***
Ледяная кожа обжигает губы и пальцы Ксавье. Он шепчет какой-то бессвязный бред про то, что это ничего не значит, но сам же не верит в это. Аддамс даже не представляет, что может сносить мужчинам головы не только с помощью огнестрельного оружия, и лучше ей оставаться в неведении. Ксавье абсолютно точно не готов к тому, что она применит свою убийственную красоту на ком-то еще. Гребаный Галпин прожигает его взглядом, и Торп не может сдержать самодовольной улыбки: Ты можешь истекать слюнями сколько влезет, но она будет моей. Аддамс явно была бы не в восторге от таких собственнических мыслей, но Ксавье не мог их контролировать, пока хрупкое тело, облаченное в черный струящийся шелк, буквально плавилось от его почти невинных прикосновений. Можно только предполагать, как эта Снежная Королева будет биться в экстазе. Сатана, он сейчас кончит от одних только мыслей о Аддамс под ним. К сожалению, Уэнсдей находит в себе силы сбежать – и Ксавье не может точно сказать – хорошо это или плохо. С одной стороны, сейчас он ощущает себя каким-то девственником, которому, блять, не дали. С другой – надо взять себя в руки. С каких пор близость какой-то заносчивой девчонки сносит ему крышу? Какого хера он, как шизанутый парфюмер, упивается ароматом ее парфюма? Почему ему наглухо сносит башню от одного вида Аддамс в почти целомудренном (в сравнении с Бьянкой) платье, в то время как на вызывающе одетую сирену он едва взглянул за весь вечер? И какого хрена его абсолютно не заботит, что Барклай за его спиной спелась с проклятым Тайлером, которому он готов вырвать руки за один танец с Уэнсдей? Весь оставшийся вечер он сидит за столиком, игнорируя взгляды Бьянки. Девушка явно ожидала от него другой реакции – сцены ревности, вспышки собственничества по отношению к ней. Но все пошло не по плану из-за проклятой Аддамс. Сирена уверена – дело здесь не только и не столько в дурацком споре, это повод, предлог для отвода глаз. Она никогда не видела его таким. Это осознание горчит на губах цианидом. Он никогда не смотрел на нее так, как на Аддамс. Не ревновал так, как Аддамс. Не хотел так, как хотел Аддамс.***
– Ты на все праздники наряжаешься как на похороны? – осторожно интересуется Энид. Нет, конечно, она уже привыкла к стилю Аддамс, ее манере общения, но неужели она действительно настолько монохромная? – Не понимаю твоего недовольства. В Китае и Японии траурным считается белый цвет, а на яркие оттенки у меня аллергия, – Уэнсдей равнодушно пожимает плечами. – К тому же я действительно считаю это мероприятие похоронами своего личного времени. Дальнейшие сборы проходят в тишине. Аддамс прокручивает в голове пытки, которым обязательно подвергнет младшего брата в расплату за сегодняшний вечер, а Энид думает, как сделать так, чтобы Уэнсдей и Ксавье поговорили. Было бы здорово, если бы эти двое смогли поладить, Аддамс явно смогла бы изменить Торпа в по-своему лучшую сторону. Энид знает – Ксавье не такой придурок, каким пытается казаться, просто ему не повезло с окружением (кроме Аякса, разумеется). Ближе к девяти вечера Пагсли заходит в комнату Энид и Уэнсдей, чтобы всем вместе пойти в библиотеку Беладонны, превратившуюся за последние несколько лет в какой-то притон. Мортиша была бы в ужасе, узнав, что тайное место некогда сильного ордена изгоев сейчас ассоциируется лишь с пьяным сексом и травкой, причем даже не колдовской. Вещь запрыгивает на плечо Уэнсдей – еще в день приглашения он ясно дал понять, что не намерен отсиживаться в пустой комнате, пока все веселятся, и компания изгоев направилась в библиотеку. На входе их встречает Аякс, притягивает к себе Синклер, от чего у Уэнсдей чуть не срабатывает рвотный рефлекс. Она лишь коротко кивает змееголовому, увлеченному своей подружкой, и проходит в самый дальний угол. Что ж, есть вероятность, что в темноте и на удалении ото всех она сможет избежать общества Торпа. – Кто-то заказывал труп невесты? – раздается язвительный голос Бьянки. Барклай никак не успокоится. Уэнсдей молчит, надеясь, что сирене быстро надоест цепляться к ней, если ее игнорировать, но, кажется, у Бьянки другие планы. – Считаешь нас недостойными дружеской беседы? – сирена подходит ближе, и Аддамс чувствует, что та уже изрядно пьяна. – У меня нет друзей, – абсолютно спокойно отвечает Уэнсдей. Она прекрасно понимает, что Барклай будет сейчас ее провоцировать на какую-то реакцию. Брюнетка не собирается опускаться до уровня спора с пьяной сиреной. – Считаешь себя лучше других? Строишь из себя недотрогу перед Ксавье. Ты не особенная, Аддамс, – шипит Бьянка, и Уэнсдей чувствует, как неконтролируемая ярость расходится нервными импульсами по всему телу. Какого чёрта она должна молча выслушивать, как ее оскорбляет какая-то элитарная подстилка? Уэнсдей резко встает с диванчика. Аддамс готова вырвать глотку этой проклятой сирене, чтобы та не издала больше ни звука. – Я не считаю себя лучше других, Бьянка, – смотрит Барклай прямо в глаза. Сирена пытается казаться все такой же смелой и высокомерной, но Уэнсдей прекрасно знает, что никто не выдерживает ее немигающий взгляд. – Только лучше тебя. Внезапно чьи-то теплые руки ложатся на талию Аддамс, и брюнетке даже не надо оборачиваться, чтобы узнать, кто посмел это сделать. Бьянка с ненавистью смотрит за спину Уэнсдей и резко уходит. Прекрасно, план держаться подальше только что с треском провалился. – Аддамс, я скучал, – Ксавье шепчет куда-то в макушку девушки, обдавая теплом дыхания, что заставляет едва заметно вздрогнуть. – Отпусти меня. Немедленно, – ледяным голосом произносит Уэнсдей, на что художник лишь ухмыляется и стискивает ее еще сильнее. Руки брюнетки находятся в западне, но она все еще может воспользоваться ногами, чтобы выбраться из плена. Нужно только немного податься назад, и... – Что ты со мной делаешь, Аддамс? – Торп вжимается в нее, находит губами оголенный участок шеи и слегка прикусывает кожу. – Почему из всех девушек в этой комнате сейчас я хочу только тебя? – проводит языком по месту укуса, оставляя влажный след. – Потому что ты похотливый ублюдок и не привык слышать слово "нет"? – шепчет Уэнсдей. Надо держать себя в руках. – Разве ты говорила мне "нет"? – засасывает мочку уха Аддамс, заставляя ее закусить губу. – Я с тобой вообще не говорила. – Разговоры – это не твоё, Аддамс. Поэтому предлагаю молча пойти в мою комнату и начать использовать твой прекрасный ротик по назначению. Уэнсдей перебирает своими ледяными пальчиками под широкой ладонью Ксавье, затем хватает его за большой палец, так, что ладонь парня оказывается снизу, и рывком высвобождается. – Ты прав. Разговоры – не мое, – резко уходит в сторону барной стойки, оставляя Торпа в одиночестве. Брюнетке срочно надо выпить, что немного снять это бушующее напряжение. "Немного" неожиданно превращается в три рюмки текилы подряд. Что ж, теперь она хорошо вписывается в эту тусовку, по крайней мере, по степени опьянения. Уэнсдей пристально наблюдает за тем, что происходит вокруг, и замечает, что почти все присутствующие уселись в круг. Исключение составляют только, собственно, члены семьи Аддамс – Пагсли увлечен поеданием всевозможных закусок, а Уэнсдей – текилой. – Вы собрались призывать духов? Хоть что-то занятное за сегодня, – брюнетка почти заинтересованно вскидывает бровь. Вряд ли эти придурки смогут связаться с хоть с кем-то интересным, хотя Эдгар По – неплохая компания на вечер. В любом случае, с ним можно обсудить мистификации и тайны, а не размер члена Ксавье Торпа. – Лучше. Мы будем играть в бутылочку, Аддамс. Присоединяйся! – тупоголовый Кент подмигивает Уэнсдей. Отвратительно. – Если игра заключается не в том, чтобы разбить бутылку о чью-либо голову, то я пас, – отворачивается обратно к барной стойке. Конечно, Уэнсдей знает, в чем суть игры – глупые детишки в лагере, в который их с Пагсли однажды засунули, постоянно собирались по вечерам и крутили непонятно откуда взявшуюся бутылку. У Аддамс появлялись рвотные позывы от одной мысли, какой объем бактерий передается между участниками этой вакханалии. Она не намерена наблюдать за лобзаниями своих одноклассников – вуайеризм не входит в набор ее психических девиаций, как и все, что связано с половым влечением. Дальнейшие полчаса она пытается игнорировать вскрики парней и девушек, влажное чмоканье и пьяный смех. Вещь с интересом наблюдает за ходом игры и даже не разговаривает с ней. Извращенец. Внезапно Вещь отвлекается от подглядывания и начинает указывать Уэнсдей за спину. Девушка поворачивается на стуле и утыкается взглядом в гребаного Торпа. Тот лучезарно улыбается и немного наклоняется к Аддамс. – Ты мне выпала, – смотрит прямо в глаза Уэнсдей, и девушка чувствует, как ее затягивает в болотную трясину. Сатана, почему из всех именно Торп делает с ней это? – Я не играю, если ты не заметил, – хмыкает брюнетка. – Плевать, – Ксавье приникает к губам Уэнсдей под шумное улюлюканье за его спиной. Большое количество выпитого алкоголя отключает мозг, и Аддамс отвечает на поцелуй, зарывается пальцами в светлые волосы парня, царапает острыми ногтями кожу головы. Ксавье подхватывает Уэнсдей со стула – хвала дьяволу, она весит как пушинка, иначе в таком состоянии он мог бы ее уронить – и утаскивает подальше ото всех. Сатана, он не может оторваться от этой чертовки, ему адски необходимо чувствовать ее. Ксавье лихорадочно целует губы Аддамс, ее скулы, проводит языком по точёной линии подбородка, шее, оставляя укусы и тут же зацеловывая их. Торпу необходимо оставить на мраморно-бледной коже багровые отметины засосов, обозначить, что Аддамс его, с ним, под ним – неважно. Хотеть ее – сродни безумию, наваждению, одержимости. – Ты чёртова ведьма, Аддамс, – шепчет Ксавье в губы Уэнсдей, на что девушка сильно закусывает его нижнюю губу, провоцируя на стон. – Я знаю, – проводит языком по пересохшим устам, от чего у Торпа сносит крышу. Он нависает над Уэнсдей сверху, пальцами невесомо – отвратительно мягко и нежно – ласкает кожу ее бедра, обтянутого тонким чулком. Аддамс судорожно дышит, притягивает парня ближе к себе – хотя, казалось бы, куда еще ближе? Рука Ксавье скользит все выше, задирая подол юбки, запуская электрические импульсы по всему хрупкому телу брюнетки. – Ксавье... – хрипло шепчет девушка. – Я хочу... – длинные пальцы Торпа выводят витиеватые узоры на нежной коже. – Да? – слегка царапает бедро Аддамс ногтями. – Я хочу... – прогибается в пояснице, от чего между телами создается трение. – В туалет! – сбрасывает с себя недоумевающего Торпа, наспех расправляет юбку и пытается отдышаться. – Прости, Казанова, у семи порций текилы свои планы, – взбивает одной рукой волосы и уходит. В голове Аддамс бьется одна мысль: "Бежать. Бежать. Прямо сейчас". Поэтому она, не церемонясь, хватает Пагсли и Вещь и уходит. Ксавье несколько минут сидит, пытаясь успокоиться и избавиться от ноющего возбуждения. У Аддамс уже входит в гребаную привычку оставлять его с долбаным стояком. Ничего, он свое еще возьмет. И ее тоже. – Чувак, где ты был? Я уже думал, что пора выкладывать ключи от своей малышки. Но на твоем лице написано "Мне, блять, не дали!", так что рассказывай! – хихикает Петрополус. Хорошо, что Энид не слышит, иначе оба уже получили бы по лицу за честь ее обожаемой подружки. – Можешь заказывать чистку салона, Аякс. Эта стерва уже готова раздвинуть передо мной свои очаровательные ножки! Я говорил, что в ней нет ничего особенного и что она всего лишь строит из себя мисс недотрогу. Ставлю еще тысячу сверху, что не позднее, чем через неделю Аддамс будет в моей постели. – По рукам.