***
Женя приехала в ночной клуб и сразу нашла себе место около барной стойки, с интересом рассматривая окружающих людей. Она заказала себе шот, который опустошила за секунду, и попросила повторить. Её внимание привлекла светловолосая девушка, достаточно раскованно танцующая прямо в центре зала, несмотря на свой юный возраст и отсутствие по близости друзей или пары. Её платье было чересчур откровенным для взора окружающих людей, относившихся ко всему только со стороны потребителей, но Евгения была другой. Она расплатилась с барменом и подошла к незнакомке, осторожно хватая её за локоть и останавливая. — Присядем? Получив утвердительный кивок в ответ, Медведева устремилась в сторону столиков, не отпуская спутницу. Она сама не знала, чем вызван такой интерес с её стороны, но девушка и вовсе не имела вопросов, что было в разы легче. — Как ты можешь быть такой свободной? Не в плане, что это плохо. — наконец спросила Женя, когда они обе сели рядом. — Я хочу так же. — Забавно, что самая популярная фигуристка России задаёт мне такой вопрос, — усмехнулась другая. — Купишь выпить? Расскажу. Евгения моментально сделала то, о чем её попросили, подозвав официанта и «очень срочно» заказав ему пару коктейлей. Наконец, допив всё до конца бокала, незнакомка повернулась и недоверчиво посмотрела, думая, стоит ли доверить такие вещи. Лицо Жени выражало лёгкое беспокойство, но по большей части на нем была заметна тень неподдельного интереса. — На самом деле, тут по большей части действует лишь желание секса, — тихо прошептала девушка на ухо Медведевой, опустив ладонь ей на шею и слегка поцарапав нежную кожу, вызывая в фигуристке бурю эмоций. — Не хочешь попробовать?***
Они обе оказались дома у Жени уже через полчаса, слишком быстро доехав. Евгения совсем не знала, зачем делает это, но понимала лишь одно: огромную роль в этой ситуации играло желание, чтобы Этери ощутила всю эту боль, которую испытала сама Медведева. Но это было в будущем, ведь сейчас фигуристку волновали только тело незнакомки, которое словно манило к себе. Она покрывала поцелуями тело девушки, попутно снимая с неё платье и откидывая его ещё в коридоре. Опустившись на кровать, Женя моментально вошла в светловолосую, слыша стоны одобрения и лёгкие объятия. Ей было непривычно. Она привыкла ощущать весь этот спектр эмоций от рук Тутберидзе, которые всегда знали, чего именно сейчас хочет тело девушки. А в этой ситуации вся ответственность лежала на Евгении, которая практически не соображала из-за выпитого алкоголя и затуманенного разума. Она делала очень быстрые грубые толчки, ощущая руки на своих волосах. Совсем скоро незнакомка стала выгибаться навстречу движениям Жени, а после обессиленно обмякла, благодарно целуя фигуристку. — Как тебя зовут? — спросила Медведева, приподнявшись на локтях. — Ольга. Ольга томно поглядела на брюнетку и вздохнула, поднимаясь с кровати. Она быстро нашла свое платье и надела его, моментально призывая этим Женю. — Ты уходишь? — немного грустно сказала Евгения. — Да, прости. Светловолосая взяла свою куртку и, накинув её на плечи, в последний раз взглянула на фигуристку взглядом «Я надеюсь, ты не подумала, что после пьяного секса мы проведём всю жизнь вместе» и вышла за дверь, не прощаясь. Медведева так и не думала. Ей внезапно стало паршиво от всего произошедшего, но так уснуть она не могла, поэтому полностью сняла всё постельное белье, чтобы то и вовсе не напоминало о приходе этой девушки, а после упала на матрас и уснула в одежде, надеясь избавиться от воспоминаний этого отвратительного дня.***
Этери вернулась в Хрустальный. На носу уже был Чемпионат мира среди юниоров, а Камила, на которую женщина полагала основные надежды, осталась без внимания от главного тренера, бросив всю ответственность на Глейхенгауза, который отлично со всеми ладил. У Тутберидзе был её личный девиз, о котором было неизвестно никому: «Никогда не мешать личную жизнь с работой». Но не получалось. После всего произошедшего за последние несколько дней на льду она была морально не вместе со спортсменами. Её чувства и эмоции и сам разум были заняты лишь мыслями о Жене. Но сейчас та слишком явно поставила точку, поэтому, стараясь не отчаиваться, блондинка решила всецело отдать себя тому, что окружало её и было настоящим смыслом её жизни. Тутберидзе ещё не прочитала те письма. Она максимально оттягивала момент, но они всё же всплывали в её голове. Небольшие конвертики все ещё лежали в её машине, разбросанные на переднем пассажирском кресле. — Этери! — слегка крикнул Даниил, резко подъезжая к ней. — Камила сейчас сделала максимально чистый прокат. Ты видела? — Даня, не ори так, пожалуйста. Я видела, — она попыталась сконцентрировать внимание на девочке и постаралась одарить её максимально доброжелательной улыбкой. — Перерыв. — Нет, постой, — Глейхенгауз всегда был очень навязчивым, но порой это становилось заносчивостью. — Поговорим? Тутберидзе не хотела. Она понимала, что все эти разговоры ей ни к чему, но это было бы хорошей возможностью отвлечься, поэтому она нетвёрдо кивнула и, сойдя со льда, направилась по длинному коридору в свой кабинет, зная, что он идёт за ней. Тренер закрыла дверь за своим коллегой и устало опустилась на кресло, сложа руки в замок, и посмотрела на мужчину. — Мне кажется, что ты слишком мало поддерживаешь девочек. Сейчас для них очень трудный период, а ты словно витаешь в облаках. Можешь, пожалуйста, обратить внимание на всё, что происходит мимо тебя? — Могу, Дань. Я поняла тебя. Ещё что-то? — она ожидающе взглянула на него, чувствуя, как всё её нутро постепенно закипает. — Мы хотим посидеть с Дудаковым в баре, обсудить рабочие моменты… И не только. Ты будешь? — Да. Очередная хорошая попытка забыться.***
Этери закурила сигарету, вытягиваясь в своём кресле. Горячий кофе в подстаканнике предпринимал попытки остыть окончательно, но женщина добила его, выкинув на заднее сиденье пустой стаканчик. Это было её негативной привычкой в машине, ведь порой ей приходилось выкидывать гору мусора, но это не так волновало. Из всех писем она выбрала единственное, датированное 4 мая 2018 года. Листок был всюду украшен небольшими каплями от слез, что сильно добавляло трагичности. «Привет, Этери Георгиевна. Ты всегда любила формальность. Этери Георгиевна, Этери Георгиевна, Этери Георгиевна. Твоё имя словно написано где-то во всей моей жизни, что забавно. В душе, к сожалению, тоже. Ты знала, что я не смогу нормально выступить. Ты знала, что для меня значит фигурное катание. Но ты все же выбрала Загитову, серьёзно? Ты предпочла её, а после этого отнеслась ко мне, как к мусору, полностью забив на мои эмоции. Ты была самым близким для меня человеком. Я боготворила тебя, Этери Георгиевна. Каждый раз, когда твои руки касались меня, я молила, чтобы это продолжалось вечно. Но ты опять же предпочла не меня. Забавно. Я думаю, что на этом вся наша связь окончена. Ты думаешь так же, что неудивительно, но меня так убивает это. Я не представляю свою жизнь без тебя, а ты свою представляешь. Я искренне надеюсь, что у тебя будет все хорошо. Не знаю, надеешься ли на это ты, но я — точно. Я люблю тебя. Теперь правильнее говорить, что любила. Мне правда стоит отпустить тебя. Я постараюсь. » Этери откинула письмо. Она знала, что тогда повела себя чертовски неправильно, но не понимала, что двигало ею в тот момент. Черта, которая была ей так ненавистна — не думать о последствиях. За всю свою жизнь Тутберидзе считала это своей самой отвратительной чертой. Но самой отвратительной чертой было желание не воспринимать Медведеву всерьёз. Этой девочкой всегда играли максимально сильные и серьёзные чувства, но это всё сочеталось в ней с колоссальной мудростью, вовсе не свойственной для подростка. Жене было больно. Этери тоже было больно все эти годы, ведь она не понимала, зачем делает это. Эта девочка была для неё всем миром. Блондинка закурила очередную сигарету, приоткрывая окно, чтобы избавиться от запаха табака. Внутри что-то защекотало, оповещая об огромной тревоге и стыде. Ей совсем нельзя было так поступать, так относиться, так себя вести. Этери поймала себя на мысли, что в данный момент выглядит очень глупо, так убиваясь по человеку, которого сама же и потеряла. Это было её самой главной ошибкой.