Змеелов

      С рассветом в столице усердно работали глашатаи, впервые за долгое время приступая к своим обязанностям. Через час к их голосам присоединились громкие звоны колоколов, на различный лад привлекая внимание людей к важному сообщению из королевского замка. Каждый житель столицы должен знать, что совсем скоро король Бён соединит себя узами брака с принцессой Ли. Удивились этому событию только единицы, а остальные, после просьбы принца сшить платье, готовы к скорой свадьбе в замке, только большинство склонны к тому, что под венец пойдут Бэкхён и Ли, учитывая юность принцессы. Дабы никто особо не задумывался над выбором жениха, Нам пустила по всему Королевству своё мнение: только король сможет понимать не по годам развитую Мисхелу. Бэкхён для жителей Ла-Он всегда останется милым, любопытным и немного наивным парнем, поэтому они быстро согласились с мамкой и выдавали её коротенькую речь за факт, словно королевская семья официально его подтвердила. С самого утра свадьба гремела на слуху каждого человека, поэтому Нам не составило труда вклиниваться в любые разговоры и показывать народу Мисхелу с лучшей стороны и пробудить в нём любовь к ней. Жители Ла-Он помнили её как отравительницу принца, поэтому не сразу понимали благосклонность мамки, но едва с её уст слетала тайна, покрытая королевской печатью, как все разом стремились увидеть Мисхелу и пообщаться с ней, чтобы раскрыть секрет. Нам шептала, что принцессу кто-то очень сильный и влиятельный заставлял травить принца, угрожая уничтожить Элоя, и Мисхела соглашалась ради Королевства, но вскоре доброе сердце Бэкхёна привязало девушку к нему, и она отказалась убивать Бэка, за что поплатилось Элоя. Люди сочувствовали Мисхеле, хвалили её за то, что она нашла в себе силы стать на сторону добродетели, и осознали причину, по которой девушка убила захватчиков замка. Они считали, что Мисхела искала защиту у Бёна, поэтому пробиралась к нему в темницу кровавыми методами, оставляя на погибель свой народ ради будущего Элоя. История в замке покрылась слухами и сплетнями, чумой распространялась по Королевству и очень быстро вышло за его пределы. До Мисхелы так же дошли уличные новости от служанок, и девушка моментально приняла историю Нам, помня, что мамка отправила предупредительное письмо Бэку, поэтому не пожелает принцессе зла.       Все слухи смешались воедино вместе с громкими голосами глашатаев, которых перекричат только голосистые торговки, зазывающие покупателей к своим товарам, среди которых вновь появились плащи Чанёля. Самого громкого глашатая поставили недалеко от ворот замка, чтобы король слышал — его указ усердно выполняется. Этому не рад Бэкхён, который любит понежиться в кровати до полудня. Ранний подъём давался с трудом и тяжелым стоном, не помогала накрытая на голову подушка, закрытые окна и неистовое желание спать. Мужчина так кричал, оповещая о свадьбе, что принц сквозь шипение выругался на него и попрощался со сном. Скинув с себя подушку, он повернулся к Чанёлю и обижено уткнулся носом ему в горячую грудь, сопя от негодования. Чтобы успокоиться, он обнял Ёля и гладил его по спине, раздумывая над темой для разговора. Общаться вовсе не хотелось, но Бэк себя заставлял, потому что надо отвлечься от глашатая, дабы его голос ушёл на второй план и не зацикливаться над его словами, которые повторялись каждые три минуты. Как назло, ни одной умной мысли не приходило в голову, зато пальцы всё нежнее гладили Чанёля, поднимаясь от спины к шее, затем плавно опустились на плечо. Вслед за рукой Бэкхён обнял Чанёля ногой и приподнялся выше к его лицу. Желая не разговоров, а интимной близости, парень медлил продолжить ласки, тем более безэмоциональный вид Ёля напрочь отбил охоту приставать. Не моргая он смотрел куда-то вперёд, не замечая лица принца, и периодически тяжело вздыхал, словно его думы доставляют много хлопот.       — О чём думаешь? — заинтересовался Бэкхён, настороженно воспринимая его замершую пустоту в глазах.       Признаваться в том, что все мысли отдались свадьбе, Ёль побоялся, чтобы избавить себя от наводящих вопросов Бэка, поэтому отмахнулся, показывая, что ничего существенного в голове не вертится. Свадьба для него важнее, чем для Мисхелы, короля Бёна и Королевств. Это не просто праздник или политическая выгода, а начало падения Кирха, поэтому торжество Чанёль от всей души старался сделать незабываемым для всех. Поскольку в присутствии Кана заинтересован даже король Ла-Он, чтобы посмотреть на его поведение и послушать его слова, после всего, что он сделал, Ёль старался ещё больше. В первую очередь он беспокоился о Мисхеле. Как бы девушка не старалась выглядеть сильной духом, свадьба сделала её немного зажатой. Не имея опыта в романтических и, тем более в супружеских отношениях, она с осторожностью делала первые шаги, общаясь с королём, но, помня жестокость своего дяди, боялась совершить ошибку. Чтобы показать ей разницу между королями Бёном и Ли, Чанёль вновь решил воспользоваться Бэкхёном. Подвешенный язык парня найдёт подход к отцу, дабы тот серьёзно взялся за благополучие своей будущей семьи. На второе место Ёль выдвинул платье Мисхелы. Портнихи со своим делом справятся великолепно, угождая королю, но украшения должны выглядеть на высшем уровне, чтобы показать богатство Элоя и сделать Мисхелу воплощением своего Королевства. Кан должен понять, что он теряет и что перед ним настоящая принцесса. Судьба ведьмы его заинтересует, поэтому Кану придётся поднять эту тему, но Бён далеко не дурак, поэтому, защищая свою будущую жену, введёт его в тупик. В третью очередь Чанёль поставил блюда для свадебного стола. Повара Ла-Он будут усердно трудиться, но они приготовят традиционные блюда, которые чаще всего подают на стол королю, а Ёлю хотелось разнообразия, поэтому он искал в своей памяти лучших поваров со всего мира, которые ещё живы.       — Ты опять меня заставишь орать на отца? — поинтересовался Бэкхён, отчего у Ёля от неожиданности по затылку прошелся холодок.       Бэк догадался, почему Ёль долгое время молчал о портрете на стене. У короля леса есть тысячи возможностей рассказать правду, но он выжидал выгодного для себя момента. Бэк не злился на него. Изобразить перед отцом подлинные чувства гнева у парня не получится, потому что не злоупотребляет скандалами с родителем, да и орать на него ни с того ни с сего трудно, и через минуту бы Бэкхён извинялся, после чего его актёрская игра окончилась.       — Нет, — шептал Ёль, и пустота в его глазах превратилась в спираль, приковывая к себе взгляд Бэкхёна. — Я хотел вас попросить поговорить с Его Величеством о Мисхеле. Мне кажется, он должен знать про её отношения с дядей, чтобы быть мягче с ней в разговорах и постеле.       Бэкхён кивнул и поднял один лепесток розы с простыни, с любопытством рассматривая его с двух сторон. Обычная роза и не более, но она ростёт в теле Ёля в любое время года и не вянет, пока находится внутри, и только Богу известно, чем она там питается и каким образом помещается. Ханахаки интересовала принца, но книг про неё у него нет, зато есть свободные минуты, чтобы задать пару-тройку вопросов Шину или Мисхеле, которые отвечают кратко, чтобы Бэк меньше знал и давал покоя Чанёлю, но парень постепенно выудил из них кое-что главное.       — Ты встречал когда-нибудь людей с ханахаки?       Чанёль отрицательно замотал головой, переключая мысли с платья на неприятный разговор с парнем, и Бэкхён понюхал лепесток, вдыхая приятный и напоминающий лекарство аромат цветка, после чего продолжил:       — Мисхела говорила, что читала о таких больных. И у меня возник вопрос: почему чайная роза? В записях упоминаются разные цветы, а тебе досталась чайная роза. Почему? Вопрос идиотский, но мне интересно. Возможно, это очень важно для твоего лечения.       Ответа не существовало, потому что ханахаки всё равно, какие цветы вырастут, но Бэкхён этого не понимал и придавал слишком большое значение цветку Чанёля.       — Ваше Высочество, — бормотал Ёль, забирая у него лепесток и сминая его двумя пальцами, чтобы тот не «мозолил» глаза, — это всё равно что при простуде думать, почему у другого заболевшего сопли зеленее.       — Тогда почему у тебя сыплются лепестки при разговоре?       Отвечать Чанёль отказывался, чтобы Бэкхён моментально не кинулся ему помогать бороться с болезнью.       — Такова моя участь, — быстро проговорил он, и Бэкхён пополз к тумбочке за стаканом воды.       Шин ему рассказывал о проблеме своего господина, но Бэк не стал выдавать старика, чтобы после взбучки от Ёля он вовсе не замолчал. Чанёль почти не говорит, и это его беда. Множество лепестков поднимаются к дыхательным путям, отчего дыхание его становится с придыханием, которое выталкивает лепестки. Ёлю надо больше разговаривать, но тогда приступы цветочной рвоты будут чаще, а их лесной король терпеть не может, поэтому предпочитает молчать.       Бэкхён выпил полстакана воды, приглушая голод, и вновь лёг к Чанёлю, оставляя позади тему ханахаки, потому что Ёль похмурел на глазах и отказывался говорить. Чтобы как-то его подбодрить, Бэк вновь его обнял, ластясь кошкой о его плечо, заглянул в глаза и тихо спросил с улыбкой на губах, вводя Ёля в ступор:       — Ты же знаешь, что я тебя люблю?       Чанёль почувствовал, как сердце, окутанное стеблем цветка, пытается вырваться из оков, стуча всё сильнее и обливаясь кровью. Бэк говорил нимфам, что любит Ёля, и Чанёль подслушал разговор, но признаваться в этом не хотел, чтобы Бэк не чувствовал себя неуютно и не подозревал своего любовника в хранении секретов. И всё же стоило что-то ответить, пока Бэкхён продолжал играться со спиралью в тяжелом взгляде, и Чанёль несколько раз кивнул, продолжая хранить молчание.       — Отлично! — восхищался ответом парень и ближе двигался к Чанёлю, не сводя с него взгляд. — Значит, ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты в меня влюбился до цветочков?       Ёль задумался над сказанными словами, затем посмотрел на него более вдумчиво. Внимательно всматриваясь в лицо принца и заглядывая на самое дно его глаз, где скрывалась боль, он погружался в неё, ища лекарство от своей болезни. Любовь к принцу иная, не похожая на первую и такую далёкую, что Ёль с трудом её вспомнил. Девушку он любил точно так же, как король Бён любил свою жену: ярко, громогласно, до безумия, слепо и с преклонением. Он готов был целый мир сложить у её ног, горы свернуть, на руках носить и каждый день преподносить ей подарки, как дары языческому идолу, воспевая её божественную красоту. Это было жгучее чувство, раскаляющее сердце, и так же сильно его терзая на мелкие ошмётки. Бэкхёна он любит иначе: без буйства, спокойно, с терпением и молчанием. Возможно, Чанёль повзрослел, а, может, чувство любви для него не ново, поэтому не реагирует пылко на его присутствие. И всё же Ёль заметил существенную разницу между прошлым чувством и настоящим, и она заставила его удивиться самому себе: ради Бэка он сворачивал горы, носил его на руках, дарил подарки и пусть не воспевал его красоту, но зацеловывал её знатно. Всё, что раньше он был готов сделать ради любимой, делал для Бэкхёна и сам того не замечал, потому что его поступки зависили не от него самого, а от парня. Бэк позволял ему делать что угодно, разрешал заботиться о себе, давал полную свободу, потому что понимал, что таким образом Ёль проявляет любовь и отказываться от неё — грех. Делал он это молча, из-за чего Чанёль не замечал, как обязанности охранника переросли в защиту любимого человека. Из всех своих мыслей Ёль сделал вывод: он любит Бэкхёна, действительно любит, только трепетно, с волнением и полной отдачей себя. Он не жалеет своей жизни, своего будущего, соглашается на безумные условия нечисти и сам того не замечая делает это ради одного человека. Ему бы никогда не пришла мысль заниматься свадебным платьем, считая это лишней тратой времени и сил, но теперь же подбирал украшения с энтузиазмом, потому что свадьба даст Бэку свободу от трона и убережёт его от преследования Кана. Бессмертие научило Чанёля дорожить любимым человеком, чей век слишком мал, а Бэк показал, какая взаимная любовь. Чанёль ему благодарен за это, поэтому решил умолчать о прогрессирующей болезни, оберегая его от лишнего волнения.       — Вы забыли, что дважды ею не заболеть?       На мгновение Бэк находился в замешательстве, сопоставляя свои знания и вопрос, затем уточнил:       — Если человек влюбился один раз, но выздоровел, а через время разлюбил, то при второй влюблённости он может заболеть?       — Никогда не слышал, чтобы второй раз влюблялись, после пережитой ханахаки, — пытался прекратить разговор Ёль, но Бэкхён проявлял присущую его характеру настойчивость.       — Тогда не говори того, чего не знаешь.       — Я говорю о себе. У меня болезнь появилась давно, и вы в ней не виноваты.       Бэкхён нахмурился, продолжая думать и сопоставлять ханахаки и существование с ней человека, но никак не получалось согласиться с Чанёлем. Так долго с болезнью не живут и, если Ёль всё ещё жив, нет гарантии, что новое чувство любви не осложнит ханахаки.       — Я тебе не верю! — чуть слышно проговорил Бэкхён, разочарованный неудачным разговором.       Расстроенный тем, что Ёль скрывает своё состояние, парень уткнулся носом ему в грудь, упираясь лбом в крест. Чанёль не хотел его расстраивать, а Бэкхён от всего сердца стремился о нём позаботиться, поэтому мысленно выстраивал ряд вопросов к Шину и Мисхеле, чтобы больше узнать о ханахаки. Если он будет стоять в стороне, бездействовать и игнорировать враньё Ёля, то не простит себе, когда тот умрёт от болезни. Злости за обман нет, ведь Чанёль не обещал ему не влюбляться до розовых лепестков, следовательно, знал, что уже влюблён по уши. Бэкхён не мог запретить ему любить, ему приятно знать, что его любовь взаимна, но она причиняет много боли от вида того, какими мучениями Чанёлю достаётся самое лучшее в мире чувство.       — Я не злюсь на тебя, — полз обратно к его лицу Бэкхён. — Можешь дальше кормить меня своими глупыми отговорками, а я сам выясню, что такое ханахаки и как она проявляется.       Он не отстанет, пока не поймёт состояние Чанёля хотя бы в теории. Настойчивости, как и дурости, у него предостаточно, и Чанёль посочувствовал Шину, чьё мирное существование в домике вскоре грозилось окончиться, превращаясь в комнату лекций по ханахаки. Немного раздражало вмешательство принца в болезнь. Ёль ненавидит лепестки и цветы внутри себя и, когда Бэк пытается выведать о них больше, хочется просить его не напоминать лишний раз о ханахаки, но один внезапный поцелуй улетучил все мысли Чанёля, прорываясь в душу лучом света. Бэкхён, словно читая его гневные мысли, решил загладить свою вину тёплой нежностью. Сминая его губы, Ёль не сдержал эмоций и обнял, прижимая к себе, как можно аккуратнее, помня ошибки в прошлом. Без грубости и спешки, он изучал желания Бэкхёна в его руках, потакая любой его прихоти и легко поддаваясь на ласки, плавным движениям тела и едва слышного дыхания. Себя он просил только об одном — не рехнуться от ощущения прохладной кожи Бэка. Слишком тонкая грань между любовью и сумасшествием. Она настолько хрупкая, что в момент сильного желания теряет различия, но Чанёль сдержался, отдал Бэкхёну позицию инициатора, поэтому, когда парень потянул его на себя, Ёль разомкнул горячую цепь своих объятий и лёг на него, выцеловывая подставленную шею и лаская слух тяжелым дыханием парня.       — Ваше Величество! — громкий и командный голос Ёнмина напугал двух влюблённых, словно птиц на дереве.       Чанёль клюнул носом в ключицу Бэкхёна и моментально повернул голову в сторону мертвеца, а Бэк пополз к одеялу, укрываясь с головой. Ему стыдно до пунцового румянца на щеках, а сердце так колотилось, что он свернулся в позу зародыша и прикусил губу, обещая ни за что на свете больше не попадаться на глаза Ёнмину.       — Ты сдурел?! — гаркнул на него Чанёль, хоть Ёнмин ума не приложил, в чём причина ругани короля.       — Не за себя пришёл просить, Ваше Величество! Королева Юн желает вас видеть.       — Крёстная? — вынырнул из-под одеяла Бэкхён, забывая о стыде при упоминании Юн, и посмотрел на Ёнмина, ожидая услышать причину визита.       Чанёль без объяснений предугадал, что Юн умирает и требует к себе привести друга, чтобы поговорить о важных для неё вещах, и слез с кровати, обещая явиться в замок Аратона как можно скорее. Бэкхён протестовал, потому что путь в Аратон долгий и либо Юн сама придёт на свадьбу, либо Чанёль и она опоздают на неё.       — Я знаю короткий путь, — торопился одеться Чанёль, утягивая шнуровку, и Бэкхён увязался следом, влезая в красные штаны и взглядом ища рубашку, небрежно кинутую перед сном.       Он давно не видел крёстную, поэтому, заручившись поддержкой Ёля, готов навестить её и рассказать последние новости Ла-Он, упоминая храбрость Мисхелы, чтобы Юн приняла её как королеву, а не как отравительницу принца. Чанёль предпочёл бы его с собой не брать, но король будет недоволен отсутствием у сына охранника и весьма заинтересуется, почему Юн внезапно захотела увидеть Ёля, а не крестника или кума. Главного свидетеля, Бэкхёна, лучше увезти с собой.       — Ваше Высочество, вы боитесь высоты? — спросил Ёль, застёгивая последнюю пуговицу на королевском плаще.       — Нет, — поразился вопросу Бэкхён, открывая дверь спальни, чтобы попросить служанок подготовить к отъезду коней.       — Тогда разрешите вас украсть, — подхватывал его на руки Чанёль, не позволяя звать кого-то в комнату, и кивнул Ёнмину на балкон.       Мертвец вылетел на улицу и растворился в воздухе, а Ёль поспешил покинуть замок, пока на заднем дворе никого нет, чтобы не привлекать внимание. Под множество вопросов Бэкхёна, которому нравилось быть на руках Чанёля, он вынес его на балкон, и к ним плавно опустилась мантикора.       — Садитесь вперёд, — торопил принца Чанёль, но Бэк онемел от вида чудовища, крепче цепляясь в плечи своего любовника и с ужасом смотря на огромные крылья.       Мантикора повернула к нему лицо и кивком поприветствовала принца и короля, из-за чего Бэкхёна накрыла новая волна ужаса. Осматривая сильное животное, он не заметил, как Чанёль поднёс его ближе и вновь попросил сесть вперёд.       — Вы справитесь, — заверил он парня, и Бэк неуверенно сел на мускулистую спину, руками ощупывая мягкую шерсть, а ногами прижимаясь к торсу.       Шин рассказывал про мантикору, но в представлении Бэкхёна животное похоже на коня, чем есть на самом деле. Больше всего пугало лицо. Казалось, что монстр умеет говорить, и вести с ним разговор ещё страшнее, ужасаясь от того, что мантикора может иметь интеллект.       Сзади Бэка сел Чанёль, попросил принца наклониться ниже к мантикоре и ухватиться за её гриву, чтобы на первых минутах полёта не потерять равновесие. Каждое движение давалось с напряжением и дрожью, а, когда они поднялись выше в небо, Бэкхён зажмурился, лишь бы не смотреть вниз.       — Ваше Высочество, — летел рядом Ёнмин, — на мантикоре мы долетим до Аратона быстро, поэтому у вас нет выбора. Пожалуйста, доверьтесь вашему супругу.       Чанёль улыбнулся и положил ладони на бёдра Бэка, чтобы он чувствовал его поддержку, но парень не готов открыть глаза и воспринять тот факт, что летит на монстре. Ветер шумел в ушах, среди свиста различались плавные взмахи крыльев, а под пальцами вибрировал лёгкий рык животного, от которого у Бэкхёна кровь в венах похолодела. Он не представлял, как Шин пережил полёт, потому что у самого сердце билось так тяжело, словно его сжала чья-та крепкая рука и превращала в месиво.       — Что с королевой? — спросил у Ёнмина Чанёль, чтобы заранее быть в курсе происходящих дел в замке Аратона и подготовиться к любому исходу событий.       — Она тяжело больна, Ваше Величество, — кружился вокруг него мертвец, получая удовольствие от лёгкости полёта и присутствия рядом короля.       — Что творится в Элоя?       — Погружается в смрад, Ваше Величество. Мародёров очень много, а их трупы остаются гнить вокруг ворот замка, отпугивая следующих желающих нажиться на руинах. Войско Кирха покоится в песках.       На последнем слове он широко улыбнулся. Мертвецам нравилось служить под предводительством Чанёля, они чувствовали себя нужными и признанными. Их старания блистательны, работа — идеальная. Ни один житель Элоя не понимал, почему к замку невозможно поступиться, а в рассказы ведьм про мёртвых не верили.       — Ведьмы? — подхватил слово Ёль и сразу скомандовал: — Поймать одну и притащить ко мне!       — Вы правда разрешаете? — на довольном визге переспросил Ёнмин и сжал кулак, полностью готовый к битве.       Поймать приставучих к потусторонним сущностям ведьм будет увлекательным сражением для мертвецов, поэтому Ёнмин влезет на пик эйфории от удовольствия. Долгое время магический щит не позволял жителям Месмера проникнуть в Элоя, и настал час мстить ведьмам за это.       — И есть ещё одно, намного важнее задание, — покосился на него Ёль, чтобы не пропустить момент, когда его выражение лица резко изменится. — В Аратоне есть моя сокровищница. Переверни её кверху дном и найди украшения, которыми можно украсить свадебное платье и невесту.       Ёнмина всего перекосило на одну сторону. Задание не для храброго рыцаря, в чьём сердце горит стремление к жарким битвам, и в то же время оказалось чем-то новым в его жизни. Быть ответственным за вид принцессы на свадьбе — задание, не требующее спешки. Для невесты это праздник на всю жизнь и гости будут её лицезреть, оценивая по её виду состояние Королевства, поэтому Ёнмин решил заручиться поддержкой товарищей, которые хоть что-то понимают в женских украшениях и были приближённые к семьям королей.       — Да что же происходит? — слушал их разговор Бэкхён и, с дрожью длинных ресниц, попытался приоткрыть глаза, тяжело дыша от сильного ветра.       Мир перед ним отличался от привычного. Внизу всё казалось мелким, незначительным и настолько хрупким, что можно раздавить ногой целые города. Птицы пролетали где-то внизу, громко крича на огненного нарушителя их территории, а небо так же нескончаемо и далёко, как выглядит с земли. С высоты всё игрушечное, словно макет Королевств во время составления плана для их захвата. Бэкхён увидел мир с другой стороны и подумал, что хорошо быть великаном, таким же высоким, как полёт мантикоры, когда речь заходит об уничтожении государств.       — Не волнуйтесь, — мягко прижимал его к себе Чанёль, чтобы он выпрямился, — мы скоро вернёмся домой.       — Чем больна моя крёстная? Надо было взять с собой Шина!       Ни один врач Аратона не смог помочь Юн. Они давали ей настойки, отвары, пытались лечить разными методами, но королеве становилось только хуже. Она сильно кашляла, сплёвывая кровь, со временем не смогла принимать пищу, и её кожа стала с отвратительным серым оттенком, обтягивая тонкие кости. Всё больше её одолевала слабость, а после полёта в Кирх, Юн вовсе слегла и не имела сил подняться. Чувствуя, что смерть приблизилась вплотную, она послала слугу к Месмера и вручила записку, приказав бросить её на песок. Ёнмин подобрал внезапный «дар пустыне» и поразился смекалки Юн, спеша выполнить её просьбу.       Увидеть Чанёля — самое пылкое желание королевы. Иногда ей казалось, что он всегда находился рядом с ней, даже если в какой-то момент блуждал в другом государстве. Юн настолько привыкла к нему, что готова лишиться короны ради друга, настоящего друга, а не обычного куска мяса, который что-то сухо мямлит про дружбу. И от Королевства она бы отказалась ради друга, потому что знала: Чанёль и она найдут способ, чтобы вернуть трон. Они никогда не пользовались друг другом ради своей выгоды, и Юн не понимала, на чём же держится их дружба, пока не настало время умирать. Лёжа в своей широкой постеле в маленькой спальне, она смотрела в окно на затянутое тучами небо, слушая, как за дверью изредка доносится плач мужа, который подходил к комнате, но никак не решался зайти, борясь между желаниями поговорить с женой и запомнить её здоровой, красивой и сильной. Все жители замка ждали Чанёля и по его прибытии в поклоне приветствовали гостей. Едва в доме стало слишком тихо, Юн с волнением ожидала друга, но к её удивлению, первым вбежал перепуганный Бэкхён с миллионами вопросами к крёстной.       — Не кричи, — с любовью посмотрела на перепуганного крестника королева, а Бэк встал на колени перед кроватью и залился слезами, по виду Юн убеждаясь, что она слишком плоха.       Он ругал её за молчание, обещал быстро слетать на мантикоре за Шином, достать любое лекарство и обязательно вылечить грозную королеву, которая выглядела более чем беспомощно и уязвимо.       — Не стоит тебе смотреть на меня, — слабо проговорила Юн, едва шевеля бледными губами. — Иди к моей дочери, а я хочу поговорить с Чанёлем.       Бэкхён отказывался покидать крёстную, чтобы оставаться рядом до последнего её вдоха, крепче цеплялся пальцами за простынь, но не смел нарушать просьбу умирающей.       — Крёстная! — на прощание обнял её худое тело парень, влажными ресницами прижимаясь к белому покрывалу, и сказал ей самое главное: — Я очень люблю тебя!       — Знаю, — слабо прошептала Юн с лёгкой улыбкой на губах и погладила его по спине тонкой ладонью, убеждаясь, что Бэкхён остаётся хорошим человеком. — А теперь иди. Тебе не стоит сейчас быть здесь.       Слуга подошёл к Бэкхёну и, взяв его под локоть, тихо попросил следовать за ним в зал, где принцесса Майя с королём плакали и ждали, когда Чанёль выйдет из спальни и передаст последнее веление королевы. Люди, соблюдая тишину, толпились вокруг замка, поэтому изредка принцесса выходила на балкон и с поклоном в знак благодарности за преданность оповещала народ о том, что госпожа больна. Она не могла сказать: «Королева ещё жива!», поэтому выражалась своими словами, понятными для населения.       Когда дверь за Бэкхёном закрылась, и он в голос расплакался, Юн пальцем поманила к себе застывшего на пороге Чанёля.       — Любишь ты драмы, — устало прошептал он и взял мягкий стул у стены.       Поставив его возле белой кровати, он присел и некоторое время смотрел на Юн, чья красота съедена болезнью. Она попросила убрать с неё цветастое покрывало, потому что внутри её тела всё пекло и горело, словно вместо органов в ней кипит лава, готовая в любо момент пробиться сквозь кожу. Чанёль выполнил просьбу и вновь посмотрел ей в глаза, которые не потеряли блеск и строгий взгляд.       — Чанёль, — приложила она ко рту белый платок и вновь посмотрела на пасмурный день за окном, — умирать так скучно. Когда смерть приходит в комнату, наступают самые бестолковые дни в жизни. Погружаясь в воспоминания, где много суеты, я живу, а возвращаясь в реальность — умираю. Чёртово колесо из жизни и смерти крутится, издеваясь надо мной, хоть даже дворовой собаке ясно, что остановится оно на отметке «смерть».       — У меня всё намного радужнее, когда дело доходит до смерти, — перебил её Чанёль, устав от лишних слов, и сложил руки на груди. — То голову хотят отрубить, то топят, то сжигают, то рубят на кусочки. Знаешь, когда тонешь, появляются такие яркие круги перед глазами, словно смерть устроила бал-маскарад и ты в ней — центровая фигура. А видеть свои органы через разрез на животе и при этом плавно терять создание от болевого шока — лучшее из худшего. Радуйся, что лежишь в тёплой постельке дома и в окружении родных людей.       Юн цокнула языком и скривила рот от недовольства, переводя взгляд на Чанёля, который нарушил момент искренности. Их дружба держалась на общих ощущениях жизни. Оба попадали в ситуации, когда смерть дышала в затылок, но Юн никогда никого не любила, поэтому завидовала Ёлю. Он свободен, а она — затворница одного Королевства. Когда он осел в пещере Аратона, Юн понимала его, и знала, как иногда необходимо быть в уединении, дальше от суеты и монотонности жизни.       — Лия, — чуть строже проговорил Чанёль и взял её за руку, доказывая, что он всё ещё желает ей лучшего, — твоя жизнь рисуется с каждой секундой, но этот рисунок разукрасить можешь только ты. Однако, почему-то ты отдаёшь предпочтения чёрно-белым оттенкам, вместо того, чтобы позволять своей жизни не быть однообразной.       Она погладила большим пальцем его руку, ощущая теплоту его тела, и попросила перевернуть её на бок, потому что так ей легче дышалось, и она хотела многое сказать Чанёлю. Хрупкое тело Ёль едва ощутил, когда плавно переворачивал королеву, поправляя ей жёлтое платье и волосы, чтобы было удобнее лежать и говорить, а длинные локоны не падали на лицо. Приступ кашля моментально охватил Юн, и она прижала платок ко рту, вытирая капли крови с губ.       — Скажи, Ёль, — подавляя приступ, заговорила она, тяжело дыша от сдавленных болезнью лёгких, — Бэкхён тебя чему-то научил?       Чанёль никогда от неё ничего не скрывал, но и не мог оставить её вопрос без ответного, подозревая, что его обманывают не хуже, чем он Бэкхёна.       — И до сих пор учит. Глупо звучит, правда? Мне столько лет, что, если бы у меня был документ, подтверждающий мою личность, я бы его продал как антиквариат.       Бэкхён научил его любить и всё ещё показывал ему это чувство. Чанёль сравнивал в представлениях, как бы он поступал в той или иной ситуации, если бы рядом находился не Бэк, а любой другой принц. Существенная разница называлась любовью. Чанёль знакомился с новым собой и радовался изменениям, которые видны одному ему, только когда Бэк присутствовал рядом.       — Лия, — наклонил немного голову на бок Ёль, с лёгкой улыбкой посмотрев на её бледное лицо, — теперь ты мне ответь на вопрос: зачем ты стала крёстной? Ты бы никогда не позволила себе обзавестись тем, кто стал бы твоей слабостью на радость врагам.       Держать платок в руке ей стало сложно, поэтому кровь вытекала из её рта, впитываясь в волосы и подушку, а рука упала на кровать, но Юн не обращала внимания на это, пытаясь ответить на вопрос хриплым от крови голосом:       — Люди, которые меняют мир, появляются в жизни человечества только по чьему-то желанию. За каждым из них стоят сильные личности, которые создают их шаг за шагом, тратя на это деньги и время ради своей выгоды, и наблюдая, как на их действия откликается мир. Ты и Бэк делаете большое дело для Королевств, но за вами стоит другая, чужая история, о которой вы никогда не догадывались.       Чанёль сел на пол, чтобы лучше слышать Юн, и положил платок ей под щёку, чтобы кровь впитывалась в ткань, а не в ровную волну волос. Её слова — отчасти правда, потому что Ёль постоянно сталкивался со многими совпадениями, которые становились препятствием или удачей в дальнейшем. Юн точно знала, как всё объяснить, и Чанёль не торопил её, позволяя отдышаться или откашляться.       — Когда я стала королевой Лией, со мной встречу попросил молодой человек без имени. Он представился ведуном и сообщил, что хочет сказать мне про очень важные события, которые он увидел в своих видениях. Я всегда впускала к себе всех желающих, поэтому выслушала его, и то, что он сказал, привело меня в ужас.       Она вновь откашлялась, и Чанёль вытер кровь с её губ, которая засыхала на тонкой коже, и по лицу Юн потекли слёзы. Ёль не знал, плачет она от раскаянья в своих словах или боль внутри её тела заставило проявиться чувствам, но понимал, что в подобном дрянном состоянии она подпустит к себе только друга.       — Он сказал, что скоро Королевства будут разрушены. Когда я спросила: «Какие?», он достал карту и показал мне перечёркнутые от одного угла к другим государства. Элоя, Бретор, Ла-Он и Аратон были под чёрными полосами. Я не поверила, а затем присмотрелась к карте внимательнее и поняла, что это вполне может быть. Месмера никто не захватит, потому что она прожорливая мразь, а воевать с мертвецами равносильно драться с собственной тенью. Кадос защитишь ты, а Тарзис не представляет опасности, если во владении есть большая часть Королевств. Ан преклонит колено перед сильным правителем, чтобы обеспечить жизнь своему народу. Не перечёркнутым был Кирх, поэтому я позволила ведуну говорить дальше, чтобы узнать о планах Кана.       Молодой человек не сказал ей о скором сражении, убийствах королей или замыслах врагов. Его речь основывалась на том, как предотвратить падение мирных Королевств.       — Почему ты ему поверила? — Чанёль поразился наивности самого хладнокровного правителя.       — Потому что он говорил о тебе до самых мельчайших подробностей, — смотрела ему в глаза Юн, взглядом передавая важность слов. — За пятнадцать минут он рассказал о тебе то, что ты мне раскрывал годами.       От услышанного, Ёль крепче сжал руку Лии, вспоминая вечер, когда к нему попросился переночевать бродяга. Долго Чанёль изливал ему душу, а вскоре закрылся в себе и только спустя много лет встретил Юн и Шина, которым осмелился рассказать о своей жизни. Трое из всего мира знали, кто Чанёль и какова его судьба, а в то, что колдуны могут до деталей увидеть человеческую жизнь, Чанёль не верил. Не поверила в случайность и Юн, поэтому долго обдумывала слова гостя.       — Затем Кан нанёс сильный удар по войску Тарзиса, — шептала Юн, едва поднимая веки и вспоминая тяжёлые для Королевств годы, когда в войну за море едва не впутали большое количество государств, — и я поняла, что грядёт беда, о которой мне говорил ведун. Я не хотела рисковать Аратоном, оставаясь только зрителем войны, но и совершать ошибки тоже не в моих привычках, поэтому начала с самого безобидного — стала крёстной для Бэкхёна. На карте ведуна Тарзис был не перечёркнут, поэтому Ан после крещения приблизился ко мне, и я рассчитывала, что в будущем, если будут разногласия с Каном, он и Бён станут надёжными союзниками, потому что нас объединяет Бэк.       — План ведуна строился вокруг Бэкхёна? — удивился Чанёль, задумываясь над тем, какой ценный у него любовник.       — Нет, Чанёль. Он строился вокруг тебя. Я только направила тебя в нужную сторону, а ты послушался, потому что доверяешь мне.       По словам ведуна, настанет день, когда король леса Кадоса придёт к Юн и спросит про девушку с родинкой над губой. Тогда же королева должна была заставить его отправиться обратно в родной лес, покидая пещеру Аратона, а большего от женщины не требовалось.       — К тому времени Кирх совершал диверсии в Бреторе, поэтому я всё больше верила словам ведуна.       Чанёль вслушивался в её слова, вспоминая момент, когда он пришёл узнать про похожую на бывшую возлюбленную девушку, и тихо прошептал:       — Ты же таким образом состыковала меня с Бэкхёном.       — Это всё, в чём я хотела тебе признаться.       Пророчество шамана — вытекающее видение из действий ведуна и Юн, и тем, что последует от неминуемой встречи Чанёля и Бэкхёна. Где-то с полок памяти упали вспоминания про слова ведьмы о том, что Бэкхёна надо убить, иначе умрут люди её Королевства и ему будет нанесён вред. Её пророчество сбылось — люди умерли и Элоя разрушено. Если бы Бэкхён умер, у Чанёля не появились бы причины вторгаться в чужое Королевство и выстраивать там гору. Поскольку ведьма — выходец Кана, он должно быть знал, какое обретёт могущество, если избавится от собственного внука.       — Но откуда он узнал про пророчество ведуна? — заинтересовался Чанёль, но Юн уже смотрела на него стеклянным взглядом, в котором погас огонь жизни могущественной королевы. — Хоть бы попрощалась, хамка. Ещё другом называется.       От досады он цокнул языком, закрыл Лии глаза и взял в руки платок, чтобы вытереть кровь с её губ и щеки, но его рука дёрнулась от приступа кашля, едва ткань коснулась холодной кожи. Грудная клетка напряглась, дыхание стало мелким, сбивчивым и провоцировало щекотку у самого горла. Переворачивая стул и роняя платок, Ёль отошёл в сторону, чтобы не усыпать труп лепестками роз, и искал взглядом что-то, куда можно спрятать их от посторонних глаз. Самым подходящим показалась стоящая в противоположном углу старинная напольная ваза, покрытая пёстрым диковинным рисунком, которую Ёль откопал для Юн из песков Месмера. Склонившись над ней, Чанёль глубоко вдыхал носом, приподнимая плечи, и на выдохе сжал грудную клетку, чтобы лепестки быстрее высыпались из тела. Дыхание перекрывалось, Ёль узнал приближение смерти и пытался выкашлять чёртов цветок из горла, но нежное растение застряло. Когда Ёлю удалось с усилием вдохнуть носом, издавая свистящие звуки, что-то раздирало горло, касаясь нёбного язычка и раздражая слизистую оболочку до рвотных спазмов. Глотательный рефлекс срабатывал каждую секунду из-за обильного слюноотделения, и вместо лепестков в вазу капали слюни, а проклятый цветок никак не хотел покидать привычную для него среду. Дрожащими пальцами Чанёль вцепился в горлышко высокой вазы и из последних сил кашлем выталкивал цветок из горла, даже если для этого надо расцарапать всю ротовую полость. Больше всего он боялся, что кто-то может зайти в спальню и увидеть приступы ханахаки.       Вдохнув в очередной раз, он с силой откашлялся, бутон поднялся выше, выскочил в рот, но вновь застрял, упираясь в горло, и Ёль, не имея возможности вдохнуть, от паники полез пальцами в рот, схватил цветок и резко выдернул. Его моментально стошнило. Лепестки розовой волной посыпались в вазу, слёзы от расцарапанного до крови нёба потекли по щекам, и чувство лёгкости в груди вновь подарили Ёлю новую жизнь. Освобождая себя от цветов, он всё так же ненавидел свою болезнь, считая её своей слабостью. Но вопреки всему Юн считала его своим другом. Она видела в нём надёжного товарища, в которого можно верить больше, чем в себя, и никогда не упрекала его в мусоре в виде лепестков или в уязвимости из-за болезни, хоть приступ мог начаться в любое время, даже в период сражения. Шин видел в Ёле своего короля, а потом только пациента, и никогда не говорил, что Его Величество безнадёжен и уродлив в своей болезни. Мертвецы его боготворили, слушались и готовы умереть за него, если бы это было возможно. И если найдётся смельчак, который высмеит Чанёля за ароматные лепестки во рту, Ёнмин станет первым, кто с удовольствием вывинтит голову мерзавцу. Бэкхён безмерно любит своего короля леса и считает, что Ёль любит его больше, потому что болен ханахаки. Ему кажется, что он любит недостаточно и пытается узнать, как можно полюбить сильнее, чтобы доказать свои чувства на уровне ханахаки. Чанёль так зациклился над своими цветками, что пропустил всю жизнь, горюя над своим ничтожным положением, ненавидя самого себя и свою судьбу. Оказывается, он не только король леса Кадоса, больной ханахаки человек и главный страх нечисти, но и друг, признанный король, ценный правитель и любимый человек. Он не помнил, что значит зваться сыном, внуком, племянником, братом и дядей, поэтому перестал замечать мелочи, на которых строится жизнь. И только смерть Юн показала ему правду.       Осознал он это слишком поздно, сжимая в своей руке соцветие розы. Два пышных цветка и один небольшой бутон осенью порадовали бы глаз любого прохожего, но не Чанёля, у которого от вида розы закружилась голова. Болезнь не стояла на месте, от обилия семян цветам становилось тесно в теле, и они освобождали место, выталкивая наружу целые соцветия. Об этом следовало сообщить Шину, хоть старик ничем не мог помочь, но Чанёль решил дать ему возможность почувствовать себя врачом, в котором нуждается его господин.       — Принести водички? — женский голос заставил Чанёля сесть на пол и попятиться к стене, словно воришка, которого застали за кражей, но, при виде Майи, он успокоился и отрицательно замотал головой, дожидаясь, когда принцесса заговорит.       — Красивая болезнь, — закрывала за собой дверь девушка и плавным шагом направилась к окну, чтобы не смущать Ёля и дать ему время привести себя в порядок, а не сидеть враскорячку и со слюнями на лице. — Она лучше любых строк поэтов описывает любовь.       — Ты когда-нибудь любила? — поддерживал разговор хриплым голосом Ёль, вытирая подбородок пышным манжетом.       — Нет. Такие как я обречены вечно выходить замуж за того, кого подсунут в кровать, и воспитывать чужих детей.       Чанёль плюнул в вазу, избавляясь от горького привкуса лепестков и поднялся на ноги, всматриваясь в девушку:       — И пусть так. Кто тебе запрещает найти любимого человека?       — Не хочу привязываться, как ты. Разве ты не задумывался, что через пятьдесят лет Бэкхён умрёт?       — А ты? — подходил к ней ближе Чанёль, всматриваясь в её глаза, и вложил в её ладонь розу, подарив первый раз ей цветы. — Ты об этом думала, когда крестила Бэкхёна?       Принцесса Юн недовольно фыркнула, но розу приняла, аккуратно сжимая её тонкими пальцами и рассматривая со всех сторон. Оценив красоту ханахаки, она тихо прошептала, что цветы прекрасны, как и любовь. Они обременяют грудь, создавая чувство волнение у влюблённого, который ждёт свою пассию перед свиданием. Они сдавливают сердце, словно чувство расставания с любимым. И сколько бы не нашлось сравнений, ханахаки приводит к смерти.       — Я раньше думала, что болезнь питается чувствами больного, а лечится чувствами возлюбленного, однако на твоём примере вижу, что ошиблась.       — Это не ответ на мой вопрос, — напомнил ей Чанёль, и Майя предпочла отойти от него, чтобы не заглядывать в глаза перед тем, как скажет о своих чувствах.       Ёль говорил правду, горькую для Юн. Она любит Бэкхёна, как собственного сына и больше, чем всех приёмных дочерей вместе взятых. Смерть крестника станет самым большим горем для неё, способное ввести её в депрессию на долгие годы, которые будут стоить ослаблением Аратона, но семнадцать лет назад она об этом не думала.       — Ребёнок, как ребёнок, — вспоминала она день, когда выдвигалась на крестины и думала о Бэкхёне. — Таких миллионы по всему миру. Я же крест заранее показала Ану, а ты знаешь, где я его взяла?       Она повернулась к Чанёлю, показывая своим невозмутимым видом, что одну тайну всё же «унесла в могилу». Крест она нашла в Месмера, а камни в нём извлечены из короны старого короля Бёна, который погиб в бою. В гробу покоились только голова и рука, а корона была найдена солдатом из Аратона, который привёз её королеве. С тех пор Юн, переселяясь из одного тела приёмной дочери в другое, хранила корону Ла-Он, пока не настал момент крещения ребёнка.       — Я думала, что, возвращая Ла-Он его часть, получу его благосклонность. Ан со мной согласился, поэтому крест был подарен Бэкхёну, но первым его надел ты, после чего я поняла, что полная дура, которая помешана на своём народе. Эх, Чанёль, — присаживалась она на кровать возле трупа и посмотрела в пол, открывая свою душу другу, — я полюбила Бэкхёна и чем больше к нему привязывалась, тем реже хотела с ним видеться, надеясь, что смогу остыть к нему. Но время шло, он вырос и стал сам ко мне приезжать. Ты себе представить не можешь, какую я ощутила боль, когда узнала, что даже шлюха может жить вечно, а Бэкхён — нет.       — Эта шлюха — его бабушка, — делал шаг вперёд Чанёль, замечая, как от удивления вытянутое лицо Юн стало ещё длиннее. — Я же говорил, что ты рано умерла, а могла бы ещё столько новостей от меня услышать.       Она кинула в него окровавленный платок, называя жестоким королём, и упрекнула в несправедливости законов леса Кадоса. Если бы Бэк не привязался к Ёлю, то обрёл бы вечную жизнь, какая была у шамана. Но, приняв ритуал вечности, человек сам становится частью лесного народа, а с ним король не может вести совместную жизнь, потому его слуги или супруги лишались подобного преимущества. Это сделано для того, чтобы вечно существовали только те, кто заботятся о лесе.       — Надо сообщить Бэкхёну, что его крёстная умерла, — Ёль сделал вид, что смотрит на дверь, но косился на Юн, отмечая отразившуюся на её лице двойственность чувств.       Ей хотелось сохранить в тайне своё существование, однако она не могла лишаться крёстного сына, того, кто любит её и относится с теплотой и самыми искренними чувствами. Чистый взгляд Бэкхёна на крёстную полон любви, ведь у него никогда не было матери, поэтому отдавал Юн то, что может дарить только сын для мамы. Он нуждался в ней, и его боль потери — невыносимая пытка для королевы. Она не простит себе каждую слезу крёстного сына и будет вечно жить с виной в душе.       — Он в зале? — дожимал из неё душевные страдания Чанёль, и Юн отрицательно замотала головой. — А где?       Вопрос поставил обоих в тупик. Юн уверяла, что не видела Бэкхёна в доме, затем предположила, что он спрятался в комнате, оплакивая крёстную, и выскочила в коридор, хватая первого попавшегося слугу за запястье, пугая его громким голосом, не присущим принцессе, и требуя сказать, где принц Бён.       Никто его не видел, Юн орала на всех, приказывая найти мальчишку, чего бы это не стоило, и металась по замку, заглядывая в каждую комнату. Король находился в ужасе, при виде своей дочери, которая словно с цепи сорвалась от потери Бэка. Юн сообщила ему о смерти королевы и отправила плакать в спальню, лишь бы не мешал проводить поиски, а сама нашла во дворе Чанёля, который смотрел на компас так, словно видел его работу впервые.       — Он ушёл, — буркнул Ёль. — Ушёл к вулканам. Ты недооцениваешь его привязанность. Убитый горем, он решил пойти туда, где любила гулять его крёстная.       — Идём! — схватила его за руку Юн и, приподняв полы голубого платья, направилась к выходу, но Чанёль вырвал руку и отступил на пару шагов назад, объясняя, что он сам найдёт Бэкхёна, а Юн сейчас надо изображать скорбящую Майю.       — Пусть думают, что я тоже пошла скорбеть к вулканам! — настояла на своём будущая королева и вцепилась тонкими пальцами в локоть Ёля, таща его к чёрному выходу, — Я не успокоюсь, пока не найду Бэка! О трупе есть кому позаботиться и толку от него теперь никакого!       — Безусловно, — пожал плечами Чанёль, поднимая взгляд на пасмурное небо, — мёртвые знают многое, но не умеют разговаривать. Засушенная бабочка точно знает, что жизнь — полёт и надо усердно махать крыльями, иначе окажешься прикрепленным иглой к картону.       Юн окатила его злым взглядом, упрекая в лишней придирчивости. Может, она слишком долго молчала о визите к ней ведуна и поступила подло, отправляя Чанёля в Кадос, когда тот интересовался девушкой с родинкой над губой, но это не повод подозревать, что слова, сказанные в новом теле, не будут столь же ценны, как в прошлом.       Страж у ворот подтвердил, что Бэкхён со слезами выбежал за двор замка, где его встретили встревоженные его поведением люди. Юн велела бить в колокола, оповещая о смерти королевы, чтобы народ разошёлся из-под ворот, и потащила Чанёля вдоль дороги.       — У меня компас, Лия, куда ты меня тянешь? — шипел Ёль, пытаясь выдернуть свою руку из цепкой хватки подруги.       — Теперь я Майя, — прорычала Юн, останавливаясь лишь для того, чтобы посмотреть на стрелку компаса.       У Чанёля одна жизнь с одним именем, а у Юн — множество жизней под разными именами. Своё настоящее имя она не помнит. Проснувшись однажды в кровати принцессой Аратона, ей показалось, что теперь она точно знает, как ей следует жить. С тех пор она сменила бессчётное количество лиц, имён, судеб и мужей, а потом встретила Чанёля, того, кто оказался ближе ей по душе и с кем можно говорить открыто, советоваться в любых делах и меняться в лучшую сторону, наконец-то принимая мир таким, какой он есть.       — Теперь никогда мне не простишь поступок? — нахмурилась Юн, проходя мимо толпы людей, которые соболезновали ей и кланялись.       — Сразу простил, — криво улыбнулся Чанёль и указал в сторону вулкана за замком. — Карма тебя моментально настигла, ведь ты привязалась к Бэкхёну так же, как и я. Обрекла нас двоих на мучения, потому что оба никогда не сможем его забыть.       Юн выругала его на своём языке, а Чанёль подумал, что благодарен ей за возможность посмотреть на многие вещи иными глазами. Он разделял мир с Бэкхёном, и это превосходно, несмотря на опасность вокруг принца. Каждую ситуацию Ёль воспринимает спокойно, уверенно, что Бэкхён будет осторожный, ведь его ждёт тот, в ком он нуждается. Парень может убежать куда-угодно, но, пока стрелка двигается, Ёль знает, что он жив.       — Далеко не ушёл, — осматривался Чанёль, когда они подходили к ближайшему вулкану от замка.       Он не извергался много веков, поэтому королевы Юн два поколения выстраивали замок возле него, делая его главной защитой. Прошлый замок разрушился лавой, вместе со столицей, но постепенно люди отстроили новый город и вновь жили рядом со спящим чудовищем природы. Бесстрашные и сумасшедшие — чаще всего этими двумя словами характеризовали жителей Аратона. Но подобное говорили большинству Королевств. Мало кто понимал, как можно жить в засушливом Элоя, дождливом Бреторе или снежном Тарзисе, а про жизнь на болотах вовсе никто не мечтал, поэтому каждый народ редко переселялся в другую страну, не вынося чужой климат.       Ёль встал у подножия вулкана и посмотрел сначала на компас, убеждаясь, что пришёл на нужное место, затем поднял голову вверх:       — Видимо, он где-то там.       Юн задрала платье, оголяя молодые и ровные ноги, и выбирала удобное место, чтобы подняться вверх. Чанёль громко рассмеялся, после чего обозвал Юн чокнутой мамашей. Военной стратегией женщина всегда могла похвастаться, но, когда дело касалось Бэкхёна, становилась глупее любой няньки.       — Может, мантикору позвать? — издевался над ней Чанёль, но Юн моментально согласилась, продолжая держать в руках подол платья.       Чанёль указал ей на красную точку наверху и прошептал:       — Видимо, это зад Его Высочества, и скоро он спустится к нам.       — Как он туда взобрался? — опешила Юн, не видя ни одного выступа.       Ответа у Ёля нет. Даже в период опасности он бы предпочёл бежать к горам, чем тщетно пытаться залезть на «умерший» вулкан. Зачем вообще туда лезть, если можно взобраться на гору или холм, которых в Королевстве великое множество? При неудержимом желании покорить вулкан можно выбрать более удобный среди десятка, а не бежать к ближайшему, на котором крайне мало устойчивых камней, разбросанных в хаотичном порядке. Это волновало Юн, она не унималась, требуя снять с покатого склона её крестника, пока тот не свернул себе шею.       — Лезь! — рявкнула Юн на Ёля, указывая пальцем на верх. — Ты бессмертный, поэтому даже после сотой неудачной попытки встанешь и отряхнёшься, словно все кости целы.       — Он успешно сам справляется, — всматривался в красное пятно Ёль. — Дай ему шанс быть самостоятельным. А пока скажу тебе, что на принцессу Майю ты не похожа. Бэкхён не поймёт твою заботу и будет дальше оплакивать крёстную, поэтому не надейся, что Майа сможет заменить Лию. Для него это два разных человека.       У Бэкхёна душа полыхала огнём от несправедливости. Он считал, что крёстной рано умирать, она молодая и Аратон заслуживает видеть на троне взрослую королеву, чьи навыки правления отточены десятилетиями. Он не верил, что Майя будет такой же правительницей, потому что хрупкая и нежная девушка, с которой поговорить не о чем, а в политике вовсе не отличается острым умом. Бэк хотел быть таким же, как крёстная, но не успел взять у неё несколько уроков по правлению, о чём сожалел со слезами на глазах.       Посмотрев вниз, он увидел Чанёля и Майю, чему обрадовался и в то же время волновался — не значит ли это, что крёстная умерла? Цепляясь за траву, камни и ветки, он спускался вниз, а Юн места себе не находила и кричала, чтобы Бэк не спешил, держался только за крепкие выступы и сказал, когда ему нужна помощь.       — Я в порядке, принцесса! — крикнул он в ответ, тяжело дыша от спешки. — Скажите моей крёстной, что скоро будет всё хорошо!       — Ну как? — Чанёль посмотрел на Юн немного высокомерно. — Съела? Что теперь будешь делать? Я уже такое пережил и советовать ничего не стану, поэтому выбирай сама: принцесса или крёстная? Если хочешь, подойди с подобными вопросами к Нам и Кану. Бабушка или мамка борделя? Дедушка или Ваше Величество? Охранник или любовник?       Юн не знала, как лучше поступить, и от волнения принялась прыгать на одном месте, торопя себя делать выбор, потому что Бэкхён опускался всё ниже, уверенно нащупывая ногами опору. Молодость и смелость позволяли ему, словно обезьяна, легко дотягиваться до удобных выступов, о существовании которых не подозревал самый старый житель Аратона. Да и никто не покусился бы взобраться на вулкан, который служит щитом королевскому замку. У Бэкхёна мало запретов, когда душа требует незамедлительных поступков, поэтому полез без раздумий. Вскоре он оказался совсем близко, после чего выпачканный с ног до головы спрыгнул на землю, довольным своим результатом. Отдышавшись, он посмотрел на Майю и Чанёля, пытаясь увидеть в их глазах признак того, что королева Юн жива.       — Больше так не поступай! — отчитывала его крёстная, в которой он видел принцессу. — Не уходи без предупреждения.       — Почему? — удивился Бэкхён, — Разве я тут затворник? Меня бы никто из королевской семьи не пустил к вулкану, а мне это было необходимо.       Он полез за пазуху и, пока Чанёль и Юн предполагали, что он добыл, парень улыбнулся, довольно прошептав:       — Срочно скажите крёстной, что она скоро будет здорова. Надо только дождаться утра.       Он вытащил выкопанный с корнем кроваво-красный цветок с ядовито-зелёными листиками и стеблем, затем по очереди показал их Ёлю и Майи, у которых от шока приоткрылись рты.       — Мне нужен горшочек, — скромно попросил принц. — Майя, у ваших садовников есть свободный?       Чанёль и Юн неуверенно протянули руки к цветку, который до этого момента считался лишь выдумкой и легендой, как и то, что вулкан много веков «спит». Бэкхён сказал, что до верхушки не добрался, потому что на вулкане есть «раны», из которых выступает небольшое количество лавы, и возле одного «потёка» он нашёл цветок ненастья.       — Это же он, верно? — переспросил парень, отмечая ошеломлённый вид собеседников, и засомневался в правильных догадках.       Юн вспомнила старые картины, изображающие красоту Аратона, и на многих нарисован точно такой же цветок, похожий на мак, но с острыми и меньшими лепестками, а листья его тонкие и вытянутые, как конституция тела жителей Аратона. Бэк держал в руке находку, которую впору показать всем людям, но принц просил горшок с землёй, потому что собирался вылечить крёстную.