***
Этери сидела в каком-то шумном баре прямо в центре города. На любую тревогу, что кто-то помешает им отдохнуть, высказанной Дудакову, который выбрал это место, она получала ответ: «Всё хорошо, нас не узнают». И это почему-то работало. Сама женщина не любила пить особенно крепкие напитки, но сейчас выбора не было. Хотелось утонуть в алкоголе и забыться, особенно после того огромного количества писем, прочитанных ранее. Все они были похожи, но содержали столько боли, что даже невозможно представить. Тутберидзе не понимала, как эта маленькая хрупкая девочка, навечно засевшая в её голове и сердце, смогла пережить это самостоятельно. Или не смогла? — Этери, так на кого ты больше ставишь? — Глейхенгауз растянулся в своём мягком кресле и в очередной раз поднял стакан виски. — Ну, на чью победу. — На победу моего штаба, — женщина гордо улыбнулась и сделала очередной глоток. Её разум уже начал плыть, но прогресс стоило закрепить никотином, поэтому она встала и молча направилась в сторону выхода, взяв с собой только пачку сигарет. Вслед за ней пошёл и Даниил, подкрадываясь сзади, и осторожно положил руки ей на талию, вставая спереди. — Ты напряжённая. У тебя что-то случилось? — его глаза смотрели с чрезвычайно сильной заботой, выражая любовь. — Даже если и случилось. Тебе не стоит об этом знать, Дань. И лезть ко мне не стоит. Этери наконец закурила, отходя подальше от коллеги. Этот разговор словно заставлял разрыдаться прямо сейчас и в порыве таких негативных ощущений нанести себе сто телесных повреждений, но некоторое самообладание всё же осталось несломленным в Тутберидзе. Она опустила голову, стараясь хоть как-то убрать небольшую влагу на глазах, и сделала очередную нервную затяжку, выпуская клубы дыма. — С Женей что-то, да? — мужчина и вовсе не унимался. — С ней. Расстались, прикинь, — с насмешкой над его вопросами ответила она, улыбаясь со своей же глупой, но правдивой шуткой. — Нет, Глейхенгауз, не с Женей. И никогда больше не ставь нас рядом даже в своих мыслях, понял? Тренер бросила недокуренную сигарету и вернулась обратно в бар. Она быстро взяла свое пальто и сумку, кидая на стол слегка смятую купюру, и уходя под взгляд позади со стороны Дудакова, который вообще не понимал ничего из происходящего.***
По окончании пары Женя приняла странное решение остаться в аудитории и наконец подойти к преподавательнице. Было странно видеть её, но всю пару фигуристка думала не об учёбе, а о том, что было той ночью, частично даже жалея. Но это помогло ей сбросить лишний груз со своих плечей, и это тоже придавало уверенности. — Ну привет, — ухмыльнулась старшая. — Удивительно, что впервые за весь учебный год ты соизволила прийти. На тебя так влияет секс? — задала вопрос она, но на тон ниже, поглядывая на приоткрытую дверь. — Нет, я же не знала, что Вы у меня ведёте. Я вообще по другому вопросу, Ольга… — резко замолчала Медведева, пытаясь вспомнить отчество, по которому к женщине обращался другой сокурсник. — Слуцкая Ольга Александровна, —нахмурилась она, не отводя взгляд от застеснявшейся девочки. Нужно отдать должное ещё и причине смущения Евгении. Ей было странно от мысли, что не так давно эта женщина лежала у неё в постели и наслаждалась от прикосновений и не до конца опытных движений пальцев, а сейчас стоит перед ней, одетая в официально-деловом стиле, и смотрит с некоторым возмущением. — Да, спасибо, — девушка все же собралась с мыслями. — Я бы хотела как-то наверстать упущенное и понять, какие темы по маркетингу я не успела разобрать. Не могли бы Вы мне как-то помочь с этим? — Помогу, если мы сходим на ещё одно свидание. Идёт? Женя удивлённо приоткрыла глаза. Совсем недавно Ольга говорила ей, что их взаимоотношения лишь на одну ночь, а сейчас хочет встретиться повторно. Это слегка настораживало, но сама Медведева не отрицала возникновение лёгкой симпатии к этой девушке. — Идёт.***
Этери вернулась домой и тщательно осмотрела свой стол на наличие ещё не прочитанных писем, но все были закончены. Она особенно сильно ощутила пустоту внутри, которую дополнял слегка холодный и тусклый свет в комнате, служивший некоторым украшением для бежевых стен. Женщина взяла ручку и бумагу, глубоко вздохнув, и начала выводить то, что наполняло её мысли уже давно, но не имело возможности быть сказанным. «Привет, Женя. Мне правда одиноко без тебя сейчас. Ты ушла так, будто это навсегда. Но я понимаю, что я ещё увижу тебя. Даже, скорее, чувствую. Я прочитала все твои письма и сочла нужным ответить в таком же формате. Не знаю, когда смогу отдать это тебе, но в крайнем случае просто отправлю почтой. Мне очень жаль, что ты так пострадала из-за меня. Этого не должно было случиться. Я правда повела себя ужасно, бросив тебя тогда, и я полностью признаю свою вину. Только не обижайся на меня за это, пожалуйста. Мне кажется, что ты для меня — самый важный человек в моей жизни. Я ни к кому не была настолько привязана, ни от кого не ждала хоть малейшего знака внимания. Ты же знаешь, я порой даже боюсь внимания. Но от тебя оно какое-то желанное, и поэтому я всегда радуюсь, замечая твои взгляды на себе. Такое было на нескольких Чемпионатах, если ты помнишь, и мне было очень приятно, пусть я и игнорировала тебя. Конечно, все мои положительные эмоции к тебе и их проявления точно не затмят боль, которая осталась в тебе от всех моих поступков. Самое забавное, что в момент, когда у нас что-то вроде стало налаживаться, начали появляться такие странные подробности о моей жизни без тебя. Мне правда жаль, что я сделала это, но я пыталась забыться. Я хотела всё вернуть, но тогда и вовсе не думала, что это возможно. Я считала, что переспать с другой — это единственный вариант развития событий. Мне просто хотелось, чтобы мне полегчало. Эгоистично, знаю. Когда ты болела у меня, я почувствовала, что мы — семья. Мне было достаточно от мысли, что где-то сейчас в моей квартире есть ты, и ты ждёшь меня. Ждёшь, пока я вернусь из Хрустального, ждёшь, пока мы с тобой заговорим о чем-то важном и не очень. И я чертовски ждала, пока я приеду к тебе обратно, почувствую тебя рядом без лишних глаз и увижу тебя такую домашнюю, и даже, может быть, мою. Я понимаю, что я в очередной раз виновата со своими глупыми шутками. Понимаю, что на самом деле ты не отреклась от своего решения навсегда прекратить нашу связь, когда говорила мне это в моей машине. И понимаю, что наше совместное времяпровождение не разрушило твоё желание. Я не знаю, будет ли иметь смысл моё письмо. Может, от него тебе станет ещё хуже, и я вновь буду эгоисткой в твоих и своих глазах. А, может, и наоборот тебе станет лучше от того, что я искренне раскаиваюсь и страдаю сейчас, выводя все эти строчки на листке. Решать тебе, Женя.» Тутберидзе всё же закончила письмо и перевела взгляд на часы, понимая, что совсем не выспится этой ночью. Она не соврала в предпоследнем абзаце. Собраться с решением наконец отправить его было чертовски тяжело, но оставлять его непрочтенным человеком, которому оно предназначалось — было сильнейшей глупостью. Положив его в один из конвертов, в котором ранее лежали какие-то важные бумаги, тренер убрала его в свою сумку. Этот выбор она предоставила судьбе, от которой зависело, как дальше будут развиваться их взаимоотношения. Если Этери будет с этой сумкой и встретит Женю — конечно, она даст ей письмо. Если в этих двух пунктах будет хоть малейшая несостыковка, то план придётся отложить до следующего раза или никогда его не воплощать в жизнь. Все зависело от случая.