Playing With Fire

Моя первая неделя в качестве официальной фальшивой девушки Фреда Уизли была немного странной. Но странной не в плохом смысле — просто произошли небольшие изменения, которые иногда заставали меня врасплох и заставляли мои щеки краснеть (что Фред, конечно, замечал. Обычно он замечал все, что давало возможность подразнить меня). Как мой фальшивый парень, он был более склонен обнимать меня за спинку стула во время занятий и брать меня за руку в коридорах; он чаще сидел со мной во время еды и проводил со мной время на переменах или по вечерам после занятий. Обычно он пытался украсть поцелуй или украсть меня для тайного поцелуя. После того, что произошло в День святого Валентина, я держала его на расстоянии вытянутой руки — и в прямом, и в переносном смысле, я полагаю. Чем больше я думала о том конкретном происшествии, тем больше смущалась; чем больше я смущалась, тем больше решала не повторять ту же глупую ошибку. А это была глупая ошибка, неоднократно повторяла я себе. Кто вообще, после того как застает объект своей влюбленности в интимной ситуации с кем-то другим, тут же бросается в объятия другого человека? Мне пришло в голову, что на самом деле это было что-то вроде ключевого момента, который можно увидеть в большинстве романов и романтических комедий. Но все же это была очень плохая идея. Крайне плохая идея. Этого нельзя было отрицать. Несмотря на все деликатные советы Фреда перестать беспокоиться, я знала, что мы ступаем на очень тонкий лед. Когда я думала об этом в то время, я не могла точно определить, почему я беспокоилась. Возможность того, что я случайно влюблюсь в Фреда или наоборот, казалась настолько маловероятной, что вызывала смех: друзья, возможно, но что-то большее? Это было абсурдно. Но расширять границы наших физических отношений, когда наша цель состояла в том, чтобы начать встречаться с другими людьми, было немного похоже на искушение судьбы. Помимо (по общему признанию) приятных аспектов, ничего хорошего из этого бы не вышло. И хотя я продолжала говорить себе, что устала быть осторожной, это казалось чем-то, что заслуживало большой осторожности. Поэтому я была осторожна, когда он затаскивал меня в пустой класс во время нашего свободного времени и когда прерывал мои патрули старосты, чтобы скрыться со мной в удобной нише. Я не проводила зубами по его нижней губе и не прижималась к нему бедрами. Я старалась избегать Эйдана и Женевьеву. Я крепко держала свои чувства в своих руках. По крайней мере, я пыталась, в начале. Со своей стороны, Фред очень хорошо следовал моему примеру. Он никогда не пытался увести нас дальше поцелуев. В лучшем случае он мог мягко подшутить над моим беспокойством по этому поводу, но это никогда не было принуждением или манипуляцией. У меня возникло ощущение, что он не беспокоится о том, чтобы зайти слишком далеко, но что он готов последовать так далеко, как я захочу. Для него это было просто развлечением: не было никаких условий, никаких разочарований или огорчений. Несколько раз я задавалась вопросом, каково бы это было, зайти дальше. Но лишь задавалась вопросом. Не желая, не надеясь и не мечтая: лишь интересуясь. Но этот интерес немедленно заставлял меня чувствовать себя странно и стыдиться, что эта мысль вообще пришла мне в голову. Это была глупая идея по многим причинам: ее даже не стоило рассматривать как праздный мысленный эксперимент. Но все же. Мысль была. Это должно было дать мне подсказку. Но я к этому еще вернусь. *** Наше первое фальшивое свидание в качестве официальной пары оказалось двойным. С Эйданом и Женевьевой. Это потому, что Фред — чертов предатель. В четверг у нас было окно, а это означало, что я занималась уроками в библиотеке, а Фред не занимался уроками в библиотеке. Он, по моей просьбе, по крайней мере вынул свиток пергамента и перо. Теоретически они должны были быть использованы для написания его эссе по Травологии; на практике он написал свое имя и название задания и развлекался тем, что рисовал и зачаровывал каракули, чтобы они перемещались по странице. — Знаешь, — сказала я, оторвавшись от своего учебника по Трансфигурации, — ты мог бы уже почти закончить, если бы правильно использовал свое время. — Вместо этого у меня есть этот великолепный шедевр, — сказал он, ухмыляясь и указывая на страницу, где команда фигурок энергично играла в квиддич. Я выгнула бровь. — Знаешь, более жестокий человек, чем я, без колебаний наложил бы на это Финита и заставил бы тебя заняться делами. Фред повторил мое выражение лица, приподняв бровь и скрестив руки на груди. — Ты выступаешь за уничтожение искусства, Льюис? — Вовсе нет, я просто указываю, что ты должен ценить меня больше. Он ткнул меня в плечо. — О, ну брось, ты же знаешь, что я тебя обожаю. Как раз в этот момент из-за угла появилась Женевьева, сжимая в руках обрывок пергамента и оглядывая полки. Я снова опустила глаза к своему учебнику по Трансфигурации, стараясь не думать о том, что в последний раз, когда я видела ее, Эйдан засунул руку ей под юбку. — Обожание и признательность — две совершенно разные вещи, — сказала я Фреду, стараясь, чтобы мой голос звучал легко и беззаботно. — Разве обожание не подразумевает признательность? — спросил Фред. — Не обязательно. — О, теперь ты просто нарочно все усложняешь. Я оторвалась от учебника. — Фред Уизли, однажды я пыталась читать словарь для развлечения. Ты действительно хочешь поспорить со мной о семантике? Потому что я совершенно уверена, что ты проиграешь. Фред выглядел так, словно я только что призналась, что убивала людей словарем ради забавы. — Льюис. Это совершенно ужасно. Я пожала плечами, возвращаясь к своей книге. — Я дошла только до E. Было довольно скучно даже для меня. Я услышала, как стул заскрежетал по полу, и подняла голову. Женевьева села за наш стол, ее зеленые глаза сверкали. — Итак, я вижу, что слухи верны. Фред вздохнул. — Слухи о том, что Шарлотта читает словарь? К сожалению. Клянусь, я не подозревал об этом, когда просил ее стать моей девушкой. Я чувствую себя преданным. Я пнула его под столом. — Он преувеличивает. Я попробовала один раз и дошла только до E. Это было во время летних каникул, и мне было ужасно скучно. — От этого становится только хуже! — простонал Фред, спрятав голову в руки. — О, мое бедное сердце. Женевьева рассмеялась. — Я имела в виду слухи о том, что вы двое вместе. Я посмотрела на Фреда. — Ну, все может измениться в ближайшем будущем. Фред сел и обвил рукой спинку моего стула. — Она не всерьез, она совершенно без ума от меня. Женевьева улыбнулась мне, когда я закатила глаза. — Ну, я рада видеть, что у вас двоих все получилось. Вы хорошая пара. — Спасибо, это мило с твоей стороны. — Я изо всех сил старалась не обращать внимания на чувство вины, которое скользило вверх по моему горлу. Фред сжал мое плечо. Я широко улыбнулась Женевьеве. Пора сменить тему. — Есть интересные планы на выходные? — Пока ничего. — Она улыбнулась, и я знала, прежде чем она продолжила, что она собирается сказать что-то об Эйдане. Вот вам и смена темы. — У Эйдана есть какая-то маггловская настольная игра, в которую он отчаянно хочет поиграть, поэтому я думаю, что мы попытаемся набрать людей для этого приключения. — Что за настольная игра? — спросил Фред слишком небрежно. Внезапно и с ужасающей ясностью я поняла, что он намеревался сделать. Я пнула его под столом. Он пнул меня, как будто говоря: «Я игнорирую тебя, Льюис, это для твоего же блага». — Не знаю, что-то связанное с коллекционными карточками и тому подобным, — сказала Женевьева, закатив глаза. — Эйдан утверждает, что это довольно весело, хотя там нет никакой магии. — Ее глаза загорелись. — Вы должны присоединиться к нам. Если у вас еще нет планов, конечно. — Нет, еще нет, — сказал Фред, прежде чем я успела даже придумать оправдание. — Звучит здорово. Я попыталась улыбнуться, как будто мой желудок не сводило. — Да, звучит здорово. Я собиралась убить Фреда. — Идеально. — Женевьева улыбнулась. — Я поговорю об этом с Эйданом и сообщу вам подробности завтра. — Великолепно, — сказал Фред. Женевьева усмехнулась и встала. — Хорошо, с нетерпением жду этого! Мои щеки начали болеть от попытки улыбнуться. — Да. Замечательно. Когда Женевьева ушла, я взяла перо Фреда и написала на уголке пергамента: Я собираюсь убить тебя. Он разочарованно вздохнул. — Льюис. Теперь я точно не смогу отвертеться от этого. — Он вырвал перо из моей руки. — И серьезно, если ты собираешься угрожать, ты не должна оставлять никаких бумажных улик. — Ни один суд присяжных в мире не осудит меня, — прошипела я себе под нос. — Не могу поверить, что ты это сделал. Улыбка исчезла с лица Фреда, сменившись более мягким выражением. — Это было для для твоего же блага, — сказал он тихо. — Сомневаюсь в твоем определении «блага». — Шарлотта. — Он наклонился вперед, беря мои руки в свои, его большие пальцы пробежали по моим костяшкам. Стороннему наблюдателю могло показаться, что у нас был интимный и романтический момент. — Я говорил тебе, что ты должна перестать его избегать. Я сжала губы в тонкую жесткую линию. Его голос был низким и мягким, когда он продолжил. — Ты так просто не сдаешься. Не отказывайся от этого. Я закрыла глаза и прислонилась головой к его плечу. Он был прав. Ненавижу, когда он прав. Он сжал мое плечо. — Ну давай же. Ты крутая. Если я пережил Анджелину и Ли в Хогсмиде, то и ты сможешь пройти через это. — Я все еще злюсь на тебя, — сказала я, садясь и беря учебник. Он дернул меня за прядь волос. — Нет, не злишься. Я одарила его самым строгим взглядом, на который только была способна. — Ну, может быть, немного, — признал он, усмехнувшись. — Ты скоро с этим справишься. — Он наклонился, его губы были так близко, что они чуть не задели мое ухо, и у меня по спине побежали мурашки. — Кроме того, ты знаешь, что я прав. — А ты знаешь, что я бы никогда не признала это, даже если ты бы был прав. Он ухмыльнулся и поцеловал меня в висок. — Конечно нет. — За это ты должен позволить мне выбрать следующие четыре свидания, — сказала я. — И все они будут скучными. На мгновение он задумался, а затем пожал плечами. — Я полагаю, это справедливо. Я вернулась к своему учебнику. Он оставил свою руку лежать на спинке моего стула, и я обнаружила, что на самом деле не возражаю. *** Субботний вечер застал меня в гостиной Гриффиндора, где я пыталась сделать все возможное, чтобы не ходить как сумасшедшая, пока я ждала, когда пробьет семь. — Тебе нужно расслабиться, — сказал Фред. Мы сидели вместе за одним из столиков. У меня был учебник по Зельям, но я особо не училась. Как и Фред, но это было типично. — Я расслаблена, — сказала я, тупо глядя на иллюстрацию передо мной. — Правда? Почему же тогда ты изуродовала этот кусок пергамента? — многозначительно спросил Фред. Я посмотрела на свои руки на коленях, которые сжимали скрученный кусок пергамента, которым я отмечала место в книге. Я вздохнула и бросила его обратно на стол. — Ну, если я не расслаблена, то это ты виноват, — проворчала я. Он потянулся и закрыл мой учебник. — Почему бы нам не заняться чем-нибудь другим? Я откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. — Единственное, что ты предложил — это поцеловаться в общей комнате, и я знаю, что ты предлагаешь это только для того, чтобы разозлить Рона. — Это просто одно из преимуществ такого времяпрепровождения, — сказал Фред. — Ты не думаешь, что это помогает нашему плану? — Да, но также я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы догадаться, что если ты случайно предлагаешь целоваться, когда твой брат сидит в нескольких метрах от тебя, то на самом деле это не совпадение. — Мое лицо смягчилось, когда я посмотрела на младшего Уизли, который сейчас склонился над книгой и что-то шептал Гарри и Гермионе. — Кроме того, он прилагает искренние усилия. Нечестно с твоей стороны пытаться их испортить. — Да ладно, только не говори мне, что ты совсем размякла из-за Сладкого Ронникинса, — простонал Фред. — Я не прочь поговорить с МакГонагалл о твоем решении. — Мое мнение вполне здраво, спасибо. — Ты собиралась дать ему баллы во вторник за то, что он не был придурком, когда я поцеловал тебя на ночь. — У тебя совсем нет сочувствия? — спросила я. — У тебя же есть старшие братья, наверняка ты помнишь, как они целовались с девушками в коридорах или в общей комнате. Это ужасно. — Да, но, в отличие от Рона, я не вел себя как придурок по этому поводу. Я просто извинялся и отправлялся в свою спальню, где мог спокойно проблеваться. Никто никогда не давал мне баллы за это. — Он изогнул бровь. — Никто никогда ни за что не давал тебе баллы, — поправила я его, не совсем в силах скрыть ухмылку, растянувшую мои губы. — Это преувеличение, и ты это знаешь, — сказал он, хлопнув ладонью по столу. Он указал на меня. — Ты получишь письмо от моего адвоката. — У меня такое чувство, что твой адвокат — это просто ты в костюме. — На самом деле это Джордж. — Он ухмыльнулся, откинувшись на спинку стула. — Тебе не нужно беспокоиться о таких вещах, когда у тебя есть близнец. — Он посмотрел на часы. — Мы можем пойти сейчас, если будем идти очень медленно и выберем чрезвычайно окольный маршрут. Я вздохнула. — Можем. Может это поможет снизить мой уровень стресса. — Тогда пошли. Я встала и последовала за ним из общей комнаты, посмотрев на часы. — Мы могли бы спуститься вниз, — предложила я, как только мы вышли в коридор. — Это, вероятно, займет у нас достаточно много времени. — Я имел в виду другой обходной путь. — Глаза Фреда сверкнули так, что я сразу же заподозрила неладное. Внезапно он втянул меня в одну из тех каменных арок, и части пазла встали на свои места. — Серьезно, Фред? — Нам надо следовать плану, Льюис, — сказал он, привлекая меня к себе. — И у тебя высокий уровень стресса, который нужно снизить. Два зайца, один выстрел. Я вздохнула, прислонившись спиной к стене. — Ты предатель, Фред Уизли. — Возможно, я ввел тебя в заблуждение, — сказал он, ухмыляясь. — Но это было для твоего же блага. — Я не уверена, что ты можешь об этом судить. — О, перестань ворчать и поцелуй меня. Я открыла рот, чтобы возразить, но он наклонился и поцеловал меня, его руки обхватили мои щеки, запрокинув мою голову назад, его губы коснулись моих. На мгновение я сдалась, мои руки обвили его шею, а мой язык скользнул по его губам. Но потом я вспомнила, что у нас была своего рода дискуссия, и я пыталась высказать свою точку зрения. Я оторвалась от него. — Знаешь, ты играешь не по правилам, — сказала я. Было трудно изобразить очень строгое выражение лица, когда я обнимала его за шею вот так, но я приложила достойное усилие. Он вздохнул. — Льюис. — Ты не можешь прерывать меня поцелуями только потому, что не хочешь слышать то, что я собираюсь… Он снова поцеловал меня. — Видишь, вот тут ты ошибаешься, — сказал он, отстраняясь всего на секунду. — Я могу это сделать. — Он поцеловал меня. — Видишь? Я делаю это прямо сейчас. — Еще один поцелуй. Я отстранилась. — Ты снова пытаешься спорить со мной о семантике, и снова ты проигрываешь, потому что делаешь предположение, что «может» означает «должен» и… Он снова заткнул меня. Это помогло бы, заметила я, когда его пальцы запутались в моих волосах, если бы моей рефлекторной реакцией было поддаться поцелую. Я снова отстранилась. — Ты правда недооцениваешь мое упорство и решимость. Он вздохнул. — Льюис. — Не называй меня Льюис, ты же знаешь, что я права. Он ухмыльнулся мне так, что я сразу же подумала, что он замышляет что-то нехорошее. — Хорошо, я не думал, что мне придется это сделать, но отчаянные времена и все такое. И прежде чем я успела даже начать разгадывать этот маленький шифр, он наклонился и поймал губами мочку моего уха. — Я-я все еще могу говорить, — сказала я, пытаясь сделать вид, что не превращаюсь в желе. Он оторвал губы достаточно, чтобы сказать: — Перестань, Льюис, мы оба знаем, что ты не собираешься этого делать. А потом он осторожно провел зубами по мочке уха, и вдруг я окаменела, и что бы я ни собиралась сказать, это не казалось важным. И когда он оторвался от моего уха, чтобы снова поцеловать меня — с глупой ухмылкой на губах, конечно, — я обнаружила, что на самом деле не хочу прерываться, потому что на самом деле все, чего я хотела в данный момент, это просто позволить ему поцеловать меня. Так я и сделала. Целую жизнь спустя Фред оторвался от меня и посмотрел на часы. — Мы опаздываем на пять минут, — сказал он. — Дерьмо. — Внезапно вся эта тревожность нахлынула обратно. — Это все твоя вина, ты же знаешь. — Я беру на себя полную ответственность, — сказал он, ничуть не сожалея. — Я объясню Эйдану и Женевьеве, что мы опоздали, потому что потеряли счет времени, целуясь в коридоре. — Ты не сделаешь ничего подобного. Его рот растянулся в лукавой ухмылке. — Не знаю, Льюис, чего тебе это стоит? Я сузила глаза. — Если ты пытаешься меня дразнить, это не смешно. Он ухмыльнулся. — О, ну перестань, ты же знаешь, что я никогда тебя не предам. — Он снова взглянул на часы. — Теперь мы опаздываем на шесть минут. Я вздохнула и схватила его за руку, вытащив из ниши. — Ну пошли. Мы быстро прошлись по коридорам и нашли Женевьеву, ожидающую нас снаружи маленькой комнаты возле гобелена с изображением Барнабаса Брезгливого. Она просияла, когда увидела, что мы приближаемся. — Вот ты где. Вам было трудно ее найти? — Нет, мы просто немного дезорганизованы, — сказала я прежде, чем Фред успел вставить хотя бы слово. Я нахмурилась, глядя на дверь. — А это всегда здесь было? Кажется, я этого не замечала. — И да, и нет, — сказала Женевьева, открывая дверь и приглашая нас войти. — Найти ее довольно сложно — мне кажется, что я всегда какое-то время хожу по коридору — но в конце концов она обнаруживается. Это странно. Мы были в маленькой уютной комнате, которая напомнила мне немного уменьшенную версию гостиной Гриффиндора. Два мягких дивана стояли друг напротив друга, между ними стоял низкий кофейный столик. В маленьком каменном очаге весело потрескивал огонь. Книжные полки стояли вдоль одной из стен комнаты. Эйдан сидел на одном из диванов, изучая небольшой буклет, игровую доску и несколько карт, разложенных перед ним. Когда мы вошли, он поднял голову и провел рукой по волосам, чтобы убрать их с лица. — Шарлотта, Фред, — сказал он, улыбаясь. Мой желудок совершил кульбит. — Рад, что вы смогли прийти. — Извини, что опоздали, — сказала я, пытаясь притвориться, что мне не было неловко из-за того, что мы опоздали. — Ничего страшного, — сказал Эйдан, когда мы с Фредом сели на диван напротив него. — В любом случае, он просто возился с правилами, — сказала Женевьева, садясь рядом с Эйданом. Она взяла банку, стоявшую на столе, и протянула ее нам. — Я принесла песочное печенье. Я не могла не улыбнуться, когда взяла кусок песочного печенья. — У тебя всегда есть выпечка, или мне просто очень повезло? Она одарила меня хитрой улыбкой. — Наверное, чаще да, чем нет, если честно. Я немного сладкоежка. — Она пронесла булочки в библиотеку, когда я помогала ей с сочинением, — сказала я Фреду. Фред задохнулся. — Еда в библиотеке? — Он одарил меня очень строгим взглядом. — Это поведение не подобает старосте. Мы собираемся сообщить о тебе сейчас же. Эйдан ухмыльнулся. — О, я уверен, что мы можем оставить это без внимания, да? Никому не причинило вреда. Фред поднял бровь. — Осторожно, Килборн, ты можешь потерять свой значок, прикрывая ее. — Я никогда не смог бы предать коллегу, — сказал Эйдан. Он улыбнулся и подмигнул мне, и узлы в моем животе внезапно превратились в бабочек. — Шарлотта знает, это часть нашего секретного кодекса старост. Я посмотрела на Фреда. — Это правда. Фред вздохнул. — Вся система коррумпирована. Нам придется свергнуть их и начать все сначала. — Ну, а пока, — сказала Женевьева, склонившись над игровым полем, — я думаю, мы можем попробовать сыграть в эту игру. — Верно, — сказал Эйдан, хрустя костяшками пальцев. — Значит, правила довольно просты… Как оказалось, определение Эйдана «довольно просты» было бы, возможно, более точно сформулировано как «довольно просты для Когтеврана, необычайно сложны для всех остальных». Но в конце концов мы поняли правила, хотя и медленно, и Эйдан был довольно терпелив и был рад объяснить правила, когда мы тормозили. Цель игры состояла в том, чтобы создать своего рода империю — что-то, что, по словам Эйдана, похоже, нравится магглам в играх — и это быстро превратилось в довольно энергичное соревнование. В конце концов Женевьева выиграла благодаря своей удивительно порочной стратегии, хотя остальные составили ей конкуренцию. Было около десяти часов, когда игра закончилась. Женевьева зевнула и посмотрела на Эйдана, ее рука скользнула вверх по его шее, ее пальцы зарылись в его волосы. Мирное, легкое затишье, в которое мне удалось обмануть себя, рухнуло, когда я вспомнила, почему мы здесь и чего я пыталась достичь. — Наверное, пора закругляться, — сказала Женевьева, улыбнувшись Эйдану так, что я поняла, что сначала они ускользнут куда-нибудь в укромное место. Мои мысли вернулись к его руке, поднимающей ее юбку в темноте пустого класса, и я сильно прикусила язык. — Верно, — сказал Эйдан. Он взмахнул волшебной палочкой, и все фишки и карты аккуратно переместились обратно в игровую коробку. — Но это было весело, мы должны как-нибудь повторить, да? — Конечно, — сказал Фред. Моя улыбка казалась наклеенной, но ни Эйдан, ни Женевьева, похоже, этого не замечали. — Звучит заманчиво. Улыбка Женевьевы стала довольно лукавой. — Никто на самом деле не пользуется этой комнатой… — сказала она, замолчав и подняв брови. — Если вы двое хотите остаться еще немного… поговорить. — Ну, иногда мы ее используем, — поправил ее Эйдан, пощекотав бока ее живота. Женевьева взвизгнула и оттолкнула его руки, но не стала возражать, когда его рука обняла ее за талию. — У нас есть несколько более удобных вариантов, — тихо сказала она. Она посмотрела на меня, качая головой и закатывая глаза. — Извини, иногда он бывает довольно тупым. — Хитрая улыбка снова вернулась. — Но вы знаете. Пользуйтесь комнатой, если хотите. Мои щеки горели, и меня подташнивало. Я улыбнулась ей в ответ, пытаясь выглядеть смущенной и благодарной одновременно. — Спасибо. — Возможно, нам не помешает поболтать, — сказал Фред, ухмыляясь, на мой взгляд, слишком сильно. — Всегда приятно поговорить. Часто. И основательно. Я не была полностью уверена, злилась ли я на него или была благодарна ему за то, что он пытался разрядить мое паническое напряжение. — Ну, мы оставим вас наедине, — сказал Эйдан, ухмыляясь и подмигивая Фреду так, что я почувствовала, что все его чувства ко мне полностью и окончательно угасли. Он встал, протягивая руку Женевьеве. — Давай, дорогая, у нас тоже есть, о чем поболтать, чтобы насладиться… Женевьева закатила глаза и шлепнула его, поднимая игру. Она поймала мой взгляд и ухмыльнулась. — Я оставлю тебе печенье. Мне было плохо. — Спасибо. Женевьева улыбнулась мне в последний раз, прежде чем взять Эйдана за руку и выйти из комнаты. — Ты молодец, — сказал Фред, как только за ними закрылась дверь. Я выдохнула, не осознавая, что задерживала дыхание, мои плечи опустились, когда я снова рухнула на диван. — Я чувствую себя абсолютным монстром. — Ты абсолютно не монстр. — Я не могу не чувствовать этого. — Я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. — О чем ты думаешь? — тихо спросил Фред. — Я просто… обо всем. Что они, наверное, пойдут целоваться в какой-нибудь темный угол и непотребствовать там. Что я чудовище из-за того, что делаю это, из-за того, что надеялась, что он предпочтет меня ей. — Мои руки скручивались на коленях. — Что я из тех, кто надеется, что он расстанется с ней, а она из тех, кто отказывается от прекрасной комнаты для поцелуев и оставляет песочное печенье. — Шарлотта. — Его руки накрыли мои, мягко раздвигая их, переплетая свои пальцы с моими. — Остановись. Дыши. Мое сердце колотилось, а дыхание было коротким и неглубоким. Я снова закрыла глаза и глубоко вдохнула через нос. Задержка дыхания, счет до восьми. Выдох через рот. Большой палец Фреда водил маленькими кругами по тыльной стороне моей ладони. Я чувствовала слабый аромат сандалового дерева и цитрусовых. — Почему ты не чувствуешь себя так? — спросила я через мгновение, когда мои слова стали более уверенными, а сердце билось менее бешено. — Чувствую. Иногда. — Я посмотрела на него, и он пожал плечами. — Не часто, но иногда. — Что ты с этим делаешь? Он тихо рассмеялся. — Стараюсь не думать об этом. Пробую оправдаться. Мы с Анджелиной явно созданы друг для друга, Ли будет лишь мимолетным увлечением и все такое. — Еще один тихий смех. — Ну знаешь. Здоровые вещи вроде этого. Я кивнула, задумчиво покусывая нижнюю губу. — Что ты хочешь с этим сделать? — сказал он через мгновение. — Что поможет? Я вздохнула. — Я действительно не знаю. Я еще не нашла хорошей стратегии. Это была ложь. Я хотела, чтобы он поцеловал меня. Поцелуи были верным способом отвлечься от мыслей, помочь мне почувствовать что-то другое, кроме раздражающего чувства печали. Но у поцелуев были свои риски, когда я чувствовала себя обиженной и ненужной; поцелуи привели к тому, что я потеряла контроль над своими чувствами. У меня не было иллюзий, что это больше не повторится, особенно в отдельной комнате с удобным диваном и без помех. — Похоже, ты слишком много думаешь, — сказал он. — Обычно так и есть, ты же знаешь. Я взглянула на него и обнаружила, что он внимательно смотрит на меня, изучая мои черты, морщины на лбу, опущенные плечи. Его взгляд скользнул обратно к моим глазам, и что-то, казалось, разрешилось. — Ну, Льюис. — Он потянулся ко мне, притянув к себе на колени, опустив рот на мою шею, задержавшись на пульсирующей точке на моем горле. — Хватит, — пробормотал он мне в кожу. Как я уже сказала: у меня не было иллюзии, что я не потеряю себя, но я все равно была удивлена тем, как мои мысли стали немного расплывчатыми в тот момент, когда его губы коснулись моей шеи. Все будет хорошо, сказала я себе. Прежде чем я успела хорошенько подумать над этой милой ложью, мои губы уже искали его, а глаза закрылись. Его рот медленно двигался по моему, его язык скользил по краю моей нижней губы, прежде чем встретиться с моим в преднамеренном ритме, который был в равной степени совершенным и сводящим с ума. Я поерзала, чтобы удобнее устроиться у него на коленях, поставив свои по обе стороны от его бедер. Мы никогда не делали ничего подобного раньше, и я полагаю, это было немного более интимно, но наши бедра все еще были достаточно далеко друг от друга. Не то чтобы я ерзала на нем, подразумевая более интимный акт. Это было строго ради комфорта. Так было намного удобнее. Для нас двоих. Не только для меня. Подол моей рубашки немного задрался из-за того положения, в котором я находилась. Немного, но достаточно, чтобы обнажить небольшой кусочек кожи, достаточно, чтобы, когда руки Фреда легли на мою талию, один из его пальцев задел мою кожу. Я не могла сдержать резкого вздоха. Я знала, что он это заметил, потому что чувствовала его улыбку на моих губах. Он не шевельнул рукой — его палец остался на месте, обжигая огнем мою спину. Внутренне я напоминала себе, что мне нужно быть бдительной, что я не могу допустить, чтобы все прошло так, как в День святого Валентина, но мысль не совсем дошла до моих предательских пальцев. Мои руки обхватили его затылок, и мой мизинец и безымянный палец медленно скользнули вниз под воротник его рубашки. Второй и третий кончики пальцев коснулись кожи моей спины. Тупой край ногтя слегка, но преднамеренно провел по моей коже. Я глубоко вздохнула. Все четыре пальца залезли под воротник его рубашки. Прозвенел звонок, извещающий о комендантском часе. Вздрогнув, я вскрикнула и упала бы, если бы он быстро не поймал меня за талию. Фред откинул голову назад, смеясь. — Это не смешно, — проворчала я, скрестив руки на груди. — О, перестань, Льюис, — поддразнил он меня, щекоча. — Не сердись. Я отмахнулась от его рук. Разумная часть моего мозга внезапно вернулась, и я осознала, в каком положении нахожусь. Румянец залил мои щеки, и я встала, стаскивая его с дивана. — Нам лучше вернуться. — У нас есть десять минут, — сказал Фред. — Никакой спешки. — Да ну… — я прочистила горло. — Это было немного… — Мои щеки вспыхнули, отчасти из-за смущения, что я позволил себе попасть в ту же ситуацию, что и в прошлый раз. Ухмылка Фреда стала лукавой, и он пошевелил бровями. — Ты собиралась изнасиловать меня, не так ли? Я вздохнула. — Я не понимаю, как ты можешь так легкомысленно относиться к этому. Его глаза немного смягчились, и он притянул меня к себе в объятиях. Это не было романтично, просто дружелюбно. Я позволила себе немного расслабиться, прижавшись щекой к его груди. — Шарлотта. — Да? — Ты слишком много беспокоишься. Я вздохнула и отстранилась от него. — Ты же не можешь серьезно думать, что моя… — я сделала неопределенный жест, мои уши горели. — …увлеченность приведет к чему-то хорошему. Он изогнул бровь. — Я думаю, что мы оба наслаждались друг другом. — Ну да, — признала я. Он ухмыльнулся. — Но дело не в этом. — В чем тогда? — Дело в том… — я сделала паузу, пытаясь подобрать нужные слова. — Похоже, что мы ходим по краю. Мы делаем все это только потому, что хотим быть с другими людьми. Зачем… — Мои щеки вспыхнули. –… знаешь… засовывать руку мне под рубашку, если наша цель — другие люди? Фред изогнул бровь, глядя на меня. — Едва ли моя рука под рубашкой, Льюис. — Это была фигура речи. Он вздохнул, уголки его рта дернулись в довольно дерзкой ухмылке, и я поняла, что он собирается сказать что-нибудь нелепое. — Льюис. Ты боишься, что влюбишься в меня? Я вздохнула и строго посмотрела на него. — Я не это хотела сказать, ты просто пытаешься превратить это в еще один способ потешить свое эго. — Я имею в виду, что не могу винить тебя за то, что ты беспокоишься, — продолжал он, как будто не слыша меня. — Я очень обаятельный… — Фред… — Не говоря уже о красоте… — Клянусь могилой Мерлина, ты доведешь меня до преждевременной смерти. — И довольно умный и смешной… Оглядываясь назад, я понимаю, что он коснулся крупицы правды там, в той комнате. Возможно, именно поэтому мы ушли тогда, ссорясь и дразня друг друга и не говоря о последствиях того, что он только что сказал. Мы демонстративно отводили взгляд от этой темы, когда так открыто и свободно говорили обо всем остальном. Это было похоже на то, как вы закрываете глаза, когда роняете спичку, и верите, что если вы не увидите, как она упадет на пол, вы спасетесь от пожара.