«…В томленьях грусти безнадежной, В тревогах шумной суеты, Звучал мне долго голос нежный И снились милые черты. Шли годы. Бурь порыв мятежный Рассеял прежние мечты, И я забыл твой голос нежный, Твои небесные черты…» Александр Пушкин
Лу думала, нет, Лу была абсолютно уверена — все это одна сплошная шутка Кея, дурацкий розыгрыш. Но, как позже выяснилось, вовсе нет. Кей с лицом, каким обычно смотрят на душевнобольных и умалишенных терпеливо переждал приступ хохота подруги и ее ответные подколки, после чего назвал время и место встречи для собеседования. И посмеялся сам. Теперь уже над ошарашенным выражением лица напарницы. Лу сидела на кресле перед столом Приора, держа спину неестественно прямой и отчаянно борясь с желанием раскрутиться на упомянутом выше стуле (благо его конструкция не только позволяла, но и как будто нарочно призывала к этой шалости) и улететь на нем либо сразу в стратосферу, либо из окна инквизиторской башни (тут уже по настроению также упомянутого выше Приора). Рид чувствовала, что у нее уже начинает сводить скулы от количества улыбок, чью ежемесячную норму она щедро выдала за час. Мартен тоже обозначил на своем бледном лице вежливую улыбку — если таковой можно было считать чуть приподнятые уголки губ. Сам он, казалось, пребывал в добром расположении духа и как будто находился в ожидании чего-то… Чего? Рид рассматривала его, неожиданно находя приятным и даже красивым. Она не успела приглядеться к нему тогда ночью у Ле Лож, но теперь все больше отмечала сходством с тем, другим Иво. Лу думала, будет ли уместно спросить… О чем? «Извините, месье, а вы случайно не были в детстве в Ле Лож? А то очень напоминаете мне моего друга.» Так что ли? Глупость какая-то. Прочесть Приора было невозможным: он ни словом, ни даже движением брови не выдавал своих истинных эмоций. На его лице была по-прежнему вежливая улыбка, и совсем ничего в нем не говорило о… Да о чем вообще? Лу ничего не понимала. А когда ей сказали, что на новую работу ее не берут, а потом вдруг внезапно поменяли решение, она совсем перестала понимать происходящее. Лу за двадцать минут беседы успела расстроиться, разозлиться, а потом, наконец, обрадоваться. «С новой зарплатой на покрышки точно хватит. Круто» — размышляла Рид, выходя из здания Инквизиции, на редкость довольная собой, жизнью и окружающими. — «А, может, даже и на на новый байк. Тогда вообще улет.» Чуть позже ее и Кея вызывают вновь. На этот раз в кабинете присутствуют все: Даниэль, Гектор и сам Приор. Они обсуждают рабочие вопросы, зарплату, выходные и прочее. Когда речь заходит о конфиденциальности и личной жизни Приора, Лу чувствует, что вот он — ее звездный час. И честно заявляет, что все увиденное ей на работе останется там же, приводя в пример вечеринку, священника и масло. В кабинете повисает оглушительная тишина. Лу обводит взглядом шокированные лица всех присутствующих, и одно веселое — Кея, и уже чувствует себя неловко, подумывая извиниться за неуместную шутку. Но вдруг внезапно слышит смех, очень знакомый, пробивающий до мурашек смех. Смеётся Приор, неожиданно нашедший шутку чрезвычайно удачной. — Ха-ха, именно так мадемуазель. Приятно слышать, что ваше остроумие по-прежнему с вами. Чего? Он выходит, оставляя их наедине. Лу переводит недоуменный взгляд на Даниель, но та только расслабленно улыбается и кивает в ответ, давая понять, что все нормально. Рид передёргивает плечами. Ну, по крайней мере у Приора, с которым ей предстоит работать, хорошее чувство юмора. Это не может не радовать. А над его странной фразой она подумает позже.***
Однако сходство между ее другом и Приором, которому Лу поначалу не придавала значение, меж тем, росло день ото дня: в жестах, мимике, даже словесных оборотах, которые использовал Мартен. Рид гонит от себя эти мысли — нереальные, пугающие и неправдивые. Тешиться иллюзиями, грезить прошлым — это не про нее, прошлое надо уметь отпускать, это Лу умела. Но Иво, ее Иво, чей облик за десять лет покрылся рябью, вдруг оживал в самом неожиданном человеке. Однако отпустить оказывается не так просто — в душе Лу царит настоящий бедлам. Она не может ни есть, ни спать, ни перестать думать о нем, сравнивать двух таких (не)похожих людей. Предложение Гектора проводить Лу больше времени в кабинете начальника Приор встречает охотно. Рид даже удивляется такому энтузиазму, учитывая, что две минуты назад начальник охраны и Мартен ругались по какому-то незначительному поводу. Спустя некоторое время, когда фильм, который ей предложил Приор, заканчивается, Лу убирает в сторону планшет и вопросительно смотрит на Мартена. Словно почувствовав ее взгляд, он откладывает свою работу в сторону, нажимая кнопку под столом, и берет чашку кофе, чуть ранее принесенную Даниэль, подсаживаясь к Лу. — Вы ведь из Ле Лож, мадемуазель Рид, верно? «Спрашивает так, как будто ни разу не открывал мое личное дело.» — хмыкает внутренний голос. — Ну да. — И как там? «Тебе, Приору Инквизиции, серьезно интересно, как протекает жизнь в деревне?» Лу решила поддержать вежливую, но совершенно ничего не значащую, как ей казалось, беседу: — Деревня как деревня, ничего необычного. — пожимает она плечами. — Ну почему же, весной там бывает очень приятно. Рид отрывает взгляд от своей чашки кофе и всматривается в лицо Мартена. Ей показалось? Ей же, черт возьми, просто показалось? — Ну да, и летом тоже. — прочищает она горло. — И какие развлечения у вас были в Ле Лож? Издевается? — А какие развлечения могут быть в шахтёрской деревне? Вы уж извините, месье Мартен, но это вам не Нью-Пари… Дети в Ле Лож предоставлены сами себе. Я в основном шаталась после школы по округе, ища приключений на ж… Кхм-м иногда ходила в лес запускать отцовский бумеранг. Рид делает большой глоток обжигающего кофе, в надежде, что он поможет прояснить мысли, потому что она уже ни черта не понимала. — Который однажды застрял в кроне дерева? Лу едва не давится этим кофе, прокашливается и со звонким стуком отставляет чашку в сторону. Упирается локтями в колени и пристально смотрит на Приора. — Повторите, что вы сейчас сказали. — Бумеранг вашего отца, мадемуазель, который вы любили запускать в лесу после школы… Однажды весной застрял в кроне деревьев… — Мартен делает небольшую паузу, а потом дёргает уголками губ. — …А я его достал. «…А я его достал.» — звенит в ушах у Лу. Она молчит, долго переваривая услышанное. Глядит на Приора так, словно увидела перед собой самого Единого во плоти. Глядит — и не может ничего сказать. От потрясения язык как будто онемел и едва ворочался во рту. Все эти десять лет Рид не могла ни забыть, ни разлюбить этого человека, превратившегося в прекрасное воспоминание. Лу, которая считала саму себя ветренной и лёгкой в общении, не цеплялась за прошлое, не дорожила мимолётными знакомствами и отпускала их так же просто и играючи. И оттого удивительнее всего было встретить в себе эту неистовую силу сопротивления, ярости и отчаянности, с которыми ее память цеплялась за тот эфемерный образ из детства, успевший померкнуть и выцвести. Несмотря на доводы рационального рассудка, упрямое сердце хранило веру в то, что они ещё встретяться. Воображение рисовало его не то сотрудником КС, не то учёным, каким-нибудь общественным деятелем или даже художником. Они бы встретились где-нибудь в Центре и непременно узнали бы друг друга. Тогда их жизнь была бы простой и понятной. Рид редко позволяла себе мечтать — после грез всегда тяжелее было свыкнуться с реальностью. Они, может, и не были бы равны, все-таки он чистый, а она псионичка, но и пропасть между ними не была бы столь огромна, как сейчас. Он Приор. Единый помилуй. Иво и Приор Инквизиции оказались одним и тем же человеком. И от этой гадской, издевательской иронии ей хочется не то плакать, не то смеяться. За потрясением и шоком следует обжигающая волна гнева. Лу даже не понимает, на что она злится — на собственную недальновидность, на его улыбку, показавшуюся ей вдруг насмешливой, на невозможные обстоятельства в целом. Она подскакивает с дивана и шумно выдыхает, сдерживая злость. Да, когда-то они были друзьями, но сейчас она — его подчинённая, и ей необходимо держать свои эмоции в узде, если она не хочет нарваться на неприятности. — Знали… — скрежечет Лу сквозь зубы, — знали и молчали, месье Мартен. — его фамилию она выделяет намеренно. — И как, занятно было наблюдать за глупой псионичкой? Иво слушает ее молча и на удивление очень спокойно, не перебивая. После чего тоже встаёт, но не подходит ближе, сохраняя дистанцию. — Нет, твоя неосведомлённость меня ничуть не забавляла. Я намеренно старался не вмешиваться. — Десять лет… Проведенных в неведении, незнании, без возможности даже поинтересоваться, наблюдать хотя бы издалека, как складывается твоя жизнь, без возможности написать. Десять лет, на протяжении которых я думала о тебе, вспоминала, гадала, как сложилась твоя жизнь. Десять лет… Я достаточно терпелива для страждущего, чтобы знать почему? Почему ты не давал о себе знать столько времени, вероятно, предполагая оборвать все контакты… Но вдруг неожиданно взял в свою охрану? Почему не рассказал мне раньше? Боялся, что я начну трепаться? — Осуждаешь? — спокойно спрашивает Иво, делая осторожный шаг навстречу. — Нет, я просто пытаюсь понять. — Знаешь, какого это? — неожиданно начал Иво, делая ещё один шаг. Голос его утрачивает былую безмятежность, делается более взолнованным и беспокойным. — Наблюдать издалека, понимая, что любое твое действие может навлечь беду. Ты уже успела убедиться, что недоброжелателей у меня много, а врагов — ещё больше. Всплыви наше давнее знакомство — и твоя жизнь в одночасье превратилась бы в Ад. Я не мог этого допустить. Потому и молчал. — Думаешь, я не смогла бы за себя постоять? Я далеко не беззащитна. — Все мы беззащитны, когда не знаем, кто наш истинный враг. Весь гнев Лу испарился, и сама она как-то сникла, опустив голову. Боевой настрой, злость, обида уступили место чувству вины. Спрашивается, с какого хера она вообще наехала? Иво ей ничего не должен: не объясняться, не оправдываться за свои слова и действия. Он ничего и никогда ей не обещал. А в самой Рид вдруг неожиданно заговорила маленькая обиженная девочка. Стало стыдно. — Прости, — пробормотала она. — Наехала на тебя тут, потребовала каких-то объяснений, хотя ты вовсе не должен был… — Это ты меня прости. Мне надо было как-то… Поступить по-другому. Потом ещё немного подумав, Лу добавила как будто через силу, но совершенно искренне: — Я прошу прощения, месье Мартен. За неподобающую фамильярность и грубость. Я понимаю, что дружеские узы, что связывали нас в прошлом, при нынешних обстоятельствах не имеют никакого значения. И вы можете быть уверены, что ни одна живая душа не узнает от меня о нашем с вами знакомстве. Лу не поднимает головы. Ей стыдно смотреть ему в глаза. Она боялась, что позорно разрыдается как маленькая девчонка. Какая же из нее потом будет телохранительница? Хреновая, похоже. — Оставь, Лу, — вздыхает Иво. — Я думаю, что после всего… Мы снова можем перейти на «ты». Однако, ты права: будет лучше, если никто не будет знать о нашем давнем знакомстве. В первую очередь для твоей безопасности. Лу медленно-медленно поднимает взгляд и смотрит на Иво. Он улыбается так открыто и по-простому — совсем как раньше, словно и не было тех десяти лет, разделивших их когда-то. Рид не может сдержать порыва. Она преодолевает оставшееся между ними крохотное расстояние и обнимает Приора, обвивая его торс руками и вдыхая такой знакомый древесно-сладкий аромат. Мгновение Иво находится в замешательстве, и за эту долю секунды Лу успевает испугаться, что сейчас он разомкнет объятия и выгонит вон из кабинета, ведь она и так уже перешла все мыслимые и немыслимые черты. Но он не размыкает объятий. Его руки, зависнув в воздухе, аккуратно ложатся ей на спину, притягивая к себе ближе. Не сильно, но крепко прижимая к себе. Шею Рид опаляет горячее мужское дыхание, вперемешку с едва уловимым для слуха полустоном — полувздохом облегчения. — Даже не будете ругаться, месье Мартен? — вновь перескакивает на официальный тон Лу. Иронии и пикантности ситуации добавляет тот момент, что она по-прежнему в объятиях де-юре своего начальника, де-факто — своего друга? Человека, которому она отдала свою душу и сердце ещё десять лет тому назад. — Из-за чего же мне ругаться? — Ну, такое вопиющее хамское поведение и нарушение личных границ… — Только не с вашей стороны. — О, хотите сказать, что это вы первый меня обняли? Нет-нет, вы стояли как соляной столб, пока я вас не обняла, и даже тогда отмерли не сразу. Грудь, на которой лежит щека Лу, несколько раз ритмично содрогается. Рид слышит эту вибрацию смеха, идущего откуда-то издалека, из самых глубин. Это смех — низкий, бархатистый и невероятно чувственный. Из него исчезли высокие ноты юношеского звонкого голоса. И губы Лу расползаются в счастливую дурацкую улыбку. Лу позволяет себе ещё мгновение насладиться счастьем, которое переполняет ее до краев, после чего решительно отстраняется. Рид ещё помнит для чего она здесь и в чем заключается ее работа. Отстранилась она, как оказалось, вовремя. В кабинет Приора без стука заходит Даниель. Безусловно, она замечает как близко Приор и телохранительница стоят к друг другу, но даже взглядом ей удается не показывать своего удивления. Она кивает на папку с документами в своих руках и обращается к Приору: — Месье Мартен, вы просили меня занести меня отчёты месье Савонарелли. Мартен едва заметно хмурится и кивает. — Да, спасибо, Даниель. Даниель кладёт бумаги на стол и идёт к двери. По пути она ловит взгляд Лу и хитро прищуривается. Так же бесшумно Даниель покидает кабинет. Иво идёт к столу, медленно пододвигает к себе отчёты, аккуратно поцепляет первую страницу, держа ее двумя пальцами, словно ядовитую змею, которая может укусить. Мартен пробегается глазами по строчкам, и Лу замечает тень холодного, стального блеска в глубине черной радужки. Атмосфера в комнате утрачивает свою безмятежность. Рид достает телефон и бросает взгляд на часы. — Ну, я наверное, пойду. Моя смена уже закончилась. — Иди, — слегка заторможенно отвечает Иво, продолжающий читать что-то, по всей видимости, не очень приятное. — Тогда, до завтра…? Наконец он поднимает на нее взгляд. В нем растворятся прежняя холодность, и лёд сменяет тепло. — До послезавтра, — мягко поправляет Иво Лу. — Я же не настолько суровый начальник, чтобы лишать тебя выходного. Завтра смена месье Стоуна. — А, ну да, точно. — растерянно бормочет Рид и крабом пятится к выходу. У самых дверей ее вновь настигает голос Иво: — Лу, а ты когда-нибудь была в театре? Лу прыскает и насмешливо выгибает бровь, всем своим видом показывая, мол, я и в театре? — А ты любишь балет? Рид неопределённо пожимает плечами: — Не знаю, я только по телевизору его несколько раз видела. Вживую — никогда. — А хотела бы? Лу снова пожимает плечами, потом задумывается: — Не знаю, наверное, да. А что? Иво загадочно улыбается, но не отвечает. Следующим вечером Лу получает посылку без имени отправителя. Но она готова поставить всю свою зарплату на то, что знает, кто скрывается за платьем, туфлями и билетом в Опера. Или не скрывается, это уж как посмотреть. Сначала она наивно думает, что Иво тоже пойдет, но вскоре понимает, что смотреть представление будет одна. Однако как только занавес поднимается и звучат первые звуки оркестра, Лу забывает обо всем на свете. На сцене — балет «Жизель». И Рид находит ироничным и отчасти символичным знакомство принца Альберта и Жизель в лесу…