Взрослые игры

      Аяксу все еще кажется безумием идея Аддамс залезть в чертов полицейский участок, но он готов помочь девушке – во-первых, это поможет наконец узнать, что случилось с матерью Ксавье, а, во-вторых, даст шанс на возвращение Уэнсдей. Не сказать, что Петрополус уж очень соскучился по мрачной маньячке, но это поможет Энид и Ксавье, а, значит, он должен сделать все, чтобы это случилось. Вечером Аддамс не выходит на связь, что по своей сути логично – они встретились лично и потратили "безопасное время" на разговоры. Но на следующий день электронная почта молчит, уведомлений о новых сообщениях нет, и это начинает настораживать. Петрополус пытается себя успокоить, что Аддамс могла быть занята продумыванием деталей, но внутренний червячок точит сомнением – девушка всегда выходила на связь в одно и то же время, но почему-то после их встречи резко пропала. Аякс не писал первый – это было одно из условий Уэнсдей после того, как они начали свои шпионские игры, и сейчас Петрополус отчаянно борется с желанием нарушить договоренность.       Аддамс не выходит на связь даже ближе к ночи. Аяксу хочется верить, что с мрачной девчонкой все хорошо, но что-то не дает покоя. Горгона трижды проклинает отсутствие у Уэнсдей телефона, с помощью которого можно бы было моментально узнать о ее местонахождении. Нужно просто подождать. Просто. Подождать. Но внутренняя тревожность не дает даже по-нормальному уснуть. И на кой черт он ввязался во все эти шпионские штучки?       С рассветом Петрополус не выдерживает. Набирает сообщение Энид, что он срочно нужен дома, отпрашивается у дежурного преподавателя, обещая, что родители непременно позвонят директору Уимс и объяснят причину столь резкого отъезда, садится в машину и выезжает домой. Он прекрасно понимает, что Уэнсдей отрежет ему язык за то, что он растрепал, а, возможно, и не только его, потому что он растреплет Ксавье, но неизвестность и бессилие непривычно давят. Когда все стало так по-взрослому? Аякс и Ксавье ведь просто забавлялись, как любые нормальные старшеклассники. В какой момент их затянуло в детектив с элементами драмы и триллера?       Спустя пару поистине бесконечных часов и наверняка несколько штрафов за превышение скорости Петрополус паркуется во дворе собственного дома. Он не предупреждал Торпа, что едет и уж тем более не называл причину. Сначала нужно поговорить с родителями. Объяснения выходят долгими и спутанными, но мать с отцом соглашаются с доводами сына и звонят директору Невермора, скорбным голосом сообщая ей, что один из родственников Аякса при смерти и хотел бы попрощаться с ним. Уимс принимает объяснения и выражает искреннее сочувствие.       Мать Аякса, женщина вдумчивая и рассудительная, предлагает тут же сообщить старшим Аддамсам, и Аякс согласен с этой мыслью, однако они с отцом сходятся во мнении, что сделать это нужно ненавязчиво и не привлекая чужих глаз.       – Что делать с Ксавье? Я обещал Уэнсдей, что никому не скажу, а сейчас выходит, что все, кого она не хотела видеть, будут пытаться с ней связаться, – Аякс кажется подавленным из-за борьбы совести со здравым смыслом. Мать ласково проводит ладонью по его макушке, закрытой шапкой.       – Милый, сейчас стоит вопрос о ее безопасности. Ты поступаешь правильно.       И это правильно отдает изжогой, давит на желудок, словно внезапно проснувшаяся совесть. Иисусе, какие же они все-таки с Ксавье придурки! Аякс только сейчас в полной мере осознает, как по-свински они поступали из года в год, как отвратительно он повел себя в отношении Энид (хвала ангелам, что у этой очаровательной волчицы не такой стервозный характер, как у ее подружки, иначе он давно стал бы пищей для нескольких недавно обратившихся оборотней), а Уэнсдей... Каково ей было все это пережить в новом, абсолютно недружелюбном коллективе, когда она даже среди изгоев была чудачкой?       Наконец, в гостиную входит заспанный Ксавье. Он с непониманием глядит на лучшего друга, приехавшего без предупреждения в будний день рано утром.       – Ксав... – прочищает горло, не зная, с чего начать. Родители тактично вышли из комнаты – быть может, чтобы сообщить Аддамсам, все-таки в вопросах дипломатических отношений они разбираются явно лучше своего сына. – Нам нужно поговорить. Пообещай не совершать импульсивных поступков.       – Петрополус, мы не на сеансе психотерапии. И ты абсолютно точно не должен оправдываться или объясняться, почему ты приехал к себе домой, – Торп все еще не понимает, что горгона от него хочет.       – Это касается Аддамс, – секундная тишина взвинчивает нервы обоих друзей до предела. Аякс не знает, с чего начать, а Ксавье смотрит на него с затравленным видом.       – Если это очередные сплетни от Бьянки или кого-то из ее прихвостней... – ох, ну да, конечно, бывшая подружка здорово попортила нервы художника, выставляя Уэнсдей в неприглядном свете. Наверняка сирена была уверена, что рано или поздно Торп сдастся под ее взволнованно-сочувственные взгляды и саркастично-хлесткие реплики, но этого не произошло, что выводило Барклай из себя. Ее раздражал художник, превратившийся в собственную тень – прозрачно-серую и бесконечно мрачную, под стать чертовой психичке Аддамс, бесили мать и Винсент, в два голоса уверявшие, что Ксавье переболеет и вернется к ней, что он будет умолять Бьянку начать все снова... Но еще сильнее сирена злилась на себя – за то, что принимала это за правду, за то, что волновалась за абсолютно безразличного к ней человека, за то, что в каждом его действии, в каждом слове ловила хотя бы намек на то, что Ксавье на нее не плевать. Поэтому неудивительно, что Торп первым делом подумал на надоедливую бывшую.       – Дело не в Бьянке. Уэнсдей... Она... Писала... – слова скомканные и несуразные, они отдают ржавчиной предательства и разочарованием Аддамс, как только она узнает, что Петрополус растрепал всем о том, что она жива, что она почти в порядке и занята расследованием настоящего детектива.       – Энид? – бровь художника в удивлении поднимается вверх, и Аякс почти жалеет, что начал этот разговор.       – Нет. Мне, – два слова разрезают тишину, словно последние гвозди в крышку гроба самообладания Ксавье. В глазах вспыхивает почти безумный огонек – и Петрополус предусмотрительно занимает оборонительную позицию. После того, что произошло в кофейне, змееголовый усвоил, что любой взгляд, любое слово в сторону Аддамс, любой намек – все превращается в красную тряпку для ярости Ксавье. Очевидно, его творческое воображение и отравленный ревностью мозг уже нарисовал переписку двух влюбленных или что похуже. – Пока ты не решил сделать из моей кожи пергамент для зарисовок – она в опасности. И еще... Она спрашивала о тебе и твоей матери.       Аякс мысленно взывает к разуму художника и надеется, что тот не распнет его на месте. Ксавье рвано выдыхает и кивает, позволяя другу начать рассказывать то, что он знает. Но знает тот, к сожалению, не так много.       Спустя тридцать бесконечно долгих минут, в течение которых Петрополус говорил, а Ксавье честно пытался не сорваться, чтобы прыгнуть в машину и поехать... Куда? На место встречи Уэнсдей и Аякса? В полицейский участок? К Аддамсам, чтобы они не утруждались и похоронили его на своем фамильном кладбище? Торп не знал. Но то, что он больше не может просто так сидеть и ждать знаков судьбы, было очевидно.       – Мальчики, как вы? – в гостиную входить мать Аякса. – Скоро должны приехать родители Уэнсдей, Ксавье...       – Я никуда не уйду. Мне наплевать, что наворотил мой отец или старшие Аддамсы. И еще больше плевать, что они обо мне думают. Уэнс в опасности – и, возможно, из-за меня, поэтому я не собираюсь прятаться или сбегать. Если они захотят меня придушить – значит, заслужил, миссис Петрополус, – женщина сочувственно глядит на Ксавье – как же рано ему пришлось повзрослеть. Дети не должны отвечать за грехи родителей - неужели Ромео и Джульетта так ничему и не научили наше общество?       До обеда все как на иголках. Ксавье несколько раз берет в руки телефон, чтобы позвонить отцу, и кладет на место. Что он скажет Винсенту? Что дочка Аддамсов нашла доказательства того, что ее родители непричастны к смерти матери? Он не поверит. Что Уэнсдей пропала? Так отец только похлопает в ладоши – проблема сама себя решила. Чего доброго, опять начнет говорить про Бьянку, чье имя уже набило оскомину. Нет, Ксавье должен сам справиться, словно долбаный принц в сказках Дисней. Где там ваше "И жили они долго и счастливо"? Где чертова насмешка в лицо реальности с ее бытом, трудностями и завышенными ожиданиями?       Аякс же раз за разом обновляет электронную почту, надеясь, что Аддамс-таки выйдет на связь. Парень ругает себя за то, что удалял сообщения из корзины – приходится помучиться с установкой программы, позволяющей восстановить переписку. Может, он что-то пропустил?       Шуршание шин на дорожке перед домом выводит всех из ступора или зарождающейся истерики. Сейчас нужно собраться и попробовать все донести до старших Аддамсов. Ох, они будут в ужасе от того, куда вляпалась их старшая дочь.       В гостиную медленно входит миссис Аддамс – статная брюнетка, знающая себе цену. Лицо – безупречная маска, хотя в глазах плещется нескрываемая материнская тревога. Следом появляется отец Уэнсдей, который, в отличие от супруги, не сдерживает эмоций.       – О, тьма очей моих! Неужели это очередные происки Торпа? – кажется, Гомес еще не в курсе о том, что сын Торпа находится здесь.       – Отец Ксавье не при чем, – обращает на себя внимание Аякс. Он чувствует себя нелепо и глупо, находясь буквально между двух огней. – Уэнсдей вляпалась во что-то нехорошее, пытаясь вас обелить. Она хотела попасть в полицейский участок...       – Милый юноша, о чем ты? – спрашивает Мортиша. Петрополус призывает все свое самообладание, чтобы не сбежать под леденящим проницательным взглядом этой женщины.       – Уэнсдей... Она... Хотела доказать, что вы не убивали мать Ксавье.       – Моя ядовитая колючка! Ну, конечно, я не причинял вред этой милой женщине! Когда я появился, она уже лежала на дорожке. Бедняжка, я думал, что ее можно спасти, я пытался нащупать пульс, когда явился ее супруг. Я не стал ему мешать оплакивать эту утрату и ушел.       – Отец все эти годы жил с мыслью, что вы убили мою мать, – голос Ксавье надламывается. Столько лет... Столько лет ненавидеть и узнать, что зря – словно потерять смысл жизни.       – Винсент ошибался, бедный юноша. Теперь ясно, за что он еще сильнее взъелся. Увы, прошлое не повернуть вспять.       – Уэнсдей пыталась это сделать. Она что-то нашла... На шерифа... Вы же не в курсе, что рассматривались как основной подозреваемый? – Гомес удивленно посмотрел на Аякса. – Уэнсдей хотела попасть в полицейский участок, чтобы картинка сложилась, мы должны были вместе туда залезть, но сейчас она не выходит на связь. Я боюсь, что ее нашли.       – Черт возьми, какие же мы все глупцы! Столько лет Донован водил за нос, и мы позволяли это делать! Нужно срочно найти нашего ядовитого паучка, пока с ней что-то не случилось, – Гомес выглядел разбитым, и Ксавье видел в нем себя. Он точно также боялся больше никогда не увидеть Уэнсдей. Он точно так же любил ее.

***

      – Вы проницательны, мисс Аддамс. И чертовски надоедливы, – цедит сквозь зубы шериф. Путей к отступлению нет, и Уэнсдей понимает, что единственно верным решением будет полное подчинение Галпину-старшему. Сначала нужно усыпить его бдительность, а затем уже думать, как выбраться.       Связаться с Аяксом или кем-либо другим нет возможности, и брюнетка лишь надеется, что змееголовый догадается забить тревогу. Она будет почти благодарна ему – хоть и никогда не скажет об этом – если его чутье пересилит инстинкт самосохранения и страх перед Аддамс и ее возмездием.       – Сочту за комплимент, – уголки вишневых губ едва приподнимаются. Можно потянуть время, но вряд ли это что-то даст, кроме раздражения шерифа. То, что он ее не отпустит – до ужаса очевидно, потому что она докопалась до правды, она неудобный свидетель. Если правду узнает Винсент Торп, то Галпина ждет возмездие, и если медиум хотя бы на одну десятую так же хорош в искусстве отмщения, как ее отец, то шерифу придется несладко.       Уэнсдей понимает безвыходность своего положения – ее не ищут, с ней никто не может связаться, и Донован может легко с ней разделаться и свалить вину на людей Торпа. Или вообще ничего не сообщать ее семье, а части тела разбросать или скормить собакам. Отвратительные перспективы.       – А ведь я надеялся, что мы с тобой подружимся. Твои родители, как и я, терпеть не могут Торпов, поэтому, несмотря на то, что ты стала очередной подстилкой для колдовского отпрыска, мы бы договорились с Гомесом. Тайлер был бы не против жениться на тебе и стать правой рукой Аддамсов. Но тебе нужно было сунуть свой нос в давно забытые дела и начать копать. Какая ирония – жена Винсента занималась тем же самым, за что и поплатилась! Видимо, это судьба торповских шлюх.       – Я могу воткнуть карандаш в горло, и вы истечете кровью через две с половиной минуты, – чеканит Уэнсдей.       – Это вряд ли. Тайлер! – о, Сатана, в очередной раз ее самоуверенность играет злую шутку. Одной рукой младший Галпин стискивает тонкие запястья Аддамс, а второй прислоняет к лицу пропитанную чем-то пахучим тряпку. В голове бьется одна мысль: Не дышать. Не дышать. Не. Дышать...