And They Were Roommates...

Джону следовало знать, что не стоит радоваться слишком рано. Когда он и Берр собирались сделать последний круг по залу, Джон слышит его. — Джон Лоуренс и Аарон Берр! Вот это встреча! Лоренс узнал бы этот скрипучий голос где угодно. Ну конечно, учитывая то, как проходит этот день, этот человек не мог не появиться. — Ли, рад тебя видеть, — Берр приветствует его с широкой улыбкой, когда пара поворачивается и видит приземистого темноволосого мужчину, стоящего позади них с несколько жуткой ухмылкой на лице. — Я рад видеть здесь еще больше единомышленников и высококлассных людей. Количество хулиганов, с которыми мне пришлось иметь дело сегодня, шокировало бы вас. Ли был одним из немногих людей, которые всегда могли заставить Лоуренса чувствовать себя неловко. Даже сейчас, когда он говорил, его слова были резкими и снобистскими; его пристальный взгляд сканирует мужчин перед ним в поисках желаемого ответа, и тем не менее, он может продолжать все общение с неискренним веселым выражением лица. Джон был рад, что Берр первым ответил. Лоуренсу внезапно показалось, что он потерял язык где-то в дискуссионном кабинете. — Всегда приятно видеть знакомые лица в новой толпе. — Джон был впечатлен дипломатией Берра. Он не был согласен ни с чем из того, что говорил Ли, но при этом это звучало так, будто он был согласен. Ясно, что Берр многому научился у своего отца. — Правда, еще как. Говоря о знакомых лицах, я полагаю, что вы двое присоединитесь к обществу консервативной партии на территории кампуса? Я знаю, что твой отец в свое время управлял этим, Лоуренс. Надеюсь, ситуация не станет слишком плохой, если мы оба выберем эту позицию. А шанс-то велик. Джон, возможно и был воспитан консерватором, но из-за влияния его матери в юном возрасте и того, что его отец часто отсутствовал на собраниях, Джон всегда склонялся к либеральной стороне. Особенно после того, как в подростковом возрасте смирился с тем, что он гей. Он замечает, что Берр с любопытством смотрит на него сбоку. Чарльз Ли практически наклонился вперед в ожидании ответа. Нет сомнений в том, что все, что скажет Джон, в какой-то момент будет передано отцу Ли и, соответственно, брошено в лицо отца Джона. Ему придется быть деликатным в том, как он отвечает. — Боюсь, я не присоединюсь к обществу. Я стремлюсь к тому, чтобы стать лучшим в своей группе по юриспруденции и сосредоточить все свое внимание на дискуссионном обществе. Мои амбиции после колледжа больше связаны с залами судов и делами, чем с политикой. Ли, кажется, немного озадачен его ответом, но Лоуренс также чувствует легкое облегчение. На одного человека меньше, стоящего на пути Чарльза к доминированию в консервативной партии после университета. — Жаль слышать, Джон. Из тебя получился бы настоящий политик. Твой отец, должно быть, разочарован, — произносит Ли, еще раз улыбаясь с открытым ртом. На этот раз Джон знает, что вопрос был задан исключительно для того, чтобы его повторили сегодня вечером по телефону. — Мой отец фактически подтолкнул меня в сторону закона. — Не совсем ложь. Его отец умер бы от счастья, если бы Джон однажды вошел в его офис, будучи консервативным политиком. Но Чарльзу не нужно знать, что отец Лоуренса отговаривал его именно от медицины. Пока он говорит, Джона немного толкает толпа, и он понимает, что они стоят возле входа в зал, и места становится меньше. — Мне очень жаль, Ли, но, кажется, мы здесь немного мешаем. Увидимся, да? — Опять же, вежливость Берра и его легкость в общении с такими людьми, как Ли, поражают Джона. Завершение предложения вопросом к Чарльзу означало, что последнее слово мог сказать этот чрезмерно нетерпеливый и невыносимый мужчина. Это было идеальное прощание, чтобы заставить Ли почувствовать, что это было позитивное взаимодействие. — Конечно. Наслаждайтесь остатком дня, джентльмены, — и, вынужденно кивнув головой, Ли исчезает в толпе, а Джон выходит на свежий воздух. — Ну и тип, — вздыхает Лоуренс, как только он уверен, что они находятся вне пределов его слышимости. Берр хихикает, когда пара неосознанно направляется к ближайшему кафе. — Если бы я сказал тебе, что он был тем ребенком из истории о поезде, ты бы удивился? — Ха, ни капельки. Каждый из мужчин берут кофе, прежде чем сесть за стол под большой ивой, прямо на периферии зоны отдыха. — Твой отец действительно подталкивал тебя к закону, а не к политике? — Вопрос Берра удивляет Джона. Он не ожидал, что тот поднимет эту тему. — Не совсем. Он был бы рад, если бы я присоединился к консервативной партии и проводил кампанию на его стороне, в его тени. Но меня больше интересовала медицина. Юриспруденция стала компромиссом. — Что тебя оттолкнуло от политики? Учитывая, насколько знаменит твой отец, тебе наверняка не составило бы труда сделать себе имя, — Берр, пока говорит, подмешивает в кофе пакетик сахара, не замечая неловкого выражения, мелькающего на лице Лоуренса. Джон потирает затылок, прежде чем ответить. Это движение — нервный тик, от которого он пытался избавиться уже много лет. — Ох, проблема в том, что… я не совсем консерватор. Берр либо действительно хорошо скрывал свое удивление, либо уже раскрыл политический компас Лоуренса, потому что тот даже не моргнул, услышав это откровение. В разговоре наступает короткая пауза, когда двое мужчин делают глоток напитка. Лоуренс держит свой кофе темным и крепким, с горьким вкусом на языке. Берр изо всех сил пытается найти ответ, который не вызовет какого-либо разлада между парой. — Ну, не все следуют убеждениям своих родителей. Значит, ты либерал? — Ну, вроде. — Его рука ерзает по крышке напитка. — Я стараюсь не слишком много думать о политике, если честно. В конечном итоге я всегда чувствую себя злым, беспомощным или разочарованным. Я бы не хотел пополнять список разногласий между мной и отцом. Аарон кивает, пока Джон говорит, позволяя мужчине закончить, не перебивая. У него такое чувство, что Лоуренсу было не так-то легко признать это. — Но, пожалуйста, не надо распространять это повсюду. Мой отец хорошо знает о моих убеждениях и наших разногласиях, но большая часть средств массовой информации об этом не знает. Я бы не хотел, чтобы моя напряженная семейная жизнь появлялась в заголовках газет. — Возможно, ему не следовало так много говорить. Лоуренс уже жалеет об этом, он уже чувствовал, как глаза смотрят ему в затылок. Он ненавидел чувствовать, что за ним наблюдают. — Не волнуйся, Джон, это твое личное дело. Я никому и слова не скажу. Пара переходит к более непринужденной и дружеской беседе, и Джон вздыхает с облегчением. Для каждого человека вроде Гамильтона, которого он встретит в жизни, всегда найдется Берр, который сможет всë уравновесить.

***

— Вы бы видели, как он смотрел на меня через весь зал! Как будто он не мог представить себе вступление в странное общество. Гомофобия была практически удушающей. Как мне с этим смириться? Более того, вы видели, как он разговаривал с Чарльзом Ли, когда уходил? Кажется, отбросы притягивают отбросов. Ох, блин, а что, если он приведет его в нашу комнату? Не думаю, что смогу справиться с ними обоими, — Гамильтон снова разглагольствует перед друзьями о Джоне, пока они едят большую пиццу пепперони. — Гамс, тебе правда нужно расслабиться, чувак. Стресс по этому поводу не предотвратит этого. Просто подожди, пока он пересечет черту, и тогда ты сможешь получить новую комнату, — вздыхает Геракл, пытаясь отговорить друга от безумия. — Геркулес прав, mon petit lion. Каждый раз, когда тебя это раздражает или портит твой день, это просто очередная победа для таких людей, как он, — добавляет Лафайет, делая глоток напитка и заканчивая с едой. — Тебе легко говорить. Ты всегда можешь вернуться в свою комнату, — бормочет Алекс, рассеянно отрывая от одного из своих ломтиков пепперони и съедая его отдельно. — В которой ты тоже можешь спать, — напоминает ему Лафайет. — Знаю, знаю. Извините, я перестану жаловаться. Его друзья рассмеялись. — Такой день мы отметим, — Удается произнести Геркулесу сквозь смех. Алекс закатывает глаза, когда друзья поддразнивают его, но внутри он чувствует себя намного лучше. Он не ожидал, что его первый день в колледже станет такой чередой эмоций. Он с нетерпением ждал, когда начнутся занятия, а затем время, которое ему придется проводить с Джоном Лоуренсом, резко сократится. Гамильтон развлекается этим вечером. Ребята и он встречаются с сестрами Скайлер, которых они встретили ранее в тот же день, а также с некоторыми друзьями сестер. Анжелика была на год старше их, поэтому смогла многое рассказать им о том, чего ожидать от предстоящего года. Они проводят вечер, играя в боулинг в ближайшем игровом зале, а затем бросают вызов друг другу в различных играх. Элайза показывает свое истинное лицо игрового мастера и полностью превосходит Алекса в большинстве шутеров и гоночных игр. Анжелика и Геркулес изо всех сил стараются пройти «Dance Dance Revolution» и в конечном итоге заканчивают вничью после нескольких топ- 3, 5, 7 и т. д. Единственное, в чем Гамильтон, кажется, превосходит любого из них — это Street Fighter. Он увлекся этой игрой, когда впервые приехал в Америку, и выучил большинство специальных комбинаций. — Qu'est ce que se passe? Ты, должно быть, жульничаешь, — стонет Лафайет, когда Алекс убивает его третий раз подряд. — Извини, Лаф, — усмехается Гамильтон, отходя от экрана, когда на нем мелькает надпись «Игра окончена». — Я никогда больше не буду играть с тобой в эту дурацкую игру. Ты худший. — Не ненавидь игрока, ненавидь игру, — дразнит Алекс, шевеля бровями, глядя на друга. — Ну, было весело надрать задницу Геркулеса в танцах, — комментарий Анжелики быстро привлек взгляд упомянутого мужчины на неё и громкую насмешку. — Нам пора возвращаться в общежитие. Я очень устала после сегодняшнего дня. — Да-да, — соглашается Лафайет, обнимая Гамильтона за плечи и зевая. — Je suis устал! Алекс пытается скрыть свое разочарование и беспокойство, пока банда возвращается в кампус по многочисленным переулкам. Он не хотел видеть Лоуренса снова. Как, черт возьми, он должен спать с ним в одной комнате? — Все будет хорошо, Александр, — шепчет Лафайет на ухо своему другу, когда в поле зрения появляется здание общежития. — Мы через три двери, не забывай. Приходи, стучи. В любое время. Алекс просто мрачно кивает, не решаясь разразиться еще одной громогласной речью о своем соседе по комнате. Он пережил потерю матери, ураган, переезд в Америку и, несмотря ни на что, получил стипендию для обучения в месте его мечты. Он не собирался поддаваться буллингу и бояться собственной спальни из-за какого-то южного придурка. Гамильтон не уверен, испытывает ли он облегчение или разочарование, когда всю дорогу вверх по двум лестничным пролетам накручивает себя перед встречей и обнаруживает, что их комната пуста. Очевидно, что другой мужчина в определённый момент дня находился здесь какое-то время, потому что все его вещи разложены на полке, письменном столе, прикроватной тумбочке и т. д., а его чемодан и пустые коробки сложены наверху его шкафа. Глаза Алекса скользят по сверкающему новому ноутбуку, стоящему на его столе, естественно, у Лоуренса будет самая новая модель. Там же лежит стопка книг по праву, а рядом с ними банка канцелярских товаров. Его прикроватная тумбочка полностью пустая, за исключением снежного шара с черепахой внутри. Джон также украсил свою половину подоконника семью другими снежными шарами. Гамильтон громко усмехается, когда замечает, что все семеро из них вдохновлены семью чудесами света. У этого богатого осла, вероятно, было несколько путешествий в году, чтобы посещать такие экзотические места. Однако он удивлен, что кто-то вроде Лоуренса собирает такие безделушки и выставляет их напоказ. Алекс также замечает, что над его подушкой висит на стене небольшой коллаж из примерно десяти фотографий. На фотографиях изображено несколько человек примерно того же возраста, что и Лоуренс, а также несколько маленьких детей; женщина, которую Алекс не узнает, и на двух фотографиях присутствует и сам подонок Генри Лоуренс. Последние две вещи, украшающие сторону комнаты Джона, — это плакат группы Imagine Dragons и большой холст, покрытый множеством нарисованных черепах. В левом нижнем углу холста Гамильтон заметил рукопись: «С Днем Рождения, Дж, М х». Что за история с Джоном и черепахами? Прежде чем Алекс успел проделать взглядом дыру в другом конце комнаты от того количества внимания, которое он ей уделял, дверь спальни распахнулась, и внутрь вошел сам мужчина. Когда Лоуренс входит, Алекс видит на его лице улыбку, он кому-то помахал, входя в комнату. Его сосед по комнате останавливается, когда дверь закрывается, и видит, что Алекс просто стоит между их кроватями и уставился на него. — У тебя проблемы какие или что? — Джон бросает вызов, выпрямляя спину и скрещивая руки на груди. Язык его тела меняется от расслабленного к напряженному. У Алекса много проблем с Лоуренсом. Он думает, стоит ли бросить их в лицо Джона прямо сейчас. Думает, бросить ли он их в приоритетном или в алфавитном порядке. Но на данный момент он только усмехается и проходит мимо другого мужчины, чтобы войти в ванную и начать готовиться ко сну. Лоуренс ждет, пока не услышит щелчок замка на двери ванной, чтобы расслабить теперь напряженные плечи. Он пару раз откатывает их назад, наклоняет голову, чтобы хрустнуть шеей, и в конце концов оказывается сидящим за столом. Он прекрасно провел вечер с Берром, Мэдисоном и Джефферсоном. Все четверо пошли в ближайший бар. Никто из них еще не был достаточно взрослым, чтобы выпивать, но они взяли немного еды и газировки и несколько часов говорили об учебе, родных городах и тому подобном. Все они имели схожее политическое прошлое, и по мере того, как они рассказывали истории о событиях и встречах, в которые их затягивали, они поняли, что все они были на одних встречах более одного раза. Просто они никогда не тусовались вчетвером. Их разговор временами переходил к политическим разговорам, но Берр, как всегда, умело уклонялся от любого личного мнения, о котором его спрашивали. Он также помогал Джону избежать ответа. Возможно, Джон знал Мэдисона дольше и лучше, чем двое других, но он не был уверен, насколько Мэдисон знал о его отношениях с отцом. Что он действительно знал, так это то, что их отцы были близки, и он еще не был уверен, что доверяет другу свою либеральную тайну. Лоуренс также получил возможность узнать Джефферсона немного лучше. Этот человек много знал о колледже и близлежащих местах, которые стоит посетить, поскольку сам пробыл здесь год. Джон слышал об этом человеке раньше, в конце концов, он происходит из одной из самых богатых семей Америки, но никогда с ним не разговаривал. Его было трудно выразить это словами. Немного высокомерный, немного дерзкий, немного «слишком» на вкус Лоуренса, когда дело касалось дружбы. Но в целом, он не казался плохим парнем. Или, может быть, Лоуренс просто удалось попасть на его хорошую сторону. Однако вечер по формированию дружеских отношений внезапно оборвался, как только он вошел в враждебную ауру собственной спальни. Он все еще чувствовал напряжение, исходящее от Гамильтона через дверь ванной. Джон уже включает свой ноутбук и печатает новости своим друзьям о ссоре, когда Алекс врывается обратно в комнату. Он одет в поношенную футболку и пижамные штаны, и как только Лоуренс замечает, что он смотрит на Алекса, он быстро переключает свое внимание обратно на текст. Он доволен тем, что игнорирует другого мужчину до конца ночи. Алекс хватает свой ноутбук, чтобы поработать, но вместо этого решает сесть на кровать. Он чувствует себя в большей безопасности, прислонившись спиной к стене, а Джон находится в его периферийном поле зрения. Не то чтобы это имело большое значение, потому что как только Алекс начинает печатать новую речь, над которой он работает, для одной из вступительных тем первого заседания дискуссионного клуба, мир вокруг него исчезает. Близится час ночи, когда усталые глаза Джона уже не успевают за текстом. Двое мужчин не знали, что они оба работали над речью для дебатов. Но после последних двух часов исследований и работы, слова на экране Джона начали меняться местами, искажаться и размываться, как это всегда происходило в конечном итоге. Он знает, что сегодня вечером ему больше ничего не удастся сделать. Он уходит в ванную, а Алекс даже не дергается в ответ. Над чем бы он ни работал, кажется, он в восторге от этого. Джон моется и раздевается до боксер. Он чувствует легкую неловкость от того, что так спит рядом с человеком, который за день стал ему врагом, но он привык так спать. Он не собирался отказываться от своего комфорта ради этого придурка. Алекс оторвался из заключительного абзаца, когда рядом с ним раздался щелчок. Ему требуется мгновение, чтобы осознать, что это звук выключаемой лампы. Он смотрит в сторону и понимает, что Лоуренс лег в постель и лежит спиной к Алексу. Он ничего не сказал о том, что у Алекса включен свет, или о громких щелкающих звуках, которые Алекс издает быстро печатая на своем ноутбуке. Может быть, это была гордость или что-то в этом роде, но у Алекса было такое чувство, что Лоуренс предпочел бы лежать так часами, чем попросить Алекса прекратить. При этой мысли на лице Гамильтона расплывается улыбка. Если он собирался добиться победы над администрацией и поменять своего соседа по комнате, ему нужно, чтобы Лоуренс был достаточно в отчаянии, чтобы переехать. Что может быть более лучшим началом, чем мешать соседу спать? Дописывая конец своего эссе, Гамильтон открывает новую вкладку. Он планировал просто пойти спать, но теперь, когда перед ним поставлена ​​цель, он на всех парах начинает писать речь для вторых дебатов. Его руки не останавливались в своей резне по громкой и щелкающей клавиатуре.