***
Ты — это то, что ты делаешь. Ты — это твой выбор. Жизнь — череда решений, которые тебе нужно принять. Кем же тогда является тот, чья судьба находится в руках других людей? Кто ты, если выбора у тебя нет?
Тот, в кого себя превратишь.
Проснувшись в смутно знакомой обстановке, последнее, что помнила Елена — то, как тело её перестало дрожать от ледяной воды, из-за того, что та уже заполняла лёгкие. Ей не было в этот момент больно или страшно, она просто знала, что это должно было произойти — на самом деле Елена должна была погибнуть много лет назад вместе с родителями, поэтому после того, как Гилберт увидела чей-то силуэт в толще воде и позаботилась о том, чтобы он спас Мэтта, сама Елена попрощалась с жизнью и действительно была готова принять такой исход событий. Но сейчас Гилберт оказалась в замешательстве, осознав, что находилась в своей спальне и, судя по всему, была живой. Сальваторе рассказали ей о том, как так вышло — в организме Елены была кровь Деймона. Этим они были обязаны Мэредит, которая использовала вампирскую кровь в качестве лекарства для своих пациентов. За то время, пока Стефан доставал из потонувшей машины Мэтта, Гилберт умерла, но Сальваторе не мог её там оставить, поэтому сейчас Елена вернулась к жизни благодаря крови Деймона и ей было необходимо завершить своё обращение, испив человеческой крови, иначе она умрёт и на этот раз безвозвратно. Это привело её в ужас — Елена никогда не хотела быть вампиром, но теперь она не могла оставаться человеком, потому что перед ней был выбор — умереть или стать вампиром. Ситуация, разумеется, не из приятных, но даже в таком затруднительном положении у Елены был выбор — тот самый выбор о том, в кого она превратится, столкнувшись с последствиями решения, которое приняли за неё. У Морены этого выбора не было — она не могла решить, что с ней будет после пережитого жуткого опыта, не знала, какое влияние это на неё окажет, ведьма вообще больше ничем не распоряжалась, потому что всё, что она сейчас могла — это просто быть, едва ли осознавая этот факт, а когда ты вообще не понимаешь, кто ты и что с тобой происходит, очень затруднительно принимать хоть какие-то решения. Сальваторе знал, что окажись он в воде — Мэтт Донован был бы мёртв, но зато Елена осталась жива и была человеком, ей не пришлось сейчас выбирать между жизнью в качестве вампира и смертью. За это Деймон чертовски злился на Стефана — брат прислушался к её желанию из-за чего теперь Елена оказалась перед таким выбором. Деймон начал осознавать, что сходит с ума — видения, в которых его тело подвергалось разного рода ужасающим истязаниям, ощущались ещё реальнее, потому что теперь они побуждали тактильные ощущения — полосы кожи жгло вместе с видом того, как на неё оставляли порезы, живот в начале пронзала острая боль после того, как в него был воткнут нож, а потом и вовсе скручивал болезненный спазм из-за поворота рукояти ножа. Кости его начинало слабо ломить в моменты того, когда Деймон видел, как их ломает в тисках чопорного механизма — и что-то подсказывало ему, что со временем будет хуже, ведь раньше тактильных ощущений и вовсе не было. И сейчас ему отчаянно хотелось только двух вещей — прекратить бесконечную череду боли, через которую он проходил, потому что Деймон вообще не был готов к тому, чтобы ощутить на себе сожжение участков своей плоти — от этого кто угодно мог наложить на себя руки, чтобы не проходить через это. Вторым его желанием, но первым по приоритетности было благосостояние Елены. И до того, пока он окончательно не выжил из ума, ему хотелось сделать всё возможное для того, чтобы у неё была нормальная жизнь, потому что Деймон искренне верил в то, что Елена этого заслуживает. И, если на то пошло, он готов был отдать за это свою жизнь. Какой с неё прок, если он никогда сам не сможет обрести счастье, так пусть всё хорошо сложится хоть у неё, даже, если она предпочтёт ему Стефана. Сальваторе не могли прийти к соглашению в том, что было для Елены лучше. Цель у них была одна, вот только каждый был готов использовать разные средства. В то же время состояние Морены всё ещё было причиной для объединения пяти человек, но им не приходилось спорить, потому что любые предложения, которые хоть немного могли помочь, должны были быть использованы. Ведьма выглядела спящей, но то, как она себя чувствовала на самом деле было неизвестно. Ксавье из-за двадцати минут пребывания в разрушающемся сознании потребовался час на то, чтобы окончательно прийти в себя, Морене же придётся справляться с этим состоянием гораздо дольше. Сомнений в том, что ведьма с этим справится ни у кого не было — она и не такое переживала, но опасения всё равно были. И злость, разумеется, тоже — на долю Морены выпадало слишком много. Каждый новый день превращался в игру «сапёр» — любой шаг мог стать последним. Существенное отличие было в том, что у игры была логика и, разгадав алгоритмы, можно было выиграть, а в том, что происходило с Мореной логики не было. Просто череда случайных встреч с теми, кто хотел сделать ей больно или и вовсе уничтожить её. Обстоятельство, объясняющее появление Батибат, Аластара и неизвестной ведьмы, было одно — все они так или иначе имели отношение к делам и обитателям Ада. А все МакЛауд необратимо прокляты на вечную связь с преисподней. Эти обстоятельства были достаточно весомыми аргументами для того, чтобы предполагать, что жизненные трудности Морену не оставят никогда и ей то и дело придётся разбираться с врагами семьи, которые решат мстить родственникам через неё. Это очень удручало. Ксавье на пару с Алеком избавились от тела мужчины, похоронив его должным образом. Хотя, учитывая то, каким сильным было его желание умереть, вряд ли он бы вернулся в качестве призрака для мести из-за своего убийства. Можно сказать, что его заветное желание было осуществлено и он мог быть за это благодарен. Больше его сознание никому не сможет навредить, в том числе и ему самому. Предполагать, что человек со сломленным сознанием один на весь мир — очень опрометчиво — наверняка такие люди есть ещё. Но очень хотелось верить в то, что с ними им встретиться не придётся. Иззи и Стася не знали никаких заклинаний или обрядов, которые могли бы им пригодиться, поэтому было решено обратиться за помощью к современной медицине. В больнице царила беспокойная атмосфера — было много людей с табельным оружием, которые сновали туда-сюда, заглядывая в каждый угол. Иззи не знала о том, что это была облава на вампиров, да её, в прочем, это особо и не интересовало. Суета была ей только на руку, потому что, пока весь медперсонал и постояльцы больницы были на ушах, охотнице не составило большого труда раздобыть форму, чтобы прикинуться медицинской сестрой. Иззи прошла в архив, чтобы заглянуть в карты пациентов, наблюдающихся у психиатров. Демоница была лишь поверхностно осведомлена в расстройствах психики, но знала слишком мало о медикаментозном лечении, которое могло быть эффективно при тех или иных симптомах. Иззи внимательно изучала врачебные записи в поисках заболеваний со следующими характеристиками: «чувство подавленности и тоски», «снижение энергичности», «потеря памяти», «ощущение потери контроля над собой», «нарушение восприятий своего тела», «дезориентация во времени и пространстве». Благодаря анализу историй пациентов, она смогла узнать о необходимых лекарствах. Иззи уходила из больницы с инфузионными мешками, в одних из которых были антидепрессанты, а в других анксиолитики. — Да, это не мечом размахивать, — невесело отшучивался Ксавье, замечая лёгкую дрожь в своей руке с иглой. — Было бы гораздо проще, если бы её нужно было бы воткнуть кому-нибудь в глаз. Иззи наблюдая за процессом, покусывала губы из-за лёгкой нервозности. Ей подумалось, что Ксавье должен справиться с капельницей лучше неё, потому что он не так давно видел, как Морена ставила её Алеку, но оказалось, что эта задача была одинаково трудна для них обоих. Ксавье шутил, но в его словах была доля правды — оружием они владели куда лучше, чем базовыми медицинскими навыками. Справедливости ради — Ксавье всё же удалось унять дрожь в руках и сделать укол, после чего они с Иззи ещё какое-то время наблюдали за тем, как раствор перемещается по тонкой трубке и как на лекарство реагирует кожа — никакой припухлости или синяка не появилось, что свидетельствовало о том, что игла оказалась в вене — всё было сделано верно и убедившись в этом, Ксавье и Иззи смогли наконец расслабиться. В это время в городе уже вовсю орудовали члены совета основателей, приводя Мистик Фоллс в порядок после «нашествия» вампиров. Элизабет Форбс была смещена с поста шерифа, Кэрол Локвуд лишилась должности мэра, а за Тайлером и Кэролайн началась настоящая охота, возглавляемая пастором Янгом, целью которого было уничтожение всех вампиров с помощью убийства первородных. Прознав об этом, Ксавье захотелось навестить Кэрол, она была хорошим человеком и за то время, что он жил с ними, ему удалось установить с ней нормальные отношения. Алек пошёл с ним, потому что всё ещё чувствовал себя напряжённо, находясь рядом с Никлаусом, который теперь постоянно находился у Морены дома. — Я думаю, что ведьму выкинуло из тела Морены после моего заклинания, — делится предположением Стася после того, как вышла из сознания Морены. В этот раз она не даже пыталась проникнуть в подсознание, потому что чувствовала, что недостаточно восстановилась ещё с прошлого раза, так же, как и все, с кого она черпала энергию. Им едва хватало сил на то, чтобы оказаться в сознании, потому что оно ещё было столь же хорошо защищено, как и прежде. То, что другой ведьмы в теле Морены не было — хороший знак, но то, что теперь они не знали, где она — весьма тревожное обстоятельство. Она вполне могла попытать удачу занять тело Морены ещё раз, потому что её цели так и не удалось узнать. До тех пор, пока ведьма не пришла в себя у них было не так много вариантов — нужно было лишь ждать и охранять её тело. Поэтому едва Стася отошла от Морены, Иззи наклонилась к полу, чтобы нанести линии, завершающие ведьмовскую ловушку — её защитное поле не сможет пересечь ни одна ведьма. — Раз уж твоё присутствие здесь больше не требуется, может, окажешь честь и перенесёшь меня в моё тело? — деловой тон гибрида прервал секундное затишье. Его слова предназначались Стасе. Светловолосая неодобрительно посмотрела на него. Никлаус теперь был в теле Тайлера и привыкнуть к этому она ещё не успела. — Как тебе вариант — обратиться к тому, кто переместил тебя в это тело? — слегка раздражительно предложила она, не особо заинтересованная в том, каково будет решение гибрида, ведьма вооружилась телефоном для того, чтобы связаться со своим деловым агентом. Майклсон горделиво расправляет плечи, вместе с тем, выуживая остатки своего дружелюбия для того, чтобы попытаться договориться с ней. — Дорогуша, ты же буквально находишься передо мной, ни к чему искать другую ведьму, — размеренно рассудил он. — В Мистик Фоллс революция, а это тело… — Первый претендент, я это уже слышала, — напоминает Стася. — Оказаться первым теперь не так привлекательно, верно? — она слегка улыбается в этот момент. — Сегодня замечательный день, чтобы твою голову сняли, к тому же, — задумчиво протянула ведьма, оценивая взглядом его внешний вид. — У тебя и причёска для этого подходящая, — улыбка Стаси стала шире. Это была для неё возможность отыграться за вчерашнее. Майклсон не оценил шутку о собственном убийстве так же, как и она вчера. Иззи подметила слетевшую с лица гибрида улыбку и поёрзала в кресле, всё ещё не зная чего ожидать. Ей казалось, что она находится возле пороховой бочки и смотрит на то, как Стася от скуки играет со спичками. Так что, для неё это было довольно волнительно. — Твоя самоуверенность впечатляет… — тон гибрида стал более грубым, потому что он всерьёз собирался указать на то, что бы Стася прекратила демонстрировать ему свой характер, иначе он поступит так же. Но светловолосая его прервала. — Моя разумность, Клаус, — легко поправила она, устанавливая с ним зрительный контакт. — Я не Брюс всемогущий, не нужно ожидать от меня того, что я познаю всю глубину магии за несколько дней и смогу вытворить всё, что угодно, — Стася не была сейчас резкой или надменной, она просто была самой собой и чувствовала себя довольно комфортно. Она дала понять, что отшучивается в ответ на его просьбу не из-за вредности или нежелания ему помочь, а от того, что не знает, как этого сделать и учиться этому прямо сейчас не намерена. К удивлению нарастающая раздражительность Майклсона из-за этого угасла, он подумал, что с этим и впрямь лучше обратиться к Бонни. Но это не отменяло того, что его всегда немного сердила Стася из-за своей неулыбчивости и серьёзности, которые по определению делали её более грубой, чем она на самом деле была. — Смелости тебе, конечно, не занимать, но для бизнесмена ты слишком плохо умеешь приспосабливаться, — насмешливо проговорил гибрид. Стася не смогла сдержать смешка из-за попытки задеть её за живое. Она мечтала о деньгах с тех пор, как узнала о том, что такое прямые инвестиции — ей было семь. Так что, если в жизни она была довольно сносным человеком, то в бизнесе Стася была акулой и ей не стоило говорить о умении приспосабливаться, потому что она придерживалась совершенно других стратегических моделей — накопленные навыки позволяли подстроить рынок под бизнес, а не наоборот. Светловолосая быстро смотрит на Иззи с поддельной растерянностью на лице. — Морена спрашивала у тебя советов о парнях? — черноволосая с недоумением смотрит на неё, но Стася не дожидается момента, пока она начнёт говорить и оборачивается вновь к гибриду. — Или у тебя? — быстро интересуется светловолосая. В ответ она видит заинтересованный прищур гибрида. — А, точно! — восклицает ведьма, словно опомнившись. — Морена же ко мне приходит за этим, — после сказанного на её лице вновь появляется лёгкая улыбка. Стася озорливо глядит на Майклсона. — Завалялись ещё какие-нибудь непрошенные тысячелетние советы о том, как лучше всего управлять бизнесом? Они бы очень пригодились молодому предпринимателю, — её голос стал размеренно-деловым, она неосознанно заняла роль заинтересованного бизнес-партнёра. Как никак всё же — годы практики. Никлаус непроизвольно улыбается. Он знал, что Стася приврала о том, что Морена приходит к ней за советами, но ведьма определённо была очень предприимчива и её не стоило недооценивать. Гибрид понял, что Стася так же, как и Ксавье не так проста, какой могла ошибочно показаться. В этот момент её темперамент стал злить его чуть меньше, даже промелькнуло что-то вроде уважения. Никлаус решил, что по крайней мере в делах бизнеса ей можно было доверять. А, может, и не только в них, потому что сейчас, когда Морена была не в самом лучшем состоянии — Стася была рядом. — Дай мне знать, если молодому предпринимателю будет нужен инвестор, — с улыбкой предлагает гибрид. — Буду иметь ввиду, — важно отозвалась Стася, сдерживая ответную улыбку. Ей хотелось, чтобы Клаус и Морена были парой — ведьме нравилось то, как они взаимодействовали и влияли друг на друга, но раскрывать этого перед гибридом она и не подумала. Он и без того больно горделивый, а от этого известия рискует стать ещё более невыносимым, так что, пусть пребывает лучше в неведении. Сразу после этого Никлаус уходит для того, чтобы разыскать Бонни и вернуть своё тело. Иззи ощущала себя довольно странно после того, как брошенная горящая спичка в бочку с порохом подожгла лишь дружелюбный бенгальский огонёк. Охотницу заинтересовало то, что сказала Стася — до этого ведьма рассказывала о том, что занимает высокую должность в многомиллиардной компании, она так же рассказала о том, что стала целью чужой алчности, а теперь Стася назвала себя «молодым предпринимателем» и именно это показалось Иззи довольно любопытным. — Ты же не так давно была директором, захотелось перемен? — непринуждённо любопытствует охотница. Стася оживляется после этого вопроса. Она обдумывала этот вариант ещё раньше, но в день своей фальшивой свадьбы наконец решилась на это окончательно, поэтому теперь она чувствовала себя очень воодушевлённо из-за того, что наконец приступит к тому, о чём однажды шутила — Стася составит конкуренцию своему отцу. Она планировала начать производство накопителей электроэнергии для частных домов. Их можно было бы устанавливать совместно с солнечными панелями — они смогут обеспечивать питание дома в дневное время, а излишки будут запасаться в накопителе и использоваться ночью. Экология — кто бы мог подумать, что у неё сплошные плюсы. В частности, кто бы мог подумать, что Стасю когда-то так привлечёт прерогатива снижения доходов отцовской энергетической компании. Но произошло именно это и ведьма ещё никогда не чувствовала себя такой счастливой, когда шла наперекор Виктору. Стася всегда говорила, что удачи не бывает, зато существуют возможности — и её бизнес идея — возможность заявить о себе, обрести свой собственный голос, который будет услышан. Раньше она хотела только должность председателя совета, больше она ей не нужна — к чёрту компанию отца, у Стаси уже есть его фамилия и гены, этого вполне хватит для того, чтобы захватить целый мир. В то же время кое-кто мог лишиться своей доли в этом мире, если бы Ксавье не решил навестить Кэрол. Она рассказала ему о том, что Кэролайн схватили озверевшие члены совета основателей. Пришлось мысленно нацепить на себя костюмчик супергероя и отправиться Кэролайн на выручку. При этом, конечно, пришлось спровоцировать аварию сразу трёх автомобилей, которая наверняка унесла жизни нескольких людей, но это было не столь важно по сравнению с тем, что могло произойти с Кэролайн. Двери опрокинутого фургона были за ненадобностью сорваны и причиной для удивления было то, что в фургоне была не только Кэролайн, но и Ребекка. Ксавье и Алек быстро переглядываются, но приближающаяся машина с сиреной явно указывает на то, что им не стоит особо затягивать момент с героическим спасением. Блондин спешно пробирается в кузов и сдёргивает с девушек верёвки. — Не могу пошевелиться, — испуганно бормочет Кэролайн. Ксавье тут же поднимает её на руки, чтобы убраться прочь вместе с ней. И кивает Алеку в сторону Ребекки. — Поторопись, но осторожнее, не забывай о том, что ты сам вампир, — быстро проговорил Ксавье перед тем, как скрылся из поля зрения вместе с Кэролайн. Алек в этот момент плотнее сжимает зубы. И против своей воли передвигает ногами внутрь. Ребекка Майклсон, к которой он вообще не хотел приближаться была сейчас в незавидном положении и Алек мог ей помочь, но его распирало от желания оставить всё как есть, чтобы иметь возможность посмотреть на то, как она страдает. Демон интересовался у охотника о том, как он теперь относится к Майклсон и ответом было «нормально, всё уже в прошлом» и это было правдой. А то, что Алек скрыл свои противоречивые чувства не было ложью, потому что он сам отказывался их признавать и принимать. Охотник не был злопамятным и не хотел тратить свой второй шанс на бессмысленную войну, но и заглушить то, что происходило внутри него он тоже не мог. Охотник замирает над безвольным телом Ребекки. Она выглядит немного напуганной и в то же время заинтересованной или, может, она надеется на то, что он ей поможет. Сирены становились ближе, а Алек не может собраться, чтобы сделать выбор. Даже если бы Ребекка убила его вчера, а сегодня его вернули к жизни — он бы помог, потому что просто был таким человеком. Ему не хотелось, чтобы другие страдали — только не из-за него. Хоть он и был охотником, Алек никогда не был кровожадным и голову его не сносило от одного вида крови — никаких бесконтрольных убийств. То, каким сильным в этот момент было желание заставить Ребекку страдать пугало его самого. — Мне было бы лучше, если бы я знал, что ты страдаешь, — пробормотал он, глядя в пол. Его жутко сердило собственное бездействие. — Александр, пожалуйста… — голос Ребекки выдавал волнение. Он вынудил Алека посмотреть на неё. В светло-голубых глазах был такой ужас, что его пробило до самой души. Охотник разозлился на себя пуще прежнего. Каким он сейчас пристал перед ней? Александр Лайтрейдж глумится перед лицом уязвлённой девушки — просто срам. — Я же не сказал, что хочу, чтобы ты страдала, — сердито прерывает её он, а затем наконец прижимает стройное тело Майклсон к себе и на вампирской скорости удаляется от злосчастного фургона, в котором он по неволе оказался перед сложным выбором между своим мужеством и внезапным садистичным пристрастием. Заминка была всего на несколько секунд, но их было достаточно для того, чтобы Алек почувствовал отвращение к самому себе. Ребекка указала ему путь к своему дому, чтобы в спокойной обстановке отойти от действия вербены в организме. Алек разместил Ребекку на диване и отчаянно хотел уйти, потому что в мыслях его теперь были возможные варианты издевательств над статичным телом. — Спасибо, — со вздохом произносит Ребекка, оказавшись на мягкой поверхности. Она испытывала искреннюю благодарность за то, что Алек не бросил её там, но не могла выдавить из себя чуть больше, чем одно слово благодарности. Вместо слов об этом говорило её лицо, что Алеку удалось заметить. «Почему в моей голове представление того, как она молит меня о пощаде? Кто я такой вообще чтобы у меня о чём-то молить? Что стало с моими мозгами? Они испортились?». Алек слегка отходит от неё, прочищая горло, чтобы собраться с силами и не сказать вдруг того, чем была забита его голова. — Тебе нужно что-нибудь ещё? — неуверенно интересуется охотник, отводя от Ребекки взгляд. Интерьер его не интересовал, но разглядывая его, можно было немного отвлечься, — Например, пакетик с кровью… Алек не мог не спросить об этом просто из банальной вежливости. Ребекка ведь не может двигаться, может ей в самом деле что-нибудь нужно. И раз уж он был рядом, то его конечности не отсохли, помоги он ей с чем-то. Но в то же время Алек очень надеялся на то, что Ребекка ни о чём его не попросит. Ему не хотелось вновь оказаться в ступоре из-за того, что придётся идти против себя и договариваться со своими прокисшими мозгами о том, что он сделает совсем другое, а не то, к чему они его подталкивали. — Нет, я буду в порядке, — немного смущённо отзывается Ребекка. Она сама чувствовала себя странно из-за произошедшего. Алек её спас после того, как она его убила и к тому же был с ней таким милым. Забота была ей приятна, но ей казалось, что она её не заслуживает. Особенно от него. Алек бросает на неё судорожный взгляд и чувствует некоторое облегчение из-за того, что Ребекка всё же его ни о чём не попросила. — Тогда я пойду, — пробормотал он вместо прощания после чего сразу же ретировался из дома. Алек задумался над тем, чтобы рассказать об этом Ксавье. С этим нужно было что-то сделать, пока его тело вдруг не перестало слушаться. Кто знает — сейчас он только думал о том, как причиняет боль Ребекке или Клаусу, а вдруг потом он возьмётся воплощать это в жизни. Это глупая и бессмысленная затея, которая ему совсем не нравилась. Он не был уверен, что Ксавье сможет ему с этим помочь, но решил, что нет смысла больше скрываться — сам он с этим очень плохо справляется. Признавшись, он вдруг подумал о том, насколько странным всё было в прошедшее время. Алек захотел поделиться своей проблемой с Ксавье, а не с Изабеллой, что он посчитал довольно любопытным. С одной стороны — сестра, с которой он провёл всю свою жизнь, с другой — парень, с которым они были знакомы всего несколько дней и то, что он побудил такое ощущение доверия к самому себе — это было очень странно, но любопытно. О своём решении Алек всё же не пожалел. Ксавье воспринял его проблему довольно спокойно. К тому же, они сошлись во мнении о том, что своё влияние мог оказать вампир, который пожертвовал свои органы для тела Алека. А так же, они дошли до того, что решение для этой проблемы сможет найти только Морена, а до тех пор, пока она не будет в порядке, Алеку ничего не оставалось, кроме как, тренировать свой навык самоконтроля и найти другую альтернативу для вымещения своих жестоких порывов. — Я слышал, что арт терапия хорошо помогает избавляться от стресса, — задумчиво бормочет Ксавье. Алек хмуро глядит на него, но затем всерьёз задумывается над сказанным и отводит взгляд в сторону. Художник из него был неважный, но он ведь получил новый шанс — ничего не мешало попробовать снова. Ксавье поджимает губы, чтобы сдержать смех. Его забавляло то, с какой серьёзностью Алек относился к его словам. — И вышивание крестиком, — уверенно добавляет блондин, не в силах сдержать своих подтруниваний. Алек вновь смотрит на него и слегка морщится из-за того, что затея с вышиванием ему нравится чуть меньше. — Никогда не считал вышивку чем-то привлекательным, — неловко признаётся Алек. Он произнёс это чуть тише, потому что Изабелла в одно время очень любила это занятие и страшно гордилась дурацкими цветочками, которыми украшала всё, что попадало ей под руки. — Ммм, — с издёвкой протягивает Ксавье. — Значит, мольберт и кисти твоя тонкая натура расценила, как достойное занятие? Такое же достойное, как и издёвки над беззащитной девушкой? — с наигранным укором интересуется он. Глаза Алека неволей расширяются от услышанного. Ксавье до этого с таким пониманием отнёсся к его переживанием, а теперь так нагло упрекнул охотника в этом, что его сбило это с толку. На смену удивлению быстро пришла сердитость, ему не понравилась такая перемена в демоне. Ксавье решил перестать своё шуточное нападение. Очевидно, что Алек ещё не свыкся с тем, что все они имели довольно размытые нормы морали и любили порой довольно грубые шутки, особенно, на тему смерти и религии. К этому стоило его приучать постепенно и на сегодня дозы привычного для них общения Алеку будет достаточно. — Смой с себя уже пыль прошлого, мне дышать с тобой тяжело, — с улыбкой проговорил Ксавье прежде, чем Алек успел что-то ответить. Из-за этого его лицо вновь стало хмурым, но Ксавье на это не обращал особого внимания, потому что он часто выглядел хмурым, так же, как и Стася, но это вовсе не говорило о злости, — Ребекка была беззащитной только из-за вербены в любое другое время она оторвёт тебе голову и единственное, что её побеспокоит в этот момент — пятна крови на собственной одежде. — Ты говоришь это тому, чьё сердце она вырвала из груди, — недовольным тоном напомнил Алек. — Дело не в том, как она поступает, а в том, что я не хочу делать так же. — Я тебя понимаю, — блондин кивнул. — Иметь принципы и придерживаться их — это очень здорово. Но вообще-то их суть не в том, чтобы ожидать в ответ чьего-то одобрения или порицания, — дружелюбным тоном рассудил демон. — Ты не тот, кому принадлежат твои мысли. Это хреново, но тебе удалось поступить правильно и пока ты не можешь с этим ничего сделать, мы найдем временное решение для этой проблемы, — радушно предлагает Ксавье, протягивая Алеку руку, чтобы помочь ему подняться. — Ладно, — охотник протягивает руку в ответ и поднимается на ноги. — Я не в том положении, чтобы противиться помощи, поэтому готов на любое предложение. — Тогда я покажу тебе свои кисти, а затем покажешь мне свои навыки рисования, — Ксавье неволей улыбается проговаривая это, потому что уже знал, что за «кистями» они пойдут в оружейный сейф, а оттуда прямиком куда-нибудь на открытую отдалённую местность. Единение с природой — вот что нужно было «художникам» вроде них. Ксавье увидел Алека в совершенно новом свете — охотник продемонстрировал то, каким он бывал, когда его брал азарт — охотник был предельно сосредоточен, глаза его слегка поблёскивали, Алек без особого труда занял боевую стойку. Это было их первое сражение и они не были знакомы ещё с повадками друг друга во время боя, но оказалось, что у вампира хорошая ситуативная интуиция — уйти от удара, заблокировать его, сделать неожиданный выпад, защититься или пойти в нападение — Алек словно чувствовал, как поступить дальше. Ксавье убедился в том, что Алек не на пустом месте выделывался тем, что может его уделать — он действительно мог это сделать, если бы они встретились не в дружеском поединке. К удивлению, Алеку даже удалось его вымотать, но демон был только рад познакомиться с этой его стороной. — Я думал, что ты не в своём уме, но теперь я понимаю, что мне было это необходимо, — признаётся Алек, после того, как ему удалось восстановить дыхание. Он убирает с лица мокрые волосы, чтобы они его не нервировали и с улыбкой смотрит на Ксавье. Алек чувствовал себя гораздо лучше. — Или ты просто уже выжил из ума так же, как и я, — отшучивается в ответ блондин. — Этот вариант тоже вполне реальный, — со смешком соглашается охотник. Алек решает, что сейчас подходящий момент для того, чтобы удовлетворить своё любопытство. Раз уж он доверил Ксавье то, что творилось в его голове и демон его выслушал, значит вампир мог рассчитывать на то, что Ксавье ему ответит на интересующий его вопрос. — Клаус создаёт гибридов из оборотней, — задумчиво произносит охотник. — Как тебе удалось избежать его влияния? — Ксавье в ответ смеётся. — Ты же знаешь, кто я, — утверждает демон из-за чего Алек в ответ слегка кивает. — И он тоже об этом знает, поэтому когда он заговорил со мной о том, что мог бы сделать из меня одного из своих пушистых прислужников, я вежливо указал ему на то, почему это плохая затея, — блондин усмехается. Алек вскидывает брови и неуверенно улыбается. Ответ показался ему странным. Он не верил в то, что Клаус был из тех, кого можно было убедить отступить от своего. Охотника ещё больше заинтересовала причина, по которой гибрид не завербовал Ксавье. — Вежливо вроде: «Достопочтеннейший Клаус, не сочтите за грубость, но мне бы очень не хотелось вам служить?», — интересуется Алек, выразительно произнося предполагаемую речь демона. Ксавье в ответ тихо смеётся и озорливо смотрит на него в ответ. Алек был таким простым в хорошем понимании этого слова, это располагало демона к нему. — Мне порой кажется, что ты читаешь мои мысли, — шутливо подмечает блондин, — Но если быть точнее, я сказал что-то вроде: «Достопочтеннейший Клаус, не сочтите за грубость, но мне бы очень не хотелось вам служить. Если вы проигнорируете мои желания, я буду вынужден занять тело вашего покойного отца и завершить то, что не удалось сделать ему — я вас уничтожу», — так же выразительно рассказал Ксавье. Алек удивлённо смотрит на него и неожиданно начинает смеяться. Такого выхода из ситуации он не ожидал. Этот способ был грубым и довольно жестоким, но оказался действенным и смышленость Ксавье ему очень понравилась. Охотник решил, что демон был лучшим претендентом для того, с кем он мог разделить свою часть души, чтобы вернуться на Землю. Большой удачей было то, что это был именно Ксавье — тот, у кого были силы противостоять насильственному подчинению. В это же время Кэролайн, Бонни и Джереми пытались найти способ помочь Елене сохранить жизнь, которая не хотела завершать обращение. Беннет пришлось использовать очень сильную магию, с помощью которой она перешла за черту загробного мира, намереваясь вытащить оттуда вместе с собой Елену. И ей почти удалось это сделать, если бы не внезапное появление Шейлы, которая предупредила о том, что используемая магия была чёрной и у этого будут негативные последствия. Бабушка наказала держаться от этого подальше и Бонни пришлось прервать обряд из-за страха перед её предостережением. После этой неудачи их разыскал Никлаус, который был обеспокоен тем, что по-прежнему находился в теле Тайлера. Ему пришлось раскрыть перед Джереми и Кэролайн то, кем он был на самом деле. В начале гибрид был готов договориться с Бонни по-хорошему, но ведьма не поддержала его настроение и Никлаусу ничего не оставалось, кроме радикальных мер с помощью угрозы жизни Тайлеру. Ему впервые пришлось использовать когти оборотня против самого себя — Майклсон вонзил их в грудь, намереваясь выдернуть собственное сердце. К слову, это был довольно болезненный процесс, но в то же время и эффективный — Бонни не смогла этого вынести, чему так же очень сильно поспособствовала Кэролайн, переживающая за Тайлера. Таким способом Никлаус добился чего хотел — вернулся в своё тело. А после этого возвратился к Морене домой. Бонни вновь обратилась к чёрной магии и предупреждение Шейлы о последствиях воплотились в жизни — духи отвернулись от Беннет и стали вымещать свою злость на её бабушке. Бонни держала Шейлу за руки, не в силах опустить их, вынужденная смотреть на то, как бабушка корчится от жуткой боли прямо перед ней. Кровь в её жилах стала значительно темнее и венозная паутинка выступила на коже, пульсируя из-за тока крови. Это было жуткое зрелище и вместе с тем очень пугающее. Бонни едва не задохнулась от слёз в этот момент — это стало для неё последней чертой. Беннет больше не хотела иметь ничего общего с магией. Она не сможет о ней и подумать после того, как духи вынудили её смотреть на смерть Шейлы из-за неё. Это выше её сил — больше Бонни уже не сможет вынести. Елена никогда не хотела быть вампиром, но ощутив то, как жизнь покидала её тело из-за того, что она не испила крови для завершения обращения, она осознала, что хочет жить. И желание жить в ней было сильнее, чем нежелание быть вампиром. Оказавшись в ловушке, подстроенной пастором Янгом, Гилберт слишком явно чувствовала приближение собственной смерти и едва не встретилась с ней ещё раз, если бы Деймон не подоспел вовремя на выручку. Елена завершила обращение и её ожидало знакомство с новой версией себя — с той, которая постоянно желала крови, с усиленными чувствами и эмоциями, с силой, которая теперь ощущалась в каждом дюйме тела и тем, насколько сложно при всех этих приобретениях даётся контроль. Ей повезло с тем, что Стефан был рядом — он был хорошо осведомлён в теме самоконтроля и пообещал помочь ей справиться с новым жизненным этапом. Елена знала, что с ней не всё было в порядке, с ней случилось то, чего она так сильно не хотела, но она была жива. Это было поразительно и в то же время очень ценно — не смотря на всё происходящее в своей жизни она всё ещё была жива. В тот день Гилберт удалось сохранить свою жизнь, но двенадцати другим людям повезло с этим гораздо меньше. Пастор Янг, возглавляющий совет основателей придерживался собственных секретных целей и его миссией на самом деле было уничтожение тринадцати человек, с чем он справился за одно мгновение — выпущенный в помещении газ и огонь зажигалки сделали своё дело — тринадцать человек были мертвы в ходе мощного взрыва, а для чего это было нужно знал только пастор Янг, но эту тайну он унёс вместе с собой на тот свет.***
На третий день постоянного караула у кровати Морены нервы уже представляли из себя тонкие ниточки у всех, кроме Ксавье и Алека, которые отвлекали себя с помощью дуэлей. Это не отменяет того факта, что они беспокоились о Морене, просто от напряжения им не хотелось вступать в драки или споры, потому что они избавлялись от негатива другим способом. Впрочем, никто и не собирался драться и, на удивление, агрессивнее всех вела себя Стася, но она в течение этих нескольких дней упорно занималась развитием своего бизнеса с нуля. Для всех было открытием то, что прежде даже если казалась недовольной, у неё было нормальное настроение, но во время того, когда она занималась своей работой, Стася превращалась в настоящую фурию — свирепую богиню гроз, готовую уничтожить всех, кто хоть слово скажет ей поперёк. Она была занята поиском команды для своего проекта и часть разговора о криворуких инженерах произошла на английском — тогда её сердитые крики, скорее всего, услышали и соседи через два дома. В общем, к ней было лучше просто не подходить в это время — с чем обыватели дома Морены успешно справлялись. Сегодня же Стася вела себя довольно мирно, потому что её ассистентка наконец стала выполнять свою работу должным образом и теперь ведьма была сосредоточена, рассматривая предложенных ею кандидатов. — Кроули не даром использовал в Аду очереди — никто не любит ждать, — недовольно заключает Никлаус, когда ему надоедает вымерять шагами комнату. — В этом ты прав, — устало соглашается Иззи. — Но, насколько мне известно, Ад вернулся к своему первозданному виду, — рассказывает она потягиваясь, чтобы снять усталость со спины. От долгого просиживания в одной и той же позе даже тело демона напоминало о себе. Никлаус тяжело вздыхает из-за этого. Ксавье рассказывал ему о том, как теперь был устроен Ад — семь кругов для грешников — почти по заветам Данте. В самом недре преисподней находилось место, которое выступало для Морены домом. Таким был Ад с самого своего основания, но когда им управлял Кроули Ад превратился в бесконечную очередь. В начале очереди ничего не происходило и те, кто добирался до начала попросту возвращались назад в бесконечное ожидание того момента, когда окажутся в самом начале. «После нескончаемых пыток удивить больше нечем. — «Сэр, вы бы не могли засунуть кочергу поглубже мне в зад» — с каких пор Ад стал публичным домом? Очереди, Николас, их никто не любит». — поделился однажды Кроули. Гибрид тоскливо усмехается этому воспоминанию. Он вдруг понимает, почему был так спокоен, когда Стася указывала на то, что его имя напоминало ей о Санте — Кроули тоже порой так делал, используя имя «Николас». Но ему было это позволительно. К прихотям друзей Никлаус относился довольно спокойно, если тех и впрямь можно было считать таковыми — Кроули был его другом из-за чего у него были особые привилегии в их отношениях. Идея использовать очереди в качестве пыток казали гибриду по-настоящему хорошей идеей — никто на самом деле не любил ожидание. То, что Ровена вернула Аду первозданный вид добавляло причин для того, чтобы Майклсону она не нравилась. Хотя и без этого он бы вряд ли воспринимал её лучше. Гибриду никогда прежде не приходилось видеть Ровену в жизни, но он уже заочно её недолюбливал. В ней было то, что ему напоминало о собственных родителях, поэтому Никлаус надеялся на то, что им не придётся однажды встретиться, потому что он был уверен в том, что при личной встрече в нём появится желание поступить с ней так же, как с Майклом или Эстер — он бы от неё избавился. Но сейчас мысли о возможной встрече с Ровеной надолго в его голове не задержались. Гибрида как и прежде куда больше интересовали её дети. У Никлауса появилась мысль о том, где можно было попросить помощи (возможно, не без угроз), но он не был уверен в том, что хоть кому-то она может понравиться кроме него. С одной стороны, когда его волновало чужое мнение, но с другой — гибрид всё же мысленно прикинул о том, кому он мог рассказать о своей идее — взять Морену и отнести её в тот ведьмовской дом силы, вынудив их помочь, пригрозив при этом Бонни при необходимости. В этот момент Иззи и Никлаус становятся свидетелями того, как Морена открывает глаза. По телу пробегает трепетная волна и оба тут же оказываются возле кровати, чтобы попытаться наладить контакт. Но ведьма выглядит весьма плачевно и не подаёт больше никаких сигналов. Её взгляд замирает в одной точке прямо перед собой, а глаза её в этот момент выглядят такими блёклыми, что невольно сердце сжималось в груди. Этого просто нельзя было вынести, каким бы стойким человеком ты ни был. А секундой позже её веки вновь закрываются и вместе с тем появляется такое ощущение будто твоё тело с размаху ударило об землю из-за чего из тебя просто вылетел весь дух. Иззи хмурится и лицо её омрачается. Плотно сжатые губы не избавляю их от легкой дрожи. Если бы она знала, как отдать Морене свои силы, она бы это сделала, чтобы ведьме наконец стало лучше. Но ей по прошествию этих дней так и не удалось найти способ как это можно было сделать. Способ был, конечно, но он позволял отделить от себя лишь часть силы, а этого было мало. Чертовски мало, потому что провернув это несколько раз со Стасей, они не увидели особых изменений. Никлаус невольно сжимает в руках изголовье кровати и дерево трещит в его ладонях, намекая на то, что вот-вот сломается из-за такого напора. Идея потребовать помощи у мёртвых ведьм теперь казалась ему ещё более привлекательной. Не смотря на то, что было очень рискованно перемещать Морену из барьера, потому что они не имели ни малейшего представления о той, что занимала прежде её тело — но предостережения о том, что она может попытаться сделать это ещё раз были. Никлаусу казалось, что всё же стоило попробовать. Риск был бы оправдан, если бы Морена смогла прийти в норму. Как раз кстати в этот момент в комнату входит Стася. Теперь она была в хорошем расположении духа — часть важных дел была улажена, но теперь, когда она предоставлена сама себе с выходными у неё будет напряжёнка, ведь, когда работаешь сам на себя твой график становится семь на семь, двадцать четыре часа в сутки, без перерывов на обед, сон, туалет и никаких праздников. Но Стася была не против такого образа жизни — на этот раз это был её осознанный выбор. Ей предстояло ещё много с чем разобраться и дома побывать было бы не лишним, но прежде всего она хотела убедиться в том, что Морена пришла в норму. Она не призналась бы в этом вслух, потому что это казалось чем-то постыдным. Чувство вины всегда неотрывно рука об руку идёт вместо со стыдливостью. Вина — вот что она ощутила после случившегося. Ведьма из её родословной заняла тело Морены, это случилось на участке их дома и в добавок к этому Стася ещё и не сразу это распознала. Так что, это гаденькое поедающее её чувство изнутри поселилось в ней и действовало ей на нервы. Светловолосая обращает внимание на напряжённость Никлауса и печальное выражение лица Иззи. Стася проходится быстрым взглядом по Морене, оценивая её состояние и из-за увиденного она сама теперь невольно становится и печальной и напряжённой одновременно. Ей хотелось растрясти всех — нужно было сделать что-нибудь ещё и сейчас как никогда понадобились бы любые идеи. — Не знаю, как у вас, но у меня не осталось больше сил на выжидания того, когда у моря будет хорошая погода… — Есть отличная возможность для того, чтобы использовать наше умение идти на риск, — серьёзным тоном прерывает Никлаус ведьму, резко срываясь с места, чтобы сократить между ними расстояние. Стася из-за этого моментально сконцентрировалась на нём. Клаус обращался к ней, используя её любимые слова — «возможность» и «риск». Конечно, она была заинтересована в том, что он хотел ей предложить. Это было «бинго» — Стася поддержала его идею с использованием места магической метки. Мёртвые ведьмы недолюбливали Морену, но у них было много сил и используй они их, это могло бы помочь, поэтому ведьма не возражала даже против того, чтобы использовать в качестве рычага давления Бонни, если это потребуется. Стася хорошо была знакома с тем, какого было выставлять кого-то козлом отпущения. Это жизнь — дерьмо случается. Сама она не так давно стала объектом чужих козней из-за Германа, который решил отомстить Виктору, так что Стася с присущей невозмутимостью могла использовать ту же гнилую монету для своих нужд. Мнение в котором они сошлись стало для остальных камнем преткновения — Иззи не поддержала их идею, Ксавье задумка не нравилась, он знал о том, насколько Морена могла бы рассердиться, реши они использовать Бонни подобным способом, он выглядел напряжённым, но в то же время задумчивым, потому что всерьёз рассматривал эту идею, торгуясь со своей совестью. Алек воспринял предложение резко негативно. Его настолько это возмутило, что он не смог просто отмолчаться. — Я даже не удивлён тем, что ему пришла такая идея, — проговорил охотник, взглянув на Иззи. И без контекста было ясно о чём он говорит и это привлекло внимание всех присутствующих, а не только Иззи. Алек отчасти был прав, но их собрание было нацелено на распределение ролей, а не установление истины. Но Никлаус был не из тех, кто мог столь едкое замечание оставить без внимания. — Сможешь удивиться позже, когда окажется, что это помогло, — с усмешкой подмечает гибрид, скрывая то, что его на самом деле разозлило сказанное. — С помощью Бонни мы можем лишь перестраховаться, никто не хочет на самом деле её использовать, — вмешался в разговор Ксавье, его поддержала Иззи активным киванием. Но Алека это не убедило, его недовольство из-за Никлауса оказалось сильнее. — Меня это не впечатлит, — холодно отозвался охотник, с укором глядя на гибрида. — А вот если бы ты хоть раз в жизни получил что-то, не используя при этом других людей, я бы настолько этому поразился, что умер бы ещё раз, — его тон был строгим и внешне он выглядел очень напряжённо. Охотник понимал, что слишком быстро терял терпимость, поэтому ему было лучше уйти, чтобы не накалять обстоятельства сильнее. Но Алек не успевает выйти из кухни, потому что болтливость Майклсон оказалась быстрее него. — Осторожнее со своими желаниями, они имеют свойство сбываться, — язвительно подмечает гибрид и улыбка его в этот момент чересчур наиграна — специально выдавлена из себя, чтобы позлить. Это была не просто шутка — это была угроза. Алек невольно сжимает кулаки из-за того, что желание уйти перевешивает внезапный позыв устроить особо жестокий мордобой из которого живым выберется только один из них. В этот момент по кухне проносится оглушительный треск стекла. Стася решила использовать довольно резкий способ, чтобы привлечь к себе внимание — ведьма бросила стакан об пол из-за чего тот разбился. Но своей цели она добилась — все теперь смотрели на неё. — И разговоров никаких быть не может! — удивлённо восклицает она, глядя на Алека. — Мы попробуем в любом случае. Если в чьей-то картине мира это не укладывается — просьба отойти в сторону и не мешать, — светловолосая переводит взгляд на Иззи, давая понять, что это и к ней имеет отношение, а не только к Алеку. При этом твёрдость голоса Стаси больше походила на требование, нежели на просьбу. Только Алек воспользовался возможностью уйти, впрочем, в чём не было особой проблемы и все довольно равнодушно восприняли его решение. Ксавье и Иззи перенеслись в дом и оставили в самой большой комнате ловушку для ведьм и, если бы не усиливающие их способности метки на теле, ведьмы бы вытурнули их наружу, но им удалось справиться со своей задачей, после чего Никлаус и Стася доставили туда Морену. Внутри долго могли находиться только ведьмы, потому что обыватели той стороны были крайне недовольны тем, что священное место оскверняет присутствие других сущностей. Стася предпринимала попытки установить с ведьмами контакт и уговорить их помочь. Ей хотелось верить в то, что они должны были на что-то годиться помимо осуждения. Но её надежды были пустыми — никто не хотел ей отвечать. Тогда она решила использовать силу этого места, чтобы ещё раз проникнуть в сознание своей подруги. Ей не удалось приступить к этой части, потому что её отвлекло внезапное появление Никлауса в компании Бонни. Стася удивилась, потому что хотя и была готова к такому развитию событий, намеревалась прежде попытаться сделать что-нибудь ещё. Ведьма ещё не знала о том, благодаря кому Бонни оказалась здесь — это было рук дело Алека, которому пришлось поступить собственными принципами ради общего дела. Это далось ему с большим трудом, но максимум, который он себе позволил — привести Беннет, а угрозы поверил в руки того, кто практиковался в них больше всех. — Однажды я уже грозил вам истреблением, — разносится хмурый тон гибрида. — Обещания такого рода я обычно не нарушаю, — он сжимает шею Бонни со спины из-за чего та сжимает зубы и зажмуривается от боли. Беннет не хотелось здесь быть. Даже ради помощи Морены, она не могла унять свой страх. Шейла умерла у неё на глазах уже несколько раз и этот дом теперь был для Бонни проклятым местом. Из-за того, что она ослушалась духов, используя чёрную магию, они и ей отказывались помогать. Угрозы и запугивания не помогали, как бы злобно Никлаус не сотрясал воздух. Просьбы и уговоры Стаси тоже остались без ответа. На самом деле так было только для них и в то время, когда гибрид и ведьма уже не так активно боролись, начиная осознавать, насколько это было бесполезной затеей — Морена оказалась на суду, уже достаточно окрепшая для того, чтобы понимать слова и их смысл, но ещё слишком слаба для того, чтобы хоть что-то возразить и постоять за себя. «Ты отвратительная — порочишь всё, к чему прикасаешься». Таково было первое обвинение, прилетевшее в неё прямо с порога. Это был только голос и он был очень злым, но Морена не видела того, кому он принадлежит. Тем не менее, ей было неприятно это слышать. Морена ещё не до конца оправилась от бесконечного сожаления и печали из-за того, что ещё была жива, ведьма даже не могла ещё определить, что желание смерти было не её — Морена всё ещё чувствовала тяжесть и боль из-за чего думала, что ей не будет конца. Тот мимолётный момент, когда она ощутила связь со своим телом и то отозвалось ей ломотой и слабостью, лишь подтверждало её предположение. Разрыв связи с фамильяром послужил причиной для полного погружения в тело парализованного мужчины, сознание которого довольно быстро исчезало и оно сохранилось даже после возвращения в «родное» тело. Страдания окружали Морену со всех сторон — и внутри и снаружи. Из-за чего стремления приходить в себя и идти на поправку по-прежнему не было. «Несносное и избалованное создание, ты губишь людей и крадёшь их жизни ради своей забавы». Звучал он так же, как и первый, но вроде как принадлежал кому-то другому. И этот «кто-то» постарался над тем, чтобы Морена увидела слайд шоу из особенно тяжелых отрывков своей жизни — первую встречу с Кейси, которая в последующем стала Маргарет, жизнь которой она украла для того, чтобы рядом с ней был тот, кто её любит. Морена увидела тот момент, когда своими руками лишила тётю жизни. Иштар, пожертвовавшая своей жизнью из-за неё. Деймон, на котором она здорово отыграла свои садистичные навыки из-за чего он теперь не хотел иметь с ней ничего общего. День, в который Морена узнала о убийстве Кроули и едва не развалила Ад. Это был первый и единственный случай, когда вспышка её ярости была настолько сильной — она напугала даже Ровену, которая, в прочем, на тот момент и была причиной для этого всплеска. Тогда Морена была уверена в том, что мать убила брата и от безумия едва сама не лишила её жизни. Морена не могла прочувствовать демонстрацию в полной мере, потому что при интенсивных эмоциональных потрясениях мало что удаётся осознавать. Пучина страданий из которых она только-только начала выбираться, начала притягивать её назад. Человек не мог выдержать столько боли и Морена не была исключением. В душе была такая тяжесть, что никакой надежды больше не осталось, хотелось только закончить эту пытку. Единственным выходом из которой была смерть. Но мёртвые ведьмы были неутомимы в своём стремлении вершить самосуд. Они продолжали своё активное подначивание. «Монстр — душа свидетель твоих пороков». Перед Мореной оказался рукотворный портрет самой себя, но какой она там престала претендовало на то, чтобы преследовать её в кошмарах. Патлатая и потрёпанная, перепачканная кровью и грязью, с дикими зелёными глазами и вымученной улыбкой из-за которой наружу выглядывали волчьи клыки. С них стекали тонкие нити кровавой слюны, как при настоящем бешенстве у животных. Такой была половина её лица. Вторая половина в добавок к этому была покрыта трещинами и в некоторых местах рваными кусками отвалилась кожа, обнажая следы разложения тканей. В груди её зияла дыра, в которой торчало чёрное иссушённое сердце, напоминающее больше чернослив, чем настоящий работоспособный орган. Оно слегка подрагивало в попытках послужить своему владельцу, но это было очень жалкое зрелище. После этого воспринимать что-либо ещё Морена была не способна. Остались только врождённые реакции, а именно страх. Он был таким сильным, что сковал её на месте, не позволяя что-либо сделать. В висках застучала кровь, а тело невольно начало дрожать. Морена хотела кричать во всё горло, но не могла, потому что гортань ей сдавило, так что и вздоха не сделать. Плен, против которого она оказалась абсолютно беспомощна. Цепкие когти беспросветной бездны впились ей в бочину и стремительно тащили к себе. Морена поняла, что это конец — и это было единственной причиной для радости. Большего ведьме уже не надо было, только чтобы муки закончились. И её желание после этого было исполнено. Морена ощутила облегчение и сделала робкий спасительный вздох из-за того, что ей не придётся больше иметь дело с тяжелой ношей, которую она звала своей жизнью. Морена оказалась в тёплых объятиях, как будто её обнимал сам ангел своими белоснежными крыльями. Ведьма почувствовала, как с самой головы её наполняет солнечный свет — согревающих и исцеляющий. Он заполнял собой каждый дюйм, латая старые раны, обволакивая все тяжелые чувства, превращая их в ощущение силы и наполненности. Эти объятия были как будто изнутри, такими, что превращали колючки и сколы, острые углы и любые несовершенства во что-то прекрасное и совершенное. Чёрная всепоглощающая бездна миновала и вместо неё Морена ощутила себя на цветущем лугу. Трава приятно щекотала ей ноги, в теле была такая лёгкость, а в груди появилось ощущение того, что ведьма сейчас возвысится и отправится прямиком в Рай. Ясное голубое небо её так и манило пройти сквозь свои пушистые облака и отправиться на прогулку по райскому саду. Ей захотелось послушать чудесное звучание арф. «Должно быть, такой вкус у ангельской благодати. Тогда становится понятно, почему из-за неё прежде было столько разборок. Думаю, что Кастиэль должен был обрадоваться, когда Кроули пришёл ему на выручку и вернул его благодать. Интересно, с кем я смогу встретиться в Раю?». На лице Морены сама собой появилась довольная улыбка. Её жутко заинтересовала возможность встретиться с кем-то из своих знакомых. В этот ей в нос врезался неприятной запах гари и он напомнил ей о Велиславе — так звали ведьму, которая заняла её тело. «Божественное снисхождение? Что за бред! Мой дом Ад, потому что там вообще все, кого я когда-либо знала. Что мне делать в Раю среди этих пернатых придурков?». Морена наконец чувствует себя в себе из-за чего по её телу проносится волна мурашек. Ведьма делает резкий глубокий вдох через рот как будто до этого всё время находилась в воде или под землёй, где не имела возможности свободно дышать. У неё было чувство страха и сожаления, болезненные ощущения, но все они теперь были такими незначительными. Морена вспомнила так же о том, что Велислава была занята поисками чего-то, но не помнила того, что именно это было. Ведьма замечает рядом с собой маленькую девочку со светлыми волосами. Внешне она казалась полупрозрачной. Её карие глаза сосредоточены на Морене и выражение их слишком серьезное для ребёнка. Ведьма подсознательно чувствовала, что может ей доверять и это натолкнуло её на мысль о том, что эта девочка забрала часть её эмоций из-за чего Морена наконец избавилась от бесконечных страданий. Прежде ведьма подобного не переживала. И хотя она сама проворачивала подобное несколько раз, это не было похоже на то, как она сама избавляла от части эмоций. Не было ощущения преисполненности и возвышения, никаких райских садов, только вытягивание части негатива. Это было очень удивительно. Не только новый опыт, но и то, что девочка пришла ей на помощь. — Кто ты? — любопытствует Морена, поражаясь и радуясь одновременно тому, что вернула себе способность говорить и мыслить самостоятельно. — Ангел-хранитель, — в ответ Морена усмехается, но серьёзность девочки от этого не теряется. — Демон, если будет так угодно. — это ведьме уже не показалось таким забавным, а сильнее побудило интерес к тому, кем она была. — И тебе очень повезло, что я оказалась здесь, — важным тоном заключила девочка. — Демон-хранитель? — с недоумением переспрашивает Морена, замечая, что девочка становилась ещё более прозрачной, словно вот-вот исчезнет точно как Чеширский кот, не оставив после себя даже улыбки в напоминание. — Что с тобой происходит? — тон Морены был немного взволнованным. Ей хотелось утолить своё любопытство до того, пока она пропадёт. — Я не могу здесь надолго оставаться, — сухо отвечает девочка. — Тогда расскажи мне, что я могу сделать, чтобы встретиться с тобой в другом месте? — наспех интересуется Морена. — О, я скажу, что тебе следует делать, — оживлённо и немного язвительно отзывается она. — Отнесись к своей жизни и безопасности со всей серьёзностью, которая только у тебя есть, — строго распорядилась девочка уже просвечиваясь в некоторых местах. — А ещё начни жить в настоящем, а не существовать в прошлом, в котором тебя даже не было. — Это не то, что я имела ввиду, — спешно возражает Морена и неосознанно тянется к ней, чтобы попытаться удержать. В ответ на это та резко толкает Морену в сторону из-за чего ведьма стремительно летит прочь с того места, где бы она была и приходит в сознание уже в своём теле, лежа на полу в ведьмовском доме — его она бы безошибочно узнала из тысячи других. До Морены быстро доходит, что дух её хоть и пришёл в норму, это не помогло до конца избавиться от физической боли после разрыва связи с фамильяром. Тело было сильно выжатым и все мышцы ныли, малейшее движение отдавало неприятным ощущением, но при этом Морена больше не чувствовала душевных терзаний из-за его смерти, теперь была только злоба из-за того, что с ней так обошлись. Морена теперь смутно помнила о том, через что ей пришлось пройти. В её голове сохранились некоторые неприятные моменты, которые произошли с мёртвыми ведьмами, но это всё сейчас для неё было не таким интересным после разговора с девочкой. Морену жутко заинтересовала кем она была. Но уже в следующее мгновение ей пришлось сместить свой фокус внимание от размышлений на то, что происходило прямо перед её глазами — она увидела, как Никлаус сжимает Бонни за шею и это заставило её повременить с собственными размышлениями. — Отпусти её, Ник, пока я не оторвала тебе руки, — быстро бормочет ведьма, подрываясь с места, чтобы встать на ноги. В этот момент напрягаются все мышцы, что вынуждает её поморщиться, но от своей цели Морена не отступила. «Самый счастливый момент за все три дня» — так довольно скромно оценили это событие все те, кто терпеливо обхаживал Морену, надеясь на её скорейшее поправление. Сразу после этого ведьма получила столько объятий за день, сколько было у неё за прошедший год. Но она не была против этого — объятия были меньшим, что она могла сейчас сделать в качестве благодарности за то, что друзья о ней заботились и переживали. Бонни быстро решила покинуть восторженную кампанию за что Никлаус получил свою порцию осуждения, но его приподнятое настроение это не испортило. Так же, как и других — все просто были очень рады из-за возвращения Морены. И ведьме сама чувствовала себя до одури хорошо и лёгкое ощущение слабости этому не мешало. Приятно было возвращаться для того, чтобы стать причиной для радости. Это было бальзамом для её изувеченной души после тех гадостей, что о ней говорили мёртвые ведьмы. Морена неволей вспомнила о собственном портрете, который они ей показали — это было, мягко говоря, не самое приятное зрелище и довольно ужасающее, если учитывать контекст — так выглядела её душа. Но для ведьмы это не имело большого значения. Неприятно, конечно, но не настолько, чтобы это стало причиной для её дальнейшего самоедства. Как будто это она могла легко отпустить и особо не переживать об этом, потому что куда более значимее теперь было то, что она наконец стала самой собой и оказалась в кругу своих близких. Эйфория подтолкнула Морену к внезапному спонтанному желанию — устроить небольшие посиделки для «просвещённых». Для этого был весомый повод и все поддержали её затею. В начале, конечно, для подстраховки на дом было наложено запечатывающее заклинание. Никаких незваных ведьм в этот вечер — только свои. А затем Стася с красным полусладким вином, Иззи и Алек с ромом и Морена, Ксавье и Никлаус с бурбоном затеяли оживлённый разговор длинной в целую вечность, с помощью которого они пытались восполнить то долгое по ощущения время, что они не виделись. Всё началось с обсуждения того, кем была Велислава — Стася слыша это имя впервые и не могла ничего о ней рассказать. Ксавье и Иззи подтвердили слова Морены о том, что ведьма что-то искала, но им так же не удалось узнать о том, что это было. — Может, кто-то знает что-нибудь о демонах-хранителях? — со смешком интересуется Морена, осознавая абсурдность своего вопроса. — Кто-то вроде Кроули? — задумчиво уточняет Алек. К этому времени охотник сделал лишь пару глотков с первого стакана. В компании Никлауса он всё ещё чувствовал себя напряжённым и переживал о том, что захмелев мог пуститься во все тяжкие. Становиться тем, кто испортит этот вечер ему не хотелось, поэтому Алек хоть и был сейчас в общем кругу предпочитал не напиваться, чтобы лучше себя контролировать. — По всей видимости, тебя заносит от резвого ветра на вершине моральных устоев, — с усмешкой подметил гибрид. Осуждать Никлауса Алек был горазд, но когда речь зашла о «демонах-хранителях» (чтобы это не значило, но довольно очевидно, что аналогия была проведена с ангелами-хранителями) охотник предположил, что речь была о Кроули. Можно было считать, что это довольно иронично, но Никлаус не любил иронию, поэтому счёл это проявлением лицемерия. Охотник почувствовал, как напряжённость его нарастает и ему пришлось напомнить себе о том, как он поступил с Бонни. Алек чувствовал за собой вину из-за этого — девушка была слишком подавленной для того, чтобы оказать ему достойное сопротивления, но он всё равно привёл её за собой и теперь это гложило его душу. Так что, теперь когда Никлаус насмехался над его принципами, в его словах кроме желчи, была доля правды, но Алек не собирался вступать из-за этого в дискуссию, он предпочитал, чтобы об этом никто не говорил, так у него будет хоть небольшой шанс на то, что он сможет об этом забыть и перестать себя за это корить. — Кляп такая хорошая вещь, знаете? — отшучивается Стася, намекая на то, что Никлаусу такой аксессуар бы пригодился. В ответ на это гибрид усмехнулся. После того, как Стася поддержала его затею, она стала располагать его к себе. Майклсон находил очень любопытной её дипломатичную сторону, которая напоминала его собственную. Кратко она выглядела так — я попытаюсь договориться, но если мне не удастся, от слов я перейду к делу и на этом придёт конец любым разговорам. Морена переживала о Бонни. Им не удалось нормально поговорить, но ведьма успела заметить, что с подругой что-то было не так. Морена не хотела поднимать ссоры из-за того, как с ней обошлись, но знала, что Беннет будет необходимо принести свои извинения чуть позже — всё же из-за Морены друзья пошли на это. Сейчас Морене не понравилось то, как насупился Алек и хотя ей не были известны все подробности, она предположила, что Никлаус чем-то его задел. И это тоже ей не понравилось, потому что охотник был прав в своём предположении — Кроули можно было считать хранителем Винчестеров с определённого времени, как и Майклсон, впрочем, да и Кастиэля тоже. Но это ведь был Кроули — он поступал так ради своих целей, потому что у него всегда был план. — Ты забыл оставить злобного Никлауса за порогом, — беззлобно подметила Морена, испытывающее взглянув на гибрида. Майклсон сделал жест, демонстрирующий то, что он закрыл свой рот на замок, из-за чего ведьма не смогла сдержать лёгкой улыбки. — Да, Алек, кто-то вроде Кроули, — соглашается Морена, поворачиваясь к охотнику. — Но он никогда ничего не делал просто так, — задумчиво продолжает она, размышляя в этот момент о том, кому из демонов она могла потребоваться и для каких целей, раз тот протянул ей руку помощи. — Это не совсем так, — поправляет Никлаус, устанавливая с Мореной зрительный контакт. — Кроули с трудом можно было назвать хорошим парнем, ему бы больше подошло «король паскудств», — с лёгкой улыбкой объясняет он. — Но всё же бывали случаи внезапной эмпатии с его стороны, которые не были обусловлены собственной выгодой. Морене было приятно то, что гибрид рассказал об этом, это вызвало у ведьмы улыбку. Но к разговору имело мало отношения — всё же он был не о Кроули, а той неназванной спасительнице, которая помогла ей выпутаться из грязного болота бездонной печали, поэтому Морена продолжила говорить, чтобы донести всё же то, что она имела ввиду. — Когда я была не в себе, меня выручила одна девочка, она назвала себя демоном-хранителем, что довольно глупо, кому я нужна из демонов, не считая присутствующих, — рыжеволосая неловко посмеялась, обводя взглядом друзей. Шутка вышла боком, потому что вызвала у всех напряжение. Морена ещё не знала всех ошеломляющих новостей — о том, что Ровена всё это время была оборотнем, о том, что Константа добровольно подарила свою семью во служение Люциферу и о связи родословной Стаси с Люцифером. Об этом следовало рассказать, но не сразу же после её возвращения. Хотя и Морена говорила, что чувствует себя хорошо и даже предложила им всем собраться, стоило повременить с новой информацией. Никлаус и Стася странно переглянулись, после чего одновременно повернулись к Иззи. Сказанное Мореной заставило их подвергнуть сомнению то, что прежде рассказывала им Иззи. Ксавье приложился к стакану, чувствуя неизбежность приближающегося тяжелого разговора. — Ты сказала, что он мёртв, — возмущённо напомнила Стася. Она теперь лучше понимала Бонни — если для неё за гранью было само существованию демонов, то для Стаси чересчур будет вероятность встречи с настоящим дьяволом. Ведьма понимала, что какой бы смелой она до этого не была, перед настоящим злом во плоти, перед тем, чей образ использовался в её детстве для запугивания, она бы спасовала. Иззи удивленно взглянула на неё в ответ. Её прожигали глазами Стася и Никлаус, ожидая реакции охотницы. Морена нахмурившись от недоумения, наблюдала за их реакцией. Иззи за долгое время вдруг растерялась, не сумев с ходу сообразить, как отбить эту нападку, но при этом она осознавала, что была предельно честна — Люцифер был мёртв. — Что, если это был кто-то из красноглазых? — быстро вмешивается в разговор Алек. Его тон был резвым и твёрдым, но не грубым. Он счёл это довольно разумным объяснением. — Я могу принести клятву о его смерти, — возмущённо отзывается наконец Иззи. Морена посмотрела на Ксавье, который стал выглядеть поникшим. Если бы только ведьма знала о том, как он устал от бесконечной ругани за эти дни. Ксавье догадался о том, что и другие не хотели поднимать сложные темы, так же как и он, но сейчас вдруг под раздачей оказалась Иззи, хотя не сделала ничего плохого. Дело было в буйном темпераменте, который было трудно контролировать Стасе и Никлаусу. И это было довольно глупым проколом из-за чего происходящее теперь напоминало дурацкую комедию — они сейчас подняли разговор о Морене, как будто её здесь нет и взялись обсуждать то, чего она не знает, в то время, как сама она сидела в полном смятении из-за этого. Глупая ситуация, которой Ксавье решил положить конец. Благодаря зрительному контакту с Мореной, демон собрался с мужеством и решил взять на себя это обязательство. Ксавье решил рассказать Морене о том, что так невовремя всплыло наружу во время их застолья. — Константа использовала собственную кровь, чтобы подписать контракт с Люцифером, — каждое слово давалось ему с большим трудом, учитывая, что при этом он смотрял прямо на Морену и замечал небольшие изменения её мимики. Нужно было рассказать к чему привело это действие её бабушки и его горло сдавило сильнее. Алек это почувствовал на себе. Охотник почувствовал неприятное ощущение в собственной гортани, поэтому он решил подсобить демону, чтобы они оба могли избавиться от этого ощущения. — Из-за чего каждый, в ком течет её кровь, с тех пор принадлежали ему, — ком в горле стал давить сильнее в тот момент, когда Морена повернулась к охотнику. К сожалению, договорив, он не почувствовал облегчения. Зелёные глаза застыли в одном месте. Сказать, что Морена была из-за этого удивлена — не сказать ничего. Какой бы пугающей не показалась эта информация с самого начала, она помогала ей понять свою семью чуть лучше. МакЛауд не на пустом месте так крепко связаны с Адом — за это они могли быть благодарны Константе — матери, бабушке и по совместительству ярой последовательницы Люцифера. На мгновение все замерли, ожидая того, что будет дальше. Задумчивый вид Морены заставил их напрячься. Никлаус и Стася с недовольством смотрели на Ксавье и Алека, мысленно обхаивая тех за то, что они рассказали всё так и в то время, когда только-только появился призрачный намёк на то, что всё начнёт налаживаться. — Морена, это, безусловно, ужасно, — сочувственно проговорила Иззи, — Но больше не имеет никакого значения, потому что Люцифер мёртв и никому из вас больше не придётся ему прислуживать, — в глазах её был небольшой блеск из-за выпитого, но это не мешало ей в то же время взглядом выражать поддержку. Морена поднимает глаза на неё и задумчивость сменяется лёгкой улыбкой. — Чувствуется особый почерк, такой ни с чем не перепутать — МакЛауд постарался от всей души, — рыжеволосая раскатисто смеётся, после чего прикладывается к стакану под недоумевающие взгляды. Никто больше над этим не посмеялся, потому что предполагали, что реакция будет иной. — Что ж, я для безопасности блокирую детские воспоминания, если тебе будет легче от шуток, то… — демонстративно расслабленно проговорила Стася. — Я отшутилась об этом не для защиты, а потому что посчитала произошедшее весьма забавным, — легко пояснила Морена и она была откровенна. Это её удивило, позволило узнать о своей семье немного больше, но не более — ей не захотелось разводить баталии в своей голове о правильности этого поступка, о том, какими они все были несчастными. Иззи была права — это больше не имело никакого значения. Просто факт. Одна из множества-множества мрачных тайн, в которых купались МакЛауды — в какой-то мере даже уже наскучило. Проходить квесты может быть очень интересно, но не тогда, когда твоя жизнь представляет один сплошной квест со множеством головоломок, череды задач, скрытых лазеек, секретных проходов и прочего. Во всём этом многообразии тайн и неясностей всех форм и размеров Морене хотелось чего-то настолько неприметного и до безобразия простого, чтобы смело считать себя самой обычной необычной девушкой. Было стойкое желание стать частью чего-то настолько обычного и предсказуемого, как и раньше. Морена видела откровенные признаки волнения у своих друзей. Наверняка, кто-то из них (или все разом) могли подумать, что что-то случилось с её разумом, может она всё же сошла с ума, не смотря на то, как много усилий было приложено для того, чтобы это не произошло. Но Морена была в своём уме и чувствовала себя гораздо лучше, чем прежде. Та девочка «демон-хранитель» избавила её от страданий и по всей видимости, её сила была просто запредельной, потому что перестали болеть даже старые раны. Те места, в которых было больше всего пробоин, что долго сквозили и были причиной для злобы, обиды, неприязни, боли, отторжения, а так же становились причиной для жалости к себе, ненависти и поводом для слёз — раны оставленные Ровеной больше не напоминали о себе, потому что сквозь них прошёл исцеляющий свет. И чем бы это не было, кем бы не была та девочка, после встречи с ней, Морена чувствовала себя наполненной и окрылённой, готовой к тому, чтобы потрудиться над тем, чтобы начать жить ту жизнь, которую она заслуживала. — Я провела так много времени в самокопании, в затянувшемся анализе своих детско-родительских отношений, но это ни к чему не приводило, поэтому я бунтовала, полагая, что моё мнение — истина в последней инстанции, — на лице её выступает тёплая улыбка. — А теперь я понимаю, как сильно я заблуждалась. В этот день я избавляюсь от тяжкого груза, волочащегося за мной по пятам. Груз под названием «влияние моей семьи на меня», — теперь улыбка её становится такой счастливой, а глаза прямо искрятся от радости. Важно было принять то, как ведьма теперь себя ощущала — это были позитивные изменения, на которые она даже не надеялась, но они с ней случилось и были подарком, который она очень высоко оценила. Не было лучшего способа для принятия своих чувств, чем проговаривания их вслух, особенно в компании самых близких людей. На лицах которых наконец появилось облегчение и улыбки, оказавшиеся вдруг очень заразительными. — Предлагаю выпить за это, — торжественно произносит рыжеволосая, поднимая стакан перед собой. — В то время, как мы все за тебя переживали и едва не поубивали друг друга ты преисполнялась в своём развитии? — со смешком отзывается Стася, протягивая в ответ свой бокал. — Выходит, что так, — довольным тоном соглашается Морена. — Вот эта тайм-менеджмент, блестящее расставление приоритетов, — воодушевлённо бормочет светловолосая. Незадолго после этого Никлаус раскрыл так же то, что Ровена была оборотнем. К этой новости Морена отнеслась с усмешкой и хоть она вышла ядовитой, всё же на самом деле, это не сильно задело ведьму. Она поинтересовалась о том, было ли что-то ещё, что ей следовало знать, после того, как было рассказано о тайне славянских ведьм — они установили, что важной информации у них больше не было, Морена плавно перевела тему с себя на присутствующих. Ведьма была инициатором этой встречи, но это не означало, что они должны были весь вечер теперь посветить разговорам только о ней. Морене вообще-то было интересно узнать и о том, что было с ними за время её отсутствия. Это помогло всем расслабиться и обстановка в злополучной гостиной в тот вечер стала весьма дружелюбной и комфортной. В ходе активной беседы Морена узнала о том, что Стася и Никлаус теперь не плохо ладили — это было неожиданным фактом, но весьма приятным. — Я бы не взял тебя в жёны не за какие деньги, — поддевает ведьму гибрид во время её оживлённого рассказа о своей помолвке. — Пфф, — фыркает рыжеволосая. — Ты бы не заставил меня за себя выйти даже с помощью внушения, — язвит она в ответ, после чего оба они смеются. Морена тоже посмеялась из-за их шутливой перепалки. — А что с тем парнем? — оживлённо интересуется Иззи, хотя она уже второй раз слышала эту историю, ей только сейчас стало любопытно, что сейчас стало с Вячеславом. Стася пожимает плечами. — Должно быть, с нетерпением ждёт обещанной оплаты. Иззи не понравился такой ответ, она в тайне надеялась на то, что они хотя бы переписывались о чём-нибудь. Стася ей нравилась и алкоголь стал путеводителем к неожиданным мыслям — охотница задумалась над тем, могла ли эта история обернуться настолько неожиданно, что Стася и Вячеслав внезапно влюбятся друг в друга. Иззи на самом деле была очень сентиментальной и чувственной, поэтому это показалось ей очень романтичным, хотя и не очень правдоподобным. В любом случае, она думала об этом не всерьёз и вскоре переключила свой фокус внимания в другое русло. Алек по-прежнему был самым трезвым и это помешало ему присоединиться к внезапным танцам. Буйные и неистовые подёргивания, пьяные голоса, которые подпевали невпопад тексту песни. Всю эту вакханалию затеяли девчонки, в то время, как парни, предпочитали отсиживаться в стратегически удобных положениях для того, чтобы наблюдать за ними со стороны и тихо смеяться или улыбаться из-за того, какими дурными и веселыми они сейчас были. Это послужило причиной для того, что он успешно избегал весь вечер — Никлаус с ним заговорил. — Александр, я не могу оставить без внимания твоё свершение, — загадочно проговорил он, по-прежнему наблюдая за Мореной. — Мне не нужно твоего внимания, — холодно отозвался охотник, концентрируясь на Иззи, которая была занята демонстрацией того, как шлёпает Стасю по заду. В этот момент ему захотелось отвернуться к стене, пойти посмотреть на небо или окунуться в мир своих грёз с помощью сна. — Не будь таким грубым, — с усмешкой просит гибрид. — Для того, кого считают беспринципным, поделись своими ощущениями — каково это идти против своих принципов? — с наигранной заинтересованностью проговорил гибрид. Никлаус недолюбливал лицемерие и использовал возможность, чтобы указать на неё в поступках охотника. — Вот ты вроде оборотень, а ведёшь себя, как пёс плутливый, — вмешался в разговор Ксавье утомлённым тоном. Алек мысленно поблагодарил его за это. Охотник не хотел развивать эту тему. На самом деле он очень хотел рассказать Морене о своём недуге до того, пока затеет с гибридом нешуточную драку. Но сейчас он полагал, было неподходящим временем для того, чтобы обращаться к ведьме со своими проблемами. Только не тогда, когда она наконец выглядит такой беззаботной и счастливой. — Друг, ты же знаешь, что любопытство не порок, — шутливо оправдывается Никлаус, с улыбкой глядя на блондина. — Тогда спроси об этом у Морены, как она относится к тому, что ты угрожал Бонни, — Ксавье даже не пытался проговорить это мягче. Это был открытый вызов и скрывать этого не было смысла. Никлаус был отличным собеседником и собутыльником тоже был не плохим, как и товарищем, впрочем, если не решал вдруг продемонстрировать то, какой у него дурной характер. В такие моменты приходилось напоминать о том, что он общался не с кем-то из своих приспешников и прознав об этом, Ксавье удалось найти с ним общий язык и демон не гнушался использовать этот небольшой трюк каждый раз, когда он был необходим. Вражда Майклсон и Лайтрейндж была вполне обоснованна и для ненависти друг к другу у них были все поводы — в прошлом охотники отравляли им жизнь, из-за чего вампирам приходилось защищаться, Никлаус однажды убил Иззи, Ребекка убила Алека, после чего Иззи расправилась в отместку с ней. Но Ксавье знал, что и Иззи и Алек были настолько великодушны, что зарыли топор войны между ними. И, если не считать, небольших странностей Алека по отношению к Майклсон, Никлаус единственный выступал в роли агрессора, так и подначивая к тому, чтобы вспомнить былую вражду. Гибрид усмехается. Удар ниже пояса. Ксавье был равным соперником во всех смыслах — и физически, и морально. Попытайся он вывести его с помощью разговора, демон поступил бы так же и всё перешло бы в настоящее соревнование — кто даст слабину первым. Ответить Никлаус не успел, потому что девушкам к этому времени потребовалась передышка от их вычурного выступления. Они вернулись румяными, сбивчиво дышали, громко смеялись и бурно обсуждали их извивания. Сами того не зная, они подняли настроение парням, но сами они сейчас не особо интересовали, потому что разговор их слишком сильно затянул. Ксавье решил использовать эту возможность, чтобы завершить тот разговор, что они прервали. — Ты же эстет, — как бы невзначай проговорил блондин, глядя на Никлауса. — Смотри и наслаждайся, — блондин лукаво улыбнулся, довольный тем, что его реплика не привлекла большого внимания, но точно была услышана гибридом. Ксавье посчитал, что это было хорошее предложение и надеялся на то, что гибрид будет разумным и примет его. — Я насладился бы если стал свидетелем того, как Морена примерила на себя наряд леди Годивы, — расслабленно отозвался Никлаус с загадочной улыбкой на лице. Сказанное им не понял ни Ксавье, ни Алек, дело было в том, что оба они ничерта не разбирались в искусстве и истории. Но Морена услышала своё имя в их разговоре и часть после неё о английской графине — с ней ведьме удалось познакомиться в Великобритании во время их путешествия с Никлаусом. В художественной галерее Герберта Майклсон рассказал ей предысторию картины с обнажённой рыжей женщиной верхом на коне, она называлась «Леди Годива» в честь графини, что была на ней изображена и со слов Никлауса — идея с обнаженной конной прогулкой по Ковентри была его. Благодаря внушению гибрида Годива решила добиться милости своего мужа именно таким необычным способом. Морена хотела уже было возразить в ответ на озвучивание его влажных мечт, что её нельзя загипнотизировать, но ей вспомнилось о том, что сказал Никлаус тогда же, пока они стояли у картины. «Женственность и хитрость — убойное сочетание и в правильных руках невероятно мощное оружие». Это притянуло другое воспоминание — о том, как Морена сама однажды рассудила так же. А теперь ей стало интересно — сама ли или же это было с подачи Никлауса? Морена признала собственное подсознание — оно не было схоже ни с одним из других разделов её разума. Она хоть и чувствовала себя сломленной, но одинокой себя не ощущала — с ней рядом был Никлаус. Даже больше, именно он помог отыскать выход в сознание, благодаря которому Морена смогла почувствовать связь с телом. В подсознании не было ничего особенно примечательного — Майклсон и в жизни довольно обходительный и заботливый — ничего из того, что могло бы её удивить. Вот только после возвращения Морена чувствовала, как притяжение к нему стало сильнее. На этом ведьма подловила саму себя и лишь надеялась на то, что для других это не было столь очевидно — как она порой за этот вечер зависала на нём взглядом, рассматривала его руки, неволей представляя то, как он использует их на ней — в любых целях, будь то объятия или крепкая хватка за бёдра или (как ей казалось) — поедала его взглядом, мечтая о том, чтобы Никлаус использовал губы для поцелуя. Но все свои порывы Морена усиленно контролировала, надеясь насладиться прекрасным вечером в компании своих друзей. Но кое-что всё же её интересовало — почему Ник был в её подсознании? Это не было первостепенно важным вопросом, о нём Морена вообще до этой поры не беспокоилась. Но она вспомнила о былых событиях и сейчас ведьме казалось, что мозг стал усиленно работать. Алкоголь не был ему помехой для того, чтобы с хирургической точностью распутывать клубок её памяти, поочерёдно выуживая из него любопытные воспоминания. «Всё обретает нужную форму, когда оказывается в правильных руках». Каждый раз как яркая вспышка — те моменты, когда она говорила словами Никлауса, на что прежде не обращала большого внимания. Морена не брезговала цитированием, но не в таком же объёме, будто весь её лексикон состоял лишь из того, что когда-то было сказано гибридом. «Мы согрешили, так давай над этим посмеемся и продолжим грешить, чтобы дальше смеяться», — наверняка это тоже были его слова. Но каков был их контекст и когда именно они были сказаны, Морена не могла припомнить. Ведьма поднимает взгляд от стакана и уже не смущаясь прожигает плешь в Никлаусе, игнорируя текущий разговор между ним, Ксавье и Стасей. «Было ли что-то о чём я не знаю, мой коварный обожатель?». Во время этой мысли Майклсон поворачивается к Морене как будто почувствовал, что она мысленно обращается к нему и ведьма непроизвольно улыбается. — Уделишь мне немного времени? — мягко интересуется Морена, заведомо зная ответ. Прежде, чем прижать Никлауса к стенке с вопросами и расспросами, Морена решила исполнить свой порыв, что то и дело подкрадывался к ней в течение всего вечера — ведьма прижала гибрида к стене во время поцелуя. Это случилось так внезапно, едва Майклсон прикрыл за собой дверь, его тут же прибрала к рукам неистовая рыжеволосая буря. Его это удивило, но лишь на мгновение, потому что довольно быстро он сориентировался и охотно поддался этому импульсу. А когда Морена забралась на него — буря переросла в настоящий смерч, вихрь которого создавали горячие прикосновения рук, торопливо избавляющихся от одежды, прерывающиеся глубокие поцелуи из-за недостатка дыхания, страсть, вскружившая головы и небольшая дикость в лихорадочных ласках, что была продиктована волчьей сущностью и она-то и взяла главенство с той самой поры, когда ноги немного подкосились во время поцелуя. К тому моменту, когда обнажённые и пылкие тела переместились в горизонтальное положение, о своём намерении Морена напрочь позабыла — сейчас это было не важно. Куда больший интерес представляли умелые руки Никлауса на её лоне — в этот момент она тонула в собственной похоти и жажде. С губ её слетали тихие стоны, а тело из-за активных извивания в ответ на стимуляцию напоминало танец змеи под флейту заклинателя. Вожделение Майклсона было столь же велико, так что предварительным ласкам было уделено не так много времени, но это никого не расстроило. В тот миг, когда он убрал руку с клитора ведьмы, чтобы войти в неё, Морена спешно прошептала заглушающее заклинание на латинском, благодаря которому смогла громко простонать, изогнувшись дугой навстречу скользнувшему в неё члену гибрида. По телу прошёлся новый приятный разряд из-за которого рыжеволосая вцепилась ногтями в спину Никлауса. Плотский голод — никогда прежде желание не было таким сильным, никогда оно не было способно поглотить столь сильно, что даже видимости контроля не оставалось. Единственным желанием было полностью погрузиться в разливающееся по телу приятное ощущение до тех пор, пока не будет достигнута наивысшая точка наслаждения. С каждым последующим толчком темп Никлауса становился интенсивнее и глубже, вызывая в ответ череду сладостных стонов. Взгляд ведьмы был таким томным и завораживающим, напоминая бочку с мёдом, в которую гибриду удалось вляпаться, а теперь он был не в силах выбраться из этой тягучей и клейкой жидкости. Но этот плен был ему в радость и никому другой не доверил бы столько власти над собой, над своим сердцем и разумом. Морена притянула Никлауса к себе плотнее, утягивая в жадный, горячечный поцелуй, параллельно зарываясь пальцами в его волосы. — Позволишь мне быть сверху? — намеренно невинно прошептала Морена, прерывая головокружительный поцелуй. Волчица всё ещё была дикой и хоть ей до одури было приятно оказаться сейчас здесь вместе с Никлаусом во власти всепоглощающей страсти, так что останавливаться она была не намерена — чувство гордости всё ещё было с ней. Подчиниться и подставить загривок на пассивной позиции волчица не была готова. Всё ещё непокорна даже для Никлауса, которому уже ни единожды волей случая доверила свою жизнь. Гибрид вместо ответа накрывает её распухшие губы ещё одним поцелуем и вместе с тем Морена чувствует, как его ладони скользят по её бёдрам. Никлаус приподнимает ведьму с кровати, оставаясь при этом в ней в момент их перемещения его член проникает ещё глубже из-за чего мышцы ведьмы непроизвольно сжимаются в ответ на приятные ощущения. Рыжеволосая протяжно мычит прямо в губы гибрида и покрывает его спину новыми полосами царапин. Её голова оказалась настолько затуманена, что она не сразу поняла то, что теперь оказалась сверху. «Кажется, я только что чуть не кончила» — мелькает здравая мысль в её сознании. Морена была немного удивлена, потому что не хотела выбывать так быстро. Как бы превосходно ты себя не чувствовал во время оргазма — эйфория будет с тобой только пару секунд, в то время, как процесс самого секса не менее приятен и им следует вдоволь насладиться. Не до конца придя в себя, Морена начинает медленно двигать бёдрами. Нужна небольшая передышка от глубоких и ритмичных проникновений, чтобы не закончить так скоро. Никлаус почувствовал, как влагалище ведьмы сжалось в предоргазменных судорогах и теперь с лёгкой ухмылкой наблюдал за тем, как неспешно двигалась Морена для того, чтобы продлить своё удовольствие. Он бы не был бы самим собой, если бы у него не было собственное мнение о произошедшем. Гибрид немного приподнимает бедра из-за чего член проникает глубже. Ведьма резко вдыхает через рот, чувствуя, как низ живота напрягается. Морена с недовольством смотрит на Никлауса и упирается руками ему в грудь. Его кожа была невероятно горячей. — Держи себя в руках, жеребец, — с укором просит ведьма. — Моя позиция позволит мне просто встать и уйти, если мне что-то не понравится, — теперь ухмылка была на её лице. Никлаус берёт её ладони и Морена усмехается из-за попытки её удержать. А затем Никлаус прислоняет их к своему лицу, из-за чего ведьма понимает, что он хотел с их помощью охладиться. — Сейчас из тебя бы вышел никудышный игрок в покер, — с улыбкой проговаривает гибрид, глядя в глаза. — Даже сблефовать не получилось, — довольным тоном добавляет он. Никлаус знал, что-то в Морене явно переменилось, разумеется он заметил, что не только он один наблюдал за ней в этот вечер. Она отвечала ему тем же, когда гибрид притворялся, что не замечает этого. Терпение давало свои плоды и это не могло его не радовать. Майклсон мог показаться одержимым, но он просто знал, что Морена будет его и видел, что до этого оставалось не так много. Не смотря на столь резкое заявление, это не побудило Морену возмутиться сильнее. В глубине сознания к ней взывала её вредность, крича ей о том, чтобы она просто назло Никлаусу с него слезла и оставила их обоих неудовлетворёнными, но вместо этого её бёдра стали двигаться интенсивнее, наращивая темп. Угождать своей вредности ей не хотелось, потому что в таком случае она окажется без оргазма, поэтому она решила ограничиться колким ответом. — Не насмехайся над бедной возбуждённой девушкой, иначе она съест тебя после спаривания, — с лёгкой улыбкой проговорила ведьма, высвобождая свои руки для того, чтобы вновь упереться ими в грудь гибрида для дополнительной опоры. Никлаус вновь хватает её за руки, перемещая их на свои плечи и в следующее мгновение резко отрывает спину с кровати, теперь их лица находились в нескольких дюймах друг от друга, так что кожей ощущались жаркие выдохи. — Ты же можешь уйти, если тебе что-то не нравится, — напомнил гибрид, сжимая бёдра ведьмы в руках. После чего принялся оставлять поцелуи на её ключицах и груди. Морена запустила руки в волосы гибрида, подставляя тело его губам. И это было очень красивым ходом с его стороны. Он не только поймал её на блефе, но теперь и с помощью действий доказывал то, что Морена ни за что не исполнит того, о чём она сказала. Ведьма не уйдёт, потому что не было того, что ей не нравилось. Бёдра ведьмы теперь оказались в распоряжении Никлауса, чем он не побрезговал воспользоваться. Крепко сжав их в своих ладонях, гибрид ускорял темпы и глубину проникновения, возвращая их к тому моменту, когда Морена едва не кончила. Ведьма прикусывает губу, сдерживая громкие стоны. Все её мысли вновь стали крутиться вокруг её ощущений. Заветная разрядка вновь стала мелькать на горизонте, завладевая всем её вниманием. — Ник, так я быстро… — ведьма накрыла руки гибрида своими ладонями, пытаясь вернуть себе контроль, но в ответ на это он лишь удвоил усилия. — Кончу, — выдохнула рыжеволосая, закрывая глаза из-за напряжения в животе. Несколько таких толчков — это максимум, который она вынесет. — Мы здесь ради этого, любовь моя, чтобы насладиться друг другом, — отзывается гибрид, прекращая покрывать её тело поцелуями. Морене не хотелось с этим спорить. Всё же они были тут не для соревнований, а для удовольствия. Ведьма не успела выразить словами то, что была с этим согласна, впрочем этого и не требовалось, потому что её тело оказалось красноречивее. Для Никлауса знаком согласия было то, что ведьма сама придерживалась того темпа, который он задал. Морена уже знала о том, что Никлаус был мастером не только в разговорах, но и в деле. А в том, что касалось её удовольствия ему равных не было. В этом её окончательно убедило следующее развитие событий. Ещё несколько движений бёдрами и мышцы ведьмы вновь пришли в напряжение из-за приближающегося оргазма. Неволей она запрокинула голову чуть назад, прикрыв при этом глаза. Оттягивать момент больше не было смысла — следовало достигнуть фееричного финала, который так и манил её к себе. Мышцы резко расслабляются, избавляясь от напряжение для того, чтобы начать пульсировать и сокращаться из-за насыщенных сладострастных волн удовольствия. В экстазе ведьма прогнулась в спине, растворяясь в этом блаженстве. Гибрид по-прежнему находился в ней и хорошо ощущал сильную пульсацию её влагалище — это было просто восхитительно. Оргазм Морены выступал для него в роли дополнительной стимуляции и тогда она даже подумать не могла о том, что он не собирался на этом останавливаться. Гибрид подловил её на вершине кайфа, на пике обострения ощущений для того, чтобы превзойти себя самого и показать, что это был не предел. В этом ключевую роль сыграют его руки и особая деликатность, с которой следовало подойти к стимуляции особо чувствительной точки. Его пальцы соскальзывают с живота Морены прямо к клитору и неспешно и осторожно Майклсон принимается поглаживать его чувствительную головку. При этом вторая рука его всё ещё находится на её бедрах, принимаясь медленно приподнимать ведьму вверх, а затем вновь насаживать на себя. Тело Морены тут же отзывается на его действия, из-за чего ноги её немного дрожат, рыжеволосая прижимается к нему грудью, мыча от усилившихся ощущений. Оргазм продлился, возвращаясь к ведьме ещё одним мощным импульсом во всём теле. А затем это случилось ещё раз из-за чего комнату заполнили громкие стоны. Активные сокращения стенок влагалища вокруг члена гибрида способствовали тому, чтобы он сам в скором времени кончил из-за головокружительных ощущений. Теперь уже Никлаусу пришлось прибегать к технике благодаря которой он смог бы продержаться дольше — гибрид вернулся в исходное положение, расположив Морену на спине на кровати. Ведьма была слишком поглощена своими ощущениями для того, чтобы заметить это и придать хоть какое-то значение. — Ник… — с трудом произносит она, силясь открыть глаза, пока её не накрывает ещё один оргазм. Ни одна музыка в мире не сравнится со звучание голоса того, кого ты любишь, когда он стонет от удовольствие твоё имя. В первый раз гибриду удалось сдержаться, чтобы не кончить сразу после этого, но затем Морена впилась в его кожу ногтями и при этом он почувствовал то, что и руки её дрожали, ведьма простонала его имя ещё раз и больше терпеть он не смог. Теперь напряжённая плоть Майклсона подёргивается, бурно изливаясь внутрь ведьмы. Низкий грудной звук — тихое подобие рыка непроизвольно слетают с его губ во время эякуляции. Они вместе вознеслись на олимп, прочувствовав на себе, какого быть богами — один раз против пяти, если он не ошибся с подсчётами. Никлаус оценил это как крайне удачный эксперимент, который доставил ему двойную порцию удовольствия. Об этом он смог подумать только спустя пару минут после того, как эйфория стала ослабевать. Никлаус лежал на спине, восстанавливая дыхания, способность ясно мыслить и силы на то, чтобы хотя бы сходить в душ. Морена по-прежнему тяжело дышала, чувствуя себя дезориентированной от ощущений в теле — в нём сохранилась легкая дрожь и неконтролируемые мимолётные спазмы в мышцах ног, она была сильно выжата, но при этом ощущала себя даже лучше, чем в тот момент, когда ей казалось, что в неё вливается ангельская благодать. «Что может быть лучше этого? Разве что испить благодати самого Бога, наверное» — мелькнула мысль в её голове, в которой, на удивление, сейчас был полный штиль и настоящая тихая гавань. Морена переворачивается на живот из-за чего внизу живота теперь неприятно тянет и она слегка морщится от этих ощущений. Благодаря этому небольшому манёвру ведьма могла взглянуть на Никлауса. Из-за того, каким довольным гибрид сейчас выглядел, Морена неволей улыбнулась. — Предпочла меня друзьям, это на тебя не похоже, — задумчиво проговорил он. — Не делай вид, что это тебе не льстит, — со смешком отзывается Морена. — Ты хорошо меня знаешь, — расслабленно подтвердил он, лёгким движением убирая от её лица рыжие локоны. — Даже если бы я тебя не знала, достаточно было бы просто посмотреть на твоё лицо, — рассудила вслух ведьма, придвигаясь к нему чуть ближе. — Буквально светишься от счастья, так что сложно на тебя долго смотреть, глаза жжёт, — беззлобно отшутилась Морена, после чего положила голову ему на грудь, чтобы избежать зрительного контакта. В этой шутке была доля правды — на Никлауса и впрямь было сложно долго смотреть, но дело было не в том, что он действовал ей на нервы своим довольным видом — нет. Дело было в его взгляде, он был таким благоговейным и влюблённым, казался жадным и боящимся хоть что-то упустить из виду. Его стало сложно выносить, потому что сейчас Морена была голой и единственное, что ей ещё оставалось сделать — обнажить свою душу. И это казалось ей немного глупым, потому что Никлаус и без того знал о ней больше, чем кто бы то ни было. У ведьмы больше не было никаких тайн, заветных мечт или чего-то другого в этом духе, что можно было бы использовать в качестве своего козыря. «Разве, когда ты знаешь кого-то настолько хорошо, твой интерес не должен к нему ослабнуть? Почему он смотрит на меня так, словно я мировой шедевр, хотя он прекрасно знает о том, из какого мусора меня слепили и то, что теперь я усиленно создаю видимость того, что это и не мусор вовсе, а бриллианты». — Не делай вид, что я не постарался на славу, — с усмешкой парирует Никлаус, обнимая Морену за спину. Этот простой жест отозвался для неё, как прикосновения к самому её сердцу. И хоть пронзительного взгляда ей удалось избежать, Никлаус теперь с помощью тактильных ощущений напоминал ей о том, что он её любит, чтобы она вдруг об этом не забыла. Как будто Морена могла просто так выкинуть это из головы. Ведьма слегка приподнимает голову, встречаясь с ним взглядом. Не так важно, то что Никлаус теперь смотрел на неё иным взглядом, потому что она сможет со временем к нему привыкнуть. — Предпочтёшь медаль или целый кубок в качестве награды? — игриво интересуется Морена, глядя гибриду прямо в глаза. Это больше не было таким сложным, как ей показалось с самого начала. — Я могу пойти ва-банк? — задумчиво интересуется он. — Ты хочешь себе памятник? — со смешком уточняет Морена. Это было бы очень в его стиле. Никлаусу хватит себялюбия для возведения собственного памятника. — Идея неплохая, но оставим это для другого раза, — с улыбкой отвечает он. — Сейчас я хочу награду чуть меньше объёмом, — интригующее протягивает гибрид, — Примерно сто десять фунтов веса, пятьдесят пять футов ростом, — Никлаус провёл пальцами по плечам Морены из-за чего у той по спине пробежали мурашки. Ещё одно прикосновение к её сердцу, напоминание о том, как сильно гибрид её любил. Но отчего-то дыхание спёрлось именно у неё. Это чувство не то, что витало в воздухе, оно проникало всюду и наибольшая концентрация любви, казалось, была в самой ведьме. Морена всегда знала, что Никлаус её любил, но никогда не сталкивалась с таким стойким ощущением — с чувством, подтверждающим его любовь, которое теперь было в ней самой, — Яркие рыжие волосы, — проводит пальцами по нескольким прядям, — Выразительные зелёные глаза, — с улыбкой продолжает Майклсон. — А это не те ли из-за которых в средневековье захватывали огромные города и падали могущественные империи? — с наигранной заинтересованностью уточняет Морена, догадавшись о том, что речь идёт о ней уже в тот момент, когда Никлаус обозначил рост. — Они самые, — со смешком подтверждает гибрид, — застывая на ней взглядом. «Ты одна мне ростом вровень, стань же рядом» — таково было поэтичное и довольно романтичное предложение Никлауса после первой недели их разгульного периода. Смысл был тем же — гибрид делал всё возможное для того, чтобы добиться расположения Морены и начать отношения, согласись ведьма на него это могло стать началом бурного романа, но сейчас это воспоминание явилось к ней не для размышлений о том, как могла бы сложиться её жизнь в прошлом, а для того, чтобы подметить эту особенность в его взгляде, которая стала явной для неё только сейчас. Как можно было выразить столько любви одними лишь глазами и почему Морена не чувствовала её раньше? Выражение лица, тембр голоса, запах, исходящий от Никлауса — всё было прежним, но вот взгляд зелено-голубых глаз был другим и прикосновения теперь были какими-то… особенными. Это ещё мягко сказано для того, чтобы описать ощущение, когда кто-то касается твоего сердца, при этом не делая ничего кардинального нового. Морена опустила взгляд на губы Никлауса, чувствуя, как ей хочется его поцеловать. Как хотелось бы вместе с тем рискнуть и начать новую главу в жизни. Её симпатия могла бы стать влюблённостью и даже любовью, это было понятно по силе притяжения, с которой её к нему тянуло. И, не смотря на то, что она знала о нём так много, её интерес тоже не угасал. В том «мусоре» из которого они оба были «слеплены» было множество схожих фрагментов и это располагало к Никлаусу сильнее. Ведьмы не была бы самой собой, если бы не оценила возникшую паузу в разговоре, как лучший вариант для того, чтобы утолить своё любопытство. Новое начало — это, конечно, хорошо, но перед ним следовало закрыть все двери прошлого, чтобы они однажды не стали истончать отвратительный аромат, напоминая о своём существовании. Или, если, всё было не так плохо их всё же следовало прикрыть хотя бы для того, чтобы не создавать сквозняка. Стоило ей высказаться о том, что ей хотелось бы узнать о том, из-за чего Никлаус мог быть в её подсознании, Морена вспомнила о том, что они так же были схожи в своей упёртости. А Никлаус увидел то, как распыляется её любопытство сильнее, с каждой его попыткой замять эту тему. — Расскажи, пока есть возможность сделать это добровольно, ты знаешь, что я очень непостоянна в этом плане, — серьёзным тоном проговорила Морена, потому что теперь она попросту не сможет уснуть, не узнав, что он от неё скрывал. Никлаус почувствовал себя на месте Алека, потому что Морена сейчас поступала так же, как и он сам — использовала любые средства для того, чтобы добиться своего. После сотки ситуаций, в которых Никлаус достигал состояния, в котором его не заботило ничего другого, кроме его целей, легко было забыть о том, что у кого-то могут быть силы обойти тебя, пройдя по его собственной голове. Морена запросто могла проникнуть к нему в голову и узнать всё, что он так яростно защищал. Из-за этого Никлаус злился, но был близок к тому, чтобы на эмоциях раскрыть правду только лишь для того, чтобы оставить за собой эту возможность — распоряжаться своими знаниями самостоятельно. Вот она черта тех, кто не терпел вмешательство в планы. Если враги забрали твой город — брось все силы на то, чтобы его вернуть. Если тебе этого не удалось — сожги город вместе с ними. Однажды радикальные меры занимают самое обычное место в твоём арсенале и после этого жизнь наполняется самыми непредсказуемыми событиями. — Ну же, просить прощения легче, чем разрешения, — настаивает Морена, теряя остатки своего терпения. Для Никлауса это становится спусковым крючком, он решает использовать шанс раскрыть правду самостоятельно. В следующее мгновение он сокращает расстояние между ними и устанавливает зрительный контакт. — Вспомни, — Морена замечает как его зрачок расширяется из-за того, что он применяет к ней внушение. В этот момент ей кажется, что её сердце замерло в груди, — Вспомни, что сделал с тобой Купидон, — твёрдым тоном проговорил гибрид. Будучи вырванной из контекста эта фраза была весьма нелепой. Но в совокупности с определённой историей жизни она обладала весомым значением. Купидон или в соответствии с небесной иерархией «херувим» однажды пронзил своей стрелой Морену — во всяком случае ей так показалось, ведь тогда она даже не знала о том, что ангелы в самом деле существуют, но решила использовать свои скудные знания о Амуре, объясняясь в своих чувствах. Это было признанием в любви и вспомнив о нём, Морена избавилась от внушения из-за чего разблокированные воспоминания гурьбой ворвались в её сознание, намереваясь восстановить ход событий, показать подлинную историю, стирая метку «друзья», которую носили их отношения с Никлаусом. Ведь, как оказалось, друзья из них вышли неважные — в таком статусе они продержались всего месяц. Но с положением возлюбленных справлялись отменно в течении следующих нескольких лет. «Кажется, уже в первую нашу встречу Купидон выстрелил прямо в меня». — ещё тогда в лесу, когда Никлаус появился буквально из ниоткуда, с того самого момента он стал её главным интересном и не было ни дня, чтобы Морена провела без мысли об обворожительном британце. Это был самый настоящий гормональный взрыв взрыв, фурор в её мироздании, сотни крошечных фейерверков взрывающихся внутри с каждой новой встречей, дурманящее чувство, вынуждающее вести себя глупо и бурно заливаться краской, счастье стало осязаемым и переполняло её изнутри. Робкий трепет в груди во время того, когда Никлаус брал её за руку. И мощный кульбит, который совершило её сердце во время их первого поцелуя. «Станцуй со мной, если не боишься промокнуть» — это был небольшой вызов, которым Морена пыталась подбить Никлауса на танец под внезапно настигнувшим их дождём. «Ради тебя с удовольствием» — таков был его ответ. Чувствовать себя промокшим не самое лучшее ощущение на свете, но если дождь встречают искренним смехом, пытаясь обернуть непогоду в свою пользу. Тогда и ураган будет нипочём, если рядом находится та, что своим теплом может заменить целое солнце. Первый поцелуй вышел влажным во всех смыслах, он был спонтанным, но в то же время таким инстинктивным, как если бы был самым обычным вдохом. Если бы только вдох смог так же сильно заставить сердце биться о рёбра, если бы он опьянил и затуманил рассудок, сконцентрировавшись лишь на одном ощущении. Это было похоже на спасительный вдох и целуясь в губы, они ещё не знали, что затрагивают в этот момент души друг друга. Это была любовь — искренняя, глубокая, неистовая и всепоглощающая, свежая, как весенний ветер и приятная, как летняя ночь, любовь, похожая на солнечные лучи, благодаря которым расцветали сады, на проливной дождь после долгой засухи и тёплый дом в периоды злой зимы — такая любовь, которая была сразу всем, от чего могла заменить собой всё, что угодно и кроме неё больше ничего не нужно было. Любовь, которая превращала каждый миг в пульсирующую яркую, незабываемую вспышку и одновременно длящихся целую жизнь, дарующая возможность влюбляться снова и снова. Морена всегда полагала, что раздутое самомнение и высокая самооценка шли в комплекте вместе с её фамилией в качестве отличительной черты её рода, но это было заблуждением. Львиной доли уверенности и любви к себе она была обязана Никлаусу — именно он непреднамеренно взрастил в ней чувство собственной важности своим постоянным восхищением, комплиментами, вниманием, особым отношением, благодаря которому она чувствовала себя незаменимой, единственной и неповторимой Майклсон заложил крепкий фундамент тому, как теперь Морена воспринимала себя и какого отношения к себе требовала от других. Забытые воспоминания были, по меньшей мере, шокирующими и обескураживающими. Морена всегда горела медициной, но она была её не единственной страстью. Никлаус увлёк её рисованием и это занятие полюбилось ей ничуть не меньше. Одним из спонтанных подарков от гибрида стала художественная мастерская. Майклсон утверждал, что у неё было всё для того, чтобы построить карьеру художника. «Твои работы будут висеть в галереях, продаваться на аукционах, это сулит не только хороший достаток и мирное существование, но и славу». Подарок Морену восхитил, она горячо отблагодарила Никлауса, но не могла окончательно согласиться с его предложением, потому что не способна была отказаться от врачебной практики взамен на карьеру художника — какой бы привлекательной не казалась спокойная и размеренная жизнь, быть тем, благодаря кому люди шли на поправку, быть свидетелем того, как их тело покидает недуг, как слабость и немощность сменяется жизненной энергией и силой — Морене хотелось больше. Возможность обрести известность и сколотить целое состояние не могли этого изменить. Морене нравилось рисовать, но только в качестве хобби, которому она могла посвятить свободное время. Или посетить чей-либо приём, сходить на прогулку или отправиться в небольшое путешествие для услаждения глаз новой обстановкой, архитектурой и, конечно же, произведениями искусства художников. Так однажды во Флоренции Морена смогла блеснуть своими знаниями о картине, примерив на себя роль Никлауса, который прежде всегда поражал ей глубиной своих познаний о тех или иных картинах. Они остановились возле «Рождения Венеры», что была написана Сандро Боттичелли, на которой художник в левой части написал Бога западного ветра Зефира, чьё дыхание приносит весну, его жену Хлориде, обнимающей Зефира руками и ногами. А в центральной части была изображена обнажённая Венера, плывущая к берегу в створке раковины ребристой сердцевидки или морского гребешка, подгоняемая ветром. На берегу богиню встречала одна из граций. — Картина была написана для Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи, моделью для Венеры была Симонетта Веспуччи… — Никлаус по обыкновению принялся рассказывать о самой картине. — И, насколько я могу судить, она болела туберкулёзом, — подметила Морена. Никлаус вгляделся в картину новым взглядом. Прежде она была воплощением одного из мифов о причудливых богах древней Греции, но Морена разглядела в ней немного больше. В самом деле, у изображенной Венеры была небольшая особенность — её плечи были расположены на разном уровне, что было бы странно для существа её ранга. Божество не могло бы допустить такой оплошности в своём внешнем виде, как сутулая осанка. Это было большим допущением Симонетты Веспуччи, позволить себе такую вольность, как расслабленность во внешнем виде при позировании и большой оплошностью Сандро Боттичелли, что перенес на полотно эту позу. Но Морена была права. Одно плечо было слишком неестественно опущено для того, чтобы списать всё на вольность модели или халатность художника. Дело было в туберкулёзе, который разрушал сам скелет бедной Симонетты. Поэтому теперь Венера в своём обличие так же демонстрировала то, как заболевание влияло на людей. Никлаус был удивлён из-за того, что прежде никогда не уделял этому должного внимания, но после того, как об этом подметила Морена, он больше не мог не вспоминать об этом, глядя на картину. «Этого просто не может быть» — нормальная мысль для оценки того, во что тебе сложно поверить. Например, если ты долгое время сходила с ума из-за страха, вызванного переживаниями о своём парне с металлическим привкусом на губах. Что для девятнадцатого века, что для нынешнего времени этот признак был весьма тревожным, сигнализирующим о возможном серьёзном заболевании. Прекрасное лицо Никлауса лишилось человеческого обличия — глаза налились кровью, превратившись в глаза настоящего зверя, щёки покрылись ужасающими трещинами, зубы, превратившиеся в настоящие крыли и рот, перепачканный в крови. «Я не человек, Морена, я вампир, я чудовище, я проклят». «Этого просто не может быть». Но это было правдой и происходило с ней на самом деле. Тот, без кого Морена уже не представляла своей жизни был монстром, питающимся кровью, уничтожающим целые деревни, способный на невообразимые вещи — это ужасало. Облик Никлауса преследовал её в кошмарах ещё в течение нескольких недель. И то, что теперь Морена знала, кем он был на самом деле привело её в состояние сильнейшего когнитивного диссонанса и стали причиной душевных метаний. Сердце и душа Морены изнывали от тоски, потому что дни разлуки были невероятно мучительны. Ей хотелось к Никлаусу, к тому, чья любовь превратила все её недостатки в достоинства, дико хотелось воссоединиться с ним, сгорать от неистовой нежности вдвоём, к Никлаусу, с кем её жизнь была интереснее всяких снов и лучше любых самых смелых желаний, к тому, кто был способен превратить любой день в праздник. К Никлаусу, которого она любила так сильно, что казалось, что силы превышающей её чувства в мире не существует. Но страх был необычной силён, он побуждал инстинкты самосохранения, приводил логичные умозаключения к тому, почему ей больше никогда не следовало к нему приближаться. Никлаус был опасен по своей природе, он был хищником и другие люди выступали для него не более чем способностью утолить свой голод. Это было ужасающее, но от этого не становилось менее реальным. Разве мог он в самом деле ей навредить? Морена никогда не чувствовала от него угрозы к себе. Напротив, Никлаус был тем, кто всеми силами пытался её уберечь, защитить, отгородить от того, что могло ей навредить. Он не хотел, чтобы она связывала свою жизнь с медициной, потому что она всегда неотрывно шла с риском для собственной жизни. Она не верила в то, что он может быть чудовищем для неё. Но всё равно не могла пересилить свой страх. Ровно до того момента, пока жизнь не напомнила ей о неоднозначности всего в этом мире. На замену страху и смятению пришло искреннее удивление и натуру исследователя распылил новый интерес — тот, кто утолял голод, напиваясь кровью прямо с вены на шее, обладал чудесным даром — кровь его способна были исцелять. Обычная хворь была куда страшнее, чем Морене изначально показалось. Об этом стало ясно, когда её свалила лихорадка. Несколько дней она провела в бреду, её выхаживали в госпитале, но ясность сознания вернулось к ней сразу после того, как её навестил Никлаус. Морена вспомнила как пришла в себя и увидела его у изголовья своей койки. Она была безмерно рада встрече с ним, хоть и была она теперь омрачена небольшой опаской. Никлаус рассказал Морене о том, что его кровь её излечила, намереваясь после этого оставить девушку в покое, позволив ей прожить нормальную жизнь, не связывая её с проклятым созданием вроде него. Но Морена была другого мнения. Прознав о чудесном свойстве его крови, она смогла пересилить свой страх. Никлаус был проклят и благословлен в равной степени и желание узнать его лучше обрело новую силу. Облик вампира теперь не казался Морене таким ужасающим, когда она наблюдала за преображением лица Никлауса прямо перед ним. На самом деле это даже вызывало в ней восхищение — тем, насколько быстро происходили перемены, а затем лицо так же быстро приобретало прежнюю форму. Никлаус хотел быть предельно честным, обнародовать свои самые страшные тайны, но ему жутко не нравилось то, как Морена восторгалась его вампиризмом, как привлекало её узнавать о нём больше — начиная с того, как он обратился, о его ощущениях и особенно её любопытство к тому, как другие становятся вампирами. Это напоминало ему о Авроре, которой он не желал жизни в качестве вампира, несмотря на все превосходства вечной жизни. Стоило ей получить своего, она разбила ему сердце и этого не должно было повториться снова. Никлаус не хотел вновь лишаться той, кто возвращала ему вкус к жизни, побуждала радоваться каждому дню и наслаждаться каждым моментом. Морена была для него островком спокойствия в его греховном бытие — она была верой, которую он давно утерял и ради неё он был готов умереть, но никак не убить её, превратив в вампира. — Восторженность твоя меня пугает, — проговорил Никлаус довольно грубо. Но это было правдой, которая ему трудно давалась. — С такой радостью смотреть на кого-то вроде меня, — с презрением пояснил он. — Ты так отчаянно пытаешься спасти всех и каждого, но при этом так заинтересована моим орудием убийства, — его лицо стало ещё более хмурым. Он морально настраивался на то, чтобы рассказать самые жестокие свои поступки. Каким бы трусом Никлаус не казался, он был готов на всё для того, чтобы уберечь Морену. Даже отвернуть её от самого себя, потому что большей опасностью для неё он считал самого себя. Морена ничего не знала про Аврору, но подсознательно почувствовала, как Никлаус пытался выстроить между ними барьер, чего прежде никогда не делал. — Тебе было бы лучше, если бы я тебя осудила? Или дрожала бы от страха от одного твоего взгляда, боясь за свою жизнь? «Нет» — возразило сердце Никлауса. — Это было бы лучше твоего восхищения, — ответил он. Так начался новый спор, который мог привести к новому разладу после того, как они с трудом вернулись к прежним отношениям, потому что они оба были довольно вспыльчивыми и импульсивными. Морена твёрдо убеждала Никлауса в том, что вампиризм ей был интересен только потому что был связан с ним, он обосновывался её желание узнать его лучше, не для того, чтобы насмехаться, как над цирковым фриком, а для того, чтобы лучше его понимать. И при этом она не скрывала того, что это всё же её немного пугает и такой жизни ей самой бы не хотелось. Морена хоть и любила рассуждения о реинкарнации, ей не хотелось быть заложницей одной жизни, которая бы никогда не закончилась. Эмоции всё же подтолкнули ведьму к пылкой речи, но цель её была в том, чтобы сохранить отношения любой ценой, потому что даже первобытный страх уступает перед самой страшной силой на свете. И имя ей было — любовь. — Я лучше поспорю с тобой, чем поцелую кого-либо ещё! Тебя непросто любить, но я настойчива в своих намерениях, Ник, я люблю тебя и буду любить до самой смерти. А если после смерти будет что-то еще, я продолжу любить тебя и там. Боевой настрой Морены и её пламенное высказывание сместили жар конфликта в другую область — спор закончился поцелуем, жгучим слиянием двух распалённых тел и долгими объятиями, в которых хотелось остаться навечно, потому что лучшего места просто было не придумать. Много после этого в мастерской они ненароком завязали диалог, причиной которого было желание Морены отправиться на фронт, чтобы помочь солдатам. Он открывал глаза на уверенность Никлауса, с которой он подходил к тому, чтобы завоевать сердце Морены. Он знал, что добьётся своего, потому что ему было дано обещание ведьмы. И пусть тогда Морена ею не была — слова её всё ещё имели вес, потому что стали сгустком энергии в мироздании вселенной. Все ведьмы знают, что обещания являются неотъемлемой частью, связующим звеном в мире. Нарушение клятв всегда ведёт к самым неожиданным последствиям. — Даже если нам придётся расстаться и в жизни появятся новые имена, когда мы встретимся, все они превратятся в пыль, потому что я вновь полюблю тебя так же сильно, как сейчас, — в знак правдивости своих слов Морена начертила пальцами на своей груди крест. Сильнее всех влюбляются самые отъявленные циники и пессимисты: это им на пользу. Так любовь Никлауса стала причиной по которой ему пришлось забыть о своём эгоизме. Он знал о том, каким невероятным было желание Морены стать военным врачом — такова была её идеология. «Жизнь редко напоминает сказку, но надо же во что-то верить. Я верю в то, что рабство должно быть прекращено. И если бы я хотела увековечить своё имя в истории, я бы сделала это не с помощью картин, а благодаря тому, что была частью противостояния за человеческую свободу». Самоотверженность, жизнелюбие и лучезарность — те качества, что неволей утрачиваешь из-за чрезмерно долгой жизни. То, чем Морена не переставала его притягивать к себе, восполняя уродливые проплешины, оставленные пережитым опытом. Самое ценное среди ценностей, что он обрёл и полюбил. Та, которой он желал только счастья и для этого наступил себе на горло, позволяя ей следовать за тем, к чему она так сильно горела. Больше всего Морена ценила период жизни в качестве самого обычного человека, ведьма страшно оберегала эти воспоминания и смотрела на всё через призму розовых очков, не замечая при этом очевидных недостатков — смрад, антисанитария, голод, война, море крови, страшные ранения, ужасающие крики, смерти. На всё это она закрывала глаза, потому что рядом был Деймон, которого она любила и была настолько отчаянной, что поехала вслед за ним, когда от него не пришло ответа на письмо. Долгое время она считала, что тогда жизнь её была идеальной, пока её не разрушила Пирс. Но это шло вразрез с тем, насколько прекрасной была её жизнь с Никлаусом. Самые счастливые три года её жизни. Было похоже на то, что всё это время она провела с обострёнными чувствами вампира, но при этом ей не приходилось питаться кровью. Всеобъемлющая влюблённость, абсолютный комфорт и умиротворение — были для неё стабильным состоянием на протяжении всего этого времени. Для той, что провела большую часть своей жизни в ненависти и злобе было фантастическим открытием то, что она была способна на то, чтобы продержаться несколько лет, ощущая на себе палитру этих полярных эмоций. В день их последней встречи Морена бежала к нему, чтобы рассказать о том, что её вновь пытались уговорить поехать на фронт, потому что была острая необходимость в медицинской помощи. Прощание их вышло совершенно иным, чем то, что Морена хранила в своей памяти. В том прощании не было длительного зрительного контакта, во время которого Никлаус внушал ей забыть о их любви, подменив совместные воспоминания о нём в качестве своего близкого друга. Зелёно-голубые глаза казались стеклянными из-за застывших слёз, потому что идти против собственной воли гибриду давалось невероятно тяжело. Момент прощания с Мореной был невыносимым, но это было необходимо, потому что её жизнь должна была быть иной — она не должна была всецело посвящать себя тому, чтобы спасать его заблудшую душу. Никлаус желал для неё блага и уверял себя в том, что по-настоящему счастлива Морена могла быть лишь с тем, кто не погряз в пороках так же сильно, как он сам. Её жизнь должна быть полноценной — с семьёй и детьми, совместной старостью с кем-то и прочими возможностями смертной жизни, которых он был лишён сам. — После разлуки меня всюду преследовало сожаление о том, что я тебя упустил, — голос гибрида вырывает её из лавины воспоминаний. Его лицо выглядело серьёзным и на нём было заметное мышечное напряжение. — У тебя есть полное право бранить меня, но теперь я здесь, чтобы настоять на своём и вернуть себе счастье, которым я так и не успел насладиться, — проговорил он, вглядываясь ведьме в лицо. После стремительного галопа по забытым воспоминаниям Морена застыла на месте даже не моргая. Тот факт, что Никлаус был её первой любовью и часть её жизни с ним, которой Никлаус посмел её лишить поразили её настолько, что ведьма не то, что лишилась дара речи, Морена напрочь забыла о том, как дышать. Это переплюнуло вообще всё — гены оборотня Ровены, связь славянских ведьм с Адом и Люцифером, услужливость Константы и продажа всех МакЛауд во служение падшего ангела, неизвестного «демона хранителя». Майклсон за один вечер обошёл их всех. Это было поражение. Благо без летального исхода. Но МакЛауд слишком плохи в том, чтобы справляться с ощущением проигрыша. Никлаус обыграл её на собственном поле, используя то, чем обычно распоряжалась она сама — хитрость, расчетливость и неотступность. Морена попросту не знала, как к этому относиться, потому что в мыслях её была мешанина, а в груди появилось скребущее чувство. Но оно было вызвано вовсе не кошками, нагоняющими тоску и грусть, это была буйная волчица, обнажившая когти и скалившая зубы из-за того, что была готова броситься в атаку, почувствовав себя уязвимой. Очередной разлад в том, как Морена себя ощущала — с одной стороны ей нужно было немного времени на то, чтобы как следует всё обдумать и собраться с мыслями, с другой стороны — инстинкты её всегда обострялись во время столкновений с кем-то, поэтому на то, чтобы затеять ссору времени Морене не требовалось — достаточно было сделать вдох и открыть рот, чтобы выпустить из него возмущённое и удивлённое «какого чёрта?». В этой путанице всего один вопрос мог положить начало самому настоящему скандалу. «А теперь вдыхай» — мысленно приказала себе ведьма и с трудом последовала своему внутреннему голосу.