***
Алекс избегал его. В смысле, на данном этапе это было их некой фишкой — избегать друг друга. Вот только теперь Гамильтону и Лоуренсу действительно придется смириться с этим и начать сотрудничать. Джон продолжал пытаться загнать в угол своего соседа по комнате. Но каждый раз, когда Джон пытается остаться с ним наедине более чем на минуту, Алексу удается увести себя от разговоров. Что, по словам Джона, весьма примечательно, учитывая, что они живут вместе, а также то, что именно Александр Гамильтон отказывается говорить. Как, например, сегодня вечером, Джон входит в их комнату в половине одиннадцатого, и его полностью игнорируют. Даже когда он ворчит на ураган и на погоду на улице, занося воду в их комнату. Затем, выйдя из столь необходимого душа, парень бросился в постель. С каких это пор Алекс стал сбегать от учебной работы? Джон дает себе обещание, что на следующее утро он встанет пораньше и заставит Алекса поговорить с ним по дороге на вторую лекцию по психологии за неделю. Им нужно было начать на этой неделе, иначе они никак не получат ту оценку, которую оба хотели. Джон едва замечает шум дождя за окном, когда просыпается. Возможно, если бы он обратил на это внимание, он был бы более подготовлен. Он внезапно просыпается, его сердце бешено колотится, его рука тянется вперёд, пытаясь оттолкнуть что-то, чего нет. Джон сидит в своей кровати, в комнате темно. Он понятия не имеет, сейчас час ночи или четыре утра. Он понимает, что плачет, тяжело дыша, задыхаясь и хватаясь за грудь. Его тело напряжено, как спираль, которая вот-вот разогнется. Единственное, что он слышит — это собственное судорожное дыхание и стук сердца о грудную клетку. В первую минуту он слишком боится пошевелиться. Все его мышцы напряглись, и он не может видеть дальше края стола у кровати. Он снова тонул. Стучался в дверь, которая не открывалась, кричал людям, которые были за много миль отсюда. Этот сон не снился ему уже очень давно, около года. Джону удается выровнять дыхание. В конце концов его кулаки разжимаются, и челюсть не напрягается. Он вытирает несколько слез, скатившихся по его щекам, и понимает, что потеет сквозь футболку. Он быстро стягивает ее через голову и бросает на край кровати. Именно тогда он понимает, что в комнате не тихо. Неистовый звук тяжелого дыхания не прекратился. Его глаза медленно скользят к той стороне комнаты, где находится Алекс. Занавески приподняты ровно настолько, чтобы уличный фонарь возле общежития смутно освещал его соседа по комнате. Первое, что пугает Лоуренса, это то, что Гамильтона нет в постели. Он сидел, свернувшись калачиком, на полу между их кроватями. Его одеяло скомкано и брошено на изножье кровати, а простыни скручены и наполовину стянуты с матраса. Его руки крепко обхватывают колени, а лицо скрыто; его подбородок прижат к груди. Джон мог бы окликнуть его, если бы не тот факт, что все тело Алекса тряслось. Джон слышит приглушенное прерывистое дыхание и болезненные стоны и совершенно не понимает, что происходит. Когда он уже собирался достать телефон, чтобы узнать, не произошло ли какое-нибудь потрясающее мир событие с тех пор, как он задремал, комнату озаряет треск молнии, а примерно через секунду по всему кампусу раздается гром. Гамильтон замирает, когда звучит гром. Все его тело сжалось, дыхание прервалось на середине вздоха. Вся пауза кажется попыткой спрятаться. Как будто Алекс пытался оставаться таким тихим и неподвижным, чтобы то, от чего он прятался, не смогло найти его. Джон медленно сползает с кровати и садится на пол, опускаясь на колени. Он приближается к Алексу на расстоянии вытянутой руки и откидывается назад. — Алекс, — тон Джона мягкий, его речь едва громче шепота. Гамильтон не отвечает. Он не дает понять, что слышит Джона. — Алекс, все в порядке. Это Лоуренс. Джон не был уверен, что послужило причиной этому. Может, паническая атака, может, кошмар, а может и настоящий нервный срыв. Что бы это ни было, в этот момент вся ненависть, вся досада; разочарование и гнев, которые кипели внутри Джона, когда он смотрел на Алекса, испаряются. В этот момент Джон как никогда лучше понимал Алекса. Джон слишком хорошо знает, каково это — быть запертым в собственном теле из-за страха. У него также было более чем достаточно практики со своими братьями и сестрами, когда дело доходит до попыток помочь кому-то успокоиться и прийти в себя. Хотя гораздо проще помочь тому, кто тебе безоговорочно доверяет. — Алекс, пожалуйста. Ты слышишь меня? Вопрос, кажется, в какой-то степени дошел до Алекса, потому что он очень медленно поворачивает голову. Он просто поворачивает шею настолько влево, что один его глаз оказывается у коленях. — Хорошо, вот так. Мне нужно, чтобы ты посмотрел на меня. Хорошо? Джон хвалит любую реакцию Алекса, дает ему инструкции, на которых Алекс может сосредоточиться. Затем он заканчивает предложение другим вопросом, пытаясь заставить своего соседа по комнате заняться размышлениями. — Ты можешь посмотреть на меня двумя глазами, Алекс? — Дыхание мужчины учащается, Джон видит, как в его глазах вспыхивает паника. Джон не уверен, связано ли это с тем, что Алекс не может оторвать голову от груди, или с тем, что Гамильтон медленно осознает сцену, разворачивающуюся вокруг него. Джон не думает, что был бы в восторге, если бы Александр пытался утешить его в момент, когда он уязвим. — Все в порядке, ты молодец. Пока достаточно и одного глаза. — На этот раз Алекс реагирует немного спокойнее. Его следующий вдох становится медленнее и легче. Через мгновение ему удается едва заметно кивнуть. Джон подползает вперед еще на дюйм, и вдруг комната снова залита белым светом. Еще одна вспышка молнии. Однако на этот раз взгляд Джона прикован к Алексу. Он наблюдает, как глаза Алекса расширяются, его дыхание становится быстрее, чем когда-либо прежде. Джон видит весь ужас, отражающийся в зрачках Гамильтона. Алекс зажмуривает глаза. Джон не думает, что он откроет их в ближайшее время. Когда через три секунды раздался гром, Алекс напрягся сильнее, чем когда Джон проснулся ранее. Шторм. Алекс боится штормов. Джон может догадаться, что за этим стоит нечто большее. Реакция кажется чрезмерной для простой фобии, которую испытывают многие люди. Джон не знает, что делать. Если бы это были его братья и сестры, он бы взял их, прижал к себе, прошептал все обычные утешительные строки и повторяющиеся истории, которые он всегда рассказывает им, когда они напуганы. Он не знает слов, которые могли бы утешить Алекса. Он даже не знает, хочет ли этот человек, чтобы к нему прикасались, хочет ли он, чтобы Джон говорил, или нет. Лафайет. Лафайет знал, что делать. — Алекс. Я собираюсь привести Лафайета. Я на минутку. — Он сохраняет легкий тон, подталкивая себя вверх, когда говорит. Однако он даже не успевает встать на ноги, когда Алекс пугает его своими словами. — Нет, пожалуйста, не надо. — Голос его соседа совсем не похож на голос Александра Гамильтона. Он хриплый, трескается и ломается между каждым словом. В нем нет плавности, его тон не несет в себе никакой обычной энергичности. Не помогает и то, что последнее слово прерывается рыданием, вырывающимся из его груди. Кажется, действия Джона привели к прорыву плотины внутри Гамильтона, потому что он внезапно заплакал. Его руки сжимают его волосы, пальцы обхватывают большие пряди, а Алекс дергает и скручивает их. Его ноги дрожат под ним, из него выходят рыдания за рыданиями. Он перегружен, отмечает Джон. Он ищет что-нибудь, боли или грубости ковра под ногами, чтобы удержаться. Он тонет. Эта мысль заставляет Джона двигаться. Его руки сцепляются с руками Гамильтона, он переплетает их пальцы и убирает их от волос Алекса. Приоритетом должно быть не дать Алексу причинить себе вред. Джон многому научился у своей сестры. — Хей, Алекс, все в порядке. Успокойся. — Он сжимает руки Алекса в своих и опускает их им на колени. В этот момент Джон едва на расстоянии дыхания другого мужчины. Руки Алекса липкие. Джон проверяет теорию, нежно лаская запястье Алекса, кожа прохладная в теплых ладонях Джона. Вся рука Алекса покрыта мурашками, и Джон не уверен, дрожит ли Алекс от страха или от холода. Джон перемещает руки Алекса в свою левую руку. Правой он тянется к Алексу и через его кровать, цепляясь за его пуховое одеяло. Он тянет его к паре и накидывает его на плечи соседа по комнате. Ему приходится делать это одной рукой, поскольку Алекс теперь, кажется, держит другую руку мертвой хваткой. Еще одна вспышка света и монотонный раскат грома, и Алекс снова прижимает подбородок к груди. Джон считает маленькой победой то, что Алекс не отпустил руку. Джон очень осторожно накрывает Алекса одеялом, пока оно не окутывает их. Затем он приближается к Алексу, их колени и плечи соприкасаются. В течение следующих нескольких минут Джон вслух считает секунды между молнией и громом, заверяя Алекса, что по мере увеличения промежутка гроза уходит все дальше. В перерывах между минутами молчания Джон поддерживает поток разговора. Он пытается заполнить пустоту тишины. Пытается заставить Алекса сосредоточиться на чем-то, кроме его собственного неконтролируемого дыхания. Джон не спрашивает, почему Алекс боится шторма, он даже не разговаривает с Алексом. Вместо этого Джон болтает ни о чем. Он рассказывает Алексу об домике из одеял, который он однажды сделал вместе со своей семилетней сестрой во время такого шторма. Как, когда в доме погас свет, они осветили свой новый дом фонарями. Джон рассказывает Алексу о том, как его вторая сестра, которая была всего на три года младше Джона, робко попросила присоединиться к ним. Он говорит Алексу, что его старшая сестра Марта также присоединилась к ним, она боялась не грозы, а темноты. Джон рассказывает ему о спектакле теней, который они устроили с помощью фонариков, пока ждали, пока пройдет буря. Как у его младшей сестры Мэри настоящий талант создавать животных своими руками. В то время как все, что мог собрать Лоуренс — это классическая тень кроличьих ушей. Джон настолько поглощен своей тирадой, что на мгновение забывает, с кем разговаривает. Сам того не желая, он даже рассказывает Алексу о своем страхе той ночью. Что в то время как одна из его сестер боялась грозы, другая темноты, больше всего Джон боялся за своего отца и второго старшего брата. — Они были на концерте, — рассказывает он Алексу. Была около полуночи, когда их машина вернулась в поместье. Его сестры уснули, прижавшись друг к другу в своем покосившемся форте из одеял. Но Джон не мог перестать наматывать круги по комнате, пока не услышал, как открылась дверь, и не увидел, что они оба в безопасности. И только тогда он упоминает, что его беспокоят дороги. Он почти признался в чем-то слишком личном, в чем-то, о чем он не хотел, чтобы Александр Гамильтон знал. Когда голос Джона затихает на середине предложения, его разум пытается придумать, как сменить тему так, чтобы она не выглядела внезапной и чтобы Алекс не давил, Джон понимает, что другой мужчина затих. Дыхание Гамильтона нормальное. Он перестал плакать, перестал трястись. Он все еще держит Джона за руку, но уже не так сильно. Когда Джон поворачивается, чтобы получше рассмотреть своего соседа по комнате, он понимает, что Алекс смотрит на него. Он смотрит на Джона с необоснованной напряженностью. Это так нервирует, что Джону приходится на мгновение отвести взгляд. Это фирменный расчетливый взгляд Алекса. Джефферсон однажды назвал это «раздевающимся взглядом» Алекса. Как будто его разум может выделить каждую твою часть взглядом, как будто он исследует все твои детали и находит в тебе то, что ему нравится и что ненавидит, прежде чем ты даже получишь возможность прокомментировать вопрос. Это пугает Джона. Между ними проходит минута молчания. Медленно Алекс отводит руки назад, обхватывая свою талию под одеялом. Затем Алекс мотает головой, отводя взгляд от Джона и смотрит на дверь их спальни. — Я… э-э, послушай, я не… не то чтобы… — голос Алекса похож на хриплый шепот. Он изо всех сил пытается донести свою мысль, и Джон слышит напряжение в его словах. Джон также может слышать слова, которых он не произносит. — Тебе не нужно объясняться. — Джон перебивает его, положив конец тревогам бедняги. Алекс не пытается оторваться от земли, поэтому Джон просто остается там. Поддержание какого-то контакта между ними. Он знает, что иногда требуется время, прежде чем ты сможешь что-то сделать после чего-то подобного. Несмотря на его презрение к Гамильтону, он не оставит его одного съежившимся на полу. — Почему? — бормочет Алекс после еще одной минуты молчания. Ему удалось сесть прямо, его спина прижалась к краю кровати. Он еще больше натянул на себя одеяло, вероятно, пытаясь согреться. Джон просто в замешательстве наклоняет голову, поворачивая шею ровно настолько, чтобы озадаченно взглянуть на Алекса. — Почему ты… я имею в виду… почему ты… — Алекс жестикулирует свободной рукой, он яростно машет Джону, или, точнее, тому факту, что Джон сидел на полу, Джон смотрит на часы, половина второго ночи, утешая своего соседа по комнате. Джон смотрит на их руки, сплетенные на коленях. Он действительно не думал об этом. Он сразу же начал действовать, когда заметил Гамильтона в таком состоянии. Это было как… — Ты напомнил мне мою сестру. — Он произносит слова еще до того, как подумал о них. Кажется, ответ сбивает Алекса с толку еще больше. Он наблюдает, как Гамильтон пытается соединить в своей голове достаточно точек, чтобы ситуация обрела смысл. Он даже может различить в тусклом свете момент, когда Алекс осознает, что сегодня вечером он ничего не поймет. — Спасибо. — бормочет Гамильтон, отводя при этом взгляд от Джона. Джон позволяет себе улыбнуться впервые с тех пор, как проснулся. — Не за что. Проходит еще около тридцати секунд, и как раз в тот момент, когда Лоренс собирается предложить им попробовать поспать, Алекс снова говорит. — Ранее ты проснулся в слезах. Я почти заметил, со всем… Джон изо всех сил сглатывает комок в горле, который только что появился от этого заявления. Он предпологал, что Алекс не заметил этого маленького эпизода. — Ах, да, просто глупый кошмар. Думаю, грозы вызывают подобные вещи. — Он изо всех сил пытается отыграться, но чувствует на себе взгляд Алекса, когда Джон упрямо смотрит на край кровати перед ними. Последнее, что сейчас нужно Джону — это чтобы Алекс заметил на лице Джона то, что он слишком устал, чтобы что-то скрывать. Однако Алекс не давит. Он опускает эту тему и медленно поднимается на ноги, пока не садится на край кровати. Джон думает, что отступление произошло потому, что он не рассказал Алексу о том, что только что произошло. Гамильтон ненавидит ничего не знать, но ясно, что даже он понимает, что о некоторых вещах нельзя спрашивать. Джон следует его примеру и ползет к своей кровати. Он забирается под одеяло, но какое-то время остается сидеть, наблюдая, что Гамильтон будет делать дальше. — Спокойной ночи, Джон. Алекс, говоря это, не делает попытки лечь, но у Джона возникает ощущение, что это способ его соседа по комнате сказать, что за ним больше не нужно присматривать. Странно слышать свое имя из уст Алекса. — Спокойной ночи, Александр. После этого никто из них долго не спал. Джон слишком боится, что если он снова закроет глаза, то снова будет смотреть на поднимающуюся воду и исчезающие пузырьки. Однако он больше не двигается. Он не хочет, чтобы Алекс знал, что он все еще не спит. Он не может проверить время, но предполагает, что прошло около часа, прежде чем он слышит, как Алекс ложится. Даже тогда он не может быть уверен, когда другой мужчина действительно заснул. Джон даже не уверен, когда сам засыпает. И только когда его глаза открываются и солнечный свет льется сквозь щель в шторах, он понимает, что, должно быть, в какой-то момент заснул. Пара занимается своими обычными утренними делами. Сначала они ничего друг другу не говорят. Это неловко, напряженно и совершенно по-новому, чем их обычная враждебность. Это больше похоже на то, как будто одеяло неизвестности висит над их головами. В конце концов им обоим приходится отправиться на лекцию. Они неловко уходят вместе. Обычно они следят за тем, чтобы в конечном итоге они не ходили вместе. Однако сегодня утром кажется странным делать это нарочно. Они не упоминают о событиях прошлой ночи. Вместо этого, когда они спускаются по лестнице общежития, и Алекс в конце концов нарушает молчание (на самом деле не удивительно, что это он делает), они наконец начинают говорить о своем эссе. Они составляют план того, когда будут работать над эссе, как они разделят то, что собираются делать, и даже обсуждают, каких тем эссе они хотят избегать и какие из них их интересуют. Джон с удивлением осознает, что у них обоих схожие мысли по темам, которые они хотят выбрать. Кажется, что разговор между ними протекает очень легко, когда это тема, в которой они оба согласны. Джон даже не замечает, как проходят десять минут, пока они идут через кампус и достигают своего лекционного зала. Он замечает такое же растерянное выражение на лице Алекса, когда тот тоже понимает, что они так внезапно достигли места назначения. В итоге, они неловко прощаются друг с другом, направляясь на свои обычные места в лекционном зале, как можно дальше друг от друга. Это странно. Джон не уверен, почему. Берр озадаченно смотрит на него, садясь рядом с ними. Он заметил, что Джон, пришедший к двери зала, был не один. Однако Берр не такой любопытный, как Джефферсон, и не спрашивает. Просто вопросительно поднимает бровь, прежде чем лектор начнет говорить. Лоуренсу трудно сосредоточиться. Он, как обычно, включает диктофон на своем телефоне и решает, что позволит себе хоть раз отключиться. Ему все равно придется переслушать, чтобы позже сделать записи. Голос лектора то появляется, то выходит из текущего хода мыслей Джона, и он вспоминает события прошлой ночи. Каким маленьким выглядел Алекс, насколько близок был его сосед по комнате к тому, чтобы задать Джону вопросы, на которые он никогда не смог бы ответить, и какими мягкими были руки Алекса в его собственных. Роза под любым другим названием будет пахнуть так же сладко. Джон никогда не был большим поклонником Шекспира, но по мере того, как его мысли об Александре начинают меняться, он начинает многое связывать со знаменитой парой Ромео и Джульетты. Если бы у Джона была любая другая фамилия в мире, только не Лоуренс, возможно, Алекс посмотрел бы на его цветок, а не на шипы на его стебле.9. В эпицентре урагана
22 сентября 2023 г. в 16:04
Прошло два дня с тех пор, как Джордж сказал последнее слово о партнерстве Алекса и Джона, а Алекс до сих пор не может подойти к Джону и составить план. Каждый раз, когда он пытался заставить себя это сделать, его что-то отпугивало.
Его мысли постоянно возвращаются к дурацкой надписи на их двери. Джон иногда кажется таким милым. Он может улыбаться и иметь яркие блестящие глаза, особенно когда он разговаривает по телефону со своими братьями и сестрами.
Он всегда в наушниках, поэтому Алекс не слышит, что говорят его братья и сестры, но Джон очень оживляется, когда разговаривает с ними. Он звонит им минимум два раза в неделю. Алекс не всегда находится в комнате во время звонков, но когда он там, он не может не услышать, как Джон спрашивает об их жизни, здоровье, хобби. Как бы больно Алексу ни было это признавать, Джон — отличный брат.
Это самое худшее в Джоне. Он всегда кажется хорошим. Он вежлив со всеми. Анжелика обожала его, когда они впервые встретились на дебатах; это заставило Алекса разглагольствовать о том, какой ужасный Генри Лоуренс. Анжелика поначалу защищала Джона, говоря, что он, возможно, не так плох, как его отец, но ее тон изменился, когда она услышала об инциденте с доской.
Алекс максимально избегает Джона в дебатном клубе. Каждую неделю общество делится на две или три группы для обсуждения, чтобы дать людям больше времени для высказываний. Каждую неделю Алекс следит за тем, чтобы они находились в разных комнатах и спорили по отдельности. Он слышал, что Джон сильный оратор, и сам был свидетелем этого в лекционных аудиториях, когда Джон отвечал на вопросв или спорил с профессорами. Но Алекс еще не видел его в режиме полноценных дебатов.
Лоуренс наверняка бы стал отличным другом в другом мире. Мире, где его не воспитывал отец, где он не был воспитан так, чтобы судить и не доверять таким людям, как Алекс, в первую очередь. Мир, где они могли бы найти общий язык в дискуссиях, где они могли бы главенствовать в дебатах и быть заведомо близкими соседями по комнате.
Но не в этом мире. В этом мире Джон Лоуренс и Александр Гамильтон созданы для того, чтобы презирать друг друга.
Алекс поворачивает голову, чтобы посмотреть на потолок, и откидывается на спинку стула, положив ноги на стол. Ему действительно следует приступить к работе над этим проектом, когда Джон вернется в общежитие. Сейчас около девяти вечера, а в комнате царит тишина.
Обычно по средам Джон приходит поздно. Алекс знает от Лафа, что клуб рисования собирается по средам, а потом они все тусуются, чтобы выпить совершенно нелегальные напитки. В любом случае, это незаконно для большинства первокурсников и второкурсников, которым определенно меньше двадцати одного года.
Алекс решает, что ему лучше поработать над заданием по корпоративному праву, которое нужно сдать в пятницу, чем смотреть в пустоту. Он уже выполнил исследовательскую часть проекта, и теперь ему просто нужно собрать все в первоклассное эссе, достойное высшей оценки.
Как обычно, он настолько поглощен своей писаниной, что даже не замечает, когда входит Лоуренс. Не замечает, что мужчина промок до нитки, его волосы прилипли ко лбу. Он пропускает то, как куртка Джона пропитывает водой ковер под дверью, где он ее вешает. Алекс пропускает и то, как Джону приходится оставить свою обувь перевернутой на батарее, чтобы она высохла.
Впервые он осознает, что другой человек находится в трех футах от него, когда дверь в их общую ванную захлопывается, звук выводит Гамильтона из оцепенения. Он слышит, как другой парень начинает принимать душ, и его глаза бегут к часам, чтобы увидеть, что уже половина одиннадцатого.
Ну… сейчас уже слишком поздно говорить об этом с Джоном. Вероятно, они просто поругаются, и тогда Алекс будет слишком взволнован, чтобы спать. Алекс не трус… он просто ждет подходящего момента, чтобы во всем разобраться.
Он решает запрыгнуть в постель, пока Лоуренс принимает душ, чтобы избежать разговоров или конфронтации по этому поводу. Алекс даже отказывается чистить зубы и просто кладет голову на подушку, пытаясь успокоить свой обычный поток мыслей.
И только когда он ложится, до него доходит запах дождя от одежды Лоуренса. И только тогда он слышит, как в окно барабанит сильный дождь, а свист ветра снаружи больше походит на чей-то жуткий омерзительный визг.
Его глаза остаются широко открытыми и в ужасе смотрят в стену, когда вдалеке он слышит грохот. О, пожалуйста, дайте ему уснуть до того, как это начнется. «Я смогу это сделать», — говорит себе Алекс. «Мне не нужно идти в комнату Лафа. Я усну задолго до того, как все начнется», — успокаивает он себя.
Он зажмуривает глаза, выравнивает дыхание и начинает считать в уме овец. Он изо всех сил старается дистанцироваться от шторма. Но дистанцироваться трудно, когда его сердце пропускает удар с каждым новым громом за окном.
Мир разрывается на части. Сам фундамент вокруг меня рассыпается, а твердые стены превращаются в папье-маше, разрываемые громом.
Его собственные слова эхом звучат в его голове. Те самые слова, которые привели его туда, где он находится сегодня. Слова, которые привели его в Америку, слова, которые дали ему стипендию, слова, которые дали ему новый шанс на жизнь.
Слова, которые будут преследовать его вечно.