And They Were Roommates...

Джон был прав насчет колледжа и Хэллоуина. Неделя, предшествующая празднику, наполнена оранжевыми и черными красками, напитками из кафе со вкусом тыквы и дешевыми костюмами. Не говоря уже о том, что общежития наполнены дешевыми украшениями и кошмарными аниматрониками, чувствительными к движению. Франкенштейн у входной двери напугал Лоуренса до чертиков в первый же день, когда чудовище разразилось смехом, и его глаза загорелись красным и желтым цветом, когда Джон прошел мимо него. Несмотря на приближение самых нелюбимых выходных Джона, его последние две недели были наполнены замечательными моментами с друзьями… и ужасно неловкими моментами с Гамильтоном. С тех пор, как Джон встретился с Лафайетом, Гамильтон был абсолютно холоден с Джоном. Он больше даже не злой и не пассивно-агрессивный, а просто холодный. Они вместе работают над своим проектом не менее четырех часов в неделю, но совсем не отходят от темы. Это очень профессионально и правильно… и Джон это ненавидит. Несколько ночей он пытался придумать речь, достаточно сильную, чтобы убедить Александра в своей невиновности в инциденте с доской. Но все это всегда сводится к тому, что ему придется во многом признаться Александру, чтобы другой мужчина ему поверил. Есть определенные секреты, которые Джон пока не готов раскрыть. Поэтому он позволяет пропасти между ними расти. — Я просто… я не знаю, что делать. Она великолепна, она умна, она забавна… Я звучу как идиот, не так ли? Джон по-доброму смеется над Берром, рассказывающим о своей новой любимой теме… или, лучше сказать, о любимом человеке. — Нет. Звучишь как тоскующий по любви щенок. — Знаю, знаю. Мне бы хотелось что-нибудь сделать. — Берр стонет, потирая лицо рукой, пока они срезают путь через участок травы. Они едут на еженедельное собрание дебатного клуба колледжа. — Ты можешь. Это называется поговорить с ней. — У нее есть парень. — Именно, они еще не женаты. У тебя есть шанс! Берр смотрит на него одновременно с отвращением и болью. — Вряд ли это джентльменский ход. — Джентльмены не достают червяка… или как там… Берр злится на ужасную попытку Джона дать совет. Лоуренс действительно последний человек, которому следует давать советы о любви. У него даже никогда не было стабильных романтических отношений, только череда интрижек и связей на одну ночь. Тем не менее, его друг последние две недели мучился из-за этой девушки. — Я начинаю понимать, почему ты одинок, Джон. — Ух ты, удар ниже пояса от парня, тоскующего по занятой женщине. За этот комментарий Джон получает удар по руке. — Аарон и насилие? Лоуренс, какой скандал ты учинил? Джефферсон и Мэдисон ждут их у главного входа в здание. — Остроумно, как всегда, Томас. — ворчит Берр, входя в здание и отходит прочь от хохочущих друзей. Группа занимает свои обычные места в кабинете, и Анжелика записывает на доске две темы на вечер. — Привет, ребята, на этой неделе в зале А будет обсуждаться тема: «Здравоохранению нужно больше финансирования, чем образованию». В зале Б будет актуальная политическая тема: на этой неделе «Однополые браки необходимо легализовать в этом году». Как всегда, у вас есть пять минут, чтобы выбрать комнату и обсудить, хотите ли вы выступить за или против этих предложений. Лоуренс не замечает злобного взгляда, который Гамильтон посылает ему через всю комнату, а Джефферсон хватает его за руку и начинает разглагольствовать. — Это идеально, чувак! Оба наших отца обсуждали это. Мы можем порвать всех на сегодняшних дебатах. Мы должны сотрудничать. — Лоренс не знает, как сказать «нет» на щенячью мордочку Джефферсона. — Я… я не думаю, что это хорошая идея. У нас с отцом совершенно разные мнения, и… — Ой, Джон, пожалуйста! Я никогда раньше не просил тебя поспорить со мной, это будет весело. Берр бросает на Джона сочувственный взгляд через плечо Джефферсона. На прошлой неделе он уже спорил с Томасом. Джефферсон был отличным спорщиком, он просто часто волновался, когда говорил, но в конечном итоге становился весьма конкурентоспособным. Мэдисон обычно единственный, кто может с ним справиться. Однако Джеймс уже разговаривает с другой девушкой из клуба о финансировании здравоохранения, и Джон понимает, что дело безнадежно. — Отлично. Но от меня ничего хорошего не будет. Правда. — Ложь. Я видел, как ты дискутируешь. Ты великолепен. Джон знает, что он довольно хорош, его отец заставлял его участвовать в соревновательных дебатах еще с начальной школы. Но обычно он выбирает сторону и тему, которую действительно хочет обсудить. Когда они оба встают и направляются в комнату, Джон замечает, что Гамильтон и Маллиган направляются туда же. Ну, замечательно. Они впервые были в одном зале и именно эта тема им досталась. — Аарон, ты тоже собираешься обсудить эту тему? — Джон даже не заметил, как к ним присоединяется его друг, пока Джефферсон не указал на него. — О, нет. Я просто хочу посмотреть. — Лоуренс смотрит на самодовольное выражение лица своего друга, наблюдая, как взгляд Берра мечется между Джоном и Александром. Он собирается ответить ему умным замечанием, но Анжелика уже стоит в передней части комнаты и вызывает всех, кто будет дебатировать. Гамильтон и Маллиган сразу же встают на сторону «За движение», никто не бросает им вызов на этой позиции, учитывая, насколько активно эти двое уже ведут деятельность в университетском городке в сообществе ЛГБТК+, вероятно, никто другой не сможет поговорить об этом лучше них. Джефферсон практически тащит Джона в переднюю часть комнаты и на ту сторону трибуны, которая предназначена для тех, кто находится на стороне «Против движения», и, похоже, здесь тоже нет конкуренции за обсуждение этой стороны. — Отлично, у нас есть две стороны в дебатах, мы дадим обеим командам пять минут, чтобы высказать некоторые замечания и вступительное слово, а затем приступим к делу. Времени на подготовку всегда остается так мало, что кажется, что комната тает, пока Джон записывает в своем блокноте все, что может, для своих аргументов. Джефферсон и он почти даже не совещаются друг с другом, за исключением того, что дают самое краткое представление о том, что они собираются сказать. Джефферсон будет выступать со вступительной речью, а Джон — с заключительной, причем оба будут давать замечания между ними. — Нас прогонят. — Джон предупреждает его, замечая в комнате большую группу членов Прайда. — Ерунда. Это отличные аргументы. Просто говори правду. — Джефферсон успокаивает его, пока Анжелика звонит в звонок. Маллиган занимает первую сторону позиции «За движение». Все его аргументы сильны и соответствуют ожиданиям Джона. Он говорит о равенстве, правах, современном мире, усыновлении. Он не слишком углубляется ни в один из своих пунктов. Он просто поднимает их вопрос и дает контекст аргументам их стороны. Джон уверен, что Гамильтон в свою очередь будет приводить примеры. Когда очередь доходит до Джефферсона, он приводит общие контраргументы. Он говорит о религии, он говорит об уже существующем гражданском партнерстве, он говорит об определении брака. Это аргументы, которые вызывают у Джона странные чувства, но у него нет времени слишком много о них думать, потому что теперь встал Гамильтон. Мужчина разносит то, что только что сказал Джефферсон. Он поднимает вопросы, о которых Джон уже думал, поднимает новые вопросы, использует примеры и статистику, подчеркивает слабости гражданского партнерства. За пять минут выступления он упоминает много вещей. Хотя выступления Гамильтона и Лоуренса могут прерываться вопросами аудитории, никто им их не задает. Он садится, гордый собой, в то время как Джон должен встать и подойти к подиуму. Он чувствует взгляды людей в толпе, с которыми он когда-то надеялся подружиться, когда поступил в колледж. Люди, которые открыты и горды, люди, которые сидят, скрестив руки, не готовые терпеть никакого дерьма от Джона. Лоуренс обычно спокоен, когда спорит. У него никогда не было страха перед сценой. Но теперь его ладони вспотели, нога слегка подрагивает, и ему приходится притворяться, что он настраивает микрофон, чтобы иметь возможность прийти в себя. Он откашливается под звон колокола и начинает свою речь. Джон занимает гораздо более либеральную позицию, чем Джефферсон, когда дело доходит до его точек зрения, и большая часть его речи просто пытается опровергнуть то, что сказал Гамильтон. Прежде чем начать, Джон произносит обычные вступительные слова, приветствие аудитории и председателя. — Мои коллеги-соперники сегодня добились нескольких замечательных результатов. — Слышна насмешка Гамильтона. — Но я думаю, что они упустили из виду саму тему, которую мы обсуждаем. — Этот комментарий вызывает болтовню в толпе и подозрительные взгляды. — Тема сегодняшнего вечера не о том, следует ли легализовать однополые браки, речь идет не о гомофобии, несправедливости или угнетении. — Джон практически чувствует, как глаза Гамильтона сверлят его голову. Однако веселое поднятие бровей Анжелики с сиденья председателя придает Джону немного сил. — Если бы речь шла только о том, что однополым парам разрешено вступать в брак, тогда, конечно, это были бы сильные и веские аргументы. Но сегодня вечером речь о том, будут ли легализованы однополые браки в этом году. — Большая часть толпы все еще выглядит разозленной на Джона, но теперь в их лицах появилась нотка любопытства. — Америка. Наша великая страна, земля свободных. Цитата настолько устарела и используется неправильно, что ей больше никто не может доверять. Сейчас в Америке так много зла, так много несправедливости. Наше здравоохранение переоценено до такой степени, что ваша зарплата и работа могут определять, умрете ли вы завтра от излечимой болезни. Наша классовая система настолько запутана, что цвет вашей кожи решает, получите ли вы нагоняй от полиции или пулю в затылок. Наша система образования уступает большинству других стран первого мира, и большая часть мира смеется над нашей платой за обучение в университетах, и это не потому, что они думают, что это смешно, а потому что это правда смешно. Наша страна тонет в долгах, нетерпимости, бездомности, безработице, столько всего происходит в этом году. Знало ли большинство из вас, что США не подписали статью 11 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах, которая признает «фундаментальное право каждого человека на свободу от голода» — политику, которую проводят 158 других стран? Конечно, у нас есть талоны на питание, но они не решают даже части наших проблем с голодом, поскольку каждый год миллионы американских домохозяйств отмечаются как необеспеченные продовольствием. — Джону нужно время, чтобы остановиться и перевести дух, никто больше не выглядит злым в толпе, по крайней мере, злятся не конкретно на него, просто злятся в целом. — Итак, извините, но считаю ли я, что однополые браки нужно легализовать в этом году? Мой ответ — нет. Это не обязательно, люди просто хотят, чтобы так было. Однако еда является фундаментальной потребностью; как и здравоохранение; и, как согласится большинство людей, образование. Гражданское партнерство по-прежнему может объединять однополых людей в законное единство, но отсутствие еды означает, что кто-то умрет. Неспособность позволить себе медицинскую помощь означает, что кто-то умрет. Отсутствие образования означает, что цикл бедности будет продолжаться. По этим причинам наша сторона выступает против этого предложения. Лоуренс не ожидал аплодисментов, которые последуют за его речью. Они не такие громкое, как у Гамильтона. В толпе все еще есть люди, которые выглядят так, будто хотят его ударить, люди, которые отказываются аплодировать, но он определенно их удивил. Даже Джефферсон выглядит ошеломленным со своего места рядом с трибуной. Краем глаза Джон видит, как Гамильтон стоит, даже не поворачивая головы. — У меня вопрос. Джон мог сказать «нет». В дебатах вам разрешено отклонять вопрос от любого, кто пытается его задать. Но это будет плохо выглядеть для выступающего. Создаётся впечатление, что ваши аргументы слабы. — Вперед, продолжайте. — В ответ Джон встречает ледяной взгляд своего соседа по комнате. — Все, о чем вы сказали, требует финансирования, сложных систем и бюджетирования. Но изменить закон так, чтобы два человека одного пола могли вступать в брак, можно бесплатно. Это бесплатно, это то, что можно сделать в этом году. Это то, что может изменить жизнь людей, их психическое здоровье и их способность создать семью. Это необходимо сделать в этом году, потому что нет веских причин для того, чтобы этого не сделать. Лоуренс внезапно пожалел, что проигнорировал эту мысль и просто завершил свою речь. За долю секунды его мозг продумывает все способы решения этой проблемы, как он может обесценить эту точку зрения и выиграть дебаты. Джон прочистил горло, чтобы дать себе еще секунду. Трудно, трудно в этот момент возразить против такой замечательной точки зрения… потому что Джон согласен. В нем нет ни одной части, которая хотела бы, чтобы однополые браки были незаконными. Он хочет когда-нибудь выйти замуж, хочет усыновить ребенка, быть более уверенным в жизни. Однако в этих дебатах он выбрал другую сторону, и пути назад уже нет. — Если мы будем отдавать приоритет всему, что делает эта страна, по тому, насколько легко это сделать, то мы никогда не решим ни одну из наиболее важных проблем, с которыми мы сталкиваемся. Возможно, в этом году будет проще узаконить однополые браки, но более почетным и важным шагом будет внести изменения в необходимые области. В странах первого мира не должно существовать голода, не должно существовать неграмотности, не должно существовать бездомности. Брак может подождать, а бессмысленная смерть американцев — нет. Лицо Гамильтона в этот момент покраснело, его руки сжаты в кулаки. Лоуренс недоволен своим ответом, но он гордится тем, как он со всем справляется. — Папочке своему об этом расскажи. — Этот комментарий сбивает Джона с толку, его улыбка исчезает, и он чувствует себя так, будто его ударили по лицу. — Александр! — Анжелика, возглавляющая дебаты, внезапно встает и стучит кулаком по столу. — Штраф за высказывание вне очереди. Теперь садись. Александр просто усмехается, его взгляд отрывается от Джона. Лоуренс возвращается на свое место, его колени почти трясутся, когда он падает в кресло. Он чувствует жар под воротником и зуд в ладонях. Вот почему он не хотел дискутировать в одной комнате с Алексом. Вот почему каждую неделю, независимо от его интереса к какой-либо теме, он выбирает другую комнату. — Чувак, это было просто потрясающе. После этой вспышки Гамильтона мы должны победить. Джон вежливо кивает, создавая ухмыляющееся выражение на лице, когда его мысли начинают блуждать и диссоциировать. Он едва замечает, как проходит период голосования, и Анжелика объявляет, что их сторона выиграла дебаты. Или, по крайней мере, они выиграли этот раунд. В течение следующего часа будет больше участников и дебатов, которые будут приходить и приходить, чтобы высказать свое мнение и снова посоревноваться. Джон позволяет Джефферсону и Берру на минуту утопить его в комплиментах, когда он возвращается к публике, прежде чем извиниться и отойти в ванную комнату. На самом деле ему не нужен туалет, но он не сможет слушать ещё одни дебаты. Он не может выбросить слова Гамильтона из головы. Он не может избавиться от ощущения, что его раскритиковали. Его беспокоит то, что Гамильтон прав. Генри Лоуренсу следует сосредоточиться на этих вещах. Все политики должны это сделать. Вместо ссор по поводу религии и предпочтений, человеческая жизнь должна быть в центре всех решений, принимаемых ими. Но политика устроена не так, и Генри Лоуренс ясно дал понять это в тот день, когда узнал, что его сын педик, что ему плевать на мнение Джона по поводу чего-либо политического. «И как я только воспитал ненормального, зараженного либерала» — Милая была дискуссия. Могу поспорить, было очень приятно выиграть дебаты на стороне гомофобов, одновременно высказывая праведные и моральные соображения, которые выставляют тебя своего рода святым. Джон не уверен, как у него хватило сил повернуться к Гамильтону, который явно следовал за ним по пустому коридору к ванной комнате. Однако после глубокого вздоха он понимает, что на самом деле у него нет выбора. — Если тебе есть что сказать, Гамильтон, просто скажи это. Сарказм — выход для трусов. Александру хватает приличия выглядеть раздраженным, когда Джон поворачивается к нему со своим ответом. — Трусов? Я не из тех, кто живет в 21 веке и боится, что у двух людей одного пола будет свадьба, дети и они будут иметь такую же нормальную жизнь и права, как все остальные. Джон слишком устал для этого. Он просто не может найти в себе силы снова сражаться с Александром, особенно тогда, когда он согласен с тем, что говорит этот человек. — Правда? Ну, я тоже. Комментарий удивляет Алекса. Это один из тех редких моментов, когда Алекс фактически теряет дар речи. Понятно, что он вышел в коридор, чтобы поругаться, и, вероятно, он подготовился к любому аргументу, который мог бы привести Джон. Однако он не был готов к тому, что Джон внезапно с ним согласится. Тишина затягивается, пара пристально смотрит друг другу в глаза, пока Джон видит, как в голове Гамильтона крутятся шестеренки. В конце концов Джон закатывает глаза и отворачивается, снова направляясь в ванную. — Но твой отец, он… — Он что? — Джон оборачивается, чтобы указать пальцем на Александра, гнев и разочарование последних нескольких недель, наконец, переполняют запас терпения Джона. — Он ненавидит геев. А иммигранты? Щенки? Тоже возможно. Скорее всего, так и есть, я уверен, что быстрый поиск в Google и цитаты из статей подтвердят любые вопросы о нем. Однако, как ни удивительно, если поискать достаточно усердно, ты обнаружишь… — Пока он говорит, Джон медленно подходит ближе к Гамильтону, пока не оказывается в шаге от ученого выражения лица Алекса. — .Что на самом деле он отдельная личность, а я — не он. Зрачки Алекса мечутся влево и вправо, пока он пытается решить, в какой глаз можно посмотреть достаточно пристально, чтобы обнаружить крупицу обмана. Воздух между ними практически наэлектризован, после всех их чахлых разговоров и пассивно-агрессивных комментариев часть правды наконец-то выходит наружу. Джон испытывает одновременно облегчение и ужас, ожидая следующий ответ Гамильтона. Но ничего не происходит. Женщина выходит из ванной, проходит мимо них и вынуждена вежливо попросить их отойти с ее дороги. Напряжение, которое нарастало, угасает, и Алекс просто усмехается, прежде чем последовать за ней обратно в главную комнату. Он не дал Джону понять, что происходит в его голове. Джон чувствует головокружение, направляясь в ванную. Он не хочет, чтобы Алекс давил на него в этом вопросе. Он не хочет объясняться, потому что, если он начнет, то в конечном итоге расскажет своему злейшему врагу самые уязвимые вещи о себе. Тогда ничто не помешает Алексу побежать к Вашингтону придумывать всевозможные заголовки для первых полос новостей о его главном политическом сопернике. Нет, Лоуренс должен избегать этого как можно дольше. Он не может позволить своему миру рушиться, пока он строит свою жизнь в кампусе. Если кто-то и собирается разрушить жизнь Джона, так это он сам. Не Гамильтон.