***
Женя не до конца понимала, почему всегда приходится так долго ждать Этери, но сейчас, развалившись на удобном пуфике, она могла полностью проследить за всем процессом выбора пальто для такой недолгой прогулки. — Тебе нравится это? Хотя нет, оно недостаточно тёплое. — вздыхала женщина, перебирая верхнюю одежду одного типа у себя в шкафу. Медведевой даже начало казаться, что они все одинаковые, ибо разница была почти незаметна. — Всё-таки это. — Может голой пойдёшь? Ну, снимем себе отдельное кафе, заказы буду делать я, а ты посидишь так, — засмеялась Евгения, представляя это у себя в голове, но сразу поймала на себе злой взгляд и замолчала. — Может ты? Ты и так в моей рубашке, не наглей, пожалуйста. Удивительно, но только процесс выбора пальто занимал у тренера так много времени. Всё остальное она делала слишком быстро, словно научилась этому на армейской подготовке, и это всегда поражало фигуристку. Та неохотно встала с мягкой поверхности, чуть не уснув, но последовала за старшей к выходу из квартиры.***
— Ну вот, а ты не хотела идти голой! Всё равно никого нет, — чуть громче положенного воскликнула Женя, привлекая к себе внимание мило улыбающегося персонала. — Женя, — Этери пристально смотрела ей прямо в глаза, словно выжигая на ней точку. — Успокойся, — спокойно сказала та и перевела все свое внимание на меню, краем глаза поглядывая за удивлённой девушкой. Это была их идиллия. Даже если бы в этом кафе и были люди, обеим было бы все равно: главное, что они рядом. От этого сносило голову так же, как раньше, когда они только начали отношения, перейдя из состояния «Простите, Этери Георгиевна, я случайно постоянно смотрю на Вас и пытаюсь добиться внимания, я просто люблю вас, как тренера» и «Прости, Женя Медведева, что я уделяю тебе столько времени и отношусь к тебе, как к самому близкому человеку, позволяя проводить со мной время вне Хрустального и оставаться у меня ночевать, я просто хочу, чтобы ты выиграла все Олимпиады, ведь тебе определённо поможет в этом моё присутствие» к состоянию определённости. Заказ полностью сделала Этери. Она точно знала, что выберет Женя за время, пока они были вместе. Та обожала всё, что связано с клубникой, поэтому Тутберидзе с лёгким смехом заказала всё, что содержало эту ягоду, а себе лишь кофе. — Этери, ты глупенькая? — девушка сдерживала смех, понимая, что не съест все эти блюда, но оценила, что она помнит её предпочтения. Другая легко улыбнулась, прикрывая глаза и нежась на удивление теплом зимнем солнышке.***
За разговорами девушки даже не заметили, как им принесли всё, что они заказали ранее. Этери вовсе не ощущала голод, поэтому лишь пила кофе, в котором не было ничего, кроме терпких горьких зёрен и воды, но внимательно наблюдала за тем, как Медведева уплетает десерты. — Я вчера настолько тебя вымотала? — со вздохом спросила Тутберидзе, понимая, как могут завести девушку подобные вопросы. Евгения подняла голову, чуть не подавившись, и широко раскрыла глаза, будто собиралась что-то сказать, но не знала, что конкретно. Наконец она выдохнула, выпрямляясь, как струна, и вновь перевела взгляд на тарелку. — Надо сфотографировать. — Меня? — Этери улыбнулась, делая вид, что не понимает, про что говорит её ученица. — Не совсем… Женя достала телефон, который не брала в руки со вчерашнего вечера, и оставила у себя в галерее пару фотографий блюд и напоследок перевела камеру на тренера, призывая её улыбнуться. — Потом сделаю пост с подписью «Кофеманка», — поделилась планами младшая. — Или лучше «Кофемашина»… — Предпочту не делить твои посты с твоими малолетними неадекватными друзьями, — вздохнула Тутберидзе, ненадолго закрывая глаза, а после увидела прямо перед собой ложку с кусочкам торта. — И что это? — Ешь. — Я не люблю клубнику. — Ты врешь. Да, она и вправду соврала. Ей просто не хотелось есть, но она все же попробовала на вкус, тщательно пережевывая. — А это ведь вкусно… Так нежно, — поделилась мнением Этери. — Как мои чувства к тебе, — тихо прошептала Евгения, взяв салфетку и вытерев пару крошек с губ старшей.***
Они обе сидели в машине, не отрывая взгляд друг от друга. Порой Женя удивлялась, как её тренер может знать столько укромных мест в черте города, но было приятно ощущать, что они обе предоставлены сами себе. За окном лобового стекла виднелся зелёный лес с каким-то даже красным солнцем и закат, наступавший слишком рано зимой. Погода словно намекала, что вся эта блажь продлится немного и людей скоро ожидает беспощадный снег, но думать об этом даже не хотелось. — У тебя был кто-то, пока ты была без меня? — Евгения не знала, зачем задала этот вопрос. Это было важно для неё, ведь она не могла найти никого, с кем бы ей реально хотелось заняться сексом: никто не смог бы вызвать такую страсть, которую вызывала тренер. — Да, — честно призналась женщина. — Я пыталась забыть тебя, потому что была убеждена, что между нами больше ничего не будет. Это слишком плохо? — Не знаю. Разочарование. С одной стороны, Медведева даже не знала, почему считала, что Этери должна оставаться только её, давать обет безбрачия или надевать пояс верности. Они расстались и сделали это не на самой приятной ноте, поэтому можно было бы оправдать все действия тренера. Да и сама Женя соврала, если бы сказала, что не пыталась начать что-то с другими людьми. Она пыталась. Но ей было странно ощущать на себе руки не Тутберидзе и поцелуи не её губ. Поэтому почти всегда это заканчивалось истерикой. А с другой стороны, Евгения считала, что другая поступила глупо. Как можно было не понимать, что судьба вновь сведёт их снова? Как можно было делить постель и свой разум с другим человеком, выкидывая из головы фигуристку? Это же было просто невозможно: их любовь была долгой, сильной, и пятнать это временным интересом было очень неправильным поступком. — Жень, — тихо позвала Этери. — Я ошиблась, понимаешь? Нельзя было так… — Я написала тебе письмо, — перебила её младшая. — Точнее, даже письма. Не знаю, зачем я это делала. Наверное знала, что рано или поздно получится тебе их отдать. Всё равно всегда таскала с собой. Медведева потянулась к заднему сиденью машины и достала оттуда свою сумку. Открыв её, она сразу заметила пару листов бумаги в кристально белых конвертах и отдала их Тутберидзе. — Можешь их даже сжечь. Все равно надеюсь, что мы больше не увидимся, — слегка ядовито произнесла Женя и не справилась с попыткой сдержать свои слезы, которые навязчиво скользили по лицу, оставляя тонкие влажные следы. — Прекрати вести себя, как травмированный ребенок. Ты не права, — осекла её Этери, поставив на место. — Ты так обижаешься на то, что у меня был секс с другим человеком? Что за глупость, Медведева? — Не глупость. Просто мне жаль, что я всё это время держала тебя в голове и не могла отпустить, а ты, как шлюха, была с кем-то другим. Ещё после всего этого ты смеешь осуждать меня за то, что у меня появляются друзья. У тебя все нормально вообще? — она перешла на крик, в котором был так ярко слышен её хрип в голосе. — У меня никогда не было нормальных друзей из-за тебя и твоего фигурного катания. — Не обвиняй меня в том, что у тебя что-то не получилось, — со злостью бросила Тутберидзе, смотря ей прямо в глаза. — Потому что ты заставляла меня все время быть на этом ебаном льду, чтобы я оправдала твои ожидания. Ты контролировала абсолютно все, что я делаю. Я думаю, ты поэтому и свела меня с Дианой: ты понимала, что она будет рассказывать тебе обо всем, что со мной происходит. Тебе так было бы легче следить за мной, не правда ли? Потому что ты ненормальная, Тутберидзе. Женя схватила свои вещи и открыла дверь машины, выбегая на проезжую часть, которая, к счастью, была пустой, что помогло фигуристке спастись от участи быть сбитой. Но, признаться честно, она была бы готова выпрыгнуть из машины прямо сейчас и на полной скорости. И на полное шоссе. Сейчас Медведевой было слишком плохо.