Чужими глазами

Чай впервые за последние годы пах вишнёвым листом и нетерпением. Ей было интересно. Она ждала. Между ними не было таких уж близких связей. Внук кузена, двоюродная сестра дедушки — эти и так хрупкие нити надорвала и почти перечеркнула смерть Се Ляньхуаня. Никакие обстоятельства не могли бы оправдать вину её сына в глазах ребёнка, потерявшего названного отца, однако… Се Юйчень зла не таил. Может быть, он что-то знал. Может быть, догадывался. Может быть, был слишком похож на Се Цзюе, унаследовав его холодный нрав. Может быть, отказывался лишаться одной из последних родственниц по крови, не желающих ему смерти. Может быть, был слишком мягок. Может быть, решился простить ради У Се — беспечное обаяние Сяо Се заставляло многих лишиться разума. Она не знала, о чём думал Се Юйчень. Знакомое чувство. Тем более неприятное, что её противником был ребёнок — не хитрец-кузен, не равный взрослый, дитя. Почти унизительное. Однако злиться на Се Юйченя не получалось. Сяо Хуа — да, он был Сяо Хуа, маленьким, но уже ядовитым цветком, выросшим на кровавой земле, — был хорошим ребёнком. Уважительным. Внимательным. Слишком хорошо осознающим ценность человеческих связей. Сяо Хуа был не её ребёнком. И тем страннее было осознавать, что вести от него приходили чаще, чем от родного внука, а порой и чаще, чем от собственных детей. После гибели её дорогого мужа было одиноко: Сяо Се не спешил в семейное поместье, занятый учёбой и магазинчиком, Саньсин пропадал в экспедициях, Эрбай разрывался в попытках всё уладить, Ицюн… Ох, Ицюн, её первенец. Всегда ласковый и верный, но уже нашедший дом — единственный, за кого её сердце не тревожилось. Старость не затуманивала её острый ум. Конечно, она всё понимала. Но понимание не отменяет одиночества и скуки: самым главным спутником её дней стал надёжный Сяомань-гэ, последний из любимцев супруга, а единственными весточками со стороны — письма от дорогой подруги, выкликающей в Пекин. Она понимала, почему Хо-цзе не приехала бы в Ханчжоу погостить, но и сама выбираться из дома не считала возможным. Внимательное отношение Се Юйченя стало приятным сюрпризом. О, разумеется, он строго соблюдал правила и приличия. И, что бы ни подозревал Эрбай, визиты и письма Се Юйченя не несли в себе никакого корыстного интереса. Он всего лишь… Отдавал должное. Поддерживал старую тётушку, как раньше, при жизни её мужа, посылал подарки, но не являлся лично, уважая стремление отринуть прежние знакомства. Сяо Хуа заглядывал на чай по расписанию. Привозил гостинцы. Рассказывал новости и развлекал беседой. Каким-то чудом добился доверия Хо-цзе и привозил малышку Сюсю, которая очень жалела, что им никак не удавалось застать У Се, но была рада пообщаться и с этой старушкой. Судя по оговоркам Эрбая, что-то творил с семейными делами, прикрывая, если бывала возможность. А потом, когда всё наладилось, помирившиеся дети пришли на чаепитие вместе. Было любопытно увидеть их втроём: её внук, кажется, равнялся на юношу Се, обожал спорить с малышкой Сюсю и был счастлив, пообещав когда-нибудь собрать всех-всех друзей и показать любимой бабушке. Словом, Сяо Хуа был хорошим ребёнком. И именно поэтому он, в отличие от У Се, решился представить своего избранника по правилам, хотя и не должен был, пускай и назвал, стесняясь, просто партнёром. Хэй Сяцзы был… Загадкой. Сяо Се упоминал, что Хэй Яньцзин, человек в чёрных очках, был его наставником и другом. Саньсин нанимал его. Эрбай говорил, что он опасен. Её дорогой муж предпочитал красноречиво молчать, а милая подруга отзывалась, в своём духе, как о меркантильной заразе. Она сама его не знала. А Се Юйчень назвал его самым надёжным человеком в мире. И то, как ребёнок просыпался, стряхивая вечную маску слишком взрослого и серьёзного, рассказывая о Хэй Сяцзы, говорило её сердцу больше, чем любые отвлечённые описания. Это стоило того, чтобы подождать и посмотреть на таинственного наёмника лично. Хэй Сяцзы вживую оказался ещё более интересным типом. Подавляющий физически, он, тем не менее, обладал исключительным умом и был хорошо образован, отлично владел искусством беседы и явно имел правильное воспитание. Да, его внешний вид был несколько… Необычным. И проглядывающийся под обходительностью характер точно был тяжелее стали, а уж упрямство, по словам Сяо Хуа, могло редкостью поспорить с пурпурным нефритом. И главный недостаток в лице пола невозможно было изменить. Но всё это с лихвой перекрывалось одним фактом: Хэй Сяцзы рядом с Се Юйченем тихо мерцал, вспыхивая каждый раз, когда Сяо Хуа обращал на него внимание. И, судя по рассказам, делал так не один год. Хэй Сяцзы юного Се обожал, а тот светился и тянулся в ответ, как цветок к солнцу. Это напоминало ей о собственном браке; это напоминало ей об Эр Юэхуне и его драгоценной Я Тоу; это напоминало ей о том, как горевал Саньсин, потеряв не успевшую стать ему невестой Чэнь Вэньцзинь. Будь это кто-то другой, она бы попросила подумать ещё. Вспомнить о репутации, о наследниках, о делах семьи. Но она была Се до того, как стать У; она могла не знать, о чём думает Сяо Хуа, но она знала, о чём думал бы глава Се. Он уже всё устроил и всё решил. Он мог себе это позволить. И, право слово, теперь настали совсем другие времена. В крайнем случае Се Юйчень мог бы усыновить одного из потерянных детей, как рискнул её хитроумный внук. Она благословила, хоть благословения её Сяо Хуа не просил. И теперь, выждав момент, когда Се Юйчень был бы прочно и основательно занят, выкликала Хэй Сяцзы на чашечку чая в одиночку. Не для того, чтобы строить козни, упаси её предки; просто поговорить. Предупредить. Сяо Хуа не был её ребёнком и не принадлежал семье У. Однако он был внуком Се Цзюе, названным дитя кузена её Саньсина, братом и лучшим другом её У Се. Он был частью стаи. А она была Се. И она была У. Стоило предупредить Хэй Сяцзы. И узнать его взгляд на их историю.