Научи меня, погружаться в темноту..

... — Он прав, — задумчиво соглашается ФИ, — мы должны оставить их. — Эй, а… — пытается вразумить их дама, когда её под руки утаскивают в противоположном направлении, — ну может хотя бы слугу? Чисто для отслеживания ситуации. Пруссия дожидается, пока они все исчезнут из виду, всё ещё придерживает ластящегося к нему РИ за шею, жар топит его изнутри, и теперь он может отпустить себя. — Тебе понравился мой прощальный подарок? — Вполголоса спрашивает он, доставая заточеный нож— Шрамы тебе так идут. Его голос словно будит русского. Он оборачивается на звук "формирующихся кристаллов" и натыкается на острые когти в опасной близости от своих глаз. — Как ты это контролируешь? Ощущения от влажных губ на порванной коже искорками по нервам, как по фитилям, прокатываются по телу вниз, и вспыхивают чувственным желанием в паху. — Потому что я сильнее тебя! — Ставит ногу ему на живот, придавливая к земле, — Всегда был и буду! Никогда не упустит шанса эффектно покрасоваться. — Сколько раз я просил тебя, — хрипит он, мотнув головой, —Если бы в этой семье меня кто-то слушал — фыркает. Иронично: из всего, что он сказал, РИ уловил лишь «просил». Он опускается, облизывая, глазами по его безупречному телу, которому всегда по-белому завидовал, на сапог под своей грудью. Пруссия конечно же видит этот взгляд и сдвигает ступню ниже, ставя ему между ног. РИ всхлипывает и запрокидывает голову, закатывая глаза, борясь с рвущимся стоном, тело сводит судорогой. Он такой твёрдый, что тот чувствует его впечатляющую форму даже через подошву. Чуть поворачивает ступню, чтобы встать по стволу, завалившемуся к бедру, и перекатывается с пятки на носок. РИ полностью валится на спину, стонет в голос, цепляется пальцами за траву и, согнув одно колено, подмахивает бёдрами. Не то, чтобы немец удивился прям сильно (он потом порефлексирует над этим), но внезапно из недр его сознания всплывает маленькое гаденькое желание довести РИ до слёз. Возможно даже до истерики. И упиваться с этого чувством собственного превосходства. Умело сдерживая ухмылку, он принимается водить ступней по стволу, пропуская его под дугой свода, мягкая подошва хорошо передаёт естественные изгибы. РИ акрывает лицо обеими руками, скрещивая предплечья, прячась от того, но никак не пытается ему помешать, даже раздвигает ноги шире. Пруссия заинтересованно нащупывает его головку, уделяя ей внимание, а потом давит большим пальцем, с силой прокручивая носком. РИ весь съёживается под ним, не зная, куда деться, перекатывается с лопаток на плечо, вжимаясь в свои руки, и рычит сквозь зубы. Да, больно, зато когда отпускает — просто блаженство, и он слабо постанывает с прерывистыми вздохами облегчения. — Ну, ну, — почти нежно сипит голос, успокаивая его, Пруссия ласкает загнутым мыском сапога его промежность, водя им вверх-вниз, поддевая яички, — такие большие мальчики не должны плакать. Потом упирается в него жёсткой пяткой, накрывая мошонку и основание члена подушкой стопы, и принимается теребить её из стороны в сторону. РИ откровенно хнычет, не в состоянии больше выносить таких истязаний, пытается свести колени в защитном жесте. Но слышимый сверху самодовольный смешок брата поджигает его в одно мгновение: он резко хватает ногу за щиколотку, поднимая над собой, злобно сопит, глаза сверкают бешенство, вырываются. Пруссия, пытаясь балансировать на одной ноге и перетянуть к себе вторую, понимает, что в очередной раз довёл его, и они опять устроят драку. РИ валит его, перекатываясь сверху, тот бьёт его одним кулаком в скулу и, сталкивая с себя другой рукой, когтями раздирает грудь. Кровь распаляет сильнее. русский быстро догоняет его, опрокидывая на невысокое крыльцо, ведущее к святилищу ФИ, для мольбы. Прусс рычит от боли, приземляясь рёбрами на ступеньки, отпихивает его ногой, и ползком поднимается вверх, его тянут за ногу вниз, он цепляется когтями за половицы. Штаны, без пояса держащиеся лишь на внутренней эластичной резинке, легко сползают с талии и потом уж с бёдер. РИ забирается на него сверху, накрывая своим телом, получает локтем по лицу, но успевает продеть под него руку, взяв в замок, и придавливает голову того к деревянному полу. — Ты первый начал! — Рычит над его ухом, спуская штаны чуть ниже, — Потом не жалуйся! Ткань дерёт нежную кожу между ног, Пруссия хрипит от злости, пытается подняться под тяжестью соперника, но колени неудобно упираются в ступеньки на разных уровнях, а вторая рука согнута под боком, поддерживая собственный вес. Чувствует, как его смазывают вязкой слюной, проведя пальцами по промежности. — Я убью тебя! — Дёргается тот, когда горячее и твёрдое давит на анус. — Ты уже это сделал. Пруссия.. тот ломает когти, скребя по дереву, не столько от болевого эха, как от самого факта, что РИ посмел. Клыки врезаются в его плечо, прокусывая до мышцы. Большой ствол входит натужно медленно, погружаясь на всю длину, растягивая анус на себе. Вторая рука впивается в бедро, а когда упругие яички вжимаются в него сзади, он выдыхает. немец замечает, что собственный орган реагирует похожим образом и исходит смазкой.. Потом он начинает двигаться, немного вытаскивая и грубо задвигая обратно, словно желая вонзить своё жало глубже. С каждым толчком тело Пруссии всё сильнее вжимается в ступеньки, не способное сопротивляться. Он рычит, стискивая челюсти, всё ещё инстинктивно сжимаясь, не давая тому разойтись, и через пару минут, не выдержав стискивающей его тесноты, тот кончает, содрогаясь всем телом на нём и рыча вперемешку со стонами. — Заканчиваешься быстрее, чем в драке, — злорадно подмечает тот, как только вес с его плеч чуть поднимается. РИ хватает его за волосы, запрокидывая ему голову, и прижимается губами к уху. — Смелое заявление для того, кто второй раз за три дня оказывается подо мной. — Второй и последний раз за всю твою жизнь! — Огрызается тот. РИ ухмыляется: видимо, Пруссии нравится спорить с ним — он чувствует, как его дырка расслабляется на члене, то ласково сжимаясь, то разжимаясь. — Кто сказал, что я закончил? — Плавно двигается он назад и вперёд. немец коротко шипит и зажмуривается, анал отзывчиво сокращается, обволакивая и затягивая фаллос. Член превосходно скользит в заполненном спермой проходе, вызывая у него тёплую дрожь. И РИ ведёт, он хочет, чтобы немец всегда был таким с ним: упрямым, непримиримым, но оттаявал и плавился на его члене. И лишь он даёт этой мысли как вдруг,сильный удар,будто бы взрывается у его груди, обдавая абсолютным холодом..Пруссия разворачивается и пихает его ногой, попутно натягивая штаны обратно, и спиной ползком взбираятся к святилищу оставшиеся пару ступенек. тот падает, и, злясь,РИ тут же поднимается..через силу, ловит Прусса за котлом с горящими углями и перекатывается с ним на пол. немец с руки отшвыривает тяжёлый низкий стол, оказавшийся у них на пути, и ему хватает дури, чтобы тот развалился на части, ударившись об один из столбов, держащих крышу. Сколько,ФИ говорил, ему там лет было? Они борются, кувыркаясь на мягком ковре, перехватывая друг другу руки, как во время детских потасовок. РИ топит весь его лёд в сердце: здесь,"сила течёт в него извне, незаметно наполняя до краёв и не кончаясь". Устав получать от того по челюсти, он снимает с себя жилетку, обматывает вокруг его рук и поднимает над головой, придавливая запястья к полу. Пруссия тяжело дышит, весь вытянувшись под ним, мускулистая грудь вздымается, мерцая кристалликами пота. Их ноги с ним перекрещены ножницами, и они хорошо чувствуют возбуждение друг друга. — Куда ты собрался? Ты уже достаточно неприятностей нам всем принес! — Нависает над ним РИ. — Я не твой пленник! — Брыкается. — Нет, мой! ФИ отдаст тебя мне, не будет иначе! Он замирает, вонзаясь в лицо русского ледяными лезвиями своих глаз. Откуда эта ненависть? Что русский сделал, ведь всегда лишь любил его и восхищался? Он невесомо касается пальцами упрямого подбородка, но тот отдёргивает голову. Не пожелал идти за ним во тьму и самого не пустил? Неужели только этим поступком он заслужил всю боль и презрение, который немец готов обрушить теперь на него? Кладёт ладонь в центр груди, слушая неверное сердцебиение, и кожа под ней покрывается будто колючим инеем. Если так, то и Пруссия, будет получать от него, что заслужил своими деяниями. Опускает руку, стаскивает штаны с его круглой задницы и пихает свой член. немец морщится, шипит, изворачивается, пытаясь слезть с него.РИ берёт его за горло, припечатывая к полу, и толкается, заполняя дырку. — Что бы сказал твой отец? — Насмешливо выплёвывает тот. — Не смей! — Ревёт РИ, накрывая его губы рукой, — Иначе я вставлю его тебе в рот! Тот фыркает в его ладонь, но молчит, потом, закатывая, закрывает глаза, и расслабляет сфинктер, принимая своё наказание. Его тёплый влажный анал без сопротивления позволяет погружаться полностью, нежно сжимает стенками, обласкивая. Такой податливый, скользкий внутри от спермы — вот таким он и должен быть для РИ: с растраханной розовой дыркой и наполненный его семенем. — Именно так, — говорит он вслух, ритмично покачиваясь и шлёпаясь о влажную липкую промежность. Пруссия тихо всхлипывает в его ладонь от каждого толчка, бледный морозный румянец покрыл его скулы, тугие груди подпрыгивают каждый раз — великолепное зрелище. Яички поджмаются, и основание члена начинает сокращаться. Прусс чувствует своим натянутым анусом, как ствол натужно пульсирует в нём, накачивая свежей порцией спермы. Горячие напористые струи бьют по чувствительным анальным стенкам, и он заглушено рычит от своей унизительной участи. С потяжелевшего после удара молнии неба обрушивается дождь, отделяя непроницаемой завесой воды и шума их укрытие от остального мира. РИ трахает его сзади, поставив на колени и спустив до них штаны. Широко раскрывает, раздвигая ягодицы, и наслаждается видом сочащейся спермой мужской дырки, покорно заглатывающей его член с яйцами. немец сипло и зло стонет в голос, кусая связанные руки, собственный член медленно пускает на ковёр плотную нить смазки, покачиваясь между ног. Он из последних сил сдерживается, "подмораживая" себя, чтобы не кончить, пока его так безбожно и восхитительно имеют в зад. Знает ли ФИ, какая тьма и мерзость ворочается в глубинах души его любимчика. «Он отдаст тебя мне» — вдруг всплывет в голове. Крепкое жало РТ порет его уже не один час, дырка горит от трения, хотя семя и обильно подтекает наружу, хорошо её смазывая. Мошонка приятно выскальзывает, на мгновение оттягивая сфинктер, и его продолжают долбить уже на всю длину. РИ не пытается заставить его кончить — это расплата, и было бы идеально, если бы у немца и вовсе не стоял. Он вынимает член и трётся стволом о раскрытую дырку, вжимается яичками в неё, играясь. Пруссия урчит от удовольствия подаваясь назад. Но в следующий раз он убедится, чтобы это было не так приятно для него. И вновь тычется головкой туда-обратно, побуждая сфинктер плотнее обхватывать её. В следующий раз? Неужели унижение немца анальным наказанием стало для него самого наградой? Он медленно натягивает его, плавно погружаясь во влажное нутро, и ложится сверху, придавливая к полу всем телом, обнимает рукой шею, слегка душа мускулами, и толкается. Член проходится головкой по простате и давит мощным стволом, вырывая у Пруссии протяжный сладкий стон из охрипшей глотки. Разве не будет месть более полной, если он получит оргазм от члена того в своей дырке? Так неправильно и так прекрасно. РИ толкается ещё и ещё, заставляя извиваться под собой в попытке избежать или уменьшить давление. Его трепыхания и жалобные стоны такие милые, а попка хлюпает и чавкает с таким желанием и аппетитом, заглатывая член, что русский не выдерживает и кусает его в плечо опять. Ох, как он начинает содрогаться под ним и отчаянно сжиматься, пульсируя — приходится применять силу, чтобы удовлетворить такую строптивую дырку, грубо и ритмично засаживая. Как Пруссия и любит: напролом и в темпе. Кончает тот долго и громко, заливая ковёр ФИ белоснежной спермой, даже сам насаживается на член, подмахивая бёдрами — понравилось. И потом ещё дважды кончает под РИ, широко раздвинув ноги и всецело предоставив свой анал для наслаждений.. хепи энд.