***
— Джисон, погоди-ка, — увидав издали деревенского мальчишку, направляющегося в дом Хванов, позвал Сынмин. — Не ходи пока к ним, — дождавшись, когда юноша подойдет ближе предостерег старший омега. — Али приключилось что? — У друга твоего течка началась, вот замужние дела и решают. — Да так решают, что уж несколько дней соседи заснуть не могут, — откликнулся рядом стоящий Чонин, да добавил задумчиво: — Правду говорят: бей мужа молотом — будет он золотом. Услышав блудную поговорку, Джисон так и застыл на месте с разинутым ртом, а вот Сынмин выдал уже привочное: — Не был бы тяжелым — тумаков бы тебе отвесил.5.
10 ноября 2023 г. в 17:51
Весну сменило лето. Солнце, скрывающееся за горизонтом всего на несколько часов, пекло безжалостно: было душно, дышать — тяжело, а коль решишься в полдень нос из дому показать — ощутишь на себе все прелести перегрева. Феликс в это время старался избу не покидать, выходил лишь на рассвете да по вечерам, когда небо приобретало розово-оранжевые оттенки. Днем он занимался бытом: то приберется, то кухарить начнет, то рубашку Хенджину вышьет. Дел всегда хватало. Бывало, омега припоминал слова Чана: «Даром, что волк — ведёт себя порой аки осëл упёртый». В такие моменты хотелось добавить: не томко осел, так еще и свинья — как придет домой из лесу, так хоть на порог не пускай. Где уж они лазают на своей охоте, одной Матери Природе известно. То мокрый порог переступит, то в земле, грязи, то окровавленный. Одно лишь сущность альфы выдавало: ел, аки волк — двойные порции сметал с аппетитом, так после еще и добавки просил. На все это Ликс ворчал, да не всерьёз. Коли грязный явиться — во дворе шкуру отмоет, а как ужинать — так хоть десять тарелок наложит, лишь бы сытый был.
Хенджин же не переставал ухаживать за любимым: каждое утро встречал со свеженарванным полевым букетом, подарки таскал, кусок повкуснее в тарелку омеги подкидывал, по вечерам гулять водил то до речки, то на поле, а то и в гости к соседям — повеселиться да выпить. А коль уж ночь наступала, так он омегу до безумства доводил: ласкал, нежил, скуление и стоны из горла вырывал, да не отставал, пока тот совсем из сил не выбьется.
Вместе жилось не худо. Всяко, конечно, бывало: и поворчат друг на друга, и посмеются. Частенько, сидя у реки, пара вспоминала о первой встрече на празднике, о встрече на реке, о прошлом лете, запомнившемся ярким и веселым, и последующей разлуке. Иногда разговоры затрагивали далекое прошлое: детство, семью. Когда Ликс рассказал об отце, его отношении к папе и ему самому — Хенджин рвал и метал, в какой-то момент омега даже подумал, что он дерево переломит — настолько яростно альфа его бил. Но стоило лишь обнять со спины, повернуть да поцеловать нежно, как волк внутри уши поджал, заскулил и расслабился. Позже Хван ответил: он рад, что с обещанным ему Звездой рядом были Ёнджо и Гонхак, совсем не похожие на родителя — заботливые, щедрые, понимающие и защищающие.
В ответ альфа рассказал свою историю. Он в семье был единственным и долгожданным ребенком. С самого детства Хенджин любил помогать папе по дому, наблюдал как тот огородом занимается, да цветы у забора сажает. По вечерам же его тренировал отец: учил обращаться, затаиваться, выслеживать дичь. Однажды, желая порадовать родителей, мальчик притащил в дом свою первую добычу — соседского петуха. Папа тогда за голову схватился, а вот отец — похвалил. Семья у них крепкая была, счастливая. Вот только на шестую весну Хвана все резко изменилось. Отец пошел на охоту, да так и не вернулся — с медведем не совладал. Узнав о кончине мужа, от печали папа захворал, да умер спустя пару месяцев. На воспитание тогда юного перевертыша взял к себе глава деревни — отец Чана. Прошло время, старые раны затянулись и альфа продолжил жить в новой семье, где у него появилось два названных брата — Чан и Чанбин. Те, правда, замуж вышли рано, да и разбежались по своим домам с омегами. Вот только Хендждин ни о чем не жалел — виделись они часто, на праздники вместе ходили. На одном из них он и встретил своего обещанного Звездой.
Словом, притирались молодые друг к другу, привыкали к жизни замужней. Нередко в гости забегал Джисон. Недавно помолвленный на Минхо, омега частенько прибегал в волчью деревушку посмотреть на строящийся дом. За разговорами время пролетало незаметно и весело. Друг все выпытывал: кого это — замужним быть, а Феликс в ответ улыбался мечтательно-счастливо, да отвечал — сам скоро поймешь.
Под конец седмицы в гости приходили братья Хенджина с семьями: Чан притаскивал мяса, Чанбин — браги. В такие дни альфы готовили ужин сами, давая омегам отдохнуть. Сынмин, дольше всех находящийся в браке, иногда давал советы беременному Чонину, да за своими играющими детишками поглядывал. Младший из омег зачастую хитро щурился и заговорческим шепотом выпытывал у Феликса детали их с Хваном спальной жизни. Сам же молодой муж краснел и убегал понянчиться со щенками. В такие моменты, наблюдая за другом, Чонин шутил:
— Невинный какой! Хоть знает как детей то этих делать да откуда они потом вылезают.
— Не был бы тяжелым — тумаков бы тебе отвесил, — бурчит обычно Сынмин. — Сам то, небось, недавно узнал.
В один из таких дней Феликсу нездоровилось: появилась слабость, поднялась температура. Выпив настоя от простуды — нечего было вчера ночью с Хенджином в реку лезть — омега лег в постель и задремал. Разбудили его взволнованные голоса Сынмина и Чонина, которые, по обыкновению, пришли на вечерку раньше альф.
— Я отведу детей домой и схожу мужа его непутевого позову, а ты отвара побольше приготовь и за Феликсом приглядывай, пока Хван не вернулся.
— А отвар то какой? — сверкнул глазами младший. — Чтобы у Хвана все получилось, али не очень?
— Ты мне пошути ещё! — пригрозил старший омега, переступая порог спальни.
Больше слов Ликс разобрать не сумел. Веки, вновь будто налившиеся свинцом, сомкнулись. Простонав от боли в ломящихся костях, тянущем животе и зуде в причинном месте, омега сграбастал в объятья подушку мужа и, уткнувшись в нее, провалился в беспокойный сон.
Вновь он проснулся от нежных поглаживаний по лицу и бьющего в нос аромата мяты с чабрецом. Не открывая глаз, Феликс уткнулся в шею любимого альфы. Зачесались зубы, с новой силой сзади начало зудеть. Поддавшись необъяснимому желанию, юноша впился зубами в кожу, вырывая из груди Хенджина утробный рык.
— Маленький мой, от чего ж не сказал, не предупредил, — Ликс впервые услышал, насколько низко может опуститься голос мужа. — Да и я не уследил.
— Ты про что? — продолжая ластиться, промурлыкал омега.
На это альфа лишь тяжело вздохнул. Через силу оторвав от себя любимого, Хенджин усадил его на кровати и протянул плошку с терпко пахнущим отваром. Феликс насторожено понюхал предложенное питье, поморщился, надул пухлые губки и отстранил от себя чужую руку.
— Не хочу, — заявил он. От чего-то Хвану вспомнилось, как его муж прошлой осенью топтал ножкой от негодования на поляне. Казалось, стой он на полу — поступил бы также. — Лучше ты ко мне иди, — глазки стали округлыми, влажными, умоляющими, вот только на губах расползлась хитрая улыбочка. — Зачем мне травки, альфа, коль ты пахнешь желаннее?
— Любовь моя, надо выпить.
Покачав головой, Хенджин присел рядом и поднес к губам плошку. Омега скуксился, недовольно зыркнул на мужа, но все же пить начал. Быстро, неаккуратно, подталкивая чужую руку, дабы содержимое быстрее закончилось. Несколько капель сорвалось с уголка рта и струйкой побежало по шее, скрываясь за полурастегнутым воротом рубахи и оставляя на нем влажные следы. Последив за ними взглядом, альфа гулко сглотнул накопившуюся слюну. Сдерживаться становилось всё труднее. Разливающийся яркий запах малины, отдающий слабыми нотками кислинки, все больше смешивался со свежим ароматом мяты и чабреца.
— Хочешь? — хитро блеснул глазами Ликс, уловив затуманенный взгляд альфы. Услышав голос, тот поднял глаза и в тот же момент уловил юркий язычок, проскользнувший меж губами. Слова застряли в горле. — А я очень хочу, — наклонившись ближе, омега опалил чувствительное ухо дыханием. — Тебя внутри. Почувствовать твои быстрые и грубые движения, твой вкус, наполниться твоими щенками. Возьми же меня, альфа.
Видит Мать Природа, Хван пытался сдержаться. Вот только обещанному своему никогда отказать не мог, а уж коли он течным был, да сам манил — тут уж грех волка своего на цепь сажать. Рыкнув, альфа откинул плошку подальше, сам навалился на мужа, придавив его к кровати. Прорезавшимися клыками, он прикусил нежную кожу у запаховой железы, пуская из нее пару капель крови и тут же начиная зализывать ранку. От острой мимолетной боли, тут же сменившейся горячим удовольствием, омега закатил и прикрыл глаза.
Опустившись с поцелуями ниже, до острых ключиц, Хенджин нетерпеливо рыкнул — рубаха хоть и была слегка расстегнута, но сейчас была словно бельмо на глазу. Не желая ждать ни секунды, сильные руки рванули ворот в разные стороны, освобождая белоснежную кожу от пут грубой ткани. Открыв себе путь к желанному телу, длинные узловатые пальцы легко пробежались от низа трепещущего живота до груди, попутно пересчитывая выпирающие ребра и заставляя омегу выгнуться дугой.
— Скоро здесь будет расти наш щенок, — лаская живот, прошептал Хван, чувствуя, сколько удовольствия одна эта мысль приносит его внутреннему волку. — А здесь, — он коротко лизнул затвердевший бутон соска. — Появится сладкое молоко.
Не выдержав смущающих, но таких правильных и желанных слов, Феликс запустил свои аккуратные маленькие пальчики в длинные волосы альфы и притянул его ближе к чувствительной груди. Желание омеги для Хенджина всегда было законом, от того он словно послушный домашний пес выполнил безмолвную команду. Прикусив левый сосок, он оттянул его и отпустил, начиная лизать, надавливать самым кончиком языка, обводить вокруг. Краем глаза альфа заметил, что распалившийся суженный сдавливал и перебирал пальцами вторую горошинку. Тем лучше.
Не отвлекаясь от ласк, Хван ухмыльнулся и свободной рукой проник за кромку штанов. Внутри было горячо и влажно. От таких невинных ласк, натянутый будто струна лютни, омега тек и невольно выпускал все больше феромонов. А стоило лишь дотронуться до его налившейся плоти, как из горла вырвался громкий стон, а на ладони осталось больше влаги. С удивлением Хенждин обнаружил, что Ликс излился от одного касания.
— Вот так, мой мой хороший, мой золотой, — довольно проурчал альфа. — Повернись-ка ко мне.
Феликс приоткрыл глаза, заволоченные желанием, и с непониманием взглянул на любимого. От накатившей волны удовольствия, казалось, он перестал различать человеческую речь — звуки слышал, но разобрать никак не мог. Оставалось лишь подчиниться настойчивым рукам и перевернуться на живот, рефлекторно приподнимая ягодицы. Омега даже не заметил, как остался без штанов и исподнего, но четко ощутил, как альфа припал с поцелуем к одной половинке, укусил вторую, принюхался, а после — широким мазком лизнул колечко мышц, вырывая из груди крик удовольствия. Не давая продыху, язык короткими движениями спустился к промежности, пощекотал яички и вернулся назад, начиная поступательно проникать в горячее нутро и ласкать стеночки. Вскоре к нему добавились пальцы, проникающие глубже, растягивающие и растирающие особо приятную точку внутри. Всего несколько движений — и омега вновь изливается, пачкая свой живот и простыни. К тому моменту, когда Хенджин отстранился и с удовольствием облизнул влажные губы, Ликс плавал на грани сознания — мысли давно покинули светлую голову, оставляя лишь блаженную пустоту.
Аккуратно уложив безвольно тело омеги на бок, альфа подхватил стройную ножку и, приставив свой член к трепещущей дырочке, начал медленно входить. Почувствовав долгожданное растяжение и наполненность, Феликс распахнул глаза и вновь надрывно простонал. Когда же Хван начал двигаться, юноша и вовсе забыл свое имя — мог лишь хрипло стонать и звать своего альфу. В какой-то момент он начал скулить и молить. Вот только о чем — ни один из них не припомнит. Упомни уж тут, когда вторая сущность буйствует, а ты на поводу желаний идешь.