And They Were Roommates...

После инцидента с будильником напряжение между соседями по комнате только усилилось. Всего через неделю их соперничество стало печально известным в общежитиях. Каждый день они встречают с затаенным дыханием, пока один пытается выяснить, какой план задумал другой. Большинство схем являются ребяческими и банальными, но все же очень эффективными, когда дело доходит до выбешивания друг друга. Возьмем, к примеру, следующее утро после сигнализации. Гамильтон позаботился о том, чтобы встать пораньше и пробраться обратно в свою комнату. Он достал из сумки собственный велосипедный замок, в отличие от некоторых богатых придурков, ему приходилось ездить на велосипеде, чтобы добраться до нужных мест, и продел его через ручки гардероба Лоуренса, надежно заперев. Теперь этот засранец не сможет получить ничего из своих вещей, без способа сначала сломать замок или получить ключ, который Гамильтон самодовольно спрятал в кармане своей куртки. Сказать, что Джону это не понравилось, — ничего не сказать. Гамильтон был достаточно мудр, чтобы скрыться, поэтому, как только Джон выяснил, что сделал его сосед по комнате, его единственным выходом было найти способ сломать эту чертову штуку. Это привело к тридцатиминутным поискам, все еще одетый в помятую одежду предыдущего дня, чтобы найти уборщика, у которого были инструменты, чтобы сломать велосипедный замок пополам. В итоге он опоздал на лекцию по корпоративному праву на двадцать минут. Еще одним оскорблением стал удовлетворенный взгляд Гамильтона, который он бросил на него через лекционный зал, когда увидел Джона с угрюмым выражением лица. На разработку и организацию мести за розыгрыш у Лоуренса ушло два дня. Он был занят лекциями и за это время впервые посетил клуб творческого рисования. Он был встревожен, заметив, что Лафайет тоже решил присоединиться к клубу, но, если не считать странных взглядов друг на друга, они оба держались особняком. Джону удалось подружиться с двумя девочками, которые ходили в клуб, и все трое расположились в дальнем углу от Лафайета. Месть Джона также потребовала доступа к ноутбуку Гамильтона. Это конкретное препятствие удалось обойти, когда Алекс по неосмотрительности оставил свой ноутбук включенным на столе, когда решил принять душ перед сном. Джону потребовалось всего две минуты, чтобы разобраться с настройками, и найти то, что он хотел. Все, что ему оставалось сделать, это невинно заползти в постель. К счастью, Гамильтон не умел читать по-испански и потратил десять минут, ругаясь на Джона, пытаясь придумать, как переключить основной язык своего компьютера обратно на английский. Джон сдерживал смех, но услышав то, как Гамильтон слушает видео на YouTube о том, как это исправить, довело его до истерики. В течение первых двух недель учебы в колледже розыгрыши продолжались без особой конфронтации. Время от времени они ругались и кричали друг на друга, но ни один из них не зашел настолько далеко, чтобы заставить другого человека отступить или попросить, чтобы все закончилось. Однако их друзья могли предвидеть приближающийся взрыв. — Джон, я не говорю, что этот паршивец этого не заслуживает, но разве ты не утомляешься со всеми своими планами розыгрышей; все эти декорации и всем, что ты на себя накидал? — Джефферсон расспрашивает Джона. Он спрашивает его об этом после того, как Джон опаздывает на обед с его привычной компанией. Он задержался после того, как Гамильтон заменил содержимое его шампуня слаймами, а Джон потратил больше времени, пытаясь смыть это дерьмо. — Я не могу позволить ему победить, — защищается Джон, вытаскавая готовый сэндвич, который он взял в автомате. — Вы бы назвали последние две недели победой для себя? — Берр откидывается назад, попивая свой обычный латте. Джон вспоминает, как он был на грани с тех пор, как началась война розыгрышей с Гамильтоном. Он признает, что предпочел бы не беспокоиться и не переживать по поводу того, что его ждет в следующий раз. Но адреналин, который он получал от своих собственных розыгрышей, сопровождаемых яростью Гамильтона… оно того стоило. — Я одержал победы. — отвечает Джон. — И потери. — вмешивается Мэдисон. Если Мэдисон присоединяется к парированию против Джона, вероятно, это означает, что ситуация выходит из-под контроля. — Послушайте, он не собирается продолжать это весь семестр. Мы оба слишком заняты для этого. Мне просто нужно убедиться, что последнее слово будет за мной. — объясняет Лоуренс. Если бы остальные могли понять, насколько Алекс ему надоел, насколько раздражало его их пребывание в одной комнате. После того, как ему отомстили за то, что он мешал Джону уснуть, Алекс начал ложиться спать раньше. Хотя Джон подозревает, что это больше связано с темными кругами под глазами Гамильтона. Кроме того, ранее это слово он использовал только в контексте Гамильтона. Мужчина по-прежнему не ложился спать до часа ночи. Это было бы не так поздно, если бы у них не было занятий в девять утра на следующий день. Гамильтон также был неряхой. Он оставлял грязную одежду кучей перед своим гардеробом почти на протяжении первых двух недель, когда они жили в одной комнате. Стирал ее только тогда, когда понимал, что у него закончились чистые. На его столе всегда был беспорядок из пустых чашек из-под кофе, недоеденной еды на вынос и кучи бумаг; блокноты и книги. Когда беспорядок там становился слишком большим, он переносил часть вещей на свою прикроватную тумбочку. Когда он успешно наполнил комнату вонью до такой степени, что Джону пришлось держать окно открытым, в конце концов ему пришлось накричать на Алекса, чтобы тот хоть немного убрался. — Тогда тебе лучше сказать свое последнее слово чем-то большим. Что-то, что либо заставит его полностью покинуть общежитие, либо он просто будет игнорировать вас до конца семестра, — комментирует Джефферсон. Когда он говорит, его взгляд отстраняется, как будто в его голове проносятся различные идеи шуток и трюков. — Оба результата кажутся мне довольно хорошими, — бормочет Джон, откусывая еду, в то время как его друзья переходят к разговору о дискуссионном клубе. Первые две недели были просто семинарами о том, как правильно вести дебаты, правилах различных соревнований и демонстраций от ветеранов, Джефферсона и Анжелики, и это лишь некоторые из них. Однако со следующей недели они начнут проводить открытые дебаты. Джефферсон также дал им инсайдерскую информацию о том, что третье и четвертые курсы, управляющие клубом, будут следить за студентами, которых они смогут выбрать в свои конкурентоспособные команды. Джефферсон объясняет, что в течение обоих семестров проводится несколько соревнований и что обычно команды формируются в соответствии с соревнованиями. Некоторые команды требуют, чтобы члены провели много исследований для обсуждения и выстроили множество убедительных аргументов. В то время как другие конкурсы раскрывали эту тему только в тот день, за несколько минут до начала дебатов. Команды, отправляющиеся на эти мероприятия, должны были быть быстрыми и иметь твердое мнение по многим темам. Для какой бы команды они ни считали его лучшим игроком, Джон был полон решимости сделать себе имя и побороться за место в колледже. Он чувствовал, что у него есть хорошие шансы, если ему поможет такой парень, как Джефферсон.

***

— Тебе еще не надоели эти игры, mon petit lion? — Лафайет стонет в свои руки, полурастянувшись на столе. Алекс сначала не отвечает ему, пока его рука танцует по наполовину расписанной странице, его ручка чертит быстрые предложения и шаткие зарисовки, пока он формулирует свою следующую атаку на Лоуренса. — Устал от чего? — спрашивает он, после того как считает, что минута молчания означает, что ему задали вопрос. — Одержимость Джоном Лоуренсом, — отвечает Маллиган, его взгляд сосредоточен на джинсах, которые он подшивал для Элайзы. Она чуть не расплакалась от счастья, когда он предложил поправить место, порванное накануне. — Я не одержим. Я строю заговор, — поправляет Гамильтон своих друзей, откидываясь назад и глядя на свои чертежи. — Если не считать учебных занятий, клубов и странной социальной жизни, каждое мгновение вашего бодрствования буквально тратится на интриги или жалобы на этого парня. Он завладевает твоей жизнью, — продолжает Маллиган, его глаза метнулись вверх, чтобы уловить реакцию Алекса. Гамильтон открывает рот, чтобы возразить, указать на то, насколько неправы его друзья, приставая к нему по этому поводу. Но он не может не понять их точку зрения. Конечно, они просто не понимают. Им приходится видеть надоедливое лицо Лоуренса только днем. В дальнем углу лекционного зала, где он сидит ссутулившись, в клубах, которые они посещают вместе с ним, или короткий момент, когда он проходит мимо них в коридорах кампуса. Алексу же приходится часами проводить с этим парнем в тесной маленькой комнате. Он был надоедливым и в их комнате. Всегда приставал к нему по поводу малейших неприятностей или всякой ерунды. Как будто Алекс мог сосредоточиться на бардаке вокруг себя, когда пытается писать шедевры для своих заданий. Лоуренс просто не понимал, что значит усердно работать. Кроме того, Алекс мог бы тоже многое рассказать Лоуренсу, если бы у него хватило энергии. Засоры волос в душе, тошнотворный запах одеколона, который он наносил на себя по утрам, или тот факт, что он проводил часы в неделю, тренируясь в их комнате, пропахивая небольшое пространство зловонием своего пота. Нет. Остальные не могли понять, через что Алексу приходится проходить со своим соседом по комнате. Эти шалости были единственным способом вывести Лоуренса из непосредственной жизни Алекса. — Всего ещё один раз, — обещает Алекс, ухмыляясь плану перед ним. — Если и это не заставит его бежать в администрацию жаловаться, я не знаю, что будет. Он настолько увлечен своей работой, что не замечает обеспокоенных взглядов, которыми обмениваются его друзья. Они оба, казалось, думали об одном и том же. Господи Боже, не позволь ему зайти слишком далеко.

***

На следующий день, по дороге в общежитие, у самого Гамильтона были подобные мысли. У него был план. Схема, превосходящая все те, которые он до сих пор готовил для Джона. Схема, которая невероятно разозлит Лоуренса. Единственная проблема в том, что, если он зайдет так далеко, что наберет настоящих проблем? Например, потеря стипендии. Он вовсе не думал, что Лоуренс стоил такого риска. Он возвращается со своей еженедельной встречи с Pride Society, клубом ЛГБТК+, к которому он присоединился на ознакомительной неделе. Он записался в комитет в качестве офицера по протестам. Его работа заключалась в том, чтобы быть в курсе местных протестов, местных и глобальных проблем. Он должен был планировал протесты, которые общество могло бы поддержать и принять в них участие, а также сам присутствовать на каждом из них. Вдобавок ко всему, он уже побывал на двух еженедельных мероприятиях, проводимых обществом. Одним из них было простое мероприятие по быстрому дружескому общению, на котором он забыл имена половины людей. Другим мероприятием, которое они организовали, был вечер игр, полный викторин и настольных игр. Мероприятия не были организованы лучшим образом и не были чем-то особенным. Но атмосфера в комнате, ощущение того, что его окружают люди, которые понимают и никогда не задают тебе вопросов, — это чувство вызывало у него головокружение после каждого события. Возможно, именно головокружение заставило его упасть так низко. Он останавливается у двери общежития, подняв руку над дверной ручкой. Но он не открывает. На мгновение он не может. Его тело застыло, взгляд прикован к доске, присверленной к их двери. Доски на дверях общежития были случайностью, ожидающие своего часа. Рано или поздно, слова оскорбления появились бы на каждой. Тем не менее, большинство студентов находили их полезными. Люди использовали их, чтобы шутить с друзьями в других комнатах, оставлять напоминания, сообщать друг другу, где находится другой человек, а иногда и сообщать другому человеку, что у них есть компания. До сих пор доска Гамильтона и Лоуренса всегда была пуста. Они никогда, и в миллион лет, не написали бы друг другу послания. Их друзья тоже никогда не оставят сообщение, зная, что злейший враг другого всегда может увидеть его. Однако сегодня вечером, кое-что было написано на доске черным маркером. Александр Пидортон и мелким шрифтом под этим Есть еще миллион мужчин, с которыми мне надо по`кончить. Дамы, не ждите Алекс понятия не имеет, как долго там находится эта надпись. Он не возвращался в комнату с утра. Сегодня он был слишком занят. Кто это видел? Сколько людей смеялись? Скольким людям его разоблачили? Не то чтобы его это волновало, не совсем. Он этого не скрывал. В конце концов, он был членом комитета прайда. Но это казалось неправильным. Это не он кому-то рассказал, это не кто-то видел его в сообществе, а люди узнавали об этом через дурацкую шутку. Ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Чтобы снова расслабить свое тело. Он чувствовал на себе взгляды, но когда огляделся, коридор оказался пуст. Теперь он чувствовал себя параноиком. Он натягивает рукав на руку и осторожно стирает чёрные чернила с доски. Он не останавливается, пока не будет удалено все до последнего. На рукаве его серой рубашки появилось небольшое пятно, наверное, его можно будет просто отстирать. Кто бы мог это сделать? Вопрос приходит к нему только тогда, когда он достаточно успокоился, чтобы снова нормально дышать. Стеснение в его груди уменьшается, когда он смотрит на пустую доску. Лицо Лоуренса всплывает в его памяти. Может быть, это была его очередная шутка? Его следующий план разозлить Алекса. Неужели эти ублюдки действительно зашли так далеко в своей ненависти друг к другу? Достаточно далеко, чтобы начать бросаться словами типа «пидор». Он не мог оставить это без внимания. Зачем ему это? Южный консервативный ублюдок. Наверное, думал, что он очень забавный, очень оригинальный. Наверное, даже не подозревал, как сильно это слово ранило. Сколько эмоций и чувств может быть заключено в одном слове. Алекс распахивает дверь, врезаясь ею в свой шкаф, входя в комнату. Он не помнит, когда в последний раз был так зол. Не помогает и то, что, когда он входит, Лоуренс уже бездельничает на кровати. Он делает вид, что читает какие-то заметки, но даже отсюда Алекс слышит бормотание какого-то подкаста, доносящегося до ушей его соседа по комнате. На его хитрой голове сидят наушники с шумоподавлением. Они настолько эффективны, что Лоуренс даже не замечает, что Алекс вошел в комнату, пока невысокий мужчина не срывает с его головы наушники. — Какого черта? — Джон подпрыгивает, его рука тянется, чтобы схватить наушники, но Алекс убирает их подальше от него. Джон бросает на Алекса свой самый невозмутимый взгляд. — Чем могу тебе помочь? — Ты сделал это? — спрашивает Алекс опасно низким тоном. — Тебе придется быть конкретнее, Гамильтон. Я делаю много вещей, — парирует Лоуренс. Его загадочный ответ довел кровь Алекса до кипения. — Прекрати нести чушь, Лоуренс. Ты чертовски хорошо знаешь, о чем я говорю, — возражает Гамильтон, повышая голос при слове «чертовски», и изо всех сил стараясь сдерживать эмоции. Он не собирался доставлять этому засранцу удовольствие видеть его искренне расстроенным. Тогда Лоуренс имеет наглость улыбнуться. Его глаза практически сверкали, глядя на Алекса. — Ты наконец заметил? Удивлен, что это заняло у тебя целый день, — Джон откидывается назад, прижимаясь спиной к стене и скрещивая руки на груди, выглядя довольным собой. Несмотря на то, что Алекс уже догадался, что это был его сосед по комнате, подтверждение злодеяния все равно вызывает у Алекса жуткий холодок. Он забыл, придя в колледж, каково это — встретить кого-то вроде Джона Лоуренса. Было так легко увлечься его новыми принимающими друзьями и его обществом гордости, было так легко забыть, что фанатизм, предрассудки и гомофобия все еще процветают в этой стране. Было так легко забыть чувство, которое сейчас покоилось внутри Алекса, чувство неверия; гнева и разочарования. Алекс бросает наушники обратно Джону, сильно ударяя ими по груди другого мужчины, в то время как Лоуренс наблюдает за ним, его самодовольное лицо меняется на выражение любопытства в связи с необычной реакцией Гамильтона. — Ты кусок грязи, Лоуренс. Ты — грязь под ногтями нашего поколения, и когда-нибудь ты увидишь, насколько испорчено твое поведение, но будет слишком поздно. Когда-нибудь тебе придется посмотреть своим детям в глаза и признать кто ты. Мерзавец. Алекс мысленно похлопывает себя по спине и, выходя, захлопывает за собой дверь. Ему удалось произнести свою небольшую речь без слез. Не позволив всплеску эмоций, сидевших в его груди, вырваться наружу. В последнем предложении его голос немного надломился, но никто не идеален. Эту последнюю успокаивающую фразу он повторяет про себя всю дорогу до комнаты Лафайета и Маллигана. Когда дверь открывается, его щеки уже покрыты слезами. Его друзья сначала выглядели шокированными, а затем потрясенными, когда Алекс рассказал им, что произошло. Той ночью он засыпает, зажатый между Маллиганом и Лафайетом, пока пара убаюкивает его своими разговорами. Они говорят обо всем и ни о чем, что не имеет ничего общего с тем, с чем Алексу пришлось иметь дело сегодня вечером. Алекс почти уверен, что последнее, что он слышит от друзей, когда засыпает — что-то о рецепте печенья. Тем временем Лоуренс ошеломленно смотрит на дверь, которую только что хлопнул Алекс. В груди почему-то было тесно, ладони вспотели. Несмотря на все, что произошло между ним и Гамильтоном за последние две с половиной недели, он никогда не видел этого человека настолько искренне расстроенным и злым. В глазах Гамильтона как будто бушевала холодная неудержимая ярость. Это выражение вернуло Джону массу неприятных воспоминаний. Ему нужно время, чтобы вытряхнуть из поля зрения образ отца. Этого человека здесь нет. Джону почти двадцать один. Его отец больше не имел над ним власти, по крайней мере, так говорит Джон, чтобы утешить себя, чувствуя, что температура его тела начинает падать, а волосы на затылке встают дыбом. Неужели то, что он сделал, так сильно расстроило Александра? Он предполагал, что это может раздражать. Особенно, если Алекс уже отправил неуместное сообщение или сделал неловкий неправильный телефонный звонок. Но Джон не думал, что измененные имена контактов на чьем-то телефоне могут так расстроить. Он переименовал всего несколько человек, максимум четырнадцать. Только те, которые Алекс часто использовал в последнее время. Джон ждет, чтобы расспросить Алекса по этому поводу, возможно, даже принести какие-то извинения. Но его сосед по комнате не возвращается. Ни в полночь, ни в час ночи. Когда время приближается к двум ночи, Лоуренс уже сдается и пытается заснуть. Это не легко. Знакомая боль от бессонницы насмехается над ним где-то в глубине души. Он должен напомнить себе, что у него все хорошо. То есть, когда Гамильтон не мешал ему спать. Однако сегодня вечером бремя вины легло на его грудную клетку. Он чувствует себя не на своем месте. Как будто он пытается защититься от чего-то, о чем даже не подозревает. Он просто не понимает, почему Алекс так разозлился ранее. Однако, в конце концов, Джон отказывается собирать все воедино. Черт, ему даже не нравится этот парень. Если Гамильтон собирается обижаться по этому поводу, пусть будет так. Что посеешь, то и пожнешь. Джон засыпает, чувствуя себя лучше. Он ничего не должен Александру Гамильтону.