Истории, рассказанные Совёнком. Легенда о храбрости

Бесконечное лето. 17. Истории "Совëнка". Легенда о храбрости (30 июня, 1987 года, пионерлагерь "Совëнок", 00:32) (Тридцатью секундами ранее) Марат уложил Димона на лопатки. И так победил. Избитый в дыхалку и лежащий Димон — уже не соперник. Даже если он встанет (что очень маловероятно), то тут же ляжет снова и уже надолго. Таков закон: лëг — значит, всë. Конец, вне зависимости от твоего желания, от твоего хотения. Лëг — либо сдался, либо сейчас тебя изобьют и ты сдашься. Если ты лежишь — значит тебе крышка. Что Димон, что Марат, оба — бойцы, закалëнные в уличных драках, прекрасно это знали, и так же и то, что делать в этом случае обеим сторонам. Но они так же оба знали и друг друга, и свои боевые возможности. Пока Марат расставил ноги у лежащего Димона по бокам и не спешил его крутить, поверженный на пол Димон собрался с силами, и не успел Марат и дëрнуться, как получил электрический удар ногой снизу вверх в неприкрытый пах, прямо в промежность, уж если по мужски говоря — по яйцам. И от неожиданности согнулся. Завопить, однако, не удалось, так как следующий удар, той же (только уже вытянутой) ногой был уже в нос так же снизу вверх. Раздался глухой треск (иначе этот звук охарактеризовать нельзя), на пол брызнула алая кровь. Марат вскинул руку к носу, шумно вдохнул. И, наконец, третий, и последний (и он же самый сильный) удар в грудную клетку свалил его с ног. Марат упал на спину, зажимая нос рукой, откатился. Димон с трудом поднялся, и, на всякий случай встав в стойку, переводил дух, тяжело дыша, и не нападал. Марат встал сравнительно легко, не сводя глаз с Димона, молча и не отнимая ладоней от лица: разбитый нос сильно кровоточил. Кровь большими густыми каплями стекала Марату на грудь, а затем на пол, пачкая кафель, и принося сложившейся картине поистине трагический вид: двое пацанов, пионеров, вчерашних друзей-парней, которые вместе жили в одном лагере, делали одно большое дело, ели одну еду, обирали одних и тех же чушпанов — теперь дрались, дрались жëстко, дрались сильно, до последнего вздоха, до последней капли крови, бились смертным боем. И уже успели доказать всю серьëзность происходящего: один другого избил, не щадя, а тот первому нос сломал с ноги, аж до крови. Романтика? Или суровая реальность? Но что-бы оно ни было, противники устали, им требовался отдых. Пусть и небольшой. К Марату подбежал Семëн: -Бро, ты как? Давай посмотрю? -Отвянь, бл.ть! — Взбесился тот, но сразу же неожиданно обмяк,— Сорямба, братан, чë-то я озверел чуть-чуть. Будь братом, посмотри, пожалуйста, есть у меня на роже чë или нет? -Кровь,— Пропустив мимо ушей его грубость, ответил Семëн, отступил, и поманил Марата за собой. Тот послушно двинулся вслед за ним. Семëн подошëл к столу, подставил стул: -Садись. Марат сел. Семëн пошарил по карманам, вынул из наколенного кармана моток бинтов, с оторвал кусок ткани, подал Марату: -Протри под носом. Голову запрокинь. Марат принял бинт у него из рук, молча протëр лицо где была кровь, скомкал, положил окровавленную тряпку на стол. Семëн тем временем из части оставшегося мотка скрутил две турунды, которые также отдал Марату: -Вставляй в нос, когда я скажу. Голову не опускай. -Зачем? -Затем,— Не теряя времени, Семëн крепко ухватил Марата за нос, и, пока тот не опомнился, резким нажимом пальцев вниз вправил ему сбитый нос. Марат охнул, весь вздëрнулся, но больше не издал ни звука,— Теперь суй. Зачем мне эту ху.ню в нос совать? -Кровь остановить. Зачем ещë? -Я не буду. Так не честно. Семëн вздохнул, снял с пояса флягу с водой: -Димон! -Оуч? — отозвался тот, сидя у стены, поднял голову. -Лови! — Семëн сделал пару шагов, перекинул ему флягу. -Спасибо, бр ... брат,— Осëкшись, нехотя промолвил в ответ Димон и жадно припал губами к горлышку сосуда, отпил несколько глотков. Марат взглянул на Семëна: -Зачем? -Пусть тоже отдохнëт,— Ответил Семëн, перетягивая ремень потуже. -Зачем? — Марат был в недоумении: как это Семëн, честнейший парень — и помогает врагу? -Чтоб по честному. А теперь суй! — Требовательно заявил Семëн, уперев руки в бока. Марат вздохнул: -Ну и гандон ты,— Он, поморщившись, закрутил обе турунды себе в нос,— Больно, бля ... -Терпи, воин,— Семëн усмехнулся, и, вмиг посерьëзнев, негромко сказал,— Маратка, может, ну нахрен? И так мордобоя хватило, щас ещë поубиваете друг друга. Может, это, просто толпой навалимся, и возьмëм его, а? Чтоб тебе лишний раз морду об него не таранить. -Ну, не знаю,— Смутился Марат,— Как-то не по-пацански это. Не могу я так. -А он типа по-пацански поступил? — Усмехнулся Семëн. -Нет, не по-пацански. Но я, как пацан, должен выше него стоять и ему не уподобляться, не? — Марат ясным взглядом посмотрел Семёну в глаза, тот отвернулся: -Твоя правда. -Ну, раз правда, то заканчиваем. Эй ты, баклан ветошный! — Позвал Марат Димона, поднимаясь; расправил плечи, размял шею, хрустнул, выгибая руки, пальцами,— Долго ты там красоту наводить-то будешь? -Ща! — крикнул в ответ Димон,— Пять сек! Он нехотя встал, кряхтя, покрутил, разминаясь, спину, удовлетворëнно скомандовал: -Готов! -Итак, дамы и господа, леди и джентльмены, товарищи! Забив насмерть продолжается! Начинаем второй раунд! Условия прежние: в левом углу — Димон, в правом — Марат. Если Димка загасит Марата, то он свободен ... -Только на час! — выкрикнул кто-то из толпы. Тоха одарил того недружелюбным взглядом: -А если Марат Димку — то Димка с пацанами своими угоманивается. Раз-два, чики-брики — понеслась! — Анатолий махнул рукой и отбежал вновь к Семëну. Начинался второй бой, и он обещал быть куда менее затяжным нежели первый. Марат сразу же пошёл в активное наступление; и уже спустя несколько секунд пропустил в глаз, отскочил. Но и Димон не уберëгся: Марат поймал его на двоечке, и сильно врезал в кадык. Димон закашлялся, и мгновенно отступил, но бой на этом не закончился, удар пришëлся вскользь. Марат ударил боковым левой, промахнулся, добавил нижним боковым правой в корпус — и тут же прямой левой в нос отбросил Димона назад, который, впрочем, этим не впечатлился, и ударил боковым размашистым Марата в ухо, но тот пригнулся, и трижды отработал Димону по почкам. Тот охнул, стиснул зубы, но не упал, лишь бешено сверкнув глазами, собрал всю свою волю в кулак — и отточенным приëмом правой ладони сбоку по шее, прямым ударом ошеломил Марата, затем не теряя времени, воспользовавшись его замешательством, взял его за плечи, потянул вниз, и ударил Марата коленом в живот, а когда тот загнулся, с прыжка тем же коленом добавил в нос. И напоследок отправил ему боковой левый в ухо. Марат, мыча от боли, сумел всë же Димона от себя оттолкнуть, отдышаться, и, резко подавшись вперëд, нанëс тому широкий удар по челюсти левой. Но сам пропустил в печень, затем сразу же в подбородок; попытался ответить боковым с правой, но был мгновенно остановлен, схвачен за грудки, и через секунду Димон со всей силы ударил Марата головой в нос, затем ещë, и ещë; и когда, наконец, обессиленный Марат, тяжело дыша, глотая хлещущую из носа кровь, мешком свалился на пол, Димон хотел ему ещë добавить и уже подошëл поближе, засучив рукава, начал нагибаться, как Марат изловчился и одним ударом ногой под колено уронил Димона к себе на пол. Поднялся он лишь на долю секунды раньше, и лишь поэтому ударил в лицо первым. Его (Марата) удар достиг своей цели: Димон сильно пошатнулся, но на ногах устоял, и даже ударил в ответ. Даже попал. Марат лишь вздрогнул. Следующий его удар был направлен в дыхалку; Димон чуть прогнулся (он ожидал атаки в голову, и удара в живот не ждал) , и тут же получил "добавку" левым боковым по челюсти; не упал, и быстро, почти мгновенно перенеся вес на левую ногу, врезал Марату левой в подбородок снизу вверх. Затем схватил его за горло и начал бить в лицо, попутно наступая, загоняя Марата спиной к колонне. Тот, ввиду замешательства и более коротких рук, ничем не мог ответить. Наконец, Димон толкнул его к колонне, вновь занëс руку для удара, но Марат вдруг неожиданно легко освободился из захвата (лишь уведя голову вниз под держащую его руку Димона), и изо всей силы дал тому в дыхалку. Дальнейшие события происходили буквально в течении одной секунды: Марат резко пригнулся, схватил задыхающегося Димона одной рукой за плечо, второй за грудь и ... Поднял в воздух!!! Толпа одобрительно загудела. А Марат, недолго думая, впечатал Димона спиной в колонну, не отпуская его, затем поставил на ноги, зарядил коленом по паху, и, не давая опомниться, сперва расквасил ему нос ударом своего крепкого лба, а потом перехватил того за волосы и правой рукой начал жëстко наваливать боковые в лицо. К несчастью (или к счастью для Димона), он успел сделать всего лишь два удара, так как Димон вдруг сам неожиданно для всех с размаха ударил его по широкой скуле, а затем, не давая опомниться, толкнул в грудь ногой, ибо от такой неожиданности у Марата разжались руки, и он выпустил Димона из своей медвежьей хватки. Следующий удар был истинный каратистский маваши*, ибо от него у Марата аж голова на шее мотнулась, и что-то хрустнуло. Он пошатнулся, нетвëрдо отступил (оступаясь на каждом шагу) буквально шага на три, и затем попытался провести боковую атаку, но не получилось: Димон ударил первым. Боковым. По лицу. Марат снова качнулся, сплюнул сгусток крови, получил ещë одну оплеуху, и, наконец, Димон, видимо, решил заканчивать этот хоровод: он отдышался, попрыгал на носочках перед еле стоящим, шатающимся Маратом, отработал в воздух пару двоечек с разных рук, отошëл на шаг, процедил сквозь зубы что-то наподобие: "Последний выход, с.ка!" или "Время помирать, подсосок шакальский!", и, выкрикнув за секунду до характерное: "Ай-йа!", поддав себе энергии прыжком, изо всех сил ударил Марата правой ногой в грудь на развороте. Прямо в диафрагму. Марат тяжело охнул, и отлетел где-то на метр назад, тяжело рухнул на пол. Послышался его негромкий стон. Он лежал на боку, стонал, не шевелился, не вставал. Только негромко стонал. А вот пионерская толпа вела себя шумно: орала, громко возмущалась, где-то кто-то щëлкал курками, что-то возбуждëнно-радостное кричал Димон и его приверженцы, размахивая руками, кто-то из младших девчонок, а может, и мальчишек, заплакал. Семëн, словно пребывая в каком-то, тумане, оглянулся по сторонам. Прострация. Но вслед за этой прострацией на него волной накатила страшная обида, обескураженность, осознание страшной горькой правды, гдп справедливость не восторжествовала, зло оказалось сильнее. И главное — чëрная, дикая ненависть. Ненависть к врагу и злоба, к Марату, к Димону, ко всем его дружкам-предателям. К себе тоже. К директору. К Алисе. Ко всем аообще, можно сказать. Семëн стиснул зубы, рука непроизвольно сжала рукоять автомата, указательный палец потянулся к крючку. Семëн опомнился: надо держать себя в руках, договор есть договор. Раз уж обещали отпустить — значит надо отпускать, куда подеваешься? Иначе — крысы они, трусы, такие же предатели, как и Димон. И хотя если и не у всех, так у доброй половины пионеров руки чесались схватить стволы и нашинковать всю эту гвардию свинцом в отместку за своих ребят и за Марата в том числе, если до этого дойдëт — слово своë нарушат пионеры, клятвопродавцами станут, сволочами. А для многих слово честное много значило. Семëн положил автомат на стул, мельком взглянул на Анатолия. По лицу боксëра было видно, что дадут ему волю — он этого Димона по стене размажет и всех его прихвостней заодно, но Анатолий, хотя и чуть не плакал, одновременно сердился, злился и горевал, с места не трогался, в драку не лез, обидных слов не говорил. Стоящий рядом Андрей тупо смотрел в одну точку бесцветным взглядом, но Семëн едва посмотрел ему в глаза, сразу почувствовал: убьëт. Если сорвётся. Переживал парень, тревожился за своих, печалился, что так всë вышло, что не наша взяла. Лицо его было абсолютно серое, и не выражало вообще никаких эмоций. Но по его взгляду, по неподвижности, по позе с руками в карманах, понял Семëн — на взводе пацан. В гневе пацан. Подвязывая шнурки, Семëн отыскал глазами директора. По лицу старого вояки текли слëзы, хотя стоял он твëрдо, и выражение у него было уверенное. Алиса отворачивалась, Лена тоже, Женя и Мику прятали глаза, Славя плакала, закрывшись руками, Ольги Дмитриевны и кибернетиков Семëн не нашëл. Вздохнул. Со шнурками он уже закончил. Признаться, ему и самому захотелось заплакать, если честно. От этого всего: от стресса, от близкой смерти, от опасности. А главное — от неудачи, от ощущения собственного бессилия, от осознания того, что погибшие ребята, их помощники и соратники, уйдут теперь неотомщëнными. Да и Марата заль было: огневой пацан, искупить прошлые грехи хотел, за своих заступился, и вроде уж побеждать начал, а всë равно — не взял. Не прокатило, не получилось. И наглый враг, предатели и раскольники, свалят в лагерные леса совершенно безнаказанно. Семëн уже начал вставать, чтобы помочь Марату, осмотреть его, донести до койки. Но голос, вдруг прозвучавший далее, чуть вновь не поверг его обратно на землю: -Чë разревелись-то, народ? Сопли, блин, подотрите. Рановато вы меня хороните, чушпаны. И это, подайтесь чуть назад, жайте места побольше. Чуется мне, будет тут сейчас жара.