Под сводами больничных стен

      Вечерние сумерки постепенно заключали шумный Париж с его неуёмной энергией в свои ласковые объятия. Солнце давно ушло на покой, оставив освещение города уличным фонарям и неоновым вывескам. В главном городском госпитале пациенты тоже потихоньку начинали готовиться ко сну, лишь персонал был по самые уши в работе. Лишь двое пациентов детского отделения не торопились отдыхать от упорхнувшего дня — смуглый парнишка на вид четырнадцати лет с непослушными чёрными вихрами и чёрными глазами в обрамлении густых ресниц, и девочка с украшенными густыми и длинными ресницами фиалковыми глазами на вид лет двенадцати, чьи распущенные золотые волосы подобно плащу окутывали её облачённую в лиловый сарафан худощавую фигурку. Мальчик и девочка не спешили уходить каждый в свою палату, занимаясь тем, что рисовали цветными карандашами на альбомных листах. Девочка старательно рисовала рыжую спаниельку, на её листе в нижнем правом углу было написано «Леди». Мальчишка с не меньшим усердием рисовал взятый из головы морской пейзаж. Иногда они заглядывали в работы друг друга, обмениваясь советами, как рисовать, и хваля рисунок. — У тебя довольно красивый морской берег получился, Арно. Мне очень нравится, — девочка улыбнулась и подняла вверх большой палец. — Собака у тебя тоже очень здорово вышла. Красивая. Что, Катрин, скучаешь по домашней любимице? — участливо поинтересовался мальчик, оторвавшись от рисования морского пейзажа. — Очень скучаю. Моя Леди такая умная, славная и милая. Уверена, вы бы отлично поладили. Это добрейшей души собака, — голос девочки потеплел, когда она рассказывала о своей домашней любимице, которая ждала её дома. — И по папе с мамой и Лоизой очень скучаю… Скорей бы меня уже выписали. — Поверь, Катрин, вечность тебя тут никто удерживать не будет. Как только вылечат — сразу отпустят домой. Вот с одной стороны я очень рад, что меня выписывают завтра, но в то же время и грустно, потому что ты останешься здесь… — Арно, ты же будешь меня навещать? Правда ведь? — доверчиво и с надеждой Катрин глядела в лицо своему другу. — Конечно, Катрин. Обещаю. И всякие вкусности буду тебе привозить. Ты смотри, чтобы в моё отсутствие духом не падала, — последние слова его звучали скорее с ласковой иронией, чем назидательно. — Не бойся, раскисать не буду. Это я тебе обещаю, — в такой же ласково-ироничной манере пообещала Катрин. — Что ты хочешь сделать первым делом, как тебя выпишут? — Пойти с Мишелем и папой с мамой на премьеру второй части «Малефисенты», вернуться наконец-то к моим футбольным тренировкам с друзьями… Скорей бы уже завтра, — проронил Арно. — Только в следующий раз бери с собой подмогу, если решишь снова защищать какого-нибудь бездомного от уличной шпаны. Я бы не хотела, чтобы ты опять загремел в больницу с сотрясением. Даже лёгким, — изящная ручка Катрин коснулась руки Арно, а он мягко сжал её пальцы в своей руке. — Да что моей башке станется, — тихонько посмеивался парнишка, вернувшись к рисованию, Катрин последовала его примеру. — Катрин, ты тоже будь умницей. Больше не выкидывай еду и не сиди на диетах, не выблёвывай еду. Не гробь своё здоровье. Прошу тебя об этом как друг, которому на тебя не пофиг, — добавил он уже мягко и тепло. — Я буду очень стараться, Арно. Я и сама понимаю, что это вредит мне, только мне очень тяжело это контролировать, — Катрин с сожалением вздохнула, продолжая рисовать свою собаку. — А что первым делом сделаешь ты, когда тебя выпишут? — полюбопытствовал Арно, усердно работая над своим морским пейзажем. — О, я как можно скорее хочу вновь вернуться в балетную школу, хочу влиться в репетиции, я и так неприлично долго здесь прохлаждалась. Только напрасно теряю время, наверняка Катрин Л’Иль-Бушар уже метит на моё место примы нашей группы! — Катрин прервала своё рисование и отложила в сторону карандаш, сжав ладони в кулачки. Прервал своё рисование и Арно, помрачнев лицом. — Зачем тебе возвращаться туда, где такая нездоровая конкуренция? Это же изматывает тебя морально, — беспокойно прозвучали слова Арно, не сводящего с Катрин сочувствующего взгляда. — Арно, ты не понимаешь, я не могу бросить балет. Моя мама прикладывает столько усилий, чтобы я выступала на лучших сценах, она занимается со мной дополнительно дома, сама шьёт мне красивые костюмы для выступлений. Я не могу так её подвести. Мама мечтает увидеть меня примой и на лучших сценах Европы. Она ведь не смогла продолжить карьеру балерины из-за травмы, — делилась Катрин с товарищем, чем заставила его помрачнеть ещё сильнее. — А тебе самой нравится заниматься балетом, терпеть жёсткую муштру, перегружать свои связки и суставы, выслушивать критику твоей внешности и веса — часто грубую и бестактную — от педагогов? — Арно скрестил руки на груди и шумно выдохнул. — Этот балет убивает твоё тело и психику, не случайно балерины в тридцать пять лет уходят на пенсию! — Арно, я прошу тебя закрыть эту тему! Я не могу предать мою маму и её мечту, моя мама счастлива, а значит я тоже. Я не брошу балет, никогда, если это делает мою маму счастливее! — горячо возмутилась Катрин словам Арно, прожигая друга сердитым взглядом фиалковых глаз. — Вот из-за своего балета ты сюда и загремела! Поэтому ты выблёвывала еду в унитаз или выкидывала в мусорки, сидела на опасных для жизни и здоровья диетах — потому что тебя в этой твоей хреновой школе день за днём убеждали обесценивающей критикой твоей внешности и веса в том, что ты никуда не годишься! Катрин, ведь ты не дурочка! Ты не обязана класть твою жизнь на алтарь одобрения твоей мамы! — Ты ошибаешься, ты не знаешь ничего, но огульно судишь вкривь и вкось! Балет не повинен в моём состоянии, и педагоги с мамой тут не при чём! — пылко возразила Катрин и поправила выбившийся из причёски золотой локон. — Катрин, очнись! Это нездоровая конкуренция в балетной школе, вечная злая критика от преподов, возложенные на тебя ожидания твоей мамы — всё это и загнало тебя в болезнь! — Арно вскочил со своего стула и коснулся плеча Катрин, но девочка недовольно убрала со своего плеча его руку. — Зато я в свои двенадцать лет уже выступаю на сценах лучших театров Парижа, и на этом не остановлюсь! — надеялась Катрин использовать это как аргумент. — Катрин, раскрой глаза! Тебе двенадцать лет, и у тебя уже анорексия с булимией! Чтобы ты знала, от этих заболеваний люди умирают! Мне жаль, что карьера балерины твоей мамы оборвалась из-за травмы, но у неё нет права воплощать её мечты и амбиции за твой счёт, за счёт твоей жизни и твоего здоровья! — закипел в Арно гнев от той ситуации, в которой варится его подруга непростых месяцев, проведённых в госпитале. Арно не думал, что сможет достучаться до Катрин, но очень на это надеялся. — Арно, этот разговор пора прекратить, пока мы не поругались, — мягко проговорила Катрин, грустно вздохнув. — Ты не представляешь, как это важно для моей мамы. Когда я вижу со сцены, как мама радостно улыбается мне из зала, я чувствую в себе больше сил для изучения балетного искусства. И я готова на многое, чтобы мама была счастлива. — Вряд ли твоя мама будет счастлива, если ты угробишь своё здоровье — желудок и пищевод, например. Остеопороз заработаешь. Или посадишь себе сердце, а то и в ящик сыграешь. Катрин, я не с пустого места это взял. Мой папа по образованию врач, а мама — спортивный тренер, — были произнесены слова Арно уже спокойнее. — Катрин, я бы не говорил с тобой об этом, если бы мне было плевать на тебя. — Я знаю, Арно. Ты за меня беспокоишься. И я благодарна тебе за то, что ты хороший друг. Но я не знаю, как мне быть… Я не могу бросить балет, я с пяти лет занимаюсь. Будет жаль бросать плоды семилетних усилий… Моя мама очень тяжело пережила, что из-за травмы не сможет вернуться в балет, а видеть на сцене меня — для неё счастье и утешение. Я совсем запуталась… — признала Катрин, выйдя из-за стола и пройдясь по игровой зоне. Арно последовал её примеру и присоединился к ней, мягко приобняв девочку за плечи. — Катрин, тебе нужно поговорить с твоей мамой. Так больше продолжаться не может. Ты должна понять, что воплощать за счёт другого человека свои амбиции и мечты — очень эгоистично. Я не хочу, чтобы этот грёбаный балет свёл тебя в могилу. Если тебе страшно говорить об этом с мамой, мы могли бы поговорить с ней вместе, я могу попросить помочь моих папу с мамой. Ты не будешь одна, — старался Арно убедить в своей правоте Катрин уже мягче и деликатнее, надеясь дать ей уверенность в том, что она может рассчитывать не только на его поддержку, но и на поддержку его родителей. — Знаешь, Арно, хоть я и боюсь говорить об этом с мамой, не хочу её огорчать, но поговорить с ней мне правда надо… Спасибо тебе за предложенную помощь и поддержку, — всё же признала Катрин правоту друга, крепко его обняв. Арно не оставил без ответа такое проявление тёплых чувств к нему со стороны Катрин, тоже обняв её, при этом стараясь её обнимать как можно бережнее и осторожнее, словно боясь её сломать как нечто очень хрупкое. — А, вот вы где оба, молодёжь, — добродушно обратилась к ним молодая смуглая медсестра и в голубой униформе и с бейджем, где было указано «старшая медсестра Сара Нуар». Чёрные глаза медсестры ласково и тепло смотрели на ребят, густые чёрные волосы были красиво уложены в корону из кос. — Я вас искала. Я понимаю, вы хорошо проводите время, но уже пора по палатам. Совсем скоро отбой, — напомнила медсестра двум подросткам. — Да, сестра Сара. Мы идём уже, — кротко ответила Катрин, улыбнувшись. — Да, как скажете, сестра Сара, — в такой же манере ответил Арно. — Доброй ночи, Катрин. Увидимся утром, — прежде, чем уйти в свою палату, Арно ещё раз обнял Катрин и ласково потрепал её по золотой макушке, а девочка наградила его шуточным шлепком по руке, весело посмеиваясь. Арно ушёл в направлении его палаты, Сара и Катрин остались одни. — Пойдём, Катрин, провожу тебя до твоей палаты. Как ты, милая? — заботливо интересовалась Сара, провожая Катрин до её палаты. — Немного грустно. С одной стороны, я очень рада за Арно, что его выписывают домой, но в то же время… мне будет не хватать его рядом со мной, — честно поделилась Катрин с медсестрой, дойдя вместе с ней до своей палаты. — Да, этот Монсальви — славный парнишка. Бездомного от угашенной шпаны защитил, за что поплатился. В отделении всякие увеселения устраивает — вроде вокального конкурса с призами из передачек. И ведь никто не остался обиженным, все призы получили, — с теплотой проронила Сара, ласково погладив Катрин по голове. — Ты уж продолжи его традицию наводить в отделении шороху и веселья, а то ведь скучно здесь будет, — в словах Сары звучала добрая ирония. — Непременно, сестра Сара. За мной не заржавеет, — тихонько рассмеявшись, ответила Катрин. — А медицинские гирьки надо бы вернуть, моя девочка, — сказала Сара уже очень серьёзным тоном, глядя на Катрин проницательными чёрными глазами. — Вы о чём, сестра Сара? — удивилась Катрин, в полном непонимании глядя на цыганку. — Я о медицинских гирьках, которые ты утащила из кабинета и спрятала в карманах перед взвешиванием сегодня. Лучше отдай сама и не заставляй меня выворачивать твои карманы, — стояла Сара на своём. Раздосадовано вздохнув, Катрин вытащила из карманов своего сарафана гирьки и отдала Саре, смущённо разглядывая свои балетки. — Вот, сестра Сара… Простите меня, — грустно проговорила Катрин, опустив голову. — Ты прощена. Только ты не нас обманываешь. Ты обманываешь себя и крадёшь у своего здоровья. Катрин, вечность тебя здесь держать никто не будет. Я тебе обещаю, что как только тебя пролечат, то сразу отпустят домой. И дай бог, чтобы у тебя в жизни всё складывалось хорошо. — Сестра Сара, я уже так устала от обстановки больницы… Я хочу домой, к папе и маме, к сестре, к моей собачке Леди… я скучаю по ним всем, скучаю по балетной школе, по свободе… — честно делилась Катрин с медсестрой своими переживаниями. — Ты непременно будешь дома. Только будь умничкой, слушайся врачей и медсестёр, хорошо кушай, принимай лекарства, и тебя отсюда выпишут, милая. И на фиг твой балет, который довёл тебя до такого! Обниматься будем? — с материнской лаской говорила Сара. — Я и сама хотела предложить вам обнимашки, сестра Сара, — радостно откликнулась Катрин на предложение медсестры и обняла её, получив в ответ такие же объятия. — Ну, всё, моя хорошая, иди спать. Доброй ночи, — Сара выпустила Катрин из объятий и мягко похлопала её по плечу. — Доброй ночи, сестра Сара, — пожелала девочка медсестре и удалилась в свою палату, поспешив переодеться из сарафана в свою ночную рубашку с единорогом. Оглядев свою палату, Катрин заметила, что все её соседки давно спят, и решила последовать их примеру. Но сон к Катрин не шёл, и девочка ещё долго думала о сегодняшнем разговоре с Арно, не представляя, как бы она одна набиралась решимости поговорить с мамой о том, что вместо балета она всегда мечтала заниматься спортивным фехтованием…