Истории, рассказанные Совёнком. Легенда о храбрости

Бесконечное лето. 7. Истории "Совёнка". Легенда о храбрости. (24 Июня 1987 года, пионерлагерь "Совёнок", 00:37) Лишь только стоило Семёну дойти до постели, как он повалился на подушку головой и заснул без задних ног. Спал он крепко, без снов. Лишь под утро, под самое утро почудилось ему, будто бы кто-то его зовёт. "Семён!" — слышался отдалённый голос — "Семён!". "Кому это я понадобился?" — подумал он — "Кто меня кличет?" И вдруг проснулся. А теперь явно было слышно: "Семён! Семён! Проснись, Семён! Вставай!" — его сильно тормошили за плечи, пытаясь разбудить. Вставать очень не хотелось. Поэтому, крепко зажмурясь, он натянул одеяло на уши и молча отвернулся к стенке. За спиной раздался недовольный голос вожатой: такое упрямство ей не понравилось: -Семён, хватит прикидываться! Ну ка, быстро вставай! — и приоткрыла ему пятки. "Да чтоб тебя" — мысленно выругался Семён и пробурчал в слух: -Ольга Дмитриевна, это вы? — и заелозил на кровати, пытаясь незаметно поправить себе одеяло в ногах. -Нет, Семён, не я! — ответила она более резко. -Вы уже проснулись? — не открывая глаз, спросил Семён. -Нет, я ещё не проснулась! -А-а, ну …,— Семён уже думал, что от него отстанут, как вдруг заподозрил неладное,— То есть, как это? — и повернулся, открыл правый глаз. Первое, что он увидел, это вожатую, которая стояла, уперев руки в боки и сердито смотрела прямо ему в лицо; и слишком яркий для семи утра солнечный свет. Семён внутренне поёжился: эдак и вправду проснуться недолго. Да и ничего хорошего этот взгляд не предвещал. Мельком он заметил будильник на тумбочке соседки, пригляделся: 9:35. "Ну всё. Капец подкрался незаметно. Линейку проспал и завтрак. Ещё морду кому-то набил вчера. Ещё и, не дай бог, сигареты заметила, раз я под одеялом лежу. Ладно, идём в атаку" — и вдруг вскочил. Вожатую это не испугало. Семён лучезарно улыбнулся: -Доброе утро, Ольга Дмитриевна! Как спалось? — как можно доброжелательнее спросил он. -Доброе утро, Семён! -Э-э-э …,— он опешил. -Семён, ты ничего не хочешь мне рассказать? -Ммм, а что такого? — Семён сделал самый невинный вид, на который только был способен, хотя прекрасно понимал, в чём дело. -Потрудись, пожалуйста, объяснить, что вчера произошло! -А что такого вчера произошло? -Семён! — повысила голос Ольга Дмитриевна. -Ладно,— сдался он, поняв, что спорить сейчас бесполезно и даже опасно, и попросил,— А умыться я имею право? — и состроил щенячьи глазки. Против такого его "личика" и жалостливого голоса даже Ольга Дмитриевна не смогла устоять, и, вздохнув, сказала: -Ладно уж. Чтоб через пять минут назад вернулся! — последнюю фразу она произнесла очень даже грозно и окончательно закрепила за собой прозвище "Вожатор". Семёну и этого было достаточно. Он схватил свои принадлежности, и выскочил из домика. Умывшись, он поспешил обратно. Ольга Дмитриевна уже кипятила воду в электрочайнике, достала печенья, сахар. Когда Семён вошёл, она обернулась на него, окинула взглядом с ног до головы и произнесла: -Ну, как, умылся? Чай будешь или кофе? — и отвернулась обратно к столу. -Кофе,— не задумываясь, ответил Семён и принялся заправлять кровать. -Не угадал: чай! — усмехнулась Ольга Дмитриевна и пригласила к столу,— Садись, драчун, всё расскажешь. Заодно и позавтракаешь. А то как же … -Спасибо вам, Ольга Дмитриевна, что б я без вас делал,— искренне поблагодарил её Семён, подставил стул и сел. Вожатая села рядом. -Голодал бы просто, вот и весь вопрос. Ну, давай, рассказывай, как дело было,— сказала она, разливая кипяток по чашкам. -Ну, что тут сказать … шёл на ужин, вижу — Мику под деревом сидит. Не смотрите на меня так, Ольга Дмитриевна, я сам удивился не меньше вашего! Ну, а дальше что: она, значит, в истерику, мол, так и так, у меня побрякушку упёрли, ну, я сразу руки в ноги — и бегом к пацанам разбираться, нельзя же это было так оставлять! Прибегаю я, значит, к Маратику, туда-сюда его едрить налево-направо … -Семён! -Ой, простите, пожалуйста, это я нечаянно! Так вот, прибегаю — а эти четверо там сидят, фары, значит, на этот … как его, кулон этот лупят, про какого-то барыгу говорили. Ну, а дальше самое интересное: я сперва по хорошему хотел, чесслово, вот и не сойти мне с этого места! Подошёл, значит, поздоровался, попросил серебряшку эту её отдать — а меня послали раза три куда подальше! А … -Н-да, Семён, ты, по-моему, ни дня не можешь без приключений. Вот скажи мне, что с тобой такое? Вот почему ты постоянно в какую-нибудь историю попадаешь, а? Что ж ты за человек-то такой, Семён? — устало вздохнула Ольга Дмитриевна, помешивая чай ложечкой, отпила глоток, снова вздохнула,— А дальше-то что было? -А дальше? Дальше я его как-то там назвал не слишком уж приятным прозвищем — и драка началась. -Драка? — изогнула бровь Ольга Дмитриевна,— Драка? — повторила она, посмеиваясь,— Это ты дракой называешь? Интересно, очень интересно, а ты знаешь, чем всё кончилось? — спокойно спросила она. -Нет,— честно признался Семён и поинтересовался,— А чем? -А ничем пока не кончилось. Без ранений никто не обошёлся. Но к ушибам, ссадинам и синякам добавилась сломанная рука и сотрясение мозга,— объявила Ольга Дмитриевна,— Доволен? -Упс,— испугался Семён,— Я этого не хотел. И что теперь будет? -Тебе и другим— ничего, или на крайний случай — строгий выговор. А вот мне, да и много ещё кому, если история огласку получит и ещё и раскрутится — мало не покажется, это точно. Мне — дисциплинарка за неумение работать с детьми, и за то, что за вами не уследила. Акиму Иванычу, вожатому ихнему — то же самое. Директору могут указать на неполное служебное соответствие, то есть пригрозить снятием с должности, а могут и без прекрас всяких — просто выгнать. Останется лагерь без директора — могут и вовсе закрыть, чтоб с новым директором не возиться. Меня могут из комсомола попросить — в общем, всем достанется при самом плохом раскладе. Да и при хорошем этот инцидент мимо нужных людей не пролетит. Н-да, Семён-Семён, подвёл ты меня, подвёл, всех нас ты очень подвёл …,— Ольга Дмитриевна посмотрела ему в глаза. Семён опустил взгляд: -Простите … -Что "простите"? Что "простите"? Нет, хорош ты Семён! — она улыбнулась,— Простить-то я тебя прощу, и даже злиться не буду — ты хорошее дело сделал, ты девушку защитил, а вот за результаты — нет тебе "спасибо" и не похвалю я тебя. Никак не похвалю. Подставил ты меня, Семён, по серьёзному подставил — проблемы будут, и не у меня одной, ещё много кто на тебя зуб имеет, многим ты хлопоты доставил, братец. И, если что,— тут она понизила голос, огляделась и продолжила,— Банда его, Марата этого, под тебя ножи точит. Не надо на меня так смотреть, я тебе серьёзно говорю, Семён. Этот кулон не за сто и не за двести рублей продать можно было, намного больше. А они все с одного района, с одного города, деньги бы поделили. А тут ты нарисовался и все их денежки плакали. Анатолия они трогать побоятся, а вот тебе с Андреем грозит серьёзная опасность. Был, кстати, парень с переломом руки, Пётр его звали или как … не помню точно, вроде Петром его кто-то назвал — он утром на машине в город укатил, точнее, увезли. А Марат с сотрясением — тут остался, ему ездить нельзя, хотя сотрясение и лёгкое, денька три-четыре поваляется — и встанет. Так что, ходи — да оглядывайся. -Уж обязательно. Ну, и что теперь делать, а, Ольга Дмитриевна? Как мне поступить? -Тебе? Да никак,— пожала она плечами,— Живи, радуйся, жди, вот и всё. О ходе дела я тебя в курсе держать буду. Хотя, конечно, не отсвечивай лишний раз и к маратовцам не лезь. Вот и весь разговор, собственно. -Ну да ладно, я понял. Спасибо вам, Ольга Дмитриевна за хлеб, за соль … -Точнее, за печенья, за чай,— она улыбнулась. -Точно, за печенья, за чай. Ольга Дмитриевна, я сейчас к Андрюхе с Тохой забегу, ладно? А потом и помогу вам чем-нибудь, хорошо? — Семён собрался уходить, но кое-что вспомнил, остановился,— Ольга Дмитриевна, а вы мне по старой дружбе не скажете, что было на собрании вчера? -А тебе зачем? — быстро спросила вожатая и отвела глаза,— А его и не было, Артём Сергеич вчера срочно уехал с завхозом по делам каким-то в Вышки. Вот, ждём их … а тебе, всё-таки, что за интерес? — любопытство тоже являлось одной из её черт. -Вот как? — спросил Семён,— Вот оно что,— он вдруг резко повернулся, в один шаг оказался возле двери, повернул голову,— До свидания, Ольга Дмитриевна, зайду ещё — и дальше пробормотал себе под нос, выходя — Иэх, а пойду-ка я и в правду навещу кой-кого …,— и вышел. Ольга Дмитриевна только успела ему в след посмотреть. На её вопрос Семён так и не ответил. Возле столовки Семёну повезло "поймать" Славю, ведь именно она ему и была нужна в первую очередь: от неё можно было узнать намного больше, чем от вожатой. Что-то Ольга ему не договаривала, Семён это как нутром чуял. А Славя — она девчонка конкретная, знает, когда промолчать, а когда и как что-то кому-то говорить. Сейчас она стояла на крыльце столовки, и о чём-то переговаривалась с Алёной Клиновой, неприметной сероволосой девочкой из "нашего" отряда и рыжей Полиной Петровой из третьего отряда по кличке Сова. Увидев Семёна, они приветливо улыбнулись ему и помахали руками: -Привет, Семён! -Добрейшего утречка, дамы! — лучезарно оскалился Семён в ответ и направился к ним. От этого им стало не по себе. Они встревоженно переглянулись, но никуда не ушли, лишь перестали говорить и молча посмотрели на Семёна. Он же, спрятав улыбку, но оставляя чуть приподнятыми уголки губ, закрыл глаза длинной чёлкой, и поднялся на ступени: -Здравствуйте ещё раз, мадемуазель! Точнее, мадемуазели! Как спалось? -Прекрасно, я без снов! — радостно ответила Славя. -А мне белка приснилась,— вторила ей Алёна и посмотрела Семёну через плечо. Он, конечно, отвернулся посмотреть, что это она там у него за спиной нашла, но ничего странного и интересного не увидел, и повернулся к девушкам: -Славь, один вопросик — и я исчезну. Можно один вопросик? -Конечно можно, Семён, спрашивай! — Славя оставалась такой же радостной. -Скажи, пожалуйста, было вчера собрание или нет? — Семён заметил, как она несколько раз поменялась в лице, глаза тревожно пробежались по нему, явно оценивая, стоит ли что-то говорить или нет, Славя закусила губу. Но голос её остался таким же ровным, радостным, и ещё осталась улыбка, хоть и натянутая. Если Славю не знать, то можно ничего не заметить. -Да, было — так же быстро как вожатая, ответила она и тут же задала свой вопрос,— А тебе зачем? -Да так вот, надо мне, ничего, особенного — уклончиво ответил Семён, глуповато улыбаясь — Ну, дамы, прощаюсь с вами, мне ещё к корешам своим забежать надо! До свидания, девчонки! — круто повернулся и быстро зашагал в сторону домика Андрея и Анатолия. -До свидания, Семён! — услышал он и усмехнулся, оборачиваться не стал, лишь взмахнул рукой, и прибавил ходу. И всё-таки, дойти до друзей ему не удалось. На полпути он услышал топот шагов позади, посмотрел: его нагоняла Славя. Сделав вид, что не заметил её, Семён уже хотел бежать, но не успел: -Семён, обожди! "Да какого … ладно, можно и поговорить": -Снова привет, что-то случилось? -Да, случилось,— она немного замялась,— Точнее, ещё не случилось, но скоро случится, я так полагаю … -Что? — сразу напрямую задал вопрос Семён. Славя поморщилась: -Пока ничего. Семён, давай рассказывай: первое — зачем тебе совещание, и второе — что тебе про него сказала Ольга Дмитриевна. Только тогда будешь задавать вопросы, если нет — то нам говорить не о чем. Давай, по порядку,— сейчас Славя была холодна, и даже враждебна, но спокойно, не настаивая, не давя, скрестила руки на груди и ждала, когда Семён заговорит. Он не заставил себя ждать, лишь вздохнул. Прекрасно понимал, что Славя если сказала — так она и сделает, и спорить с ней сейчас — не самая хорошая идея. А он, если что-то сейчас ей расскажет, ничего не теряет. Конечно, плохо, если "Вожатор" об этом прознает — но шанс на это очень мал, так как Славя не шпион, и что попало вожатой говорить не будет. Так что, Семён ни о чём не пожалеет, Славя узнает то, что нужно ей, Семён — то, что нужно ему. И все будут целы и довольны и никто ни на кого не обидится: -Ладно, в общем так,— начал Семён, вздохнул и продолжил,— Есть у меня тут парочка подозрений на счёт райцентра: машину не прислали, директор туда урвал ни с того ни с сего, ночью, вон, грохот стоял, вспыхивало там — небось стряслось там чего-нить этакое не совсем приятное. А вот про Ольгу Дмитриевну что сказать … даже не знаю … -Говори, как есть,— поджала губы Славя,— Условия ты слышал. -Ладно,— сдался Семён,— Так и быть, расскажу. Ольга Дмитриевна сказала, что собрания не было. -Что она говорила тебе про инцидент с Маратом? — спокойно спросила Славя. -Постой-постой! Мы так не договаривались! Уговор был на собрание, а про Марата не было ни слова! Это не честно! — принялся возражать Семён. Славя заиграла желваками: -Семён, ты, по-моему, забыл, что если ответов нет у меня — их не будет и у тебя. Так что, не ломайся, я жду. Господи, Семён, ну что тебе стоит это сказать? — горестно вздохнув на последней фразе, заключила Славя и продолжала стоять, не двигаясь с места. Семён снова вздохнул: -Ну, ладно … Значит так, она мне сказала, что у самого Марата сотрясение, но его оставили тут. Кагор руку сломал и его на машине увезли сегодня. Про остальное догадаться не трудно. Вот так как-то. Это всё, что я знаю. Ну, товарищ Ясенева, давайте-ка теперь я вопросы позадаю. Идёт? -Идёт, почему же не идёт,— тепло улыбнулась Славя,— Давай, спрашивай всё, что хочешь. Я постараюсь ответить,— и рассмеялась. Семён ещё несколько секунд думал, что спросить, резко вскинул голову и решил не бегать вокруг да около, снова задал вопрос напрямую: -Славь, что такая за канитель с совещанием? Почему мне ничего нельзя знать? -Семён, это строго секретная информация, я не могу так просто взять и рассказать тебе даже то, что знаю, а знаю я, увы, немногое. Даже мне не всё доверяют,— Славя помрачнела, Семён только открыл рот, чтобы что-то сказать, как она огляделась и продолжила шёпотом,— В общем так, там в Вышках какая-то авария случилась, что-то то ли взорвалось, то ли утекло, то ли ещё чего — одним словом, я не знаю до конца, знаю только, что из-за этой аварии нам провианта и не прислали. А Кагора этого, как ты его назвал, увезли сразу после драки, директор тогда уезжал через несколько минут и взял Кагора с собой. Вот такие дела да новости, Семён. Не знаю, что ещё сказать, но учти, что ты и этого знать был не должен. Я тебе и так лишнего очень много рассказала. Понимаешь меня, или нет? — тон её стал резким, Славя была чем-то недовольна. Она отвернулась и посмотрела в сторону леса. Семён пригляделся: едва заметная тропинка уходила в чащу и уже метров через пятьдесят была полностью прикрыта зеленью. Вела она к старому корпусу, через лес, благо, не заросла — это был огромный плюс. Идти было не по дебрям. -Семён, ты хотел ещё что-нибудь узнать? А то у меня тут дела кой-какие ещё есть,— занервничала Славя, нетерпеливо топнула ножкой. Семён опомнился: -Да нет, я всё узнал …,— "Ничего я не узнал, только больше вопросов стало",— Пока, давай, я пойду. -До свидания,— так они и разошлись. Славя пошла по делам, Семён же направил свои стопы в медпункт. Надо было с Маратом переговорить. Впрочем, именно это он и собирался сделать. Никого знакомого на пути он не встретил, да и не стремился: было над чем подумать. "Да что ж такое происходит, ёк макарёк, вот же ж … бывает в жизни огорчение, вместо хлеба ешь печенье. Нихрена никто ничего не знает, нихрена никто не говорит. Хоть волком вой, хоть матом крой — а всё один результат: полное его отсутствие. Ладно, Семка, прорвёмся, бывало и хуже. Ну, эть два!" — Семён и не заметил, как с размаху налетел в чью-то широкую, накаченную грудь. "Твою! …"— только и выругался он, и, словно ошпаренный, отскочил назад. Неизвестный, тем временем, принялся орать: -Ты чё, слепой, да?! Под ноги не смотришь чё ль совсем, да, дурак чё ль?! — столько слов послал, были бы пули — надвое бы Семёна разорвали. Он, впрочем, в долгу не остался: -А ты и сам не смотришь. Но на меня бочку катишь,— ответ последовал тут же: -Я не понял, … Семка?! — вдруг воскликнул незнакомец, аж на месте подпрыгнул, глаза вытаращил,— Это ты, чё ль?! -Тоха!!! — заорал Семён, сразу по интонации узнав боксёра,— Брат, вот это встреча! — Анатолий схватил его в свои медвежьи объятия, сдавил так, что кости затрещали, правда, тут же отпустил. Общие темы для разговора нашлись сразу: -Семка, братан, базар есть: ты не в курсе, что с Маратиком, будь он не ладен, стряслось? А то я чёт слыхал, мол, кому-то лапу сломали, кому-то башку проломили, кого-то чуть не на реанимации увезли — шляпа, короче, полная, нихрена понять нельзя. Ты, вот, при смерти лежал, говорят, у тебя же и рука сломана вроде была, кароч, про тебя я вообще слышал много чего, а чё на деле? — не переставая трясти Семёна за плечи, спрашивал Анатолий, беспокойно его оглядывая. Тот лишь улыбался и отвечал: -Та ни, брат, забудь, всё со мной в порядке. Мне только чуть-чуть нос подбили, да и то пройдёт …,— Семён задумался,— Про Маратика что точно знаю: лёгкое сотрясение мозга, всё-таки оно у него есть, короче говоря, с ним порядок. Вот Кагорчику я клешню, конечно, зря поломал — проблемы будут, его уже увезли в райцентр, снимок, наверное, делать будут, рентген там, я не знаю … в общем, он с директором укатил, если что. Больше ничего не знаю. Вот так вот,— закончил Семён. -Эх, братец, ну, как же ты так? — Толя дружески хлопнул его по плечу, добродушно улыбнулся,— Ну, ничего, всё будет пучком, не мандражуй, Семка. Атанду навели — и шабаш, на том затихнет, под шумок-то. Так что, не горюй, брат, бывало хуже. Вон ты как, едрить-мадрить, меня вчера напугал, мы с Андрюхой аж подумали — ну всё, кони двинул! Ан нет — жив здоров Семён … -Персунов,— заключил Семён и они оба расхохотались. Анатолий обнял его по-пацански за плечи: -Ну, двигаем, давай, братан что ли к Маратику …, — и они вместе пошли в медпункт. *** -Ну чё, щас будем через "охрану" пробираться,— сказал Толян, когда они добрались до места назначения. -Это да, Виолетта Церновна к нему просто так не пустит,— поддержал его Семён и вздохнул,— Иэх, а так не хочется к нему идти. А потом как посмотрю со стороны, вроде как-то и не очень удобно, даже стыдно, что-ли … Мику-то — Мику, это одно дело, он ей душу чуть не разбил и печать на щёку поставил — урод, ничего не скажешь, урод как есть. Но Андрюха-то его как отделал! Ажник до сотрясения! Вот, с того и не удобно больно сильно Маратке досталось … -Ой, да не бери ты такую хе.ню в голову, скажите, пожалуйста! Больно сильно ему досталось! — отмахнулся Анатолий, схватил слабо сопротивляющегося Семёна за руку и практически потащил за собой в медпункт. Они зашли. Помещение встретило гостей резким запахом лекарств и медсестрой, которая по классике жанра сидела за столом и что-то писала. Когда парни зашли, она даже не обернулась. -Ну, здравствуйте, пионеры. С чем и зачем пожаловали? — спросила Виола, не поднимая головы. -Кое с кем поболтать,— за всех ответил Толик, так как Семён не мог выговорить ни слова, стоял, мялся с ноги на ногу, но молчал. -И с кем же? -С Маратом,— наконец, собравшись с духом, выпалил Семён и застыл на месте. -Я бы не советовала, у него плохое состояние, да и он вам вряд ли обрадуется,— заявила Виола и вздохнула,— Ой, господи, когда его сюда принесли, уложили на койку, господи! На лицо посмотреть было страшно: нос сломан, весь в крови, в синяках,— она укоризнено посмотрела на гостей,— Ну как же вы его так ухитрились-то, а? Народ? -Так то не мы были! — добродушно удивились парни и принялись сбивчиво, спотыкаясь, объясняться,— Это Андрюха Карпов из нашего отряда, этот, ну, на Электроника похожий, вот! Он ещё стихи пишет и рисует классно! Так вот, он, это, первым подбежал, как увидел, говорит, не помню, что там было, в голове, мол, помутилось. Как на Маратика накинулся, да как с прыжка приложил его головой об асфальт, да как … -Так, ладно, ребята, я поняла,— Виола отложила ручку, встала, обернулась к ним,— Марат сейчас в изоляторе, вот, видите,— она указала рукой на правую стенку, Семён и Анатолий разом повернули головы: там была дверь,— Пройдёте туда, поговорите с ним, только на пять минут, а то он и вправду в плохом состоянии, ему нельзя волноваться, драться и напрягаться. Вы меня поняли, господа пионеры? — строго произнесла Виола и выжидающе посмотрела на Семёна и Анатолия, всем своим видом показывая: "Пока не ответите нормальным, удовлетворяющим этим требованиям ответом, никуда не пройдёте. А если не поняли, объясню понятнее, когда дадите повод". Те понятливо закивали головами: Виола хотя и добрая и щедрая, и руки и голова у неё золотые, но с одного взгляда даёт понять, что медпункт — её второй дом, и в нём она хозяйка, слушаться которую будут все без исключения, кто бы сюда ни пришёл. -Не бойтесь, Виолетта Цернова, всё с будет в порядке,— сказал Семён. -А драться он не полезет, состояние плохое,— съязвил Анатолий. Виола развела руками: -Ну-у, тогда проходите в изолятор. Он там,— и снова села писать. Молча. Стало понятно, что разговор на этом исчерпан. И они зашли. Изолятор был похож на гостинную, так в нём было чисто и красиво. Белизна слепила глаза. В правом верхнем углу стоял умывальник, вдоль передней стены — койки. На крайней койке возле окна слева, ровно, вытянув руки по швам, не прикрываясь одеялом, лежал Марат, и безучастно глядел в потолок. Лоб его был забинтован, из под повязки во все стороны торчали чёрные, не послушные волосы до плеч, нечёсаные, жестковатые, курчавые. Но чистые, вымытые, в нужных местах подстриженные, проще говоря — в меру ухоженные. Вылитый Цой. -О, а вот и наш великий Рэмбо из "Совёнка"! — весело приветствовал его Семён. -И вам не хворать,— злобно ответил Марат и отвернулся к стенке, засопел. -Ну, как самочувствие? — Спросил Толик. Марат заметно оживился, повернулся обратно, ответил намного более доброжелательно: -Жив вроде,— и вроде даже попытался улыбнуться и подняться; не очень получилось, скривился от боли, глаза вытаращил; медленно, чтобы никто ничего не понял, упал на подушку обратно. Семён сел на край койки: -Ты, это, брат, вот что,— неуверенно начал он,— Прости Андрюху, не держи на него зла. Он, как ни как, за кента своего вписался, помочь мне хотел, спасти, там, я не знаю … -Я не злюсь на него,— перебил Марат,— Он всё правильно сделал, по понятиям, по совести. Шёл куда-то, увидел, как друга бьют, бросил все дела — и на помощь ему кинулся, не разбираясь даже, не думая, своих пиз.ят — значит в бой. Так что, всё нормально, я на него ногти не грызу. А вот ты,— он с обидой посмотрел на Семёна,— Вот тебе я ещё "прости" не сказал. Если бы не ты, мне бы всю рожу Андрюха не изрисовал бы. Я, бл.ть, забрал блестяху себе, сидел спокойно и никого не трогал, а тут ты рисуешься, а за тобой Андрюха с Тохой. Так что, моя рожа разбитая — на твоей совести. -Кстати, напомню, что мне тоже досталось, и ещё напомню, что было это из-за тебя,— уточнил Семён и сложил руки на груди. -Досталось, говоришь! — взревел Марат,— Нех.р было свой нос не в своё дело совать! Ты и моих пацанов отвалял, что, тоже из-за меня, да, скажешь?! Это я, чёль, виноват, что ты в драку полез?! — Марат не на шутку разозлился. Не смотря на боль, приподнялся на локтях, и сверлил теперь Семёна взглядом, что говорил: "Убью". -Нех.р было у беззащитной девочки кулон отбирать! Ладно бы отобрал — так ещё и побил! Мику-то тебе чем виновата оказалась? Я её видел: да она там чуть со слёз не померла, а ты тут! — возмутился Семён. -Мне пох.й! Нельзя у пацана его добычу отнимать! — не унимался Марат,— и вдруг осёкся, замолчал, не понимающим взглядом посмотрел на Семёна,— Погодь-погодь! Я не понял, повтори, чё ты сейчас сказал? — он выжидающе сощурил глаза. -Если сразу же не прикратите, уйдёте отсюда! А больному я лошадиную дозу снотворного через длинный толстый многоразовый шприц с металлической иглой вкачу, чтоб не активничал! Ясно!? — раздался раздражённый голос Виолы из-за двери. Андрей, Семён и Марат хором ответили: -Ясно! — медпункт — это дом для медсестры, и слушаться её здесь будут все. Пришлось сбавить громкости и говорить нормальным тоном. Семён уставился на Марата так, как будто перед ним на койке лежал не Марат Калинин, гроза лагеря и предводитель гопников, а бревно, которое почему-то научилось говорить, а думать не научилось, и сейчас болтало всякие умные слова, подслушанные когда-то у людей, отчаянно пытаясь выглядеть умным. Потом вдруг до Семёна дошло, в чём тут подвох, и его буквально перекосило. Сперва у него задёргался левый глаз, потом правый, потом он нервно рассмеялся и вцепился обеими руками в края рубашки, и сказал, срываясь на этот нервный смех: -Маратка-братка, подожди,— улыбка с дрожащими губами,— Подожди. Я и сам чё-то не понял: это чё, приколы такие у тебя, да? -Семён, ты чего? — Марат привстал на локте от удивления,— Какая ещё Мику? Кого я там побил? Чё ты, о чём вообще? -Это был мамин кулон! Мамин, понимаешь! Мама — святое! — тут в разговор неожиданно вклинился Анатолий, взволнованно пояснив Марату. -С этим согласна! — опять сказала Виола. Марат выпучил глаза: -Парни, вы чё? Какой мамин? Какой там чё ещё? Вы чё вообще несёте, пацаны? Какая Мику? Кого я там избил? — и осторожно посмотрел сперва на Семёна, потом на Толяна, прищурился,— Парни, чё ваще происходит? Семён сжал кулаки: -Маратка, братан! Ты мне тут давай не разводи бодягу! — повысил он голос,— За лоха меня не держи по-братски, и туфту не втирай! — Семён хрустнул пальцами,— Иль ты думал, я ситуацию не шарю? Всё знаю, братан, про всех, и про тебя в том числе! И как ты Мику разукрасил, и как кулон её себе забрал! И, хочешь не хочешь, а придётся тебе перед ней извиниться, а не то! — Семён угрожающе поднёс кулак Марату к носу, грозно взглянул ему в глаза, вроде бы как показывая, что на этом разговор окончен, и собрался было уходить, но вдруг Марат поник головой, безжизнено, как будто судьба, не раз его трепавшая, вновь его ударила и страдать заставила, да так, что он аж целую минуту не шевелился. Было непонятно, что это: раскаяние или обескураженность от неудачного обмана или он пытался что-нибудь придумать в оправдание или же готовился неожиданно напрыгнуть на Семёна, как Андрей напрыгнул на него — не понятно, но когда он поднял голову и встретился с Семёном взглядам, то … Ни капли раскаяния или сожаления о содеянном. На его лице была смесь недоумения, непонимания и явной запутанности, ну, и немного раздражения. -Семён, ты чё, с дуба свалился или прикалываешься? — начал говорить Марат и поморщился,— Какая ещё к хрену Мику?! Какая туфта?! При чём тут ты и я? -Маратка! — резко перебил его Семён,— Я тебе серьёзно сказал: не пытайся меня путать! Я знаю ход всего дела и знаю, за что и кому предъявлять, чувак. Повторяю последний раз,— Семён схватил Марата за ворот рубашки и притянул к себе,— Либо сейчас мы зовём Мику и ты за всё перед ней извиняешься, либо как только тебя выпишут, ты выйдешь, и мы с Толяном тебя так отмудохаем — гарантирую, мать родная не узнает! — последние слова Семён договорил криком и занёс кулак для удара. Анатолий молча подошёл к Марату в упор и тоже разминал пальцы. -Семён, ты чё паришься? — Марат, оставаясь максимально спокойным, взял Семёна за руку, и мягко отстранил,— За что извиняться? Что я Мику-то сделал? За тебя вот реально извини, братан, тебе реально крепко досталось,— Марат положил Семёну ладонь на плечо, хлопнул пару раз,— Я перед тобой виноват, ты, хотя и в драку полез, но я тебе ввалил намного сильнее, чем должен был. Извини, брат, больше не буду, чесслово,— он на мгновенье опустил взгляд, но тут же снова воспрял и посмотрел на Семёна ясным взглядом,— Но перед японкой нашей я чем провинился? — глаза у него были голубыми, ярко голубыми, цвета безоблачного летнего неба, как будто с утра в июне схватил лазурь и положил себе между век. Голубые глаза с его высоким ростом, мускулами и причёской аля «Цой» сочетались, ну, просто идеально. -Ты ещё спрашиваешь! — басом прорычал Анатолий, хрустнув кулаком и подошёл поближе. -Ты. Ударил. Её. По лицу. И. Забрал. Её. Кулон. Скажешь, не было такого? — чеканя каждое слово, просверлил его взглядом Семён, и тоже поднялся. Без сомнений — но сейчас кого-то будут бить. Но Марат, которому бы приготовиться к бою, просто посмотрел на Семёна и спокойно сказал: -Семыч, да ты чё? Паришься совсем, да? — он стукнул себя в грудь и произнёс,— Семыч, базарю без понтов,— Марат указал на себя,— Но я твою Мику несчастную и пальцем не трогал. Вот в натуре не трогал. -Да? — разозлился Семён,— Да, говоришь? Не трогал, говоришь? Ага, то есть, это она себя треснула, а кулон к тебе сам прибежал, вот оно как? — прошипел он, готовясь сильно ударить, и ударить не раз. Но Марат либо был сумасшедшим, либо знал, что говорил. -Семыч, кулон твой мне Колька принёс,— вдруг сказал он,— Этот Щипач, который. Он ещё говорил, блестяху ему кто-то с младших сам отдал, мол, на, возьми, Марату передай, дескать, в знак типа уважения, я х.й знаю, чё там, я взял и взял, мне как-то пох.й было. Но, Семыч,— Марат честно посмотрел прямо на Семёна,— Я тебе отвечаю: к Мику твоей я не подходил дня три, в натуре не подходил. Семён остановился. Взглядом он продолжал сверлить Марата: -Отвечаешь? -Отвечаю. -Точно отвечаешь? -Вот не сойти мне с этого места, если не отвечаю. -Поклянись. -Клянусь. -Чем поклянёшься? -Чем пацан клянëтся, поклянусь. -Поклянись. -Богом и Чёртом клянусь,— твёрдо ответил Марат и вновь посмотрел Семёну в глаза. Тот задумался, прикинул, посмотрел в потолок: если так подумать, то Марат — честный парень. С ним можно идти в разведку, потому что он живёт по понятиям, свято их чтит, знает цену клятве, а за маму будет убивать. И прежде чем поклясться, он сто раз подумает, и попусту говорить никогда не будет. Может быть, он всё-таки прав и не врёт? Семён вновь посмотрел на Марата: он так же лежал, опершись на локоть и терпеливо ждал, пока Семён что-нибудь скажет или сделает. Его голубые глаза так и кричали: "Я не виноват! Не виноват я!" — и не поверить было всё труднее и труднее. Наконец, Семён не выдержал, и произнёс, как ему казалось, такую фразу, от которой Марат точно должен был опешить, во всём сознаться и т.д. и т.п.: -Слово пацана даёшь? — секунда — и в помещении прозвучало тихое, но твёрдое: -Слово пацана. После того, как Марат, не колеблясь дал главную пацанскую клятву и поклялся мамой, богом и чёртом, сомнений в том, что он говорит правду не осталось. Потому, что, ну не может человек так просто взять и соврать, поклявшись на таких серьёзных вещах, а тем более, если этот человек — Марат Калинин. Да и Семён — не Цербер, он тоже умеет верить и доверять. Естественно, он и вправду поверил, смутился, остановился, потом снова сел на кровать. Анатолий молча проделал то же самое. Марат терпеливо ждал. Семён откашлялся: -Так, ладно, я понял. Извини, брат, за наезд, чесслово, не сразу я тебе поверить смог, извини уж, вот в этом ты сам виноват. -Да что ты изви … -Брат, я должен извиниться. Иначе жить не смогу,— признался Семён и добавил,— Уж такая моя натура: извиняться везде. -Да брат … - Погодь, братан, погодь. И так всё вроде выяснили, прости ещё раз. Но вот кое-что мне покоя не даёт: Мику сказала, что это ты её ударил. А ты говоришь, что кулон тебе Щипач притащил. И я вот никак не пойму: кто ж всё-таки тот злыдень, который наш ходячий оркестр обидел, аж до истерики довёл, я такой ещё не слышал ни разу в жизни! Эх, морду бы этому анониму разворотить, сволочи этакой. Как думаешь, кто это мог быть? — Семён повернулся к Марату, и они оба положили друг другу руки на плечи. -Колька это мог быть, кто ж ещё-то,— мрачно ответил Марат и угрюмо пообещал,— Я его замочу. Убью гада нахрен! — он сжал кулаки, прошипел, чуть не кипя слюной,— Бля такая, яйца оторвать мало! Будет знать, как девок обтаскивать, сволочь! — он стукнул кулаком в тумбочку,— Не, ну ты прикинь, а?! Это чё такое ваще есть, а? Это где такое видано, чтоб пацан на девчонку руку поднять посмел?! — Марат не на шутку разошёлся: он теперь стоял на руке, возмущённо смотря то на Семёна, то на Анатолия, то на подушку, то на койки, то куда-то вдаль. Семён про себя отметил, что с любым из этих пацантре можно идти в разведку. Даже Марат, с виду та ещё скотина, драчун и вымогатель — но пацан хороший, ничего не скажешь. Хотя, ему ещё долго придётся доказывать свою надёжность. Как ни как, а след за ним тянется очень большой: сломанные носы, подбитые глаза, синяки, слёзы, отнятые различного рода побрякушки, драки … долго перечислять. И тёмное прошлое у него. Но Семён был уверен: Марат справится. -Так, лады, парни, я пойду,— Семён поднялся, подал Марату руку,— У меня дела ещё есть. Зайду ещё как-нибудь, не скучай, Маратец. Обед принести? -Пока, брат,— ответил Марат на рукопожатие,— Да не, обед носить не надо. Мне Венька занести обещал. -Точно, надо же ещё к твоим подопечным заскочить! — хлопнул себя по лбу Семён и направился к двери, взялся за ручку, обернулся,— Толян, ты со мной? -Нет, прости, братан, я с Маратиком ещё побазарю останусь, если он не против. -Не против,— сказал Марат. -Тогда я погнал,— и через полминуты Семён был далеко от этого места.