***
Люцифер вошёл в комнату, когда Хлоя была уже там. Он понимал, что поступает с ней плохо, когда уходит так надолго и оставляет её одну. Но он не может ничего сделать. Его также зацепило то, что их ребёнок погиб, так и не родившись. Декер сидела за столом, вертя в руках стакан, из которого он обычно пил воду, когда приходил, но на этот раз она ему была не нужна. — Где ты был? — спрашивает Хлоя, не поворачиваясь к нему. По интонации её голоса можно было понять, что она не в настроении. — Ходил в погреб, — отвечает он, — Решал проблему с потреблением молодежью палёного вина. — А я? — продолжает она. — Что ты? Женщина горько усмехается, всхлипывая, и до Люцифера, кажется, доходит, о чём она говорит. — Родная… — он спешит её обнять, но она встаёт из-за стола и поворачивается к нему. Слёзы на её щеках заставляют его почувствовать себя полным кретином. — Нет, ты находишь время для всех, кроме меня, — она отворачивается от него к окну, обнимая себя руками, — Ты находишь время для Хулии, для Мейз и других людей в этом чертовом интернате, кроме меня! Меня, словно бы, не существует. — Хлоя, милая, ты же знаешь, что это не так, — пытается заверить её дьявол, но она непреклонна. — Я потеряла ребёнка неделю назад, — напоминает она ему, — Ты был мне нужен, но тебя никогда не бывает рядом в последнее время. Ты вечно где-то пропадаешь. И Хулия! С Хулией ты бегал, как с родным ребёнком, когда Трикси была в изоляторе. Про Рори ты совсем забыл. — Не правда, — возмущается он, — Я каждое утро прихожу к ней, а днём ей больше интереснее со своими подружками. И Трикси я навещал в изоляторе. Не делай из меня монстра! Последняя фраза больно отбивается в сердце лейтенанта, когда она вспоминает непростое прошлое своего мужа, и ей, на мгновение, становится даже стыдно за все слова, которые она ему сказала. Она снова всхлипывает и опускает взгляд вниз. Логически она понимает, что он ни в чём не виноват, и всегда рядом с ней, но последнее время, последние события заставили её стать истеричкой. — Дорогая, я никогда тобой не пренебрегал, — он подходит к ней ближе и берёт её за холодные руки, — Я виноват, что уделяю тебе меньше времени в последние недели, особенно после того, что произошло. Но, на самом деле, мне самому сложно поверить в это. Он прижимает её к себе и она обнимает его в ответ. Её голова прекрасно выписывается под его подбородок и чувство её маленького тельца в своих руках вызывает в нём боль. Это ведь его Хлоя. Его. Ничья больше. Это та самая женщина, родившая ему дочь, та самая женщина, которую он так сильно когда-то полюбил, и которая также сильно любит его в ответ. Он бросил её в самый страшный момент одну, совершенно позабыв, насколько она может быть хрупкой, после всего, что они пережили. — Прости меня, — говорит он ей, — Прости меня за всё, любимая. Хлоя молчит и он наклоняется вперёд, чтобы поцеловать её в макушку. От неё веет теплом и спокойствием. И как он мог так с ней поступить? — Не оставляй меня больше, — просит она его. — Ни за что на свете, милая.***
Сегодняшний день был первым, когда весь класс смог собраться на уроки. Хулия села, наконец-то, с Иваном и почувствовала невероятное спокойствие, когда он всегда находился рядом. Как будто всё то время, которое они были не вместе, она была одна. Так и было. И только она одна не замечала того, какой была дурой. Иван положил ладонь ей на ногу под партой и слегка сжал, отчего она улыбнулась. Рубен смотрел на них с ненавистью, но, в принципе, ничего не мог сделать, потому что Хулия сама его отвергла. К тому же, после всего, что он наговорил о ней при ней и не только, она не будет с ним даже разговаривать, не то, чтобы встречаться. Но злость всё равно присутствовала. Никто не может его опровергнуть. Рука Нойрета стала подниматься ещё выше, когда учитель латыни объяснял очередную нудную тему, и Хулия вздрогнула, когда его пальцы коснулись её трусов. — Иван, — прошептала она, перехватив его руку своей, — Сейчас не время. — О чём ты? — издевался парень, продолжая то, что начал. Медина напряглась. Не то, чтобы она вовсе этого не хотела… — Иван, пожалуйста, — взвыла она, — Давай отложим это до вечера. У нас будет вся ночь впереди. Нойрет усмехнулся, но руку убрал. Не хотелось, чтобы она кончила прямо на уроке. Хулия задумывается над тем, что Иван не относится к ней, как к больной. Их отношения остаются на прежнем уровне, и её это радует, потому что этого она тоже безумно боялась — жалости с его стороны. Самое ужасное, что может случиться, когда ты болеешь, как ей кажется. Когда они всё-таки встречаются в спортивном зале, там уже всё приготовлено к их ночи. Иван сильно постарался, когда доставал свечи, и уже был готов высказать какую-нибудь пошлую шутку, когда услышал, как она вошла, но потерял дар речи, увидев её. Хулия не знала, что ей надеть. С одной стороны хотелось быть самой красивой, как в ту новогоднюю ночь, с другой — её хватит на пару часов, а потом она отрубится, как происходит в последнее время. Но кажется, что лёгкая рубашка, выше колен, ему тоже понравилась. На самом деле, Нойрет уже видел её в таком виде и ни раз, для него было не это поразительно, а то, как долго, как давно, он видел её такой… Такой нежной, домашней, такой только его, такой, какой она показывала себя только ему. — Ты так на меня смотришь, — смеётся она. — Я просто вспоминаю, какого это, когда ты рядом, — признаётся он, притягивая её к себе за талию, — Такая невероятно нежная, — его нос оказывается на её шее и она не может больше дышать, — Я так скучал по твоему запаху, — он утыкается в её макушку и глубоко вздыхает. Ему приходится поймать её, когда она перестаёт контролировать своё тело от его прикосновений. — Я тоже безумно скучала, — говорит она, — Видеть тебя и проходить мимо, было самой настоящей пыткой. Он внезапно подхватывает её на руки и она от неожиданности хватается за его шею, пытаясь удержаться. Хулия знает, что он никогда не уронит её, но рефлексы никуда не деть. — Ты — самое лучшее, что случилось в моей жизни, — Иван кладёт её на простыни, расстрелянные на матрасах, нависая над ней сверху. Он целует её лоб, щёки, нос и губы. Ему хочется её всю покрыть поцелуями, показать ей, как сильно он зависит от неё. От неё такой маленькой и любимой. Она хнычет под ним, прикрывая глаза, когда его рука оказывается между её ног. — Непослушная, — бормочет он ей, когда его рука чувствует голую кожу. Он пробирается ещё глубже. Она выгибается в спине. — Иван, пожалуйста, — просит она, но он лишь усмехается. — Ты лишила меня трёх недель счастья с тобой, — напоминает он ей, — Будь терпеливей, малыш. Он затыкает её стон поцелуем и его распирает от эмоций, когда она обвивает ногами его торс. Его Хулия. Его. Только его. Он целует её родинку на щеке, второй рукой заправляя назад выбившиеся волосы. Это высшая степень эйфории — видеть и чувствовать её. Как она и говорила, её хватает лишь на пару часов, и они заканчивают на последнем издыхании. Хулия тяжело дышит, её глаза слипаются от усталости и Иван смеётся над ней, когда прижимает её обнажённое тело к своему. — Засыпай, — говорит он ей, целуя её в лоб. — Я боюсь, — бормочет она ему в грудь, и он напрягается. — Чего ты боишься, малыш? — он гладит её по спине, чувствуя гладкую и шелковистую кожу. — Я боюсь проснуться с утра и понять, что всё это было сном, — признаётся она, — Так уже было, и я… Она замолкает, зажмуривая глаза и сердце Ивана снова готово разорваться на части. Она уже просыпалась в одиночестве, надеясь, что он будет рядом. — Я буду рядом, когда ты проснёшься, — он снова целует её в лоб, желая стереть с её памяти те мгновения, которые она провела одна, хоть и по особенному желанию. Она была одинока, и от этого ему плохо, — Я буду обнимать тебя всю ночь, чтобы ты чувствовала себя в безопасности. — А если это всё-таки окажется сном? — спрашивает она. — Я не хочу просыпаться одна, Иван. — Не может быть два одинаковых сна, дорогая, — он продолжает целовать её лицо и шею. Она снова хнычет, прижимаясь к нему ещё плотнее. — А если это сон, — вдруг продолжает Иван, — То ты должна придти ко мне и всё рассказать. Ты ведь из-за этого страдала? Она судорожно кивает и всё же закрывает глаза. — Расслабься, — говорит он ей, снова поглаживая по спине, и она действительно расслабляется. Её веки постепенно становятся слишком тяжёлыми и сознание всё дальше от реальности. Иван шепчет ей что-то приятное, но она уже не понимает, что это. Но лишь звук его голоса успокаивает её. Он рядом. Она просыпается вновь посреди ночи в холодном поту, подрываясь в постели. У неё жутко болит голова и кажется, как будто она сейчас взорвётся. Ей снилось, словно бы она всех забыла и не могла вспомнить, из-за чего все обиделись на неё и не хотели разговаривать. Хулия озирается по сторонам, тяжело дыша и всхлипывая от слёз, в которых она проснулась. Ивана рядом не было. Ей всё приснилось. Она вновь осматривается по сторонам, и понимает, что находится в спортивном зале, что бывает только с ним, но его нет рядом. Его нет. — Иван, — судорожно зовёт она его. Её трясёт от эмоций, ей страшно, что он не придёт, что она сама каким-то образом оказалась здесь, — Иван, — повторяет она, ища свою рубашку в кромейшей темноте. Хулия надевает обратно свою вещь и садится на коленях. Сейчас уходить отсюда слишком рискованно, зная некоторые традиции Эльсы, поэтому она зажимает рот рукой, чтобы не издавать громкие звуки рыданий. Входная дверь скрипит, открываясь, и ей кажется, что сейчас её здесь и поймают, но на пороге она видит лишь Нойрета, пытающего как можно тише закрыть дверь обратно. — Иван! — она вскакивает на ноги и бежит к нему, врезаясь. — Хэй, — он ловит её, слегка пошатнувшись от силы удара, и ему не нужно ничего объяснять, когда он сам всё понимает, — Я ходил в туалет, — объясняет он, — Ты очень крепко спала, я не думал, что ты проснёшься, — продолжает он с сожалением. — Мне приснилось, что вы все обиделись на меня за то, что я вас забыла, — говорит она ему, — И я проснулась… Она замолкает на мгновение, когда новый приступ головной боли ударяет ей в висок настолько больно, что она пошатывается. Всё вокруг начинает кружиться. — Хулия? — обеспокоенно спрашивает Нойрет, покрепче удерживая её. — Давай ляжем, — он поднимает её подмышками, слегка подбрасывая вверх, чтобы удобнее взять. — Голова, — хнычет она в этот момент и он лишь наклоняется, чтобы взять одеяло, в которое закутывает её, и спешит к выходу. — Потерпи немного, родная, сейчас дойдём до Люсии… — он не заканчивает, когда чувствует, как её голова падает ему на плечо, — Хулия! — кричит он, и ему плевать, что вся школа сейчас спит. — Хулия, очнись! Он ускоряется и уже бежит вниз по лестнице к медблоку. Эта ночь запомнится ему надолго.***
Люцифер с Хлоей просыпаются от крика Ивана в коридоре, и они оба понимают, что могло произойти. В кабинете врача уже был отец Хулии, когда они пришли, и ничего не внушало хороших прогнозов. — Приступы участились, — говорит Люсия, — Если она не перестанет принимать лекарство… — Если она перестанет их принимать, она умрет за два дня мучительной смертью, — кричит Педро, до этого поглаживая дочь по голове. — Я не говорю перестать его принимать, — поправляет его Люсия. — Что будет дальше? — спрашивает Иван, стоящий около окна. По его выражению лица было сразу понятно, что он до чертиков напуган. — Слабоумие и смерть, — отвечает врач и Хулия находит этот момент, чтобы придти в себя. — Доброе утро, солнышко, — улыбается ей Педро, поглаживая её по щеке. Хулия хмурит брови, совершенно не помня, что такого произошло, что она снова здесь оказалась. Иван тут же спешит к ней, чтобы она вновь не подумала, что всё было сном. — Привет, — он берёт её руку в свою и подносит к губам, — Как ты себя чувствуешь? Медина осматривается по сторонам с полным отсутствием эмоций. — Я ничего не помню, — говорит она и вновь повисает тишина.