Homeless

Отстукивая по столу пальцем известный только ему одному мотив, Тэхён думает, что в следующей жизни хотел бы точно быть камнем, потому что фотографии, которые ему прислали на редактирование, не сочетались ни с одним фильтром, созданным лично им, а значит, надо делать что-то новое, подбирать под цветовую палитру композиции и стирать там, где это не нужно, что займёт куда больше времени, чем могло бы. Подработать в редакции по собственному желанию вместо практики, которой у него не было, кажется уже самым хреновым решением, но как минимум, пока он занят делом, голова не перестаёт напрягаться в том русле, которое не подтолкнёт его к очередному припадку. Глаза уже болеть начинают, а телефон продолжает разрываться от уведомлений из инстаграма. Чимин рассказал обо всём Хосоку, что вытащил его в клуб, что видел, как они с Чонгуком вместе куда-то свалили, и что после этого омега вернулся не в своей рубашке — это раз; застёгнутой по самое горло — это два; с краснющими щеками и опухшими губами — это три; и… — Да от тебя сексом за километр несёт! — это четыре. Чимину проницательности не занимать, это уж точно. Стоит ли говорить, что после быстрого перепихона в комнате персонала переглядки между Чоном и омегой стали намного чаще? О чём вообще может идти речь, если после этой ночи Чонгук сам позвал его к себе? Тэхён просидел с захмелевшими друзьями до конца смены Чона, соответственно утром, когда клуб закрывался, омега уходил с ним, а не с полуживым (или полумёртвым) Чимином и Намджуном, что был немногим бодрей Пака. Уже там, приняв ленивый совместный душ, Чон довёл клюющего носом и разморённого от алкоголя, танцев и отсутствия сна омегу в спальню, и они вместе уснули. Утром Тэхён, сидя немного сгорблено на краю кровати, тёр лицо руками в надежде придать себе немного бодрости, как почувствовал мягкое касание чужих губ к своему затылку, а после — как обвиваются вокруг торса сильные руки. Омега тогда думал растечётся лужицей от сладких ласк, которыми его баловал Чонгук. — Что за внезапный прилив нежности с утра? — хриплым, сонным голосом поинтересовался Ким у него, подставляясь под приятные касания к своему животу и шее, куда перешёл губами альфа. — Просто. Тэхён хмыкает, уставившись в уже живущий активной дневной жизнью город за окном. — Не бывает просто, — говорит, накрыв ладони Чона своей, а её перехватывают, принявшись плавно поглаживать холодные пальцы одним большим. — У всего должна быть причина. — А если мне просто захотелось сделать это? — Не верю, — шёпотом. — Какой ты неинтересный, — низко на ухо, вызывая смех от возвращения сказанной когда-то фразы бумерангом и мурашки по всему телу от горячей хрипотцы в голосе. Длинные волосы альфы свисают вниз, щекочут чуть оголённое плечо — из одежды только боксеры, которые, кажется, держатся на тазобедренных косточках на честном слове. Руки Чонгука свободно скользят по телу, проходясь у кромки белья, от теплых пальцев живот поджимается, а сам омега выпрямляется, чувствуя, как что-то приятное вынуждает его тело изгибаться навстречу ласкам. — Кажется, мы ещё никогда не просыпались в одной кровати, если не занимались сексом, — задумчиво говорит блондин. — Можно сейчас это исправить, — целуя линию подбородка, — хочешь? — Времени нет, у меня весь день расписан, надо уже идти, если не хочу нигде опоздать, — после сказанного отнимает руки Чона от своего тела и встаёт, чтобы найти аккуратно сложенные на небольшом стуле вещи. Чонгук падает обратно на кровать, слабо простонав и перевернувшись на живот, чтобы было удобней следить за тем, как омега одевается, немного неуклюже, ещё сонно, прыгая на одной ноге, когда пытается натянуть вторую штанину, однако на это он смотрит со слабой улыбкой на розовых губах. — Кажется, это моя рубашка, — комментирует, видя, как Тэхён, как ни в чём не бывало, принимается застёгивать пуговицы на его запасной рубашке, которую дал на работе. — Жалко? — не отрываясь от своего занятия, спрашивает Ким. — Я куплю тебе новую. — А может, потом вернёшь эту? — взглядом прослеживая путь омеги от стула до тумбочки, где оставил ночью свой телефон. — Нет, — повернувшись к альфе, подходит к кровати и садится у края на корточки, оказавшись прямиком перед чужим лицом. — Эта — теперь моя. Чонгук опасно сощуривает на миг глаза, прежде чем резко подскочить с места и притянуть за затылок омегу к себе, чтобы прижаться своими губами к его, немного смять их и с чмоком отстраниться, поймав долгий пронзительный взгляд карих глаз на себе. Взгляд Чона с глаз падает на чужие губы и поднимается обратно, но Тэхён, шумно вдохнув носом, отворачивает голову и поднимается на ноги, дав руке альфы безвольно полететь вниз и коснуться пола. Тэхён тогда сбежал, почувствовав то, что было чувствовать не нужно — тепло в чужом взгляде, таком нежном и заворожённом, какой он не видел ни разу ни у кого. А придя домой, ощутил острый, колющий невидимыми иголками, холод. А за окном конец лета, ни о каком холоде не может быть и речи, а кондиционер давно не включали за ненадобностью — замёрзнуть от одиночества Тэхён прекрасно может и сам. Сейчас почти семь вечера, ему говорят, что он свободен и может идти домой, но направляется сначала в магазин, чтобы обновить мини бар в холодильнике, новые баночки бананового молока и прикупить фруктов, без которых в последнее время просто жить не может, перестав питаться нормально. И по пути отправляет сообщение Чонгуку о том, что, как и обещал, купил ему новую рубашку, и тот может её забрать в любое время, но лучше сегодня или Ким и её себе оставит. Немногим позже, когда Ким, укутавшись в тонкий плед, лежит в гостиной, прожигая время за просмотром какой-то музыкальной премии, а спать тянет нещадно, в дверь раздаётся нежданно-негаданно звонок. И что за привычка у людей из его окружения тащиться в гости на ночь глядя? В любом случае, если это кто-то из близких, Чонгук там или Хосок, то в амёбном состоянии будет хотя бы не стыдно показаться. Шаркая по полу тапочками, он плетётся в прихожую. Дверь открывается, а на пороге оказывается… — Джихан?.. — в самом настоящем шоке распахивает глаза омега. Пальцы на ручке двери расслабляются, держась за неё лишь кончиками. — Здравствуй, прелесть, — улыбается гадко Хван. — Как дела? — Уходи, — будто очнувшись, опускает глаза с его лица Тэхён, и толкает дверь, чтобы закрыть, но ему не дают это сделать, подставив ногу. — Ну-ну-ну, зачем так резко? А поговорить? — Нам не о чем говорить, — отрезает омега. — А мне кажется — есть о чём. — Уходи, Джихан, я не шучу, — Тэхён чувствует, как сердце начинает набатом отдавать в ушах, разнося своё громкое биение по всему телу. Ему по-настоящему страшно в данный момент, потому что хуже миражей бывшего может быть только он сам в десятом часу на пороге твоего дома, когда рядом нет совсем никого, кроме липкой тревоги. — Ты сделал свой выбор больше чем полгода назад, выбрал другого, так оставь же теперь меня в покое и убирайся отсюда. — Лучик, ну ты же понимаешь, что если я пришёл с конкретной целью, то не уйду, пока не добьюсь желаемого, — клонит голову к плечу Хван. Звучит как угроза. — Давай не будем глупить и поступим как взрослые, цивилизованные люди? — Давай, — говорит Ким, стараясь звучать уверенней. — Не будем ворошить прошлое и разойдёмся так, словно не знали друг друга всё это время и были друг другу простыми прохожими, — снова попытка закрыть дверь — снова неудачная. — Тэхён, блять, я хочу всё нормально обсудить, — рычит альфа, свободно проходя внутрь, отодвинув сопротивляющегося омегу в сторону — у блондина руки начинают натурально дрожать, а в глазах вдруг щиплет неприятно. Он чувствует, что воздуха в лёгких становится ужасно мало, делает глубокий вдох, прогоняет непрошенные слёзы и закрывает дверь, но не проворачивает в ней замки на всякий случай, если вдруг придётся бежать. Невозможно знать, что в голове у человека, который тебя использовал, а потом одними словами сравнял с землёй. Страшно представить, зачем он пришёл сейчас, когда у него, по идее, всё хорошо. — Не надоело жить здесь? — вальяжной походкой вышагивая по гостиной, изгибает бровь Хван и поворачивается к омеге. — Помнится, раньше ты любил часто менять местожительство. Хотя, да… зачем менять? — снова осматриваясь в до боли знакомой квартире. — Здесь же столько воспоминаний. Ты помнишь? — с улыбкой обманчивой опускает голову и врезается глазами чёрными, как врата Ада, в ответный взгляд Кима — подозрительный, наблюдающий. — К чему ты это говоришь? Всё, что было раньше, осталось в прошлом, — лжёт и не краснеет. — Сейчас у тебя своя жизнь, а у меня — своя. Говори, зачем пришёл, и уходи. Джихан стоит на месте, смотря на омегу слишком долго, с прищуром задумчивым, проводя кончиком языка по клыкам, а потом вдруг опускает взгляд на чужую шею и хмыкает самодовольно. — А подвеску мою до сих пор носишь. Омега машинально тянется ладонью к шее и опускает голову, взяв именной кулон в ладонь. Чего он пытается добиться? Зачем говорит за прошлое и указывает на вещь, прямо относящуюся к нему? — Послушай, — альфа делает шаги навстречу, Тэхён — словно к полу прирос, застыв в ужасе — хочет сделать тысячу шагов назад, но ноги отказываются слушаться. — Ты сейчас, наверное, решишь, что я вру, но… Я хочу всё вернуть, Тэхён, — поднимает ладонь, от прикосновения которой Ким вздрагивает, чувствуя, как щека в месте касания костяшек пальцев начинает мнимо жечь, словно кислотой облили, — хочу возобновить наши отношения, как когда-то было, — с вдруг нежной улыбкой на лице. Омежьи глаза с нахмуренным взглядом поднимаются на него вместе с головой. Это что, шутка такая? Он, забрав первую любовь Тэхёна, растоптав его чистые чувства и осквернив светлые воспоминания, сейчас просит что? Даже не просит, а предъявляет, что он хочет, не спросив, хочет ли того Ким, нужно ли ему это, а просто поставив перед фактом. — Это шутка какая-то? — озвучивает мысли Тэхён. — Нет, я, правда, подумал и пришёл к мысли, что с тобой мне было лучше, чем с кем-либо. Мы будем так же видеться на выходных, смотреть вместе фильмы, ходить гулять, в клуб и везде, где душа только пожелает. Чангюн об этом не узнает, он… Мы расстались, — омега вздрагивает. — Из-за тебя… Чувства к нему оказались фальшью, чем-то… не моим. А с тобой было совсем иначе. Ты любил меня по-настоящему. И я… тоже, — на правду не похоже. — Ну? Что скажешь? Он что, простите?! Он будто не понимает, через что пришлось пройти Тэхёну и через что приходится идти до сих пор, чтобы забыть всё то, что было между ними, стереть, как страшный сон из папки «меморис» в голове, а у него мало того, что хватило наглости заявиться к нему, практически вломиться в чужую квартиру, так ещё и предлагать вернуть токсичные отношения, которые слишком затянулись и привели к разрушению омеги изнутри! — Я согласен, — уголки губ стремятся вверх в немного нервной манере. Из груди рвётся наружу истерический смешок, который Ким не успевает подавить, тот срывается с губ кратко, а потом ещё раз, уже громче, а улыбка треснутая начинает расширяться с каждым изданным звуком всё больше. В конечном итоге омега смеётся, почти до слёз, от души, склонив светловолосую голову к груди, а потом поднимает её и в неверии шепчет: — Ты действительно думал, что я скажу так? Ты с ума сошёл, — но как сумасшедший сейчас выглядит именно он, потому что продолжает смеяться, но уже так громко, что чистые намерения Хвана начинают так же трещать по швам, как начинает чернеть его взгляд. — Ты понимаешь, что вообще говоришь? — так же шёпотом, чувствуя, как у глаз снова скопилась влага. — Ты, — шипит злостно с улыбкой треснутой, что медленно сходит с лица с каждым словом, — ты знаешь, что ты сделал? Ты не просто использовал меня, обменяв почти два года жизни на свои лживые чувства, ты и мои, — в грудь себе указательным пальцем указывая, — подло взял и уничтожил, сказав, что моя к тебе любовь не стоит и гроша! Ты мог спокойно уйти, сказать спокойно «мы расстаёмся» и остаться при своём, с Чангюном, в объятиях того, кто тебе был нужен, — и срывается на крик, — но ты решил, что правильней будет указать мне моё место и внушить, что я ничто без тебя и твоей любви! Ты, доведя меня до слёз, продолжил издеваться, пока у тебя не закончился словарный запас! И не посмотрел на то, что ломать уже было нечего, ты стёр меня в порошок ещё тогда, когда сказал, что… — У меня не было выб… — перебивает его альфа. — Хватит пиздеть, что у тебя нет выбора! Выбор есть, сука, всегда! — перебивает в ответ, надрывая горло, прямо в лицо, уже не стыдясь, пуская тёплые ручьи из слёз катиться вниз к подбородку. — Как ты смеешь приходить вообще сюда и требовать то, что давно утрачено? — сорвавшись на шёпот. — Я больше, чем уверен, что это Чангюн бросил тебя, а не вы расстались, — низко, сломлено. — Ну, что, каково почувствовать себя на моём месте, когда обесценивают твои старания и чувства? Ты же так любил его, — усмехнувшись, — так старался для него. А итог? — омега выжидает несколько секунд ответ, но его не следует — Джихан отводит голову, со вздохом, в сторону. — Это стоило того, скажи? — вопрос врезается в равнодушную тишину. — Ответь мне! Лицо Джихана мрачнеет, нижняя челюсть опасно поджимается, заиграв желваками, взгляд, хищный, убивает на месте. От дружелюбия не осталось и следа. — Не смей, — шипит в лицо и сжимает его в пальцах, с силой давя на скулы, — орать на меня. Не смей! — рыкнув тихо. — Всё сказал? — слышится со стороны. Тэхён готов с облегчением выдохнуть, скосив взгляд вправо, куда поворачивается и голова Джихана — у стены, ведущей из прихожей, прижавшись к ней плечом, на ступеньке стоит Чонгук, убрав руки в карманы синих джинс. Смотрит сурово на альфу, не обращая внимания на Кима, скользит по его фигуре таким взглядом, что, кажется, убьёт на месте. — Уже ёбыря нового нашёл, — констатирует, усмехаясь в конце, Джихан, и отпускает чужое лицо, не сводя с альфы взгляд. — Молодец, Тэхён, — осуждающе, насмешливо поворачивается к Киму, — оперативно шлюхи нынче работают. И где же бравады о любви, что минутой ранее звучали из этих же уст? Где твоя любовь, Джихан? Разве так обращаются к тем, кого любят? — Пойдём-ка выйдем, поговорим, — отталкивается от стены Чонгук и делает несколько ленивых шагов навстречу, спускаясь по двум маленьким ступенькам в зону гостиной, — покажешь, где именно они работают. — Слушай, приятель, мне проблемы не нужны… — посерьёзнев, говорит Хван, в то время как Тэхён делает несколько мелких, едва заметных шагов в сторону Чонгука, перебираясь туда, где безопасней. — Любезность свою можешь в жопу засунуть, — возникнув перед парнем, перехватив Кима за руку и самостоятельно заведя себе за спину. Джихан усмехается. — Мы же не хотим замарать этот чудесный ковёр кровью, так ведь? — Выйти за пределы квартиры очкуешь? Чуть что, побежишь защищаться омегой? Хван шумно вбирает в легкие воздух, едва держа себя в руках — это видно по тому, как сжимаются и разжимаются нервно его пальцы. — Что молчишь? Или ты дерзкий только когда прижимаешь тех, кто слабее? Тэхён не рискует вмешиваться, но видит и слышит, что Чон намеренно провоцирует альфу выйти с ним на улицу, но явно не для проведения мирных бесед, а чтобы не марать ковёр кровью. Чужой. — А ты? — вскидывает подбородок Хван вдруг. — Понтуешься перед шалашовкой, так всё — сразу крутой? — Ещё одно слово в его сторону и будешь зубы по всем углам собирать, — опасно сужает глаза Чонгук, ещё на микро шаг приблизившись к альфе и сжав кулаки до побеления костяшек. — Не строй из себя героя, умник. — Джихан, уходи, прошу тебя, — решает вставить слово Тэхён, понимая, что хоть оно и мало что играет, но они всё ещё в его квартире, и хотя бы на правах хозяина он может прогнать их обоих отсюда. Альфа, видимо что-то взвесив в черноволосой голове, последний раз сталкивается в схватке взглядов с Чоном, а после переводит свой на омегу. — Ещё увидимся, Тэхён, — сразу обойдя их обоих и направившись в сторону выхода. — В травмпункте, — кричит вдогонку Чонгук. Дверь в прихожей захлопывается. — Фух, господи, — выдыхает тяжело омега, болезненно поморщившись, проведя руками по волосам и закрыв глаза. Силы вдруг стремительно стали покидать тело, а голова потяжелела. — Тихо, — Чонгук, повернувшись к нему, успел подхватить за плечи, тем самым удержав того на ногах, и помогает выровняться. — Ты весь дрожишь, — подмечает уже мягким, таким привычным голосом. — Сильно испугался? — Немного, — бормочет светловолосый, держась за голову. Кружится, болит, всё сразу. — Ты вообще ел сегодня что-нибудь? — обеспокоенно спрашивает. — Выглядишь вяло. — Не было возможности. — Давай тогда что-нибудь закажем? Ты сейчас рухнешь либо от стресса, либо с голодухи. — От пары дней голодовки ещё никто в обмороки не падал, это уж точно, — невесело улыбается Тэхён и — снова, снова! — отталкивает от себя слабо Чонгука, чтобы пойти на ватных ногах на кухню, сесть за обеденный стол на своё излюбленное место и заказать через телефон ужин себе и ему. — Двух дне… — повторяет изумлённо Чон. — Я обо всём скажу Чимину, он тебя сам сожрёт и не подавится, — грозится альфа, подходя сзади и кладя широкие ладони на хрупкие плечи. — Не сожрёт, — улыбается омега. — Он на диете, ему жирное нельзя, — Чонгук тихо смеётся за ним, а потом склоняется и, прижавшись губами к светлой макушке, следит за движением чужого пальца по экрану. Как же он испугался, когда услышал, как надрывает горло Тэхён, только занеся палец над звонком, чтобы дать знать о своём приходе. Как затопило злостью, когда любимое лицо грубо сжали чужие пальцы. Как сжалось сердце в груди, когда на нежной коже он снова увидел блестящие дорожки слёз. Не нужно быть сильно умным, чтобы понять, кем был человек, общавшийся с омегой в таком тоне. Хван Джихан объявился в крайне неудобный для себя момент, когда у Тэхёна, помимо лучших друзей, появился человек, который в бетон закатает, если на него косо посмотрит кто-то, кто он. Придушить голыми руками не побоится горло, из которого столько уничтожающих невинную душу слов вырвалось. Это ведь из-за него всё. Он не поскупился в высказываниях и поступил самым ничтожно-жалким образом — надавил на самое дорогое, что есть у человека — на чувства, чувства к нему, подонку, которые ему никогда не нужны были. Нельзя так играть с чужими чувствами. Это бесчеловечно, это убивает душу, травит её, как сорняк, а там ведь не он вовсе, а самый красивый и душистый цветок, занесённый в красную книгу. Таких, как он, нет почти. Такие светлые и искренние чувства не каждый в жизни может испытать, а Джихан, удостоившись чести получить их, решил, что в праве уничтожить. — Еда будет через полчаса, — оповещает Тэхён, блокируя телефон и откладывая его в сторону. — Как ты вообще пришёл? Зачем? — хмурится непонятливо. — Разве не ты днём писал, что обновил мне гардероб и купил рубашку? — А, рубашка, точно, — с ноткой разочарования, не услышанной чужими ушами. — Сейчас принесу, — порывается встать, но на плечи давят, вынуждая сесть на месте, а подбородок слабо поддевают пальцами, поднимая и наклоняя голову назад, чтобы на короткое мгновение прижаться к солоноватым от слёз губам и тут же отпрянуть, заглянув со слабой улыбкой, от которой на щеках вдруг вспыхивает румянец, в глаза. — Не нужно, — проведя большим пальцем по гладкой линии подбородка. — Я должен был прийти раньше, но попал в пробку, — говорит, поникнув. — Я мог успеть предотвратить это, и ты бы не плакал. — Прости, что снова заставляю волноваться о себе, — опускает голову, выровняв шею, потому что затекла, и потому что стыдно за свой вид. Как будто Хосока ему мало, ещё теперь и Чонгука вынуждает переживать. — Я бы не волновался, если бы не хотел этого, — обойдя стул, садится перпендикулярно омеге, во главе стола, сняв кожаную куртку, в которой пришёл, и повесив её на спинку. — И они тоже. В этом нет твоей вины. Тэхён чувствует себя маленьким мальчиком, которому объясняют простые истины этого мира. Почему-то сейчас, когда они с Чонгуком впервые оказались на кухне вдвоём, где нет ни гудящих басов от музыки, ни лишних людей, ни атмосферы свободы, к которой они оба привыкли, будучи там, — чувствуется обволакивающая полностью тело неловкость. Проще, когда они встречались за одной конкретной целью — переспать, снять напряжение, а после мирно расходились. Сейчас, когда этой цели нет, просто не знаешь, что делать, чтобы хоть как-то разбавить давящую тишину. А до приезда курьера ещё больше двадцати минут, и это без учёта пробок, в одну из которых и попал Чонгук. А вдруг и курьер задержится? Что тогда омеге делать? Что делать, когда Чонгук смотрит на него не так, как обычно — с желанием в глазах, а невероятно нежно, передавая через взгляд импульс тока, от которого в груди словно воздушный шарик надувается. — Он, наверняка, придёт сюда снова, — спасает положение Чонгук, заговорив. — У тебя есть, где переночевать пару дней хотя бы? — Почему ты так уверен, что он сделает это? — медленно моргает омега, чувствуя, что может вырубиться ещё до приезда еды. — Потому что видел, как у него глаза горели, когда он прямым текстом сказал, что вернётся, — иронично растягивает прямой линией губы Чон. — Оу, — понимающе говорит Тэхён, отведя стыдливо взгляд, снова опростоволосился, снова краснеет какого-то чёрта. Но то уже голова отказывается соображать от усталости и пережитых всех враз отрицательных эмоций. — Точно… Думаю, Хосок не будет возражать, если я перекантуюсь пока у него. — Если что, моя квартира всегда в твоём распоряжении. — Это завуалированное приглашение в постель на этот уикенд? — подняв брови, улыбается Тэхён. Чонгук усмехается чужой шутке. Грустно. Но эмоция остаётся незамеченной. Тэхён видит только такое развитие их отношений. Это печалит. Но ещё есть время показать ему, что тот, кому можно доверить своё разбитое вдребезги сердце, есть, и сидит сейчас перед ним. Он может его собрать, каждый осколочек, даже если он в виде мельчайшей пылинки, склеить, починить. Тэхён считает, что у него в груди всегда было пусто до прихода Хвана, но это не так. У него всегда было самое большое и чистое сердце, его просто доверили не тому человеку, и оно разбилось, как хрустальная туфелька Золушки. Но принц без коня (зато на чёрном ховере) починит, не будет искать другое, целое, он из тысячи осколков блёклого соберёт одно яркое, сочащееся светом. Решают перебраться в гостиную. Там включили телевизор, сели на диван, сначала были на расстоянии друг друга, а потом, как такое бывает, омегу стало клонить в сон, голова то и дело поникала, что не осталось незамеченным. Чонгук взял одну из декоративных мягких подушек, уложил себе на колени, голову омеги устроил сверху, а свернувшуюся калачиком фигуру укрыл тонким пледом, который лежал здесь же, на диване. Ладонь зарылась в блондинистые вихры. Когда пришёл курьер, еда уже была никому не нужна и её поставили в холодильник до лучших времён.

***

Тело ватное, кажется невесомым. Стоит открыть глаза и попытаться сфокусироваться на окружении и понять, где он находится, как первой мыслью по пробуждению оказывается вовсе не базовое «хочу спать ещё», «я голоден» или что-то похожее, а «где Чонгук?». И почему он в постели вообще, если помнит, как они в гостиной что-то смотрели? Когда успел перейти? Или его перенесли другие руки?.. Может, он всё ещё там, раз уж рядом его не оказалось? Тэхён переворачивается на спину, проведя ладонью по лбу. Что это вчера было? Он был слишком сонный, а потому не обратил особо внимания на действия и слова альфы, но сейчас, когда он в более-менее бодром виде (за исключением того, что живот призывно урчит от каждого вдоха), в голове начинают назревать подозрения, которые подтверждать не хотелось бы. Выходит из комнаты, как мышка, почти на цыпочках, не надев тапочки, в которых привык перемещаться по квартире, чтобы не разбудить никого и не выдать своего бодрствования. На выходе из спальни видно спинку дивана в гостиной, выключенный телевизор, а в кресле со вчерашнего дня стоит бежевый пакет из магазина с рубашкой. Пройдя на кухню, ему открывается более чёткая картина сбоку: теперь он видит, что Чонгук не ушёл, а просто решил провести ночь на диване под тонким пледом, чтобы… не стеснять омегу? Наверное. Тэхён вчера вдоволь насмущался, что было бы, проснись они в одной кровати после всего, может, ничего и не было бы, но когда начинаешь прокручивать события минувшего вечера в присутствии человека, который непосредственно связан с ними, невольно начинаешь краснеть щеками. Давненько не было такого. Сложно вспомнить, когда он смущался в последний раз, но наверное это было как раз в начале отношений с Джиханом. Так, надо немедленно выбросить его из головы! Только утром настроение себе портить не хватало! Спасает положение снова проурчавший живот, жалобный скулёж которого, кажется, был настолько громким, что Чонгук мог вполне проснуться от этого звука. Надо поесть. Еда — курьер! Они же вчера что-то заказывали! Заглянув в холодильник, омега находит два контейнера с едой и несколько небольших — дополнительных закусок к ней, а также остатки кимчи, которые передавал Хосок. Для завтрака подошло бы, конечно, что-нибудь полегче, но выбирать не приходится, да и голод заморил ужасно за последние два дня, что он почти не ел вовсе, занятый делами. Видимо, омега вчера на еде решил разойтись не по-детски: два супа из водорослей, в отдалении он ещё заметил коробочку с острой курочкой и даже ттокпокки. От души заказал, ничё не скажешь. Но вместо всего перечисленного рука первым делом хватается за баночку молока в коробке, где стоят ещё шесть таких бутылочек, и закрывает холодильник, прихватив ещё небольшое яблоко, садится за стол, поставив на сидение одну ногу, и берёт с плоской поверхности оставленный телефон. Первое, что он видит на панели уведомлений — сообщение от Хосока. Хосок: чонгук обо всём написал, буду ждать в любое время. Брови сами по себе сходятся у переносицы. Когда эти двое успели сдружиться? Хотя, может, Чонгук просто написал ему в инстаграме? Впрочем, неважно. Вспоминая слова альфы о предложении пожить пару дней у кого-то, в груди что-то ёкает. «Если что, моя квартира всегда в твоём распоряжении» Почему от мысли, что они могли бы сосуществовать в одном доме, в одной квартире, бегут по телу томительные мурашки? Так ведь не должно быть? Господи, куда же всё завело? Это должно было закончиться ещё в день рождения Чимина, стать одноразовой акцией и остаться в том дне навсегда. Как так вышло, что из обычного секса на одну ночь это переросло в защиту от бывшего, совместную — уже вторую! — ночёвку без какой-либо причины и… Слова. Такие волнующие душу, заставляющие смущаться, краснеть, улыбаться глупо, испытывать желание закрыть лицо и уйти. Даже после того, как Тэхён по глупости собственной пытался использовать его для усмирения собственных демонов, он вернулся. Почему? Его одиночный утренний перекус заканчивается часом позже, когда из гостиной раздаётся тихое шуршание от шевеления кого-то на диване. Чонгук вытягивает руки, лёжа на боку, широко зевает, не раскрывая глаз, а потом поднимается, принимая сидячее положение — плед падает с тела, являя взору освобождённые от футболки мышцы рук, грудь и немного пресса. Кинув взгляд выше, на второе кресло, омега видит вещи Чона, которые он снял для удобства, а сейчас натягивает только низ, и только после этого, сонно потерев лицо, он осматривается и замечает наблюдающего за ним Кима. И снова сердце в пятки. Что происходит этим утром? Взгляд чужих глаз падает ниже, хмурым немного становится, но из-за того, что альфа ещё спит и едва разлепляет веки, это выглядит не угрожающе, а скорее мило. — Ты уже ел? — вот и причина внезапной пасмурности на лице. — Нет, ждал, пока ты проснёшься, — вжимает голову в плечи Тэхён — врёт ужасно, сам тушуется от неуверенности и губу нижнюю закусывает, чтобы не сорвалась отчаянная правда. — Зачем? Мог бы и без меня, — хрипит так, что до мурашек снова доводит. Чон Чонгук, у Тэхёна скоро кожа застынет в таком состоянии и останется гусиной до конца жизни! — Тогда разогреешь всё, пока я понаглею немного и приму душ, если ты не против? — большим пальцем в сторону указывая. — Всё в твоём распоряжении, — отвечает омега и поднимается с места, чтобы сделать то, о чём попросил Чон. За разогреванием еды Тэхён заметил, как живот снова подгоняющую трель вопил ещё дважды. От молока с яблоком мало толка, это точно. — Чёрт, — тихо вздыхает, прижавшись головой к навесному шкафчику, пока ждёт окончания работы микроволновки. Не надо было идти на поводу у желаний и спать с Чонгуком в клубе. Это определённо было ошибкой, вызванной непривычно сильными эмоциями, среди которых он чётко ощущал, что ужасно соскучился по чужим касаниям и мягким губам на своих. От одних воспоминаний о них сладкий трепет по телу. Что уж говорить за орган, бушующий внутри? Нужно прекращать немедленно или потом не представится возможности. — Чонгук, — зовёт, стоило тому выйти из ванной с немного пушистыми после сушки феном волосами. История повторяется, снова что-то случится, снова начинается с имени, прозвучавшего слишком нежно вопреки намерениям. — Нужно поговорить, — придвинув клубящийся кофе, который сделал мимоходом, альфе. Чонгук кивает и подносит кружку к губам, планируя тут же продегустировать. — Я слушаю, — отпивает. Омега уводит взгляд, то и дело закусывая губу, собирается с мыслями, ногтями раздирая кожу на пальцах, а после тяжело сглатывает ком в горле и всё же говорит. — Я думаю, нам пора всё это прекращать. Я о наших встречах, — он не видит, но Чон вмиг серьёзничает, становится задумчивым и внемлет каждому слову. — Просто… это начинает переходить границы, — подняв глаза на альфу. — Единственные, которые у нас были, — замолкает, молчит и Чонгук. Приходится, превозмогая себя, продолжить. Возможно, он пожалеет о сказанном, вывернутом наружу из глубины души, но хотя бы предотвратит возникновение проблем. — Не знаю, как у тебя… Но мне кажется, что это начинает перерастать во что-то большее, к чему я категорически не готов, — снова спрятав взгляд стыдливо. Ему очень неловко говорить Чонгуку такое. — Почему? — заставляет в немом удивлении на себя уставиться. Так просто интересуясь, как будто… — Ч-что «почему»? — глупо хлопает глазами омега, будто не он только что озвучивал свои мысли, пояснение к которым требуют. Но на всякий случай уточняет, чтобы вдруг себе ничего не надумать, а то от интонации, с которой было это сказано, омега может подумать всё что угодно. Этих «почему» может быть много, Тэхён рассчитывает на самые безопасные. Почему не говорил раньше? Почему вдруг решил об этом заговорить? Почему я? Почему тогда позволил снова сблизиться в клубе? Почему предлагал, зная, к чему это может привести? Всё что угодно! Но только бы не вопрос, который означал бы и интерес с другой стороны. — Почему не готов? — снова ступор. Это… что? — Ты… — неверяще мямлит под нос, неосознанно выпрямляясь и чуть отклоняясь назад. — Что? Тоже вдруг понял, что влюбился в тебя? — от прямоты сердце ощутимо стукнуло. — Да, Тэхён, — кивает, отставив кружку в сторону. Появился слабый тремор в руках. — Долго планировал об этом молчать? — рискнул задать интересующий вопрос омега. — Думал, ты сам заметишь. — Я… заметил, — нехотя признаётся, пряча стыдливо глаза. — Почему не говорил? — склоняет немного к плечу голову Чонгук, словно в попытке заглянуть под опущенные веки, но в том нет нужды — Тэхён сам поднимает взгляд и смотрит неуверенно, с плохо скрытым волнением. — Считал, что надумываю себе. Чонгук вздыхает, исказив лицо в гримасе боли, и выпрямляется. — Тэхён… — с сожалением произносит его имя на выдохе. — У меня были на то причины, ты не поймёшь, — внезапное желание спрятаться от альфы побудило встать с места и рвануть в сторону любой другой комнаты, где можно закрыться, обезопасить себя. Да только не понимает, что не от надуманной опасности в лице Чона бежать надо, а от себя. Но вот загвоздка… От себя-то не убежишь никуда. — Какие причины? — Чонгук отодвигается от стола, поднимаясь следом. — Постой. Тэхён, — омегу удаётся поймать возле спальни, придавив дверь, которую тот пытался открыть, рукой. Омега делает попытку отойти, но его берут за руку, не позволяя отдалиться. — Объясни, какие причины? И тут Тэхёна прорывает. — Чонгук, я не готов к новым отношениям, — упрямо твердит. — Я после прошлых никак не отойду, посмотри, что со мной творится от одной мысли об этом, — поднимает руки на уровне груди ладошками вниз — те мелко дрожат. — Вспомни, что было, когда мы поругались. Из-за чего. — Это можно преодолеть. Я буду рядом, у тебя всё полу… — Нет, не получится! — в ужасе распахивает глаза Ким. Какое «рядом»? Чонгук, ты что говоришь? Неужто тоже крышей ехать начал? — Я не знаю, как с этим бороться! Я ничего не смогу дать тебе в этих отношениях, кроме своих проблем в голове и секса. — С чего ты взял? — супится альфа. — Потому что я ничего из себя не представляю, кроме глупого блогера-тусовщика, который не годен на что-то высокое! — из глаз брызнули слёзы. Говорить об этом так тяжело. Так больно. — Я пустышка, Чонгук, которая тебе будет только лишним грузом. Я сам о себе не могу позаботиться, постоянно насилую психику воспоминаниями о прошлом, которого в настоящем уже никогда не будет. Каждый чёртов вечер, когда я остаюсь наедине с самим собой, мысли о том дне сразу начинают атаковать, и я думаю, что никому не сдался и никогда не буду нужен, — прерывается, чувствуя, как от слёз начинает медленно задыхаться. Чонгук делает попытку хоть как-то успокоить, касается влажной щеки, чувствуя, как внутри что-то колет ужасно — как же ему надоело видеть эти солёные дорожки на лице омеги. Но Тэхён перехватывает ладонь, давая ощутить, как дрожат его руки, убирает от лица. — Я… Я… ни-ничтожество, ни на что не способное. Я слишком проблемный и пустой. Тебе не нужны такие отношения, — мотает головой и срывается быстрым шагом в другую сторону — снова пытается сбежать. Чонгук успевает догнать его и взять влажной от чужих слёз ладонью руку омеги, обойти его и за затылок потянуть резко навстречу, прижав содрогающееся тельце к себе. Омега, рыдая взахлёб, зарывается лицом в его голое плечо, не стесняется подвывать от накатившей истерики, вызванной страхом, собственными словами, где он признавал, насколько ужасен. — А ты меня спросил? — в светлую копну волос на виске шепчет, обвив одной рукой плечи Кима, а другой всё ещё будучи в мягких локонах. — Спросил, нужны ли мне такие отношения? Хочу ли я любить тебя, заботиться о тебе, быть рядом и поддерживать, успокаивать, когда ты плачешь? — Н… н… — Хочу, Тэхён, — не даёт договорить опасное слово на букву «н» — ладони омеги на его боках слабо сжимаются. — Я хочу быть с тобой, узнавать тебя, любить тебя. Ким упрямо мотает головой в отрицании, пуская новые слёзы на тело альфы. — Я тебя не обижу, — сокровенно шепчет. — Никогда, услышь, — новая волна рыданий — Тэхён не верит. Насколько же этот выблядок промыл ему мозги? Сколько гадостей нужно было наговорить, чтобы человек сам думал, что ничего не стоит, что он не больше, чем единица, которых на планете миллиарды? Как можно довести до такого состояния, до бесконечных слёз, моря алкоголя. Тэхён вешался на каждого прохожего альфу в поиске одноразового кайфа, искал быстрых связей лишь потому, что там всё ясно: там больно не будет, там он правит бал, там им восхищаются, его хотят, он кому-то нужен. Но он ведь также нужен родственникам, семье, Хосоку, Чимину и ему, Чонгуку, он так сильно нужен, что даже представить не может. Сдался ему этот Джихан, оставивший после ничего в наследство, кроме страданий. Стоила ли игра свеч? Для него определённо да. А Тэхён остался у разбитого корыта, в одиночестве, с барьером на хоть какую-то заботу. От чужой боли у самого невольно слёзы вот-вот грянут. Убьёт, убьёт эту мразь при встрече. И даже знает, кто ему в этом поможет. Тэхён же не просто человек — он личность, с нежной душевной натурой, той, что хрупкая и бесконечно ценная. Нельзя, нельзя так поступать с людьми. Пожалуйста, маленький, не плачь. От твоего воя так болит сердце, пожалуйста, остановись. Не полосуй по живому. — Всё будет хорошо, я хочу пообещать тебе это, — целует в висок. — Не брошу тебя, помогу преодолеть всё, сделаю тебя самым счастливым. Только прошу тебя, не нужно верить чужим словам. «Ты никто без своих соцсетей. Пустышка!» — Забудь о них. «Обыкновенная блядь, падкая на побрякушки» — Забудь и не вспоминай, думай только о нас с тобой, о наших вечерах, утрах, не позволяй им очернить твоё сердце. Перестань думать о том, кто не думает о тебе. «Тебя было приятно только трахать, для большего ты непригоден» — Мне так хочется любить тебя, слышишь? За твою красоту, твой сладкий голос, манеру речи, самую лучшую улыбку, за смех, за искренность. «Тебя любить не за что, понимаешь? Ты самый обычный, таких, как ты, ещё восемь миллиардов на Земле» — Ты — самый яркий человек, которого я когда-либо встречал в жизни. Самый уникальный и неповторимый, один, — «один, покоривший моё сердце». «Потаскуха» — Мой маленький омега, — совсем тихо. По щеке — слеза, затерявшаяся в копне крашенных волос. На талии — руки, обвившие его и прижавшие тесней некуда.