***
Джон сидит на закрытом сиденье унитаза в самой дальней кабинке от входа в уборную. Он вошел, как только они прибыли, игнорируя нытье Ли о желании порепетировать. Он схватил этого придурка за шкирку и сказал, что выйдет на сцену, когда придет время, но до тех пор, Ли не покажется ему на глаза. Похоже, подействовало. Итак, Джон направился сюда. Всю поездку в машине он был уверен, что его стошнит. Прошел уже почти час с тех пор, как он оставил Гамильтона и Лафайета позади. Они пытались позвонить ему, но Джон просто не смог заставить себя ответить. Поэтому он отключил телефон ещё в машине. Он ужасный человек. Ты и так это знал. Он оказывается на полу. К счастью, дебаты проходят в роскошном отеле, пол хорошо вымыт. Должно быть, это странная мысль для Джона сейчас. Думать о грязных или чистых полах, когда у него трясутся колени. Он пытается сосредоточиться на линиях в деревянной перекладине. Стены кабинки были темными, как стол в кабинете отца из красного дерева в их доме… нет, в доме отца. Они напоминают ему о том, как он играл в прятки со своими братьями и сестрами и прятался под столом, когда был ребенком. Он осмеливался прятаться в той комнате только когда отец был в командировке. Это был единственные разы, когда офис не был закрыт для игр. Тем не менее, младших пугала эта комната, и Джон обнаружил, что может победить, выбрав кабинет в качестве укрытия. Кажется, он всю свою жизнь учился так хорошо прятаться, что никто его не найдет. Что даже он не может найти себя. Он чувствует, как внутри нарастает давление, а его мысли становятся все более быстрыми, целый шквал голосов в его голове. Он чувствует напряжение в грудине. Как будто что-то находилось в его легких, перекрывая путь воздуху. Он не может дышать. Она тоже не могла. Нет. Нет. Он не может думать об этом здесь. Это не имеет ничего общего с настоящим. Она не имеет никакого отношения к глупому спору с Чарльзом Ли. Он не может отвлечься от всего этого, он злится каждый раз, когда не может себя контролировать. Несправедливо, что его разум не хочет исправить это, хоть и может, вместо этого заставляя его снова и снова переживать то, что произошло так давно. Джон отводит взгляд от дерева, вместо этого глядя на пол вокруг. Когда он замечает кое-что, во рту у него пересыхает. Почему эта проклятая трещина преследовала его? Сначала в кафе, теперь она вдоль одной из плиток на полу. Он знал, что там ничего нет, но не смог удержаться от того, чтобы посмотреть поближе. Похоже на молнию или ветви дерева. Плитка выглядит так, будто вот-вот раскрошится от самого мягкого прикосновения, будто до того, как она разобьётся, осталось совсем немного. Это нереально. На самом деле там ничего нет. Это тоже будет твоя вина. Нет. Это все Чарльз Ли. Это все его отец. Это произошло потому, что в этом дерьмовом мире существовало понятие гомофобии. Что почувствует Гамильтон, когда поймет, что ты бросил его ради Чарльза Ли? У Джона не было выбора. У него никогда не было выбора. Он не мог позволить этому образу выйти наружу. Это разрушит все, что он построил с тех пор, как поступил в колледж, жизнь, за которую он боролся вдали от дома. Снова спасаешь себя. Джон вскрикивает, когда его кулак врезается с фарфоровое основанием унитаза. Оно не треснуло, а вот его костяшки хрустнули. Кровь сочится из мест, где он содрал кожу. Джон просто смотрит на свою руку. Он осторожно сгибает ее, и, кроме жгучего покалывающего чувства, ничего не сломано. — Блять. — Он шепчет. Это последнее, что ему нужно. Боль помогла привести Джона в чувства. Он медленно поднимается, и начинает паниковать из-за новой проблемы, которую он только что создал для себя. Он торопливо выходит из кабинки, отталкивая темное дерево и сжимая руку, пытаясь свести к минимуму попадание крови на пол. Он добирается до безупречно белой раковины в кремово-сером мраморе, и открывает кран. Он не знает, как долго он стоит там, наблюдая, как кровь течет вниз, чувствуя, как вода покалывает ободранную кожу. В конце концов, крови стало меньше, Джон берет более плотную бумагу, предназначенную для вытирания рук и обматывает руку настолько, чтобы она блокировала выход крови. Когда заходит незнакомец и хлопает дверью, Джон решает, что ему нужно пойти куда-то ещё. Он быстро выходит в главный вестибюль, приближается к рабочему и придумывает какую-то историю о том, как поскользнулся в ванной. Его отводят в пункт первой помощи и уверяют, что ему нужна только повязка и что они сделают это до начала дебатов. Ох, повезло ему. На рукаве осталось несколько пятен крови, но на темном пиджаке её легко можно принять за воду. Он смотрит на часы и понимает, что до начала дебатов всего десять минут. Он сможет это сделать. Он сможет пережить следующие два часа. Он мог справиться с наблюдением отца, он мог справиться с камерами. Он делал это раньше. Дебаты, так или иначе, будут самой легкой частью. В отличие от последствий. Он представляет выражение лица Алекса, когда он снова увидит Джона. Он узнает тот гнев, который почувствует его сосед, когда поймет. Его пугает ярость, которую он, как он знает, заслуживает. Но он должен подавить это всë, заблокировать. Если он будет слишком много думать об Алексе, то вообще не выйдет на сцену. Джон благодарит сотрудника, который ему помогает, оставляет парню чаевые и выходит из комнаты. Он отряхивается, расправляет плечи и направляется к главной сцене. Что-что, а играть Джон умеет. Он будет тем, кем ему нужно быть сейчас. Это нормально. Джону вовсе не нужно быть самим собой. Мой милый маленький мальчик. Никогда не меняйся. Еще одно обещание, которое он нарушил.***
— Я знаю, где Джон. Алекс отрывается от кофе. Он смотрел на него последние пятнадцать минут, пытаясь убедить себя, что с Лоуренсом все в порядке, что ничего плохого произойти не могло. Но тон Лафайета совершенно не помогает. В его голосе не чувствуется облегчения, он звучит ужасно. Алекс так быстро поднимает голову, что почти уверен, что потянул шею. — Что? Что случилось? Он в порядке, верно? Лафайет не может ответить. Он смотрит на свой телефон так, будто не может поверить в то, что видит. Медленно он разворачивает телефон, показывая Алексу фотографию. Фотография сделана Элайзой и представляет собой изображение Джона на сцене. Хоть там и толпа, на фото четко видно Лоуренса рядом с… Чарльзом Ли. Он все это время был на дебатах. Сначала никто ничего не говорит. Оба сидят в напряженном молчании и неверии. Из всех сценариев, которые Алекс представлял себе за последние полтора часа, этот не был одним из них. Фактически, он даже не думал о дебатах с тех пор, как пропал Джон. Это казалось таким неважным, таким глупым. — Я… как? — Голос у Алекса тихий, будто он боится говорить. Он не хочет, чтобы это было правдой. Если да, то с кем Алекс разделял комнату последние три месяца? Он думает о грозе, он думает о Джоне с Коралиной и братьях и сестрах Джона, когда он разговаривал с ними по телефону. Воспоминание о толстовке Джона в ту ночь, когда они играли в прятки, это чувство до сих пор живёт на коже Алекса. То, как Джон дурачился с ним чуть больше недели назад, насколько они были близки. Он думает о том, как смотрел Джону в глаза, любуясь каждой деталью его лица, как он думал о том, чтобы поцеловать его, и не раз. Каким-то образом все это оказалось ложью. Какой-то заговор для глупых дебатов, которые, по мнению Алекса, даже не волновали Джона. Дебаты, на которые его пригласил Алекс. — Я не знаю, Алекс. Désolé. — Он- Как он мог? Чарльз, мать его, Ли? Он сказал мне… нет, он убедил меня, что ненавидит этого парня. Боже мой, я такой идиот. Алекс не хочет, чтобы его кто-нибудь услышал. Он не хочет, чтобы это было реальностью. Он просто хочет, чтобы этой волны эмоций не существовало. Он не хочет понимать, что они означают, что они с ним делают. Лафайет обнимает его. — Это не твоя вина, Алекс. Тебе лгали, тобой манипулировали, и это отвратительно. Алекс наклоняется, кладя голову на грудь Лафайета. Он чувствует, как жжёт его глаза, и ему неловко осознавать, что он плачет. — Хочешь пойти на дебаты? Алекс думает. Он представляет себе мир, в котором он это делает. Где он выступает, находит случайного человека на замену, и даже уничтожает дурацкую команду Ли. Он представляет, как поднимает трофей и ухмыляется Джону и Чарльзу. Он представляет, как загоняет Джона в угол, кричит на него до тех пор, пока у него не пересохнет в горле и пока он полностью не разорвет этого человека на части. Пока он не заставит его чувствовать то же, что чувствует сейчас Алекс. Он мог это сделать. Он достаточно силен, чтобы сделать это. — Я не могу. Лафайет кивает, как будто понимает, как будто может читать его мысли. Может, так и есть. — Тогда давай уедем из этого ужасного места. Дорога обратно в кампус проходит в молчании. Никто из них не может думать о чем-то, кроме произошедшего, и это последнее, что они хотят обсуждать. Алекс понятия не имеет, что он будет делать, когда вернется в их комнату. Он пережил ураган, смертельную болезнь и потерю всей своей семьи. Переживет и это. Он должен. Он может. Он не хочет.***
Они побеждают. Это ничего не значит. Ли светится от счастья, обнимая Джона, а яркие вспышки ослепляют их. В дальнем углу Джон видит, как его отец встает и аплодирует. Он улыбается. Редкое зрелище. В конце концов его увели со сцены после всех поздравлений и рукопожатий организаторам и судьям. За сценой его встречает отец. Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как Джон видел своего отца лично, но он выглядит старше, чем Джон помнит, и более хрупким. Его волосы поседели с тех пор, как Джон был подростком, сейчас осталось всего несколько темных прядей. Морщины на его лице теперь кажутся более выраженными, особенно когда он нахмурен. Он выглядит моложе, когда улыбается Джону, и это выражение лица тянет кожу его отца так, будто она не привыкла к такому движению. На нем один из его лучших костюмов, черный с тонкими белыми линиями, идущими вниз. Это заставляет его выглядеть выше, чем он есть на самом деле. В конце концов, он всего на дюйм выше Джона. Его волосы зачесаны назад, обнажая залысины, которые, без сомнения, через несколько лет сменятся на полную лысину. — Отец. — Это единственное приветствие, которое может произнести Джон. — Джон, ты был великолепен. Поистине, вы с Чарльзом были на голову выше других. Ли находится в нескольких футах от него и болтает со своим отцом, но Джон знает, что он подслушает их, когда его плечи двигаются, будто он выпячивает грудь. Это жалко. — Спасибо. Тишина неловкая. Джон пытается придумать, что сказать, но обнаруживает, что не может. — Что случилось с твоей рукой? Его отец хмурится, глядя на повязку, все ещё обмотанную вокруг руки Джона. Он выступал, заложив руки за спину, и старался держать их на коленях, когда садился. Но теперь этого не скрыть. — О, я недавно поскользнулся в ванной. Все нормально, правда. Только содрал кожу. Его отец поднимает бровь, решая, верить ли своему сыну или нет. — Что ж, тогда нам следует подать в суд на это место. Очевидно, что кто-то некомпетентный не смог правильно вымыть комнату. А вот и Генри Лоуренс, которого знает Джон. — Нет, в этом действительно нет необходимости. Это моя вина. Я читал в телефоне заметки к речи и не заметил предупреждающего знака «мокрый пол». — Джон и забыл, как легко лгать отцу. Сложнее всего говорить ему правду. — Хм, что ж, тебе нужно быть осторожнее в будущем. Снаружи нас ждут представители СМИ. У нас не будет времени поболтать, но будь готов к съёмкам, пока мы направляемся к вертолету. Отец Ли забронировал для нас прекрасное место, чтобы поужинать. Вертолет? Он мог бы подумать, что его отец шутит, но он знает, что это не так. Этот день еще так далёк от завершения, но худшее всë ещё впереди. Он кивает, чтобы показать отцу, что услышал его, и прежде чем Джону приходится приложить усилия, чтобы составить еще одно предложение, к ним присоединяются Чарльз и его отец. Когда они выходят на улицу, Джон изо всех сил пытается спрятаться за тремя другими мужчинами. Он забыл, каково это — слышать рев репортеров, сражающихся со свистом лопастей вертолета. Они просят ответов, наклоняются и толкают друг друга, как будто если поднести микрофон на дюйм ближе, Генри Лоуренс заметит их и повернет голову. Джон пожалел бы их, если бы не боялся их так сильно. Подходя к вертолету, он думает о том, как ужасно с его стороны было надеяться, что он во всём разобрался. Но всë может просто выйти из-под контроля. Его мысли о мире, в котором ему никогда больше не придется сталкиваться с Алексом или Лафайетом. Надеяться на такой простой исход несправедливо. Джон должен ответить за свои действия. Он забирается в самолет вслед за Ли, пронзая дыру в его затылке. Он должен дождаться, пока фотография не будет удалена и она не перестанет существовать. Тогда Джон сможет отомстить.