Ее белая рубашка

             Не было больше покоя. Вот теперь началась настоящая война. Теперь на Парадиз вторглись, теперь происходит терроризм, как много лет назад. Вот теперь было страшно, когда из всех людей рядом остался один Кирштайн. Мия совершенно не интересовалась тем, как все идет, что там с марлийцами, что на уме у ее соратников, кроме Жана. Ей отдавали приказ, она его выполняла. Всякий смысл во всем этом где-то потерялся. Но этот чудовищный страх не покидал ее ни на минуту. Более всего ее пугала она сама. При мысли о дрожи земли она больше не жалела людей. Почему-то все их жизни внезапно обесценились, теперь было не так сложно убивать. Ей это определенно не нравилось, скорее даже настораживала такая бесчувственность к жизни своей и чужих. Она хоть и находилась в опасности раньше, когда не могла убить, но она хотя бы была верна себе. Она сохраняла свои принципы, она жалела и сострадала, но куда делось это ломящее чувство сейчас? Все кануло в далекое небытие, как только все близкие ей люди оказались зарытыми в земле. В одном только Жане она находила свое утешение и сон. Если уйдет и он...это точно закончится печально. Все уже было не солнечно. Она все время наедине с собой только панически закрывала уши руками и, утыкаясь носом в колени, рыдала. Ее охватывала ужасная паника, вспомни только она про этот выстрел в висок. Она могла поклясться, что слышит какие-то голоса, хотя, возможно, это было больше из-за недостатка сна. Кто знает...       Ривз опять в сказочной эйфории завалилась к Жану в комнату, не отмыв с рук кровь. Кирштайн с тоской глянул на нее, поймал взгляд, все понял и вздохнул, нервно глядя на время. —Ты же знаешь, что нам может понадобиться сорваться в любой момент...если на пару дней наступило затишье, это не означает, что можно расслабляться—пробормотал он, усаживая ее рядом и приобнимая.       Если говорить на чистоту, его сейчас вовсе не волновало, когда там и кого вызовут, он лишь хотел, чтобы все это поскорее закончилось. Чтобы все стало хорошо. Но, наверное, учитывая последние события, хорошо уже не будет. —Извини...мне стало плохо...—пролепетала она, постепенно приходя в себя. —Я просто волнуюсь...ты подвергаешь опасности в первую очередь себя, когда делаешь подобное на службе —Ага, и главная опасность—это попасть под руку Леви в таком состоянии...я уже устала... —Я так хочу, чтобы мы снова могли жить спокойно...я до мозга костей люблю тебя и очень боюсь, что в один такой день могу потерять и тебя. Мне уже хватило всего этого ужаса... —Поэтому мне паршиво от того, что мы бездействуем сейчас, позволяя этому ужасу продолжиться —Увы, но мы бессильны, когда все так тихо. Отдохни от этих мыслей, ты выглядишь сильно измотанной...Не переживай, все наладится. Нам нужно быть немного аккуратнее, тогда все будет хорошо. Знаешь...когда все это закончится, я хочу уехать с тобой куда-нибудь подальше. Там, где будет спокойнее. Может, к реке или озеру... —Звучит прекрасно —Тогда решено. Дом у водоема неподалеку от леса, где будем только мы вдвоем—мечтательно бормотал Жан, размеренно гладя ее плечо пальцем—Или любое место, которое ты захочешь. Главное, чтобы была ты       Ривз улыбнулась, устроилась поудобнее на его плече и снова задумалась обо всем на свете, что вводило ее в тревогу, однако холодные руки и родной запах сигарет заставляли ее успокоиться и засыпать, пока есть время. Пока они еще вместе...       Инцидент со внезапно появившимся Эреном, плачущая Микаса и избитый Армин. Мия, что десять минут назад билась в панике от нахлынувшей вины за Конни, теперь внимательно наблюдает за уже произошедшим. Скоро, видимо, люди из могил повылезают, раз Аккерман плачет. Ривз только принесла ей салфетки и принялааь разбираться, что случилось, а главное, почему Эрена никто больше не видел. Конечно, ей уже были известны эти толпы народа, требующие освободить Йегера, однако она уж точно не думала, что в итоге все случится по их желанию. Ее все больше пугали происходящие события, а то, что она стала часто замечать Габи, вовсе заставляло руки ужасно чесаться, но попытки по расправе с ней уже успел провести Никола. Естественно, это не устроило капрала, но в эти разборки Мия предпочла особо не лезть, куда важнее сейчас было понять всю связь среди трех воюющих групп. Ну и, конечно, определиться, к какой из них вообще относится сама Мия, потому что она знатно проспала все, происходившее за пределами ее тревоги...       К концу дня для себя она так ничего и не решила. Все становилось только еще более непонятным, а единственным выбором оставалось следовать наставлениям тех, с кем воевала до этого бок о бок. Наверное, среди всего этого она имела одну лишь понятную ей тернистую дорогу. Она была безумно благодарна Жану просто за то, что он находит для нее время даже сейчас. Они, конечно, стали куда чаще спорить, но не могли злиться больше получаса. Однако...Мие снова стало тяжелее понимать свои чувства. Она, вроде, любила его, да только настолько утопала в тревоге, тоске и печали, что все остальное как-то размывалось, смешивалось между собой, путало ее только больше. Более ее огорчало то, как он старается поддерживать позитивный настрой между ними. Мия ведь прекрасно замечала, как ему плохо, как он пытается спрятаться от всего, закрываясь руками, словно ребенок, как с каждым днем блокнот его становится все тоньше от изорванных листов. Но стоило только ей зайти в комнату, как он тут же стирал с лица весь негатив и, заинтересованно глядя на нее, улыбался так радушно, будто они уже закончили эту войну и были теперь только вдвоем. Сколько бы раз Мия ни пыталась поговорить с ним на тему его самочувствия, он отнекивался и только глупо улыбался, говоря, что не понимает о какой меланхолии идет речь.       Вот только все вдруг раскрошилось в щепки, когда во время очередной кровавой бойни сразу после хорошего вечера с выпивкой, Мия очнулась не у себя или Жана, даже не у Йегеристов, а в совершенно чужом для нее месте. Руки сдавливает веревками, вокруг темень, а это цикличное тиканье часов добивает в ней всякое здравое мышление...       Только черт знает, сколько она просидела там в полном отчаянии. Она бы никогда не подумала, что будет настолько страшно находится в комнате, где только она и тикающие часы. Хотя, возможно, тут даже был кто-то еще. Она не видела ничего. В конце концов она пришла к выводу, что на ней повязка, однако она была уверена, что в комнате тоже тьма несусветная. Самое ужасное было, что она не могла сделать вообще ничего. Она, безусловно, пыталась вырываться, кричать, но все тщетно. Более того, Ривз, наверное, уже очень давно не была настолько голодна. Такая беспомощность убивала во всех смыслах...       Мия была готова поклясться, что на пару секунд ослепла, когда с головы вдруг сорвали повязку, а в глаза дало чертовски якрим светом. Хотя на самом деле, он едва прокрадывался в углы комнаты, оставляя темные зазоры от своей слабости.       Незнакомые лица. Незнакомое место. Она с подозрением оглядывала двух мужчин противных лицом, стоящих перед ней, а сердце так и готовилось выпрыгнуть, но девушка молчала. Молчание это дробило остатки рассудка на мелкие куски, собрать которые было бы уже невозможно. —По-моему, ты сильно ошибся—буркнул один из мужчин, анализируя ее поведение. —Да говорю же тебе! Если она не разведчик, то я покончу с собой. Да только они такую выдержку имеют, помимо наших —Твоя взяла, но попадись мне только на глаза, если она нам пользы не принесет—шикнул наконец темноволосый и склонился над ней, разглядывая все в ней досконально.       Ее брало желание плюнуть ему в лицо, но она решила, что ударить его лбом будет куда полезнее. —Сука!—вскрикнул он, хватаясь за голову.       Мужчина долго думать не стал, со всей силы ударил ногой по животу, вынуждая ее выплевывать кровь. Ее одолевал непонятный гнев, но по обстановке здесь было понятно, что брыкаться не стоит. Марлийцы, значит. Но вот только...пленники им зачем? Получится сбежать? Сколько здесь еще таких же, как она? Где Жан?       Мужчина присел перед ней, чуть приподнял ее голову и поморщился. —Думаю, мы можем уже приступить к делу—в руке его сверкнуло острое лезвие, а откуда-то со стороны вдруг раздался истошный вскрик....