Он ответил секунд через пять:
«Очень этого жду».
***
Акген парил в воздухе. Был единственным из всех городов Гелториона, бессовестно покорявшим облачные вершины. Создатели утверждали, что и толики магии не привязали к механизмам, позволявшим тоннам камня держаться на весу, но в это слабо верилось. Ведь, отсутствуй волшебство вовсе, один удар Левиафана обрушил бы Акген в море. Зато в море обрушивались десятки неудачно навернувшихся в бою солдат. Они падали с острокрылов, башен и оборонительных стен, разбивались о скалы и обагряли собой воду. Эльгидовские Блюстители перенесли Марцию и остальных прямо в центр суматошного города. Вокруг сновали люди, ещё верившие, что спасение бегством — выход. Они искали убежище понадёжнее, но мысленно уже приготовились гибнуть в зимнем море. От прыжка через портал закружилась голова и подвело равновесие. Марция качнулась на месте, чуть не завалившись. — Осторожно. Не переживай, это пройдёт, — её придержал Нолан. — С непривычки так. Все здесь? Отлично. Акген был похож на взбиваемый ковёр. Мощные удары сотрясали его, и вверх взмывали тонны пыли. Она лезла в нос и в глаза, душила и слепила одновременно. Марция и остальные натянули на лица импровизированные маски из платков и шарфов. — Так! — Нолан вышел вперёд, взмахивая рукой. — Цепи Эльгида использует не сразу, а когда Левиафан хотя бы немного ослабнет. Тогда выше будет шанс, что они сработают в полную силу. Инкелла, сразу яд не тратим. Это сделает Януш, а мы попробуем придержать ресурс. — А смысл придерживать? — не понял Эрвин, приблизившись к готовому острокрылу и запрыгнув в седло. Повезло же ему иметь чарующее влияние на зверей… Обычно катанию на этих безумных рептилиях обучались месяцами. — Мы же хотим кончить Левиафана, а не ласково потрепать. Словно возмущаясь сказанному, чудовище вдали издало сумасшедший вопль. — У него неестественная анатомия и серьёзный иммунитет, — объяснил Нолан, подсаживая на острокрыла Зарю. — Посмотрим, как Януш орудует ядом, прикинем, куда самим лучше бить. Сначала измотаем, запутаем, сделаем вид, что сдали все козыри. Тогда ударим с новой силой. Марция? — Секундочку… — она распахнула руки, будто желая обнять пустоту, и раздался хлопок. Кроваво-красная вспышка выплюнула и воплотила напротив идеальное отражение, точную копию Марции из материи и крови. Идентичную каждым катышком на потёртой мантии, каждой упругой ресницей. — Вот это ворожба… — охнул Нолан. — Добро пожаловать в Атис, Мари Краузе, — фамилия пришла на ум благодаря недавнему воспоминанию. Герр Краузе оказался не лучшим человеком, но и не худшим из всех, и фамилия у него была красивая. Марция улыбнулась, показывая белые зубы, и Мари повторила за ней. Сама она оставалась безгласой и лишённой свободы воли. Очаровательной рабыней без разума и души. — Мив, позаботься о ней, ладно? — попросила Марция. — Но, если придётся выбирать, думай только о себе. Подобие я создать ещё способна, а вот тебя?.. Инкелла кивнула и подошла совсем близко. Несколько секунд она молчала, уже по привычке от нервов щипая пальцы и будто пытаясь подобрать слова. Затем поцеловала. Схватила Марцию за воротник, подтащила к себе и горячо вжалась в её рот. Как если бы пришлось прощаться, как если бы кто-то сказал, что это точно последний раз. И её губы были пытливы и настырны как никогда. Мимо всё ещё, крича, проносились люди. Рушились здания. Земля трещала, но Акген держался. Марция подала Эрвину руку, и он затащил её на острокрыла. — Часть эльгидовцев уже давно в бою, — сообщил Нолан. — Януш и остальные ждут нас. Все готовы? — Давай уже! — взбрыкнулась Заря, вцепившись в его бока. Марция, сравнявшись с ней, когда Эрвин повёл острокрыла вперёд, прошептала совсем тихо: — Поздравляю, подруга, с официальной возможностью открыто показать свои силы и не загреметь после этого в тюряжку… Заря вздрогнула от неожиданности, сначала натянулась по струне, но затем выдохнула как-то облегчённо и в то же время горько. — В кои-то веки, сука… Рептилии набирали высоту. С каждой секундой земля отдалялась, а разрушения, причинённые Акгену, открывались одно за другим как на ладони. Левиафан отчаянно проверял его на прочность. Когда острокрылы взмыли над первым слоем облаков, всё стало видно: основные силы Эльгиды собрались в центре города и готовились дать чудовищу отпор. Оно же, разозлённое тычками со всех сторон, бесновалось и заворачивалось вокруг парящего острова в узлы. — Стреляйте по его усикам! — Нолан вёл их с Зарёй острокрыла впереди остальных. — Ими он чувствует происходящее! Не слушайте его, не смотрите подолгу в упор. Старайтесь не вредить другим, если палите магией! Мари Краузе крепко держалась за талию Инкеллы, готовясь беспрекословно исполнять приказы своей хозяйки. Как только они вшестером сбавили высоту и показались Янушу Бдящему, тот взревел: — ВПЕРЁД! Пламенем Наталиса! Марция намертво вцепилась в Эрвина, и он повёл острокрыла вправо. Левиафан ещё не заметил их явления, и это дарило сладость преимущества. Но наносить первый удар было страшно. Марция лишь смотрела, как Эльгида ринулась в бой. Легенды об их неустрашимости не лгали. Ревнители и Блюстители бежали вперёд, игнорируя раскуроченные трупы павших товарищей, крошащиеся здания и облака ядовитого дыхания Левиафана. «Немудрено, что именно они держат нас всех в узде. Немудрено, что во время Проклятой Войны именно они перебили стольких еретиков и завоевали столько земель… Им нет достойной замены», — мысль пришла будто бы извне, обожгла трепещущим страхом сердце. И именно Эльгида так часто без разбора тиранила, вслепую разрушала, стирала всё в пепел отнюдь не всегда во имя справедливости. Страшный враг. Настоящий враг. Непобедимый враг. Инквизиторы наступали ревущим пламенем со всех сторон: часть шагала, оглушительно стуча латными ботинками по земле, часть левитировала, часть передвигалась по зданиям и скалам гигантскими, нечеловеческими прыжками. Но и Левиафан не сдавался. Сколько бы ни пытались его кромсать, резать и подрывать, на сей раз он не уходил. Безжалостно сносил бойцов могучим телом или заглатывал гигантской пастью; очаровывал одних и велел им потрошить других. На поле боя развернулась кровавая баня. — В прошлый раз мне не было так страшно… — пробормотала Марция, ощущая себя песчинкой в огромном море багрянца. — Просто сейчас ты намерена бороться, — прикрикнул сквозь ветер Эрвин. — Потому и страшно. Левиафан заметался и выплюнул гигантское облако тьмы. Липкий пар, похожий на витающую смолу, тут же охватил толпу бойцов. Их душераздирающие вопли достигли даже высоты. Тьма душила и сжигала несчастных изнутри. — Я подлечу ближе, бей что есть мочи, — приказал Эрвин и подогнал острокрыла. Душа подпрыгнула в груди, подхваченная невесомостью. Марция переглянулась с Зарёй, кивнула ей. Та кивнула в ответ. «С тебя пламя, Боне, а я попробую дезинтегрировать тварь». «Решили». Инкелла действовала по той же схеме, что и Эрвин: вела острокрыла ближе к Левиафану, чтобы Мари было удобно сбросить огненные снаряды. — Гори, чудовище… — подкормленный кровью и распалённый силой прадеда организм сразу выдал всё, на что был способен. Исполинские пламенные метеориты рухнули вниз, опаляя Левиафана, будто плешивого кота. Та Марция, которая впервые в недрах Расчётной Шахты породила свой первый огненный шар, и представить себе не могла сегодняшний день. Настоящее световое шоу подёрнуло округу. Мари Краузе послушно ударила ладонями и добавила пламени: оно заплескалось, метнулось языками в небеса и обхватило заревевшего Левиафана. Мимо пронеслись чернокрыловцы верхом на рептилиях — Нолан отобрал лучших из них в качестве поддержки. Полиция отвлекала внимание Левиафана и палила по усикам. Те извивались, словно дрянные щупальца, и большая часть пуль летела мимо. Эрвин недовольно выругался и сам достал пистоль. Выстрел, один, другой — тоже без толку. — Да нахрен эти пушки! Я бы кислотой его… — Это он тебя кислотой! — крикнула Марция. — Не отвлекайся, веди нас ровно! Левиафан снова пыхнул тьмой. Инкелла в последний миг увела острокрыла вниз и спасла их с Мари от бесславной гибели. Бдящий сражался храбрее всех там, внизу. Прыгал, несмотря на увесистые формы, подобно лучшему атлету, напирал на Левиафана, не давал ему от себя отвлечься. Яд, нанесённый на магическую алебарду, прожигал змеиную шкуру. Скользкая тьма левиафанской чешуи с каждым ударом шипела и источала едкий дым. «Грач хорошо постарался…» Заря зарычала: — Распад! — и запустила в змея широкий алый луч. Левиафан выкрутился и увернулся. Луч сбил наблюдательную башню, и она дождём обломков рухнула в море. — Да сука ты проклятая! Воздух был горячим, жёг горло и ноздри. Небо, обещавшее радовать полуденным светом, обагрилось и потемнело. Обагрилась и земля: по ней ручьями текла кровь, брезжила, словно из вспоротых вен. Гелторион умирал. Гелторион боролся за жизнь. Марция, не жалея сил, пустила ещё огня. Эрвин продолжал одной рукой управлять острокрылом, а второй стрелять. Рядом выругались чернокрыловцы. Двое из них зарядили арбалеты и нацелились в усики, но оружие взорвалось прямо у них на глазах. — Дерьмо! Да какого чёрта?! — Оба сразу! — Сучья аномалия! — Попала! Х-ха! — Инкелла довольно закричала, вскидывая пистоль вверх. Где-то нервно засмеялся Нолан. — И я! Так тебе, подонок… — Эрвин пробил усик, и тот с чавкающим звуком взорвался. У Марции кружилась голова. Её пьянило. Поздно пришло понимание, что воздух стал горячим не просто так, не только из-за пламени. Он травил организм забвенными миазмами, коверкал и менял восприятие. Они все здесь погибнут, если сейчас же не уберутся. Они все непременно познают что-то страшнее обычной смерти. Гораздо страшнее. Марция медленно, как во сне, посмотрела вниз. Эльгидовцы продолжали терять рассудок и кидаться друг на друга. Забывали, с кем сражались, отсекали головы своим же. Выдавливали глаза, всмятку уродовали лица. Пьяный взгляд зацепился за одинокого скаута: он карабкался из облака мрака на последнем издыхании, пытался спрятаться от Левиафана за каменной глыбой. Полз, хватался за грудь. Сражался за жизнь, сражался за шанс остаться при рассудке. — Держать строй! Бойцы, строй, я сказала! — рычание Инкеллы прорвалось сквозь дурман, разбило туманную поволоку. Когда трое сбрендивших чернокрыловцев рухнули на скалы, Мива не сдалась. Они с Ноланом раздавали приказы каждый кому мог, подбадривали, воодушевляли. Гофман тоже стрелял. И стрелял хорошо: три мерзких отростка превратил в безвольно повисшее мясо. От боли Левиафан взревел, да так, что из ушей полилась кровь. Завизжал, взбесился, но отцепиться от Акгена и уйти под воду уже не смог, застрял на городских шпилях и механизмах, словно рыба на крючке. Осознав это, он снова бросился на Януша. Бдящий отпрыгнул и вонзил ядовитую алебарду прямо в чудовищную морду. — Ты посмотри, Марция! Мы держимся! — захохотал Эрвин. Януш вырвал алебарду, но Левиафан схватил её и похоронил в бездонной сокровищнице своего пустотного измерения. Будто спрашивая: кто же ты теперь без своего оружия, жалкое подобие охотника? По Марции ударило новое наваждение: убеждённость, что её наконец уличили в подлом предательстве и теперь винили со всей силой, на какую только был способен морской монстр. Она нарушила данное обещание. Она должна поплатиться первой. — Твою ж ма… — Эрвин чудом увёл их вбок. Хвост Левиафана взмыл ввысь, едва не разодрав острокрыла на две части тонким жалом. Марция еле удержалась в седле. — Жива?! — Пока… Пока вроде да… — Эй, а ну приди в себя! Поддай ещё огня! Воздух стал каким-то колючим. Мрак, исторгаемый Левиафаном, рассеивался по округе, клубился, затыкал горло плотной полынной вязью. Так пахла смерть. — Гори, гори, гори! — Марция зарычала. Покорная Мари откликнулась на её зов и тоже заставила всё пылать. Часть эльгидовцев уже подгадывала момент, чтобы использовать заветные цепи. Блюстители и Ревнители орудовали пламенной стихией не хуже Марции. Их стараниями на Левиафане переставали оставаться живые места. — Изматываем его, изматываем! — снова закричал Нолан. Заря, крепко держась за него одной рукой, другой пустила очередной луч. — Наконец-то, блядь! Вся злая и мстительная мощь некогда Айвахи Эшены обрушилась на Левиафана. Будь он иным существом, то сразу разлетелся бы в клочья, но пока лишь змеиная плоть его затрещала и начала лопаться. Как же много боли заплескалось в этих глубоких разрывах… Заря захохотала так, что по спине Марции побежали мурашки. «Неужели ни разу прежде этой твари никто не давал отпор?» Ответа на этот вопрос Марция не имела. О Левиафане ходили лишь легенды, в последний раз он сотрясал своим явлением Атис задолго до Проклятой Войны. Его не помнили ни Эльгида, ни кто-либо ещё. Даже если и находились храбрецы, способные воевать с морским чудищем, они не добивали его до конца. Или Левиафан был бессмертен? А если их было несколько? Стимуляторы и кровь отлично действовали — дурман всё с большим трудом пробивался в сосредоточенные разумы. Бойцы Эльгиды, падая, вставали снова. Лучшие из них избегали очарования и сохраняли ясность ума. И всё-таки силы редели. Левиафан неожиданно бросился на Нолана с Зарёй, но прогрохотал взрыв и отвлёк его. Очередная оборонительная башня разлетелась обломками, падающими в море и ранящими змеиное тело. — Да когда ж он уже свалится! — выругалась Марция. — Ему уже очень не нравится происходящее, держимся! — успокоил Эрвин. Послышался голос Зари: «Нолан не торопится использовать яд. Пока что. Верит, что добьём тварь в ближайшее время. Ты гляди, Эльгида-то редеет», — звучала она насмешливо и так, словно что-то задумала. «Как ты собираешься в таких условиях вообще заточать его?» «Ха. Очень просто. Я втихую помогаю Левиафану кончать Эльгиду. Чем меньше их останется, тем больше шанс мне… сымпровизировать». Марция ужаснулась бы услышанному, не закружи её снова опьянение. Время, казалось, перестало существовать как таковое. То, что должно было длиться секунды, растянулось в вязкие и тошнотворные часы. То, что чудилось часами, на деле пролетало за миг. Горячий воздух, жёгший щёки, полнился ядом забвения: велел теряться в пространстве, размываться акварельным пятном за рамки реальности. Фиолетовая кровь защищала от слабоумия монолитной стеной. Марция часто заморгала, мыча. О чём только что говорила Заря? Разве Эрвин уже не кричал фразу, которую снова проорал слово в слово? Инкелла уже вскидывала с победоносной улыбкой пистоль, почему этот миг заново мотался перед глазами… Восприятие расслаивалось. Мир перед глазами превратился в треснувший витраж смешанных прошлого, настоящего и будущего. Очевидно, Левиафан понял, что обычными способами не отобьётся, и использовал самый грязный. Над морем пронёсся китовый вой. Сама Пустота туманом заскользила над Акгеном, пожиная души. Эльгидовцы начали стрелять себе в головы. Плотоядный дым красил их глаза в белый и совращал окончить этот бездумный фарс массовым самоубийством. Заря вдруг вцепилась в Нолана и попыталась столкнуть его с острокрыла. Они потеряли управление и закружились, теряя высоту. — Держаться! Я сказала держаться! — Инкелла сорвала голос. Она и Мари сопротивлялись нахлынувшему безумию лучше всех. Одна — благодаря силе воли, вторая — благодаря её отсутствию. От слабоумия не спасся союзный нарантар. На своём острокрыле он подсёк Инкеллу и направил на неё пистоль. — Да очнись же! — закричала Мива. Рептилия под ней взбесилась и закувыркалась в воздухе. Инкелла схватилась за её шею, чтобы удержаться, почувствовала цепкие пальцы Мари у себя на боках и крепко сжала бёдра. Выстрел прогрохотал чуть в стороне. — Я на твоей стороне! Уговоры не действовали. Как только острокрыл выровнялся, Инкелла нацелилась в нарантара сама. Убить его она не боялась, не в этих обстоятельствах. Выстрел. Хлопок. Мимо. Инкелла попыталась ещё. Нарантар пальнул первым. — Мг-х… Пуля попала в лёгкое. Острокрыл накренился, Инкелла вцепилась одной рукой в поводья, а другой судорожно зашарила по груди. Липкая кровь брезжила под её левой ключицей и наполняла рот. Попытка вдохнуть откликнулась мучительным уколом в рёбра. Инкелла опала на шею острокрыла и краем затуманенного взгляда заметила приближающийся туман. — Проклятье… — Блюстители! — заревел Бдящий. — Вперёд! Святые лучи изрешетили Левиафана со всех сторон. Он изнывал, распадался на лоскуты, но держался, боролся за подлую свою не-жизнь. Нолан и Заря вернулись в строй. На щеке эльфийки горел след от мощной отрезвляющей пощёчины. Снова показался Януш — даже без своей алебарды он пытался принести пользу в бою. Оттаскивал раненых, приводил в чувство опьянённых. Потом, найдя гигантскую глефу, опять бросился на Левиафана. — Получай! — Эрвин прострелил очередной его усик. Брызнули яд и гной. Януш запрыгнул на Левиафана, словно на строптивого скакуна, и удержался за его гребень. Начал бить глефой. — Передайте Бдящему яд! — заорала Марция. — Я свой только использовал! — прокричал Нолан. — Марция, ещё огня! Она послушалась. Мари тоже. Небеса вновь разразились метеоритным дождём, беспорядочно опадавшим и на некоторых бойцов. Благо, Эльгида имела почти совершенный иммунитет к огню. Между Левиафаном и Янушем завязалась потасовка: змей изворачивался, норовил ухватить его пастью. Получилось сбить. Бдящий рухнул вниз, придавленный к земле весом собственной брони, и точно сломал рёбра. Обычный человек просто разбился бы, но Януш мало на такого походил. Марция шумно дышала. Дышала за них двоих с Эрвином, предвкушая, что, если выживет, то долго не сможет нормально говорить. Огненный воздух истерзал горло. Туман истерзал разум. Руки потряхивало от ожогов: кожа с ладоней слезала лоскутами. Каждое заклинание приносило всё больше боли. Внутренние органы ныли. Достигшая апогея сила начинала разрушать свой сосуд, и сосудом была Марция. В мыслях остался существовать только Левиафан. Тот, с кем была заключена сделка; сделка обманутая, более не действительная. Нарушение, за которое настал момент поплатиться. — Больно… — промычала Марция. Эрвин услышал и увёл их в сторону, подальше от ядовитых миазмов и тумана. — Держишь, золотко, держись… Они пока справляются, переждём… — Я не вижу… Не вижу Инкеллу… — Она там, неподалёку, — Эрвин врал, потому что тоже её не видел. В дыму отплясывали зловещие силуэты. Левиафан сражался с Янушем. Только если тело Бдящего и держалось, то разум подвёл его. У всех на глазах отважный гигант вдруг побелел лицом и тупо упал на колени. Замычал, растеряв возможность сочетать буквы в слова, пустил изо рта до пола нить слюны. Януш отупел в один миг, в одну секунду. Будто никогда и не был человеком с собственной волей. Левиафан победоносно зашипел, схватил его и бросил о скалы. Бдящий распластался о них развороченным кровавым пятном и стёк вниз. А спустя миг погряз в бездонной пасти. Без Януша Эльгида вмиг почудилась уязвимой и оголённой, пусть даже по-прежнему оставалась бесстрашной. В другой ситуации Марция бы злорадствовала, но не сейчас. Если слабости поддались даже те, кто слова такого не знал, то они все были обречены. Скаут, стрелявший в Левиафана до тех пор, пока арбалетные болты не закончились, выглянул из-за укрытия и отчаянно вдохнул воздух. Долго же он прожил с той минуты, как выкарабкался из тьмы! Марция успела озаботиться его судьбой, проникнуться. Зря. Спустя миг туман понёсся прямо на скаута, и не осталось больше ничего, кроме пузырящегося трупа с пеной во рту. — Дерьмово… — у Эрвина слипались глаза. Их острокрыл накренился. Левиафан, упившись гибелью Януша, вдруг обратил внимание на них с Марцией. Он не умел смотреть буквально, но всё равно делал это — глядел пастью, глядел даже слепым своим существом. Марцию захлестнула острая вина — извне, без её желания, — чувство пристыженности, никчёмности, уверенность, что за предательство ей предстояло справедливо сдохнуть в грязи. Левиафан осуждал; он по-своему, по-чудовищному не понимал, как посмела дерзкая смертная нарушить обещание и напасть. Напоминал тигра, который прижался к земле и готовился вот-вот наскочить на жертву. — Он к нам… — севшим голосом пробормотал Эрвин и впервые в жизни побледнел. У Марции не складывались больше формулы. Она не знала, что делать, и тут из-под контроля вышел острокрыл. Завизжал, забил крыльями и камнем рухнул вниз. — Нет, нет, нет! — заорал Эрвин, наматывая поводья на обе руки. — Держись, парень! Сука! Левиафан разинул пасть и бросился на них. Марция приготовилась телепортироваться, но краем глаза увидела Инкеллу. Белая как смерть, вся в крови, она вылетела сбоку и закрыла собой. Они врезались друг в друга и потеряли управление. От удара Мари развоплотилась. Падение было холодным. Жар исчез, осталась лишь душа, оторвавшаяся от тела и застрявшая в ловушке промозглого ветра. Марция не понимала, держалась она за острокрыла или за руку Эрвина. Столкновение с землёй случилось через вечность. В последнюю секунду рептилия приземлилась; в уши, в глаза и в нос ударил снег. На секунду всё замерло. Акген сотрясался, земля дрожала, вибрацией щекоча грудь. Смешно было бы не успеть одолеть Левиафана и рухнуть в море вместе с останками города… Отрезвил запах крови. Отчётливый, яркий. Марция увидела, как под грудь её держал Эрвин, оттаскивая от летевшего вниз обломка. А в десяти метрах лежала Инкелла. Подворачивала под себя руки, пыталась подняться, бледным лицом смотря в алый-алый снег. Под Мивой расползалась лужа крови. Над Мивой расползалась тень. Как если бы небо заслонила гигантская планета, готовая прямо сейчас обрушиться. Только это была не планета. Марция закричала так, что не услышала собственного крика. Эрвин без раздумий бросился к Инкелле, но не успел. Она успела лишь обернуться и вскинуть до смерти испуганный взгляд на чудовище. Левиафан упал на Инкеллу, схватил её и утопил в голодной пасти. Проклятущей, всё никак не нажравшейся пасти, где её тонкая фигурка с хрустом исчезла, заставляя мир перед глазами Марции почернеть. «Да, кто не знал — если вы сдохнете в пасти Левиафана, то с концами», — эхом забилось в голове предупреждение Зари. Если и существовал предел боли, если и существовало что-то, что означало бы смерть души, то в ту минуту Марция его достигла. И только лицо Зари успел ухватить её отупевший от агонии взгляд. Заря смотрела большими, полными шока и неверия глазами. А когда осознала произошедшее, то снова бросилась на Нолана, колотя его по спине кулаками. — Ты не успел, подонок! Я же кричала! Я велела лететь быстрее! Всё кончено, боги… Всё… — она запустила в Левиафана ещё один алый луч. Искалеченный, но отомстивший сполна, он удара не перенёс. Полетел на землю, и камни Акгена затрещали как никогда. А дальше — огонь. Марция не видела ничего, кроме огня. Кроме собственных ладоней, опалённых до костей, но извергавших всё больше пламени в сторону умирающего Левиафана. «Стой, Боне! Прекрати, он нужен мне живым!» — визга Зари она тоже не слышала. Или не хотела слышать. Не заметила даже, что все эльгидовцы до последнего утопли в море или умерли на земле. Кто-то из них за секунду до смерти успел набросить на Левиафана цепь, впившуюся в него и парализовавшую. Тогда морской монстр закричал. Закричал, как не кричал прежде, приглашая живых умереть вместе с ним. Убивая Нолана. Его глаза лопнули, кровь хлынула из ноздрей и ушей. Гофман повалился с острокрыла. Заря перехватила управление, жмурясь и не зная, как перенести эту боль. Эрвин еле держался, и всё равно закрывал уши не себе, а Марции, пускай без толку. Ей было всё равно. Ей было не до крика. «Он ещё жив… Ещё жив, Марция! — возликовала Заря. — Клянусь, убей ты его, я бы… С-сука, я бы тебе её голову на пике принесла…» Она, впрочем, поняла, что зря это сказала, пусть даже Марция не слышала. Для Марции всё закончилось с последним залпом огня. Она лежала в чёрном снегу, смотря стеклянными глазами в потухшее небо. Больше не было страха. Только боль. Тишина, принесённая поражением Левиафана, казалась обманом, тупой контузией. Будто бы издалека ещё должны были раздаваться отчаянные вопли, мольбы о помощи, стоны. Кровь пахла, как спелые розы. Лучше бы она сама умерла. Акген выдержал, а Марция нет. Только голос в ней бился странный, где-то в венах, в крови: «Вставай. Ты победила». «Ты достойное продолжение меня». «Лучшая из Боне». «Правнучка, которую не грех возлюбить». Марция почувствовала руки Зари. Они с Эрвином трясли её, хлестали по щекам. Небось, спрашивали, жива ли. Не осталось никого. Никого, кроме их троих и стрелка, в чьих руках ещё в начале боя взорвался арбалет. Какая ирония. — Марция, не соблазняй меня тебя сейчас убить, — наконец слова стали различаться. — Такая сладкая возможность, ну… Марция Боне! О, осмысление в глазках мелькнуло, отлично… Осмыслением была попытка Марции понять, к чему всё пришло. Гигантский отряд Эльгиды был разгромлен. В неразрывных цепях паралича оказался заточён Левиафан. Выжили семья, Эрвин, Заря, Грач… Но победа не подсластила послевкусие. На кончике языка горчило. — Эрвин, посади её. У Нолана были какие-то штучки, там его труп валяется, пойду обдеру. Напоим хоть… А дальше всё в тумане. Марция не помнила, как очнулась и поднялась на ноги. Не помнила, как бродила между трупами, осознавая, что Акген чудом устоял. Как искала Инкеллу, будто надеясь, что её гибель была злой шуткой. К сожалению, именно этот кошмар по-настоящему не вовремя оказался реальностью. Марция достала из-под мантии злосчастный конверт и развернула его.«Дорогая Марция, — писала Инкелла.
— Знаешь, у моряков есть традиция заранее готовить предсмертные письма. Я пишу эти строки, потому что ощущаю наступление своего последнего часа. Интуиция, спросил бы кто-то? Наверное. А как на моём месте поступить иначе?
Марция. Для меня оказалось непомерно важно стать твоим капитаном. Хочу, чтобы ты знала, как сильно изменила мою жизнь, сколько любви и благодарности я испытываю даже за тот короткий срок, что провели мы вместе.
Я устрою тебе кругосветное путешествие. Прости лишь, что меня в нём уже не будет. Но будут подарки, которые я тебе дарила, одежда, пахнущая мной, что-нибудь, что ты сочтёшь нужным. Или сожги всё, дабы не горевать слишком сильно.
У нас было не так много свиданий и откровений, но даже имеющегося хватило, чтобы ты осветила мой мир. Красивая, сильная и нежная ты моя женщина. Опора, луч надежды и радость в тяжёлые моменты. Твоя улыбка прогоняет отчаяние и тоску, и потому каждый сходит по тебе с ума, знаешь?
Я всегда буду ценить, что из всех ты выбрала именно меня. Пожалуйста, мой Регент, живи. Продолжи защищать наш народ и нашу любовь, как однажды делали мы вместе. Это справедливая и необходимая борьба, пускай цена, которую иногда приходится платить, слишком высока.
Марция, я всё отдала бы, чтобы услышать твой смех ещё раз и увидеть больше твоих улыбок. Муза моя, храбрость моя, страсть моя. Каждый миг с тобой был бесценным для меня.
Пусть эта смерть не служит тебе бременем. Живи полно, заботься о себе и о своей стране. Обязательно ещё полюби. И никогда не забывай о том, что ты умная женщина, способная сделать мир лучше.
Прощай, моя любимая. Наша любовь будет жить вечно в моём сердце. Я останусь смотреть на тебя с зимнего неба. Надеюсь, что в следующей жизни мы сможем быть вместе и ни о чём не беспокоиться.
С любовью и вечным обожанием,
Инкелла.
Кто, если не мы?»
Дрожащие пальцы смяли письмо, еле удерживая его от падения в снег. Марция была благодарна, что никто не трогал её хотя бы в эти жалкие несколько минут. Слёзы застыли в глазах стеклом, так и не пролившись. Им на смену пришёл абсурдный и пустой вопрос: что теперь? И ничего другого. Марция обернулась, без изумления поняв, что Левиафан преобразился. На её глазах из исполинского змея он превратился в маленького червячка, заточённого в алый рубин в пальцах Зари. Да, как Грач и говорил — просто червячок. Заря довольно напевала, вертя камешек перед собой: — Наконец-то ты мой. Ну наконец-то ты мой! Что ж, хоть кто-то был рад. Неподалёку Эрвин возился с трупом Нолана: переворачивал его на спину и морщился от вида раскуроченных глаз. Всё закончилось. Жаль только, что Инкелла точно не смотрела с зимнего неба. Она стала такой же маленькой, как Левиафан, и по частям плавала внутри него. Чей-то неуверенный возглас резко заставил всех замолкнуть. — Эй, здесь кто-нибудь есть? Одинокий боец Эльгиды брёл на хромой ноге, выискивая на поле боя хоть одного выжившего. — Куда делся змей… — пробормотал он. Заря тут же метнулась к Марции и больно схватила её за плечо. — Убей его. Нам не нужны свидетели. — Ч-что? — Я на дварфском изъясняюсь? Кончи его! Мы скажем Эльгиде и их Королеве, что Левиафан просто растворился за миг перед смертью. Никто обратного не подтвердит, включая этого бедолажку. — А если они допросят мёртвых? — встрял Эрвин. — Я позабочусь о последних воспоминаниях тех, кто мог нас слышать, — Заря презрительно отмахнулась, будто ни во что его не ставила и вообще не спрашивала. — Ну же! — Я тебе что, собачка? — безжизненно хмыкнула Марция. Нулевая эмпатия этой женщины вызывала в ней желание дерзить, но очень слабое. Ни на что, кроме едва оскорблённого взгляда, уже не хватало сил. — Тебе нужно, ты и убивай. — Эй! Вы слышите меня? — продолжал кричать боец. Эрвин тяжело вздохнул и скрылся между обломками. Раздались глухой вскрик и звуки борьбы. Через секунду возня прекратилась. Эрвин вернулся, молча вытирая с губ кровь. — Отлично… — Заря выдохнула. — Теперь оба посмотрите на меня. Эрвин и Марция лениво перевели на неё внимание. — Весь эльгидовский взвод погиб, а Левиафан, стоило нам нанести последний удар, исчез. Нотка внушения мелькнула в воздухе, но разбилась о неуязвимость Марции и Эрвина к подобного рода магии. — Ты забыла, что мы под кровью? Хватит уже, — фыркнула Боне. — Сука, — по всей видимости, это было любимой руганью то ли самой Эшены, то ли недавно родившейся Зари. — Забыла. Мне нужно было, чтобы вы убедительно врали, если спросят. — Зачем тебе Левиафан в рубине? Что собралась с ним делать? — Эрвин стряхнул с плеч пепел и обернулся на крик раненого острокрыла. Он, как и гелторский арбалетчик, выжил один среди своих собратьев. Арбалетчик подошёл ближе. — Это тебя не касается, зубастик, — процедила Эшена. — А с тобой, стрелок, мы ещё лично поговорим. — Х-хорошо, мадам, — откликнулась будущая жертва безжалостного гипноза. Заря увела Марцию в глубь свежих руин и замерла, прижавшись спиной к холодному камню. Дала себе передышку, а потому заговорила только минуты через три: — Знаю, о чём хочешь спросить. Нет, я не могу вытащить оттуда Инкеллу. Понадобится минимум сто лет, чтобы я… ну, скажем… организовала достойную экспедицию в недра этой твари. Да и, даже если мы найдём её труп, всё равно не выйдет. Это проклятье Левиафана. Смерть конечна. «То, о чём Инкелла недавно так мечтала». — Я не собиралась спрашивать… — здесь Марция не солгала. — Хм. Ну хорошо. В недрах Левиафана кроется многое из того, что поможет нам с тобой однажды совсем иначе посмотреть на мир и на Архитектора. Но это, Марция, будет уже совсем другая история. — Не смей меня опрокинуть, ясно? — губы Марции дёрнулись. — Я буду ждать вестей. Заря встала напротив и уже ласковее опустила ладонь на её плечо. — Мы обещали друг другу. Секунду она молчала. — Держись. Мне жаль. Жаркий воздух окончательно сменился морозной мглой. Осталось дождаться Таниссу и лгать ей в лицо как в последний раз. А потом…А потом возвращаться домой.
***
Тусклая отельная комната абсурдно молчала. Наверное, Марция с радостью встретила бы очередной приход себе подобных с их истериками и воплями, а не эту замогильную тишину. Наркотик уже перестал действовать, а она всё сидела, вытянув ноги, на краю пустой постели. Вертела в пальцах алый игральный кубик. Предсмертное письмо Инкеллы лежало рядом. Мысли иногда оживали, лениво перетекали из одной в другую и снова замолкали. Никого не было рядом и никто не нужен был. Кроме одного. Марция подняла кубик на уровень глаз. Инкелла попрощалась с ней. Попрощалась через письмо, как если бы не намеревалась когда-либо возвращаться. Как если бы выхода не было, только жить дальше без неё. Она хоть представляла себе, что это такое? Допускала ли, что её ценили слишком сильно и предпочли бы тоже умереть, а не сражаться и «пытаться однажды полюбить снова»? Ни волоса, ни ноготочка, ни реснички… Всё осталось внутри Левиафана. Сто лет до возможной экспедиции туда. Сто чёртовых лет. Слёзы высыхали, не успевая проливаться. Пальцы несколько раз тряхнули кубик. Скрежет зубастой пасти отозвался из-за спины мгновенно: — Р-регент! А я надеялся, что вы позовёте меня куда р-раньше… Перед битвой, например-р… Марция даже не обернулась. Так и осталась сидеть, ничего Писарю не ответив. Он эмпатией, как и Заря, не отличался. Зато послушно выплыл вперёд, гадко захихикал и спрятал лапы в широких рукавах глазастой робы. Сразу понял, о чём пойдёт речь. — Ах! Любовь… — почему это даже звучало тошнотворно? — Любовь правит этим миром. Не так часто ради денег и власти зовут меня, как ради любви… Может, коли так, не всё с Атисом ещё кончено? Любовь иногда такими беспомощными делает вас, людей, мягкими, сопливыми… А порой восхитительными и храбрыми! Вы хорошо подумали? Писарь так резко перешёл от теории к практике, что Марция не сразу настроилась. Она неуверенно кивнула. — Блестяще. Напоминаю, что сутки после вам, вероятно, придётся блевать собственными же кишками. А ещё с некоторым шансом потеряете способность Желать. Ещё актуально? — Да. — Хорошошечно! — Писарь засуетился, облизнул мохнатый палец и схватил со стола пергаментный лист. Окунул перо в чернила и начал что-то чиркать. — Во-первых, нужна хорошая формулировка, но я вам её составлю. Вы же устали, вот и отдыхайте. Откликнулось? Импонирует? — Откликнулось… — всё ещё безэмоционально повторила Марция. Писарь похлопотал две минуты и всё. Он закончил так быстро, будто речь шла не о возвращении безвозвратно утерянного человека к жизни, а о покупке недвижимости. Недвижимость… Вспомнилась Расчётная Шахта, уже почти ничем не полезная, вспомнился дом Инкеллы. Нужно ли тревожить её теперь, несчастную, уставшую, возможно, воссоединившуюся с родителями? Ха, да куда там… В глотке Левиафана не было ничего, кроме забвения. Всё равно что Заводь Вирналена. Пустота и только. — Вот вам формулировка. Зачитайте, заучите, — попросил Писарь. — И тогда приступайте к чародейству. Мне с вами постоять? — Нет, сги… — Марция вовремя остановилась. — Оставьте меня наедине, пожалуйста. — А если вам не понравится моя трактовка? — он обиженно поджал уши. — О, а как бы вы сами, мне любопытно, сформулировали Желание? Напрягитесь, подумайте, ну жу-у-утко интересно! А Марции не думалось. Она нахмурилась, потёрла щёку с запёкшейся на ней чей-то кровью. — Послушайте, я… — Ладно, на сей раз так и быть, — Писарь сдался. — Повезёт, если силу не потеряете, и впредь хорошо думайте. Коли снова понадобится Желать, попробую вас потренировать. Всего хорошего! Мивочке привет. Он исчез так же легко, как и появился. Марция осторожно, будто кошка раненая, подошла к круглому столику и посмотрела на строки. Сердце при виде имени Инкеллы больно сжалось, а мысли загрохотали громко, стискивая череп в тиски. Вернётся ли в самом деле именно Мива? Это ведь будет уже не труп, оживлённый мановением волшебства. Это будет нечто неясное, слепок старых тела и памяти, до дрожи похожий на оригинал, но всё равно не он. Оригинал погиб в недрах чудовища. Ушла ли прежняя Инкелла навсегда, совсем навсегда? Не опорочит ли сейчас Марция её память? Сумеет ли Инкелла спокойно жить, обо всём узнав? Ещё пару дней назад это были просто гипотетические вопросы. А сегодня — реальность. — Я хочу, чтобы капитан павшего «Великого Начала» Инкелла Мива появилась прямо сейчас передо мной… — пробормотала Марция, разводя в стороны руки. Ни голос её, ни взгляд больше не выдавали живости. Она решила не думать. Просто сделать. — Живая и невредимая. В состоянии тела и разума, в каких она находилась незадолго до начала битвы с Левиафаном, по чьей вине и погибла. То есть физически здоровая, без каких-либо патологий, в трезвом уме и чистой памяти. Марция зачитывала формулировку и не верила в абсурдность происходящего. Голос после криков сипел, на прежний давно не походил. Маленький красный «глазок», поднявшийся в её руках, открыл в пространстве разрыв. Не такой, какой открывала, возвращаясь, Заря. Тёмно-бурый, словно там, в глубине, жило сплошное кровавое ничто; ипостась, которую не способен познать человеческий рассудок, не сломавшись. Израненные ожогами руки тронул укол. Облизнул их и тут же пробил тело, наполнив то небывалой силой. Энтропийная молния прострелила Марцию, гася в её глазах жизнь, чтобы через миг те снова открылись и увидели… Увидели всё. Но тогда, когда разрыв обнажил силуэт целёхонькой Инкеллы, Марция ощутила кое-что. Сила, только переполнившая её до краев, схлынула. Навсегда. «Неужели…» Неужели всё? Всё. Из пальцев шёл дымок, а тело больше не имело сил повторить то, что смогло единожды. Как писала Инкелла, иногда приходилось платить очень высокую цену. Сегодня эта цена того стоила. Инкелла стояла посреди комнаты как ни в чём не бывало, удивлённо оглядываясь. Даже пахла так же, как в последний раз — дымом и смертельным предвкушением. И капитанский камзол, в котором её сожрал Левиафан, спокойно покрывал родное тело. — Где это мы? — голос, будто тысячу лет молчавший, тотчас прорвал плотину безучастия Марции. Она наконец поняла, что плачет, бросаясь Инкелле на шею. И изумление той, совершенное отсутствие знания о случившемся было как даром, так и проклятьем. — Ты чего, сердце моё? — Инкелла гладила по шее и по ушам, шептала в губы: — Что случилось? Мы должны сейчас сражаться с Левиафаном, нет? Но Марция только обнимала её и плакала не в состоянии объяснить, то и дело болезненно содрогалась. Она отказывалась считать, что нарушила главную просьбу Инкеллы не делать её одной из «тех воскресших мертвецов». Инкелла не умерла в море. Она умерла в парящем городе над ним. Но Марция всё равно не была уверена, что ей хватит смелости рассказать. — Мы победили, — лишь прошептала она. — К-как? — глаза Инкеллы в ужасе распахнулись, и она сжала Марцию за плечи, пожалуй, даже резко. — Ты шутишь?.. — Н-нет… Левиафан… Он повержен, мы с-сумели… Радость, засиявшая на лице Мивы, была заразительна. Как и её внезапный хохот. Точь в точь такой, каким его приходилось помнить. — Так это же замечательно! — закричала она и всплеснула руками. — Почему ты плачешь? Хорошая моя, когда случается такое, нужно смеяться! Ведь мы справились, мы сумели! Мне туман по голове дал, да? Дрянь, так обидно ничего не помнить… Инкелла притянула к себе Марцию, как и сутки тому назад у острокрыла, только теперь это был не прощальный поцелуй. Это было ликование. Это был триумф. Её горячие и живые губы шпарили кожу Марции, заставляя верить, что любовь между капитаном корабля и алхимиком непоколебима и вечна, и что даже смерть не разобьёт её. Только раскрытое прощальное письмо всё ещё лежало на кровати, грозясь в любой момент попасть на глаза Инкеллы и дать ей знать — самое худшее всё-таки случилось.