And They Were Roommates...

После дебатов Лоуренс ночует у Джефферсона и Мэдисона. Они уговорили Лоуренса купить для них пива, а затем не ложились спать до двух часов ночи, болтая и обмениваясь глупыми историями своих подростковых лет. Берр отказывается от ночных развлечений, сразу после позднего ужина. Он сказал, что запах пива до сих пор вызывает у него тошноту после довольно неприятного случая на выпускном вечере в средней школе. Он с ухмылкой отмахивается от их насмешек и поднимается по лестнице на третий этаж. Он направляется в свою комнату в общежитии, он уверен, что его сосед по комнате уже спит, он специалист по естественным наукам, который мало чем занимается, кроме учебы и сна, когда его останавливает знакомый голос. — Берр, сэр. Аарон поворачивается на цыпочках, изящно разворачиваясь лицом к тому, кто зовет его в коридоре. — Александр, не надо формальностей… — Зевота завершает его предложение, сбитый режим действительно начал действовать на него. — Прости, я собирался пойти к себе и лечь. Я могу чем-то помочь? — Я, э… Ну да, ты можешь… наверное. — Гамильтон потирает затылок, его взгляд падает на отвратительные узоры на ковре, следуя за их извилистыми симметричными линиями. — Я жду. — Берр скрещивает руки на груди и наклоняет голову в сторону. Это не было похоже ни на одну версию Александра Гамильтона, которую Берр видел. Он никогда не видел, чтобы надоедливый мужчина выглядел таким встревоженным. — Я хотел… я имею в виду, что ты, кажется, знаешь его лучше всех… и я, конечно, не мог говорить об этом с Джефферсоном… а Мэдисон в некотором роде тоже устрашающий парень… и, ну, ты кажешься самым разумным, без обид! — Как всегда, Александру удается увеличить количество слов, но при этом так и не донести то, что он хочет. Алекс, будто услышав его мысли, попытался откашляться и вернуться в нужное русло. — Извини, опять болтаю. — Он вздыхает, создавать любой шум было легче, чем произнести следующие несколько слов. — Что, э-э… что за история с Лоуренсом, то есть с Джоном Лоуренсом? Брови Берр поднялись. — Ты… ты спрашиваешь меня о своем соседе по комнате? — Берр едва может сдержать смешок во время своего вопроса. — Ну… мы не совсем близки. Я уверен, что тебе это хорошо известно. — Гамильтон огрызается, румянец теперь заливает его лицо. Он должен был догадаться, что это будет глупой идеей. — Да, совершенно верно. — Берр делает шаг ближе к Гамильтону, сокращая разрыв между ними. Инстинктивно он оглядывается вокруг, проверяя коридор и верхнюю часть лестницы, чтобы убедиться, не подслушивает ли их кто-нибудь. — Итак, если ты ненавидишь моего друга, почему спрашиваешь о нем? Опять твои игры, Гамильтон? — Берр щурится, пытаясь уловить эмоции на лице Алекса, ответ в его глазах. Его отец всегда говорил, что истина скрыта в глазах человека. — Мои игры? — Александр взрывается, его голос слегка повышается, прежде чем остальная часть его дыхания вырывается в раздражении, его напряженные плечи опускаются, когда он проводит рукой по лицу, убирая назад пряди волос, и проводит пальцами до самого хвоста. — А его? Он все время ведет себя ужасно высокомерно, он без ума от своей семьи, он явно консерватор с узкими взглядами. Кто-то, кого воспитали расистом, гомофобом, ну, каким бы еще нетолерантным ни был человек! Еще- Бёрр еле сдерживает себя, чтобы не перебить Гамильтона с его напыщенной речью. Его сейчас трясет от злости, настолько он в ярости от того, как неверно говорят о Джоне. Но Гамильтон выглядит растерянным, похоже, он не совсем верит своим словам. Берр не Джефферсон, он не ярость, ветер и огонь. Он ветерок, он покачивающаяся ветка или терпеливая птица, высматривающая червяка. Он позволяет Гамильтону продолжать. — И все же… в этом парне есть что-то еще. Он, как ни странно, чуток и внимателен. Он… он даже помог мне однажды ночью, когда я действительно не сделал ничего, чтобы заслужить это. Я все думаю… может быть, если бы его воспитали по-другому, мы бы стали друзьями. — Гамильтон вздыхает, он впервые признался в этом вслух. Даже не Лафайету или Маллигану. — Значит, его отец действительно имеет значение? — спрашивает Берр, отмечая противоречие на лице Гамильтона. Гамильтон бросает взгляд на Берра, впервые за этот вечер. Его краткий миг размышлений и сожалений сменились яростью. — Если это Генри Лоуренс, то да, так и есть. — Тогда… почему мы ведем этот разговор? Морщины на лице Гамильтона исчезают, его хмурый взгляд сменяется безразличием. — Действительно. — Улыбка Гамильтона не бросается в глаза Берра. Аарон слишком хорошо осведомлен об этом взгляде, о том, как ты надеваешь маску, когда больше не можешь понять, какая эмоция будет уместна. — Тогда спокойной ночи, я явно потратил достаточно твоего времени. — Гамильтон поворачивается и уходит так же быстро, как говорит. Берр отпускает его. Он не обязан был помогать Гамильтону, идиот должен во всем разобраться сам. Зачем вмешиваться? Будет ли Джон рад узнать, что он болтает с его заклятым врагом? Берр качает головой от собственной абсурдной мысли: он слишком много времени проводит с Джефферсоном. — Гамильтон. Возможно, вместо того, чтобы спрашивать меня, тебе следует поговорить с Джоном. Он намного более… — Берр почти говорит «либерален», но сдерживает себя. Это не то слово, которое он мог бы так просто бросить. — …открытый, чем ты, наверное, ожидаешь. Если ты сможешь провести пять минут, не оскорбляя и не обзывая его, тогда ты сможешь найти то, что ищешь. Кажется, комментарий что-то исказил в Алексе. Он поворачивается к Берру, и вежливость исчезает, затмеваемая чем-то более мрачным. — Не я тот, кто обзывает людей. — Алекс сплевывает, его гнев удивляет Аарона. — Что ты имеешь в виду, Гамильтон? Алекс покачал головой, с его губ сорвался горький смешок. — Он хорош, знаешь. Черт- из всех людей мне приходится говорить об этом именно с тобой. Просто потому, что после дебатов он показал спектакль мирового класса. Действительно заставил меня поверить во все маленькие намеки на то, что он может быть порядочным человеком, почувствовать, что наши отношения сложатся. Но спасибо, Бёрр, за то, что напомнил мне о других вещах, которые он сделал. — Берр совершенно не понимает, как разговор так быстро изменился. Мгновение назад он думал, что помогает преодолеть разрыв между враждующей парой, но теперь он казался еще шире. — Человек не может написать на твоей двери «пидор», а затем компенсировать это тем, что в десяти процентах случаев он будет порядочным парнем. Голос Гамильтона становится тише, он выглядит слегка обеспокоенным, что это может быть услышано каким-нибудь случайным проходящим мимо студентом. — Ох, — «Джон так ему и не рассказал», понимает Берр. — Что, тебе он не рассказывал? — Гамильтон усмехается, пиная ковер. — Думаю, ты не знаешь своего друга так хорошо, как тебе казалось. Гамильтон пожимает плечами и направляется в свою комнату. Он чувствует себя идиотом. Ему не следовало разговаривать с Берром; ему не следовало думать о Джоне Лоуренсе вовсе. Берр наблюдает за Гамильтоном, пока молодой человек не захлопывает дверь его комнаты. Он медленно поворачивается и направляется к своей двери, его руки дрожат, когда он отпирает ее. Почему Джон не прояснил ситуацию с Гамильтоном? Конечно, он не мог защищать Чарльза Ли… Берр лучше, чем кто-либо другой, знал, как Джон относился к этому парню. Нет смысла делать поспешные выводы. Берр пытается успокоить себя, зайдя в свою комнату и готовясь ко сну. Он выключает лампу, прячась под одеялом. Он спросит об этом Джона завтра; в конце концов, он был одним из его самых близких друзей. У Джона было бы разумное объяснение. Но на следующий день в кампусе Лоуренса видно не было. Даже его сосед по комнате не видел, чтобы он собирал сумку тем утром после того, как тот выскользнул из комнаты Джефферсона и Мэдисона, не разбудив их. Однако на этот раз он оставил им записку, не желая устраивать сцену, как в прошлый раз. Я пообещал некоторым друзьям, что навещу их на Хэллоуин. Не волнуйтесь. К тому времени, когда все узнали, что он ушел, он уже три часа ехал в сторону другого большого кампуса. Тот, где его никто не узнает, ну, кроме его друзей. Выходные без Александра, без ожиданий, без предрассудков и, самое главное, с большим количеством баров. Мария: Тебе лучше поторопиться, Лоуренс! Ты приедешь как раз к первым напиткам, и не беспокойся о том, что не узнаешь всех наших новых друзей, есть несколько джентльменов, которые с нетерпением ждут встречи с печально известным Джоном;) Джон смеется, читая текст, пока стоит на красном свете. Ему было чего ожидать в эти выходные.