And They Were Roommates...

Почему он проснулся? Сегодня воскресенье, сейчас… девять утра. Будильник он ставил на десять. Сегодня Джон позволил себе поспать. Джон оглядывает комнату и видит, что Гамильтон тоже неуверенно просыпается. Накануне вечером пара проводила мозговой штурм по поводу своего эссе, и когда они закончили, было далеко за полночь. Джону требуется секунда, чтобы понять, что его разбудил не сигнал будильника, а стук в дверь их спальни. — Ты кого-нибудь ждешь? — Джон стонет, прижимаясь лицом к подушке, пытаясь заглушить теперь уже настойчивые удары. Вероятно, это был Лафайет, парень мог быть ужасно громким. — Нет. — Гамильтон вздыхает, свесив ноги с края кровати. Он думал о том же, что и его сосед по комнате, и готовил пару ласковых, которые мог бы бросить Лафайету за то, что тот его разбудил. Стук становится громче и агрессивнее, когда Гамильтон тянется к дверной ручке. — Иду я, иду, успокойся, Лаф- Женщина, стоящая за дверью, определенно не эксцентричный француз шести футов ростом. У этой женщины вьющиеся каштановые волосы, ниспадающие ей на плечи. На ней красное платье с цветочным принтом и черные колготки, и когда ее карие глаза встречаются с Гамильтоном, он чувствует, что сглатывает. Женщина великолепна: чистая естественная красота, смешанная с современным искусством. Хотя взгляд у нее жестокий. Она осматривает Александра с ног до головы, как будто он кусок мяса, и, кажется, ее совсем не впечатляет то, что она видит. — Джек здесь? — Ее тон снисходительно-мягкий и отрепетированный, как будто она несколько дней продумывала точную речь. Она складывает руки на груди и невозмутимо поднимает бровь. — Алло? Земля вызывает низкорослого мальчика. Джек здесь? Гамильтон качает головой, словно пытаясь выйти из оцепенения. Он слишком сбит с толку после внезапного пробуждения… и, черт возьми, кто такой Джек? — Э-э, нет. Здесь только я и Джон. — Голос Алекса прозвучал гораздо выше, чем ему хотелось бы. Он также полностью винит в надломе голоса тот факт, что его горло пересохло от сна. Она закатывает глаза, как будто он только что сказал самую глупую вещь, и быстро проносится мимо него в его комнату. — Эй, подожди, ты не можешь просто войти сюда! — Алекс разворачивается, чтобы поспорить с девушкой, но теперь ее внимание полностью сосредоточено на сожителе Алекса. Джон сел, как только увидел как девушка врывается в комнату, он удивленно вздыхает. — Мария? Какого черта ты здесь делаешь? — Выражение лица Джона представляет собой сочетание недоверия и радости, когда он вылезает из кровати. Она рассмеялась, и все ее поведение изменилось, когда пара обняла друг друга. Теперь она полностью расслаблена, с ее губ слетает головокружительный смех. Кажется, она ничуть не озадачена тем, что на Джоне только длинные боксеры. — Что я здесь делаю? Тебе действительно нужно спрашивать, именинник? — Ее тон насмешливый, и, говоря это, она стучит пальцем по его носу. Сегодня день рождения Джона? Он ни разу не упомянул об этом накануне вечером. Хотя Алекс полагает, что об этом и правда не могло быть и речи. Как день рождения вашего соседа может пройти без вашего ведома? Думаю, ответ очень прост: вы двое не друзья. — О, Мария, ты не могла этого сделать, — Джон издает тихий стон, который на полпути переходит в смех. — Я же говорил тебе, в этом году никаких планов. Пожалуйста, не говори мне, что ты… — Потратила на дорогу восемь часов, остановилась в мотеле, искала в Google, чем заняться в Канзас-Сити? Да, да, это я и сделала, — говорит она самодовольно, ее энергия теперь заставляет ее подпрыгивать на цыпочках, пока она ждет реакции Джона. — Ты сумасшедшая. — Он улыбается как дурак, когда говорит это. — А ты даже не одет. Иди! В душ! — Она подталкивает его к ванной, прежде чем плюхнуться на его стул за столом, без раздумий закинув ноги на стол Только в этот момент Александр понимает, что все еще стоит в дверном проеме, в шоке держась за дверную ручку. Какого хрена только что произошло? Он неловко закрывает дверь с тихим щелчком. Он проходит мимо женщины, как будто она какое-то дикое животное, которое может наброситься. Алекс и раньше дрался с дикими собаками, и разницы сейчач не видит. Пока Джон принимает душ, женщина, кажется её звали Мария, смотрит в свой телефон, активно игнорируя Гамильтона. Кажется, ее совсем не пугает то, что она находится в месте, где никогда раньше не была, в комнате с мужчиной, которого она никогда не встречала. Она выглядит, будто чувствует себя более комфортно в этой комнате, чем сам Алекс. Он до сих пор иногда чувствует себя не на своем месте, обучаясь в этом колледже. — Нравится то, что видишь? Алекс настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как она переключила свое внимание с телефона на него, заметив, что он явно пялится на нее. Однако его мозг вообще не думал об этом конкретном ходе мыслей. Она привлекательна и все такое, но в данный момент Алекс чувствует себя немного на охоте за мужчиной. После последних отношений ему уже хватило женщин… — Вообще-то, да, классный телефон. Говоря это, он указывает на ее Pixel 3. Это был телефон, который он хотел сам. Несмотря на то, что Вашингтон с радостью купил бы его для него, Алекс не мог оценить справедливость траты стольких денег на телефон, когда дешевый андроид, лежащий у него в кармане, делал то же самое за небольшую цену. Кажется, ее позабавил его ответ. Ее рот искривляется в лукавой ухмылке, и она наклоняет голову, по-видимому, изучая его дальше. Наклон головы до жути похож на тот, который делает Джон, когда он сбит с толку. Алекс не хочет думать о том факте, что он действительно запомнил те крохи информации о Джоне, свидетелем которых он является каждый день. В ответ она издает недоверчивое мычание. Как будто она не совсем верит в то, что говорит Алекс. Однако она не настаивает на разговоре, а вместо этого возвращается к телефону. Алекс очень хотел бы вернуться в постель и заснуть прямо сейчас, но снова лечь было бы неудобно, пока она здесь. Как и сесть за стол или посидеть в телефоне. Да и переодеться он не смог бы рядом с ней. Алекс чувствует себя запертым в своей комнате. Застрявшим в странном подвешенном состоянии, просто очень желая, чтобы Джон закончил принимать душ и чтобы эта пугающая дама ушла. Алексу следовало просто воспользоваться телефоном и проигнорировать ее, но, как всегда, когда Александр Гамильтон чувствует себя в ловушке, он заводит разговор. — Итак… вы с Джоном близки? — Говоря, он опирается на стол, скрещивая руки на груди и изо всех сил стараясь выглядеть беспечным. Она усмехается в ответ, неуверенно качая головой. Ее губы сжимаются, и она не отвечает. — Родственники? — Он рискует предположить. Судя по тому, насколько комфортно им обоим и как много она проехала, чтобы увидеться с ним. Это вызывает невесёлый смех Марии. Ее взгляд поднимается вверх, голова все еще наклонена вниз. — Как насчет того, чтобы просто помолчать? — Она шипит, ее тон полон злобы. — Прошу прощения? — Помолчи, умолкни, заткнись. — Она активно жестикулирует. — Понимаешь? Тот же снисходительный тон возвращается в полную силу, когда она задает последний вопрос. Александр уже слышал этот тон раньше. Он слышал его на границах, на визовых встречах, в стычках с полицией. Именно таким тоном люди любят говорить с Алексом, когда думают, что он какой-то тупой иммигрант. — Это моя комната. — Алекс гаркает в ответ, выпрямляя спину и поднимая подбородок. — Вот это наблюдательность. Золотая звезда. — Ее внимание возвращается к телефону. Как будто Александр даже не стоит ее времени. — Ты не можешь просто прийти сюда и… — И что? — Ее глаза расширяются, пытаясь выглядеть невинной. В мгновение ока она скинула ноги со стола и стоит перед Александром почти нос к носу. Она примерно на три дюйма ниже Алекса, но она не менее устрашающая, когда подходит к нему. — Я не собираюсь драться с женщиной. — Он сглатывает, не понимая, как ситуация обострилась так быстро. — Как благородно. — Она ухмыляется, лаская воротник смятой футболки Алекса. Она выглядит так, словно готова разорвать его на части. — Месту где поесть лучше быть первым в твоем списке, ибо я умираю с городу. — говорит Джон, выходя из ванной. Он оделся и сейчас вытирает волосы полотенцем. — Ну конечно, ты думаешь о еде. — Мария оказывается рядом с Джоном через секунду. Холод исчез, сменившись тем же веселым лицом и энергией, которые были у нее, когда она впервые вошла в комнату. С Джоном она совершенно другой человек. — Что? Сейчас утро, это нормально — думать о завтраке. — Лоуренс, кажется, не замечает, что Алекс взглядом просверливает дыры в спине его подруги. Он тянется за кожаной курткой и надевает ее поверх белой футболки. Он напоминает Алексу персонажа из «Бриолин» или другого столь же дрянного фильма 70-х. — Блинная в двадцати минутах отсюда. Думаешь, сможешь продержаться? — Ради блинов? Очевидно. Теперь Лоуренс тоже другой. Алекс видел в нем только отчужденную и холодную сторону. Он видел в Лоуренсе только человека, которого ненавидит. Удивительно наблюдать, как он общается с кем-то, рядом с кем ему так комфортно. На мгновение Алекс видит себя и Лафайета в комнате. Ничего в мире их не волнует, всегда на своей волне. Алекс внезапно чувствует себя чужим в своей комнате. — Ну, ладно тогда, именинник, сегодня мы зажжем. — Она хватает его за руку, и, даже не взглянув на соседа по комнате, Лоуренс уходит. Дверь за ними захлопнулась. Осознание только что произошедшей сцены не приходит в голову Алексу еще пять минут. Пять минут он проводит, расхаживая по их комнате, пытаясь понять, что именно он чувствует. Эта девушка, Мария, очевидно, знала, кто такой Александр. Отсюда и не очень теплый разговор. Видимо, Лоуренс уже рассказывал ей об Александре. Судя по ее поведению, ей явно не понравилось то, что она услышала. По тому, как она высмеивала даже его способность понимать английский, становится ясно, что она явная расистка. Возможно, она и не европеоидная, но очевидно, что ее семья выросла в Америке со всеми привилегиями на роскошь, которые свойственны людям с гражданством США. Она смотрела на него, как на кусок грязи. Гамильтон также обратил внимание на то, как она всегда вставала между двумя соседями по комнате. Как будто она не хотела, чтобы Александр был рядом с Джоном, как будто Алекс собирался его испачкать или что-то в этом роде… О, теперь все начало обретать смысл. Она была не просто расисткой. Эта девушка, должно быть, влюблена в Джона. Зачем еще ей ехать восемь часов в его день рождения, чтобы провести с ним время? Иначе почему бы она была такой собственницей по отношению к нему? Теперь ее драгоценный Джон живет в одной комнате с грязным бисексуалом. Должно быть, ей противно. Алекс издает глубокий стон и падает обратно на кровать, основания ладоней грубо трутся о закрытые веки. Как только он начал думать о Джоне и его некотором дружелюбии, ему напомнили, что Джон никогда не будет его другом. Конечно, они могли бы выполнить это задание вместе. Вероятно, они даже получат высшую оценку. Они оба явно лучшие в своем классе. Но помимо этого, Джон никогда не примет то, кем является Алекс. Никогда не посмотрит дальше этого. Эта мысль на мгновение печалит Гамильтона, укол эмоций охлаждает его желудок и сжимает сердце. Но из быстро смывает поток гнева. Холод сменяется жаром обиды. Алекс не позволит себе сожалеть о том, кто он есть и кого он любит. Такие придурки, как Лоуренс, более чем приветствуются со своими взглядами, но Алекс будет самим собой, несмотря ни на что. Это вина Джона, что они не могут быть друзьями. В том, что они так несовместимы, виноват Джон. Пока поток ругательств и бреда проносится в его мозгу, уведомление на телефоне возвращает его к реальности. Он проводит пальцем по экрану блокировки и видит, что это о новостях. Гамильтон старается быть в курсе всех политических движений, законопроектов и скандалов. Просматривая новость, он заканчивает свою мысль, начатую мгновение назад: это вина отца Джона Лоуренса, что таким людям, как Александр, придется бороться, чтобы существовать и иметь права.

***

— Я думала, он будет выше. — признается Мария, делая большой глоток кофе из Starbucks. — Что? Почему? Я же говорил тебе, что он ниже меня ростом. — спрашивает Джон, поворачивая руль и паркуя машину возле кафе. — Я не знаю. Я просто представляла себе, что какой-то осел вроде него будет… крупнее? В ответ Джон в замешательстве поднимает бровь. — Ладно, вслух это звучит глупее. Видимо, это правда, что люди невысокого роста более злобны. — Ага, на тебе проверено. — Лоуренс поддразнивает, пока они оба вылезают из машины. — Умора, Лоуренс. Он тоже был очень двуличным. Ты бы его слышал! Как только ты ушел в душ, он старался быть вежливым. Как будто я не знаю, какой он придурок с тобой. — За последнюю неделю он стал лучше. — защищается Джон. — Ай, даже не начинай, Джек. Ты слишком мягкий. Тот факт, что он внезапно перестал быть полным придурком, не делает его хорошим человеком. Он сделал твою студенческую жизнь намного сложнее, чем она должна была быть. Джон не может не поморщиться, придерживая дверь для нее открытой, и она проносится мимо него. Мария действительно могла затаить обиду, особенно на того, кто обидел ее друга. Это было что-то, что ему в ней и нравилось, и пугало одновременно. — Можем поговорить о чем-то другом? О чем угодно? — молит Лоуренс, когда они находят место у окна, на которое можно сесть. Мария издает неприятный гул, возясь с меню на столе. — Отлично. Но только потому что у тебя день рождения. — Спасибо. — А теперь главный вопрос на сегодня! — Она улыбается Джону поверх своего меню, в ее глазах появляется вопрос. — Шоколадный сироп или кленовый? — Как бы то не было, в итоге ты все равно будешь жаловаться, что сиропа слишком много. Просто возьми блины с беконом, я же знаю, что ты предпочитаешь солёное. — Джон шутит, слегка ссылаясь на ее собственное «соленое» поведение этим утром. — Как же тебе повезло, что у тебя день рождения. — Ее глаза сузились и она пристально смотрит на него через стол. — И мне повезло, что ты абсолютно прав. Бекон всегда к месту. Хихиканье, которое последовало за ее предложением, заразительно, и Джон обнаруживает, что утро проходит быстро между двумя друзьями, пока они едят, шутят и смеются. Прошел всего месяц с тех пор, как Джон видел Марию, но кажется, что прошло гораздо больше. Эти двое были друзьями всю свою жизнь. Ее отец, Джеймс Рейнольдс, много лет был другом Генри Лоуренса. Эта пара представляла собой настоящий политический дуэт. Что ставит под сомнение существование Марии и Джона. Пара была полной противоположностью своим отцам. Джону повезло, что они с Марией выросли вместе. Их собственные вопросы сексуальности, религии и политических взглядах, возможно, были бы вне досягаемости, если бы им не приходилось задавать вопросы и доверять друг другу. Мария была одним из немногих людей на этой земле, которые могли полностью понять Джона. Они оба знают, что значит быть белой вороной в семье. Их отцы тоже всегда очень поддерживали их дружбу. Только потому, что они не знали о разговорах этой пары. Было ясно, что оба их отца считали, что они идеально подходят друг другу. Политический брак был бы настолько крепок, что он обеспечил бы сохранение их убеждений ещё на много поколений. Отец Марии, насколько Джон знал, все еще придерживался того же мнения. Возможно, он все еще мечтает, чтобы его дочь вышла замуж за его идеального зятя. Однако отец Джона знает правду. Даже если он этого не принимает. Джон испортил эту сказку своему отцу. Это была первая из многих, которые он испортил. — После аквариума мы отправиися в это первоклассное модное место, где можно поесть. Ты бы возненавидел это место, если бы не тот факт, что я проверила меню и обнаружила, что там есть курочка курочка по-доминикански. Я знаю, я знаю, звучит странно, когда такое готовят в Америке, но все отзывы были отличные, и… Джек? Ты вообще слушаешь? Джон медленно моргает, понимая, что полностью отвлекся от того, что говорила его лучшая подруга. — Э… аквариум и еда? Она закатывает глаза на его попытки. — Забудь. В любом случае, день у нас распланирован. Я просто протащу тебя через это. — Спасибо? — Он полуспрашивает, забавляясь надутыми губками Марии. Ему требуется время, чтобы заметить легкое напряжение в ее плечах и то, как она теребит край салфетки. Она нервничает. Лоуренс очень хотел бы, чтобы был способ дать себе пощечину так, чтобы никто этого не заметил. Иногда он мог быть настоящим идиотом. Он знает свою лучшую подругу как себя. Только она спланировала бы идеальный, самый умопомрачительный день для своего лучшего друга, о котором знает всë, и даже так чувствовать себя неуверенно. — Звучит великолепно, Эмс. — Говоря это, он берет ее руку, привлекая ее внимание. — Мне жаль, что я отключился. Я просто… я осознал, как сильно я скучал по тебе за последний месяц. Выражение уверенности и радости, отражающееся на ее лице, согревает грудь Лоуренса. Да, он определенно скучал по ней больше, чем позволял себе признаться. — Да-да, приветик. — Она издевается, но за этим нет никакой настоящей злобы. Они собрались уходить, и она нагло подталкивает его к выходу, швыряя их счет на стол с щедрыми чаевыми, не оставляя места для споров. — Даже не думай об этом, Лоуренс. Именинники не платят в свой день. Она настаивает на том же и в аквариуме, когда берет им билеты и аудиозаписи экскурсий. Место более чем впечатляющее. Оно наполнено всевозможной морской жизнью. Джон ловит себя на том, что делает бесчисленное количество фотографий, и его руки так и чешутся нарисовать каких-нибудь экзотических существ и их среду обитания. Они бредут по стеклянным коридорам, проложенным через некоторые экспонаты, вокруг и над ними плавают различные рыбы и морские обитатели. Джон обнаруживает, что кружится вокруг, откинув голову назад, чтобы лучше все рассмотреть. Мария добродушно смеется над ним, фотографируя его изумленное лицо, и делает несколько неплохих снимков его силуэта на фоне ярких экспонатов, а также теней рыб, маячащих позади него. Она всегда умела фотографировать. Как только Джон думает, что экскурсия подошла к концу, они поворачивают в последнюю комнату, прежде чем вернуться в сувенирный магазин. Это целая выставка, посвященная черепахам. Мария специально пропустила эту часть, когда предлагала ему тур. Неудивительно, что она не позволила ему взглянуть на брошюру. Он теряет дар речи, оглядываясь вокруг. Ему кажется, что он спит, а вокруг него плавают бесчисленные виды черепах. Он не торопится, читая всю информацию на стендах, это его первая выставка, на которой он не замечает, что его разум отвлекается, когда он читает весь текст. Мария провела свое исследование, потому что, пока Джон около двадцати минут медленно сходит с ума от того, насколько невероятно это место, приходит время кормить черепах. Он с едва сдерживаемой радостью наблюдает, как сотрудник бросает черепахам корм, а существа в ответ мягко гоняют друг друга и жадно кусают плавающие кусочки, когда они опускаются в их аквариумы. К тому времени, как Джон собирается уйти, он обнаруживает, что Мария уже пошла в сувенирный магазин. Она держит сумку, которая выглядит битком набитой вещами, и ухмыляется ему, как будто она реализовала коварный план. На самом деле она опередила его и обыскала определенную часть сувенирного магазина. В сумке была плюшевая черепаха; булавка-черепаха; брелок-черепаха; ручка; блокнот; миниатюра. Любая безделушка из сувенирного магазина, о которой вы только можете подумать, и Мария нашла черепашьи версии для всего. Они смеются над тем, насколько все это через чур, и покидают это место, обнявшись, хохоча и толкая друг друга. Лоуренс почти забыл, каково это — быть таким легкомысленным и беззаботным с кем-то. Обед потрясающий. Мария нашла единственное место в Канзасе, а может быть, и на всех Штатах, где подают настоящую пуэрториканскую еду, и она очень вкусная. Джон не ел такой еды с тех пор, как умерла его мать. Вкус и текстура навевают Джону воспоминания, о которых он даже не подозревал, что забыл. Мария ничего не говорит, когда он начинает плакать после первых кусочков, а просто сжимает его руку под столом. Она расслабляется только тогда, когда он уверяет ее, что это одно из самых вкусных блюд, которые он когда-либо пробовал. Наступает вечер, и она удивляет его друзьями! Судя по всему, она добавила Берра в Facebook, как только Джон упомянул, что этот человек был его другом. Более того, к удивлению Джона, Мария и Джефферсон уже знали друг друга. — Ну да, я удивлена, что ты не подружился с ним тогда. Когда мы были детьми, он присутствовал на многих тех же мероприятиях, что и мы. Хотя, полагаю, твой отец не ходил на все те же встречи, что и мой. — Она объясняет, удивленная его замешательством. — Я не могу поверить, что ты ни разу за неделю не упомянул, что скоро твой день рождения! Двадцать один год и все такое. Ты не думал, что это важно? — допрашивает Джефферсон, сидя за столом, выбранной Марией и Джоном в местном игровом зале. Она сказала ему, что они собираются туда развлечься и побить рекорды в играх. Она не сказала ему, что Мэдисон, Джефферсон и Берр тоже встретят их там. Лоуренс беспомощно пожимает плечами, услышав это. — Обычно я не придаю этому большого значения. Обычно это просто семейный праздник. — Это только половина правды. У Джона есть очень веская причина, почему он ненавидит свой день рождения, почему ему нравится, когда он проходит как обычный день. В этом году он позволил этому случиться. Он позволил Марии утащить его в волшебный день, наверстать упущенное, потому что ему это было нужно. Ему нужен был сегодняшний день. Но этот день всегда болезненный, всегда наполнен таким сожалением и тенью прошлого. Есть причина, по которой его отец не посылает ему даже «хорошего дня» в день его рождения. Джон не заслужил ничего хорошего в этот день. Мария, кажется, заметила его внутреннюю спираль самоуничижения, потому что она мгновенно меняет тему. — Пожалуйста, кто-нибудь, скажите что кто-то из вас умеет играть в тот шутер от первого лица. — Ее рука указывает на одну из игр со стрельбой, ту, где зомби нарисованы по всей боковой части консоли. — …потому что Джек отстой в любых шутерах, и гораздо веселее победить кого-то лично, а не просто набирать рекорды на экране. Джефферсон мгновенно ошеломлен ее вызовом и быстро забывает, что придирается к Джону. — О, значит так? Предупреждаю, я был мастером в этой игре. — Самодовольная ухмылка появляется на его лице, когда пара направляется к автомату. — На самом деле это не так. — бормочет Мэдисон с усталым видом, наблюдая, как Джефферсон подпрыгивает к пистолету. — Лучше мне пойти и убедиться, что он не разнесет автомат, когда продует в первом раунде. Мэдисон стоит рядом с Джефферсоном и, кажется, слегка контролирует его, в то время как Мария начинает надирать ему задницу, пока они сражаются в виртуальном апокалипсисе. — Мария написала мне несколько дней назад о своем плане, обо всем этом. На самом деле у меня не было много времени, чтобы приехать в город в кратчайшие сроки, но я надеюсь, что все в порядке. Голова Лоуренса возвращается от взгляда через плечо на игру обратно к Берру, который сидит напротив него. Аарон протянул Джону через стол небольшой сверток в ленточной упаковке. — Аарон, подарок вовсе не был обязателен. — восклицает Джон, широко раскрыв глаза, когда его пальцы ласкают коричневую бумажную упаковку. — Это всего лишь небольшой презент. Я не был уверен, чего бы ты хотел, но… Я заметил, что ты никогда их не носил, и подумал, что может пригодиться. Джон осторожно развязывает ленту, пока Берр бессвязно болтает. Его пальцы аккуратно отодвинули обертку. Помимо братьев, сестер и Марии, Джон не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то дарил ему подарок на день рождения. Он отказался сообщать кому-либо из своих школьных друзей, когда у него день рождения. Джон видит элегантные часы в серебряной оправе. Они простые, стильные и имеет причудливые линии вместо цифр. На нем написано название бренда, но Джон никогда не увлекался часами и понятия не имеет, насколько престижно это имя. По качеству изделия легко сказать, что часы были дорогими. — Это… это очень красиво, чувак. — Лоуренс усмехается, глядя на довольное и облегченное выражение лица Берра, когда Джон надевает часы. Они аккуратно сидят и ему нравится этот вес на запястье. — Я всегда хотел купить себе одни, но видимо обленился, всегда нося с собой телефон. — Рад, что тебе понравилось. — отвечает Берр, его голос такой же вежливый, как всегда. Но Джон слышит восторг в его тоне. С каждым разговором, который они вели, читать Берра становилось все легче. Оставшуюся часть ночи они провели метаясь по игровому залу, прыгая от игры к игре. По общему признанию, Лоуренс никудышный в большинстве из них. Он далеко не самый лучший, когда дело касается зрительно-моторной координации. Тем не менее, он надрал всем задницу в Dance Dance Revolution. Единственный человек, который когда-либо сможет бросить вызов тем же уровням, что и он — Мария. Пара часами играла в эту игру домашнем игровом зале. Они легко побивают большинство рекордов или, по крайней мере, в тех танцах, которые им нравятся больше всего. В списке лучших они ввели имя «ДМ», как они делали это дома. Уже поздно, когда Лоуренс возвращается в общежитие с ребятами. Она забронировала номер в отеле недалеко от кампуса. Джон провожает ее до машины, а его друзья остаются в стороне, пока пара прощается. Она бросается на него, когда достигает своей машины, крепко обхватив его шею руками. В ответ он крепко сжал ее талию. Он скучал по ее объятиям, скучал по запаху ее ванильного шампуня, который всегда чувствовал от нее. — Лучше позвони мне на неделе. Держи меня в курсе, как идут дела. — Она шутливо грозит пальцем ему в лицо, отклоняясь от их объятий. — Да, мэм. — Он дразнит ее, отдавая честь. — Увидимся на Хэллоуине, да? Ты не сбежишь от вечеринок со мной. Он стонет, когда ему в десятый раз за сегодня напоминают о ее приглашении съездить в ее колледж на выходные в честь Хэллоуина, чтобы напиться с ней и ее друзьями. — Посмотрим. Я, вероятно, буду ужасно занят учебой. Будут промежуточные экзамены, и профессора, без сомнения, завалят нас работой. — Он пытается ее урезонить. Она просто машет рукой и садится в машину. Она заводит её и опускает окно. — Никаких оправданий, Лоуренс. Не заставляй меня утащить тебя туда силой. Он показывает ей средний палец когда она выезжает с автостоянки, и она легко возвращает жест через опущенное окно. Они оба смеются над собой, когда другой исчезает из поля зрения. Джон дает себе целых две секунды, чтобы осознать, что она ушла еще на месяц, прежде чем отправиться обратно к своим друзьям. — Я до сих пор не могу поверить, что ты знаешь Марию, но почему-то не имел удовольствия знать меня. — стонет Джефферсон, пока они идут по кампусу. — Она прекрасная молодая женщина и отличный друг. — комментирует Мэдисон, игнорируя замешательство Джефферсона. — Да, она лучшая. — Джон улыбается, его тон намекает на его взволнованность и радость. Берр и Джефферсон ухмыляются. — Лучшая, да? — спрашивает Берр в тот же момент, когда Джефферсон обнимает Лоуренса, приближаясь. — Просто лучшая подруга? Джон настороженно смотрит на эту пару: им обоим удалось обойти его с фланга. — Да, подруга. Мы знаем друг друга с детства, по сути, она для меня еще одна сестра. — Голос Джона тверд и не оставляет места для споров. Однако трое его друзей выглядят самодовольными. Джефферсон поднимает руки вверх в знак капитуляции. — Конечно, конечно, мы верим тебе, Джон. Улыбки на их лицах не убедили Джона. Джон мог бы сделать это сейчас, думает он. Это было идеальное время, чтобы сказать им. Это был естественный момент, а не навязанный или вынужденный разговор. Вообще-то… она не совсем в моем вкусе. Я играю в другой команде. Я гей. — Как бы то ни было, вы, ребята, худшие. Джон старается не засмеяться от своих же слов. Он расскажет им… в конце концов. Когда будет уверен, что они не побегут к своим семьям или СМИ с одной из самых пикантных историй в нынешней политической сфере. Телефон Джона гудит, и он включает его на ходу, его друзья опережают его на шаг, дразня друг друга по поводу своих приключений в игровом зале. Это сообщение от его старшей сестры. Она уже звонила ему раннее, чтобы поздравить его с днем ​​рождения, чего она могла хотеть так поздно? «Я знаю, что тебе будет неприятно это читать, но я не хочу, чтобы ты узнал об этом от где-то ещё или от кого-то другого. Джек, ты знаешь, я очень тебя люблю, как и все мы. Не принимай это на свой счет… ладно? Он таков, какой есть, как и его партия. Он все еще любит тебя. К тому же, я это тоже не поддерживаю. Остальные слишком молоды, чтобы понять, но я понимаю. Я люблю тебя, братишка» Марта привязала новостную статью внизу своего сообщения. Заголовка достаточно, чтобы испортить идеальный день Джона. Он должен был помнить, что чем выше поднимешься, тем больнее будет падать. Генри Лоуренс поддерживает решение консервативной партии отменить закон 2015 года о легализации однополых браков. В первом абзаце описывается, как партия хочет отменить решение Штатов, как они хотят запретить «неестественное» соединение двух однополых людей в священном браке. Джон не может прочесть дальше первого абзаца фанатичной и религиозной чепухи. Все, что он действительно извлек из этого — это то, что в ближайшие месяцы по этому поводу пройдет множество протестов, дебатов и митингов. Какое-то голосование по законопроекту должно быть проведено в январе. Следующие несколько месяцев обещали стать адом. Джон вдруг очень рад, что промолчал во время последнего разговора. Сейчас, более чем когда-либо, никто не может узнать его тайну. Для его отца никогда не было более нестабильного времени. Генри никогда бы не простил бы своему сыну, если бы тот испортил ему все. Независимо от того, насколько Джон хотел, чтобы законопроект провалился, он не мог стать тем, кто встанет на его пути. — Джон, ты в порядке? — спрашивает Мэдисон, замечая, что его друг отошел от группы. — Да, просто устал. Вообще-то мне нужно быстро позвонить… Вы, ребята, идите вперед. Бёрр, видимо, заметил изменение в выражении лица Джона, потому что он выглядит обеспокоенным, когда все уходят, оставляя Джона одного в переулке. Но его друзья не спорят. Просто помахали ему, пожелали спокойной ночи и сказали чтобы он возвращался в общежитие в целости и сохранности. Как только они скрываются из виду, Джон достает свое удостоверение. Теперь на нем было отпечатано его совершеннолетие. Он смотрит на свой телефон и видит, что еще нет и одиннадцати. Пришло время Джону выпить свою первую легальную выпивку. Бар шумный и переполненный. В здании три разных бара, в каждом разные бармены. Никто не замечает Лоуренса, пока он ходит вокруг, получая по рюмке всего, а во второй раз — по пинте. Джон слишком занят, чтобы заметить, что уже за полночь. Слишком кружится голова, чтобы осознать, что сегодня десятилетняя годовщина худшего дня в его жизни. Он напивается из-за этого не первый год и не последний. Однако сегодня вечером он пропивает свою печаль по двум причинам. Его выгнали около двух часов ночи, когда заведение закрылось. Его движения вялые и шаткие. Он ходит зигзагами по дорожкам кампуса. Он добирается до общежития около трёх. Логически он понимает, что дорога сюда не должна была занять у него целый час. Возможно, пятиминутное сидение на скамейке оказалось дольше, чем он думал. Или, может быть, на то, чтобы прийти в себя после рвоты, потребовалось пятнадцать минут, а не пять. Как бы то ни было, сейчас Джон слишком в беспорядке, чтобы мыслить здраво. Не то чтобы он вообще когда-либо мыслил здраво. Он хихикает над своей шуткой, открывает входную дверь здания и поднимается по лестнице в свою комнату. Поднимаясь, он крепко держится за перила, и завтра он будет удивляться, как ему удалось подняться по лестнице и не упасть насмерть. Каким-то образом он добирается до своей комнаты целым и невредимым. Удивительно, но свет выключен и темно. Вскоре ситуация меняется, когда он шумно врезается в свой стол и вскрикивает. На столе Гамильтона загорается свет, и его сосед по комнате устало смотрит на него. — Ты пьян? — Он задает вопрос покачивающемуся Джону. Вопрос кажется Джону забавным. Как будто это не было очевидно. Он смеется, забираясь в постель, откидывая обувь и сбрасывая джинсы с рубашкой. В любом случае, обычно он спит в одних боксерах. — Ага. — Слово произносится громче, чем он хочет, и оно определенно невнятно. — Да куда бы тебя вообще впустили? — Алекс стонет, усаживаясь на кровати и анализируя своего пьяного соседа по комнате. Стоит от ему перевернуть Лоуренса на бок? Ему очень не хотелось бы быть замешанным в расследовании убийства, если ночью Джон захлебнется своей же рвотой. — Куда угодно, теперь я мужчина. — Джон звучит чертовски подвыпившим, пока бормочет свое предложение. — Тебе сегодня 21? — недоверчиво спрашивает Алекс. Алексу будет 20 только в феврале. — Вчера. — Джон каким-то образом достаточно трезв, чтобы оставаться колким. — Потратил год на изучение мира или что-то среднее между школой и колледжем? — Гамильтон спрашивает, не понимая, почему он вообще пытается поговорить с ним. Может быть, потому что с пьяным Джоном гораздо легче разговаривать. Джон мягко кивает, поворачиваясь на бок и скорчившись под одеялом, все еще глядя в сторону Алекса. Алекс не может быть уверен, понял ли мужчина вообще его вопрос или кивок действительно является ответом. — Напиться в 21-й день рождения — ужасное клише, Лоуренс. — подмечает Гамильтон, выключая лампу и снова натягивая на себя одеяло. Ему нужно снова заснуть, прежде чем он окончательно проснется, иначе он будет бодрствовать оставшуюся часть ночи. — Это не клише, если это традиция. — Джон что-то бормочет в подушку, его слова едва слышны. — Напиваться в день рождения — традиция для тебя? — спрашивает Гамильтон, зевая, его рука скользит под подушку, чтобы схватить ее за край, и он собирается лечь на живот. — День после. — Джон поправляет его. — Так проще. — Каким образом? Что проще? — … — Джон? Однако его сосед по комнате не отвечает Алексу. Через пару минут комнату наполняют звуки легкого похрапывания, эхом разносясь вокруг Алекса, как это бывает каждую ночь. Почему проще? О чем, черт возьми, Джон вообще бормотал? Тайна мучает Алекса несколько минут, но он слишком устал, чтобы и дальше задумываться об этом. Джон очень пьян и, скорее всего, его загадки просто пьяный бред. Гамильтона не волнует, почему Лоуренс пьян. Его это нисколько не волнует. И особенно это его не волнует, когда он встает с кровати, чтобы положить подушку под спину своего соседа, после того, как слышит шарканье и искренне беспокоится, что Лоуренс перевернется на спину. Нет, после всех статей, которые он прочитал, и всех сегодняшних напыщенных высказываний Генри и его отвратительного законопроекта… Гамильтону было плевать на сына этого парня.