Жребий Тотспела

«Какой ещё к черту дядюшка Дэймон?!» — Лилит не заметила как сказала это вслух. Глаза Лиама округлились: — Что с тобой, милая?! Дядя Дэймон — самый богатый человек рода Солсбери. Его визит всегда сама по себя большая добродетель. «Замечательно. Ну хоть в этом есть постоянство: Деймон всегда считал себя добродетелем. Когда забрал юную Селену жить к себе, когда заставил поступить в колледж, когда ходил умасливать директрису этого колледжа в предвыпускное время по причине отчисления Селены. Она подралась с ее сыном, решившим, что ему невозможно отказать. Добродетель, добродетель, добродетель…» — Где он живет? — спросила Лилит. — Ты меня пугаешь, Лили, впрочем, ты могла забыть… ведь вы виделись до этого когда тебе было 15. В замке, на другой стороне поместья. Дядя Деймон очень богат, страстный охотник, и страсть эта заставила его побывать и на других континентах. В деревне болтали, что приезд сказочно богатого графа в земли Тотспела был сопряжен с вводом во владение нашего древнего замка. Замок этот лет двадцать, если не больше, стоял покинутым. Все хозяева вымерли, а последний, как говорят, оставил мир и отрекся от жизни, похоронив себя в монастыре, где и умер. Одни уверяли, что мистер Деймон купил замок ради титула, другие — что замок перешел к нему по наследству. На этот замок мы с Жозефиной не имели прав, так как, если ты помнишь, наша мать нарушила родовое вето: родила троих детей от разных мужчин. «Интересная картина вырисовывается. Троих — это наверное Джозетту, Жозефину и Лиама. Вероятно, Деймон и вовсе никакой не дядя. Мне-то уж точно.» — Нет ли писем от матери Амели? — не вовремя нарисовалась Жозефина. Бодро подойдя к Лиаму, она взяла из его рук почту. «Ну, вот что, Лилит. Хватит греть уши. Сходи на рынок и купи приличных уток. Остальное, вроде бы все у меня есть…» — Кроме мозгов, — не смогла сдержаться Лилит. — Что ты сказала, неблагодарная! Нет, Лиам, ты слышал?! Пять минут безделия и ее дьявольская натура уже плещет через край! Лилит молча развернулась и пошла к выходу. Ей порядком осточертел этот каламбур. Эти кем-то придуманные правила, которым нужно было почему-то подчиняться. На рынке Лилит купила двух уток, потный продавец, облизывая губы, рассказывал ей рецепт, как по правилам их нужно запекать на вертеле. Надо правильно «нанизывать» — это слово он повторял особенно томно. — И лучше это делать мужчине, нежно, не приминая мясо, «а нанииииизывать», — он делал соответствующий жест руками сверху вниз. — Спасибо. И «ананизывайте» сами.- борясь с желанием сплюнуть рядом с прилавком, Лилит устремилась прочь и ускорила шаг. На обратной дороге к Лилит прибилась довольно крупная собака. Сначала она весело виляла хвостом и девушка не сильно обращала на неё внимание. Затем она заметила, что около сумки с утками кидается под ноги ещё одна — побольше. Пока Лилит смотрела по сторонам в надежде найти корягу, почувствовала, что за подол платья ее тянет и рычит третья псина. Лилит прижала сумку к груди и инстинктивно побежала. На улице как назло ни души, на крик нет сил — собьётся дыхание. Хрясь: треснула ткань на подоле и кусок платья остался в зубах пса. Лилит бежала. Ещё немного и вот завиднелся Отель. Острые зубы по касательной скользнули по ноге. «Только бы калитка была не заперта» Лилит влетела на территорию отеля, стая за ней. Девушка уже предвкушала конец этого марафона, но врезалась в закрытую дверь отеля. Ударила ногой — закрыто. «Помогите!» — наконец закричала Лилит. Но времени совсем не было. Она бросила сумку с утками на пороге и побежала в обход, едва ли уворачиваясь от цепких зубов. Впереди был парк, который она не знала. Парк, в котором заблудиться можно было в два счета, но совладать с тремя крупными собаками она бы явно не смогла. «Это похоже на ловушку, в отеле всегда кто-то есть. Среди бела дня редко кто запирает двери!» — гневно думала девушка. Она уже переступила черту тротуара и выбежала на дикие тропинки парка и все бежала, а сзади ей мерещилось жадное сопение и клацанье челюстей собак. Вскоре Лилит услышала выстрелы и резко затормозив не успела понять где она и удержать равновесие. Она не заметила, как тропинка под ногами потеряла очертания и ноги наступали в пелену тумана. Земля перестала быть твёрдой. Шаг, ещё шаг будто по пелене без опоры. Лилит резко упала и собой прорезала озёрную гладь, а та в свою очередь во мгновение поглотила ее без остатка. Крик Лилит первым услышал Лиам. Он раскладывал пасьянс в гостиной и первым бросился к входной двери. «Кто ее запер?» Лиам наскоро отодвинул засов и открыл дверь. На крыльце валялась сумка с утками. Собаки к ним так и не притронулись. Поняв, что Лилит побежала за отель и, скорее всего, побежит на дикую территорию поместья, он бросился наверх по лестнице с криком: «Кто-нибудь! Срочно! Нужна помощь!» Из номера выбежала Мэри, из кабинета Жозефина. — Лилит побежала в парк! Жозефина заломила руки: — Какой ужас! Нужно срочно бежать за ней, позвать ещё хотя бы Берта, у нас нет больше мужчин… — Иди за Бертом, сестра — неожиданно твёрдо сказал Лиам, — Я возьму фонарь и побегу за ней. — Я определённо с Вами, — сделала шаг вперёд Мэри, — вдвоём легче будет найти. Они стали спускаться по лестнице, когда в здание вошёл Роб. Он стал невольным свидетелем разговора и быстро понял в чем дело. — Это невозможно, — сказала Жозефина, — вы гостья, а парк… скажем, место небезопасное. Будьте добры остаться в отеле. — Разумеется ты остаёшься в отеле, — сказал Роберт, обращаясь к Мэри, — помощь в поиске Лилит я беру на себя. У вас найдётся ещё один фонарь? — Да, конечно, — ответил Лиам, — набрасывая сюртук. Как можно быстрее вглубь парка побежали Роб и Лиам. Они разделились. Густые деревья и дурманящие запахи наводили морок: то им казалась, что чьи-то глаза смотрят из-за соседнего ствола яблони, то они слышали голоса, Робу чудилось, что голос был мужским и рядом был стук лошадиных копыт, Лиам же слышал женское пение… Стаю псов, которые гнались за Лилит, Роб встретил почти сразу. Псы, поджав уши скулили и озирались, в надежде выйти к людям. Роб вскинул эспиньоль и хладнокровно пристрелил всех по очереди. «Только что были готовы разорвать человека на куски, а теперь трусливо оглядываются. Совсем как преступники» — усмехнулся про себя Роберт. — Мисс! Это Роберт Штицхен, если вы слышите меня, отзовитесь! — крикнул Роб и вдруг почему-то ощутил будто фраза, только что звучавшая, какая-то дурацкая. Неуместно подчёркнуто построена. В этот момент из груди вырвалось бессознательным выдохом: «Лилит…» следом переходящее в сильный крик: «Лилииииит!» Солнце начало клониться к закату, сапоги вязли в непросохшей глине. Лиаму с детства были знакомы легенды о поместье Солсбери: об озере с ненюфарами, о том, что каждый цветок превращается ночью в русалку, о водяном — сильном и безумно красивом, который имеет облик прекрасный и чарующий настолько, что заманивает молодых девушек себе в озеро, превращая в русалок. Ему было немного тревожно, пот тек со лба и было непонятно то ли это от вечерней майской лесной влажности, то ли от подступающей паники. Между стволов деревьев стал гуще и гуще стелиться туман, наступать перед собой становилось все опасливее: глина или обрыв? Увязнешь насколько: по щиколотку или сразу по колено. Перед глазами Лиама вдали между стволов заголубело странное пятно, похожее на женский силуэт. Забыв про осмотрительность, он быстрее зачавкал по жиже, лавируя между деревьями. Голубое пятно стало чётче, вместе с ним он увидел озеро. Вероятно, то озеро из сказок, которые на ночь рассказывала ему Жозефина. Сейчас в сумерках оно чернело и отдавало холодом, хоть днём солнце и должно попадать на водную гладь. Он оступился и отвлёкся на увязший башмак. «Как опрометчиво было идти в лес в туфлях больше похожих на пулены» Когда Лиам поднял глаза, силуэта уже не было. Между деревьев поблескивала чёрная гладь озёра: вышла луна. Лазурный силуэт снова мелькнул на берегу. Рядом с ним Лиам отметил ещё одну фигуру — лежащую. «Лилит? О, Боже!» юноша побежал к берегу, и чем быстрее он приближался, тем отчётливее видел очертания тела Лилит. Она лежала на берегу без сознания, мокрая, с прилипшими стеблями кувшинок на платье. «Хватило сил выбраться самой? Кто-то вытащил?» В нескольких шагах от Лилит Лиам остановился. Он боролся со страхом подойти и обнаружить, что она мертва и упустить драгоценные секунды для оказания помощи, если она ещё жива. Глухой удар и в глазах Лиама потемнело, он сделал инстинктивно два шага вперёд и упал. Жозефина ещё до заката добежала до дома Берта. Из окон его уютного дома с террасой доносилась музыка. «Или ждёт кого-то или уже развлекается» — подумала Жозефина. Берт недурно играл на рояле. Чаще, чтобы произвести впечатление на какую-нибудь из приглашённых дам. Он был без ума от той музыки, что нередко играла Лилит у него в гостях. А как иначе, ведь душевный джаз и ритмичный рок-н-ролл в том времени, в котором сейчас живет Тотспел, не слышали никогда и развлекались какими-то плаксивыми вальсами и этюдами. Песни на светских мероприятиях, которыми тешила себя публика, были больше похожи на Лакримосу: «Этот слёзный день настанет, Как из праха вновь восстанет…» Берт открыл дверь не сразу: маслянистый взгляд, расстёгнутые первые три пуговицы атласной чёрной рубашки. «О, Жозетта!» воскликнул он. Он часто соединял зачем-то имена Джозетта и Жозефина в одно, зная, что Жозефина этого терпеть не может и всячески отрицает и скрывает родственные узы с Джозеттой. — Извини, что прерываю твой, — Жозефина помедлила, — званый вечер…. Лилит пропала на территории усадебного парка. Берт нахмурился: — Подожди здесь, я сейчас. Дверь перед Жозефиной закрылась. «Очень любезно» подумала она. Берт выбежал с бутылкой святой воды, фонарем, в сапог он засунул серебряный басселяр. — Ты никак на ведьм охотиться собрался, романтик, — усмехнулась над ним Жозефина. Берт молча прошёл мимо, поправив некое подобие ковбойской шляпы на голове. Роб часто видел смерть: такая работа. Каждый раз она воровала у людей нечто большее, чем просто эмоции, возможность дышать, двигаться, смотреть и говорить. Это незримое, украденное Роб видел и чувствовал. Он не боялся смерти: в него часто стреляли, угрожали, проклинали, но все это не находило в нем отдачи для эмоций. Он давно был одинок и потерян душой до того момента, как не нашёл отдушину - Мэри. Мэри покорила его тем, что была невероятна добра и отзывчива, но умела стоять на своём и была способна на решительные, волевые поступки. Но когда сейчас Роб увидел неподвижно лежащую на берегу озера Лилит, сердце его сжалось от боли. Он почему-то поймал себя на мысли, что ему страшно посмотреть в ее алебастровое лицо, страшно дотронуться и не ощутить пульса или не увидеть реакции зрачков на свет — верные признаки того, что небытие забрало Лилит. «Нет, — решил он для себя, рефлекс, сдавливая глазное яблоко, он проверять не будет. Если смерть наступила совсем недавно, он долго не сможет себе этого простить. И неважно почему: потому что не успел, потому что подвело чутьё, потому что отвлекался по дороге…» Какой-то старичок-криминалист когда-то научил его определять время смерти: если сдавить глазное яблоко мертвого по бокам, и его зрачок стал похож на веретено или кошачий глаз — смерть наступила минут 20 назад. Роб упал на колени перед Лилит совсем забыв про осмотрительность, например о возможных следах, поставил в головах фонарь, коснулся сначала ладонями ее лица: бледного, такого же, как луна на небе. Алые губы. «Ну, точно жива» — радостно мелькнула мысль в голове Роба. Лилит едва ли приоткрыла глаза, почувствовав тёплое касание сильных рук на своих щеках. — Мисс, это я — Роберт Штицхен. Вы узнаете меня? — спросил Роб, совладав с собой и посмотрев в ее небесно-голубые глаза. «Голубые? Наверняка я не разглядел цвет ее глаз при мимолетных встречах. Но мне казались они зелёными» — подумал Роберт. — Роб…- одними губами прошептала Лилит. Холодный лёд его волевого взгляда — первое, что она увидела, когда ей едва хватило сил открыть глаза. — Где болит? — спросил он, глядя на разорванный подол ее платья. Она застонала и провалилась в бесчувствие. В отеле Мэри осталась одна. Она бродила по коридору, разглядывая портреты рода Солсбери. Вдруг она остановилась напротив одной из картин. — Святые угодники, как он смотрит, как смотрит… Напротив двери висел портрет одного из предков рода Солсбери. Высокий мужчина в бархатном колете и в большой шляпе точно живой смотрел из рамы. Смоляные волосы, тонкие губы были сжаты, а невероятно пронзительный взгляд с красными белками наводили ужас своей реальностью. Они жили. Мэри была поражена мастерством художника. К счастью, Мэри сообразила, в чем дело; она бросилась к большому готическому окну и с силой открыла его. Глаза на портрете сразу потухли. Перед ней висел простой, заурядный портрет — правда, кисти талантливого художника, но и только. Теперь в лучах заходящего солнца блестела и сверкала дорогая золоченая рама. Мэри прошла на кухню, налила себе кофе: неизвестно, когда все вернутся. Уходя из отеля Лесли предложила накрыть Мэри к ужину, но та отказалась; есть совсем не хотелось. Девушка мечтала, как они вернутся в Ричтаун, в их уютный домик — подарок ее отца к свадьбе. Роб был талантлив и честен, в нем были сосредоточены все такие нужные ей, Мэри, черты: надежность, ум, сила, смелость. И из-за них он и получил это абсолютно дурацкое назначение в эту дыру с первичными признаками цивилизации. Чтобы как-то себя развлечь, Мэри села за пианино и заняла себя музыкой. Между этюдами раздался дверной звонок. За окном уже было темно. Мэри с уверенностью, что все вернулись с поиск Лилит, встала, прошагала в холл и распахнула дверь. На пороге стоял статный зрелый мужчина: гордый профиль, темные волосы, властная стать делали его чрезвычайно привлекательным в глазах большинства. - Граф Дэймон Солсбери,- учтиво снял шляпу мужчина и представился.