёное лицо. Локоны цвета воронова крыла струились по узким плечам. Свет отражался в глубине тёмных глаз. И — ему не послышалось — она его благодарила? Без упоминаний патриархата и снобизма? Не утверждая даже, что справилась бы сама?       — Послушай, мне очень надо знать… — юноша задумчиво закусил губу и слегка наклонился к Уэнсдей, — тебе от меня что-то нужно? Или я вообще сплю?       Фразы прозвучали горько и одновременно насмешливо. Магия момента лопнула, как мыльный пузырь. Вместо ответа девушка, не изменившись в лице, наступила ногой на его кроссовок. Не всем весом, но резко. А затем, развернувшись, решительно зашагала в Офелия-Холл.       — Ау… не сплю,— только и протянул ей вслед Ксавье.