Iipensile ezinemibala

Два-один-четырнадцать, два-один-четырнадцать, пятнадцать-десять-двенадцать-шестнадцать-четыре-пять-один пятнадцать-шесть. Да, карандашей здесь много, и все они разные. Один длинный, другой короткий. Один острый, другой тупее треугольника. Один шестиугольной формы, другой круглый. Один весь искусан, другой слишком уж гладкий. Один вообще ручкой оказывается. Но это нормально, для ручек у него тут тоже кучка найдется. И для ручек с колпачком, и для ручек без. И для сломанных ручек, и для колпачков без ручек – целых, сгрызенных. Здесь вообще кучки для каждого найдутся, просто потому что это клуб любителей разложить карандаши по цветам. Клуб, который появился в школе так внезапно, что никто и не придал этому особого значения. Никто даже не в курсе, кому пришла идея для подобного клуба. Поговаривали, что это всё затея инопланетянина, но Парнишке в это верится с трудом. Пришелец слишком высокого мнения о людях – был когда-то – чтобы поверить, что подопытные крысы сами придут к нему в лапы (в смысле, что хоть какой-то человек решит вступить в клуб, созданный мальчиком с эльфийскими ушками в шелковом платьице с рюшечками). Да, собственно, последнее время к происхождению клуба люди вообще интерес потеряли, что радует безумно. Особенно того, кто не отказался бы провести всю свою оставшуюся жизнь в тишине и темноте. Со вторым Парнишка прекрасно справлялся, а первое никак ему не удавалось — особенно первые несколько месяцев после того, как он вступил в этот клуб. То тут, то там, то один, то другой придурок заходил в клубную комнату, шуршал чем-то, топал так, что с потолка что-то сыпалось, а потом ещё и этот кто-то устраивал допрос то одного, то второго участника в попытках узнать о том, как же им удалось вступить в этот клуб и кто же такой этот командир клуба. Подобным пыткам, что не удивительно, чаще всего подвергался именно Парнишка. Просто потому что именно он проводил в клубе все своë свободное время, когда остальные уделяли клубу не так много внимания. Например, Фонарь всё время проводил в туалете за чисткой зубов, а Ангелок вообще не вспоминал о клубе почти никогда – ну, само собой, у ангела есть гораздо более важные дела, а в клубе он скорее числится лишь как имя на бумажке, которую никто никогда не видал. Проще, на самом деле, не думать обо всём этом. Устройство клуба, устройство мира — всё это не для обычных людей. Подобные вопросы, поселившиеся в их головах как тараканы у него в квартире, только с ума сводят. А школе нужны более стабильные дети, так-то. Жаль только, что таких не просто с каждым днем, нет, тут скорее с каждым часом всё меньше и меньше. И уж легко догадаться, какие это неприятные новости для любого. Почти каждый карандаш оказывается погрызенным то с одной, то с другой стороны. Какие всё-таки нервные ребятки учатся в их школе. Вообще, Парнишка говорил, что не стоит собирать карандаши по мусоркам. У них же вроде как есть какой-то бюджет — так почему бы не купить новые? Возможно потому что деньги идут на что-то другое. Может, на каких-нибудь репетиторов по химии, чтобы наконец-то подготовится к региональному этапу олимпиады, а может просто на транспорт, который в последнее время слишком дорогой даже если карточкой оплачивать. — По-моему я съел мать, — довольно неожиданно слышать это от кого-то, кто не менее неожиданно вошел в клубную комнату. Хотя кто знает, может этот кто-то уже был здесь, с настолько серьезным-то откровением. — Бывает, я как-то раз тоже попробовал «Маму». Она не такая уж и вкусная, но зато довольно дешевая, — Парнишка пожимает плечами и как ни в чем не бывало отвечает на такое неоднозначное заявление. А что ещё он может сделать? Промолчать? Понятно же, что обращаются к нему. Непонятно только кто обращается, но Парнишка привык. Это норма, которая его как не тревожила, так и не тревожит. — Бли-и-и-ин, да я не о лапше. Никогда её не пробовал. — Бли-и-ин, а о чем тогда? — может он о домашнем айваре? — Я съел мать, Парнишка. Я съел свою мать. — Я думал у тебя ее нет. У тебя разве не два отца? — не то чтобы мальчик и правда был в курсе того, как обстоят дела в семье у этого человека, но ничего другого в голову не лезет. — Я бы не сказал, скорее три, но мать-то быть всё равно должна. — Хорошо, и что плохого? — Хм, ну я не знаю. Просто мне кажется, что я поступил как-то неправильно. — Ха-а-а… Кажется? Мне тоже много чего кажется. — Да ты издеваешься! Мне кажется, что я поступил неправильно, и, думаю, я должен исповедаться. — Даже меня поражает твоя логика. Слушай, может сразу отправишься в полицию? Зачем так далеко ходить? — Да уж, такое ощущение, что ты меня осуждаешь. Знаешь, я вообще-то к тебе за советом пришел, как к будущему психиатру. Ишь чего ему надо. Консультацию, значит, просит. Заплатил бы кто, а потом уже консультировался. Парнишка никогда не говорил, что его советы бесплатны или что-то в этом роде. На самом деле совсем наоборот: несколько лет назад он в принципе решил, что никаких советов он бесплатно не дает, потому что никто такими советами и пользоваться-то не будет. А вот если человек заплатил, стимул прислушаться появляется. Особенно если заплатил столько, сколько обычно требует Парнишка за свои недо-консультации. — Итак, возвращаясь к матери! Как думаешь, мне стоит зайти в церковь? Стоит переживать или нет? — За что переживать-то? — каким-то неправильным карандашом кажется тот, который Парнишка держит в руках сейчас. То ли не карандаш это вовсе, то ли с ним просто что-то не так. — … За свое благополучие! Меня будут осуждать за это? Здесь скорее в другом вопрос. Может это и не карандаш это вовсе? Такой округлой штукой чëрт что напишешь. Нет, это не карандаш. Палец скорее, по крайней мере очень похоже. Нужно больше информации. — Тебя осуждали, когда ты ел других людей? — Ну, не то чтобы осуждали, скорее иногда мягко намекали, что есть людей — не такое уж и правильное занятие. То есть нет, конечно, чтобы понять, что эта штука всё-таки палец много ума не нужно. К тому же, удивляться тут вообще мало чему — в мусорках и не такое находишь порой. Эти богатые выбрасывают всё подряд. — При каких же обстоятельствах тебя так осуждали? — Прелестный вопрос! Как раз его и ждал, — говорящий щелкает языком, усаживается на самый скрипящий из всех в клубной комнате стул и начинает свою слишком короткую для такой подготовки историю, — В общем, как-то раз решил порадовать себя детскими мозгами, ну, ты, наверное, знаешь, как это бывает: вот сидишь, думаешь, думаешь, чего-то хочется, а чего не знаешь! И тут хопа! И осознаешь, что именно детского мозга в твоей жизни для счастья и не хватает. Ну, значится, нашел я одного паренька аль девицу, затащил в подворотню и вскрыл ему аль ей черепушку, а потом ложкой принялся выскребать мозги. И, вот, не представляешь, что случилось! Ребенок этот как закричит только: «Голову мне отрезал, так ещё и смотреть заставляешь на то, как ешь! Сырую! Гадкое чудовище ты, как можно издеваться так надо мной?». Ох, до сих пор плохо становиться. Оно ещё похлеще тебя меня осуждало! — снова скрипит стул, — Вот так вот всё и произошло, до сих пор спокойно спать не могу. Прелестный ответ. Какой вопрос — такой и ответ, не так ли? Пора бы уже усвоить эту простую истину и не совершать подобных ошибок. — И когда же такой ужас с тобой приключился? — Их-их. Думаете всё можно запомнить? Моя память далека от идеальной! — Изумительно. Слушай, чего ты от меня хочешь тогда? Думаешь, что я тебе помочь смогу? Максимум, вот, палец отдать могу, — Парнишка протягивает палец, который почти сразу же выхватывают из его рук. — Господи, а я его и искал! Мой палец! Теперь могу указывать на всех неугодных мне тварей! Наконец-то! Сколько лет его искал, ты даже представить не можешь. Вот как отрубили мне его после проигрыша в одной глупой настолке вроде монополии, так больше найти не мог. — Гуманно с тобой, верно, поступили, когда палец отрезали. Громкий скрип. На этот раз не стул — теперь уж дверь так нездорово скрипит. Когда-нибудь все крепления всё-таки придется смазать, потому что не дело это. Потому что уже тошнит от того, что что не дверь, что не стул, так скрипят обязательно. Спасибо дверце шкафчика — она не скрипит, да и та — потому что никто её не открывает. Может, потому что не нужна та никому, может по ещё каким-то причинам. — ... Когда-нибудь обязательно! О, Парнишка, о чем размышляешь? — Кажется, что обо всём подряд. Как же иногда неудобно не уметь отличать живых собеседников от мертвецов, почивших в страшном пожаре.