***
Самое мучительное – это ожидание. Я едва ли не вою от этого него. Кажется, время специально начинает медленнее идти, как бы насмехаясь над моей очередной жалкой попыткой бегства. Тем не менее оно идёт, а не стоит. За решетчатым окном начинает темнеть, в мою «камеру» последний раз наведывались достаточно давно, а за дверью громкая тишина. Бейби Пять все так же сидит на стуле совсем неподвижно, но я то вижу, как дрожат её руки, а глаза смотрят на меня в молчаливом напряжении. Проходит ещё какое-то время, прежде чем темнота полностью окутывает пространство за окном, а одна-единственная свеча на тумбочке сгорает на половину. - Пора – шепчу я, вставая и доставая из под матраса спрятанные плоскогубцы, да беря большую подушку. Девочка семенит за мной, но останавливаясь на расстоянии двух метров. - Молодая Госпожа, м-может не надо? – шепчет она, мня свое платье, но я не особо слушаю её. - Нет – лишь отвечаю ей, поднося к ручке плоскогубцы, немного отводят руку, да прижимая все это дело подушкой. Не сомневаюсь и особо ни о чем не думая, беру, да резко ударяю. Пусть грохот и стоит, но он глухой. Убираю подушку и смотрю на то, что осталось от ручки – ничего. - Пошли – не оборачиваясь говорю девочке, толкая дверь лишь для того, чтобы тут же услышать грохот. Грохот, который не был ничем приглушен. Я замираю, внутренне напрягаясь. Пот бежит по спине и лицу. Беглый взгляд на ребёнка – та вновь ни жива, ни мертва. Мы обе стоим как вкопанные, ожидая, что вот сейчас кто-то примчится и нас… Не знаю, меня кинут куда подальше, а ее изобьют? Но время шло. Минута. Вторая. За ней уже третья, а ничего не происходило. Вдохнув, толкают дверь полностью. - Идём. Но ребёнок так и стоит, словно вкопанный. Глаза блюдце - губы мел. Ещё один вдох. Самое главное держать себя в руках. Быстро шагаю к ней, подхватывая на руки, а после вылетаю из комнаты. - Молодая Госпожа! – вскрикивает тихо ребёнок, в ответ не получая ничего. Я несусь по пустому, темноту и холодному коридору, постоянно прислушиваясь. Если я замешкаюсь и вовремя не среагирую на кого-нибудь приближающегося, то все будет потеряно. Нужно действовать тише и аккуратнее. - Молодая Госпожа, не туда! – Бейби Пять дёргает меня за рукав. Получив моё внимание, она указывает пальцем в другую сторону. Я несусь туда. - Т-там прачечная, Вы должны переодеться, а то Вас так легко поймают! «Да ты ж моё солнце» - думаю, но не отвечаю. В конце коридора стояла одинокая обшарпанная дверь. Толкнув её и попав во внутрь, лечу к первой же корзинке с бельём, благо, что чистое. Достаю из неё обыкновенные серые штаны с такой же серой рубашкой, да какую-то непонятную черную шляпу. Пока я переодеваюсь в это, Бейби Пять продолжает поджимать белесые губы. Осмотрев себя понимаю, что выгляжу нелепо, но на время сойдёт. Мы продолжаем путь. В какой-то момент ко мне приходит понимание того, что помимо звуков моих шагов я слышу что-то ещё. Что-то непонятное. Какой-то гам… - Т-туда нельзя! Там торжество! Молодая Госпожа! - Что ещё за торжество? – глупо переспрашиваю я её, тормозя, да разворачиваясь в другую сторону. Ну нет. Попадаться не хочу. Если есть ТАКАЯ хорошая возможность удрать, то нужно использовать. Прыжки с окон повторять я не буду, как сказала Виола, какая-то деталь там сломалась и если я сделаю что-то не так, то капут всему. Нужно найти менее вредоносный выход. - Я-я не знаю точно, но слышала от другой прислуги, что кто-то очень важный должен прийти, а потому Молодой Господин устраивает торжество. Я криво улыбаюсь. Торжество? И меня не позвал? Ах, как это жестоко, Дофи! - А ещё… - тем временем продолжает ребёнок на моих руках - … а ещё этот кто-то, как говорят, очень… Странный. - О чем ты? – ноги несут меня все дальше. - Ну странный. Просто странный. Знаете, Молодая Госпожа, этот кто-то высокий-высокий! Совсем как Молодой Господин, а ещё он падает на ровном месте и поджигает все своими сигаретами! Вновь кривая ухмылка. И что это за идиот? - А ещё шушукались о том, что у него волосы, как тёплое солнышко… Ой! – вскрикивает Бейби Пять, когда я резко затормозила и та чуть не навернулась с рук моих же. - Тёплое солнышко? – шепчу едва ли на грани слышимости, смотря на неё, пока глаза с каждой секундой становятся все больше. - Да! Да, тёплое солнышко! - Быть не может… - выдыхаю, немедленно разворачиваясь и уже натурально переходя на бег. Я лечу туда, где ранее слышала гам. Сердце билось словно башенное. Я прекрасно понимала, что нужно было улепётывать отсюда, пока есть шанс, но мне нужно было увидеть. Хотя бы одним глазком увидеть и тогда я точно уйду. Тогда я смогу сбросить хотя бы один камень, который мёртвым грузом висел на моей шее. Шум нарастал до тех пор, пока не стал оглушать. Тёмный коридор давно перестал быть таковым, теперь он был освещен. Я остановилась у самого угла, едва-едва выглядывая, пока Бейби Пять тихо кричит, что я должна уходить, ладно, кричит – это громко сказано, скорее шипит, и выглядит комично это достаточно. Но вновь её не слушаю. Осоловелыми глазами осматриваю то, что происходило предо мной. Начну с того, что коридор вывел к небольшой платформе, которая неплохо так возвышалась над большим залом, который был наполнен просто ахринеть какой толпой. Где-то в стороне на своём странном троне восседал Дофламинго, болтая в руке бокал с вином, пока на его коленях сидела какая-та…. - Это что вообще такое?! – просипела себе под нос, сжимая руки. Какого черта Дофи творит? Это что ещё такое?! Неясная ярость стала подниматься во мне и рваться наружу. Сжимая кулаки сильнее, стараясь успокоить себя. Мне нельзя срываться. Ни в коем случае нельзя. Это дело Дофи. Меня совершенно не должно волновать то, что этот недоумок позволяет сидеть на своих коленях всяким шмалям. Да она даже не красивая! Фу! Вот если бы там сидела Виола, я бы ещё поняла, но это… Я было хотела отвернуться, как эта пернатая гадость встаёт, все не отпуская проститутку с рук, натягивая на лицо просто гигантскую улыбочку. Девчонка обивает его шею. Не бесись, Руби. Тебя это не касается. Это не твоё дело. Пускай. Пускай! - Дорогие собравшиеся – его голос плавленым золотом обволакивает всех и вся. Сразу понимаю, что он захмелел – Спасибо, что собрались сегодня! Я так рад всех вас видеть! Но сейчас не об этом. Он, все так же, удерживая хихикающую дрянь, осушает бокал до конца, да выбрасывает его куда-то за спину, где после слышится звон и треск. - Вы ведь все знаете, что мы одна большая семья! Поджимаю губы от его слов. Вот значит как, да? Когда я считала, что МЫ семья, ты уничтожил все, что было мне дорого. А после и отнял оставшееся и вновь мною созданное. Ты запер меня хер пойми где и забыл, а сейчас семьей называешь непонятное скопище уродов и отморозков? Не приятно. - И вы все знаете, что семья за своих порвёт любого! – от его выкрика толпа заулюлюкала, но быстро утихла, стоило ему склонить голову в бок – И знаете… Недавно я узнал, что один из членов моей заблудшей когда то семьи - нашёлся! Я так долго искал и вот, мои поиски увенчались успехом. Прошу любить и жаловать моего бедового младшенького брата – Росинанта! Дверь открылась, словно только того и ждала, а после в зал вошёл парень… Толпа закричала пуще прежнего, запланировала и засвистела, но я не слушала. Всё звуки потонули в один момент. Я смотрела на молодого парня не в силах поверить… Роси. Малыш Роси, которого. Я так бесчеловечно бросила и который в итоге просто пропал. Этот самый малыш Роси, который был ниже меня, теперь шёл с прямой спиной и высоко поднятой головой на встречу брату, с которым он вскоре поравнялся. Они были почти одного роста. Это был тот самый Роси, у которого по лицу было понятно все его эмоции, сейчас же его физиономии не выражала ничего. Правда, он весь в каком то гриме… И странная шапка на его голове… Рядом стоят два брата, два таких одинаковых, но таких разных брата. У одного волосы подобны холодному металлу. Подобный холодному и отлитому одним из лучших мастеров мира золоту, которое тронешь – и замёрзнешь. Которое хотелось украсть и спрятать, прибрать себе. Второй же похож на солнце. Яркое и тёплое солнце, которое в своих объятиях согреет любого. Солнце, которое умеет прощать и любить. Донкихот Росинант стоял в центре гигантского зала и о чем-то говорил с братом, используя зачем-то бумагу. - Молодая Госпожа!- шипит уже Бейби Пять, беззастенчиво утягивая меня за одежду в сторону. Я бросаю на неё взгляд, а после поднимаю обратно, лишь для того, чтобы в последний раз взглянуть и уже точно уйти. Но все останавливается. Потому что Роси уже смотри на меня с широко раскрытыми глазами. Потому что Роси как-то, блять, заметил меня через всю эту толпу где-то в стороне. Потому что смотря на этого брошенного мною ребёнка, я вижу ярко-ярко голубые глаза. Глаза, которые смотрели меня с неверием и… Перед взором темнеет просто за секунды. Весь мир уплывет от меня. Лишь маленькая ручка Бейби Пять, что тянет меня остервенело за ладонь остаётся фантомным теплом где-то там.***
Я стала ненавидеть зиму уже давно. Зима всегда приносила что-то плохое. Что-то такое, что потом поломает тебя, а после этой поломки собираться придётся самому. Так, например, я потеряла когда-то давно ногу. С тех пор мне всегда приходилось носить шерстяные носки, пару штук так точно, с ботинками, хотя, хей, зачем? Нога то одна не настоящая. Но, кто ж знал, что так хлопот будет только больше. Сейчас не об этом. Зима всегда приносила что-то плохое. На белом снегу всегда было видно все, что происходило до недавнего времени, будь то следы, или отпечатки в виде ангела. Чаще всего я видела кровь. Вот и сейчас она окрасила белесые хлопья, марая навечно их невинность. - НЕ СМЕЙ! – я кричу, хотя криком сложно было назвать то, что по факту представляло из себя хрип, пытаясь вырвать руки из захвата двух псов Донкихота. Одну руку все же вырвать получается, а потому я, не долго думая, выхватываю из-за пазухи достаточно больших размеров нож, взмахиваю и привычным движением вскрываю одному глотку. Тот отшатывается, хватается за горло руками, открывая и закрывая рот, но мне плевать. Стало уже давно на подобное плевать. Уже было разверчиваюсь к другому, но на место раненному прибегает другой, а вместе с ним и ещё один. Меня валят без церемонно на землю, утыкая мордой в снег, да заламывая руки за спиной. Я брыкаюсь, пытаясь вырваться, выворачиваю голову, чтобы видеть, что происходит. Первым на глаза попадётся тот пёс, которого я цапнула ножом. Он лежит подобно мне, то есть мордой в пол, содрогаясь в предсмертных конвульсиях. Но мне все равно на него. Выворачиваю голову сильнее, чтобы видеть. От моей тушки раздаются не рыдание или что ещё, а самое настоящее животное рычание и самые обычные хрипы. Слезы застилают глаза. Я знаю то, на что способен этот псих. Я все знала, но тем не менее решила бежать. Я знала, что ему все равно на узы родства. Запомнила это ещё с времен Хоминга. И все же я бежала. Я все знала. И тем не менее я поверила Роси о том, что нам удастся спастись. Поверила, что мы выбрались и просто… Просто будем жить как люди… Нам больше не придется жить в безумии, не придется смотреть на жёсткость и смерти… Больше не придется принимать участие в этом. Да, это эгоистично вот так просто сбежать, оставив все позади себя и забыть. Но… Мы не волшебные герои из сказок или тот же самый морской дозор, как минимум я. Мы просто обычные люди, которые хотят спокойствия. Которые хотят свободы. И все же это все было… Зря. К чему в итоге все привело? - Ты предал меня! – рычал мужчина, направляя револьвер на брата. Росинант стоял, уже тоже давно преставший быть тем нескладным пареньком, которым я его увидела несколько лет назад, хмуря брови. - Ты сам себя предал, Дофламинго – его натянутый и спокойный голос. Псы в какой то момент слишком сильно вывернули мне руки, а потому я взвыла, но быстро подавила этот вой. - Ты, чёртова дозорная крыса! Я верил тебе, ты предал нашу семью! Ты предал меня! Младший собирался было что-то сказать, но череда выстрелов его заглушила. Я вскрикиваю, а после сжимаю зубы, чтобы более ни одного крика не вырвалось. Дофламинго любит эти крики. Росинант, простреленный собственным братом, валится на груду сундуков. Прямо в ту самую груду, где сидит один ребёнок, которого мы в последний момент успели спрятать. Он сидит, привалившись к ним, тяжело дыша. Сидит, отхаркивая кровь и марая невинно-белый снег. Я ненавижу зиму. - Тебе не найти Ло, как и фрукт, Дофламинго – на губах Росинанта расцветает улыбка безумце. Его глаза горят болезненным огнём. - Не провоцируй! Не провоцируй! – мой голос уже давно не слышен из-за самой обычной простуды. С губ срывается жалкий шёпот и сколько бы я не пыталась говорить громко, у меня ничего не получалось. Коразон, как и я, прекрасно понимали, что ему уже не жить. В его теле, по меньшей мере, девять пулевых, а смотря на маленькое озеро под ним становилось ясно, что у него явно осталось не много времени. Тем не мене он провоцирует. - Где они!? – рычит мужчина. Я вижу, как палец соскальзывает на спусковой крючок опять. - Дофламинго, стой! Меня не удостаивают даже взгляда. Все бедро ноет. Я где-то потеряла ботинок с протеза и теперь метал охлаждается. Едва ли отмечаю в сознании то, что пошел снег. Крупные хлопья медленно падали с неба. - Ему – Кора встает на шатающиеся ноги. Улыбка лихорадочна и безумна – Нечему учится у такого – он наставляет свой револьвер, как у брата, на Дофи. Его руки сильно дрожат… - воплощения зла, как ты! Отпусти его – Роси переводит свой горящий безумием и страхом взгляд на уже сидящую меня. Взгляд человека, который попрощался уже со всем и ни о чем не жалеет. Эти до безумия голубые и яркие глаза… - Теперь он свободен! Все происходит сразу. Не были и минуты промедления. Оглушающий и одиночный выстрел. Голубые глаза, смотревшие на меня, дрогнули, а после искры и огонь в них начал по-намного, но стремительно темнеть… Изможденная фигура пошатнулась, а после рухнула спиной на сундуки, медленно сползая вниз. Револьвер выпал в кровавый снег. Некогда яркие и голубые глаза ещё раз дрогнули, все так же смотря на меня, а после замерли навечно. В них больше не было ни огня, ни искр, ни жизни. Они превратились в глубокие впадины, что с каждой секундой теряли свою голубизну и становились все серее, да серее. Грудь мужчины больше не вздымалась, а пар не выходил из кровавого рта и носа. Я уткнулась в снег лбом, пока мой позвоночник выгибало в странную дугу. Рот открылся так широко, что суставы начинало сводить судорогой. Но от меня не последовал визга, как это могло случиться раньше. Лишь тихое скуление создавала я. Я не буду кричать. Я не дам ему ничего из того, что так любит этот больной ублюдок. Мужчина подошёл ко мне. Он что-то говорил, точнее, я уверена, рычал, грубо вздёргивая меня со снега, но отчего-то достаточно ласково поднимая меня уже на руки, унося прочь от тела своего брата. Заметив, что я все так же пялюсь туда, он закрыл мне рукой глаза. Его пальцы вцепились в мои виски, блокируя обзор. Но это не помогало. Я все так же видела перед собой посеревшие глаза, которым уже было все равно на все на свете. Глаза, которые навсегда погасили. Я ненавижу зиму.***