Примирить

Они оба были измотаны в конце своей драки, поэтому провели почти час, просто лежа на полу и перебрасываясь оскорблениями взад и вперед, пока не успокоились. Честно говоря, это был очень, очень долгий день. Неожиданного визита суперзлодея, за которым последовали, по сути, два долгих смертельных поединка, было бы достаточно, чтобы любой захотел вздремнуть. К своему восторгу, Изуку обнаружил, что может наполнить свою пустую бутылку водой своими новыми, хотя и временными, способностями изменять реальность. Он немедленно выпил примерно половину, затем бросил вторую половину Шигараки, который залпом выпил остальное. Когда злодей спросил, может ли он приготовить еду, Изуку попробовал, но хотя то, что он вызвал, выглядело как булочка с красной фасолью, на вкус было похоже на статику, от которой у него разболелась голова. Он сморщил нос, затем снова убрал его и решил, что это, вероятно, была не самая лучшая идея. Он не думал, что поглощение чистой психической энергии было очень хорошей идеей, о чем и сказал Шигараки. Однако вода была приятной на вкус, и он подумал, что это может быть как-то связано со сложностью того, что он готовил? Мидория попытался приготовить горку белка, просто потому, что помнил, как выглядит молекула, и хотел посмотреть, сможет ли он приготовить что-нибудь съедобное, но тут же пожалел об этом, когда куча осадка шлепнулась ему на колени. Томура захихикал от восторга, потому что был мудаком, а Изуку вздохнул и убрал это прочь. По крайней мере, куб действительно делал вещи удобными, и это дало ему совершенно новую оценку сложности причуды Яойорозу. Айзава всё ещё наблюдал за ними. И Мидория, и Шигараки демонстративно игнорировали его, Изуку, потому что он полностью устал отвечать на вопросы и вести эмоциональные беседы в тот день, а другой, вероятно, просто потому, что ему этого хотелось. В один незабываемый момент кто-то заехал долбаным грузовиком в здание (через одну из широких дверей, которые, вероятно, использовались для чего-то подобного при строительстве здания, а не через стену), а затем попытался полностью обмотать цепь вокруг куба и использовать ее, чтобы оттащить куб в более безопасное место. Это не сработало, шины грузовика просто бесполезно скользили по гладкому полу, независимо от того, сколько водитель давил на газ, и после того, как здание начало наполняться запахом выхлопных газов, они в конце концов сдались. Вместо этого они развернули грузовик, чтобы попытаться толкнуть его, что немного нервировало, но и это не удалось. Когда это произошло, Шигараки ухмыльнулся и щелкнул пальцами, чтобы скрыть свое разочарование, за что Изуку отвесил ему подзатыльник, и только вспыхнувший ярко-красным взгляд Айзавы остановил их от новой потасовки. Они попробовали ещё несколько приемов, чтобы передвинуть куб, но в конце концов сдались, и Изуку едва смог сдержать взрыв хихиканья над тем, как несколько взрослых копов и героев вскипели от детского поддразнивания Томуры. Судя по тому, каким довольным выглядел Шигараки, он не думал, что ему это полностью удалось, но он не возражал. К тому времени солнце уже село, и герои вместо этого занялись строительством своего рода баррикады. Изуку не был вполне уверен, как они думали, что это поможет, учитывая, что Курогири мог телепортироваться, и Все за Одного, вероятно, мог разрушить всё, что они построили, одним щелчком пальцев, но, эй, что бы ни заставляло их чувствовать себя лучше? Изуку был слишком уставшим, чтобы даже пытаться утешить себя поддельным чувством безопасности, но после нескольких попыток ему удалось сотворить толстое, пушистое одеяло, а затем еще одно для Шигараки, которое он быстро набросил на лицо злодея. Тот уловил это, пробормотал какое-то оскорбление, на которое Изуку не обратил внимания, и они оба улеглись в противоположных концах комнаты, завернувшись в свои одеяла. Изуку тихо хихикнул над тем, как уютно выглядел злодей, что заставило Шигараки пнуть его, но затем, наконец, они отвернулись друг от друга и снова замерли в тишине. Изуку думал, что он достаточно устал, чтобы немедленно уснуть, но осознание того, что Все за одного наблюдал за ними (и, возможно, каким-то образом всё ещё наблюдает), заставило его кожу покрыться мурашками. На самом деле, теперь он был слишком хорошо осведомлен обо всех, кто наблюдал за ними, но слишком встревожен, чтобы игнорировать это дальше, и слишком устал, чтобы что-то с этим делать. Однако он не думал, что они просто оставят его в покое, если он попросит, особенно после того дня. Но ему действительно нужно было поспать, так что... Вздохнув, он закрыл глаза и попытался убедить себя, что стенки куба непрозрачны, что было намного проще теперь, когда он ожидал, что это сработает, и уже не мог видеть ничего, кроме темноты за своими веками. Он знал, что это сработало, когда Шигараки взвизгнул, затем пробормотал проклятие и наклонился, чтобы пнуть его снова. — В следующий раз делай маленькое предупреждение, придурок. — сонно проворчал Томура. Изуку уклончиво промычал в ответ, делая глубокие вдохи и расслабляясь в ощущении полу-одиночества. Вероятно, он мог бы воздвигнуть стену между ними двумя, теперь, когда подумал об этом, но по какой-то причине ему на самом деле не хотелось этого. Слишком устал, рассуждал он сам с собой. Раздался тихий стук по стеклу, вероятно, Айзава пытался понять, почему куб снова потемнел, и Мидория несчастно застонал. Еще раз сосредоточившись, он произнес слова "сплю, уходи". Надпись появляется на стене куба, видна с обеих сторон (хотя для Изуку наоборот) и светится мягким голубым. Мягкое свечение осветило внутреннюю часть куба настолько, что он больше не был черным как смоль, и, к счастью, прекратило постукивание. Но затем Изуку снова начал нервничать, задаваясь вопросом, будет ли Все за Одного раздражен тем, что он не может увидеть их и вернуться, чтобы попытаться это изменить, или просто найдут какое-нибудь решение в ближайшие восемь часов или около того и похитят их, пока они спят. Внезапная невозможность видеть, что происходит вокруг, встревожила его ещё больше, чем то, что на него пялятся, и у него возникло желание врезаться головой в стену. Почему, черт возьми , ему было так трудно просто перестать думать? Если бы у него все еще был телефон, он бы попытался включить музыку или что-то ещё, или если бы у него был блокнот, он мог бы записать всё, что заметил, но сейчас мысли просто крутились в бесконечном цикле в его голове, снова и снова. Единственным небольшим утешением, которое он получил, был тот факт, что Шигараки тоже ворочался с боку на бок, по-видимому, такой же выбитый из колеи событиями дня, как и он сам. — Эй, идиот. — Наконец пробормотал Шигараки, заставляя Изуку вздохнуть и сесть, одновременно раздраженный тем, что еще что-то мешает ему спать, и обрадованный тем, что есть что-то, что может отвлечь его от мыслей. — Чего ты хочешь? — Он что-то пробормотал в ответ, потому что по какой-то причине, когда в кубе было так тускло и тихо, казалось неправильным повышать голос с невнятного бормотания. Как будто они были в библиотеке или что-то в этом роде. — ... Почему бы тебе не сделать себе новую обувь? — Выпалил Шигараки после паузы, как будто сказал первое, что пришло ему в голову. — Что? — Спросил сбитый с толку Изуку. — Ну, ты можешь приготовить воду, одеяла и прочее, так почему ты все еще ходишь в одном ботинке? — Злодей фыркнул. При тусклом освещении было трудно сказать, но Изуку показалось, что он увидел, как тот немного сел и прислонился спиной к стене, проводя рукой по волосам. — ... Я не знаю, — признался Изуку, немного сбитый с толку сменой темы. — Наверное, я об этом не подумал. — Но потом он обдумал это и ухмыльнулся. — Я думаю, что оставлю всё как есть, в качестве эксперимента. Таким образом, когда мы наконец выберемся отсюда, если я надену две туфли, как только выйду из куба, тогда мы будем знать, что всё, что здесь происходит, не может повлиять на реальные физические объекты. И если он у меня всё ещё есть, то это будет означать, что он может. — Разве ты не узнаешь это по толстовке с капюшоном? Или проверив, есть ли у тебя твой блокнот и телефон? Или даже просто от того, чувствуешь ты голод или нет? — Раздраженно спросил Шигараки. — Да, я думаю. — Пробормотал Изуку, надувшись. Каким-то образом его обувь казалась важнее всего этого барахла. Более... сентиментальный, предположил он. Он вздохнул, но сел и закрыл глаза, сосредоточившись на воспоминании о своем правом ботинке, с небольшой дырочкой на носке и клейкой лентой, залатывающей каблук, и крошечным цветочком, который он вышил сбоку, где его было бы трудно увидеть никому, кроме него. После нескольких неловких мгновений он почувствовал легкую тяжесть в своей руке, открыл глаза и, вздохнув с облегчением, надел туфлю на ногу и снова лег. — В любом случае, почему ты носишь такие старые ботинки? — Проворчал Шигараки. — Ты можешь позволить себе ходить в школу героев, но не можешь позволить себе пару кроссовок? — Они дорогие, я не могу их просто выбросить. — Изуку фыркнул. — Какого черта тебя вообще так волнует моя обувь? Ты сам точно не являешься вершиной моды. — Я не знаю! Я просто... — Шигараки заколебался, тишина внезапно стала сокрушительной, а затем тяжело вздохнул. — Я пока не хочу засыпать. — Он прошептал, достаточно тихо, чтобы Мидория, возможно, не услышал этого, если бы они не были заперты в звуконепроницаемой коробке. У Изуку перехватило дыхание, хотя на самом деле это было пустяком. Бесцеремонный комментарий, или, по крайней мере, так было бы, если бы Шигараки сказал это любым другим тоном. Но каким-то образом, основываясь на том, как он это сказал, он мог точно сказать, почему злодей не хотел спать, и что он никогда бы этого не сказал, если бы кто-то другой мог видеть их прямо сейчас. Или даже если бы они могли видеть лица друг друга в темноте. Изуку, должно быть, слишком долго молчал, потому что, как только он открыл рот, чтобы начать говорить, Шигараки фыркнул и переместился туда, где сидел. — Кроме того, ты носишь ту же обувь, что и я, и это чертовски странно. — Выпалил он, явно меняя тему. Однако это было эффективно, потому что Изуку, вероятно, был бы менее напуган, если бы вместо этого получил удар в живот. — Что? — Выпалил он, резко выпрямляясь и разворачиваясь. — Что ты имеешь в виду? Похожие туфли или те же самые туфли? — Что? Я не знаю. — Сказал Шигараки, немного выпрямляясь и выглядя настороженным из-за его внезапной перемены отношения. — А что, они важные или что-то в этом роде? — Изуку издал сдавленный смешок, качая головой. — Нет, я ... вроде того, я думаю. От какой марки они? Кроссовки для прыжков? — Спросил Изуку, сжимая руки под рубашкой и изо всех сил стараясь придать своему тону ровный тон. — Я не знаю. Курогири достает их для меня.— Шигараки фыркнул, в его голосе звучало еще большее сомнение. — Ты можешь, проверить? У них должен быть JS на пятке — Настаивал Изуку, его голос был напряжен, несмотря на все его усилия. — Да, подожди, дай мне сначала развить способность видеть в темноте. — Шигараки фыркнул. Изуку фыркнул, часть напряжения оставила его, но закрыл глаза и заставил свет стать немного ярче. Когда он открыл их, в комнате все еще было немного сумрачно, но теперь настороженность Шигараки и отчаяние Изуку были отчетливо видны. Глаза злодея расширились при виде выражения его лица, и он на мгновение заколебался, прежде чем наклониться и подвернуть лодыжку, чтобы посмотреть на каблук. Вид логотипа JS, вышитого аккуратными буквами, в тот раз действительно был подобен удару под дых. Изуку смотрел слишком долго, его лицо было пустым, а мысли путались. В этом не было никакого смысла. В этом было слишком много смысла. Красные кроссовки. Боже, как он мог это пропустить? Он дюжину раз смотрел прямо на ботинки Шигараки, но никогда по-настоящему не обращал на них внимания... Он не мог сказать, дышал ли он слишком быстро или вообще не дышал. Шигараки все еще смотрел на него. — О, да ладно, они не могут быть такими дорогими. — Шигараки фыркнул, выглядя немного расстроенным его молчанием. Изуку издал сдавленный смешок, прислонившись спиной к стене и закрыв лицо руками. Обувь сама по себе действительно не имела значения. В основном, это был бренд, стоящий за ними, который что-то значил. Прыгающие кроссовки  были одной из самых первых компаний после появления причуд, изменивших свою продукцию, чтобы приспособить ее к людям с мутационными причудами, в частности, производя обувь для людей с любой нечеловеческой формой ступни, например, с когтями или лапами. Но даже люди с причудами, не страдающие мутационными причудами, часто жаловались, что обувь, изготовленная для людей без причуд, которые тогда составляли большую часть населения, была неудобной для них, и в конце концов кто-то понял, что это может быть как-то связано с тем фактом, что у людей без причуд были двойные суставы на пальцах ног, а у людей с причудами - только один сустав. Это было невероятно незначительное отличие, но оно делало обувь, которая не была создана для них, просто немного неудобной. Итак, JS начала производить обувь для всех людей с причудами. Это окупилось, и компания фактически на некоторое время стала монополистом на этом рынке. Но по мере того, как население с причудами росло, а спрос превышал предложение, другие компании начали продавать те же виды обуви по гораздо более низким ценам с гораздо большим разнообразием внешнего вида. Что оставляло JS выбор: снизить свои собственные цены, чтобы вернуть клиентов, или найти другой уголок рынка для монополизации. И, как оказалось, учитывая, что люди без причуд сейчас составляют около двадцати процентов населения планеты и семь процентов населения Японии, никто на самом деле не делал обувь для людей без причуд. Ну, во всяком случае, никто в Японии, и большинство японцев, лишенных причуд, просто купили бы обувь немного великоватую или дешевую, которую они могли бы легко растягивать и сгибать. Итак, JS только что переключилась с производства обуви для людей с причудами обратно на людей без причуд, наряду с мутациями, которые было намного сложнее приспособить. Например, Незу носил обувь того же бренда, хотя, судя по нескольким мельком увиденным Изуку, они были сделаны по индивидуальному заказу. Которые ещё дороже, и если вы не могли позволить себе сшитую на заказ пару обуви нужного вам цвета, вам оставались стандартные ярко-красные кроссовки. Все это означало, что, в конце концов, существовал только один тип людей, которые носили ярко-красные кроссовки с логотипом JS и не имели никаких видимых причудливых мутаций. Люди без причуд. Что было чертовски странно, учитывая, что Шигараки совершенно очевидно не был без причуды. Или это было бы так, если бы Изуку точно не знал, что люди без причуд, которые приобрели причуду позже в жизни, не теряют сустав второго пальца. Так бы ни было, если бы ответ на этот вопрос не пришел, чтобы запугать их всего несколько часов назад. Потому что да, Шигараки буквально жил со злодеем, который мог воровать и раздавать причуды по своему желанию, так кто мог сказать, что он не родился без причуды? Возможно, это ничего не значит. Шигараки вполне мог бы сам подойти к Все за одного и попросить причуду, именно так злодей заручился бы его лояльностью. Он сказал, что Все за Одного помогал ему в детстве, верно? Так что, возможно, он каким-то образом наткнулся на Все за одного , сразу после того, как ему поставили диагноз "Без причуды", и он не мог привыкнуть к тому факту, что все относились к нему по-разному, поэтому умолял о причуде. Изуку, вероятно, сделал бы то же самое в детстве, если бы случайно нашел кого-то, кто мог бы дать ему причуду. Черт возьми, он практически сделал это с Всемогущим. Но Шигараки, похоже, не знал. По крайней мере, он, казалось, не знал, что означают туфли, и это было то, что знал каждый человек без причуд и приличное количество людей с причудами. Изуку был мишенью совершенно незнакомых людей за такие вещи, как ограбления и попытки похищения, когда ему было всего семь, просто потому, что каждый придурок на улице мог увидеть его обувь и сразу понял, что у него не будет опасной причуды, с которой можно было бы дать отпор. Однажды Изуку попытался покрасить туфли в черный цвет, но пластик, из которого они были сделаны, расплавился, когда он положил их в горячую воду, оставив ему испорченную пару туфель и испорченный горшок. Какое-то время он просто красил их, но краска из баллончика, которую он использовал, оставляла полосы на бетоне, когда он шел, и при мысли о том, что кто-то идет по следу, чтобы проводить его домой, у него мурашки побежали по коже. В конце концов, его мама помогла ему покрасить их настоящей краской для ткани и заменить шнурки, это работало какое-то время, пока Бакуго не взорвал их. Мидория все еще не знал, сделал ли он это, потому что заметил изменения и подумал, что это новые ботинки, или он был зол, что Изуку больше не объявлял всему миру, что у него нет причуды, или он просто был зол в целом и искал, что бы разрушить. В любом случае, мама предупредила его, что следующей паре обуви, которую она купит, лучше прослужить по крайней мере год или два, поскольку они не могли позволить себе покупать новые пары. И Изуку действительно хотел, чтобы они держались долго, но затем он впервые встретился со Всемогущим всего несколько дней спустя (по сей день он всё ещё задавался вопросом, не нацелился ли грязевой злодей на него, потому что он не потрудился закрасить свои ботинки в красный цвет) и начал тренироваться на мусорном пляже. И, как оказалось, песок, соленая вода и острый металл довольно быстро протерли их насквозь. Но он залатал их клейкой лентой и нитками, и они всё ещё были пригодны для носки даже сейчас, пятнадцать месяцев спустя, и все такие же красные, как в тот день, когда он их получил. Потому что теперь красный цвет казался почти вызовом. Как будто он просто просил любого на улице принять его за того же самого беспричудного ребенка, которым он был, думать, что он не будет защищаться. К сожалению, казалось, что униформа UA заставила любого, кто обратил внимание на обувь, дважды подумать. Но суть была в том, что Шигараки, похоже, даже не знал. И идея о том, что Все за Одного навязал бы кому-то крайне деструктивную причуду, а затем ворвался бы, ведя себя так, как будто он был единственным, кто мог помочь... Это вовсе не было притянуто за уши. И это в сочетании с тем, как Шигараки сказал, что Все за одного "подобрал его в детстве", и с тем, как Шигараки, казалось, иногда почти боялся собственной причудливости... Изуку совсем не удивился бы, если бы Все за одного навязал причуду Шигараки, а затем позволил ему попасть в какую-нибудь неприятность, например, обрушить здание или случайно причинить кому-нибудь боль, только для того, чтобы появиться в самый последний момент и увести его. Для такого напуганного ребенка это было бы похоже на чудо. Этого было бы более чем достаточно, чтобы обеспечить лояльность на всю жизнь. Изуку запустил руки в волосы, пытаясь сообразить, что делать. Он мог бы рассказать Шигараки, но если бы объяснил значение ботинок и свою маленькую теорию, вполне вероятно, что тот не поверил бы ему вообще, и в любую малость... Не доверие, а дух товарищества, который они создавали, был бы разрушен. Или, что еще хуже, он мог бы указать на то, что Изуку был в тех же ботинках, и спросить, где он взял свои. Ну, похожие туфли Шигараки тоже были заказаны на заказ, поэтому их стиль немного отличался, но они были все того же ярко-красного цвета. Что было странно, потому что если бы Все за одного хотел, чтобы Томура думал, что он никогда не был без причуды, тогда было бы легко заказать другой цвет, и никто бы никогда не смог догадаться. Но оставить все как есть было ... почти издевательством. Как будто Все за одного хотел, чтобы Шигараки разобрался в этом, или, что более вероятно, кто-то другой, кроме него. Но единственным человеком, который знал бы о способностях Все за одного до USJ, был бы Всемогущий, верно? Неужели Все за одного просто хотел разозлить героя, выставив напоказ тот факт, что он втянул в свои планы ребенка без причуд? Это казалось мелочным поступком, который мог бы совершить такой злодей, но это также казалось почти слишком мелким для риска, который это несло с собой, риска того, что Шигараки поймет, что они имели в виду, и отвернется от него. У Изуку возникло ощущение, что либо там было что-то большее, либо он уже слишком много думал об этом, но он не был уверен, что именно. Он снова сбивался с пути. Он всегда делал это, когда сходил с ума, просто позволял своему беспокойству взять верх над собой, пока его разум прокручивал сотни возможностей одновременно. Он покачал головой, пытаясь заставить себя сосредоточиться. Итак, он мог бы рассказать Шигараки, но это, вероятно, ничем хорошим не закончилось бы. Он мог бы промолчать, но это просто позволило бы Все за одного разгуляться с его планами. Он мог бы попытаться найти способ намекнуть на это Шигараки, чтобы тот мог разобраться во всем сам, но это могло бы не сработать. В конце концов, он был абсолютно уверен, что злодей заслуживает знать, но он не мог решить, стоило ли ради этого выдавать свои собственные секреты, или с его стороны было бы жестоко скрывать тот факт, что он такой же, как Шигараки. Что они, возможно, были единственными двумя людьми в мире, которые знали, каково это - переходить от беспричудного к причудному. Ну, он предположил, что Всемогущий мог быть без причуды, прежде чем он получил Один за всех, но из-за его откровенно довольно нечувствительного отношения к людям без причуд, Изуку всегда предполагал, что его причуда была как-то связана с тем фактом, что он "надувался", используя Один за всех, а Мидория этого не сделал. Разновидность незначительной причуды по изменению облика, предположил он, которая была усилена "Один за всех". Изуку медленно выдохнул, затем выпрямился и сжал челюсть. — Я хочу заключить сделку. — Сказал он, прежде чем позволил своему беспокойству взять верх над собой, сжав челюсть, когда Шигараки моргнул и подозрительно посмотрел на него. — Ты когда-нибудь играл в "двадцать вопросов"? — Игра в угадайку? Да, я это знаю. Какое это имеет отношение к чему-либо? — Спросил Шигараки, прищурившись на него. — Мы сделаем что-нибудь в этом роде. У каждого из нас есть по двадцать вопросов друг о друге. — Шигараки напрягся, но Изуку быстро продолжил. — Никому из нас не позволено спрашивать о сторонах друг друга, и никаких вопросов, которые могли бы помочь тактически. Так что никаких вопросов о сильных и слабых сторонах наших союзников, или о том, где расположены базы, или с кем мы работаем, или о чем-то подобном. Просто вопросы друг о друге, и мы оба можем ничего не отвечать, если не хотим, но ни один из нас не будет лгать. Ясно? — Почему ты хочешь это сделать? — Спросил злодей, выглядя искренне сбитым с толку. — Потому что я хочу понять тебя, — честно сказал Изуку, заставляя злодея снова замереть. — Прежде всего, нам придется прийти к какому-то пониманию, если мы когда-нибудь захотим выбраться из этого куба. Но по большей части, ты на самом деле ... не имеешь для меня смысла. В тебе есть много такого, что просто не совсем подходит, и мне нравится во всем разбираться. Но было бы нечестно с моей стороны просто приставать к тебе с вопросами, поэтому я позволю тебе спрашивать все, что ты захочешь взамен. Сделка? — Спросил он, протягивая руку с нервной улыбкой. Томура секунду смотрел на него, обдумывая, затем вздохнул и потянулся, чтобы пожать ему руку. — Конечно, договорились. — Пробормотал он, держа один мизинец поднятым и быстро отдергивая руку снова, несмотря на то, что у него все еще был лейкопластырь на обоих мизинцах. — Тогда ты первый. — На что была похожа ваша первая встреча с "Все за одного"? — Немедленно спросил Изуку и совсем не удивился, когда Шигараки снова весь напрягся и бросил на него острый, почти предательский взгляд. — Ты сказал, никаких вопросов о союзниках! — Запротестовал Шигараки, свирепо глядя на него. — Это вопрос не о нем, это вопрос о тебе, — поправил Изуку. — Я просто хочу знать, что произошло, когда ты встретил его в самый первый раз. — Ты первый.— Рявкнул Шигараки. — Как прошла ваша первая встреча с Всемогущим? —  Изуку раздраженно вздохнул и откликнулся назад, и на секунду они оба уставились друг на друга, оказавшись в тупике. Ни один из них не хотел быть тем, кто сделает этот первый шаг, предложит информацию о себе без уверенности в том, что у них уже есть компромат на другого. Изуку подвигал челюстью, но поскольку он был тем, кто спрашивал, и у него уже было предчувствие об одной или двух вещах, которые могли полностью разрушить жизнь Шигараки, он решил, что будет только справедливо, если он заговорит первым. — Я впервые встретил Всемогущего чуть больше года назад, — наконец сказал Изуку. Шигараки вздрогнул, вероятно, ожидая, что он просто задаст другой вопрос вместо этого, но Изуку только вздохнул и отвернулся, уставившись в стену, приглушив свет мыслью, чтобы злодею было труднее разглядеть его лицо. — Я шел домой из школы, когда на меня напал злодей. Он был из грязи, который убегал от Всемогущего. Пытался утопить меня, говоря что-то о том, что собирается завладеть моим телом и использовать меня как маскировку, чтобы сбежать. Всемогущий спас меня, а потом, когда я спросил его, могу ли я стать героем, он сказал "нет" и оставил меня. — Он тяжело вздохнул, радуясь, что ему удалось выяснить все важные детали до того, как его голос начал дрожать. Это было давно, но он был уверен, что воспоминание о том отчаянии, которое он испытывал, когда шел домой, ощущение, что он буквально несколько коротких минут ходил по натянутому канату между жизнью и смертью, будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. — Какого хрена? Я думал, вы двое были ... ну, ты знаешь ... близки! — Выпалил Шигараки, широко раскрыв глаза. — Тогда, я думаю, хорошо, что это был не последний раз, когда мы встречались друг с другом. — Изуку пожал плечами, поворачиваясь обратно к злодею с кривой усмешкой. — Твоя очередь. Какой была ваша первая встреча с Все за одного? — Шигараки нахмурился, секунду поколебался, затем фыркнул. — Мне было пять, я бродил по улице. Мне нужна была помощь, но, несмотря на то, что я проходил мимо множества людей, никто даже не взглянул на меня вторично. — Он усмехнулся, с трудом сглотнул, затем пожал плечами. — Все за одного остановился, чтобы помочь, и отвез меня с ним домой. — Почему ты был на улице? — Настаивал Изуку, но Шигараки бросил на него острый взгляд. — Теперь моя очередь. Что ты имел в виду, когда сказал, что Всемогущий помог тебе? — Спросил Шигараки, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку стула. Изуку застонал, но теребил край своего одеяла, мысленно признаваясь самому себе, что если он хотел, чтобы Томура был полностью честен, то сначала он должен был быть честным. — ... Второй раз я встретился с Всемогущим позже в тот же день. — Пробормотал он, уставившись в землю. — Я шел домой, но потом услышал драку. Как оказалось, злодею, который пытался убить меня, удалось сбежать, пока я разговаривал с Всемогущим, и он захватил другого человека, которого использовал в качестве заложника. Там уже были герои, но они ничего не могли сделать из-за заложника. Это был человек, которого я знал, хотя на самом деле он мне не так уж сильно нравится, и я вроде как просто ... запаниковал. Я не думал или что-то в этом роде, я просто бежал вперед. Бросил свой рюкзак в злодея, если ты можешь в это поверить. Очевидно, это совсем не помогло, но, к счастью, тогда появился Всемогущий, чтобы спасти положение, так что все было в порядке. Тем не менее, другие герои там всё ещё отчитывали меня за это. — Он вздохнул, качая головой. — После этого Всемогущий поговорил со мной, чтобы он мог извиниться и сказать, что то, что я сделал, было действительно храбрым, хотя я был просто глуп. Он сказал мне, что с его помощью я мог бы стать героем, и... он сделал мне подарок. — Какой подарок? — Спросил Шигараки, нахмурившись в замешательстве. — Я скажу тебе, если ты скажешь мне, почему ты был на улице, когда Все за одного нашёл тебя первым. — Возразил Изуку. Шигараки нахмурился, но прежде чем он смог возразить, Мидория быстро покачал головой. — Нет, это большое дело, и это то, что я долгое время держал в секрете. Я не собираюсь рассказывать тебе, если ты сначала мне кое-что не дашь. — Шигараки усмехнулся, плотнее натягивая одеяло на плечи и поворачиваясь, чтобы уставиться в потолок, с видимым раздражением почесывая забинтованную шею. Вероятно, пришло время сменить бинты, но Изуку не думал, что было бы хорошей идеей поднимать этот вопрос прямо сейчас. — Проявилась моя причуда. — Наконец сказал Шигараки, его голос был старательно ровным и бесстрастным. — Это было грязно. В то время я гладил свою собаку. А потом моя сестра пришла поговорить со мной, и я ... сначала не понимал, что это делаю я. Я подошел, чтобы оттолкнуть ее от того, что происходило, а потом она тоже исчезла. Крик заставил мою маму выйти на улицу, и она тоже не поняла, что это я. Она попыталась обнять меня. К тому времени, как мой отец вышел на улицу, мы оба знали, что это я. Моя причуда. — К этому моменту его голос дрожал, но он издал кривой смешок и ухмыльнулся, выражение его лица было напряженным и однобоким, как будто он улыбался только потому, что не знал, какое другое выражение сделать прямо сейчас. — Я убил его нарочно. Он был мудаком, ненавидел героев и ненавидел меня за то, что я хотел быть одним из них. И знаешь что? Когда он умер, я был рад. Я был счастлив, что убил его, я просто почувствовал облегчение ... — Его голос начал дрожать до такой степени, что он подавился, зажав рот рукой и свернувшись в тугой комок, когда он яростно почесал шею, слезы наполнили его ярко-красные глаза, когда он сглатывал снова и снова, как будто пытался не выблевать. И не в первый раз Изуку действовал не задумываясь, бросаясь через комнату и заключая Шигараки в объятия. Другой мальчик замер, даже не дыша на секунду, но Изуку просто придвинулся ближе и крепко сжал его. — Всё в порядке, — выдохнул он со всей искренностью, на какую был способен. — Это не твоя вина. — Шигараки задыхался и дрожал, как будто его только что ударили ножом, вцепившись руками в одеяло и пытаясь отдышаться. — Я убил их. — Шигараки ахнул, как будто впервые произнес это вслух. — Это... это было из-за меня, если бы я не... — Ты не мог знать. — Прервал Изуку, его сердце разрывалось от предельной агонии в голосе Шигараки. — Это не твоя вина, у тебя не было возможности узнать, когда проявится твоя причуда и какой она будет. Ты сам это сказал, ты сначала не осознавал, что это ты делаешь. Ты ничего не мог бы сделать, чтобы предотвратить это. Проявления причуд почти всегда беспорядочны, потому что никто не может контролировать их, которых они никогда раньше не использовали, и дети или даже взрослые действительно часто теряют контроль над своей причудой, когда они находятся в ситуации сильного стресса. Ты сказал, что твой отец понял, что это была твоя причуда, верно? Если бы он держался на расстоянии и попытался успокоить тебя, тогда, возможно, у тебя был бы шанс остановить это, но... Это ведь не то, что он сделал, не так ли? —  Шигараки подавился звуком, который мог быть всхлипом, и покачал головой. — Я предполагаю, что он напугал тебя, и ты отреагировал в целях самозащиты, потому что ты был ребенком в разгар проявления причуды, который только что наблюдал, как умирают несколько членов твоей семьи. Даже если ты убил его намеренно, даже если не просто набросился в разгар травмирующей ситуации, тебе было пять. Никто на самом деле не понимает, что значит убить кого-то, когда ему пять лет. Ты боялся его, и ты хотел, чтобы он ушел, и ты испытал облегчение от того, что он больше не мог причинить тебе боль. Это не делает тебя плохим человеком. — Я был рад. — Шигараки ахнул, его рыдания звучали грубо и болезненно, когда они вырывались из его груди. — Я был счастлив, я убил всю свою гребаную семью, и я был счастлив ... — Прекрати это, — твердо сказал Изуку, немного откидываясь назад, чтобы он мог обхватить лицо Томуры руками, сердце сжалось от мучительного, заплаканного выражения мальчика. — Ты не какой-то ужасный монстр, Шигараки. Ты всего лишь человек. Это означает, что за вашими действиями стоят причины, причины, которые не просто "я ужасный человек" или что бы ты там ни думал. Ты потерял контроль над своей причудой, потому что был напуган ущербом, который она причинила, и потому что буквально не было практики контролировать её или ты даже не знал, что происходит. Ты почувствовал облегчение, потому что избавился от того, что тебя пугало, а детские эмоции сделали это проще. Сейчас ты чувствуешь себя виноватым, потому что это естественная реакция на причинение боли тому, кто тебе дорог, и, конечно, ты почувствуешь то же самое, как только оправишься от шока. — Я не виновен. — Рявкнул Шигараки, но, несмотря на его нерешительный взгляд, он звучал скорее испуганно, чем сердито. Изуку задался вопросом, был ли он наказан за чувство вины раньше. Нет, вычеркнем это, не могло быть, чтобы он этого не сделал. Внезапно идея убийства перестала казаться такой уж морально предосудительной (или, по крайней мере, убить конкретно Все за Одного). — Шигараки, людей, которые не сожалеют о своих действиях, почти не тошнит, когда они говорят о них, — сказал Изуку раздраженно, но мягко. Шигараки слегка вздрогнул, отводя взгляд, и Мидория притянул голову мальчика вниз, чтобы она снова легла ему на плечо. — Это нормально - чувствовать себя виноватым. Это нормально - сожалеть о том, что произошло. Но ты должен понять, что ты не виноват в этом, хорошо? Это была трагедия, и мне очень, очень жаль, что это случилось с тобой, но это была не твоя вина. Стал бы ты винить пятилетнего ребенка в разгар проявления причуды за то, что он случайно причинил кому-то боль или причинил боль тому, кто его напугал, если бы это был не ты? — Шигараки не ответил, но его дрожь начала замедляться, и Изуку тоже замолчал. Он провел костяшками пальцев вверх и вниз по позвоночнику Шигараки, пытаясь понять, должен ли он продолжать говорить или уже донес свою точку зрения, и постепенно дыхание старшего выровнялось, а слезы прекратились. Долгое время ни один из них не двигался, оба просто как бы держали друг друга. Изуку чувствовал себя немного неловко, у него не было большого опыта утешать людей, но Шигараки казался довольным. Через мгновение руки дернулись вверх, сжимая рубашку Мидории в кулаки, как будто он хотел обнять его в ответ, но не знал как. Изуку молчал, давая ему время переварить и успокоиться, сопротивляясь желанию начать ерзать или самому разрыдаться. Он уже знал, что у того была трагическая предыстория, как у каждого хорошего злодея, но, боже, не слишком ли это много? Любое из этих событий со взрослым было бы более чем достаточно, чтобы превратить большинство людей в злодеев, но пятилетний ребенок? Это было несправедливо. Это действительно, действительно было несправедливо. Шигараки мог бы быть нормальным ребенком, если бы у него не проявлялась подобная Причуда, или, по крайней мере, проявлялась она, когда он не прикасался к живому существу. Или если бы Все за одного не навязал ему это, но Изуку все еще не был уверен в этой теории больше, чем в своей другой. Это была возможность, но у него не было никаких реальных доказательств. Шигараки, вероятно, упомянул бы об этом, если бы какой-нибудь незнакомец дотронулся до него за несколько секунд до того, как он активировал свою причуду в первый раз, и Изуку был довольно твердо уверен, что Все за одного необходим контакт кожи для передачи причуд. Как раз в тот момент, когда он начал задаваться вопросом, заснул ли Шигараки, злодей шмыгнул носом и толкнул его обратно, хотя и гораздо более нежно, чем он сделал бы это несколько часов назад. — Твоя очередь, умник. — Пробормотал Шигараки, вытирая слезы с лица и сгибаясь, чтобы спрятаться за своим одеялом. — Отвечай на мой вопрос. — Изуку моргнул, осознав, что забыл об игре, и заколебался. Он вроде как не хотел позволять Томуре менять тему, но он также понимал, что мальчику нужно отступить после такого жесткого разговора. Он вздохнул, пытаясь вспомнить, о чем был его вопрос, затем нахмурился, когда сделал это. Что ж, Шигараки уже многое раскрыл, так что он догадался, что теперь его очередь быть эмоционально уязвимым. Здорово. В любом случае, не было ничего такого, чего бы Все за одного уже не знал, но все равно казалось неправильным говорить это вслух. — ...Всемогущий передал мне свою причуду. — Изуку, наконец, признался, его голос был едва ли не шепотом. Шигараки дернулся, вскинув голову и широко раскрыв глаза, и теперь Изуку был единственным, кто свернулся калачиком и спрятался за своим одеялом. — Его причуда - наша причуда - называется "Один за всех". Все за одного создал её случайно, когда подарил своему брату, который обладал способностью отдавать причуды, но не забирать их, причуду накопления энергии из-за того, насколько он был болен. Его брат стал первым пользователем Один за всех, но он не согласился с идеями твоего сенсея, поэтому они выступили друг против друга. Первый передал свою причуду Второму, а затем Третьему, и так далее. Большинство их имен затерялись во времени, но Всемогущий - Восьмой, а я Девятый. Это особенность накопления запасов, так что с течением времени она становилась все сильнее, и к тому времени, когда она дошла до меня... это достигло своего рода порога. Она достаточно сильна, и мне приходится быть очень, очень осторожным, чтобы не разорвать мои кости полностью каждый раз, когда я его использую, но также кажется, что в нем накопилось достаточно энергии, чтобы разблокировать что-то еще. Вроде как прошлые пользователи... оставили след в причуде, частичку личности и памяти, запертую в ней. Я первый пользователь, который смог воспользоваться этим. — Призраки. — выдохнул Шигараки с широко раскрытыми и пораженными глазами. Он выглядел странно пустым, почти оцепеневшим, и это заставило Изуку немного забеспокоиться. Он быстро продолжил, надеясь закончить объяснение как можно скорее. — Да, хотя на самом деле это не призраки. Я называю их пережитками. Я не могу по-настоящему поговорить с ними или что-то в этом роде, но иногда они появляются в моих снах. — Он теребил край своего одеяла, пытаясь придумать, что сказать дальше. Он вроде как полагал, что "Один за всех" будет секретом, который он сохранит до самой смерти или найдет кого-нибудь, кому сможет его передать, поэтому он никогда по-настоящему не планировал, как объяснить это раньше. — Я был беспричудным, пока не встретил Всемогущего. Я не знаю, встречал ли ты когда-нибудь человека без причуд, но это... Это нелегко. Прошло, может быть, полчаса между тем, когда я спросил Всемогущего, может ли человек без причуды стать героем, когда он сказал "нет", и когда он рассказал мне об "Одном за всех" и предложил обучить меня. Но на эти полчаса... Нет, это не имеет значения. Я хочу сказать, что именно это я имею в виду, когда говорю, что Всемогущий, возможно, помог мне. Он не просто дал мне причуду, он дал мне шанс, наследие, цель. Он дал мне надежду. И это... вот почему мне нужно быть героем. Я не хочу подводить его, но также я хочу быть таким героем, который спасает жизни и сердца. Я хочу действительно помогать людям, а не просто спасать их, а потом забывать о них. Это именно то влияние, которое я хочу оказать. После этого он замолчал, уставившись в пол и теребя нитку, из которой было сшито его одеяло. Он удивился тому факту, что одеяло могло быть точно таким же, как то, что было у него дома, вплоть до истрепанных нитей в углу, и он предположил, что это как-то связано со склонностью мозга сглаживать все. Например, когда он видел куртку в темноте и вздрагивал, когда его мозг неправильно заполнял форму и предполагал, что это человек, за исключением того, что он был немного более конкретным и детализированным. Но когда он начал слишком много думать о том, что это одеяло на самом деле сделано не из ниток и ткани, а из какого-то вида психической энергии, ткань начала казаться статичной и неудобной в его руках. Он быстро отбросил эту мысль, позволив одеялу вернуться к относительной реальности в его руках, а затем перестал тянуть время и нервно взглянул на Шигараки. Злодей, казалось, думал, переваривая все это, или, может быть, просто отключился. Изуку не был уверен, что когда-либо видел Томуру таким абсолютно невыразительным, и это заставило его немного встревожиться. — Шигараки? — Спросил он слегка дрогнувшим голосом. Старший моргнул, пристальный взгляд сфокусировался на нем, затем фыркнул. — Не смотри так нервно, я просто думаю. В любом случае, твоя очередь задать вопрос. — Сказал Шигараки, отмахиваясь от него. Тем не менее, он был тише, чем обычно, и Изуку не мог не нахмуриться. — Тебе нечего на это сказать? — Он надавил. — А что тут можно сказать? Если уже есть одна причуда, которая может заставить причуду переходить от человека к человеку, имеет смысл, что их будет две. — Шигараки пожал плечами. — Призраки странные, но я уже знал об этом, и пока Всемогущий не может украсть причуды других людей, это действительно не имеет значения. — ... Тебя не волнует, что я ... что раньше у меня не было причуды? — Прошептал Изуку, обхватив руками колени. — С чего бы это мне? — Спросил Шигараки, нахмурив брови в искреннем замешательстве, и это заставило Мидорию рассмеяться, несмотря ни на что. — Большинству людей было бы не все равно. — Пробормотал он, взгляд скользнул вниз и снова остановился на ярко-красных туфлях Шигараки. Но опять же, Шигараки был не таким, как большинство людей. Он нахмурился, желудок скрутило, когда он попытался подумать о том, как он мог бы поднять этот вопрос. Он мог бы задать несколько вопросов, которые дали бы ему доказательства или заставили Шигараки первым подумать о такой возможности... К счастью, или, может быть, к сожалению, ему это было не нужно. — В любом случае, что там с обувью? — Спросил Шигараки, поймав его взгляд и нахмурившись, когда Изуку напрягся. — Почему бренд имеет значение? — Это... — Изуку колебался, тяжело сглотнув. Почему-то он не чувствовал, что готов к этому, что было нелепо, потому что он не был тем, кто собирался получить информацию, меняющую жизнь. И тогда он с видимым потрясением осознал, что не хочет, чтобы Шигараки ненавидел его. Это было поразительно, потому что всего несколько дней назад для Томуры казалось естественным ненавидеть его, а все остальное было бы странным. На самом деле, у него действительно не было никаких доказательств того, что Шигараки не ненавидел его прямо сейчас, за исключением того факта, что мальчик был готов открыться ему. Все еще... Ну, и все же. — Ты знаешь, как людям ставят диагноз "Лишенный причуд"? — Это должно быть довольно очевидно, когда они не проявляют никаких причуд. — Сказал Шигараки, раздраженно нахмурившись из-за смены темы. — Какое это имеет отношение к туфлям? — Я добираюсь туда. И нет, иногда люди просто поздно проявляют свою причуду, или у них действительно специфическое состояние активации. Например, пойти поплавать в океане или что-то в этом роде. Способ, которым можно это определить, - это осмотреть ноги человека. — Шигараки сморщил нос, и Изуку почувствовал, как уголок его губ приподнялся в легчайшей улыбке. — Большую часть времени трудно сказать наверняка, но если присмотреться повнимательнее, пальцы ног человека без причуд будут длиннее, потому что у его пальцев два сустава вместо одного. У большинства людей с причудами только по одному суставу на каждом пальце ноги, за исключением людей с причудами мутации. Это делает обувь, созданную для людей с причудами, неудобной для людей без причуд. И ... и есть только один бренд, который производит обувь для людей без причуд, по крайней мере здесь, в Японии. — Хм. 'Сказал Шигараки, медленно моргая и задумчиво хмурясь, глядя на свои ботинки. Его ботинки слегка покачивались, как будто он шевелил пальцами ног внутри них, пытаясь нащупать, есть ли у него два сустава или один. На самом деле это было не то, на что большинство людей обращало внимание. — Наверное, это странно, но я явно не лишен причуды. — Нет, это не так. — Изуку согласился, и мягкий, сочувствующий тон, который он использовал, заставил Шигараки настороженно взглянуть на него. — Но я знаю по опыту, что когда ты начинаешь без причуды  и ... приобретаешь причуду позже в жизни, второй сустав никуда не девается. — Шигараки тупо уставился на него, явно не понимая, и Изуку судорожно сглотнул. — Немного удобно, что Все за одного оказался поблизости сразу после того, как ты проявил свою причуду, не так ли? —Это, наконец, донесло суть, и Шигараки напрягся, его глаза расширились, прежде чем сузиться в яростном взгляде. — Нет. — Он зарычал, руки по швам согнулись так, как Бакуго всегда делал за секунды до того, как взорвался. Подсознательно готовясь использовать свою причуду. — Не смей, черт возьми. — Это может быть совпадением! — Поспешно выпалил Изуку, хотя на его языке это звучало как ложь. — Этот бренд также производит обувь для людей со всевозможными причудами мутации, а также обувь на заказ. Так что, если у тебя нет двойного сустава, то это просто совпадение. Но... но ты должен признать, что он мог бы купить тебе обувь любого другого бренда, и ты живешь с парнем, который может дать тебе более ... — Заткнись! — Рявкнул Шигараки, ощетинившись и впившись ногтями в свои руки. — Он бы этого не сделал! — Он не стал бы навязывать причуду тому, кто этого не хотел? — Мягко спросил Изуку, его тон был мягким с недоверием, которое заставило Шигараки вздрогнуть, когда они оба подумали о Ному. — Он не стал бы разрушать чью-то жизнь ради собственной выгоды? Он бы не позволил причинить вред ребенку ... — Только не для меня! — Шигараки закричал, согнувшись пополам и прижимая руки к груди, как будто сила слов разрывала его грудь на части. — Он не сделал бы этого со мной, он не стал бы, Сенсей обещал , что с ним я буду в безопасности, он обещал не причинять мне вреда, он обещал, он обещал...! — Страдание в его голосе было ужасающим, и это заставило какую-то маленькую, животную часть Изуку захотеть убежать, или спрятаться, или заткнуть уши и свернуться в клубок. Но каким-то образом, когда Изуку пошевелился, он обнаружил, что вместо этого качается вперед. Как только он двинулся вперед, Шигараки отпрянул назад, и когда его руки сомкнулись вокруг мальчика, тот немедленно начал пинать и размахивать руками. Изуку пришлось прижать его к полу, чтобы убедиться, что он не поранился, инстинктивно морщась, когда Шигараки царапал и пинал его, хотя это не причиняло боли. Не то чтобы он думал, что что-то может причинить боль больше, чем бессловесный вой, который вырвался из горла старшего и заполнил куб, заставляя его казаться невыносимо маленьким. Изуку не утруждал себя разговорами, какую бы бессмысленную болтовню он ни выдумал, она все равно была бы заглушена воплями Шигараки, но он держал мальчика так крепко, как только мог, зажмурив глаза и позволив себя колотить, избивать и царапать. Это, по крайней мере, он мог сделать. У него было много практики превращать себя в мишень для неуместной ярости других людей. Он был просто рад, что куб был звуконепроницаемым и темным, так что никто другой не должен был или, возможно, добрался до этого, увидеть это. Как только Шигараки обмяк, его крики смущения от предательства перешли в задыхающиеся, содрогающиеся рыдания, Изуку ослабил хватку. Он не отстранился, но перестал прижимать другого парня к земле, давая ему возможность отодвинуться или оттолкнуть его, если он захочет. Но он этого не сделал, просто дрожал, плакал и впивался ногтями в спину Изуку, хотя не было ясно, пытался ли он превратить его в пыль, пытаясь помешать ему отстраниться, или просто пытался удержать мир, когда ему казалось, что он падает с него. Несмотря на это, на каком-то уровне, Мидория понимал. Он знал, каково это - потерпеть неудачу от кого-то, кому он безоговорочно доверял, о ком думал много и доверял им сделать все правильно для него. Он почувствовал это, когда его мама плакала, когда он спросил, может ли он быть героем, вместо того, чтобы обеспечить комфорт, в котором он так отчаянно нуждался прямо сейчас. Он почувствовал это, когда Всемогущий сказал ему, что он не может быть героем, вместо того, чтобы утешить его ложью, как он хотел. Он почувствовал это, когда понял, что герои не бывают непогрешимыми, и что иногда таким людям, как он, просто суждено проскользнуть сквозь щели. Но, по крайней мере, он мог утешать себя знанием того, что его мама любила его, и что Всемогущий хотел, чтобы он был в безопасности, и что он сделает все возможное, чтобы убедиться, что никто другой не проскользнет сквозь щели, как он. Но у Шигараки не было ничего из этого. Тот просто знал, что Все за Одного превращали людей в оружие, детей - в сирот, и все это время использовал его как пешку в своей игре. — Всё будет хорошо. — Наконец прошептал Изуку, чувствуя, как Шигараки усмехается, автоматически сопротивляясь этой идее. Но мальчик был измотан после долгого дня и двух почти психических срывов, и у него не было сил больше спорить, просто уткнулся лицом в плечо Изуку и вцепился в него. — Я знаю, что тебе так не кажется. Я знаю, ты не знаешь, как с этим справиться. Но все будет хорошо. Тебе не нужно ничего решать прямо сейчас, тебе пока не нужно пытаться понять, что ты чувствуешь по этому поводу. Если у нас здесь что-то есть, то это время. Но когда ты все-таки решишь, что бы ты ни решил, я помогу тебе, хорошо? Ты не одинок. Я помогу тебе. — Почему? — Прохрипел Шигараки, звуча настолько измученно , что это заставило Изуку расплакаться. — Ты мне ничего не должен. — Дело не в том, что я тебе должен, — мягко, неловко объяснил Изуку. Его рука нашла путь к волосам Шигараки, и он начал нежно расчесывать их пальцами, потому что это было то, что его мама всегда делала, когда он плакал. Ну, когда она поняла, что он плачет. — Я уже говорил тебе. Я хочу быть героем, который спасает сердца и жизни. И... и я думаю, что тебя, возможно, нужно спасать. — Он ожидал, что Шигараки придет в ярость от этой идеи, и мальчик действительно напрягся, но затем он обмяк и испустил тяжелый вздох, который мог быть смехом или рыданием. — Мягкосердечный дурак. — Пробормотал Шигараки тихо и почти нерешительно. Изуку улыбнулся, издав тихий вздох облегчения. Он был рад, что Томура снова заговорил, но он не мог полностью унять дрожь в руках, и он был уверен, что звук разбитого сердца Шигараки будет звенеть у него в ушах всю оставшуюся жизнь. — Я думаю... — Изуку начал медленно, а затем запнулся, не уверенный, как это сказать. — Я хочу, чтобы ты знал, что я никому не скажу. Обо всем этом. —Даже Всемогущему? — Спросил Шигараки таким тоном, словно ни на секунду в это не поверил. — Не Всемогущий, или Сотриголова, или моя мама, или кто угодно. — Твердо сказал Изуку, сжимая Шигараки немного крепче и хмурясь со злобным покровительством. — И если ты решишь рассказать мне больше, я тоже никому ничего из этого не расскажу. Несмотря ни на что. — Какое-то мгновение Шигараки ничего не говорил, но затем он откинулся назад, чтобы встретиться взглядом с Изуку, и он выглядел ... маленьким. Разбитый вдребезги. Это вызвало у Мидории желание завернуть его в одеяло и спрятать подальше от мира, не позволяя никому приближаться, пока он снова не станет похож на себя. Хотя, учитывая, где они находились в данный момент, он предположил, что в этом не было необходимости. — Ты тоже. — Прошептал Шигараки, его лицо было покрыто высыхающими слезами, а голос охрип от того, что он кричал о своих мучениях звездам. — Я тоже никому не расскажу о тебе. — Изуку растаял, испустив слегка дрожащий вздох облегчения. — Спасибо тебе. — прошептал он в ответ, прижимая ее тепло к своей груди. Даже таким маленьким, почти ничтожным образом, как этот, он не ожидал, что Шигараки расскажет Все за одного. Он не ожидал, что злодей решит, что ему больше можно доверять, но он дорожил этим доверием, видел в нем ценность и редкость. С другой стороны, возможно, Шигараки просто слишком устал, чтобы ясно мыслить прямо сейчас. Слишком устал, чтобы уговаривать себя не доверять врагу или не верить догадке. — Если ... если мы хотим выбраться отсюда, я думаю, что было бы хорошей идеей выложить все наши карты на стол. — выпалил Изуку, пытаясь не дрожать и не позволять себе думать о том, как легко все может пойти не так, когда Шигараки медленно моргнул на него усталыми красными глазами. Изуку использовал свой рукав, чтобы вытереть слезы с лица мальчика, подоткнув одеяла обратно вокруг них обоих, тщательно обдумывая свои следующие слова. — Я расскажу тебе всё, если ты тоже расскажешь. — Всё. — Пробормотал Шигараки, перекатывая слово во рту и привыкая к этой мысли. — О... наших сторонах? — О нас самих. — Мягко поправил Изуку. — Я не буду спрашивать тебя об этом, если ты этого не хочешь, но... Я думаю ... я думаю, что это может быть нашим лучшим шансом. — Шигараки долго обдумывал это, затем сглотнул и медленно кивнул. — Хорошо. — Прошептал он. Но затем на его лице мелькнула едва заметная кривая улыбка, едва заметный изгиб его губ. — Только для того, чтобы мы могли выбраться, конечно. — Сам того не желая, Изуку обнаружил, что улыбается в ответ, из его груди вырвался натянутый смешок. Улыбка Шигараки стала чуть шире, стала немного более реальной, и Изуку наклонился, чтобы соединить их мизинцы вместе и поднес их сцепленные руки к лицу. — Мы расскажем друг другу всё. — Прошептал он, слова были тяжелыми от веса обещания, даже когда он улыбнулся с теплым облегчением. — Между нами больше нет секретов, хотя это нормально - не делиться чужими. А потом, как только мы выйдем, мы не расскажем ни единой душе о том, что здесь произошло. Ясно? — Сказав это таким образом, я почувствовал, что все просто. Просто сделка, обмен информацией, а не... что бы это ни было на самом деле. Дух товарищества, предательство, верность... уязвимость. Что-то более сложное. Кроме того, Шигараки казался из тех, кто предпочитает четкие условия сделке, так что было бы совершенно ясно, если бы один из них нарушил ее. — Договорились. — Прохрипел Шигараки, его плечи немного опустились от облегчения, когда он пожал им руки. Затем он сморщил нос, хмуро глядя на их сцепленные мизинцы. — И ещё, обещание на мизинце? Тебе сколько, пять? — Извини, но обещание на мизинце нерушимо. — Изуку фыркнул, задрав нос к верху, а затем просиял, когда Шигараки хихикнул. — Но мы можем разобраться со всем этим утром. Прямо сейчас тебе нужно пойти поспать. — Что? — Озадаченно спросил Шигараки. — Спи. — Твердо повторил Изуку, немного отодвигаясь назад, чтобы не сидеть практически на другом мальчике, когда он снова подобрал свое одеяло. — Это был очень, очень долгий день, и я устал. Так что мы собираемся лечь спать, а потом поговорим утром, хорошо? — Шигараки фыркнул и нежно покачал головой, выглядя раздраженным. — Хорошо, я думаю, мы можем подождать, пока ты не вздремнешь. — Шигараки фыркнул с преувеличенным презрением. — Правильный отдых очень важен! — Слегка пожурил Изуку, ложась и притягивая Шигараки к себе. Честно говоря, он не так уж устал, его все еще немного подергивало от адреналина и подташнивало от беспокойства по поводу того, что в основном подтвердилось (тот факт, что Шигараки даже не потрудился проверить, есть ли у него второй сустав, почти определенно означал, что он знал, что это правда), но тот абсолютно нуждался в отдыхе после всех этих беспорядочных эмоций. Изуку на мгновение задумался, сможет ли он использовать ненадежную хватку куба на реальности, чтобы просто сделать, чтобы Шигараки не устал, но он решил, что возиться с мозгами любого из них было заведомо плохой идеей. И Шигараки требовалось время, чтобы подумать и переварить гораздо больше, чем Изуку, чтобы выложить все начистоту. Кроме того, это дало бы ему время спланировать, с чего начать и что сказать, что было бы оценено по достоинству. — Ты не заснешь, если продолжишь пялиться на меня. — отметил Изуку, ерзая, чтобы устроиться поудобнее на стеклянном полу, прежде чем понял, что мог бы просто сделать его мягче. Он махнул рукой и ухмыльнулся, когда земля внезапно стала похожа на мягкий матрас, заставив Шигараки удивленно фыркнуть. — Ты тоже пялился. — Шигараки заворчал, хотя Изуку этого не делал. Впрочем - может и делал, но он был обеспокоен, Томура снова уставился на него. Все еще смотрел на него. — Нужно что-нибудь? — Спросил Изуку, но почему-то это вышло не так саркастично, как он намеревался. Шигараки снова фыркнул, поворачиваясь лицом к стене вместо Изуку. Тем не менее, они все еще были ближе, чем обычно спали, с расстоянием чуть меньше фута между ними, когда они обычно пытались спать на противоположных сторонах маленькой комнаты. Изуку задавался вопросом, должен ли он отодвинуться подальше или, может быть, прижаться ближе, но ни один из вариантов не казался ему вполне правильным. Поэтому он просто сидел там, где был, приглушив свет почти до нуля усилием мысли и наблюдая, как расслабляется изгиб позвоночника Шигараки. Его грудь поднималась и опускалась в неровном ритме, одеяло свободно обернулось вокруг его плеч, и Мидория наблюдал, как его дыхание медленно начало выравниваться. Однако он не полностью расслабился, и Изуку не думал, что он спит. Младший хотел спросить, как он себя чувствует, о чем он думает, может ли Изуку чем-нибудь помочь, но он не сказал ни слова. У него было чувство, что то, в чем нуждался Шигараки, – это тишина. Как всегда, Изуку задавался вопросом, мог ли он сделать что-то еще, чтобы помочь. Он задавался вопросом, был ли какой-то комфорт, который он мог бы обеспечить, помимо простого присутствия там, но если и был, то он об этом не знал. У него было очень мало практики в том, чтобы быть утешенным, и еще меньше в том, чтобы утешать других. И даже если он был хорош в такого рода вещах, эта ситуация была настолько уникальной, что он воображал, что даже тогда дрогнет. Как он должен был успокаивать парня, который только что обнаружил, что единственный человек, которому он доверял больше, чем кому-либо другому, тот, кто, как он думал, спас его, когда он больше всего в этом нуждался, на самом деле был тем, кто специально манипулировал всей его жизнью, чтобы она была как можно более дерьмовой, просто чтобы он вел себя как послушная маленькая марионетка? Как кто-то может после этого чувствовать себя хорошо, не говоря уже о том, чтобы снова доверять другому человеку? Сердце Изуку разбилось из-за него, из-за предательства и замешательства, которые он, должно быть, чувствовал, когда его мир перевернулся с ног на голову, и Мидория почувствовал, что начинает плакать. Но он отогнал это, делая глубокие вдохи, чтобы успокоиться. Это было не из-за него, и даже если он в основном плакал из-за всего, он не хотел, чтобы Шигараки чувствовал себя плохо, плача из-за этого. Он всегда чувствовал себя таким бесполезным в такие моменты, как этот. И действительно, глубины, на которые Все за одного был готов пойти ради любых своих целей, заставляли Изуку гореть от ярости. Как кто-то мог заставить пятилетнего ребенка убить всю свою семью и при этом думать, что они были хорошими и правыми? Как кто-то мог воспитывать ребенка, зная, что они сделали, чтобы получить "опеку" над ребенком? Изуку задавался вопросом, чувствовал ли Все за одного когда-нибудь какую-либо вину или сожаление или даже колебались из-за этой идеи. Он задавался вопросом, имел ли значение ответ. Тартар был слишком хорош для такого злодея, и у Изуку возникло ощущение, что решение проблемы "Все за одного" должно было быть более ... постоянным. Он инстинктивно отвернулся от этой идеи, сжав челюсти и скрутив желудок при мысли об убийстве кого бы то ни было. Но он действительно не верил, что ни одна тюрьма в мире не смогла бы содержать Всех за Одного, если бы он не хотел там находиться, и, учитывая, что злодею было уже двести лет и он был сомнительно бессмертен, у него было буквально все время в мире, чтобы спланировать побег или дождаться, пока охранник оступится. И что более важно, Шигараки и Курогири, и Всемогущий, и даже сам Изуку, вероятно, никогда не смогли бы чувствовать себя в безопасности, пока Все за одного был еще жив, потому что он никогда бы не был в безопасности. Но убийство кого-то ради безопасности других все равно было убийством, и Изуку все еще отказывался от этой идеи. Конечно, он все еще абсолютно верил, что Все за одного не заслуживает того, чтобы жить после всего, что он сделал, и он верил, что смерть злодея, вероятно, была необходима, учитывая, что он не мог придумать надежного и этичного способа держать его в тюрьме. Но Изуку не был уверен, что сможет это сделать. Даже если Все за одного заслуживал смерти ... Заслуживал ли Изуку быть тем, кто это сделает? Неужели Шигараки? Захочет ли он вообще этого после того, как он обработает всю новую информацию и решит, что он чувствует по этому поводу? Решит ли он, что это не имеет значения, и все равно вернется на чью-то сторону? И, оставляя все это в стороне, был ли Изуку готов убить человека, даже такого запутанного, как Все за одного, для Шигараки? Ответ на этот вопрос пришел к нему намного быстрее, чем следовало, и Изуку пришло в голову, что так же сильно, как Шигараки изменился за то время, что они были заперты вместе, возможно, Изуку тоже изменился. Он не был действительно уверен, как к этому относиться. — Мидория? — Прошептал Шигараки, заставив Изуку немного вздрогнуть, когда он зевнул и потер лицо. Он не осознавал, что задремал. — Ммм? — Пробормотал он, снова опуская голову на руки. — Ты думаешь... я глупый, раз поверил ему? За то, что поверил, что со мной у него все будет по-другому? — Спросил Шигараки еще тише. Изуку замер, удивленно моргая и приподнимаясь на локтях. — Нет? — Сказал он в замешательстве, а затем поспешно продолжил, когда плечо другого дернулось. — Нет, конечно, нет! Шигараки, тебе было пять! Пятилетние дети верят в драконов, прячущихся в пещерах, и екаев, прячущихся под кроватью, так что, конечно, ты хотел бы верить в человека, который тебя спас! Или... или то, что, как ты думал, спасло тебя. — Шигараки слегка вздрогнул при этом напоминании, и Изуку захотелось шлепнуть себя, но вместо этого он протянул руку, чтобы мягко постучать костяшками пальцев по позвоночнику другого мальчика, заставив его на этот раз вздрогнуть еще сильнее от удивления. — Я скажу тебе столько раз, сколько тебе нужно будет это услышать, Шигараки, это не твоя вина. В мире нет ни одного пятилетнего ребенка, который заметил бы такого рода сложные манипуляции, и у Все за одного были двести лет практиковаться на взрослых, героях и других злодеях, таких же умных, как он. Ты не был глупым, ты просто был молод, а все дети глупы и наивны, потому что у них не было возможности опереться и испытать на себе все то, что кажется очевидным взрослым, которые не могут вспомнить, что не знали этого. Кроме того, любой, кто обвиняет ребенка в том, что он ребенок, в моей книге хуже, чем мусор. — Я больше не ребенок. — Пробормотал Шигараки, снова опустив плечи. — Я должен был знать ... Я должен был знать. Не то чтобы он скрывал, как далеко готов зайти, чтобы заставить меня пойти, я просто... — Он замолчал, громко сглотнув и покачав головой. Изуку не мог видеть его лица, но он, казалось, не знал, что сказать или даже что подумать. Изуку вздохнул, наклоняясь вперед, чтобы упереться лбом между лопатками мальчика, и на этот раз он едва заметно дернулся. — Это не твоя вина. — Он повторил снова, мягко и искренне. — Ты совершал поступки, в которых есть твоя вина, или, по крайней мере, в основном твоя вина, но ты не должен винить себя за то, что тебя обманул тот, кому ты доверял. Это не твоя вина, что Все за Одного обманул тебя. Это не твоя вина, что Все за одного жесток и манипулятивен, и ты не должен винить себя за то, что был лоялен и доверчив. Это хорошие качества, которые есть в человеке, и мне жаль, что кто-то воспользовался этим. Но если ты собираешься кого-то винить, то вини его. В мире нет никакого оправдания, которое оправдало бы то, что он сделал. — Ты не винишь меня за то, что я последовал за таким человеком? — Тихо спросил Шигараки, заставив Изуку задуматься, было ли это "следовать" в прошедшем времени или в настоящем. Он на мгновение задумался над вопросом, затем медленно покачал головой. — Можешь ли ты честно сказать, что ты бы передумал, если бы сказал ему, что то, что он делает, неправильно, и отказался больше ему подчиняться, что он не причинил бы тебе вреда или не убил тебя за это? Или даже использовал какую-нибудь причуду, чтобы заставить тебя повиноваться? — Шигараки вздрогнул, но ничего не ответил, поэтому Изуку продолжил. — Если тебе приходится выбирать, делать что-то или рисковать смертью, то на самом деле это вообще не выбор. Я думаю... может быть, одно дело, если бы у тебя был какой-то шанс сорвать всю его операцию, не причинив вреда, и ты им не воспользовался, но если бы ты каким-либо образом сопротивлялся, он, вероятно, просто убил бы тебя и создал такую же ситуацию с другим ребенком. Ты был в ловушке, Шигараки, даже если ты этого не осознавал. Я не виню тебя за то, что ты ставишь во главу угла свою собственную жизнь. — Он был осторожен, чтобы говорить в прошедшем времени, не желая напоминать Шигараки, что технически он все еще в ловушке, что Все за одного ждёт, как только они освободятся, чтобы втянуть мальчика обратно в его игры. Он не хотел указывать Шигараки на то, что Все за одного, скорее всего, все равно убьёт его, если он проявит хотя бы намек на подозрительность, недостаток лояльности или нежелание следовать приказам. Изуку ... в конце концов, придумал бы, как свести этот риск к минимуму. — Ты бы так и сделал. — Прошептал Шигараки, крепко вцепившись руками в одеяло на своих плечах. Он все еще не обернулся. — Ты бы рискнул всем, чтобы остановить его. Ты, вероятно, тоже преуспел бы. — Не-а, я доверчивый идиот, помнишь? Я, вероятно, ничего бы не заметил. —Изуку фыркнул, хотя, честно говоря, не был уверен. В пять лет он был почти таким же фанатом героя, как и сегодня, но если бы его спас злодей и герой, который проигнорировал его, когда он нуждался в помощи... Ну, да, он, вероятно, тоже стал бы полностью безумным злодеем. — Кроме того, я чудак. Просто потому, что я готов рисковать своей жизнью, чтобы помочь другим, не означает, что я ожидаю, что все остальные будут делать то же самое. — Неужели? — Спросил Шигараки. — Конечно! Я не ожидаю, что все будут соответствовать моим моральным стандартам, это было бы смешно. — Изуку фыркнул, немного обиженный тем, как удивленно прозвучал голос Шигараки. — Каждый ценит свою собственную жизнь по-разному, и иногда у человека есть другие жизни, зависящие от них, детей, друзей, бабушек и дедушек, которых они не хотят оставлять позади, чтобы незнакомец мог получить несколько дополнительных лет. Я не думаю, что они злые или даже неправильны в этом. Такова просто человеческая природа. У меня тоже есть вещи и люди, ради спасения которых я бы не стал рисковать своей жизнью, ты же знаешь. — Как я? — Шигараки фыркнул, и Изуку почти услышал, как он закатывает глаза. — Нет, не ты. Как Все за Одного, я имею в виду, или твои Ному. — Он спокойно объяснил. — Что? Но Ному ... их заставляют делать то, что они делают, гораздо больше, чем меня. — Запротестовал Шигараки, пораженный, и начал поворачиваться к нему лицом, прежде чем остановил себя. — Ному мертвы, — просто сказал Изуку. — И мертвым незачем всё ещё быть на ногах и двигаться. Я думаю, самое доброе, что ты мог бы для них сделать – это дать им отдохнуть.— Он сделал паузу, прочитав линию напряжения и нерешительности в позвоночнике Шигараки, и смягчился. — Однако Курогири - это совсем другое дело. Если он может "сбить" свою программу, как ты сказал, тогда есть шанс, что его можно исцелить и вернуть к какой-то жизни. Если он дойдет до этого момента, тогда он сможет сделать свой собственный выбор о том, хочет ли продолжать или отдохнуть. В любом случае, я бы предположил, что с него довольно людей, принимающих решения за него. — Томура фыркнул, напряжение покидало его, хотя нерешительность осталась, и Изуку вздохнул, протянув руку, чтобы щелкнуть мальчика по затылку. — А теперь, больше никаких вопросов. Перестань думать и иди спать. — Я не могу просто перестать думать. — начал жаловаться Шигараки, но Изуку оборвал его. — Не слушаю, я сплю, я тебя не слышу! — по-детски пропел он, переворачиваясь так, что их спины оказались прижаты друг к другу, когда он демонстративно натянул одеяло на голову. Шигараки весело фыркнул, но замолчал, чуть отклонившись от его прикосновения. Некоторое время они сидели в тишине, дыхание выровнялось, прежде чем старший заговорил снова. — Ты действительно стал бы рисковать своей жизнью ради моей? — Спросил он таким тихим шепотом, что, казалось, он почти не хотел, чтобы Мидория услышал вопрос. — Твоя жизнь и твои секреты. — Пробормотал Изуку, уже снова начиная клонить в сон. — Я забочусь о том, что мне доверено. Если Шигараки и ответил, юноша этого не услышал. Через несколько минут он задремал, и к тому времени, когда старший набрался смелости протянуть руку назад и обхватил лодыжку Мидории, он крепко спал. . . .  Изуку проснулся от мягкого постукивания в стеклянную стену. Он застонал и пошевелился, натягивая одеяло на голову, чтобы спрятаться от шума. Рядом с ним сонно заворчал Томура, и Изуку протянул руку, чтобы неуклюже похлопать его, когда они оба снова устроились. Но затем шум начался снова, и парень зашипел, откатываясь от Шигараки, чтобы ударить рукой по стене и снова освободить куб. Злодей застонал от внезапной вспышки солнечного света и спрятал голову под одеяла, а Изуку поднял голову, чтобы сонно посмотреть на того, кто стучал. Когда убрали темноту куба, Айзава расслабился, отмахиваясь от него и снова устраиваясь поудобнее. Мидория не был уверен, как долго куб был темным к этому моменту, но если это было достаточно долго, чтобы Айзава начал беспокоиться, то, вероятно, прошло какое-то время. Юноша все равно высунул язык, что заставило героя чуть заметно улыбнуться, а затем резко опустился на пол и зарылся обратно под одеяло. Им двоим удалось подремать еще час или около того, прежде чем Изуку выпрямился, зевая и приступая к своим обычным разминкам. После нескольких дней писанины и подписания, руки Изуку болели еще сильнее, чем обычно, и ему потребовалось некоторое время, чтобы превратить напряжение в более управляемый вид боли. Когда он взглянул на Шигараки, то вздрогнул, увидев, что другой мальчик наблюдает за ним, положив голову на скрещенные руки, но взгляд неподвижный и бодрый. Секунду они смотрели друг на друга, утренний солнечный свет освещал связь, возникшую в темноте, таким образом, что это казалось еще более нелепым и обреченным, но затем старший медленно моргнул и лениво потянулся, как кошка, от чего Изуку фыркнул. — Меня начинает по-настоящему тошнить от того, что я просыпаюсь здесь. — Пробормотал Изуку, потирая заднюю часть шеи. Так оно и было... прошло, наверное, семь дней, и он начал по-настоящему скучать по своей маме и друзьям, а также по комфорту просыпаться в собственной постели от запаха яиц и тостов. — Только начинаешь? — Бормоча спросил Шигараки, приподнимая бровь, когда Изуку закатил глаза. Было хорошо, что он снова начал проявлять сарказм, но недостаток энергии в его тоне вызывал беспокойство. Это вызвало у Мидории желание пинать его, пока он не встанет, не начнет рычать и снова драться. Такие люди, как Шигараки, должны были гореть ярко, горячо и порочно, а не просто ... угасать. От этого Изуку стало неуютно, как будто он наблюдал, как обычно энергичный котенок внезапно становится вялым и слабым. Он мог бы предположить, что Шигараки всё ещё наполовину спит или, может быть, просто думает, но когда он не ответил на поддразнивание, взгляд злодея скользнул в сторону и стал как бы расфокусированным. Не спокойный, а оцепенелый. — Давай, — фыркнул Изуку, толкая ногой в бок Шигараки. — Скажи мне, чего ты ждешь больше всего, когда мы выберемся отсюда? — Томура усмехнулся, отбрасывая его ногу в сторону, но затем остановился, чтобы подумать об этом. — ... Еда. — Сказал он наконец, подпирая подбородок ладонью. — Я хочу съесть рамен. — Это звучит заманчиво. — Изуку вздохнул, прислоняясь спиной к стене. — Я хочу поплавать, поесть мороженого, кацудона, и вообще всё, что попадется мне под руку. — Плавать? — Спросил Шигараки, наклонив голову. — Да! Я слишком долго был заперт в коробке, хочу уехать куда-нибудь, где есть солнечный свет и свежий воздух, где я могу просто бегать столько, сколько захочу. — Пожаловался Изуку с большим энтузиазмом, чем он на самом деле испытывал к этому предмету. Казалось, это сработало, потому что Шигараки начал немного открываться этому, выражение его лица прояснилось, когда он фыркнул и выпрямился. — Я хочу пойти в поход. — Внезапно сказал он. — Я никогда раньше там не был, но в детстве я лазил по деревьям. Хочу пойти куда-нибудь, где нет людей, посидеть немного на улице. — Возьми спрей от насекомых, если хочешь, —  сказал Изуку, чтобы не думать о том, как часто Шигараки покидал базу, на которой жили злодеи, пока рос. Вероятно, не очень часто, иначе в конце концов кто-нибудь нацелился бы на него из-за обуви. Возможно, Все за одного тоже хотел этого, чтобы Шигараки подумал, что на него просто напали без всякой причины, подтверждая то, что мир жесток. — Кроме того, есть карты мест в Японии, где лучше всего видны звезды. Я не помню лучших мест на вершине, но ты должен посмотреть это, прежде чем пойдешь. — Я видел звезды раньше. — Проворчал Шигараки, закатывая глаза. — И я уже ел кацудон раньше, но это не делает его не лучшим блюдом в мире. — Парировал Изуку, проводя рукой по волосам и слегка морщась, когда его пальцы зацепились за спутанные пряди. Он начал распутывать волосы пальцами, затем вспомнил, что ему не нужно было этого делать, и вместо этого взмахнул рукой, чтобы вызвать расческу из воздуха. Шигараки усмехнулся над эффектностью, но Изуку просто ухмыльнулся в ответ, проводя расческой по волосам, и повернулся, чтобы вместо этого посмотреть на Айзаву. "Что-нибудь новенькое? — Спросил он героя жестом, прежде чем снова обратить внимание на волосы, рассеянно хмурясь и пытаясь привести их в порядок. Не то чтобы его волосы когда-либо слушались того, чего он хотел. Айзава медленно покачал головой, заставив Изуку раздраженно вздохнуть из-за недостатка информации, но учитель всё ещё смотрел на расческу в его руке с озадаченным выражением лица. Изуку не мог не усмехнуться его очевидному замешательству, и одной только мыслью и усилием воли он уравновесил расческу на кончике пальца, как баскетбольный мяч, затем превратил ее в ложку. Айзава удивленно моргнул, когда ложка согнулась пополам, затем перекосилась и завязалась узлом, и когда Изуку подбросил ее в воздух и похлопал между ладонями, он раскрыл их, чтобы показать, что ложка исчезла, а на ее месте были сверкающие слова. — Там нет ложки." — Айзава фыркнул и нежно закатил глаза, но Шигараки застонал и подвинулся, чтобы пнуть его в спину. — Прекрати выпендриваться, придурок. — Сказал он, и Изуку с тайным облегчением высунул язык, когда слова растворились в ничто. Айзава постучал по стеклу, и Мидория, оглянувшись, увидел, как герой что-то подписывает, что ему пришлось полностью повернуть, чтобы поймать. "Сможешь ли ты делать это, когда выйдешь на свободу? " — Спросил Айзава, с любопытством наклоняя голову. Изуку фыркнул, качая головой с абсолютной уверенностью, а Айзава выглядел немного успокоенным. Что было слегка оскорбительно, честно говоря. Да, Мидори, может часто попадать в неприятности, но не настолько, чтобы оправдать такого рода подозрения. Изуку попытался объяснить, что такое планы реальности, или, по крайней мере, как работает навязывание собственной воли этому маленькому карману реальности (Ему даже больше не нужно было менять свою точку зрения, теперь, когда он уже знал, что это сработает. Сам факт, что он знал, что всё внутри куба подчинится его воле, делал это правдой, и от этого парадокса у него немного разболелась голова. Он задавался вопросом, понимал ли кто-нибудь ещё, кто был в кубе или кто будет в будущем, этот изящный маленький аспект, или он был просто чудаком, который сразу же пытался разобрать каждую причуду, с которой сталкивался.) но его руки были неуклюжими и воспаленными, и он не совсем свободно владел жестами, так что Айзава, похоже, действительно не понимал этого. Он всё ещё уделял внимание этому и кивал, пока Изуку не сдался, так что это было мило. Когда он оглянулся на Шигараки, просто чтобы проверить, как он, мальчик смотрел на Айзаву с каким-то сложным выражением лица, и Изуку не смог сдержать легкой улыбки. — Он вроде как классный, не так ли? — Изуку мягко подтолкнул, заставив Шигараки моргнуть и подозрительно взглянуть на него. — Эй, не смотри на меня так, я знаю, ты думаешь, что он крутой! — Он дразнил, создавая теннисный мяч просто так, чтобы тот мог отскочить от пола и попасть в лицо Шигараки. К несчастью, мальчик поймал мяч до того, как он смог попасть в него, затем усмехнулся и отбросил его обратно. — Да, да, большой сюрприз, Сотриголова крутой, как кто-то мог об этом догадаться? — Фыркнул Шигараки, оборонительно ссутулив плечи. — К чему ты клонишь? — Ничего, ничего, просто говорю. Он кажется довольно крутым, заслуживающим доверия человеком, вот и всё. — сказал Изуку с притворной небрежностью, подбрасывая мяч с пола в руки Шигараки. — Ты пытаешься мне что-то сказать? — Шигараки фыркнул, снова отбрасывая мяч назад. — Я не такой... Я не хочу указывать тебе, что делать. — медленно произнес Изуку, отбивая мяч обратно. — Но я думаю ... я думаю, что если бы ты попросил, Айзава помог бы тебе. — Помочь мне с чем? — Спросил Шигараки, поймав мяч и держа его в руке, но пока не бросая обратно, уставившись на Изуку. Изуку пожал плечами, не отвечая. Он еще не совсем был готов озвучить такую возможность вслух. — Какова была бы за это цена? — Следующим спросил Шигараки. Изуку снова пожал плечами. Он, честно говоря, не знал. — Он попытался бы помочь. — Повторил, или, возможно, исправил себя. — Это может не сработать или быть не тем, чего ты хочешь, но он бы попытался. — Томура усмехнулся, но бросил мяч обратно, задумчиво нахмурившись. Они помолчали мгновение, Шигараки размышлял, а младший терпеливо ждал, пока они перебрасывали мяч взад-вперед в равномерном ритме, прежде чем он, наконец, ответил. — Ты сказал, что хочешь поговорить. — Медленно произнес Шигараки. — О нас. Мы сами. — Изуку моргнул от смены темы, затем улыбнулся. — Конечно, если ты не против. — согласился он, немного оживившись. — Ты первый. — Немедленно сказал Шигараки, что заставило Изуку застонать. — Почему я всегда должен быть первым? —Он пожаловался. Мяч попал в руки Шигараки, затем в пол, затем в руки Мидории, затем в пол, затем в Шигараки, снова и снова. Было странно чувствовать себя с кем-то настолько синхронно. — Потому что я не знаю, с чего начать. — Тихо проворчал Томура. Молчание затянулось дольше, чем Изуку предполагал, но оно не было неловким. Мягкий "тук, тук, тук" мяча странно успокаивал, и у Изуку начало получаться действительно хорошо игнорировать ощущение, что за ним наблюдают десятки незнакомцев. Копы и герои в равной степени, все они сейчас казались ему просто копошащимися муравьями. — Хм. — Изуку сочувственно промычал, пытаясь придумать, с чего ему следует начать свою собственную историю. — Ну, с самого начала, я полагаю. Привет, я Мидория Изуку, я родился пятнадцатого июля, и мне пятнадцать лет, примерно через месяц исполнится шестнадцать. Мои родители - Мидория Инко и Мидория Хисаши... —Тебе не обязательно начинать со своего буквального рождения. — Шигараки застонал, закатив глаза. — Да, но я хочу, заткнись. Если я начну со своего рождения, тогда я знаю, что ничего не упущу, верно? — Возразил Изуку. — В любом случае, Причуда моей мамы - это малая форма телекинеза, так что она может левитировать небольшие предметы к себе. Мой отец был огнедышащим, но всего лишь обычным бизнесменом. Я родился Без причуд, но узнал об этом только в пять лет. Мое самое первое воспоминание связано с тем, как я обжёг руки, пытаясь съесть булочки с корицей, только что вынутые из духовки, и мне пришлось использовать пакет замороженной кукурузы, чтобы остудить ожог. Не знаю почему, но в то время мне это показалось забавным. В любом случае, я вырос с... - Он сделал паузу, раздумывая. Хотел ли он рассказать Шигараки о Бакуго? Он обещал быть честным, и он полностью намеревался это сделать, но многое из того, что он мог бы сказать, выдало бы о Бакуго больше, чем, по его мнению, было бы удобно другому мальчику. В конце концов, тайна Альдеры была не только его личной тайной. — ... друг детства. Ты не возражаешь, если я не буду называть его имя? — Это твоя история. — Шигараки фыркнул, отбрасывая мяч обратно. — Не всё, — промурлыкал Изуку, не отрывая глаз от теннисного мяча, так что ему не нужно было смотреть ни на что другое. Он хотел снова сделать стены темными для этого разговора, но он не думал, что Айзаве это понравится, и он хотел иметь возможность увидеть, если Все за одного появится снова. — Некоторые части не мои, чтобы ими делиться. Но, как бы то ни было, наши родители дружили со времен средней школы, так что мы выросли очень близкими. Наши родители часто шутили, что нашими первыми словами были имена друг друга, поскольку мы родились примерно в одно и то же время. — Он немного задумчиво улыбнулся, качая головой. — Ты знаешь, мы планировали вместе стать героями. Это было целое дело. Но потом мне поставили диагноз "Без причуды", и ... поначалу никто из нас по-настоящему не понимал, что это значит. Но тогда все постоянно говорили нам, что я не могу быть героем из-за этого, и я имею в виду постоянно. Они просто не могли заткнуться по этому поводу, каждый раз, когда я видел героя или приходил в восторг от героизма, кто-то всегда был рядом, чтобы вцепиться мне в горло и напомнить, что это никогда не смогу быть я. Я думаю... Я думаю, они думали, что делают мне одолжение. Разбить мечты пораньше, чтобы я мог быстро прийти в себя и перейти к более реалистичным вариантам или что-то в этом роде. Но я... я не мог просто смириться с тем фактом, что я родился бесполезным и никогда ничего не добьюсь, понимаешь? Мне нужна была эта надежда, даже если она была нереалистичной. — Почему ты продолжаешь это говорить? — Спросил Шигараки, заставив его удивленно моргнуть и поднять взгляд. — Что это нереально. — Ну ... потому что это так и есть? — Изуку замялся, пораженный вопросом. — Я имею в виду - ладно, значит, если бы два человека без причуд собирались драться, и у одного был нож, а у другого нет, тогда парень с ножом побеждал бы примерно в девяноста процентах случаев, верно? Сражаться с кем-то с оружием, когда у тебя его нет, по сути, самоубийство. —Тогда достань оружие. — Просто сказал Шигараки. "Тук, тук, тук" мяч подпрыгивал, как мелодия песни. — Ты ведь понимаешь, что оружие - это причуда в аналогии, верно? Обычно люди не могут просто пойти в магазин, чтобы купить что-нибудь из этого. —  Изуку фыркнул, заставив Шигараки усмехнуться. — Я имел в виду настоящее оружие, тупица. Например, нож, или пистолет, или что-то в этом роде. Даже с причудами большинство людей не могут увернуться от пули. — Изуку сморщил нос, думая обо всех способах, которыми люди, которых он знал, могли бы уклоняться или блокировать пули, и задавался вопросом, сколько злодеев смогли бы сделать то же самое. Видя, что он не совсем купился на это, Шигараки продолжил. — Я имею в виду, подумай о USJ. Я бы отделался без единой царапины, если бы не Стрелок. — Он нахмурился, подумав об этом, и Изуку поморщился, внезапно почувствовав себя немного виноватым за то, какое облегчение и оправдание он испытал, наблюдая, как эти пули врезались в Шигараки за секунды до того, как Курогири смел их прочь. В то же время, однако, он не мог удержаться от улыбки, потому что вместо того, чтобы выглядеть сердитым или испуганным при воспоминании, Шигараки был просто раздражен, как будто кто-то отвлек его во время забега и едва удержал от установления нового рекорда. — Однако у Стрелка есть причуда с точностью. — Указал Изуку. — Он в принципе не может промахнуться, его пули меняют траекторию в воздухе и все такое. — Но им не нужно было этого делать, когда он стрелял в меня, и, вероятно, им не нужно этого делать большую часть времени. — Возразил Шигараки. — Вы не можете увернуться или заблокировать то, чего не видите, а пули попадают достаточно быстро, чтобы большинство людей не могли их заметить. Конечно, это всё равно был бы плохой матч против людей с суперскоростью или высокой защитой, но у всех бывают плохие матчи. И у тебя могло бы быть отдельное оружие для борьбы с подобными людьми, что-то такое, что заложило бы своего рода ловушку, в которую вы могли бы их завести. Никто не говорит, что ты должен придерживаться только чего-то одного. — Потребовалось бы много тренировок, чтобы овладеть таким оружием, как это. — С сомнением сказал Изуку. — Как будто уже не требуется много тренировок, чтобы драться нормально, или научиться драться с причудами? — Шигараки усмехнулся, качая головой, когда Изуку нахмурился. — Я просто говорю, что это не невозможно. И если кто-то и может стать героем без всяких причуд, то это ты. — Томура сделал паузу, отбросив мяч назад и наклонив голову. — Мог бы. — Он поправил себя. Изуку поймал мяч, но не двинулся, чтобы бросить его снова, тяжело сглотнув и пытаясь не чувствовать себя так, словно его ударили ножом. Тогда ему впервые пришло в голову, что ему не просто дали всё, когда он получил "Один за всех", но и что он тоже кое-что потерял. Шанс стать первым в мире героем без причуд, шанс изменить представление о людях без причуд, шанс сделать ярко-красные туфли маяком силы, а не мишенью. На самом деле он не был совсем уверен, как к этому относиться. Он ненавидел саму мысль об этом, ненавидел внезапное осознание того, что позволил себе превратиться в идеального героя вместо того, чтобы настаивать на том, что он может быть героем и оставаться самим собой, но также... Мысль о том, что он мог когда-нибудь отказаться от Всемогущего или, что еще хуже, вернуть "Одного за всех" , было немыслимо. Теперь эта причуда была частью его самого, которую он не мог толком описать, как руку или ногу, даже если логическая часть его мозга все еще пыталась думать о ней как о "своей". И если бы он отказался от этого, если бы он действительно отказался от этого и все же сумел стать героем, он был уверен, что провел бы остаток своей жизни, задаваясь вопросом, могли ли быть спасены все люди, которых ему не удалось спасти, если бы он сохранил это. — Я предполагаю. — Наконец пробормотал Изуку, отбрасывая мяч обратно. — Но все же, таким образом, я могу спасти больше людей, так что я не жалею об этом. — Я никогда не говорил, что ты это сделал. — Ответил Шигараки. Мидория слегка поморщился, пожал плечами, но ничего не сказал. Стук мяча заполнил тишину, пока Изуку не прочистил горло, заставляя себя продолжить. — Дело в том, что я хотел быть героем, и никто другой не думал, что я смогу. Но я все равно отказывался сдаваться, и это как бы ... выводило людей из себя. В их глазах каждый родился с чем-то, что делало их особенными, и поскольку у меня этого не было, я должен был просто-исчезнуть. Не высовываюсь, веду себя тихо, сливаюсь с фоном. И мне, наверное, следовало это сделать. Было бы легче, если бы я это сделал. Но это было бы похоже на ... на то, чтобы сдаться. Например, признать, что я действительно был бесполезен. И я не мог этого сделать, я просто не мог, итак... Я этого не делал. — Он фыркнул и покачал головой. — Это звучит храбро, но мне так не казалось. Это просто чувствовалось как отчаяние. Глупо еще и потому, что это похоже на то, что люди хотели иметь возможность просто игнорировать меня, быть свободными не думать о таких людях, как я, которые не вписывались в их представление о мире. И я действительно старался, я держал голову опущенной, насколько мог, и делал все возможное, чтобы не вызывать ни у кого неприязни, кроме того факта, что я существовал просто, казалось, раздражал людей. Я думаю ... я думаю, возможно, их раздражало, что кто-то такой слабый, как я, мог подумать, что я могу быть героем, быть похожим на людей, которых они боготворили. По крайней мере, некоторые люди. Другие, казалось, просто ненавидели меня за слабость, а некоторые люди, такие как учителя, ненавидели меня за то, что суета, которую все поднимают вокруг меня, доставляет хлопоты. Другие ненавидели меня, потому что так было безопаснее, но большинство людей просто игнорировали меня. — Мой друг тоже был таким. Ну, на самом деле к тому моменту он уже не был моим другом. Поначалу мы все еще были близки, и я думаю, что мы всё ещё были бы близки, если бы я решил просто подбодрить его со стороны, как он и ожидал от меня. Он верил в то, что говорили другие люди, верил, что для меня невозможно быть героем, но этого не произошло... Эта часть его не расстроила. Ему не было грустно, что мы больше не могли быть героями вместе, он просто ... пожал плечами. Я всегда подбадривал его сзади, и поэтому он ожидал, что я просто продолжу это делать, пока он будет двигаться к более масштабным и лучшим вещам. Его родители действительно давно хотели ребенка, поэтому он рос немного избалованным, и однажды его причуда проявилась - это была опасная причуда, но бросающаяся в глаза. Идеально подходит для героизма. Такая, которая заставляет каждого, кто это видит, быть уверенным, что однажды он станет героем. И все в таком роде... ударило ему в голову. Это сделало его немного высокомерным. Он стал хулиганом, честно говоря. Избивал других детей и все такое. И я не собирался подбадривать его за это, так что я ... начал вставать между ним и другими детьми. Я не мог ... я не думал, что смогу дать отпор, поэтому вместо этого превратил себя в мишень, и это ... это было легко. Это я мог бы сделать. — Идиот. — Пробормотал Шигараки, раздраженно качая головой. Изуку хихикнул. — Да, это было немного глупо. Но у моего друга был вспыльчивый характер, и никто не хотел вставать между вспыльчивым ребенком с опасной причудой и тем, что он хотел делать. Было несколько учителей, которые останавливали его, когда мы были в начальной школе, и его родители всегда ругали его за грубость и вспыльчивость, но у него был целый ... комплекс. Ему не нравилось, когда кто-то указывал ему, что делать, или думал, что они знают лучше него. Даже ... нет, особенно если они действительно это делают. — Звучит приятно. — Саркастически сказал Шигараки. — Это была не только его вина. — Автоматически сказал Изуку, его обычная защита Бакуго покинула его, глаза скользнули в сторону. — Как я уже сказал, он был избалован. Никто по-настоящему не учил его, как управлять своим характером, или тому, что то, как он думал, действовал и говорил, было плохим. Я был единственным, кто действительно пытался, но он не хотел слышать то, что я хотел сказать, потому что на самом деле не хотел... смотреть на меня как на человека. Ну, может быть, не так уж плохо, но в его глазах я не был равным. Я не стоил того, чтобы меня слушать. И он даже близко не был близок к худшему. Я думаю, он ненавидел меня, но в основном он просто не хотел думать обо мне. Он хотел, чтобы я вел себя так же, как, по его мнению, я того стоил. "Камешек на обочине дороги", сказал он мне. Так что на самом деле он впадал в ярость только тогда, когда кто-то другой привлекал его внимание ко мне, или когда случалось что-то, что ставило меня на его пути. Другие студенты были... хуже. Они знали, что им могло сойти с рук, если бы это был я, потому что я не нравился учителям, и они никогда мне не верили. Они просто считали меня нарушителем спокойствия, их раздражало даже то, что я был в их классе, потому что рядом со мной все всегда рушилось и люди страдали. Казалось, они всегда думали, что это моя вина, что если бы я был тихим и нормальным, то другие дети просто оставили бы меня в покое. — Но я не думаю, что это правда. Я думаю, они беспокоили меня, потому что это заставляло их чувствовать себя сильными, потому что это заставляло их чувствовать себя менее одинокими, когда они нападали на кого-то, потому что они знали, что им могло сойти с рук, если бы это был я. Учителя могли бы остановить это или, по крайней мере, препятствовать этому, но они не беспокоились обо мне. Наверное, я тоже не был равным в их глазах. Моя мама знала, что надо мной издевались, но я старался не показывать ей, насколько все было плохо. И в то время ... ну, наши семьи все еще дружили, и никто из нас не хотел расстраивать наших родителей, поэтому мы притворились, что все еще дружим друг с другом. Я позволил своей маме думать, что мы просто отдалились друг от друга, и мы избегали друг друга, насколько это было возможно. Я думаю, моя мама думала, что он защищает меня от худших издевательств. Я до смерти люблю свою маму, но она... думаю, она тоже считала меня слабым. Не в плохом смысле, но она хотела защитить меня. Однако у нас не было денег на переезд в новый школьный округ, и она ничего не могла бы сделать, чтобы заставить людей в той школе вести себя прилично, поэтому я ничего ей не сказал. Эта школа была... Мир, в котором собаки едят собак. Это было в районе с недостаточным финансированием, и все учителя ненавидели свою работу, и большинство учеников ненавидели находиться там, и это было просто так - там все время было так много гнева. Я не знаю, все ли средние школы такие, или это была только моя, но было похоже, что никто не знал, как по-настоящему быть счастливым, и поэтому, когда они видели намек на это друг в друге, они делали все возможное, чтобы разорвать в клочья. —Они причинили тебе боль? — Спросил Шигараки. Мяч отскочил, глухой удар. — Некоторые из них. Большинству просто нравилось возиться с моими вещами, выбрасывать мои записные книжки, оставлять кнопки в ботинках и тому подобное. — Ответил Изуку. Глухой удар. Было удивительно, как легко он мог говорить об этом, учитывая, что никогда раньше этого не делал. Может быть, он просто слишком хорошо научился подавлять свои эмоции, говорить обо всем клинически. — Учителя никогда этого не делали, разве что случайно. — Ты когда-нибудь причинял им боль в ответ? — Спросил Шигараки, наклонив голову. Глухой удар. Он тоже был странно спокоен. Может быть, он делал то же самое. — Я просто говорю, что это решило бы твою проблему очень быстро. — Это также привело бы к моему исключению, и, как я уже сказал, я не мог позволить себе переехать.— Изуку фыркнул, качая головой. — Кроме того, я никогда по-настоящему не хотел причинять им боль. Я просто хотел, чтобы они были лучше. — Глухой удар. — Ты слишком милый. — Шигараки фыркнул. Глухой удар. — Я не думаю, что это слишком хорошо - пытаться избежать причинения вреда людям, если я могу. — сказал Изуку, улыбаясь. Глухой удар. — Это слишком мило - отказываться защищаться. — Сказал Шигараки, не улыбаясь. Глухой удар. — Я не думал, что у меня есть шанс, и они, вероятно, причинили бы мне еще большую боль, если бы я сопротивляться. — Глухой удар. — Ты думаешь, что это не имеет такого значения, когда тебе причиняют боль, как другим людям? — Глухой удар. — Я к этому привык. — Стук. — Это не ответ на мой вопрос. — Глухой удар. — Да, это произошло. Для меня это обычное дело, так что это не так уж важно. — Глухой удар. — Я думаю, это важнее. Кого-то бьют каждый день, это заставило бы меня гораздо больше беспокоиться, чем кого-то ударили один раз. — Глухой удар. — Это было не каждый день. Это было всего раз в неделю, и по большей части от этого почти не оставалось синяков. — Глухой удар. — У тебя есть какие-нибудь шрамы от этого? — Глухой удар. Глухой удар. Глухой удар. — Ты обещал, что мы все расскажем друг другу. — Я знаю, я знаю, просто... — Глухой удар. Глухой удар. — У меня есть несколько. Из тех времен, когда Ка ... когда мой друг не очень хорошо контролировал свою причуду. — Глухой удар. — Могу я увидеть их? — Глухой удар. Изуку поймал мяч, пораженный тишиной, когда он снова заколебался. Он не бросил его обратно. — Они не... красивые. — Он замялся, удивленный и неловкий. — Шрамы обычно такими не являются. — Шигараки кивнул. — Ты не обязан, если ты этого не хочешь. — Да, — пробормотал Изуку, думая об этом, пока вертел мяч в руках. Он никому раньше не показывал, не нарочно, но он действительно обещал. И он не думал, что злодей злоупотребит этой информацией, это было просто... Ну, он к этому не привык. — Хорошо, конечно. — Он вздохнул, отбрасывая мяч обратно. Шигараки поймал это, затем откинулся назад и наблюдал, как Изуку сбросил толстовку, затем задрал край своей футболки ровно настолько, чтобы показать очень старый шрам от ожога, размазанный по его ребрам. — Это от того друга, о котором я упоминал. Этот тоже ... — Он позволил рубашке упасть обратно и вместо этого оттянул воротник рубашки в сторону, чтобы показать ожог в форме отпечатка ладони на плече, заживший, но все еще достаточно блестящий, чтобы показать, что он был получен довольно недавно. — ... и у меня есть один на руке...—  Он поднял свое правое предплечье, то, которое было обожжено до хрустящей корочки во время боевых испытаний на второй день учебы, чтобы показать огромный шрам от ожога, тянущийся вниз по нему. — Но это единственные травмы от него. У него была самая опасная причуда, поэтому он оставил мне больше всего шрамов, чем кто-либо другой. Как я уже сказал, большую часть времени они меня не били, а когда делали это, то оставляли только синяки, а затем заживали. — А как насчет остального? — Спросил Шигараки, наклонив голову и нахмурившись, рассматривая ожог на руке, безусловно, его самый большой шрам. — Большинство из них от моей собственной причуды, — Изуку указал на зигзагообразные линии на своих руках и несколько на ногах. — Или от приготовления пищи и прочего. — Он пошевелил пальцами, хотя Шигараки с того места, где он сидел, не смог бы увидеть маленькие зазубрины от ножа и ожоги от плиты. — Говоря об этом, почему ты так сильно раздуваешь свои конечности? — Спросил Шигараки, перебрасывая мяч взад-вперед между ладонями и задумчиво хмурясь. — Я имею в виду, ты в довольно уникальном положении, потому что у Всемогущего была такая же причуда, как и у тебя, примерно ... я не знаю, какое-то время - так что он должен быть в состоянии рассказать тебе, как это использовать, все трюки, и прочее, верно? — К сожалению, это не совсем так просто. — Сказал Изуку, слегка поморщившись. — Всемогущий перенял эту причуду у своего наставника, когда был старше меня. В то время он был сильнее меня, так как физически у него было больше мышечной массы, а причуда была слабее, так что ему было легко с этим справиться. Он говорит, что у него никогда не было проблем с переломом костей, как у меня, хотя он предупреждал меня, что это возможно, когда давал мне причуду, которая... На самом деле, теперь, когда я думаю об этом, я не знаю, откуда он это узнал. — Он нахмурился, затем пожал плечами. — Дело в том, что ему может сойти с рук, что он просто бьет что-то изо всех сил, но для меня это не так. Для меня это как... все равно что ходить по натянутому канату. Мне нужно очень сильно сосредоточиться, чтобы не переломать себе кости или не разнести череп кому-нибудь другому. — Хм, — Сказал Шигараки, моргая, как будто он только что что-то понял. — Ты сильнее, чем Всемогущий. — Ладно, это ... это не совсем так. — Изуку фыркнул, его лицо порозовело. — Я мог бы в конечном итоге стать сильнее, чем Всемогущий, как только я дойду до точки, когда смогу использовать всю силу "Один за всех", не причиняя себе вреда, но я не ... я еще не дошел до этой точки. — Сколько из этого ты можешь использовать сейчас? — С любопытством спросил Шигараки, подбрасывая мяч обратно и закатывая глаза, когда Изуку поймал его в воздухе. — Трудно сказать, но я бы предположил, что, может быть, процентов тридцать? — Мидория пожал плечами, перекатывая мяч между ладонями. — Но я могу использовать больше, если причуда причинит мне боль. — Шигараки присвистнул, низко и впечатленно, и посмотрел на Изуку с новообретенным вниманием. — Значит, в какой-то момент в будущем ты станешь в три раза сильнее? — Спросил Шигараки. Лицо Изуку потеплело еще больше, когда он неловко пожал плечами, а другой мальчик ухмыльнулся. — Тогда, я думаю, мне придется много работать, чтобы не отставать. — Это вызвало смех у Изуку, который не привык, чтобы люди так небрежно относились к возможности того, что он может быть сильнее их, но обнаружил, что ему это вроде как нравится. — Говоря об этом, как давно у тебя появилась твоя причуда? — Эм ... около пяти месяцев, к этому моменту? — Предположил Изуку, пожимая плечами. — Но я вообще не пользовался ей в течение первых двух месяцев, потому что при первом использовании я раздробил три конечности, и у меня не было доступа к целителю, который мог бы вылечить меня, если бы я сделаю это снова. — То есть ты фактически взял причуду сильнее, чем у Всемогущего, под контроль за три месяца? — Шигараки усмехнулся, вскинув руки в воздух. — И дай угадаю, ты свободно говоришь на сорока шести языках и имеешь три докторские степени по какой-то там хуйне? Есть ли что-нибудь, чего ты не можешь сделать? — Заткнись, — простонал Изуку, краснея, когда он наклонился, чтобы толкнуть Шигараки в плечо. — Это не так уж и важно, просто выяснение причуд - это мое хобби, так что у меня было много практики в этом. — Да, да, заткнись, ты кое в чем хорош, смирись с этим. — Старший раздраженно наклонился, чтобы пнуть его. — В любом случае, мы отклоняемся от темы. От чего это? — Он ткнул Изуку в бицепс, указывая на темные, но маленькие царапины, разбросанные по всей руке. Изуку нахмурился, наклоняя руку, чтобы осмотреть ее. — Ум... Oх! Я упал с дерева. — Изуку смущенно рассмеялся, потирая заднюю часть шеи. — Ветки поцарапали меня, когда я спускался, видишь? — Он провел пальцем по линиям, указывая, где узор из ветвей впился в его кожу, когда он прикрывал лицо. — А как насчет тебя? У тебя есть какие-нибудь классные шрамы?" - Спросил он, начиная уставать говорить о себе. — Однако ты еще не закончил. — Пожаловался Шигараки, в тот раз ткнув его в ребра. — Я не собираюсь сначала заканчивать всю историю своей жизни, потому что тогда я отвлекусь и забуду. Давай, у тебя должно быть что -то классное. — Изуку тут же пожаловался в ответ, отмахиваясь руками. Шигараки фыркнул, но сделал паузу, чтобы обдумать это, мысленно прокручивая свои варианты, прежде чем оживиться. — Ладно, идиот, зацени это. — Он ухмыльнулся, поднимаясь на ноги и сбрасывая свою толстовку. Изуку немного отодвинулся назад, с любопытством наблюдая, как тот закатал одну из штанин своих брюк, а затем выпрямился и задрал подол рубашки. Первое, что заметил Изуку, было то, что Шигараки был бледен как снег, и ему пришлось физически прикусить язык, чтобы не дразнить другого мальчика по поводу того факта, что он явно никогда не выходил из дома. (У него ведь был дом, верно? Они не просто жили на какой-то подпольной базе злодеев? О, кого он обманывал, конечно, они так и сделали, Все за Одного был чертовым психопатом.) Он также был тощим, такого рода тощим, который заставил бы маму Изуку вежливо, но твердо пригласить его на ужин. Он не выглядел так, как будто умирал с голоду или что-то в этом роде, в его телосложении была какая-то спокойная сила, которая намекала на скорость и гибкость, которые он легко демонстрировал каждый раз, когда они дрались, но он также выглядел так, как будто чаще забывал поесть, чем нет. Это было только после Изуку заметил все это, когда его взгляд, наконец, остановился на шрамах, что было немного глупо, учитывая, сколько их было. Но, эй, его мама научила его замечать мелочи, которые означали, что людям нужна помощь, точно так же, как его собственный опыт научил его замечать мелочи, которые означали, что кто-то представляет угрозу, поэтому иногда очевидные вещи отходили на второй план, пока его мозг не мог наверстать упущенное. Большинство шрамов на торсе Шигараки были небольшими порезами, которые выглядели так, как будто они были от ножей или когтей, кроме очевидного пулевого ранения чуть выше его бедра, которое, Изуку был уверен, было от USJ. Самые большие из них представляли собой серию глубоких борозд, безошибочно напоминающих зубы, протянувшихся поперек его живота, бока и спины, по форме, которая больше походила на острый угол клюва, чем на изгиб человеческого рта. Это в сочетании с глубокими порезами на голени и икре создавало впечатление, что что-то легко два или три раза с его стороны схватило его за ногу, дернуло вниз, а затем попыталось перекусить пополам. Все шрамы были старыми, зажившими и ставшими серебристо-фиолетовыми, но они были глубокими и выглядели так, будто причиняли сильную боль, некоторые из них легко врезались в кожу на полдюйма, как будто из него вырвали куски. Изуку тихо присвистнул, в равной степени впечатленный и вызывающий тошноту, и откинулся назад, чтобы моргнуть на Шигараки. — Возникли проблемы с Ному? — Спросил он с любопытством, потому что действительно не знал, что еще могло вызвать подобные отметины. — Никаких проблем, просто тренировка. — Шигараки фыркнул, покачивая бедрами взад-вперед, чтобы показать, как шрам от укуса растянулся почти по всему его торсу. На его груди тоже было что-то, отметина на грудине, которая привлекла внимание Изуку, но он отвернулся, прежде чем смог хорошенько рассмотреть. — Ублюдок чуть не сломал мне позвоночник, но, эй, я научился не поворачиваться спиной к врагу, пока не буду уверен, что он мертв, а он научился не связываться со мной. — Он ухмыльнулся, сгибая руку, как он делал, готовясь использовать свою причуду. — Ты сражался с ному в качестве тренировки? — Спросил недоверчиво Мидория и почему-то также не удивленно. — Те, кого создали, чтобы убивать Всемогущего? Это полный бардак. Ты же знаешь, что это полный бардак, верно? — Нет, с этими я не дрался. — Шигараки фыркнул, возвращая рубашку и брюки на место и тяжело усаживаясь. — Я не идиот, я просто борюсь с прототипами. Это тренирует меня и их, так что все получается. — О, конечно, это работает. — Изуку проворчал, качая головой, в то время как Шигараки безжалостно ухмыльнулся. — Неважно, это не имеет значения. А что это за штука здесь? — Он постучал себя по груди, с любопытством разглядывая Шигараки. Это не было похоже на шрам, и он хотел знать, был ли у мальчика свежий синяк. Но тот только нахмурился, коротко коснулся своей грудины, как будто пытаясь вспомнить, а затем напрягся. Изуку наблюдал, как он заколебался, сглотнул, а затем тяжело вздохнул и задрал рубашку, чтобы показать татуировку вниз по его грудине. Это было его собственное имя, "Шигараки Томура", но... Это было немного жутковато, потому что в этом не было никакого артистизма вообще. Надпись была сделана тем же шрифтом, который вы могли бы найти на коробке с некачественными хлопьями или на правительственном документе. Как собачий жетон. Изуку сглотнул, затем поднял бровь и многозначительно посмотрел вверх. — Вау, я не думал, что ты из тех, кто вытатуирует свое имя.— Сказал он сухо, с соответствующей долей презрения к этой идее. — Отвали, это не твое дело. — Рявкнул Шигараки, позволяя своей рубашке упасть обратно, и нахмурился. Изуку медленно моргнул, наблюдая, как он ерзает и задумчиво смотрит, пока тот, наконец, не вздохнул и не скрестил руки на груди. И Это не ... имя, с которым я родился. — Пробормотал он, лениво почесывая руку. — Сенсей дал мне это имя, после того как нашел меня. — Я так и знал это! —  Выпалил Изуку, потрясая кулаком в воздухе с победоносной ухмылкой. "Я знал, что это вымышленное имя! Видишь ли, я так и думал, но... — Это не — прорычал Шигараки, обрывая его с удивительной злобой. — Вымышленное имя. Теперь это мое имя. —Изуку остановился, пораженный, а затем наклонил голову. — Что ты имеешь в виду? — Спросил он, понизив свой голос до низкого и нежного. Шигараки поколебался, хмуро глядя на стену и теребя что-то в кармане, а затем медленно начал говорить. — Это... имя, с которым я родился, Шимура Тенко, — Это имя показалось знакомым, но Изуку был слишком сосредоточен, чтобы вспомнить его сразу, — я больше не тот человек, не совсем. И я не думаю, что смогу быть снова. Я сделал татуировку, так что я этого не забуду. — пробормотал он, крепко сжимая что-то в кармане. Может быть, рука? Как только у него появилось время подумать, Изуку решил, что он попытается придумать что-нибудь, что Шигараки мог бы использовать в качестве настоящего предмета комфорта, который не был гребаной отрезанной рукой его отца, святое дерьмо, Все за одного сгорит, если Изуку будет что сказать по этому поводу- — Но ты сказал, что Шигараки - это имя, которое дал тебе Все за одного, верно? Так что на самом деле ты тоже не он. Именно таким твой сенсей хотел, чтобы ты был. — сказал Изуку, наклонив голову. Старший поколебался, обдумывая это, затем неловко пожал плечами и подтянул колени к груди. Изуку ждал, но Тенко, казалось, не знал, что на это сказать, поэтому он вздохнул и выпрямился. — Тем не менее, я понимаю это. У меня тоже есть что-то подобное. — Сказал он, снимая футболку и поворачиваясь так, чтобы Шигараки мог видеть его спину. У него было гораздо меньше шрамов на торсе, чем у того, большинство из них были на руках, а те немногие, что у него были, были от недружелюбных бездомных кошек, которым он пытался помочь, и от острых кусочков мусора, которые были ненадежно сложены на пляже, который он убирал, а не от людей, пытавшихся пырнуть его ножом, или Ному, пытавшегося перекусить его пополам. Он также был намного более загорелым и заметно более объемным, несмотря на то, что был на добрых несколько дюймов ниже ростом. Но он был почти уверен, что в отличие от него, Шигараки заметил всё это после того, как увидел огромный шрам на спине Изуку, если он вообще его заметил. — Деку, — гласил шрам, некоторые линии шатались и странным образом заканчивались там, где Изуку пытался вывернуться из-под ножа. Она начиналась у его левой лопатки и тянулась вниз по спине большими, преувеличенными буквами, и Шигараки резко вдохнул при виде этого. — Деку, — пробормотал Он. — Как гонка из "Зельды"? — Изуку испуганно рассмеялся, качая головой, но пока не оборачиваясь. Он не думал, что сможет посмотреть Шигараки в глаза для такого объяснения. — Нет, не совсем. Есть такой тип традиционной деревянной куклы, называемой "деку", которая сделана так, что у нее нет рук и ног. Так что это стало оскорблением, и называть кого-то "деку" теперь, по сути, означает, что вы называете его бесполезным, как деревянную куклу без конечностей. Это означает человека, который ничего не может сделать. — Он тяжело вздохнул, покачал головой и начал теребить свою рубашку. — Это из-за того, как пишется мое имя - кандзи читается как "идзу" и "ку", но первую часть можно прочитать как "дэ". Так что, когда я был ребенком, мой друг прочитал мое имя как "де-ку", и это прозвище прижилось. — Он горько рассмеялся, поворачиваясь обратно, но не отрывая глаз от пола, когда снова натягивал рубашку. — Однако он не был тем, кто оставил мне шрам. Это были старшеклассники, которым надоело, что я "не знаю своего места", и они решили, что у меня могло бы получиться лучше с постоянным напоминанием. Но потом я поступил в UA и встретил кое-кого, кто ничего этого не знал, и когда она услышала прозвище "деку", ей показалось, что оно звучит как "декиру". И я ... Не знаю, мне это понравилось. Я подумал, что вполне уместно, что мое "бесполезный" на самом деле означало "ты можешь это сделать". Так что я сделал это имя своим героем, и теперь это похоже... как будто я возвращаю это себе. Итак, что я имею в виду, это то, что я думаю, что это нормально - сохранить название, но не первоначальное значение, понимаешь? Это не обязательно должно быть что-то, что он дал тебе, если ты не хочешь, чтобы это было. Это может быть просто твоим. — Он поколебался, затем поднял глаза, надеясь, что в его словах есть смысл. Шигараки выглядел задумчивым, но противоречивым, поэтому Изуку снова сел на пол напротив него и приготовился ждать. Но когда он это сделал, краем глаза он заметил какое-то мерцание. И когда он оглянулся через плечо, то увидел Айзаву, стоящего там и наблюдающего за ним со сложной смесью ужаса, жалости и печали. Изуку напрягся, его плечи поднялись к ушам, когда он внезапно понял, что Айзава, должно быть, тоже увидел шрам. Это... было нехорошо. — Ты сможешь с этим справиться? — Спросил Шигараки, уловив состязание в гляделках, происходящее между ним и Айзавой, и с любопытством разглядывая их обоих. Изуку фыркнул, затем отвел взгляд, пожимая одним плечом. — Наверное, все будет хорошо...— Пробормотал Изуку, вздыхая и подпирая подбородок рукой. — Я придумаю какой-нибудь способ отговориться от этого. — Ты не хочешь сказать ему, кто на самом деле это сделал? — Сказал Шигараки, наклонив голову. — Не-а, не совсем. — Изуку признался, хотя и не хотел говорить почему. В основном потому, что он сам еще толком не разобрался в этом. Шигараки хмыкнул, явно не понимая почему, но потом просто пожал плечами. — Вместо этого ты хочешь пойти и сжечь дотла свою старую школу, как только мы выберемся отсюда? — Предложил Томура. Изуку откинул голову назад и рассмеялся, громко и с облегчением, проведя рукой по волосам. — Ты знаешь что? — Сказал он. — Я вроде как хочу. Шигараки ухмыльнулся, самодовольно и победоносно, пока Изуку не продолжил. — Только не с кем-нибудь внутри. —Почему тебе обязательно быть таким скучным все время ... — Почему ты сразу переходишь к убийству как к решению каждой проблемы ... — Убийство - вполне приемлемый ответ на большинство вопросов ... — Шигараки? —Что? — Заткнись. — Заставь меня. — Я буквально мог бы, ты знаешь. Это было бы даже не так сложно, я мог бы просто заклеить твой рот клейкой лентой. — ... Я заткнусь, если ты научишь меня, как это сделать. — По рукам.