***
На ковре каюты засыхало кровавое пятно, служившее последним напоминанием о её прошлом хозяине. Повсюду остались небрежно лежать его вещи: ветхие книги о кораблестроении и сборники с морскими легендами, пропахшая табаком и пылью одежда, карты и кости, перевёрнутые фигурки фрегатов, парусников и бригов. — Герр Арон толком-то и не успел покомандовать здесь, но точно знаю, что азартен он был до колик, — озвучила Инкелла, стоило им с Марцией, совершенно ничего не понимая, ввалиться внутрь. Не хотелось ни есть, ни пить, только спать, беспамятно, уйму часов подряд. Марция сделала над собой усилие и разложила на столе оба алхимических набора, от Грача и от Инкеллы. Занялась укрепляющим раствором. — Эрра, не стоит. — Стоит. Ты слишком долго отдавалась на растерзание ветру и воде. На дворе, считай, зима. Треугольные окна каюты покрывал узорчатый тюль. — Пионы, — заметила Инкелла. — Непривычно для капитана-мужчины. — Возможно, у него была пассия с хорошим вкусом и любовью к цветам, — Марция отмерила пипеткой пять капель разжиженной гоблинской мелиссы. — Почему тебя обвинили в его смерти? — Воспользовались молчанием мёртвого, как же ещё, — Инкелла ждала своей участи, сидя на кровати и вытянув ноги. Избавляться от всё ещё сырой одежды не спешила. Казалось, сдирать её с себя было даже неприятнее, чем просто терпеть. — Эльгиде в идеале нужно всех нас сейчас в чём-то обвинить и разжаловать. Готовься, завтра тебе предъявят целую тонну дерьма. — И я предъявлю им в ответ, — воинственно заявила Марция. Пришлось искать в каюте дополнительные ингредиенты, базовых не хватало. В нижнем ящике расшатавшегося шкафа обнаружились эльфийский лютик — вот уж воистину приятное средство от лихорадки и прочей дряни, — и мёд. К ним Марция добавила янтарный остролист и найденное в личном сундуке капитана целебное зелье. Инкеллу она поила с рук. Не отстала, пока та, морщась и кашляя, не опустошила весь сосуд. Ароматы каюты диссонировали с реальностью: всё ещё кричали о постороннем мужчине шлейфом его крепкого одеколона. — Как мама? — Марция легла поперёк кровати. Она, вполне просторная для двух девушек, умещалась прямо у ещё одного застланного тюлем окна. Инкелла, недолго думая, опустилась так же. Получилось нос к носу. — Напугана. Я попросила своих людей сторожить её дом. — Почему не привезла сюда? — Она… прикована к постели. Я поздняя дочь, матери сейчас шестьдесят три. Многие её недуги с возрастом сильно прогрессируют… Ты знаешь. Сердце, лёгкие, мышцы. Не хотела тащить её на корабль. — Я сожалею. Всегда боялась таким увидеть отца, теперь же не знаю, что лучше. — Хм, я всё-таки предпочитаю свою маму видеть больной, а не мёртвой. Отца же тебе вернут, верю в это. Марция, не моргая, засмотрелась прямиком в тёмные глаза Инкеллы. Пока чистое постельное бельё приятно скрипело под телом, она вдыхала ароматы стирального порошка и моря. Морем пахла кожа Мивы, а, может, её прохладное дыхание, разбивавшееся о губы Марции утешающим облаком. — Я всё разрушила… Звуки погасли. В голову ударило усыпляющее биение сердца. Медленное. Извне?Стук. Стук. Стук.
Оно бултыхалось и внутри, в венах, отбивало чёткий, пронизанный эхом ритм. Стук. Стук. Стук. Интересно, сожрал ли Левиафан Фиолетовое Сердце? Стук. Билось ли оно ещё там, под землёй? Стук. Помогло ли хоть в чём его великое благословение? Стук. — Я разрушила город… — пробормотала Марция. — Государство. Жизнь отца. Любовь брата… Стук. Инкелла отрицательно помотала головой. Она тоже слышала. Стук. Внутри себя. Биение в висках. Шевеление в груди. Дрожь в запястьях. Стучали не их сердца, стучало сердце страны, сердце мира, сердце реальности, провожавшее в последний путь всё существовавшее веками. Биение замедлилось, звук стал глуше, а внезапная тишина разбилась о долгий непрерывный писк. Инкелла смотрела на Марцию в упор, но не прикасалась, не шевелила даже пальцем. Боялась, мысленно задавалась вопросом: что она здесь делала с женщиной? В каком кошмарном сне оказались они обе? Наконец слова подчинились: — Ты не виновата, Боне. Ни в чём. Подумай, а если бы тебя не существовало? — Инкелла вытянула руку и провела по лицу Марции, от виска по щеке и до подбородка. — Смелая. Воинственная. Беспощадная. Ты нужна этому миру, героиня, ты нужна. — Не считаю себя героиней… — взгляд упал на спелые, в кровь искусанные капитанские губы. — Но спасибо. Губы поняли, что их рассматривают, и приоткрылись. — Избавительница, — прошептала Инкелла. — Знаешь, я никогда прежде не сталкивалась с женской любовью. Марция боднулась ей в ладонь лицом. — А с мужской? — Планировала знать мужскую. По факту же никакой не имела. Марция подалась вперёд, совсем близко к желанным губам, замерла на мгновение в дюйме и опоздала. Инкелла отвернулась, села и шлёпнула её по бедру. — Раздевайся. Хватит лежать в мокром. Раздосадованный и недовольный взгляд она заметила и, потешаясь, уточнила: — Передо мной раздевайся, матрос. Марция снова ожила, пусть даже это было жалким подобием её обычной оживлённости, и лениво поднялась с кровати. Инкелла обхватила её за бёдра, развернула спиной и подтащила к себе, ягодицами к лицу. От общупывания отказалась будто бы специально. Начала распутывать ленты на жакете Марции — он завязывался сзади наподобие корсета. — С языком любишь целоваться или без? — спросила как бы между делом. Марция вся налилась пунцовым. — Я это к чему, — Инкелла резко, даже в меру грубо разобралась с жакетом, помогла стащить его с плеч и так же бесцеремонно потянула вниз липкие чародейские брюки. — Я умею завязывать преотличные морские узлы. Пальцами. Но нужно попрактиковаться языком. Марция развернулась, целиком обнажённая, не считая трусиков, и упёрлась коленом между бёдрами Инкеллы. Сложно верилось в то, что несколько часов назад они обе стояли в гостиной дома Отто и готовились к аукциону. Скромные, торжественно одетые, чтившие дистанцию… Сейчас от Марции пахло кровью и измученностью; прежде чистое и ароматное её тело замаралось грязью и пеплом. Инкеллу это не отталкивало. Она смотрела Марции в рот. — Поцелуй без языка — не поцелуй, — сказал тот. Инкелла посадила Марцию себе на колени, подтянула за плечи и поцеловала. Настойчиво, по-мужски дерзко, захватывающе и глубоко. Жар, влага и скольжение сплели паутину у Марции во рту. Имей она возможность охарактеризовать сладость кровавой, то именно так и описала бы их внезапное слияние. Десерт с солёной карамелью. Пирожное с начинкой из жизни, но с горькой вишенкой скорби на верхушке. Инкелла посасывала язык Марции, покусывала её губы, жадно проминала талию и бёдра своими ободранными руками. Дошла до желанных ягодиц, стиснула, пощупала и развела. — Как мне звать тебя в постели и позже? — спросила на выдохе и замычала, когда чародейские пальцы вошли в её слипшиеся каштановые кудри и навели в них кавардак. — Регент? — Нет, — Марция в рывок раскрыла рубашку Инкеллы, веля пуговицам просыпаться на пол. Сбросила её, тоже грязную и позеленевшую от тины, прочь. Нащупала застёжку на капитанских брюках, но Инкелла схватила за запястье и оттянула руку. — Знаю, тебе не терпится… Но если начнём заниматься любовью прямо сейчас, я усну в процессе. Не хочу тебя таким обижать… — Я тебя и спящую с удовольствием залюблю… — Марция боднула Инкеллу носом в щёку, провела им по скуле и поцеловала в подбородок, оставив краснеющий след. Мазнула языком за ухом, уловила, как тело напротив тотчас стало горячее, податливее, упруже и, вполне вероятно, влажнее. — Зови меня Марцией. Просто Марцией. — Идём спать, моя Марция. Обе. Инкелла захватила её ногой, зажала под пояс и потащила на себя. Спать хотелось больше похоти, но похотью в новых реалиях могло считаться даже то, что обе они заснули голые, мокрые и в обнимку.***
Остаток ночи был бесконечным — назло, лишь бы помучить. Марции так хотелось провалиться в исцеляющий, крепкий, пусть даже отчаянный сон… И именно его она не познала. На тело накатило обещанное истощение, а с ним пришли кошмары. По вискам ручьями потёк холодный пот, огибая дрожащие плечи, лопатки и бока, пропитывая простыню. Марция ворочалась, чесалась и мотала потяжелевшей головой. Стенки горла пересохли, посыпались внутрь организма удушающим песком. По тропинкам подсознания гуляли голоса, сочетались в вязкую мешанину. Заточённый в цепях астрийской церкви Эрвин стонал и молил о помощи, Отто разражался предсмертными криками под надрывный хохот Эшены. Во всю глотку рыдал Энгель, а Эррин и Илай снова ссорились, заглушая один другого. И опять по кругу… Затем воспалённый разум увлёкся картинами утопичными. Внушал Марции, что Левиафан из моря не поднимался, Шторв остался в целости и сохранности, а Фиолетовой Крови не существовало. Всё почудилось, всё неправда. Во сне Марция радостно хохотала, кружилась в победном танце с Отто, а после неизбежно просыпалась. В каюте «Первого Адмирала», вся в поту, в плену тошнотворных позывов желудка. Она бежала к ведру, постанывая от ломоты в мышцах, падала перед ним и опустошала себя под тихое сопение Инкеллы. — Чтобы я ещё хоть раз эту дрянь фиолетовую выпила… — бормотала Марция. Но вдруг глянула в сторону к кровати. Ведь Инкелла тоже пила наркотик и совсем не чувствовала себя похожим образом… Значит, дело было не совсем в нём. В растратах сил, возможно, в поднятии самого, мать его, Нолана Гофмана. Марция щёлкнула пальцами, чтобы породить искру. Огонёк жалобно фыркнул и погас. Жутко захотелось пить. Огромный графин с водой был опустошён в пару глотков, несколько ручейков скатились по шее и груди. Мало. До кровати Марция сначала не доползла, как бы ни манило её тёплое тело Инкеллы. Осталась лежать на ковре, сражаясь с безудержным зудом и накатившим приступом смеха. Пришлось давить его, глотать, чтобы не мешать. Хохотала Марция до прорезавшихся слёз. Потом икала. Затем задыхалась. И рыдала, наконец страшно рыдала в горе по отцу, бормоча под нос одно и то же: — Папочка… Папочка! Вернись, папочка, скажи, что ты всех нас обманул… Я найду тебя, я верну тебя сразу же, как только у меня снова появятся силы… Па-па… Папа-папа-папа… Через час Марция до кровати всё-таки добралась. Инкелла будто бы по-волчьи унюхала её, придвинулась и загребла к своей горячей груди. Ненадолго стало спокойнее, удалось провалиться в тёмные и бессюжетные сны. Следующее пробуждение застало Марцию ближе к рассвету, хотя он ещё не успел полноценно разлиться по небосводу белыми красками. В реальность выманила пустота под боком. Инкелла стояла у треугольного окна, курила и наблюдала за безмятежно спавшим морем. Мёртвая тишина заполонила всего «Адмирала». С нею темнота. Не горел ни один факел. — Ты чего? — Да не спится, — Инкелла затушила сигару, будто считала отношения с ней постыдными, и оставила в пепельнице. — Думала. — Понимаю, — Марция потёрла припухшее и зарёванное лицо. — Я половину ночи думала. — Так ты недавно заснула? Прости, если разбудила, — Инкелла обернулась. Марция, прекрасно видевшая в темноте, тотчас вонзилась взглядом в её сочное тело. Бегло изучила узкие стопы и округлые бёдра… Улыбнулась упругой, многообещающей груди, позавидовала сильным плечам и завершила мечтания созерцанием мягкого живота и ровной талии. Впрочем, нет, не завершила. Инкелла вдруг удачно показала румяные ягодицы. — Не переживай, — очарованно пробормотала Марция. — Просто иди уже сюда, без тебя спать слишком неуютно. — Только ли спать? — Инкелла лукаво улыбнулась и сделала шаг навстречу. Мир замер. Резко и без предупреждения. Марции почудилось, будто она снова попала в кошмар: Инкелла застыла восковой фигурой, перестала моргать, шевелить губами и дышать. Волны за окном остановились тоже, прямо в движении, словно нарисованные. «Меня когда-нибудь оставит это безумие или нет?» Марция нервно хохотнула. Каюту налил серый туман, принеся с собой дерзость резкого сквозняка. Воздух стал зыбким и мокрым, ровно как снаружи, но окна оставались намертво закрытыми. Неровно забилось сердце: заелозило в груди, как на вертеле, заболело, уже не вынося тревоги. Из темноты к круглому столу выплыла фигура. — Так, так, та-ак… — то ли прорычала, то ли проскрежетала она своим нечеловеческим голосом. — Р-р-регент, правильно? Марция ещё раз посмотрела на Инкеллу, недвижимую и мёртвую. Взглянула на чужака. У стола, потирая костлявые шерстяные пальцы, щёлкало зубами нечто среднее между волком и лисицей. Ни разу прежде Марция не встречала подобных существ: хищников, стоящих на задних лапах, говорящих прямиком через уродливо вытянутую пасть. Тело лиса покрывала широкая роба, разрисованная зловещими в своей неясности узорами. Он прятал в ней сложенные вместе лапы. — Допустим… — Марция поднялась с кровати и не без опаски подошла к столу. Собственная нагота перед этой тварью её не смущала. — Нынче каждый умеет останавливать время? — Какой глупый вопрос. А, или он риторический? Я присяду? Марция кивнула. Лис отодвинул стул и опустился на него. Достал из-под робы кипу пергаментных листов и что-то странное — вытянутую палочку с кнопкой на одном конце и остриём на другом. Начал ею писать. — Чем обязана? — Отныне можете звать меня своим консультантом. Ну, или Писарем, — у лиса были четыре гигантских глаза. Сплошь белых, без зрачков. Два на своих местах и два посреди лба. Он внезапно осёкся и зарычал: — Ай! Эта штучка из будущего, извините. Палочка с кнопкой была убрана, на её место вернулось измазанное в чернилах перо. Лис продолжил что-то чиркать и объясняться: — Я обязан обсудить с вами наше новое положение, а именно сотрудничество, а именно то, как я стану помогать вам с исполнением ваших… Ж-ж-желаний. «Ах да. Прадед предупреждал». — А если мне не нужен консультант? И нашёл же, когда прийти. Марция тоже опустилась за стол и задумалась: точно, она прежде слышала о существах, похожих на Писаря. Эрвин говорил о них, когда изучал бестиарий. Арканалоты, человекоподобные создания с головами и повадками шакалов. Исчадия. Встречались они в Атисе до крайности редко. И вот, из ниоткуда, подчинив себе само время… «Пора привыкать… Неужто мир расценивает меня достойной таких гостей?» — Навязываться не стану, — захихикал Писарь. Постучал кривыми ногтями по дереву. — Но должен напомнить, что умельцев Желать в мире очень, о-о-очень мало… Никто из них вам не подскажет, как быть. Желания же, ублюдки такие, имеют поганое свойство сбываться неправильно, особенно при неверной формулировке, не так ли, Марция Боне? Садануло по больному. Марция съёжилась, поймав себя на неприятном осознании, что о её провале с Левиафаном знали не только Инкелла с Грачом и Эшена. Писарь это учуял и обаятельно отмахнулся, подёрнув ушами. — Не волнуйтесь, мне по-хорошему плевать на ваши взлёты и падения. Я лишь предлагаю услуги помощника по формулировкам. Такое я проворачиваю со всеми скоропостижно вознёсшимися везунчиками Атиса. — Никакой я не везунчик… — Марция скрестила под столом ноги. — Ладно, валяй. Но для начала ответь, что из себя представляешь. — М-мгх… Вашему человеческому пониманию будет очень сложно уловить смысл моего происхождения, так как я, можно сказать, путешествую во времени и между мирами. Атис — лишь один из них. Но на что я похож, с чем меня можно проассоциировать? — Писарь призадумался. — На последователей некого Уриила… — Багровый Писарь? — Марция крайне мало знала о Багровых Богах. Ничего, кроме того, что во время Проклятой Войны они Багровыми не являлись, но оказались низвергнуты нынешним Пантеоном в Бездну, где почернели, извратились и насытились пороком. Багровый Писарь отвечал, если Марции не изменяла память, за закреплённые кровью контракты. Его прислужники заключали сделки и исполняли их, чаще прочего брались именно за заказные ритуальные убийства. — Извините… — Марция нахмурилась. — Я с одной кровавой тварью из Бездны уже попыталась договориться, вышло не очень. — Разумеется! — Писарь всплеснул лапами. — Вы выбрали самую несговорчивую. Послушайте, Марция, я ничего вам не навязываю. Если вдруг захотите заключить какой-нибудь контрактик — ах, как я их люблю! — будет нам контрактик. Не захотите — не будет контрактика. Мне просто нужно проследить, чтобы вы не натворили дел. Марция ненароком заметила бутылку водки на столе. Схватила, наполнила ближайшую рюмку и залпом опустошила. Грудь загорелась, желудок недовольно заворчал, и на его жалобы обратил внимание даже Писарь. Он снова захихикал. Марция не удержалась и захихикала вместе с ним. Это рассмешило Писаря ещё больше, и они вдвоём принялись хохотать в сплошном безвременье. Прошли минуты две. — Итак… — Писарь хлопнул лапами. — Итак, как вы уже поняли, в вас открылась способность Желать. С большой буквы Желать, а не просто случайно исполнять свои хотелки, как многие чародеи. Нолан Гофман именно так и был поднят. Проблема… Хотя, вернее, любопытный нюанс заключается в том, что Желать можно двумя способами. Либо вы подчиняете себе уже существующие, но ранее не изученные заклинания и мирские эффекты, либо требуете реальность подчиниться вашей особой воле. Первое стоит меньше, второе, разумеется, куда как больше. — А Нолана Гофмана я подняла?.. — Уже существующим заклинанием, доступным многим жрецам. Его плетение поддалось вам, хотя не поддалось бы другим чародеям, Желать не способным. Но представьте — вы жаждете чего-то совсем уж невозможного. Например, вернуть к жизни сожранного Вирналеном. Всем известно, что из его Заводи душам выхода нет. Или обернуть время вспять. В одно мгновение снести Астру с лица земли. Вы поняли. В данном случае для правильной формулировки понадоблюсь я. — Ага… Это из той пьесы, где главный герой пожелал, чтобы злодея не существовало, и вернулся во временной отрезок до его рождения? — Именно… — Писарь оскалился всеми зубами и прищурился четырьмя глазами. — Далее. Если вы соберётесь Желать некую отсебятину, приготовьтесь к последствиям. Во-первых, после вам будет во много раз хуже сегодняшнего, во-вторых — есть некоторый шанс в процессе Желание потерять. Будьте аккуратны, всякий раз способен оказаться последним. Реальность подчиняться не любит. — Завораживающе, — Марция поморщилась. Налила ещё водки и снова выпила. Хотелось бы ей отказаться от всех этих сил, теперь, когда власть представилась совсем не во вкусных и манящих красках. Власть рухнула на плечи непривлекательной ответственностью за тех, за кого быть ответственной оказалось страшно. — А вам какая выгода меня консультировать? — Ну, как… — Писарь зловеще оскалился. Он и впрямь не выглядел существом здешним, привлекательным и чрезмерно честным. А вот непредсказуемым и опасным — да, в сотни раз больше Грача. Впрочем, объяснимо для выходца из иных миров. — Все мы, силы высшие или низшие… Писарь гадко загоготал. — Все мы заинтересованы в том, чтобы дарования вроде вас, Марция, не перекроили мир к ебени… ай, не то слово… к чёртовой матери. И будет куда как лучше, если вы нас послушаете и сами благодаря этому не угодите в неприятности. — Логично, — Марция согласилась. Ровно как согласилась отдать ампулы крови Грачу, как согласилась много на что без лишних подозрений и вопросов, не имея ни сил, ни жажды раздумывать, кому доверять, а кому нет. — Я даже вас подписывать ничего не заставлю! — Писарь поднялся. Загрохотал стул. Марция поняла, что устрашало в нём сильнее всего — сочетание человеческих форм и оживлённости с нечеловеческими повадками. Даже не звериными, инородными, исковерканными. Кости внутри этого создания двигались совсем иначе. — Разумеется, если вы только не захотите… Я обладаю информацией буквально обо всём и за определённые… суммы… готов вам подсказывать, Марция. Марция так пронзила Писаря взглядом, что он аж поёжился своими жёсткими шерстяными плечами. — Какие ещё на территории Гелториона есть месторождения Фиолетовой Крови? Вопрос застал его врасплох. Заскрежетали костяные браслеты на тощих шакальих запястьях, зашевелилась, скрипя, роба. Писарь улыбнулся от уха до уха, и в непроницаемой темноте его пасти можно было утонуть. — Вот так бы сразу, эрра Мари Крауз… Тьфу ты, да что ж такое? Скачки по временам тяжело даются, путаюсь. Это будет дорого стоить. Насколько знаю, вы в долгах, и средств у вас немного. — Раз вы скачете по временам, то, стало быть, можете заглянуть в будущее и понять, появятся ли в скором времени у меня ещё деньги? — О, появятся. И много, — Писарь растопырил уши. — При определённых обстоятельствах в одной определённой вариации будущего, при определённых условиях, выполненных определённым образом. Хорошо, так и запишем… Мне причитаются деньги, которые Марция Боне получит за… Он принялся усердно марать пергамент. Марция оглянулась на куклу-Инкеллу и вздрогнула. Скорее бы этот диалог закончился, меньше всего хотелось видеть ещё живую душу в подобном положении… — А рассказать мне, чем закончится вся эта история, можете? Писарь замер. Хихикнул. — С удовольствием… Но есть одно «но». У вас не хватит всех денег мира, чтобы оплатить такую хотелку. Даже одну из сотни возможных вариаций. Потому придётся обойтись незнанием, моя дорогая. Все хотят заглянуть в будущее, все… Но оно не подчинено ни нам всецело, ни вам. Разве что кипе случайностей. Они оба замолчали, посмотрев друг друга. — Хотите узнать что-нибудь ещё, Марция Боне? — Нет. Только о месторождениях. — Тогда проколите пальчик и поставьте подпись во-о-от здесь. И пойдёмте к вашей корабельной карте, немного порисуем.***
Перед уходом Писарь велел Марции поскорее возвращаться в постель, чтобы, как он выразился, очнувшаяся Инкелла не увидела «внезапной перемены мест слагаемых». — Лежите, как лежали. Иначе представьте, какую шизофрению словит бедняжка от вашего перемещения. — Шизо… что? — Забудьте. Совету Марция последовала. Она забралась в кровать, и мир отмер, возвращая в себя былые краски, а заодно жизнь в обнажённую Инкеллу. Туман ушёл, вязкие тени вновь соблазнительно облепили её тело. Мива как ни в чём не бывало задвигалась, прошла к к постели и залезла на свою сторону у окна. — Так о чём ты думала? — и всё-таки Марция изменилась за пребывание вне времени. Зарёванность с её лица ушла, в тело вернулись расслабленность и принесённое водкой приятное упоение. Инкелла сбросила данное наблюдение на собственную рассеянность, но вот аромат алкоголя уловила чётко. — Когда ты успела выпить? — он широко расставила пальцы и вошла ими в волосы Марции, зачёсывая те назад и убирая с лица. — Не знаю, одобришь ли ты мою мысль. Сдаётся, что можешь. Было очень сложно одобрять или не одобрять какие-то мысли, когда Инкелла так жарко нависала над. Марция перестала контролировать руки: они минули, стиснув, капитанские бока, схватились над лопатками. Язык нащупал губы Инкеллы и по-разбойничьи их разнял, наполнив рот сразу гибко и глубоко. Ногти заскребли теперь по пояснице, заставляя тело сверху ёрзать и издавать мурлыкающие звуки. Силы по-прежнему отсутствовали, желание давалось с трудом, но чувственность и привязанность, возраставшие к Инкелле с каждой секундой, велели продолжать: ласкать, возбуждать, раздражать. Хотя бы ради морального удовлетворения, хотя бы потому, что так хотелось тереться о тёплое и уже родное тело. Марция, как и Инкелла, прежде планировала попробовать связаться с мужчиной, но мысль о них отторгала, даже пугала. Эти дерзкие, порой невыносимые и странные существа с их не менее странными убеждениями и непривлекательным телосложением. Марции было ближе своё, знакомое. Округлое, мягкое, податливое — оно возбуждало, а не стесняло. Марция напрочь забыла о мимолётном и уже мало значившем опыте с Энгелем. Однако он же вдруг натолкнул её на идею… Оставив липкий мазок языка на шее изогнувшейся Инкеллы, Марция подтолкнула её лечь на спину. — Я тоже немного выпила, — призналась Мива и заскребла Боне по затылку. — Кажется, отложим разговор на потом… — Нет. Говори сейчас. Просто не обращай на меня внимания, — Марция взглянула исподлобья и коварно ухмыльнулась. Оставила пару мажущих поцелуев на элегантных капитанских ключицах и спустилась к животу, подло минуя самое интересное. Пальцы вцепились во внутренние части бёдер Инкеллы, дерзко развели их в стороны, а затем поднялись и всё-таки уделили внимание груди. Сжали её упругость и прощупали. — Хулиганка, в постели доминировать должна я… — Инкелла довольно закатила глаза, позволяя наглым рукам буквально тискать её соблазнительный размер. Бусины тёмных сосков податливо ответили на пощипывающие движения пальцев и выстрелили импульсами вглубь таза. — Ладно, если вкратце… Я думаю о том, что Эльгида уже слишком долго тиранит всех вокруг. Ты что, правда планируешь с ними сотрудничать? Марция усиленно вспоминала то, что с ней натворил Энгель. Она прихватила Инкеллу за бок, той же рукой спустилась к ягодице и потёрла её. Лицом юркнула ниже, между разведёнными бёдрами, втянула носом пьянящий солоноватый аромат. Кого волновала эта якобы перепачканность тел? Инкеллу омыло море, большего не требовалось. — Мне тоже претит то, как они себя ставят, — пробормотала Марция. Она отвечала, но в разговоре будто бы отсутствовала. Голодные губы впились в промежность Инкеллы. Язык, раззадоривая, мазнул снизу вверх, задел клитор, и посасывающее движение рта захватило сразу всю область. Инкелла охнула, заёрзала, но теряться не стала и властно надавила Марции на голову обеими руками. — Кхм, что ты делаешь, Боне… — Я? Обсуждаю с тобой дела. Пока что мне придётся с ними сотрудничать, так мы быстрее одолеем Левиафана. — А в дальнейшей… перспективе? — Хочешь подложить Эльгиде свинью? На это потребуется очень много времени, — конечно, на ответы приходилось прерываться, но и тогда Марция не прекращала, подключала пальцы. Большим скользила меж мокрыми складками, а указательным и средним оттягивала кожу у клитора и подло тёрлась. — А ты не думаешь, что мы заслужили? — Инкелла осадила плечи Марции ногтями, оставляя на тех алеющие царапины. — Наша страна заслужила ни перед кем не склоняться и не отчитываться даже в тёмные времена… В перспективе мы можем даже… стать кем-то большим, чем они. Всё-таки сказанное удивило и отвлекло. Марция отстранилась, раскрыв блестевшие от смазки губы, и внимательно посмотрела в полные эйфории глаза напротив. Вытянула руку, обхватила Инкеллу за щёку и утробным голосом спросила: — Ты это сейчас серьёзно? — Вполне, — та ответила на выдохе. — Х-ха… Моя девочка почувствовала власть? Ей захотелось большего, чем просто отбить страну? Поверить не могу. Добрая, справедливая душа, знаешь ли ты, сколько людей ляжет, если мы начнём битву с Эльгидой… — Рано или поздно ты начала бы её и без моих предложений, я знаю. И рядом могло не быть никого, кто удержал бы тебя от масштабных катастроф… А я удержу. Сведу жертвы к минимуму, — Инкелла склонилась к Марции и, не брезгуя, поцеловала. Спробовала с её языка собственную влагу, промурлыкала в рот и обняла так крепко, что вот-вот захрустели бы кости, чувственно, похотливо и с обожанием. Ещё немного, и эта нежность довела бы Марцию до новой порции слёз. Она поцеловала Инкеллу в лоб и вновь спустилась вниз, разводя колени той ещё шире и вжимаясь в желанное всем ртом. — Когда всё закончится, мы подумаем о твоём предложении, — прозвучало минуты через три. Бесхитростные, но энергичные и надавливающие мазки языком совершенно уничтожили в Инкелле умение соображать и складывать мысли. Она увязала на опасной границе между полной неосознанностью и хоть каким-то нахождением в реальности, но именно эта хмельная лихорадка била в голову и в таз жаром подкатывавшего оргазма. Инкелла стиснула Марцию за грудь. Та согнулась на четвереньках и подарила каюте настолько же пошлый, насколько священный звук усердной работы ртом. — Так по какой причине на самом деле ты поддержала меня? Не стесняйся, мы наедине… — Марция испытывала жуткое искушение войти в Инкеллу. Она пристраивала пальцы по-разному, но забоялась и не рискнула, зная, что у обеих не было опыта. Горячие подушечки нашли другой угол, снова проникли между складочками и начали поступательно надавливать и скользить по влажному и подготовленному. Дерзко, быстро, специально не давая вменяемо отвечать. — Какая ты глупышка, Боне… — Инкелла почти захныкала. Как же развратно она выглядела с приоткрытым ртом, изогнувшись грудью вверх, лаская собственные соски и шумно дыша. — Разве же это не очевидно… — Совсем нет, — Марция повела клитор большим пальцем по кругу, надавила сильнее и довела Инкеллу. Та мелко затряслась, начала задыхаться и закатила глаза. Дрожащие ресницы скрыли изъеденный любовью взгляд, а внизу стало ещё горячее. Марция ощутила лёгкие вибрации под пальцами и усилила движение. Инкелла резко вздрогнула, стиснула её руку обоими бёдрами и изнывала ещё около минуты с лишним. Марция обещала себе никогда не забыть это прекрасное зрелище. Не будь она сама так страшно истощена, кончила бы от одного наблюдения. Душа горела всем удовлетворением мира: любимая Инкелла здесь, под нею, не под каким-то там мужчиной, довольная, изнеженная, мокрая, взятая. — Ты мне нравишься, Боне, — прошептала та. — И всё? — Марция ухмыльнулась, падая рядом. — Знаешь… — Ладно, молчу… Только не изменяй из-за симпатии ко мне своим принципам, ладно? Я ценю твои чувства, но не хочу потерять в них тебя саму. — За кого ты меня принимаешь? Я и без чувств к тебе была бы уверена, что ты делаешь благое дело. Инкелла подтянула Марцию к себе, снова уложила на горячую грудь, теперь ещё влажную и высоко вздымавшуюся. — Сама не хочешь? — Нет, у меня всё болит. — Тогда потом. Марция вновь услышала биение сердца. Стук. Стук… Стук. То больше не был звук извне. То жило сердце Инкеллы в её груди. Родное, как дом. Новый дом. — Ты мне тоже нравишься, моя милая Мива. — Всегда ненавидела обращение по фамилии. — Но?.. — Но для тебя сделаю исключение, моя маленькая Боне.