Стань моим лекарством…

— Марта Тимофеевна, тридцать шестая свободна. – произносит Арсений в рацию. — Вам на станцию, тридцать шесть. — Понял, принял. – уверяет Арсений. Машина СМП неторопливо въезжает во двор спящей подстанции. Пик вызовов, обычно приходящийся на 21:00, уже давно миновал, поэтому сейчас двор забит санитарными машинами. Илья втискивается между машинами тридцать пятой и тридцать седьмой бригад, приперев двери почти вплотную к «Газельному» боку. При такой позиции машины Арсений долго возмущался, Илья ещё минуты три лавировал, подбирая оптимальное расстояние для того, чтобы фельдшеры смогли выйти из машины, а потом и войти. В комнатах отдыха бригад, расположенных на втором этаже, нет ни единого огонька, все спят. Из висящего над головой селектора несётся статическое потрескивание. Станция мертва и безжизненна. Никого нет на лавочке, на водительском столе, пусто на крыльце. Фельдшеры подходят к диспетчерской, Арсений отдаёт написанные карточки и бросает кусочек оргстекла с нарисованным красной краской номером «36» в приклеенный к окошку диспетчерской паз. Там уже выстроился внушительный столбик из номерков линейных бригад. Самый нижний определяет, какая бригада поедет на поступивший вызов первой. — Слава Богу! – вздыхает Тимофеевна, сгребая карточки и переставляя корешки от них в ячейках специального ящика. —Антон, как пойдете наверх, разбудите тридцать седьмую, тридцать девятую и тридцатую бригады. — Ладно. – коротко отвечает Антон. Фельдшеры бредут по коридору к лестнице, ведущей на второй этаж подстанции. По ней Арсений сто лет тому назад утром пришел сюда, чувствуя себя молодым и полным сил. А сейчас, всего-то восемнадцать часов спустя, он ощущает себя старой развалиной, не способной даже ноги передвигать. Сменка, чтоб её. На лестнице им навстречу, пошатываясь, спускается Горовиц, помятый, сонный, смотрящий на мир одним глазом. Они не здороваются, вообще не обмениваются ни единым словом. Плохая примета – заговоришь с идущим ночью на вызов, и минут через десять самих сорвут. Проверено. Удивительный факт, но оба глаза открыть действительно невозможно, когда сильно хочется спать, открывается только какой-то один. И координация движений сразу нарушается. Тридцать седьмая и девятая бригады были разбужены Шастом без проблем, а вот с тридцатой они ожидаемо возникли. Когда Антон, постучав, приоткрыл дверь в комнату, в него из темноты полетел ботинок. Увернувшись, он поднял его и швырнул обратно, стараясь воспроизвести траекторию его прилёта. Темнота в ответ заматерилась голосом с армянским акцентом. Антон включил свет, наблюдая, как завозились на кушетках три фигуры, закрывая лица от яркого после полной темноты света. — Слышь, Шаст, тебе что, жить надоело? - хрипло интересуется Матвиенко, пытаясь поправить растрёпанный хвостик на голове. — А тебе? Вас Тимофеевна уже полчаса выкрикивает. Смотри, в рапорт включит, а потом Абрамов на пятиминутке головы поотрывает. — Да пошли они оба! - угрюмо говорит Сергей, теперь уже протирая опухшие глаза и щеку, на которой отпечатался багровый рубец от подушечного шва. — Ладно, хватит балаболить, – буркнул Пименов, психиатр, обуваясь. — Достал уже своим скулёжом! Серёга, вали за карточкой, я сейчас. Матвиенко ощутимо хлопает дверью, уходя. Антон бредёт в свою комнату, на ощупь добирается до кушетки и, не расстилая постели, валится. Сон обрушивается на него сразу, едва он закрывает глаза. — Антон! Анто-о-он! – зовёт парня Амина. — Тебе на вызов! – громко доносится над ухом. — Вставай! — Отстань! Какой ещё вызов? – Антон не знает, кто его зовёт и не понимает, что вообще вокруг него происходит, потому что никак не может проснуться. — Ну вставай же! - отчаянно произносит Амина и треплет парня за плечо. — Антошка! — А? Что? - Антон рывком поднимается на кушетке. Вертит головой. Арсений спит, отвернувшись к стене. — Ты чего? — Вас позвали, - извиняющимся тоном говорит Амина. — Минут десять уже кричат, а вы спите. — Да? Чёрт, сколько времени? – ошарашенно спрашивает Антон. — Половина шестого. – отвечает девушка. Надо же, почти полтора часа проспали. А ощущение, что только голову на подушку опустили. — ФЕЛЬДШЕР ШАСТУН, ТРИ - ШЕСТЬ, ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ!!! КТО-НИБУДЬ, РАЗБУДИТЕ ТРИДЦАТЬ ШЕСТУЮ! – орёт диспетчер сквозь рацию. Фельдшеры дружно фыркают. Днём диспетчеры на постах сидят втроем, ночью они дежурят по четыре часа каждый, пока остальные двое спят. Идти наверх в комнаты будить бригады нельзя, потому что все четыре линии «03» останутся без присмотра. — Арсений Сергеевич! – будничным тоном произносит Антошка. — Что тебе, Шастун? Дай поспать. – сонным голосом чуть ли не шёпотом отвечает Арсений. — Нас позвали. Вызов. – Антон наклоняется к коллеге, пытаясь поднять его. — Встаю… – невнятно бурчит фельдшер. Антон натягивает поданную Аминой куртку, наблюдая за Арсением. Он сымитировал попытку встать, но итогом был переворот на другой бок и звучный храп. — Так всегда? – поинтересовалась девушка. — Не… просто устал он сильно. – ответил Антон, глядя на сонное чудо. — Господи, за что мне это мучение? Арсений Сергеевич! Когда они шли к диспетчерской, то уже были с Арсением Сергеевичем злейшими врагами. Амина, помахав рукой, пошла спать в свою бригаду, а Антон, потягиваясь, пошлёпал вниз. Повод к вызову - «Давыдова, 67 лет. Парализовало». Чудный повод. Адрес ещё чуднее – п. Синявино, ул. Лесная 37А. Мало того, что там хрен проедешь, да ещё и погода как назло мерзкая. — Блять, да там же хрен пойми, что. Ни нумерации домов нормальной нет, ни указателей… почему опять мы на такой вызов? — Шастун, потому что вы единственная свободная бригада сейчас. – отвечает диспетчер. *** На улице царит жуткая предутренняя холодина. Тучи над головой сменили аспидный цвет на грязно-серый, говорящий о том, что где-то за горами и мглистым небом просыпается солнце. С неба сочится мерзкая морось, холодный ветер порывами носится по станционному двору, вьюном проскальзывая между озябшими санитарными машинами. Самое рабочее настроение просыпается в такой момент. Антон открывает дверь «Газели», разбудив скрежетом спящего в кабине Илью. В салоне ещё холоднее, чем на улице, промёрзшее железо усиливает уличную стужу. Кабину перед сном Илюха нагрел, а вот салон, разумеется, не удосужился. Сволочь. Вот они – профессиональные простатиты, аднекситы, гломерулонефриты и прочие заболевания мочеполовой системы, связанные с переохлаждением. Пока машина согреется до того, чтобы включить печку, они уже приедут на место вызова. Пока они ехали по мокрой улице, всё покрывалось десятиэтажным матом со стороны Антона и Ильи. Так хоть ехать было веселее, да и хоть что-то отвлекало от мерзлоты. Арсений же, справа от водителя, дремал, уткнув нос в воротник куртки, облокотившись на окно. Вот и посёлок Синявино. Из электрического освещёния имеются только редкие фонари во дворах. Машина, ревя двигателем, вползает на грунтовую дорогу, посыпанную щебнем, местами частично бетонированную, а местами напоминающее поле битвы. — Мерзкое место, – ёжится от холода Антон. — Илюх, печка! — Пшёл в задницу! Машина ещё холодная! – резко отвечает низкий голос Ильи. Антон просовывает руку в окошко и запихивает её водителю за шиворот. Арсений с негодованием просыпается от Илюхиного вопля. Да, температура антоновских конечностей несильно отличается от уличной. — Я уже окоченел весь! Ты, придурок, включи, какая бы она ни была! – уже на повышенном тоне взрывается Шастун. — Я тебе щас включу!.. – огрызается Макаров. — За дорогой следи! И печку включи, реально холодно! – цыкает на этих двоих старший фельдшер. — А ты угомонись, снеговик, блин! Машина с трудом пробирается по отвратительной дороге. Нет здесь, как Шаст говорил, ни нумерации домов, ни указателей. И, разумеется, встречающих – тоже. Предполагается, что водители СМП, равно как диспетчеры должны знать все адреса в городе и в стране. Даже те, которые официально не существуют, как большая половина построенных здесь сооружений. «Встречайте бригаду», – говорят диспетчеры вызывающим, а толку никакого. — Ой, блять. Аккуратнее едь, водила. – снова раздражённо фыркает Антон. «Газель» нырнула в такой ухаб, что у всех троих лязгнули зубы. Под днищем раздался резкий скрежет. — Пиздец ходовой, – горестно шепчет Илья. — И картер, кажется, того. Ревя двигателем и булькая выхлопной трубой, машина кое-как выбирается из залитой дождевой водой канавы. — Всё, - решает водитель. — Дальше не поеду, хоть режьте. Там дальше вообще дороги нет, колдобины одни. Дальше, насколько доступно обзору освещённое фарами машины пространство – вместо грунта наблюдается «лунный ландшафт» с соответствующих размеров кратерами, наполненными грязной дождевой водой. Антон, кряхтя, выбирается из салона, как следует хлопает дверью. Арсений тоже вылезает из кабины. — Господи, как на улице холодно! – сквозь скрежет зубов тараторит Антон. Арсений обнимает Антона пару минут, будто согревая, а затем берёт его за руку. Они, как две сиротки, бредут по улочке вперёд. Ледяной ветер ухитряется забираться даже в штанины форменных брюк, делая кожу на ногах гусиной. Антон и Арсений останавливаются, тяжело дыша. Они прошли уже, как минимум, с полкилометра, а адрес так и не нашли. Да и нет их, адресов. Дома, возвышающиеся за глухими каменными заборами, по обе стороны подобия дороги, словно крепости, ощетинились колючими изгородями. — Звони, Антон. – командует Арсений. Антон достаёт телефон, тыкает озябшими пальцами по экрану, даже не чувствуя их. Долгие гудки. Усталый голос на другом конце города: — Скорая, тридцать шесть. — Марта Тимофеевна, это тридцать шестая бригада с Синявино. Мы заблудились. — Ясно… – вздыхает диспетчер. — Оставайтесь на связи, сейчас позвоню, чтобы вас встретили. Фельдшеры стоят на ветру, дожидаясь результатов звонка. Слышно, как Тимофеевна вполголоса ругается, разыскивая корешок их карты с номером сотового вызывавшего. Какое-то время молчит. Потом доносится её голос, резко ставший неприятным и раздраженным, выясняющий что-то. Наконец, минут через десять, раздвинув кусты, откуда-то снизу на дороге появился горбоносый паренёк лет двадцати, с угрюмо нахмуренными кустистыми бровями. Не здороваясь, он дернул плечом и полез в кусты обратно. За кустами обнаружилась вереница потрескавшихся и всяко перекошенных ступенек, довольно круто уходящих куда-то вниз, в темноту. Перил, естественно, этот спуск не предусматривал, как и фонарей для освещения. Паренёк щелкнул карманным фонариком и бодро зашагал вниз. — Эй, дружище! – окрикнул его Антон. — А нам посветить не хочешь? Тот что-то недовольно буркнул, однако снизил темп, освещая ступеньки. Спуск занял около десяти минут. Впереди показался домишко. Не дворец, конечно, но и не лачуга. Одноэтажное сооружение, надёжно укрытое от возможных грабителей в этой лощине.