Чужими глазами

Она решается долго. Взвешивает за и против, проводит в голове раз за разом «это не моё дело», словно последнюю черту, и всё равно не выдерживает. Любопытство — вот что будет написано на её могилке, если ему не понравится, куда ведёт диалог. — Босс, вы не думаете, что это эгоистично? — выпаливает она, звонко щёлкнув бусиной браслета для уверенности. Он смотрит с лёгким неодобрением: не любит громкие и не слишком музыкальные звуки. А уж во время чаепития… Если бы это была полноценная чайная церемония, Се Юйчень точно выдал бы ей в руки направление к мастеру — поднимать квалификацию, улучшать терпение, познавать красоту этикета. К счастью, это неофициальная, не по работе, а значит, А Тоу была в относительной безопасности от начальственной тирании. В границах терпения большого босса, конечно же. — Что именно? — его голос спокоен, как всегда, и гайвань в ладони опускается взвешенно, с безмятежностью цветочного лепестка, качающегося на ветру. А Тоу не может не позавидовать на мгновение: Се Юйчень всегда выглядит красиво, даже если выпачкан в крови с ног до головы; его элегантность вызывает определённое восхищение. Вот и сейчас босс Се выглядит шикарной модной картинкой из журнала про актёров: невозмутимый, наслаждающийся чаем и удивительно уместный в своём представительном белом костюме среди хулиганской обстановки её салона. — Вся эта ситуация с глазами лао Хэя. Не поймите неправильно, босс, я в ваши отношения не влезаю, но на вас это не похоже. Внешне ничего не меняется. Но А Тоу знает, что внимание определённо концентрируется на ней. Два заветных слова — «Хэй Сяцзы» и «зрение» — в одном предложении неизменно работают; в прошлый раз это знание пригодилось ей на операции, и, дьявол, это было пугающее зрелище — когда без пяти минут труп начинает наконец дышать, просто потому, что услышал что-то его интересующее. Она не сомневалась в силе разума и упрямства Се Юйченя — тот с первой встречи продемонстрировал эти качества всецело, — но это было слегка чересчур. Сейчас его реакция — лишь ставший острее взгляд, на доли тысячных, не более. А Тоу отличный художник, в мимике и физиогномике разбирается превосходно, любой дорогой портретист проиграет, а со знакомыми дела обстоят ещё проще, но… Она видит, потому что от неё не считают нужным скрывать. Маленькое предупреждение: территория, на которую она вступает, опасна. — Эгоизм свойственен человеческой натуре, — неспешно замечает Се Юйчень, покачивая с деликатной рассеянностью дорогой фарфор, как собственное дитя. — Почему же ты думаешь, что я другой, А Тоу? Она тоже умеет быть упрямой: — Вы? Не смешите, босс. Вы капиталист, а не эгоист. Эгоисты требуют всё для себя, а вы заключаете взаимовыгодные сделки. Просто оказываетесь с большей прибылью. Это приносит ей тихий смешок и каплю благосклонности во взгляде. Се Юйчень умеет ценить хорошие метафоры и выверенные аргументы. Он не даёт ей поощрительных знаков: ни заветного кивка головой, подтверждающего, что разговор будет доведён до логического конца, ни беззвучно поставленной гайвани, показывающей, что всецело сосредоточен. Но и не обрывает, позволяя развить тему. — Если глаза лао Хэя удастся вылечить, значит, он будет жить ещё очень долго. А вот вы, босс, вряд ли. Звучит эгоистично: исцелить его, чтобы потом оставить. — лёд, на который она выходит, хрупок, как человеческая ключица. Это вовсе не её дело, просто А Тоу интересно: о чём думал Се Юйчень, когда связался с Хэй Сяцзы? Смертный и живущий вечно — это даже не смешно. Один уйдёт, другой останется. Звучит болезненно. Наверно, это Ту Дянь заразил её своим извращённым любопытством. Опять всё утыкается в этого человека, тц. — Почему вы так поступили? Она ждёт любой реакции: запрета на обсуждение, равнодушия, смеха, ответного удара словами в больные темы. Возможно, даже философскую дискуссию или попытку выгадать время. Се Юйчень не любит оправдывать чужие ожидания. Он предпочитает задавать их сам. — Потому что я и в самом деле эгоист, А Тоу. — иронично смотрит её работодатель, словно на маленькую. Как будто ответ настолько прост, что о нём даже думать не стоит. — Только немного более сознательный, чем большинство. Издержки воспитания. Есть желания, с которыми справляться нужно, которые необходимо игнорировать, разрушительные катастрофы и мелкие злободневные капризы, от которых никому не станет хуже, только начнёт слабнуть разум… А есть желания, от которых отказаться невозможно. Слишком велико искушение. Аромат белого чая сладок, а вкус горек. А Тоу кажется, что он пропитывает слова Се Юйченя неумолимо, как тушь бумагу, как краска кожу — въедается насквозь, пятнает всё вокруг. Средоточие яда в белоснежной чаше, но его источник — в бледных губах, дружелюбной полуулыбке, подёрнутой памятью яшме глаз. — А если интерес взаимен, судьба почти не оставит шансов. Конечно, все риски были просчитаны, а условия обговорены. Это было соглашением, договором, заключённым по обоюдному согласию. Мы взрослые люди. Основой любого долговременного партнёрства является уважение; это фундамент, на котором вырастает доверие. Не предупредить будещего партнёра о возможных убытках, если надеешься на хорошие отношения и равные права — низко. Это понятно. Хотя чего она вообще ждала от босса Се, рассказа о кипучей любви? Человек напротив неё — старик. Всегда был. Душа, избравшая не то тело. Чего удивительного, что выбрал для себя такое же реликтовое создание. — Мы не умрём в один день. Это было очевидно. — обыденно произносит Се Юйчень, стряхивая паутину воспоминаний изящным поворотом кисти, чтобы приоткрыть крышечку и поднести к губам чашу, глотнуть медленно — даже не отпить, только смочить губы. — Что касается того, кто уйдёт первым… С болезнью или без, мои шансы выше. Не могу согласиться с твоей идеей. Сяцзы не глуп, он не стал бы отказываться от лечения только для того, чтобы уйти вместе. В конце концов, мы живём в реальном мире, а не в одном из традиционных драматических сюжетов. Она не была бы так уверена. Традиционное или нет, но… — Впрочем, я отклонился от темы. — перебивает мысли глухой звук оставленной на столе гайвани. — Итак, это было исполнением желания, которое перешло в условно пожизненный контракт. Из него зародилось второе: я хочу, чтобы он жил. Это не любовь из романтических историй: когда любят, желают, чтобы объект привязанности был счастлив, не так ли. Это не наш случай. Это самый обыкновенный эгоизм: я хочу прожить со своим партнёром остаток отведённого миром времени. Это звучит просто и зло, как давно обдуманный и принятый план, смертельный диагноз, сломанная кисть. Никаких чудес и романных идей. Практично, понятно, честно. Самокритично. Се Юйчень лжёт. Не во всём, конечно, но у А Тоу сердце тренированное, как охотничья ищейка, опытное, она не обманывается и чутьём художника важное выделяет играючи: это не любовь в общепринятом понимании, говорит её босс, но это то, что мне нужно. Для такого мужчины, как он, это открытое признание. Тц. Усложнение жизни лишними формулировками и попытками подогнать под норму. Объяснимо, почему выражается так. — Что будет после, то будет после; он будет жить дальше, может быть, воспользуется созданной нами подушкой безопасности, может, возьмёт под своё крыло нового наследника Се, может, отправится странствовать и отыщет нового партнёра. Это меня не тревожит. «Главное, что он будет жить. А пока я хочу наслаждаться каждым днём, который у нас есть», — переводит А Тоу в голове, разминая с задумчивостью пальцы. Хорошая мотивация, если при том не забывать двигаться и искать выход. Пускай и звучит как что-то совершенно ванильное, зато суть верна. И… — Ладно, вы действительно эгоист, босс. Убедили. — вынужденно соглашается она, подхватывая собственный остывший чай. — Ещё и злодей, готовый обречь близкого человека на муки… Приближающийся звук заставляет её настороженно замереть, кожей впитывая изменения в атмосфере. Это пение; в меру громкое, чтобы не раздражать, довольно приятное, и весьма знакомым голосом. Позови демона по имени, он и явится. Хэй Сяцзы вальяжно входит в салон под создаваемый им же саундтрек из той американской песенки про будущего мужа, которая раздражает А Тоу в ближайшем супермаркете уже н-ный месяц подряд, серьёзно, она сбилась со счёта, а настырные слова и мотив въелись ей в кожу, как татуировки. Например, сейчас она начинает едва слышно подпевать сама собой, безо всякого на то желания. Это не песня, а настоящее проклятие. Хэй Сяцзы замечает их быстро. Рассиявшись при взгляде на Се Юйченя, — серьёзно, как из человека, закутанного в чёрное, с неприятной ухмылкой и небрежным видом, получается солнечный щенок бешеного маламута? — он немедленно направляется к столу, прихватывая по пути табурет, которым и тюкает об пол, усаживаясь так близко к партнёру, как только может. Иногда А Тоу кажется, что если бы лао Хэй мог, он садился бы на колени к боссу, а не на предназначенные для сидения предметы. Просто из вредности. Он и сейчас скорее повисает на плечах Се Юйченя в полуобъятии, чем сидит самостоятельно. Нет, она не завидует. Совсем. — Чаёвничаешь с малышкой А Тоу, Сяо Хуа? — деловито осведомляется он, бесцеремонно уводя чужую гайвань. А Тоу предпочитает смотреть с широко раскрытыми глазами на творящееся бесстыдство: Хэй Сяцзы серьёзно осматривает тонкий фарфор, будто продавать собирается, и прикладывается губами в педантичной нахальности ровно в то место, откуда отпивал Се Юйчень. Серьёзно, прямо перед ней и её чаем. С одной стороны, она определённо польщена, потому что проявленное доверие и уверенность в её преданности, бла-бла-бла; с другой, она откровенно возмущена, потому что совет снять комнату и успокоиться начальству давать нельзя, а хочется. Она выбирает недовольное цыканье в качестве универсальной реакции. — Обсуждали вопросы человеческой психологии, воздействие эгоизма как мотивационного фактора и умения строить будущее, — бесстрастно отвечает босс Се, лживый и коварный до последнего слова. Как дышит, думает А Тоу. Естественные навыки человека, ежедневно обитающего в великом гадюшнике, что тут скажешь. Намёк понят: ни слова лао Хэю об обсуждении лао Хэя, иначе она рискует остаться без премиальных и со сверхурочной работой. — Ну-ну, — недоверчиво хмыкает Хэй Сяцзы, как и ожидалось, и А Тоу уже готовится ответить, как преданная и правильная сотрудница на вопрос жены начальства, но судьба её милует: Хэй Сяцзы не спрашивает, хотя и не забывает (он не умеет забывать; никто из них не). Она оставляет аргументы на потом. — Нам пора, Хуа-эр. Та вещь нашлась. Се Юйчень мгновенно переходит в рабочий режим, из относительного спокойствия облачаясь в привычную броню хладнокровия. А Тоу наблюдает за тем, как восхитительной остротой наливаются его скулы, превращая улыбку в подушечку для иголок, колкую от числа скрытых лезвий, и отчасти жалеет, что рисовать себя босс запретил. Такие наброски пропадают зря. Хоть лао Хэю пытайся взятку дать, ещё и обучай, чтобы оставил эту красоту для истории. — Нам пора, — подтверждает Се Юйчень, поднимаясь так, чтобы не выскользнуть из-под уютно устроенной на нём руки Хэй Сяцзы. Плавно, как готовящаяся к атаке кошка. — Прошу прощения, А Тоу. Нам придётся продолжить после, если этот вопрос всё ещё тебя интересует. — Никаких проблем, босс. — откликается она с понимающей улыбкой, — Заглядывайте на чай. Удачи, лао Хэй. — Пока-пока, сяо Тоу! — машет Хэй Сяцзы, усмехаясь. Снова эта раздражающая привычка мешать английский с китайским, наверняка нарочно… Она придумает, чем ответить при следующей встрече. Надо будет допросить лао Хэя позже. Конечно, когда Се Юйченя не будет рядом: А Тоу хочется жить. В целом состоянии, при здоровом теле и психике. Хотя вопросы к Хэй Сяцзы и последний пункт не очень совместимы, но вдруг. А Тоу уверена: эти «взрослые люди» слишком нелепы и укоренены в привычке справляться самостоятельно, тогда как лучше было бы сесть и обсудить эмоции полноценно. Мужчины, что с них взять; такое воспитание. Но для того, чтобы разрешать проблемы, и существуют верные сотрудники, правильно? Когда-то они вытащили её. Она собирается вытащить их в ответ. Всё справедливо. По-честному.