— Чувствую, что боль ушла, — Тайлер всё так же продолжал стоять на коленях, аккуратно прикасаясь к перебинтованной лодыжке.
— Чувствуешь? — удивлённо прошептала Уэнсдей, неожиданно всхлипнув в конце: подушечки пальцев устремились вверх, погладили тонкую кожу под коленом — мимолётная близость — и тотчас вернулись обратно. — Тайлер?
Стало нестерпимо душно, кожа под бинтом, под его рукой пылала. Пульсировала ответными мурашками. И Уэнсдей нуждалась в большем: уловить настойчивую ласку, уверенную, говорящую о намерениях, — убедиться, что ей не кажется, она не обманывается и не придумывает того, чего, возможно, нет. От этого предположения сердце неприятно сжалось.
— Твой запах изменился, — уткнувшись в сжатые колени, не спрятанные в капрон, обнажённые, беззащитные, Тайлер протяжно вдохнул аромат её кожи и поднял на неё взгляд. — Ещё там, на улице, до меня доносились мутные отголоски боли. Они пропитывали тебя, перекрывали твою природную сладость. Сейчас их нет.
Смущение нахлынуло огромной волной. Мелкие прозрачные волоски на руках приподнялись с прокатившейся по телу дрожью.
Полутьма развеяла окружающее пространство, сосредоточив внимание Уэнсдей на непрекращающихся прикосновениях.
— Много раз я пропускал через себя каждую составляющую: холодный морской бриз — когда ты погружена в свои мысли и в задумчивости хмуришь брови, горький шоколад — стоит лишь тебе испытать физическую боль, — шумный выдох коснулся оголённых коленей, отозвался в груди щемящим чувством беззащитной искренности.
Тайлер читал её как открытую книгу, бережно переворачивая страницу за страницей — хрупкую, тонкую… податливую.
— И… — собственный голос подвёл, вырвавшись из горла сиплым хрипом, — что ты ощущаешь сейчас?
Край юбки послушно потянулся вверх: вслед движению его руки… Или их уже две?
Сконцентрировавшись на эмоциях — новых для неё, слишком острых, притягательных, — она упустила тот момент, когда Тайлер стал ещё ближе, растворил разделяющие их дюймы. Как и тот, когда она успела опереться на локти, откинувшись назад. Кожу бёдер опалило призрачным касанием. И этого оказалось…
недостаточно.
— Ты безумно сильно пахнешь ежевикой, Уэнсдей. Очень сильно.
Пророчество неконтролируемо превращалось в реальность. Готова ли она к этому, жаждет ли узнать, чем оно закончится? Хочет ли?
Клокочущее смятение начало давить со всех сторон, отдаваясь пульсацией в висках. Но стоило Тайлеру приникнуть невесомым поцелуем к колену, как Уэнсдей окончательно упала в объятия пледа. Лопатки кольнуло, и её захлестнуло чувство дежавю. Уэнсдей ошарашенно распахнула глаза в попытке понять, была ли эта секундная слабость или потребность, бурлящая ещё с момента видения.
Взгляд столкнулся с задумчивым, покрытым пеленой.
— Хочу попробовать, — мысль, несмело дрожащая в её голове, вылилась в слова, прозвучавшие из мужских губ.
Граница между реальностью и желанием дребезжала на тонких струнах самоконтроля. Практически сдалась. Практически отринула страх. Это не её эмоция — деструктивная, наполняющая сомнениями — нет, она не боялась. Она…
Уверенно кивнула, капитулируя перед собственной жаждой. Хищный блеск в ответном взгляде. И обволакивающая тьма, когда в следующее мгновение на лицо опустилась бархатная повязка.
Та самая.
— Тебе понравится.
Да, она знала это: ей понравится. Понравилось ещё
тогда.
Обострившийся слух реагировал на каждый вдох, на каждый торопливый выдох, улавливал мельчайшие шорохи. Знакомый шелест завешиваемой шторы — неужели даже в такой мелочи всё повторится? Неужели последняя петелька предсказуемо скрипнет? Уэнсдей ждала этого: каждая деталь важна, все частички мозаики сложатся в заветную картину будущего. Настоящего.
Уже настоящего.
Сладкий аромат ежевики опалил обонятельные рецепторы, и внезапно слух уловил тонкий звон ложечки о фарфор — всё так, как и должно быть. Она хочет этого. Она готова.
— Когда я впервые увидел тебя, — тёплый выдох коснулся мочки уха вместе с шёпотом, заструился вниз, смешался с невесомой лаской — едва уловимой, на грани её взбудораженного воображения, — меня будто оглушило. Не представляешь, чего стоило сохранить хоть какое-то подобие вежливой невозмутимости.
Мягкая улыбка растворилась на обнажённой шее, и Уэнсдей шумно сглотнула, различая едва уловимое движение губ по коже. Сил едва хватило на хриплое «Почему?»: тактильные ощущения постепенно смешивали краски происходящего — звуки, искушающий шёпот, запах чая с ежевикой, запах Тайлера… и предвкушающая дрожь.
— От тебя веяло силой, Уэнсдей, — шёпот, смешанный с прикосновениями, впитывался в кожу, проникал под быстро вздымающиеся рёбра. В обещании большего Тайлер поглаживал кайму нижнего белья, пуговица за пуговицей расстёгивал блузу. — Твоя аура мерцала насыщенным чёрно-синим и была ярче самого солнечного дня. В тот раз ты впервые переступила порог этой кофейни, бросила мимолётный взгляд на меня, неприметного бариста.
Тонкая ткань растеклась в стороны, обнажив острые ключицы и небольшую грудь в ажурном чёрном лифе.
Ожидание прикосновения в мучительном томлении закололо на кончиках пальцев, запульсировало на губах россыпью полыхающих звёзд. Он так близко. Протяни руку — и можно будет почувствовать его: гладкость скул, изогнутые в улыбке губы, жёсткие волоски широких бровей.
И она решилась. Вспорхнула рукой навстречу Тайлеру, требовательно повела ею в воздухе — и тотчас оказалась закована в крепкую хватку.
— Не сегодня, Уэнсдей, — Тайлер решительно прижался к внутренней стороне пойманного в капкан запястья, провёл кончиком носа по учащённо бьющейся от волнения венке. — Твой запах… Тогда я и услышал его в первый раз: тонкий, оглушающий, настойчивый. Сочная терпкая ягода. Он проник в меня, въелся в кости, впился клыками в душу. Он преследовал меня, сводил с ума — хотелось больше, чаще. Тебя всю.
Мысли путались разлетающимися от вьюги снежинками, цеплялись одна за другую, не позволяя сосредоточиться. Единственное, что улавливало уплывающее в блаженство сознание — его низкий шёпот, казалось, танцующий на каждом напряжённом нерве, его руки, по-хозяйски прокладывающие путь горячему дыханию, что следовало за ними.
— И… — она не узнала свой голос. Разве мог он быть столь умоляющим поскорее дать ответ? — Что ты чувствуешь?
Последний слог невольно скатился в тихий стон. Вдоль ключицы протянулось упругое влажное скольжение: медленное, напрочь сбивающее и так учащённое сердцебиение — смакующее каждый дюйм. Перепутать с чем-то иным просто невозможно!
— Желание. Ты пахнешь желанием…
Вспыхнувшее жаром на щеках смущение опалилось поцелуем. Коротким, терпеливым: в уголок рта, словно Тайлер спрашивал разрешения, давал ей возможность остановиться. Как хищник, решивший в последний момент благосклонно отпустить свою жертву. Но ведь монстр она? Разве нет? Сомнения рассы́пались в прах, взвились в воздух с судорожным выдохом и окончательно испарились в уверенном касании языка к её нижней губе.
Секунда на осознание происходящего, на то, чтобы нетерпеливо приподняться навстречу — и терпкое вино разлилось по венам. Смело́ напрочь недосказанность, превратило невинный недопоцелуй в яростное стремление завладеть. Мужские губы сминали её податливые, отчаянно брали своё по праву и дарили наслаждение.
Слова теперь казались бессмысленными, ненужными. Страх перед возможным будущим — глупым и детским. Она готова. Узнать, ощутить то, к чему так стремилось сердце. И тело…
Тягучий сладкий сироп волнами разливался по телу, концентрировался внизу живота болезненным узлом и откликался ответным касанием к языку.
— Нетерпеливая…
И это слово — одно-единственное — как катализатор, пронзило вспышками подчиняющего контроля, обрушившегося на неё с очередным властным поцелуем. Чёрная повязка скрывала происходящее, но Уэнсдей знала: монстр, которым она была в видениях, сейчас рядом — даровал ей спасительное удовольствие, проводил мягкими подушечками с втянутыми внутрь когтями по тонкому ажуру, щекотал опаляющим дыханием напрягшийся сосок.
Целостность. Упоительное единение.
Губы на мгновение обдуло прохладой свободы. Обжигающий лёгкие вдох спасительного воздуха, порывистый выдох — и бретели лифа послушно соскользнули с плеч, обнажив грудь. Осмыслить происходящее, испугаться Уэнсдей не успела, лишь удивлённо всхлипнула, ощутив тугой жар рта, захватившего в плен затвердевший сосок.
Податливая, словно глина, она плавилась в руках искусного скульптора. Нарочито медленное, смакующее посасывание отзывалось нестерпимым желанием — порочным.
Правильным…
— Ещё! — требовала, призывно подставляя грудь навстречу прирученному монстру. — Ещё! — бессвязно шептала, когда кайму влажного белья беспрекословно подцепили пальцем и медленно — чёрт возьми, как же медленно — тянули вниз. — Ещё, — еле слышно просила, покорно приподнимая бёдра, чтобы окончательно лишиться последней мнимой защиты.
Ещё. Ещё. Ещё.
Чувства, обострённые до предела, кипели нереализованной потребностью близости. Терпкий аромат ежевики — концентрированный, смешанный с дурманящим сознание вином вожделения — становился ярче, насыщеннее.
Прикосновения губ отзывались электрическими импульсами: шея, ключица, яремная впадинка, грудь, живот — нетерпеливые поцелуи исследовали, слизывали дрожь, которую вызывали в её теле. Словно страдающий от жажды путник, Тайлер пытался напиться ею, её отзывчивостью. Покорностью.
Мышцы живота непроизвольно напряглись — влажный поцелуй так близко, так порочно близко, — она не сможет, это неправильно. Это слишком. Он же не будет?..
— Тайлер! — перепуганный возглас потерялся во вдруг обрушившейся на неё истине: бархат, укрывающий невидимой защитой, резко исчез. Без сожалений отбросился Тайлером в сторону, безжалостно ввергнув её в водоворот ощущений. Ошарашенная, Уэнсдей лишь на короткое мгновение встретилась с запорошенным пеплом взглядом, а затем разбилась на осколки. Острые, жалящие нестерпимым удовольствием, плавно размазывающие вязкую влагу неспешным движением языка. Вверх, едва кольнул кончик клитора — слишком, это слишком даже для неё. Слишком для Тайлера, которого считала милым наивным парнем. Хочется укрыться от яркого незнакомого наслаждения, в постыдном страхе перед неизвестным уклониться от настойчивой ласки: широкий мазок вниз — и бёдра сами приподнялись навстречу. Собственническое движение по кругу — и она подалась вперёд, выше, ещё выше, продлевая особенно мучительное наслаждение.
Ещё чуть-чуть, ещё. Она почти…
Прикусив губу, задержала дыхание. Руки, властно сжимающие бедра, не давали ей ни единого шанса отстраниться — она могла только смиренно принимать ласку. Узел внизу затягивался, напрочь лишая способности думать хоть о чём-то кроме…
Казалось, ещё одно движение — и тлеющее насыщение оплавится снопом искр, превратится в первый в её жизни оргазм. Быстрее, пожалуйста, ещё быстрее.
— Не так быстро.
Ч-что?.. Она молила об этом вслух?!
Влажные губы, только что ласкавшие её, искривились в искушающей усмешке. Дали ей передышку в несколько томительных мгновений: полетевшая вслед за шарфом мужская футболка, расстёгнутая молния — и джинсы с боксерами откинуты за ненадобностью. Она не будет смотреть вниз. Нет. Хищный блеск — жёлтый свет фонаря на мгновение вспыхнул в устремлённом на неё взгляде. Но разве она не слышала, как Тайлер до этого зашторил единственное окно в комнате? Видимо, накопившееся возбуждение играло с её разумом.
Мысли плавились от обилия ощущений, кратковременными всполохами подогревали желание: его руки обжигали, вдруг ставшая самоуверенной улыбка обезоруживала. Обнажённая грудь, мягко прикасающаяся к её. Тусклые полоски шрамов на ней…
Тяжесть мужского тела оказалась восхитительно правильной. Доверчиво раздвинув колени, она позволила стать ещё ближе. Тягучее удовольствие, бурлящее внутри, слилось с его вожделением, выбило из неё оставшиеся крохи сомнений.
— Ты хочешь, Уэнсдей.
Не терпящий возражений голос вынудил лишь безропотно кивнуть. Она хотела. Ещё с момента поцелуя со вкусом ежевики в её видении. Или даже раньше? Когда впервые ощутила себя в теле монстра во время других вспышек безумия? Или она никогда и не была им, а только безмолвно наблюдала за происходящим?
Имело ли это сейчас значение?..
— Хочу.
Слово растянулось в неконтролируемый стон, стоило ощутить проникновение. Тугие стенки обхватили палец, и возбуждение нахлынуло очередной удушающей волной. Она не ожидала, что это будет так приятно.
— Повтори ещё раз. Для меня, — рука исчезла. Тайлер словил её ошеломлённый взгляд, и едва Уэнсдей произнесла повторное «хочу», плавно скользнул внутрь двумя пальцами, прижав подушечку большого к набухшему клитору.
Слишком остро. Задохнувшись от эмоций, Уэнсдей прикрыла глаза, сосредоточилась на удовольствии. Тайлер везде, его жар пропитывал её тело, безвольное, сдавшееся во власть победителя. Его дыхание смешивалось с медленными поцелуями, растворяющимися на обнажённой коже.
Его пальцы решительно сделали первый неглубокий толчок…
Когда-то Уэнсдей хотела прочувствовать, что такое смерть. Сполна отдаться падению, когда всё остальное становится абсолютно неважным, рассыпается пеплом, сгорая в вечном пламени. Когда сердце постепенно останавливается, как иссякший заряд в ржавых механических часах, и ветер сцеловывает с губ последний выдох.
Но она никогда не представляла минуты до неё. Каждый вдох становится ценнее самого чёрного жемчуга, мир внезапно окрашивается миллионами оттенков всепоглощающей тьмы — притягательно сладкой и блаженной.
Она не представляла…
Но то, что происходило с ней, то, как реагировало тело на мягкие аккуратные проникновения пальцев, на дразнящее поглаживание самой чувствительной точки было сродни предвестию смерти. Её смерти.
Шёпот — с вдруг появившейся рокочущей хрипотцой — прикоснулся к доверчиво открытой шее тонким шёлком:
— Кончи для меня…
И растёкся влажными багряными поцелуями с примесью освобождающей боли от прикушенной кожи на ключице. Тактильные ощущения достигли точки кипения, взорвались искрящимся фейерверком и вылились медленно тлеющей внизу живота магмой. Сжигающей всё на своём пути и дарующей наслаждение.
— Послушная.
Последние яркие пульсирующие спазмы сотрясали ослабевшее тело — податливое… и готовое к большему.
Шелест разрываемого пакетика остался практически незамеченным.
Желание спорить растворилось в вернувшейся тишине, прерываемой умиротворяющим шорохом снегопада за плотной шторой и обрушившимся на губы требовательным поцелуем. Такой Тайлер — уверенный, властный… опасный — колоссально отличался от скромного милого парня, которого она встречала, когда заходила в кофейню. И новый образ сейчас неумолимо подчинял. Подчинил ещё тогда, когда острые зубы впивались в шею, плечи, ключицы, а горячий язык жадно слизывал выступившие алые бусинки крови — в её первом видении. Словно бабочка, Уэнсдей безропотно летела на хищный блеск глаз, в густую плотную тьму.
— Моя…
Короткое слово обрушилось на неё раскалённым клеймом, отпечаталось на губах согласием:
— Твоя.
И разум поглотил мрак — вместе с болью, растекающейся внизу живота одновременно с собственническим неторопливым проникновением. Тайлер был везде: в её мыслях, тайной жажде, мечтах… в ней. Быстрый глубокий толчок — и искупительная резкая боль отозвалась спазмом мгновенно напрягшихся мышц.
Она умирала, сгорала дотла, словно феникс, в очищающем пламени, решительно приподнимая бёдра навстречу требовательным движениям мужского тела. С каждым скольжением внутрь алчно вбирала в себя без остатка его эмоции, намерения… душу. С каждым ощущением пустоты внутри, стоило Тайлеру на мгновение чуть выйти — отдавала вдвойне.
Быстрее — сбивая дыхание, разделённое на двоих. Больнее — и упругий язык жадно слизал пунцовеющий засос. Ближе — и Тайлер с рыком излился в сдавшееся в его власть тело, незримой печатью вплавился в сердце.
Самая лучшая «смерть» из всех ею воображаемых.
***
— Малиновый щербет! С кусочками ягод — мой любимый. Специально приберёг порцию к нашему приходу. Представляешь? И откуда только Аякс узнал? Ты не говорила ему?.. Хотя, нет, когда бы ты успела. Наверное, выведал через общих знакомых или…
— …подписался на твой блог, — сквозь зевок отозвалась Уэнсдей и откинула одеяло. Доспать ей уже вряд ли дадут.
Воспринимать непрекращающийся поток информации в такую рань не получалось. Единственное, на что хватило желания, — или скорее, сил, — провести рукой по матовому рельефу деревянной полки в попытке дотянуться до часов. Семь утра. Замечательно. Просто замечательно.
Морозное утро проглядывало сквозь щели плотно завешенного окна блеклыми розовыми полосами — единственное доказательство нового дня. Судя по гробовой тишине за дверью и призрачному шуршанию перекати-поле в общем коридоре, весь кампус ещё досматривал десятый сон. Проснуться в такую рань повезло лишь Уэнсдей.
— А, ну да, — Энид беспечно болтала свисающими с кровати ногами. — Как вариант.
Полосатая пижама пошла рябью, стоило Энид вскочить на ноги, и тотчас выпрямилась стройным рядом фиолетово-жёлтых полосок. Энид торопливо приблизилась к чёрной линии, на мгновение задержалась перед ней, бросив умоляющий взгляд на Уэнсдей, и, получив неохотный кивок на неозвученный вопрос, юркнула на тёмную половину комнаты.
— Значит, вечеринка прошла… хорошо? — лёгкий сквозняк лизнул ступни, когда Уэнсдей села, опустив ноги на пол, и она рефлекторно поджала пальцы.
Совсем как вчера, когда Тайлер и она… Когда…
— Не то слово! — Энид плюхнулась на стул, стоящий у изножья кровати, и в комнате наконец воцарилась тишина — кратковременная. — Всё вышло даже лучше, чем я могла мечтать.
— Неужели вы кого-нибудь убили?
— Не совсем, — протянула Энид, внимательно наблюдая за ответной реакцией. Приподнятая бровь на ещё сонном лице показалась ей вполне достойной реакцией, и, наслаждаясь торжественностью момента, она выпалила: — Мы играли в «Правда или действие».
И завершающим штрихом покрылась стремительно алеющим румянцем. Впрочем, это не мешало ей накручивать на палец попавшийся под руку шнурок.
— Рассказывай, — не то выдохнув, не то смирившись с тем, что уснуть ей вряд ли дадут, Уэнсдей потянулась за шерстяными носочками.
Вчерашняя метель напоминала о себе морозными мурашками на обнажённой коже и лёгкой болью. В ноге… и внизу живота.
— Да, в общем-то, начиналось всё как обычно: нелепые вопросы о самых постыдных ситуациях, в которых кому-нибудь угораздило оказаться, или задания из разряда «дотянись языком до собственного носа», пока Аякс не выбрал… — голос дрогнул, и, сглотнув, Энид взволнованно прошептала, — действие.
— Продолжай.
— Кто-то из старшекурсников, видимо, захотел пошутить или просто поставить Аякса в неловкое положение. И-и, — споткнувшись на полуслове, Энид выдохнула, — нужнобылопоцеловать…
Поцеловать… Короткое прикосновение в уголок приоткрытых губ, гулкий удар сердца, отозвавшийся в ушах, тёплое дыхание, ласкающее кожу. Невыносимо медленно…
Вспыхнувшее воспоминание обожгло разум подобно молнии — тихому предвестнику раската грома.
— Тебя?
— Н-нет, — уточнила Энид, не заметив секундной паузы. — Кого захочет сам. И он…
Хотелось больше, чаще. Ещё с первой их встречи. С первого видения.
Тело среагировало всколыхнувшимися мурашками — щекочущими, яркими. Воспоминания накатили волной, смазали видения в блеклое пятно, без сопротивления заняли лидирующую позицию в мыслях.
Хорошо, что Энид не требовала каких-то попыток поддержать разговор. Потому что Уэнсдей не была уверена, что сейчас, именно в эту самую минуту, когда прошлая ночь настигала её хаотичными кадрами случившегося, она бы смогла сохранить прежнюю невозмутимость.
— И он подошёл ко мне. Представляешь?! Не оглядываясь по сторонам, даже не раздумывая — просто подошёл и поцеловал. Будто взял своё по праву. Это было невероятно! Теперь смешно вспоминать свои сомнения и глупые страхи. А затем мы ели малиновый щербет, много-много разговаривали и ещё больше — целовались.
Послушная… Она готова. Узнать, ощутить то, к чему так стремилось сердце. И тело… Хотела этого. Насыщенный аромат ежевики пьянил, словно терпкое вино, разливался по венам вожделением.
— …А ты? — вопрос выбил из колеи, вынудил молча отвести взгляд — как назло — на забинтованную лодыжку. Нет, никогда в жизни она не признается в таком. Даже Энид. Тем более Энид. — О, что случилось? Ты поранилась? Прости, мне очень стыдно: набросилась на тебя со своим рассказом и совсем не заметила.
— Подвернула ногу по пути в кампус. Ничего серьёзного.
Сущий пустяк по сравнению с последующими событиями — обволакивающими разум пеленой возбуждения и покорности. Словно выжженными на сетчатке и вплавленными в память.
— А как же ты добралась? Боже, если бы я только знала, что тебе нужна помощь…
— Всё в порядке, — последнее, что хотелось, это вменять в вину за произошедшее Энид. — Мне помог Тайлер.
— А с этого момента поподробнее, — Энид нетерпеливо наклонилась вперёд, предвкушая интересную историю.
Ты заведомо проиграла!
Уточнение было лишним. Определённо.
— У вас было свидание? Вы пили чай с ежевичным сиропом?
Быстрее — сбивая дыхание, разделённое на двоих. Больнее — и упругий язык жадно слизал пунцовеющий засос. Смерть с ароматом ежевики.
— Да, Энид. Мы пили чай.
***
Жёлтые глаза с огромными чёрными зрачками смотрели на неё, не мигая. Вдумчиво изучали. Аккуратно переставив лапу, монстр подался вперёд. Протяжно вдохнул воздух и, запрокинув голову, утробно завыл. Окружающее пространство сузилось, сжалось в моменте невыносимого отчаяния, отозвавшись в её душе тревогой и смутным осознанием…
— Приди ко мне, Уэнсдей. Вновь…
— Приду… Тайлер…
