~ Si gravis brevis, si longus levis
Если боль мучительна, она непродолжительна, если продолжительна, то не мучительна ~
Джеймс Барлоу — высокий мужчина средних лет и приятной наружности радушно встретил ребят. У него были русые волосы, обрамляющие лицо и спускающиеся до плеч, мужчина был одет в твидовый костюм с рубашкой в мелкую клетку и красно-коричневым галстуком, на лице была легкая щетина, а на переносице очки. Эмили он напоминал доброго врача, который был закреплен за ее приютом, проводил плановые осмотры и приезжал на вызовы, если кто-то из воспитанников заболевал или получал травму. Уильямс была его частым пациентом после участия в многочисленных драках, лазаний по деревьям и крышам, и прочих шалостей. Он был единственный взрослый, кто был добр к ней, и всегда имел в запасе леденцы и другие сладости для ребятишек приюта. В отличие от воспитателей, он не считал мелочью ее кровоподтеки и ссадины, которые всегда неизменно «украшали» кожу девочки, менялось лишь их место и степень серьезности. Девушке казалось, что от мистера Барлоу пахнет так же, как от того врача, чем-то химическим, травяным и еще сладким. Возможно так пахло от всех магловских врачей и от целителей. Джеймс относился к Оминису, как к родному племяннику или даже сыну, и девушке было приятно видеть друга счастливым рядом с ним, он заслуживал семью, принимающую его таким, как есть, пусть и не родную, как и сама девушка. Парень много рассказывал Эмили о Ноктуа, и слизеринке казалось, что мистер Барлоу чем-то похож на нее, да и сам Оминис видел в нем частичку тети. После ее смерти только Джеймс понимал его, так как по себе знал, на что способны Мраксы. Ноктуа не могла иметь детей, и Оминис был отдушиной для Барлоу, он улыбался, когда видел племянника, но все же смерть жены оставила на нем свой отпечаток в виде серебряных прядей на висках. За окном заморосил мелкий дождь, предвещая приближающуюся осень, и Барлоу приготовил ребятам какао с маленькими разноцветными зефирками. Едва Эмили успела взять кружку, как мужчина направил на нее палочку, и из нее полетели маленькие фейерверки, рассыпаясь яркими искрами прямо перед лицом, напоминая девушке сладости из кондитерской Хогсмида, которые она так обожала и уже успела по ним соскучиться. То же самое Джеймс проделал и с кружкой Оминиса. Когда одна из искр коснулась носа парня, заставив его внезапно вздрогнуть, мужчина с девушкой закатились смехом. Мракс, казалось, был настроен серьезно, давая понять, что он уже не ребенок для таких шуток, но не смог сдержать улыбки. Джеймс пытался расположить к себе подругу племянника, но в этом не было необходимости, Уильямс уже была очарована природным обаянием мужчины. Гостевая спальня в доме была только одна, она же комната Оминиса, поэтому оставшиеся дни лета он будет делить ее с Эмили. Джеймс уважал личное пространство племянника, поэтому выдав комплекты свежевыстиранного постельного белья, пожелал доброй ночи и отправился в свой кабинет, отдав на откуп Оминису показать дом гостье и подготовить все ко сну. Как только они поднялись по лестнице и оказались в комнате первое, что увидела Эмили — огромную открытую террасу, которая была размером едва ли не больше самой спальни. Не обращая внимания на саму комнату, она распахнула двери террасы и вышла навстречу прохладному ночному воздуху. Дом дяди Оминиса находился намного дальше от центра Лондона, в отличие от дома Фигов, и с террасы открывался вид на небо, усыпанное таким количеством звезд, что Эмили видела разве что через телескоп вместе с Амитом. — Как же здесь красиво! Оминис, давай посидим здесь немного перед тем, как пойти спать? — она взяла его за руку и вела себя словно ребенок в магазине игрушек. Оминис кивнул и отправился за пледами, чтобы они не замёрзли. Ребята расположились в плетеных креслах напротив друг друга. Все это напоминало тот последний день, который они проводили вместе. Все тот же ночной вечер улицы, небо с россыпью созвездий, падающие метеоры, вот только жара сменилась прохладой, цикад не было слышно, да и они уже не те Оминис и Эмили, что были в ту ночь. — Я тебе завидую, балкон в моей комнате даже в подметки не годится этому месту. Здесь так много звезд, все они такие яркие. Жаль, что ты не можешь видеть небо таким, как вижу его я, а только лишь темноту. — Темноту? — Оминис усмехнулся. — Я даже не знаю, что такое темнота. — Как это? — она удивленно посмотрела на него и склонила голову набок. — Темнота — лишь отсутствие света, чтобы ее представить, мне нужно было родиться зрячим, но я не вижу с самого рождения. Я не знаю, что такое свет или его отсутствие. — Но что ты тогда чувствуешь? Я не понимаю. — Попробую тебе объяснить. Эмили, закрой глаза и вытяни руку вперед. Девушка повторила движение за словами Мракса, хотя и не понимала как это поможет, но интерес был впереди размышлений. — Что ты видишь глазами? — Оминис говорил нарочито тихо, чтобы девушка могла положиться на свои ощущения. — Кхм… Темноту. — А рукой? — Ничего я не вижу. Как можно увидеть рукой? У нее же нет глаз! — ее голос был озадаченным и раздражительным одновременно. — Вот именно, Эмили, вот именно. То же самое и с моим зрением — ничего, я не могу увидеть ничего, словно у меня нет глаз. На несколько минут повисла тишина. Девушка всегда себе представляла отсутствие зрения как-то иначе, но как она не пыталась, не могла понять, какого это не видеть даже темноты. Она еще какое-то время просидела с закрытыми глазами, пытаясь сосредоточиться только на руке и прочувствовать ощущения Оминиса, представить, что у нее нет зрения, но это оказалось слишком сложным — избавиться от темноты, которая с тобой на протяжении всей жизни. Ей стало грустно за друга и хотелось сделать что-то для него, и Эмили выпалила обещание, в исполнении которого не была уверена. — Оминис, обещаю тебе, что когда-нибудь я найду способ показать тебе мир. Пусть временный и быстротечный, но ты этого заслуживаешь, я сделаю все, что в моих силах. — Не трать на это время. Мой отец много лет искал способ и так и не нашел его. Мракс оперся головой на кулак и тяжело вздохнул. Он знал, что способа вернуть ему зрение нет, несмотря на все могущество магии и количество разнообразных зелий и микстур. Может когда-нибудь способ вернуть зрение появится, но он уже не застанет это период. Оминис не хотел, чтобы подруга тратила свое время на ложные надежды в поисках того, что ему поможет, он не мог оправдать ни их, ни то, что между ними что-то может быть. Мысли о своей неполноценности снова захлестнули парня с удвоенной силой. Будь она рядом с ним — до конца жизни бы искала для него лекарство, в то время как ее собственная жизнь проходила бы мимо, он не хотел для Эмили такой судьбы. Тихо поднявшись, Уильямс подошла к перилам террасы и, облокотившись на них, смотрела вдаль. Ее задели слова, что она не справится лишь потому, что не смог его отец, ей хотелось сказать, что она будет стараться лучше, чем он, что она владеет той магией, что недоступна всем остальным волшебникам, но Оминис отверг ее обещание, поэтому она решила дать его себе самой, во что бы то ни стало. Парень почувствовал грусть девушки и захотел ее отвлечь, ему и самому такие разговоры были не по душе, так как возвращали его к внутренним терзаниям и воспоминаниям из прошлого. — Ты можешь сделать для меня кое-что прямо сейчас, — Мракс подошел к подруге и встал рядом. — Расскажи мне про звезды, хочу видеть твоими глазами, как тогда, во дворе Фигов… Мне понравилось. Она повернулась к другу и заметила его улыбку, на душе стало немного легче. Оминис закрыл глаза, когда девушка начала с воодушевлением рассказывать про созвездия. Про большинство из них он слышал в прошлый раз, но ему было все равно, он хотел чтобы Эмили думала о чем-то хорошем, она весь день была сама не своя, и Мракс не понимал в чем именно дело. Возможно, она все еще злится на Себастьяна. С одной стороны ему было легче отпустить ситуацию, ведь Сэллоу был его другом много лет, практически единственным, а друзьями не разбрасываются, с другой стороны именно по этой же причине разочарование чувствовалось сильнее. А еще и Соломон, наверное, не лучшая идея была собирать их троих под одной крышей. — Ты очень многое узнала о звездах за этот год, — он улыбнулся, повернув голову в сторону Эмили, а затем снова поднял ее к небу, словно мог всматриваться в бескрайнюю ночь. — Per aspera ad astra. Это означает… — …через тернии к звездам, — девушка продолжила за парня. — Ты знаешь латынь? — он удивился и снова повернулся в сторону подруги. — Совсем немного. Мое образование в приюте было не таким уж плохим, как может показаться. Конечно, мне далеко до аристократических манер, но и невежей меня нельзя назвать. Уильямс засмеялась, вспоминая свои уроки по этикету, как их учили сидеть с прямой спиной, держать руки и голову, сервировать приборы, отличать одни вилки от других, а по итогу все заканчивалось битвой едой, спровоцированной мальчишками, и ей это нравилось куда больше, чем учиться быть леди. — Кстати, насчет занятий. В той брошюре, что дал Себастьян… — она хмыкнула. — Было написано, что нам будут преподавать курс полового воспитания, это что правда или очередная шутка Сэллоу? — Эээ… — Оминис немного смутился и выдавил смешок. — Что? Первый раз об этом слышу. Странно, что эту тему подняла ты, а не он. — Ты думаешь, нам действительно будут это преподавать? — Это напрягает тебя? На шестом курсе почти все уже совершеннолетние, поэтому почему бы и нет. — Да просто интересно стало, с чего вдруг. И не разводит ли нас Себастьян. Оминис говорил достаточно спокойно, его эта тема совсем не вгоняла в краску, что безусловно удивляло Эмили, и только подогревало ее интерес. Конечно, такие занятия ей было посещать не впервые, в приюте их проводили в гораздо более раннем возрасте, ведь многочисленное скопление под одной крышей потерянных и одиноких подростков с играющими гормонами было чревато последствиями. Но сейчас девушку интересовали не новые уроки, она решила во что бы то ни стало поговорить с Оминисом об Анне, но не знала как завязать разговор, поэтому цеплялась за любой повод, чтобы начать его. Она понимала, что этим может испортить вечер и их последние дни вместе, но больше не могла оттягивать, эта мысль терзала ее словно койот добычу, жадно вгрызаясь зубами, не отпуская и не давая думать ни о чем другом. Девушка нервно покусывала губы и шаркала ногой по деревянному полу террасы. — Слушай, а ты, ну… У тебя когда-нибудь было такое ощущение, что… А, ладно, забудь. Эмили намеревалась спросить у Оминиса, чувствовал ли он когда-нибудь себя настолько счастливым и опустошённым одновременно, будучи рядом с особенным человеком, но по пути запуталась в собственных мыслях, что именно она хочет спросить. Про его чувства к Анне или себе, или же о собственной влюбленности в него, казалось, что этот вопрос мог бы соединить в себе все сразу. Брови Оминиса нахмурились, образуя морщинку на лбу. Он начинал догадываться к чему ведет его дорогая подруга, услышав ее печальный вздох. — Так что у тебя за вопрос? Парень говорил осторожно, одаривая Эмили мягкой улыбкой, и слегка повернул голову в ее сторону. Возможно, он ошибался, и она хотела спросить о чём-то другом, и это лишь хитросплетение его мыслей. Оминису девушка была небезразлична, но кому нужен слепец, да ещё и ко всему прочему Мракс. Парень убеждал себя, что вопрос подруги был связан с чем-то другим, пока та думала над ответом. — Ничего важного, Оминис, давай просто забудем об этом. — Если бы это было неважно, ты бы не завела об этом речь, ведь так? Даже если я не прав, давай поговорим об этом, и если хочешь, потом забудем, — он склонился ближе к Эмили. — Ну… В общем… Твоё сердце когда-нибудь стучало так сильно, что готово было вырваться из груди рядом с кем-то? — с каждым словом сердце Уильямс будто в подтверждение начинало всё быстрее отбивать ритм, отдавая в уши. Лицо Оминиса было так близко к ней, и она переживала, что он услышит сердцебиение и почувствует жар ее лица. — Я хочу сказать… Был ли ты когда-нибудь влюблен? Мракс понял, что он оказался прав, и ему совсем не нравилось, куда она клонит, но рано или поздно этот разговор должен был состояться. Уильямс весь день вела себя странно, сначала он думал, что их долгая разлука повлияла на это, потом, что дело в младшем или старшем Сэллоу, а теперь все встало на свои места. Она хотела от него того, что он не мог ей дать. Пространство и время вокруг них словно замерло на своей отметке. В ожидании ответа, в голове девушки начали мелькать варианты сценариев, где он рассказывает, как с первой встречи влюбился в сестру своего лучшего друга или, что никогда не был влюблен, но она надеялась на вариант, в котором его длинные фарфоровые пальцы прикоснутся к её щеке, опустятся к подбородку, и он скажет, что влюблён в неё и только в неё. Тогда они сольются в нежном трепещущем поцелуе и… — Мне это не интересно… — из грёз девушку вывел холодный голос Мракса и нервный стук пальцев о деревянные балки перил террасы. — П-почему? — девушка заметно поникла, ведь она рассчитывала не на такой ответ, на какой угодно, только не этот. Ведь именно этот вариант рубил под корень все возможные сценарии развития их отношений, словно говоря: «ни сейчас, никогда». — Почему? — он повторил за ней. — Почему тебя это так волнует? Тяжёлый вздох коснулся слуха девушки, когда Оминис опустил голову на свои ладони, лежавшие на перилах, пряча в них лицо. Ледяной тон сбивал с толку своей резкостью, словно она спросила что-то совсем из ряда вон выходящее. Как будто они вернулись в крипту, и Себастьян снова упомянул про записи Салазара Слизерина, заставляя своего друга быть невероятно резким в высказываниях в попытке отрезвить кучерявую голову Сэллоу. Вечер был безнадежно испорчен, поэтому Эмили решила идти до конца, иначе к чему было это все начинать. — Неужели ты никогда не думал об отношениях с какой-нибудь девушкой, например… — ей хотелось добавить «со мной», но она посчитала это лишним. — С Анной? При упоминании ее имени сердце девушки болезненно сжалось. Надо же было ей сунуть свой любопытный нос, чтобы потом своего же любимого братца утопить в отчаянии и поисках лекарства для неё. Казалось бы, сиди ты дома, но нет же! Этой девчонке просто кровь из носу было необходимо вылезти и посмотреть, что происходит. Себастьян только из-за неё практически увяз в тёмной магии, готовый направо и налево разбрасываться непростительными. Страшно только представить, каких бед бы он натворил, если бы не они с Оминисом. — Нет, я не думаю об этом, мне с детства дали понять, что меня ждёт брачный контракт по окончанию школы, — с каждым словом его голос становился всё более холодным. Челюсти сжались от столь нежеланной темы, каждый мускул лица напрягался от все более сильного чувства несправедливости сказанного не только по отношению к девушке, но и к самому себе. — Зачем мне отношения, которые заранее обречены на провал? И причём тут Анна вообще? — Но это же ужасно. Тебе не кажется, что это не правильно, что отец принимает за тебя такое решение? Неужели ты не можешь решать сам? — Таков удел семей, помешанных на чистоте крови. У меня есть определенные обязательства перед своей семьей, и с этим нужно просто смириться. — Как можно связать свою жизнь с тем, кого ты не любишь? А что если ты полюбишь кого-то другого? — Хватит! — Оминис резко развернулся, его лицо исказилось от отчаяния, а пальцы впились в перила так, что побелели, сердце заполняла ненависть по отношению к принципам своей семьи. — Любовь существует только на страницах книг, и пусть там и остаётся, ей там самое место. Что ты вообще понимаешь в том, как всё устроено в моем мире, если только год назад выбралась из магловского приюта? Вы, маглорождённые, только и делаете, что живёте грёзами, не думая о том, как на самом деле устроен мир! Любви нет места в этом мире. Теперь ты понимаешь, Уильямс? Слова Оминиса обхватывали ее горло ледяными пальцами, с каждым следующим сказанным сжимая все сильнее. Ее надежды разбились на мелкие осколки, которые вонзались в глаза, неприятно щипая. То, как он выплёвывал «маглорождённая» словно напоминало, что Оминис, в конце концов, из семьи Мраксов, которые готовы применить непростительные на маглах без малейшего колебания. Это было ударом под дых, выбивающим воздух из лёгких. А что он сказал про любовь? Неужели он и правда так считает? Хотя, возможно, он и прав. То, что они так хорошо проводили время вдвоём совсем не говорит о том, что между ними зародилось что-то большее, чем симпатия. Добивающим ударом, опускающим ледяное объятие с горла и распространяя его по всему телу, было упоминание ее фамилии из его уст. Последний раз друг был так резок с ней в тот день, когда Себастьян показал ей крипту, тогда Оминис последний раз называл ее по фамилии, показывая свое превосходство. Ей было сложно сдержать свои эмоции, хотелось заплакать от обиды, что он был так груб с ней. Разнести на террасе все до последнего цветочного горшка за то, что жизнь так несправедлива. Накричать на Оминиса, что позволил подпустить к себе так близко, расположил к доверию и привязанности, которые растоптал самым ужасным способом. Но вместо этого она развернулась и направилась в комнату. — Уже поздно, Оминис, пожалуй, я пойду спать… — ее голос был спокойным и тихим, а ногти с болью вонзились в ладонь, удерживая от желания поддаться эмоциям прямо в этот момент. — Эми… — его рука потянулась в надежде дотронуться до ее маленькой ладони, но вместо этого полоснула воздух, опускаясь обратно. — Ох, Мерлин… Эмили покинула террасу и легла в свою кровать. Теперь она знала, что дело не в Анне, но облегчения ей это не принесло, ведь еще хуже была правда, впившаяся острыми иголками в сердце, так же как ее пальцы в подушку, которую она прижимала к своему лицу, чтобы не дать волю эмоциям. Она была опустошена как перевернутый стакан из-под огневиски, и на губах была та же горечь. Она понимала, что Оминис не виноват в причине этих горьких и неприятных ощущений, он ничего ей не обещал, не клялся в любви, не выбирал в какой семье родиться и какую судьбу получить. Не осуждала, испытывая лишь жалость к своему другу, хоть и считала, что это самое отвратительное чувство, но куда более отвратительным было то, что он не мог распоряжаться своей жизнью. На дне стакана ей оставались лишь сожаление и принятие, ведь Эмили сама вытянула из юноши слова, которые он наверняка не хотел говорить, и сама нарвалась на грубость. Вот что бывает, когда лезешь не в свое дело. Девушка много думала о том, что было бы, поцелуй она его когда была такая возможность, признайся она в чувствах вместо глупых вопросов, и сама же убеждала себя в бессмысленности догадок и предположений, прежде чем ее мысли немного успокоились. Но все же слова Мракса было не так просто забыть, они скреблись чертями в ее черепной коробке, пытаясь вызвать эмоции, которые слизеринка так отчаянно пыталась подавить. Это было как… Как растоптанное доверие, как вышвырнутые в мусорку, словно коробка от съеденных берти боттс, чувства. Приют научил девушку еще в раннем возрасте, что никому нельзя доверять, но она дала шанс миру волшебства, теша надежду, что он отличается от ее магловского. Даже если не считать жестокость, опасность и упоение властью и силой, с которыми ей пришлось столкнуться в первый же день, все оказалось точно таким же, если не хуже. Те же браки по расчету в погоне за финансовым достатком и статусом, классовое разделение волшебников по их крови и происхождению и еще много чего, с чем ей только предстоит столкнуться. Однажды она уже доверилась Себастьяну, который манипулировал ей в своих интересах, воспользовался ее искренним желанием помочь, синтезируя ее любовь к приключениям и стремление познать новый для нее мир в личную выгоду. Казалось, что все ее предают… Все, кроме Оминиса, он был для Эмили последним оплотом надежды на доверие, а теперь она не могла даже с ним поделиться своими мыслями и чувствами, по крайней мере, не всеми, ведь она не хотела его потерять. Больше так не могло продолжаться, она не могла изменить принципов его семьи, взглядов Оминиса на свое будущее, и даже его чувства к ней. А были ли они вообще? Может она все только придумала? Сейчас она могла изменить только себя — не чувствовать, заглушить, забыть, засунуть в самый дальний угол пыльного чердака всеми забытого дома. Ведь именно это Уильямс умела делать лучше всего — прятать себя настоящую. Оминис остался на террасе в одиночестве, свернувшись калачиком на кресле и закутавшись в плед, даже огонек его палочки перестал мигать. Тишина и спокойные слова подруги перед уходом душили его. Он знал, что был слишком резок, но ему казалось, что это было необходимо, в первую очередь для нее, чтобы дать понять, что он не тот человек, с которым она должна быть. Выдрать жевательную резинку из волос одним резким движением, а не растягивать ее, причиняя больше боли. Парень хотел, чтобы все сложилось иначе и этого разговора не было, чтобы она не тянулась к нему, и отчасти злился на себя, что выбрал именно такой способ донести свои мысли, Эмили определенно что-то чувствовала к нему, он был почти уверен. И ранил ее. После того как он уехал от Фигов, было предостаточно времени подумать, представляя различные сценарии в голове, но все сводилось к одному — они не смогут быть вместе. Но его раздражение было вызвано не девушкой, и даже не ситуацией, а своей, незавидной по его мнению, судьбой. Многие бы отдали все, чтобы родиться с фамилией Мракс, но только не Оминис, в такие моменты он был готов обменять все, что у него есть на свободу. С Эмили он чувствовал себя ослом с морковкой, казалось бы вот, протяни руку, притяни за талию к себе, коснись ее губ своими. Но нет! Сколько бы он не гнался за своей морковкой, никогда не дотянется. Этот разговор всколыхнул в нем те же чувства, что вызывал отец своими напоминаниями о брачном договоре, сменяя штиль на бушующее цунами, захлестывающее сердце парня настолько, что он бил словами, словно мечом, будучи ослепленным не только физически. Солнце пробивало горизонт своими лучами, напоминая о необходимости сна, и Мракс, поднявшись с кресла, направился в комнату. Эмили наверняка уже спала, поэтому он аккуратно пробрался в спальню, почти бесшумно захлопнув дверь террасы, и опустился на кровать у стены напротив, слушая ее тяжелое дыхание. Оминису казалось, что он слышит даже удары ее сердца, громкие и беспокойные. Им овладело желание подойти к подруге и обнять, чтобы утешить ее, но он подавил его, так как боялся, что на этот раз ее реакция уже не будет такой хладнокровной. — Эмили, ты спишь? — он произнес шепотом. — Прости за грубость, я не сдержался. Знаю, это не оправдание, но больше такого не повторится, обещаю. Ты мой друг и я всегда буду о тебе заботиться… Ответа не последовало, Мракс подумал, что она уже спит, и может оно и к лучшему, что подруга не слышала извинений. Он отвернулся к стенке, в то время как девушка лишь притворялась спящей, она не могла ни уснуть, ни ответить на его извинения, и пыталась сосредоточиться только на сне. Ей казалось, что в нем ее спасение, что проснувшись, они оба смогут сделать вид, что ничего не произошло, отмахнувшись от проблемы, как от назойливой мошкары. Нахождение Оминиса всего в паре метров от нее доставляло Эмили дискомфорт, куда проще было сосредоточиться на сне, когда парень был на террасе, а теперь она даже не могла беспокойно ворочаться на кровати, не то что уснуть. Она пыталась прогнать тревожные мысли, да и все остальные, но получалось плохо. Не то, чтобы ее никогда не предавали, как раз таки очень часто, начиная с ее родителей, которые просто подкинули ее на порог приюта. В детстве она надеялась, что со временем будет менее больно, но это не та привычка, которую можно выработать, сталкиваясь с этим снова и снова, или просто перестанет подпускать других к себе так близко, но продолжала совать руки к тентакуле из раза в раз, в надежде, что именно сейчас она не укусит. Но все же это отложило свой отпечаток на характере девушки, делая ее черствой, циничной и хладнокровной, когда ей это было нужно. Состояние, на которое она пыталась переключиться в данный момент, надеясь уснуть и проснуться совсем другой. Она позволила себе проявить мягкую сторону, делая себя уязвимой, и вот, что из этого вышло. Пришла пора залатать брешь в обороне.***
— Доброе утро, Оминис! Девушка маняще улыбнулась и вела себя жизнерадостней обычного, или хотела, чтобы так казалось. Словно ничего и не было. Она не смогла выкинуть из головы вчерашний разговор, но смогла окончательно подавить эмоции, дав себе обещание проснуться другим человеком. — Эмили, прости за вчерашнее… Я был слишком груб… — за подавленным голосом последовал тяжелый вздох. — О чем ты? Ничего такого не было, все в порядке, — она потянулась и бодро спрыгнула с кровати, начиная пританцовывать и пытаясь сделать что-то со своими волосами перед зеркалом. Что она делает? Оминис заметил, что подруга вела себя не так, как следовало бы после случившегося, но счел за благословение ее нежелание обсуждать вчерашнее, не решившись продолжать эту тему, чтобы не сделать хуже. Он долгое время не мог догадаться, чем она занята, прислушиваясь к звукам, к которым присоединись тихие ругательства под нос, прежде чем понять, что она пытается сделать что-то со своими волосами. С ней точно что-то не так, она же ненавидит собирать волосы, предпочитая ходить с распущенными! Эмили была сломлена, последний раз что-то так сильно задевало ее еще в приюте, когда старшие дети постоянно задирали ее. Тогда-то она и придумала эту игру. Если притвориться кем-то другим, и тебе поверят окружающие, то примешь за правду и сам. Частью этой игры было изменение чего-то в своей внешности, так маленькой девочке казалось, что будет проще справиться со своей ролью этого моноспектакля и внушить зрителям, что перед ними совсем другой персонаж. Она и сама не заметила за этими играми, как новые черты характера плотно закрепились за ней, став частью ее личности, и проявлялись в самые плохие моменты жизни. За счет этого она выживала весь прошлый год, позволяя темной стороне брать верх над светлой. Девушка старалась держать баланс между доброй, заботливой, веселой частью своей личности и жестокой, расчетливой, надменной и саркастичной. Но с Оминисом она расслабилась, понимая, что ей не от кого защищаться и выставлять свои шипы в оборонительной позиции. Сейчас же она накрывалась стеклянным куполом, оставаясь одинокой на своей маленькой планете. От нее требовалось сохранять трезвость разума, как в бою, чтобы собственные эмоции не ранили ее, подобно врагам, с которыми она сражалась. Вьющиеся волосы никак не поддавались девушке, было сложно сделать с ними что-то без постоянной практики. Она сидела на полу и ворчала от того, что не может собрать их даже в самый обычный хвост, выбившиеся из него пряди никак не хотели приглаживаться и торчали во все стороны подобно веткам. Эмили казалось, что по закону подлости именно сегодня волосы были непослушнее обычного, от чего она с каждой секундой раздражалась все сильнее, вспоминая почему она не любит делать что-либо со своей шевелюрой. — Могу я помочь? — Оминис ухмыльнулся от того, как девушка кряхтела, понимая, что все ее попытки были тщетны. — Что? — она удивленно посмотрела на парня. — Ладно галстук, но неужели ты и правда умеешь заплетать волосы? — Тетя. Она позволяла плести ей косы, а я тем самым учился справляться с вещами, требующими мелкой моторики, вслепую, — парень подошел и, убрав палочку, аккуратно взял ее пепельные пряди и начал расчесывать, вспоминая, как не раз проделывал эти действия с волосами Ноктуа. — Интересно, проводила ли бы она со мной столько времени, если бы я был полноценным как мои братья… Юноша тихо вздохнул, когда мысли вырвались вслух, думая о том, как подруга напоминала ему тетю, она была так же добра и близка к нему. Эмили было жаль, что он чувствует себя таким, ведь она так не считала, ей так хотелось утешить его, сказать, что она любит его любым. Но она не могла. Чтобы не нарушать границу, выстроенную ей же самой, девушке нужно было отдаляться от него и держать себя в руках, поэтому она выдала хладнокровный ответ, больше похожий на попытку заткнуть парня. — Ты и так полноценный, Оминис. Он не ответил, и девушка не смогла подобрать больше слов, да и не пыталась, сейчас она и так позволяла ему быть достаточно близко для того, чтобы пересечь ее черту. Его руки были непривычно теплыми и нежными в этот момент, сменив свои уверенные действия на аккуратные и осторожные. Эмили начало распирать от желания развернуться, взять эти руки в свои и признаться в чувствах. Она жадно хватала воздух носом, делая глубокие вдохи, словно задыхалась, стараясь не смотреть на их отражение в зеркале. Нет, пожалуйста, держись! Ты должна продолжать играть свою роль. Она мысленно уговаривала себя не поддаваться соблазну и уже жалела, что позволила слизеринцу коснуться своих волос. Не потому, что ей не хотелось этого после вчерашнего разговора, а наоборот, ее захватывало жгучее желание, чтобы он касался ее, заплетал каждый день, несмотря на ее нелюбовь к любым манипуляциям с волосами. Когда пальцы парня закапывались в пряди, вплетая их в колосок, девушка хотела, чтобы Оминис зашел дальше, представляя, как он хватает ее за волосы, с силой оттягивая на себя и наклоняя голову назад, чтобы поцеловать. Эмили сжала руки, впиваясь ногтями в ладони, когда юноша мимолетно задел ее шею своими пальцами, и чуть не издала стон. Твою мать! Соберись, тряпка! Неужели тебя так легко вывести на эмоции?! Тебе нельзя думать о таком, он не принадлежит тебе и никогда не будет! Можно выдавать желаемое за действительное сколько тебе угодно, но от этого оно не станет правдой! Эмили, просто захлопнись! Девушкой овладело легкое возбуждение, смешанное с болью от невозможности представленного ее фантазией. Ей было сложно бороться со своими чувствами, она и подумать не могла, что в этот раз видимость безразличия будет так сложно поддерживать. Ее мысли, как всполохи пламени, метались из стороны в сторону, одни из них нашептывали, что сейчас самый подходящий момент, который она не должна упускать, наплевав на последствия, другие отговаривали, призывая продержаться до начала учебного года, когда они с Оминисом не будут проводить столько времени вместе, и все вернётся на круги своя. — Все готово! — голос Мракса вытащил девушку из внутреннего противостояния мыслей. Эмили приблизилась к зеркалу и взглянула, было непривычно наблюдать себя с уложенными волосами, но ей даже понравилось. Она выглядела совсем по другому, пока Оминис заплетал ее волосы, погруженная в раздумья, она не видела, что тот делает. Ее лицо обрамляли две тонкие пряди, выпущенные из прически, а на плечах лежали колоски, но не такие, как ей плели в приюте — тонкие, словно крысиные хвосты, настолько крепкие, что от натяжения болела кожа головы, с такой же силой заплетаемые, словно воспитатели хотели выдрать ее волосы. Конечно, она их расплетала, пока никто не видел, зная, что в очередной раз ее отчитают за неподобающе неряшливый вид. Это были воздушные внешние косы, благодаря которым волосы выглядели еще более густыми. Уильямс долго смотрела на себя, волосы и тени под глазами, появившиеся за время бессонной ночи, полной терзаний. В зеркале была совсем другая девушка, ей она и хотела оставаться, пряча свою улыбку за безразличием. — Тебе нравится? — Оминис подошел сзади и положил руку ей на плечо. — Приемлемо. Чуть лучше, чем делали в приюте, — сухой ответ не соответствовал тому, что она чувствовала на самом деле. Мракс засмеялся, приняв ложь подруги за смущение. На щеках Эмили появился легкий румянец, ей и правда нравилось, но она ни за что бы не сказала об этом. Мы просто друзья, не более, смирись. Скорей бы уже в Хогвартс…***
Оставшиеся дни пролетели быстро, но напряженно. Уильямс успела подружиться с мистером Барлоу и вовлекала его в их времяпровождение с Оминисом всякий раз, как у Джеймса было свободное от работы время. Она максимально старалась избегать моментов, когда они с другом остаются наедине. Оминис все еще чувствовал свою вину и всячески пытался вернуть расположение подруги, чтобы их общение стало прежним, и до сих пор жалел, что донес свою точку зрения именно таким образом. Юноша уже не верил в свои благие намерения, что так он пытался оградить ее от боли и разочарования, ведь сделал только хуже, он не хотел, чтобы подруга осталась одна, избегая его, так же как и Себастьяна. Оминис старался предлагать свою помощь и заботу даже в самых мелочах, будь то заварить чай или принести книгу с полки, но ничего не выходило, так как Эмили с каждым днем все больше отдалялась от него. Она держалась холодно и отстраненно, ожидая того же от Мракса, после случившегося она бы предпочла их милой дружбе то грубое поведение на террасе, чтобы можно было скорее избавиться от своих, ставших уже ненавистными, чувств. Кто бы мог подумать, что Уильямс когда-либо захочет, чтобы Оминис стал так к ней относиться, но таким образом он бы облегчил ей задачу, ведь любое сближение с ним, даже в простых разговорах и просьбах снова разжигало в ней желание стать ему кем-то большим, чем подругой. Было сложно выкинуть из головы человека, деля с ним каждый день обед и крышу над головой, особенно когда он ходит понурым и с виноватым видом, словно нашкодивший щенок, который сгрыз любимые ботинки и ножку стула. Но девушка надеялась, что после возвращения в школу ей это удастся, сейчас ей грустно и одиноко, но когда-нибудь она будет улыбаться, вспоминая эти времена. В конце концов, это лишь то, что в очередной раз сделает ее сильнее, но при этом недоверчивей. Казалось, что они лишь играют в ту дружбу, что была у них до того рокового разговора, посеявшего раздор между ними, но на самом деле ничего не было как прежде. И сейчас они уже ехали в купе Хогвартс-экспресса с другими слизеринцами, которые активно что-то обсуждали, давая им двоим возможность обратиться в слух и не уделять друг другу внимание. Эмили теребила лежавшую на коленях коробку, которую подарили Розали с Михаэлем. Они приехали попрощаться перед отбытием в Хогвартс, специально вернувшись из своей поездки пораньше. Ей нисколько не было стыдно, что ее провожали, будто первокурсницу, девушка была действительно рада и ценила то, что они для нее делали. Это было ее первое, привычное для остальных учеников Хогвартса, отправление в школу. После поступления сразу на пятый курс и весьма эксцентричного появления на распределении, все обыденные вещи, такие как проход сквозь стену на платформу, толпящиеся первокурсники, поездка в душном купе среди несмолкающих учеников, для нее были чем-то новым, к чему ей еще стоит привыкнуть. В коробке лежал наряд, который волшебники надевают по особым праздникам. Конечно, девушки чаще надевали платья, а парадные мантии были прерогативой парней, но Фиги учли предпочтения в одежде их подопечной, за что та была им благодарна. Мантия была сделана из гладкого черного шелка, струящегося сквозь пальцы Эмили, когда она впервые открыла коробку и достала ее, а ткань подклада, в том числе на капюшоне, состояла из серебряных нитей. Когда Эмили примерила ее, то она оказалась сшитой по ее плечам, талии и идеальной по длине, что указывало на ручную работу и высокую стоимость мантии, ведь из-за роста девушки вещи часто приходилось перешивать, а иногда она и вовсе ходила в том, что велико. Фиги, зная, что она гордится тем, что учится на Слизерине, добавили съёмную нашивку факультета, делая мантию универсальной, чтобы можно было надевать ее не только на школьные мероприятия. Вот только поводов куда можно было пойти в ней у девушки особо не было, поэтому она решила, что наденет ее хотя бы сегодня, когда они прибудут в замок. — Но она ведь такая дорогая, не стоило… — Ты самое дорогое, что сейчас у нас есть! Эмили прокручивала этот диалог в голове и все еще не могла поверить, что впервые за почти семнадцать лет у нее появилась семья… Настоящая семья, где ей всегда рады, что бы она не натворила. Ей казалось, что она не заслужила ни их, ни этот подарок на ее день рождения, который наступит в ближайшие недели. И в этом году ей не удастся отвертеться от Мракса с близнецами Сэллоу, наверняка они устроят что-то, за что им попадёт, и пусть, главное что никаких клятых гоблинов с пепламбами и набивших оскомину испытаний.***
— Как думаешь, у меня есть шанс? — Сэллоу обратился к сестре, когда они стояли на платформе в ожидании прибытия Хогвартс-экспресса. — Они с Оминисом провели почти все лето вместе. И она была какой-то холодной в нашу последнюю встречу. — Не знаю, Себастьян, просто поговори с ней. — Анна, может ты… — он переминался с ноги на ногу. — Что? — Может ты выведаешь у нее как-то? — на щеках парня появился едва заметный румянец, пока он стучал своими указательными пальцами друг об друга, смущаясь от своего же вопроса. — Ох, Себастьян… — Анна лишь вздохнула. Это было то, о чем парень думал весь учебный год и пролетевшее лето. Конечно, выздоровление сестры было на первом месте и часто отвлекало его от его мыслей о подруге как о ком-то большем. Но сейчас, когда Анна полностью излечилась от проклятья, что казалось поистине чем-то потрясающим, Сэллоу мог позволить себе вернуться к своей задумке. Он был почти уверен, что они с Эмили могут стать потрясающей парой, ведь были так похожи. Взрывной характер девушки делал ее такой притягательной для него, ему нравилось смотреть как она злится и отчитывает его, но Себастьян думал, что несмотря на это, она готова будет ввязаться в любую предложенную авантюру, как и он сам. Они через многое прошли вместе, что по мнению юноши не могло не сблизить их. Вот только из-за беспечности в кудрявую голову парня не могло прийти даже предположение, что все не так беззаботно, как он представлял себе.***
По прибытию поезда на платформу их уже ждали близнецы Сэллоу. Себастьян беззаботно махал рукой и улыбался, идя навстречу друзьям, но Эмили было сложно ответить ему тем же. Ведь именно он поставил ее на скользкую дорожку, не будь его рядом, возможно, она натворила бы меньше бед. В стычках с браконьерами и пепламбами она использовала парализующие, замораживающие или оглушающие заклинания, в то время как Себастьян не ставил цели обезвредить врага, предпочитая скрытному стилю боя рваться напролом, уничтожая всех на своем пути, не думая о последствиях, о безопасности подруги и своей, ведомый непонятным кровожадным зовом. Без него она бы не выучила запрещенные заклинания и, как следствие, не использовала бы одно из них. Она корила и себя, что вообще согласилась их изучить. На тот момент ей казалось это хорошей идеей, но рука не поднималась использовать Круцио после того, как однажды оно было применено к ней самой, ведь даже самый опасный враг не заслуживал таких мучений, а лишь победы на ним. Даже в решающем бою Уильямс не осмелилась применить убивающее заклятие в ответ на атаку Руквуда. Она считала это недостойным для ученицы Хогвартса, менти профессора Фига и вообще волшебника, гораздо достойнее тогда было принять смерть, к которой Эмили в тот момент готовилась. Но дела с Империо обстояли иначе, оно вошло в ее стиль боя наряду с остальными заклинаниями, если рядом не было никого, кто мог бы свидетельствовать против нее. Она брала под контроль самых сильных врагов в многочисленных битвах, делая из них живой щит для себя или заставляя сражаться на своей стороне, чтобы уравнять силы. Возможно, это не раз спасло ей жизнь, но это не оправдание для нее и Сэллоу, который много раз подставлял их под опасность, когда их могли ранить или вообще убить, и разбрасывался непростительными, словно маленькая девочка лепестками по пути к алтарю молодоженов. Вот только это были не цветы, и эта дорожка вела отнюдь не к благополучной жизни, как в поверьях маглов, а в Азкабан. Она не могла так быстро простить его, что он втянул ее в то, о чем она сейчас жалеет и видит в кошмарах, как и не могла простить себя, что поддалась его манипуляциям. Уильямс тешила себя надеждой, что сейчас, когда с Анной все в порядке, ее брат немного успокоится, но какая-то ее часть подсказывала, что этого не случится, так как сестра была не причиной, а лишь следствием и своеобразным катализатором. — Может быть, проложим свой маршрут? А то плыть со всеми на лодках как-то слишком банально, — встретив сухое приветствие от друзей, Себастьян предложил идею, чтобы как-то развеселить их. — Ну, уж нет, мне в прошлом году хватило. В этот раз я хочу отправиться вместе со всеми, — Эмили резко оборвала его, не желая ввязываться в очередные авантюры в первый же день, и направилась к озеру. В лодке хватало места как раз для четверых. Мог бы поместиться кто-то пятый, но никто не решился плыть со слизеринцами, разве что какая-нибудь Рейес, отчаянно пытавшаяся сблизиться с Оминисом и заполучить очередной трофей. Уильямс сделала однокурсницу в полетах на метле, но в этом поприще они не были соперницами, в отличие от Имельды, Эмили не считала это соревнованием, хоть ей и нравилось утирать нос Рейес, да и понимала, что ни одной из них уже не удастся заполучить его. В последний момент к ним едва не запрыгнул в лодку Гаррет. О Мерлин, еще его не хватало, хотя учитывая близнецов, хуже уже не будет. Эмили вздохнула и успела оттолкнуть лодку от берега прежде, чем Уизли успел присоединиться к ним. Она надеялась на спокойную дорогу до замка, но не тут то было. Сэллоу, возбужденный началом годом, возвращением Анны в школу и его встрече с друзьями, начал раскачивать лодку. — Горгулья тебя побери, Себастьян, какого черта ты делаешь? — Оминис зашипел на друга, повернувшись в его сторону с неодобрительным выражением лица. — Хочешь чтобы мы перевернулись? — Какие вы зануды, и без того выбрали скучный маршрут, так еще заставляете меня сидеть как по струнке! — парень обиженно вздохнул и надул губы. — По-моему ты достаточно «повеселился» в прошлом году! — Эмили аккуратно подбирала слова, гадая насколько осведомлена Анна о произошедшем. — Если тебе скучно, могу выкинуть тебя за борт, будешь добираться вплавь. Анна засмеялась, но сероволосая совсем не шутила. Она бы с удовольствием выкинула их обоих. Девушка не планировала заводить дружбу с Анной лишь потому, что она была сестра Сэллоу. Несмотря на то, что между ней и Оминисом ничего не было, Уильямс не питала к ней симпатий, она была слишком милой и непосредственной, чересчур дружелюбной, словно попала на Слизерин по ошибке, наверняка шляпа просто не хотела разлучать близнецов. Возможно Эмили ошибалась, так как знала ее только с одной стороны, когда она болела и никак не могла проявить себя. До тех пор, пока она не докажет обратное, девушка будет считать ее бесхребетной, но это не значит, что нужно терять бдительность в ее присутствии, она может быть не той, кем кажется, и оказаться более ушлой, чем Рейес. Близняшка была темной лошадкой для Уильямс, и последнее, что она бы хотела иметь с ней, это дружеские отношения. — Кажется, Анна голосует за предложение Эмили, я тоже. Себастьян, сам прыгнешь или тебе помочь? — на лице Мракса была злорадствующая улыбка, когда он начал придвигаться к Сэллоу. — Нет, Энн, ты же не дашь им сбросить своего любимого братца? — Себастьян сделал округлые умилительные глаза, заискивая перед сестрой и оценивая обстановку, насколько друзья серьезны в своих намерениях. — А может тебе стоит разок искупаться? Закрыть сезон, так сказать, — она непреклонно посмотрела на брата, а потом на Эмили, словно ожидая ее одобрения. — Видишь, Анна дело говорит! — Оминис хохотнул и шутливо толкнул друга, от чего тот закачался, размахивая руками. — Эй! Да вы чего, я просто хотел сделать нашу дорогу до Хогвартса немного веселей. — Вот за твой счет и повеселимся, правда, девочки? Анна смеясь, кивнула. Эмили молча наблюдала со всем за стороны, отказываясь принимать в этом хоть какое-то участие, ее волновало только то, как добраться до замка сухой. Себастьян воспользовавшись тем, что Оминис отвлекся, выхватил его палочку! — Эй, верни! Я не могу без нее ориентироваться! Ты же знаешь! — Нет уж! Это будет залогом, если мне придется сегодня отправиться в плавание, то твоя палочка отправится со мной. — Ах так! Мракс пытался отнять палочку у Сэллоу, пока тот уклонялся от его слепых атак, они были похожи на малых детей, не поделивших леденец. По мере раскачивания лодки терпение Уильямс заканчивалось. Прокричав, что про мокрую одежду не оговаривалось, Оминис начал брызгаться в друга, а тот грозился выкинуть его палочку, держа ее над водой в вытянутой руке, и брызгался в ответ. Они шумели громче чаек, чем привлекали внимание учеников в соседних лодках. Шансы Эмили добраться до берега сухой упали до нуля, когда капли воды полетели в их с Анной сторону. — А ну прекратили! Вы оба! Властный и низкий голос Уильямс заставил парней обернуться в ее сторону и застыть в одном положении. Девушка была мрачнее тучи, каждый из юношей думал, что же на нее нашло. Сэллоу послушно вернул палочку, и до конца пути они ехали молча, боясь лишний раз вздохнуть или пошевелиться. Они знали, что подруга редко бывает в таком настроении, и в эти моменты лучше с ней не шутить. Анна недоумевала от того, как Эмили смогла укротить ее братца и друга одной лишь фразой, ведь ей казалось, что ничто в этом мире не может утихомирить Оминиса с Себастьяном, если они что-то не поделили, но голос их подруги подействовал словно парализующее заклинание, Сэллоу оставалось лишь гадать, что произошло между ними тремя за прошлый год.***
После церемонии в Большом зале, Эмили узнала, что Анна остаётся с ними на шестом курсе, а это значит, что ей придется смириться с тем, что они будут видеться чаще. Но каково же было ее удивление, когда она узнала, что Сэллоу станет ее соседкой по комнате! Наивно было полагать, что после того как две ее единственные соседки решили покинуть школу после пятого курса, к ней никого не подселят, но чтобы именно ее, это было уже слишком! Анна, напротив, обрадовалась соседству и, едва оказавшись в их спальне, забегала по комнате и защебетала, как классно, что они будут жить вместе, о том, как она скучала по родным стенам Хогвартса и подземелью факультета, чем безмерно раздражала Уильямс. Пепельноволосая отчасти завидовала жизнерадостности новой соседки, даже когда Анна была подвержена проклятью, она сохраняла оптимистичный настрой, а сейчас и вовсе сводила с ума. Эмили было не понять сестру Себастьяна, ведь ее собственная жизнь складывалась иначе — она росла во враждебной среде, без любящей семьи и от всего и всех ожидала подвоха, не позволяя себе расслабиться или потерять бдительность, ведь иногда можно было получить нож в спину даже от того, кого не ожидаешь. — Да, классно… Эмили без энтузиазма и с ноткой сарказма ответила соседке и стала разбирать чемодан, повернувшись к ней спиной. От Сэллоу у нее разболелась голова, и она желала поскорей покончить с вещами и отправиться спать. Когда Уильямс умылась и вернулась в комнату, Анна уже ждала ее на своей кровати в розовой полосатой пижаме с рюшами. Снаружи она была такой же нелепой и непосредственной, как и внутри, словно ребенок. Эмили едва подавила смешок. — О чем поболтаем перед сном? Расскажешь мне, чем вы тут занимались целый год без меня? Или просто посплетничаем? — Нет, никаких разговоров, я иду спать! — сероволосая решительно отрезала и погасила все источники света. — Ну же, мы ведь новые соседки, нам нужно общаться, чтобы стать ближе. Расскажи хотя бы как прошло твое лето, чем занимались с Оминисом? А может не надо? Я еще пожалею об этом… — Если ты такая же назойливая, как твой братец, то ты от меня не отстанешь, пока я не соглашусь, так? — Именно! — она кивнула и улыбнулась. — Но только недолго, я хочу спать, — девушка переоделась и залезла под одеяло. Эмили рассказала лишь то, что над ней взяли опекунство Фиги, что Оминис приезжал к ней, а потом они познакомились с его дядей, опуская все подробности. Раздражение немного прошло, сменившись подозрением, почему она так интересуется ее взаимоотношениями с Мраксом. Анна поделилась историей своего выздоровления, которую девушка уже слышала, поэтому просто позволила себе отключиться на подушке, ведь никакого желания слушать ее болтовню у нее не было.