Самые важные слова

      До своей комнаты Уэнсдей дошла абсолютно смятённая. Для своего обычного состояния, по крайней мере. Даже её дыхание слегка сбилось — так быстро она шагала. Мысли в голове роились ещё быстрее.       Что это вообще такое было? Девушка не понимала, почему так бурно прореагировала на произошедшее. Не понимала, зачем вообще завела этот разговор. Не понимала, что за ощущение холода поселилось у неё в груди. И почему, чёрт побери, ответ Торпа её так… расстроил? Она как будто ожидала чего-то другого.       Как будто теперь чувствовала себя уязвлённой.       Уэнсдей отчаянно замотала головой. Это ведь и называется «эмоции»? Дурацкая бесполезная вещь, как люди вообще с ней живут.       Она очень надеялась, что удастся побыть одной, чтобы успокоиться. Энид вполне могла бы в один из последних вечеров сбежать к Аяксу. Но нет, соседка сидела на полу своей половины комнаты и разбирала кучу цветастой одежды, горкой вываленной рядом.       — О, Уэнсдей! Я ждала тебя намного раньше, — сразу затараторила Энид, — а я тут вещи собираю. Подумала, надо начать сейчас — не хватит времени за один день. Ты успела поужинать? Я взяла тебе сэндвичи и чай. Только он, наверное, остыл. А, но ты ведь такой любишь больше. Эй, Уэнсдей… — только тут блондинка обратила внимание на внешний вид собеседницы, — что-то опять случилось? Почему у тебя волосы распущены? И ты бежала? Уэнсдей?       Застывшая в дверях Аддамс посмотрела на тарелку с бутербродами на столе. На Вещь, семенящего к ней с расчёской. На взволнованную соседку.       Похоже, что на свою первую подругу.       — Энид. Мне нужно с тобой много о чём поговорить.       Энид кивнула, оттолкнув ворох тряпья. Кажется, последние два дня по длительности их общения побьют рекорд всего прошлого семестра.              ***       — Офигеть! — это всё, что смогла выдавить из себя Энид, когда Уэнсдей закончила, — тебя во второй раз за два дня попытались убить. Как у тебя это получается?       — Природный магнетизм, — буркнула Уэнсдей, перекинув назад тугие косы.       Во время рассказа она снова заплела волосы. Мир сразу стал немного привычнее и правильнее.       — Я рада, что ты шутишь. Значит, эта ситуация не особо тебя волнует. Впрочем, как и всегда, — вздохнула девушка-оборотень, — Кстати, я действительно знаю, кто были эти двое. Тот, кто тебя чуть не убил — видимо, Логан Пьер. Он учится на два курса старше нас, скоро уже выпускается. Насколько я знаю, он сын младшей сестры директрисы Уимс. Его родители погибли, когда он был маленьким. Уимс забрала его из приюта и привезла в Невермор. По его способностям особо ничего не понятно. Не сказать, что они вообще есть — так, какие-то слабые зачатки. Знаешь, недостаточно, чтобы считаться полноценным изгоем, но достаточно, чтобы в цивильном приюте над тобой издевались.       — Если над тобой издеваются, это просто означает твою слабость.       — Ты уверена? — Энид с сомнением покачала головой, — В любом случае, в Неверморе его жизнь явно наладилась. Он хорошо учится. Готовится к поступлению в престижный университет. Завёл друзей. Самый близкий из них как раз Гэри Уайтман. О, смотри, нашла их фото. Старое, правда.       С низкокачественного смазанного фото на девушек смотрели двое мальчишек: хмурый крепкий брюнет и улыбчивый рыжий с веснушками.       — Гэри немного зашуганный — он даже ходил к психологу. Вы не встречались у Кинботт? Тем не менее, с Логаном они не разлей вода.       — Оставить психически нестабильного товарища на съедение дикому зверю — очень по-дружески, — скептически прокомментировала Уэнсдей.       — Я и не утверждала, что этот парень — душка, — тряхнула разноцветными прядями Энид, — Но его эмоции я, наверное, понимаю. Погиб человек, который дал ему всё, что он сейчас имеет. Я бы тоже… была очень расстроена.       После этих слов Уэнсдей опять ощутила знакомый холодный укол в груди. Только-только схлынувшие ощущения снова нагнали её. Сюрикен пролетел по грудной клетке, задев болью каждое ребро. Да что с ней творится?       — Но его поступка это в любом случае не оправдывает, — продолжала блондинка, — Думаю, надо сообщить учителям. Ксавье подтвердит твою историю.       Уэнсдей с минуту молчала.       — Нет, — изрекал она наконец, — я не буду это афишировать.       — Почему?!       — Завтра он вряд ли ещё раз высунется — слишком напуган. А дальше — не уверена, что мы вообще ещё встретимся. Пусть это будет на его совести. По крайней мере, пока.       — Я сейчас не узнаю тебя, — Энид заинтересованно склонила голову набок, — произошло что-то ещё, о чём ты мне не говоришь?       Уэнсдей снова долго не отвечала. Она думала о странном холодном чувстве в груди. О своей нерациональной реакции на разговор с Ксавье перед прощанием. О его отстранённости, которая раньше только бы порадовала её, но сейчас почему-то… задевала. Стоило вспомнить о Ксавье, как колючий холод над диафрагмой обострился. Перед мысленным взором промелькнули гноящиеся раны у него на шее. А потом в памяти услужливо всплыл массивный кованый ошейник, который на него напялили в участке. Холод в груди стал почти осязаемо тяжёлым. Наверное, в первый раз она ощутила его именно там, в полиции. Когда Торп посмотрел на неё полными боли глазами и велел убираться куда подальше. Уже тогда еле заметный озноб тонкими иглами пробежал по телу, но она не обратила внимания. Казалось, это просто адреналин. Не каждый день первый симпатичный тебе мальчик оказывается монстром-убийцей, а на плечи ложится ответственность спасти целую школу от воскресшего древнего зла.       Энид не торопила.       — Я… я чувствую нечто необычное, — с сомнением медленно произнесла Уэнсдей, — дискомфорт внутри.       — О-о-о, — Энид даже порозовела от такого внезапного откровения, — Ты — чувствуешь! И даже признаёшь это! Опиши подробнее.       Уэнсдей сначала замялась. Но потом, тщательно выбирая формулировки, стала объяснять подруге свои ощущения. Как выяснилось, это было сложно. И крайне непривычно — никогда даже многочисленные психотерапевты не добивались от неё честного разговора о внутренних переживаниях. Впрочем, Аддамс всегда считала, что просто невозможно поведать о том, чего не существует.       Энид периодически прикусывала губы, кивала и удивлённо восклицала. Уэнсдей честно старалась не обращать внимания, но к концу описания знатно хотелось запустить в собеседницу чем-то тяжелым. Однако, предварительно всё-таки послушать, что она скажет. Иначе все пережитые сейчас муки продадут зря.       По окончании речи Энид заговорила сразу же, почти перебив последнюю фразу. Было видно, что нетерпение распирало её, но она мужественно терпела.       — Божечки, Уэнсдей. Я догадываюсь, что с тобой происходит. Судя по описанию, тебе просто… стыдно, — выпалила она. И выжидательно уставилась на подругу.       — Стыдно… — медленно повторила Уэнсдей, словно пробуя слово на вкус, — Какие глупости.       Обсуждать это с Энид было определённо плохой идеей.       — Да нет же, послушай, — Синклер не сдавалась так просто, — всё сходится. Тебе неловко общаться с Ксавье, потому что ты упекла его за решётку без причины. При том, что он всегда реально старался просто помочь тебе. Ты была абсолютно не права на его счёт. И сейчас тебе стыдно за это, вот и всё.       — Мне никогда и ни за что не бывает стыдно, — отрезала Уэнсдей.       Некстати пришёл на ум последний разговор с Юджином в больничной палате. Никогда? Ни за что?       — Или это просто ты так думаешь, — усмехнулась Энид, — А может раньше действительно так и было, но сейчас описанные тобой симптомы вполне однозначны. И смотри, ты же не будешь отрицать, что не каждого стала бы защищать собой от опасности? Знаешь, я чувствовала что-то такое же, когда осталась биться с Тайлером. Я знала, что могу этого не пережить, — блондинка сглотнула, — Но мне представлялось, что, если ты погибнешь, будет ещё хуже.       — Ты поступила безрассудно.       — Конечно, — улыбнулась Энид, — и ты поступила также. Не говори теперь, что тебе на Ксавье всё равно.       Уэнсдей не сказала. Ей нечего было сказать. Собственный поступок тогда, в пылающем дворе Невермора, даже у неё самой вызывал некоторые вопросы по части мотивации. Пока она остановилась на том, что всё произошло слишком быстро и просто не было времени хорошо обдумать свои действия, чтобы принять взвешенное решение. Энид заметила сомнения подруги и поднажала:       — И вообще не после ли разговора с Ксавье в тюрьме, ты вдруг согласилась, что являешься причиной всего случившегося? Это же конкретно не в твоём стиле!       Уэнсдей подозрительно прищурила глаза на Энид. Интересно, а та-то откуда вообще знала об этом эпизоде? Не успела Аддамс додумать эту мысль, как краем глаза заметила пытавшегося ретироваться под кровать Вещь. Так-так, чрезвычайно интересно. Энид побег партнёра по преступлению увидела тоже. Кажется, они только что сами себя заложили. Оставалось лишь надеяться, что ураган по имени «Уэнсдей» окажется полегче «Катрины» или «Камиллы».       — Ты только, пожалуйста, не обижайся на нас… Вещь мне всё выдал. Но знаешь, — продолжила она с вызовом, — он поддерживает то, что я сейчас скажу. Тебе надо извиниться.       — Мне надо — что ты сказала?       — Извиниться, Уэнсдей! Сказать «прости, Ксавье, я очень ценю твою помощь и мне так жаль, что ты пострадал из-за меня»!       До этого просто скептический взгляд Аддамс практически налился свинцом.       — Ладно, — пошла на попятную Энид, — Думаю, просто «прости» для Ксавье будет достаточно.       — Я никогда не говорила никому этого и не стану.       — М-м-м, но ты же хочешь, чтобы он общался с тобой как раньше, — хитро прищурилась блондинка, — и тебе ведь обидно сейчас, что он не принял твою благодарность?       Тяжело было согласиться. Тяжело было не согласиться.       — Пойми и его, — невозмутимо продолжала та, — у него тоже есть самолюбие. Которое ты весь семестр успешно втаптывала в грязь. Конечно, Ксавье обижен. Конечно, он уже не знает, как реагировать на смену твоих настроений.       Уэнсдей всё ещё не находилась, чем возразить, и Синклер явно это чувствовала.       — Решено! Послезавтра утром уже отъезд. Поэтому ты завтра же пойдешь извиняться! — глаза Энид возбуждённо заблестели, она захлопала в ладоши, — О-о-о-о, как это интересно!       Девушка в чёрном прожгла подругу негодующим взором, заметив, что та потянулась к телефону.       — Если ты хоть кому-то разболтаешь…       — Могила! — приложила Энид ладони к губам.       Уэнсдей не сразу поняла, что совершила тактическую ошибку. Последней фразой она буквально изъявила готовность последовать совету Энид. Теперь дать заднюю гордость уже не позволяла.       В последние несколько месяцев она много чего сделала в первый раз. В первый раз участвовала в школьных соревнования. В первый раз сходила на бал. В первый раз целовалась. В первый раз умирала.       Наверное, ещё и извиниться в первый раз будет не так уж и … странно.       Сон этой ночью не шёл к Уэнсдей. Не помогло ни перемножение в уме четырёхзначных чисел, ни повтор наизусть нот сюиты Баха № 2 ре минор для виолончели. Она уснула только под утро.