And They Were Roommates...

Александр впервые просыпается раньше будильника. Он переворачивается на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Пахнет лучше, чем обычно. Он что, использовал какое-то другое моющее средство? Его руки сжимают одеяло, пальцы скользят по какой-то вышивке… Хотя на одеяле у Алекса ее не было… Его глаза распахнулись, и, несмотря на то, что он был на левом боку, он смотрел на стену. Это была не его кровать. Он садится, наполовину в панике, и оглядывается по сторонам. Его взгляд останавливается на теле, лежащем в его кровати, на знакомой шевелюре, принадлежащей его соседу по комнате. Щеки Алекса потеплели, когда он понял, что он заснул в постели Лоуренса, и Джон, должно быть, укутал его одеялом. Его сосед по комнате начинает двигаться, и Алекс быстро ложится обратно, притворяясь что спит. Ему не хотелось никаких неловких разговоров с утра. Алекс слышит, как Лоуренс потягивается, как его рука тянется через прикроватный столик, чтобы схватить телефон. Звук печатания — единственный шум в комнате, и Алекс молится, чтобы Джон не заметил, что он перестал дышать. — Ты встал? -Джон зевает, сидя на кровати Алекса. Гамильтон что-то прорычал в ответ, скользя глубже под одеяло. Королева драмы. Джон всегда просыпался первым. — Я в душ. — говорит Джон, вылезая из кровати Алекса и направляясь в ванную. Алекс с облегчением вздыхает, когда включается душ. Почему его сердце так сильно колотилось? Не то чтобы он не просыпался в одной комнате с Лоуренсом каждый день. Но обычно в собственной постели. Он быстро встает с кровати, пытаясь избавиться от неловкости, пронизывающей его до костей. Он переодевается и решает, что не будет ждать, чтобы снова столкнуться с Лоуренсом, только что вышедшим из душа. Ему нужно рассказать Лафайету и Маллигану об их сюрреалистическом вечере. Что он был неправ, что Джон… все это время он был… Алекс натягивает джинсы, надевает кроссовки и выбегает из комнаты, надевая толстовку на ходу. — Что… я иду. — Усталый и сварливый Геркулес открывает дверь Алексу, который последние десять секунд стучал безостановочно. — Алекс, что… — Маллиган не успевает закончить свой вопрос, как Алекс влетает мимо него в комнату. Лафайет ворчит, садится и тянется к стакану воды, стоящему на тумбочке. Что ж, это, безусловно, один из способов разбудить его. — Я был неправ. — О чем? — Лафайет тянется к лежащей на полу футболке, в комнатах с каждым днем ​​становилось все холоднее. — О Джоне, Джон Лоуренсе. — отвечает Гамильтон, наматывая круги по комнате. Герк и Лаф обмениваются осторожными взглядами, пока Александр сходит с ума. — Окееей, почему бы тебе не объяснить нам, что произошло, Алекс? — Лафайет хмурится, задаваясь вопросом, было ли все это связано с Каролиной. — Я прислушался к совету Берра и… — Берр дал тебе совет, — хихикает Маллиган, сидя на стуле за столом и гадая, как долго это продлится. Ему нужен утренний кофе. — Да, не суть. — Алекс угрожающе указывает на своего друга, за что тот имитирует капитуляцию в виде двух поднятых рук. У пары начинает складываться впечатление, что сейчас не время прерывать их невысокого и более безумного друга. — Берр сказал мне, что мне следует поговорить с Джоном, а потом, после вчерашнего вечера, я подумал: ладно, конечно, можно… Я имею в виду, по крайней мере, я мог бы заставить его признать, какой он придурок. Но потом все изменилось, и оказалось, что это не он писал на доске, а он защищал Ли только потому, что думал, что Лафа исключат, если он позволит ему ударить Ли, и… и он обсуждает только те стороны темы, которые, как он думает, не привлекут к нему внимания, вдруг кто-нибудь его поймает и выложит в сеть… и… и все это было… он был… я даже не знаю. — Он падает на кровать Лафайета, обхватив голову руками. Лафайет, вздыхая, ругается по-французски, успокаивающе обнимая брата за плечи. — Mon petit lion, тебе нужно дышать… ты уверен, что все это правда? — А разве нет? — Александр вздыхает, поворачивая голову настолько, чтобы посмотреть на Лафайета. — Он нашел Каролину. — Ну… да… это правда. Но одно доброе дело не… — Не одно. — Алекс стонет, разочаровано почесывая затылок, пытаясь найти утешение. — Что-то случилось прошлой ночью? Когда ты вернулся в комнату? — спрашивает Маллиган, его глаза подозрительно сужаются, когда он задается вопросом, удалось ли Лоуренсу провести их друга вокруг пальца. — Мы поговорили… и я как бы был несправедлив к нему. — Ничего удивительного. — Заткнись, Герк. — Но Алекс немного улыбнулся. — Но он не особо ругался в ответ… или… я имею в виду… все было более уязвимо. Я знаю, какой он спорщик, и он был другим. Все было другим. Он другой. Лафайет кивает головой, думая о уроке рисования, который он провел с этим парнем. Он может понять, о чем говорит Алекс. Как может действовать Лоуренс. — Ты уверен? — спрашивает Лафайет, потому что он должен, потому что на данный момент это большое открытие. — Ага. Да, он действительно другой. — Гамильтон вздыхает, чувствуя легкость в груди, когда понимает, что друзья не собираются с ним спорить. Он думает о руке Лоуренса, какую теплоту и надёжность он ощущал под его прикосновениями прошлой ночью, когда ему было страшно. Он думает о том, как проснулся укрытым и отдохнувшим после ночи, которая должна была свести его с ума. Они были такими идиотами. — Чувак, я даже не знаю как нам рассказать об этом сестрам Скайлер. — Геркулес смеется, направляясь в ванную, и качает головой на ситуацию. «Колледж — не место для драм», говорили они… Алекс стонет от этого комментария. Правильно, теперь он должен признать, что был неправ, типа… всем. Это будет долгий день.

***

— Извиняюсь, но… вы с Гамильтоном теперь друзья? Лоуренс изо всех сил старается не съежиться от этого заявления. Вслух это звучит так странно. — Полагаю… я не совсем уверен… но мы многое обсудили. — Он извинился? — Берр медленно помешивает сахар в чае, его глаза не отрываются от Лоуренса, пытаясь прочитать эмоции, скрытые в тревожном взгляде друга. — Э-э… Может быть. Я не знаю, Берр, это было… слишком. Думаю, мы оба разобрались со всеми недомолвками, недопониманием и… я не знаю! Он был искренне добр ко мне, не просто из-за совместного проекта, и… он вроде как думал, что я совершил против него преступление на почве ненависти… так что об этом тоже говорят! — Мне жаль, что он так о тебе подумал. — Тон Берра стал резче, он наклонился вперед, нахмурив брови, и выглядел опасно неподвижным. — Ну… помнишь нашу маленькую войну розыгрышей? — Тот, который длился весь первый месяц семестра и заставлял меня два часа стаскивать с твоего потолка снежные шары, приклеенные суперклеем? Да, припоминаю. — Произошло небольшое недопонимание, и он подумал, что я назвал его пидором… чего я вообще не делал! Это был Чарльз Ли. Это глупая история, но Гамильтон думал, что это сделал я… и да… одна из главных причин, почему этот парень так меня презирал. — Ах да, вообще-то он мне об этом рассказывал. — Подожди, он что?! Ты никогда не говорил мне. — Лоуренс давится крошками печенья, быстро кладя его обратно на тарелку и вытирая салфеткой покрытые джемом пальцы. — Это было как раз перед тем, как ты уехал навестить своих друзей. Я хотел поговорить, но все никак не удавалось пересечься. — Берр пожимает плечами. — И казалось, что Гамильтон собирался поговорить с тобой сам, что он как раз и сделал. — А если бы не сделал? Ты думал, что я действительно написал это? — Сердце Лоренса бьется быстро, лицо его стало горячим и покрасневшим. Скольким людям проговорился Гамильтон? — Конечно нет, Джон. Я знаю тебя лучше этого. Теперь лицо Джона теплое по другой причине: он чувствует, как румянец распространяется по его шее. Он смотрит на свою почти пустую чашку, его пальцы играют с ручкой, и он кивает головой в ответ, слегка улыбаясь. Он нашел действительно замечательного друга. — Значит, война, видимо, окончена? — Комфортное молчание пары нарушается тем, что Джефферсон плюхается за их стол и прижимает Лоуренса к окну, в то время как более высокий мужчина растягивается на дешевом кожаном диванчике. — Война? — Джон осмеливается задать вопрос, поднимая бровь и глядя на мужчину, который теперь положил голову на плечо Джона. — Между тобой и Гамильтоном. Это все, о чем Анджелика болтала этим утром, когда мы встретились для нашего парного проекта. Сначала я ей не поверил, а может, и до сих пор не верю. — Теперь Джефферсон сидит как следует, с волнением глядя Джону в глаза. — Так это правда? — Ага, да. Что-то вроде того, я думаю… — Чувак, рак на горе и правда свистнул. — Джефферсон смеется, улыбаясь официантке, которая принимает его заказ и уходит. — О вас двоих будут говорить всю неделю. — Вряд ли, кому это будет интересно? — Лоуренс усмехается, волосы на его затылке встают дыбом, когда он представляет, как невидимые глаза и губы кружатся вокруг него. — Хм, не знаю, например, любой студент юрфака, который имел удовольствие видеть, как вы двое спорите в классах. Не говоря уже о дискуссионном клубе или тех людей в вашем общежитии, которым пришлось стать свидетелями вашей войны розыгрышей… вы оба наделали немало шума своим соперничеством. Джон стонет, медленно и жалко, кладя голову на скрещенные на груди руки и осторожно отодвигая в сторону столовые приборы. И почему они делали это настолько публично? — Я бы дал меньше недели, все-таки скоро все разговоры будут о сессии и рождественских сплетнях. — Берр пытается успокоить Джона. Джефферсон просто смеется, похлопывая себя по руке. — Да ладно, Джон, могло быть и хуже, ты мог бы объявить, что вы тайно встречаетесь. Даже Берр засмеялся после этого комментария. Это был их обычный игривый смех, но для ушей Джона он прозвучал куда более зловеще. Им смешно, потому что это именно Джон и Алекс? Или им смешно, просто потому что они оба мужчины? Трудно сказать. Джону сейчас некуда деваться… он не мог потерять своих друзей из-за того, что он гей. Им пока не нужно знать. Джон слегка посмеивается вместе с друзьями, на его лице застыла фальшивая ухмылка. — Да… это было бы нечто.