Мимолетные прикосновения любви

Воды Чаупхраи краснеют, словно от крови, когда в ночное небо взмывает новый Феникс. Всё живое замирает, а время - останавливается, чтобы послушать его Песнь. ...В тот день Кинн должен был погибнуть. Он знает очень хорошо: от таких ран не выживают. Он видел свою кровь, но почти не чувствовал боли - шоковое состояние, вызванное ранением, быстро отключило способность ее воспринимать. Он видел отчаянные глаза Порша, выпустившего в незадачливого стрелка весь магазин, на одном дыхании, и поймавшего его самого почти у самой земли. Кинн улыбается, сглатывая кровь. Самое мерзкое изобретение человечества, самое прекрасное и жестокое оружие - экспансивная пуля или «пуля дум-дум» была запрещена больше ста лет назад. Где и как нашел ее незадачливый мститель, было уже не важно. Кинн понимал, что умирает, и чувствовал лишь досаду. В конце концов, у него было слишком много дел на этой земле, чтобы уходить так внезапно и скоропостижно. Его отец был болен, его старший брат исчез, а младший светил сумасшедше влюбленным лицом на мероприятиях, приуроченных к выходу его первого сольного альбома, совершенно забыв о своей семье, как он всегда хотел. Подвисли в воздухе новые контракты, в побочной семье шли волнения, документы следовало разгрести... А еще он так и не сказал Поршу главного - как он любит его. И это угнетало сильнее всего остального. Порш. Невозможный. Бесконтрольный. Словно нарисованный тушью на плотном листе бумаги - хитрый взгляд лисьих глаз, строгий абрис губ, мягких и нежных в своей ласке. Крепкое подтянутое тело в сухих жгутах мышц, узкая талия, сводящая Кинна с ума. Сила и нежность. Буря и лёгкая туманная дымка над водой. - Я не дам тебе умереть... - шепчет Порш, пытаясь безуспешно прикрыть огромную рану рукой, но только пачкая свои руки в чужой крови. Смешной. Любимый. Краем угасающего сознания Кинн ловит алый отблеск в тёмных глазах, и его накрывает огненным жаром, опаляя и выжигая в лёгких остатки кислорода. Его словно окунает целиком, всем телом, в пылающий огонь, но тот не добивает, а будто бы обнимает за плечи, словно изголодавшийся любовник. В тоске и боли, в ослепляющей огненной нежности к небу Бангкока взмывает Феникс, сжимающий в объятиях того, чья жизнь стала важнее собственной. Бьют по воздуху крылья, сплетённые из невесомых всполохов пламени, разносится над городом скорбная песнь. На неё отзывается другой, второй. Просыпается среди ночи в кольце любимых рук, вздрагивая от струящихся по лицу слез, от сковавшего кончики пальцев холода близкой неминуемости. Рыдает взахлёб, отзываясь душевной болью на страдания старшей божественной птицы, пока лежащий рядом не просыпается: - Пит, что с тобой?! Что случилось? Но Пит ничего не может сказать, а Вегас - не слышит. До него доходит только смутная тревога, разлитая в воздухе, натягивает нервы и требует сделать хоть что-то... Хоть что-то. - Пожалуйста... - всхлипывает Пит. - Уйдём. Вниз. И это то, что Вегас может сделать для него. Он подхватывает рыдающего Пита вместе с одеялом на руки и уносит в подвал. Там тихо, почти не горит свет, а воздух сух и стыл. Пит, почувствовав над собой надёжные перекрытия, медленно успокаивается, прижавшись к Вегасу, пока они сидят на полу у стены. Тот медленно гладит его по щекам, стирая остатки слез и пережитого ужаса. Вегас думает - паническая атака. Пит думает - пожалуйста, пусть Кинн выживет. Ни для кого другого Феникс не завёл бы свою песнь. Опаляемый огненными объятиями, Кинн парит над городом, замерев в одной точке времени. Его раны медленно исчезают - время для них идёт в обратную сторону. Капля за каплей возвращается в жилы кровь. Начинает стучать упрямое сердце. Феникс взмахивает крылом, и они падают, падают вниз, в тогда, когда ещё никто не посылал пулю в Кинна, и когда время начинает идти своим чередом, Порш выступает против размахивающего пистолетом китайца, выбивая оружие у него из рук... Пуля "дум-дум" не нашла свою жертву. За это Порш платится своей удачей, и ближайший месяц Кинн не выпускает его из особняка: Киттисават спотыкается на пустом месте, давится водой, его еда всегда испорчена, а оружие даёт осечку за осечкой. Для Порша это меньшая цена за жизнь - он вытерпит всю жизненную неустроенность, но не сможет пережить отсутствие Кинна рядом. Кинн не должен помнить, что случилось, но смутные сны тревожат его весь месяц, пока Порш пытается свернуть себе шею на лестнице или отравиться свежайшими булочками в столовой. Но месяц неудач заканчивается. Они стоят друг против друга, и Кинн больше не может молчать. - Я тебя люблю, Порш. Я тебя люблю, мой Феникс. Кинн видит, как расширяются глаза Порша, и в них словно что-то мелькает, будто отблеск огня, живого пламени. Порш шагает ближе, принося с собой жар сильнее, чем просто тепло человеческого тела, но поскольку его губы впиваются в губы Кинна поцелуем, тому нет времени думать над странностями. - Я люблю тебя... - горячо выдыхает Порш куда-то в шею Кинна. - Я никуда тебя не отпущу.